Джуди смотрела с веранды своей спальни на живописную бухту Кирения, лежавшую внизу за узкой полоской прибрежной равнины. С востока над бухтой нависал старинный замок, а вдали, за спокойной гладью голубого теплого моря, виднелись Турецкие горы, вершины которых, покрытые льдом, ослепительно сверкали в лучах солнца.

Джуди приехала на прекрасный остров Кипр, когда ей исполнилось пять лет, вскоре после того, как один за другим, в течение всего трех месяцев, умерли ее родители и ее дедушка по матери, Киприот греческого происхождения, взял ее под свою опеку. С тех пор Кипр стал ее домом — она жила в роскошном доме деда, окруженная его любовью. Он позаботился о том, чтобы она получила хорошее образование, но воспитал ее так, как воспитывали на Кипре всех девочек, — в строгости, граничащей с суровостью. Она провела детские годы затворницей, но в шестнадцать лет дед отдал ее в школу, отослав во Францию, где она проучилась год. Джуди вернулась на Кипр всего два месяца назад, и ее опекун немного ослабил тот строгий надзор, под которым она росла, — ей было позволено ездить одной по всему острову и навещать друзей в Никосии.

Насладившись живописным видом, открывшимся с веранды, Джуди вернулась в спальню. Взяв расческу, она причесала волосы и, бросив быстрый взгляд на часы, поспешила вниз. Ее дедушка сидел во внутреннем дворике и читал газету; какое-то время она любовалась им, на мгновение позабыв о том, что через четверть часа отходит автобус в Никосию. Иссохший под лучами немилосердно палящего солнца, дед выглядел гораздо старше своих шестидесяти двух лет, но в твердой линии его подбородка и рта, низком лбе и прекрасных темных глазах было что-то аристократическое. Несмотря на возраст, его волосы были по-прежнему черными как смоль, а лицо — смуглым, как у араба; он был худощав, мускулист и очень высок — в отличие от большинства киприотов, коренастых и толстых.

В старости Кристалис будет похож на него, подумала Джуди. Кристалисом звали ее жениха, с которым она была помолвлена по воле своего деда. Крис попросил ее руки два года назад, когда Джуди было пятнадцать, а ему — двадцать шесть, и Джуди даже не пригласили в комнату, где ее дед и будущий муж решали ее судьбу. Она была поражена, почему такой человек захотел вступить в брак не по любви, а по договоренности. Она не могла понять, почему этот надменный и самоуверенный аристократ с изысканными манерами решился вдруг жениться таким старомодным способом — попросить ее руки не у нее самой, а у ее опекуна. Впрочем, это было в порядке вещей на Кипре, да и в его родной Греции. Крис не был киприотом — он был родом из Афин, но, подобно многим богатым судовладельцам, имел огромный дом на острове Гидра, а также роскошное бунгало в высокогорной деревушке Карми на Кипре. В тот год, когда Джуди исполнилось пятнадцать, он жил на Кипре и увидел ее в деревенской церкви. Он сразу же попросил ее руки, и не прошло и недели, как в ресторане Корнера, самом фешенебельном и дорогом ресторане Никосии, состоялся прием по случаю их помолвки.

К времени своей помолвки Джуди уже поняла, что слово ее дедушки — закон и что ей, подобно другим кипрским девушкам, придется смириться с мыслью о том, что ей предстоит прожить жизнь с нелюбимым мужем. Но на приеме, среди общего веселья, в ее сердце закрался вдруг необъяснимый страх перед Крисом, который казался ей таким грозным и держался так отчужденно. Однако Джуди успокаивала мысль, что их свадьба должна состояться только через два года. Она надеялась, что за это время что-нибудь произойдет и свадьбы вообще не будет.

Но вот прошло два года… и, в довершение всех несчастий, Джуди встретила молодого англичанина, Ронни Тенэнта, одного из тех немногих иностранцев, которым кипрское правительство разрешило работать на острове. Ибо на Кипре была страшная безработица, и только иностранцам, владеющим техническими специальностями, да сотрудникам посольств было позволено работать здесь, чтобы не лишать местных жителей рабочих мест. Ронни был высококвалифицированным специалистом в области связи. Он работал в телевизионной компании в Никосии, где, помимо выполнения своих прямых обязанностей, обучал и молодых киприотов. Джуди познакомилась с ним в самолете, когда возвращалась из Афин от своей подруги, а Ронни летел на Кипр из Англии, и в Афинах у него была пересадка.

С тех пор они тайно встречались, но Джуди преследовал постоянный страх, что об их встречах станет известно дедушке. На Кипре даже свободным девушкам было запрещено встречаться с юношами. Что же касается девушки, которая помолвлена с другим, то это было совершенно немыслимо. Если их тайна откроется, разразится грандиозный скандал и репутация Джуди окажется испорченной навеки.

— Дедушка, — наконец произнесла она, подходя к нему. — Я еду в Никосию. Мне нужно купить кое-что для своего наряда, который я надену на свадьбу Манулы…

— На свадьбу Манулы? — нахмурился он, опуская газету. — Но ты же на прошлой неделе два раза была в Никосии. Я думал, что ты купила все, что тебе нужно.

Джуди проглотила комок, застрявший в горле, и, не отводя своих красивых голубых глаз от нервно сжатых рук, произнесла:

— Нет, не все, дедушка. Мне нужен пояс для платья и еще… еще ленты для прически.

Она подняла взор — вправду ли ее дедушка смотрит на нее с подозрением или это ей показалось?

— Ну хорошо, поезжай. — Он посмотрел на часы. — И поторопись, а то опоздаешь к отходу автоколонны. Когда уходит автобус?

— Через десять минут. Я вернусь автобусом в пять пятнадцать.

— Смотри не опоздай. Ты не забыла, что с нами сегодня ужинает твой жених? Он написал, что приедет пораньше, около шести.

Джуди кивнула и отправилась на автобусную остановку. Итак, Крис приезжает. Сколько раз в своей жизни она его видела? Первый раз — в тот день, когда Крис приезжал просить ее руки и тетушка Астеро, сестра дедушки, привела Джуди, чтобы она познакомилась со своим женихом. Она вошла в гостиную, смущаясь и мечтая поскорее вернуться к себе. Джуди увидела человека, который просил ее руки и которому дедушка дал согласие. Крис окинул ее взглядом, в котором не было ничего, кроме безразличия, и они не обменялись даже поцелуем, чтобы закрепить соглашение. Второй раз Джуди увидела его на приеме по случаю их помолвки. Крис даже не подошел к ней. Он о чем-то долго беседовал с дедушкой, — наверное, они обсуждали ее приданое, подумала Джуди, — а остаток вечера проболтал со своими друзьями. Правда, пару раз она поймала на себе его изучающий взгляд — он откровенно разглядывал ее фигуру, словно решая про себя, сколько удовольствия доставит ему обладание ее телом. Впрочем, все это было в порядке вещей, как и его явное безразличие к невесте. И Джуди, воспитанная как обычная киприотка, не обиделась и не подумала, что к ней относятся без должного уважения. Она, однако, не вспыхнула от стыда, встретив его изучающий взгляд, как вспыхнула бы на ее месте любая другая кипрская девушка, и прямые черные брови ее жениха поднялись — это показалось ему забавным.

Третий раз они встретились на свадьбе Маргариты. Крис оказался тогда на Кипре — он отдыхал на своей вилле, расположенной в горах недалеко от деревушки Карми, — и принял приглашение на свадьбу, хотя до этого понятия не имел о существовании Маргариты, как, впрочем, и Джуди. Но на Кипре существует обычай приглашать на свадьбу всю деревню, и если ты получил приглашение, то отказываться неприлично. В этот раз Крис даже танцевал с Джуди, и они немного поговорили, но их разговор напоминал беседу людей, встретившихся совершенно случайно, людей, которых ничего не связывает.

И вот Крис снова приезжает… На этот раз он посетит их, чтобы назначить день свадьбы, — в этом нет никакого сомнения. Увидев, что автобус уже тронулся, Джуди побежала, и шофер остановился. Она вошла в автобус, и они поехали, но тут какой-то пассажир вспомнил вдруг, что забыл дома сигареты; автобус снова остановился, и все стали ждать, когда этот пассажир сходит в магазин и купит их. Вскоре они присоединились к автоколонне. Дорожная полиция, как обычно, проверила документы у пассажиров, и к колонне машин подъехали джипы Организации Объединенных Наций с флагами. Два из них проехали вперед и двинулись во главе колонны, а остальные ждали, когда она пройдет, чтобы пристроиться к ней сзади. Наконец автоколонна тронулась и, выехав на узкую дорогу, вившуюся по склонам грандиозного хребта Кирения, стала спускаться вниз, на сухую безлесную равнину Месаория, в центре которой находится прекрасная столица острова Кипр.

Через сорок пять минут Джуди уже вбегала в кафе, в котором за угловым столиком ее ждал Ронни. Рядом со столиком возвышалась красная обветшалая стена, по которой стелились густые заросли бугенвиллеи, сплошь усеянные пурпурными цветами, сверкавшими на солнце.

— Тебе все-таки удалось вырваться из дому, дорогая моя! — Быстро встав, Ронни протянул ей руку; Джуди схватила ее и приложила к своей щеке. — А я уж думал, что ты не придешь, — сказал Ронни. — Сейчас я закажу лимонад, и мы поговорим. Садись, моя радость.

Он подозвал официанта, заказал напитки и нахмурился, увидев, что она украдкой оглядывается.

— Ронни… Дедушка сегодня расспрашивал меня… Нет, нет, ничего серьезного, но я очень испугалась. Он уже больше не отпустит меня, если я скажу, что мне надо в Никосию за покупками. — Глаза Джуди наполнились слезами. — Боюсь, что я не смогу больше приезжать, Ронни. А сегодня вечером с нами ужинает Крис. Он приезжает, чтобы назначить день нашей свадьбы.

Ронни нахмурился еще сильнее:

— Джуди, ты должна разорвать помолвку…

— Разорвать?

В ее глазах он увидел страх.

— Я не могу этого сделать, Ронни. Это совершенно невозможно. Ты ведь знаешь, что помолвка на Кипре — все равно, что брак.

— Но ты ведь не покорная родительской воле кипрская девушка! У твоего дедушки нет никакого права расспрашивать тебя, куда ты ездишь. И еще меньше у него прав заставлять тебя выходить замуж за человека, которого ты совсем не знаешь!

Джуди молчала, поскольку она ждала от Ронни совсем другой реакции. А впрочем, на что она надеялась? Он ничем не мог ей помочь — ведь он подписал контракт, что будет работать на острове два года, и не мог покинуть Кипр до истечения этого срока. Но она не могла выйти замуж за Криса — ведь она любила Ронни.

— Что же нам делать? — робко спросила Джуди. — Ронни, мне невыносима сама мысль, что я стану женой Криса…

— Никто не может тебя заставить стать его женой. Тебе нужно расторгнуть помолвку, отказаться выходить замуж за Криса, и все. Никто не сможет силой затащить тебя под венец. Тебе просто не хватает смелости, — добавил он. — Все это потому, что тебя воспитывали здесь, и ты чувствуешь себя связанной обычаем; но ведь это только обычай, Джуди, больше ничего. Ведь нет же такого закона, который обязывал бы тебя подчиняться воле твоего дедушки в этом вопросе.

Все это так, подумала она, но обычай никто не осмеливается нарушать, как не осмеливались нарушать его когда-то и в самой Англии. В средние века «право» сеньора тоже было на самом деле только традицией, но никому и в голову не приходило оспаривать его.

— Я не могу сделать этого, Ронни, — еле слышно произнесла Джуди. — Я умоляю тебя, увези меня отсюда!

— Куда же я увезу тебя? Мы живем на маленьком острове. Где я тебя спрячу? Да и ты только что сказала, что не сможешь разорвать помолвку.

Джуди посмотрела на него глазами, полными слез. В прошлый раз он сказал, что любит ее, но сейчас в ее душу закралось сомнение.

— Я не могу заявить Крису и дедушке, что разрываю помолвку, но я могу убежать от них… — Она замолчала, потому что Ронни помрачнел, но, увидев выражение ее лица, он перестал хмуриться и улыбнулся. Ободренная его поддержкой, Джуди несмело сказала, что Ронни мог бы подыскать для нее квартиру в Никосии, в которой она скрывалась бы до тех пор, пока не истечет срок его контракта, после чего они могли бы вместе уехать в Англию и там пожениться. Но Ронни снова нахмурился и покачал головой.

— Но ты ведь еще несовершеннолетняя, — напомнил он ей. — И твой дедушка, в конце концов, твой законный опекун, и у меня будут крупные неприятности, если я помогу тебе ускользнуть от его опеки. Нет, Джуди, есть только один выход — ты должна разорвать помолвку. После этого ты скажешь своему дедушке, что встретила человека, которого любишь, и тогда я приду к вам домой. Если я понравлюсь ему и он даст согласие на наш брак, мы сможем пожениться здесь.

— Но дедушка никогда не позволит мне разорвать помолвку! — воскликнула Джуди, чувствуя свинцовую тяжесть в груди. — Я боюсь даже заикнуться об этом.

В эту минуту к их столу подошел официант, принесший напитки, и она замолчала, а когда официант ушел, добавила:

— Он спросит меня, почему я не хочу выходить замуж за Криса.

— Скажи просто, что ты его не любишь.

— Этого явно недостаточно. Люди здесь женятся отнюдь не по любви. Кроме того, дедушка спросит, почему я не отказалась от помолвки раньше.

Ронни взглянул на нее:

— Если бы ты не встретила меня, ты бы без всяких возражений, покорно вышла замуж за Криса?

Джуди кивнула.

— Таков обычай — и я подчинилась бы ему.

— Потому что тебя воспитали в уверенности, что мужчина — верховное существо, чьи желания следует исполнять. Этого не случилось бы, если бы ты выросла в Англии.

— Но я ведь выросла здесь и поэтому не могу нарушить волю моего дедушки.

Такая мысль не могла бы даже прийти в голову кипрской девушке — дети здесь глубоко чтили своих родителей или опекунов, и слово старших было ни них законом во всем. Джуди думала точно так же, и это было совершенно естественно, поскольку у нее сохранились только смутные воспоминания о жизни в Англии с родителями.

— Ты говоришь, что не можешь разорвать помолвку, не объясняя причин, — произнес Ронни. — Тогда скажи своему дедушке правду — что любишь меня.

Джуди посмотрела на него с ужасом — сама мысль об этом внушала ей непреодолимый страх.

— Я не осмелюсь, — вся трепеща, произнесла она. — Я не осмелюсь даже заикнуться о том, что мы с тобой тайно встречались.

Ронни раздраженно вздохнул и задумался. Джуди смотрела на него, и в ее сердце была боль — она не может всегда быть с ним рядом, не может пригласить его к себе домой и представить дедушке как своего любимого, как делают девушки во Франции и в Англии. Да, она многое узнала за этот год, что проучилась во французской школе, — она смотрела английские фильмы и увидела, как могла бы жить, не забрось ее судьба на этот остров, где власть родителей была столь сильна, что даже юноши подчинялись ей. Конечно, они уже начали потихоньку освобождаться от этой власти, и Джуди видела по телевизору, как молодые люди смело высказывались за то, чтобы им было дано право самим решать свою судьбу, но на Востоке традиции ломаются медленно, и Джуди чувствовала, что пройдут еще долгие годы, прежде чем кипрские юноши и девушки смогут свободно встречаться друг с другом и выбирать себе спутника жизни по сердцу.

— Если ты не разорвешь помолвку, — наконец произнес Ронни, — мы ничего не сможем сделать.

— Ничего? — Ее глаза вновь наполнились слезами, и она смахнула их рукой. — Но, Ронни, если ты меня любишь…

— Да, я тебя люблю — разве я не говорил тебе об этом, Джуди? — Он всплеснул руками. — Но, дорогая моя, как же я смогу помочь тебе, если ты не хочешь помочь самой себе?

— Наверное, — прошептала Джуди, немного помолчав, — я хочу от тебя невозможного.

Он внимательно посмотрел не нее:

— Чего же?

Она с трудом проглотила комок в горле.

— Я думала, что, если… если л-люди действительно любят друг друга, они п-пытаются найти какой-нибудь выход.

Ей трудно было произнести эти слова, поскольку ей показалось, что на Ронни не произвело особого впечатления то, что она ему уже сказала. В романах, которые ей удалось прочитать, и в фильмах, которые она посмотрела, влюбленные часто встречались с препятствиями, но они вместе боролись за свою судьбу, за то, чтобы в конце концов обрести счастье.

— Ты считаешь, что, если я не пытаюсь спасти тебя от этого брака, значит, я тебя на самом деле не люблю, правда?

Ронни посмотрел на нее с таким укором, что слова замерли у Джуди на языке. Его голубые глаза сузились, а над переносицей появилась складка, которую не могла скрыть прядь русых волос, упавшая на лоб.

— Я могу сказать то же самое и о тебе, Джуди, — с упреком произнес Ронни. — Все зависит только от тебя. Никто не может заставить тебя выйти замуж за Криса… и если ты такая безвольная, что безропотно позволишь ему отвести себя под венец, то ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь.

Вечером, сидя за столом вместе с дедушкой и Крисом, Джуди никак не могла выбросить последние слова Ронни из головы. Он был, конечно, прав. Если она выйдет замуж за Криса, то будет жалеть об этом всю жизнь, но как же ей избежать свадьбы? Когда они сидели во внутреннем дворике в ожидании ужина, Джуди открывала рот, чтобы сообщить им, что она не хочет быть женой Криса, но слова застревали в ее горле, они просто душили ее. «Как странно устроена жизнь, — думала она, — если бы я выросла в Англии, в родительском доме, я была бы сейчас современной девушкой, уверенной в себе, и никто бы не посмел навязывать мне свою волю». Но она была всего лишь маленькой киприоткой. Застенчивой, и покорной, и до такой степени боящейся этих двух мужчин, сидящих рядом с ней, что не осмеливалась и рта открыть в их присутствии, хотя и понимала прекрасно, что молчанием своим приговаривает себя к жизни рабыни.

Крис разговаривал с дедушкой, а Джуди, как и полагалось благовоспитанной кипрской девушке, хранила молчание и только слушала, но в мыслях у нее был один Ронни. Снова и снова вспоминала она его поцелуй — он поцеловал ее на прощанье. После кафе они отправились на стоянку, где Ронни оставил свою машину, и, усевшись в нее, принялись ждать, когда все машины уедут и они останутся одни. Время тянулось невыносимо медленно, но наконец уехал последний автомобиль, и Ронни смог ее обнять и поцеловать. Но поцелуй не взволновал ее, потому что она все время смотрела в окно, опасаясь, что кто-нибудь подъедет и увидит их. Как ужасно жить на таком маленьком острове — ты не можешь ничего сделать, чтобы кто-нибудь не увидел тебя, а поскольку все здесь друг друга знали, то слухи распространялись очень быстро. Джуди взглянула на Криса, сидевшего напротив нее. Что будет, если он узнает, что она целовалась с другим… От одной этой мысли сердце у нее екнуло и руки дрогнули, отчего нож звякнул о тарелку. Брови ее жениха удивленно поднялись, и Джуди покраснела, но Крис улыбнулся — она поняла, что ее неловкость развеселила его. Как смешно, подумала она, Крис так похож на западного мужчину… и тем не менее сделал ей предложение, как того требуют традиции его страны. Джуди не знала почему, но с первого же взгляда он произвел на нее впечатление мужчины, который женится только по любви.

«Наверное, я слишком романтичная натура, — подумала она. — Но ведь Лефки тоже романтичная, она же училась во Франции и смотрит английские фильмы по телевизору. Надо сходить к ней и поговорить — она ведь тоже до помолвки не видела своего Пола и тем не менее безумно любит его и счастлива с ним».

— Джуди, — оборвал ее мысли голос дедушки. — Ты ничего не ешь, дорогая моя. О чем ты думаешь? О предстоящей свадьбе? — добавил он, и в глазах его мелькнул веселый огонек.

Джуди нахмурилась: почему все всегда считают, что свадьба — это такое романтическое событие? Ведь и в самом деле все так считают — даже если бедная невеста идет в церковь по принуждению и в глазах ее стоят слезы, а сердце разрывается от горя, вся деревня все равно делает вид, что молодые любят друг друга.

— Нет, я думаю вовсе не о свадьбе, — ответила она, нимало не заботясь о том, что ее ответ может показаться Крису бестактным. Брови ее жениха вновь слегка поднялись.

— Я вижу, что перспектива стать моей женой не очень тебе по душе, — сухо заметил он.

Джуди взглянула на него с испугом. Интересно, что бы он сказал, если бы она вдруг заявила ему, что любит другого?

— Я думаю, что мне еще рано выходить замуж, — тихо ответила она.

— Но тебе ведь уже семнадцать с половиной, — вставил дедушка. — Ты уже созрела для брака. Девушки к этому времени обычно уже бывают готовы к замужеству.

Готовы… созрела. Ей стало плохо от этих слов. Ронни никогда бы не употребил таких выражений, он был более деликатным, но для киприотов половая жизнь была основой брака. Браки по любви заключались на Кипре крайне редко, и, даже если случалось, что супруги испытывали друг к другу любовь — которая всегда возникала только после свадьбы, — мужчина, тем не менее сохранял свои интересы, которые не имели ничего общего с интересами жены.

— А не могли бы мы отложить свадьбу еще на год? — начала было Джуди, глядя на Криса и думая о том, что, может быть, было бы лучше остаться с Крисом наедине и попросить его отказаться от брака с ней. Но дедушка ни за что не согласился бы оставить их одних, так что нечего об этом и думать. Если бы Крис захотел остаться с ней наедине, ничто бы не смогло остановить его. У него такой твердый и решительный подбородок, а эти линии, тянущиеся от носа к уголкам рта, — все это говорит о том, что он привык властвовать. А как он убежден в своем превосходстве над другими людьми! Он представительнее дедушки, подумала Джуди, а как надменен и уверен в себе! Наверное, его надменность и чувство превосходства проистекают из того, что он богат, а может быть, он просто гордится своей красотой и высоким ростом. К ней Крис, однако, всегда относился с каким-то небрежным покровительством, он вел себя ровно и не проявлял никаких чувств, но сегодня за ужином Джуди поймала на себе его взгляд, в котором прочитала выражение веселой снисходительности, словно была неразумным ребенком.

— Еще на год? — спросил ее дедушка. — Нет, моя дорогая, Крис приехал, чтобы назначить день свадьбы, и мы решили, что она состоится в следующем месяце…

— В следующем месяце! — в ужасе взглянула на него Джуди. — Нет, дедушка, только не так скоро!

Крис метнул на нее короткий взгляд.

— Умение быть дипломатичной не относится к разряду твоих достоинств, дорогая, — произнес он довольно резко. — Почему ты не хочешь, чтобы свадьба состоялась в следующем месяце?

— Это с-слишком с-скоро, — пробормотала Джуди. Ей пришла в голову мысль: «Это похоже на Рождество — ждешь, ждешь его, и все равно оно приходит неожиданно». — Я не успею подготовиться.

— Чепуха. У тебя, как у невесты, будет двенадцать подружек, они тебе помогут.

По голосу дедушки Джуди поняла, что он слегка раздосадован ее упрямством. Он посмотрел на внучку суровым критическим взглядом.

— Должен извиниться перед тобой за Джуди, — сказал он Крису. — Прими во внимание, что ее отец был англичанином и она об этом никогда не забывает.

— Но, тем не менее она была воспитана вами и должна знать, как вести себя девушке в обществе жениха, — холодно заметил Крис. — Я надеюсь, что она знает. Я не собираюсь жить со строптивой женой.

— О нет, конечно же нет, Джуди не такая, — поспешил заверить его старик. — Джуди — очень покорная и послушная девочка. У тебя не будет с ней никаких проблем.

Вскоре после этого Джуди ушла в свою комнату, а дедушка и жених остались в гостиной обсуждать подготовку к свадьбе.

Лефки, замужняя подруга Джуди, жила в роскошной квартире в пригороде Никосии. Ей шел двадцать второй год, и она уже четыре года была замужем. У Лефки было три маленьких дочери, и для ухода за ними ее муж нанял няню. Кроме того, в их квартире жила горничная, а ежедневную уборку делала специальная уборщица. Когда бы Джуди ни посетила Лефки, та, всегда свежая и элегантно одетая, либо отдыхала на кушетке, либо сидела за столом, вышивая. Она регулярно посещала парикмахера, который сначала осветлял ее черные волосы, а потом красил, придавая им золотисто-каштановый оттенок, который был ей очень к лицу. Ее волосы всегда были в безукоризненном порядке, а костюм и платья — верхом совершенства. Дважды в год муж возил ее в Лондон, и она возвращалась оттуда, накупив изделий и украшений из серебра времен короля Георга. Оно стояло в ее квартире повсюду, но больше всего серебра красовалось в шкафах в огромной гостиной. На полу лежал персидский ковер, а мебель была куплена во Франции.

Дверь открыла горничная в форменном платье и, увидев Джуди, расплылась в улыбке:

— Мисс Бенсон, как же я рада вас видеть! Миссис Мавритис в гостиной. Она с нетерпением ждет вас.

— Джуди… — Лефки протянула навстречу подруге обе руки. — Я все думала, когда же ты, наконец, придешь. Но какая же ты красавица! Мне кажется, что ты хорошеешь с каждым днем, в то время как моя… — она покачала головой в притворном огорчении, — моя весна уже позади.

Джуди засмеялась и уселась на диван, оглядываясь вокруг.

— Я вижу, с тех пор, как я была у тебя последний раз, ты опять съездила в Лондон.

— Тебе нравятся эти подносы и канделябры? Я заплатила за них три тысячи фунтов!

— Три?!. — Глаза Джуди расширились от изумления. — Неужели это правда, Лефки?

— Правда, — пожала плечами Лефки. — У Пола денег куры не клюют, так почему бы не потратить их? Он может давать мне деньги, а я люблю их тратить, так что мы прекрасно дополняем друг друга. — Она села напротив Джуди и позвонила в маленький серебряный колокольчик. — Кирия, принеси нам, пожалуйста, чая, — попросила Лефки вошедшую горничную.

Пока горничная готовила чай, Джуди и Лефки болтали о пустяках, а когда появились чайник и чашки, Лефки привычным жестом гостеприимной, элегантной хозяйки налила чай из серебряного чайника и с радостной улыбкой протянула Джуди ее чашку.

— Давно ты вернулась домой? — спросила Лефки.

— Три месяца назад.

Снова наступила непродолжительная тишина. Наконец Джуди решилась и спросила подругу:

— Лефки, скажи, ты и вправду счастлива с Полом? О, я знаю, ты мне об этом много раз говорила, но тебе просто нравится, что он богат, или… или ты любишь Пола, действительно любишь?

— Ну конечно же. Я люблю Пола, и он меня любит. — Глаза Лефки широко раскрылись. — Но почему ты спрашиваешь об этом? Я же всегда говорила тебе, что безумно счастлива.

И она действительно выглядела счастливой — ее глаза сияли, а на лице было довольное выражение.

— Я не понимаю, почему это тебе вдруг пришло в голову задать мне такой вопрос, Джуди?

Джуди тихо сказала:

— Тебя ведь выдали замуж по воле родителей, но я никогда не спрашивала тебя, как долго ты знала Пола до свадьбы?

— Два месяца, — удивленно ответила Лефки. — Ты ведь знаешь, что до помолвки я его не знала, но он увидел меня, и я ему очень понравилась. Его родители пришли в гости к моей матери. Я тогда приехала из школы во Франции, и моя мама решила, что мне пора замуж, — ведь мне уже было семнадцать. Я и сама хотела выйти замуж, причем за богатого мужчину. Пол не только богат, но и красив, и, поверь мне, я не стала бы ждать целых два месяца, но только наша помолвка состоялась в конце ноября, а ты знаешь, что на Кипре в это время пожениться невозможно.

Джуди кивнула: за сорок дней до Рождества не разрешались никакие свадьбы, так велел обычай, ибо в это время умы людей должны были быть полностью поглощены одной заботой — как отпраздновать рождение Христа.

— А в течение этих двух месяцев вы часто встречались?

— Каждый вечер. Но моя мама всегда была рядом.

— Каждый вечер?.. — задумчиво проговорила Джуди, словно разговаривая сама с собой.

— Но ты ведь уже давно знаешь Криса, правда? Вы ведь помолвлены уже почти два года?

— Да, чуть больше двух лет. — Джуди поставила чашку на блюдце и взглянула Лефки прямо в глаза. — Но, тем не менее я его совсем не знаю, и я — я боюсь.

«Могу ли я довериться Лефки? — подумала Джуди. — Ведь та может рассказать о моей тайне Полу, а Пол — своему кузену, у которого есть друзья в деревне Карми, — а Крис живет на вилле, расположенной рядом с ней».

— Боишься? Чего?

— Я не хочу замуж, Лефки!

— Ну и зря! Быть замужем так замечательно.

— Для тебя, поскольку тебе повезло с мужем. Что касается других моих подруг, то они все несчастливы. Бедная Манула так рыдала вчера вечером — она не хочет выходить замуж за Паноса.

— Наверное, нет ни одной женщины, которая бы захотела стать женой Паноса, так что я ее понимаю, — пожав плечами, ответила Лефки. — Но ведь твой Крис совсем другой, он такой красивый — не хуже моего Пола.

Неосознанным движением Джуди подняла подбородок:

— Он гораздо красивее Пола и к тому же выше его ростом.

— Нет, я не согласна с тобой, — впрочем, он действительно выше Пола, но для меня мой муж — самый красивый мужчина на свете.

— А когда это ты видела Криса? — спросила Джуди, удивленно подняв брови.

— На свадьбе у Маргариты, разве ты не помнишь?

Лицо Джуди прояснилось.

— Ах да, конечно же. Ты сказала, что мне повезло. — Джуди нахмурилась, и Лефки это заметила.

— Что с тобой, Джуди? — спросила она, с удивлением глядя на нее. — На Кипре не принято, чтобы девушка отказывалась от помолвки.

— Но я ведь не киприотка, Лефки. В Англии люди влюбляются, а потом женятся.

— Но ты выросла на Кипре, — напомнила подруге Лефки как нечто само собой разумеющееся, — и твой дедушка уверен, что ты вскоре полюбишь своего мужа, — как я полюбила Пола.

Джуди ничего не сказала — она думала о Ронни, и на сердце у нее было тяжело. Что-то подсказывало ей, что ей не удастся избежать брака с Крисом и она всю свою жизнь будет любить человека, с которым судьба разлучит ее…

— Я уверена, что ты не сможешь не полюбить Криса, он такой красивый и богатый. И он тоже тебя полюбит, поскольку ты тоже очень красива, Джуди.

— Я самая обыкновенная, — начала было Джуди. Слова подруги смутили ее, и лицо Джуди залил румянец. Но Лефки не дала ей закончить:

— Совсем не обыкновенная — ты настоящая красавица. Ты только посмотри на свои волосы — они такие мягкие, длинные и золотистые. Я плачу своему парикмахеру три фунта в неделю, и все равно он не может добиться, чтобы мои волосы приобрели такой золотистый оттенок. — Лефки засмеялась. — Но ведь мы говорим о твоих достоинствах, а не о моих. Твои глазки могут заставить сердце любого мужчины биться быстрее, а губы у тебя как раз такие, какие любят целовать мужчины, — большие и полные.

— Лефки! — вскричала Джуди, рассмеявшись, несмотря на свое смущение. — Прекрати молоть чепуху!

— Хорошо, не буду. Но я все равно думаю, что он в тебя влюбится, как только вы поженитесь, — сказала она, и Джуди задумалась.

Хочется ли ей, чтобы Крис влюбился в нее? После того, как она встретила Ронни, Джуди часто казалось, что она ненавидит Криса, и ей никогда не приходила в голову мысль, что она и Крис могут полюбить друг друга.

— Расскажи мне, что ты видела во Франции, — немного помолчав, попросила Джуди. — Ты две недели назад была в Париже? Спасибо тебе за открытку. Она мне о многом напомнила — я ведь была так счастлива в школе.

Да, счастлива и беззаботна, ведь в школе она узнала, как живут люди на Западе.

Лефки с увлечением принялась рассказывать о том, что они с мужем видели в Париже и что купили. Они потратили там кучу денег, и Джуди показалось, что ее подруга счастлива только оттого, что, выйдя замуж, стала богатой.

Но вскоре из рассказа подруги Джуди поняла, что той очень повезло — у нее была идеальная семья, потому что она и ее муж полюбили друг друга.

— Ну, мне пора идти, — с неохотой сказала Джуди, взглянув на часы. — Крис теперь ужинает у нас каждый вечер, и мне нельзя опаздывать. Мне приходится наряжаться для него — так велел дедушка.

— А тебе что, не нравится наряжаться для Криса?

— Не очень. Я все время надеюсь, что, если я вдруг ему разонравлюсь, он разорвет помолвку.

— Разорвет помолвку? — Лефки в изумлении уставилась на нее. — Ты же сама прекрасно понимаешь, что это невозможно.

Джуди встала, вздыхая.

— Да, я знаю. Наверное, я надеюсь на чудо.

— Неужели он тебе так не нравится? — Лефки встала со стула и поглядела Джуди в глаза. — Все будет в порядке, Джуди, я в этом уверена. Когда ваша свадьба?

— День свадьбы еще не определен, но дедушка говорит, что она состоится в следующем месяце.

— Да, вам пришлось ждать два года, а это большой срок.

— Когда Крис попросил моей руки, мне ведь было всего пятнадцать лет, Лефки, — напомнила ей Джуди с легким негодованием.

— Да, тебе было пятнадцать, я помню. Но бедный Крис — ему пришлось ждать, пока ты вырастешь. Сколько ему сейчас?

— Двадцать восемь.

— Ты ему, наверное, очень понравилась, раз он сделал предложение, когда тебе было только пятнадцать. Он ведь знал, бедняжка, что ему придется долго ждать свадьбы.

«Ты ему, наверное, очень понравилась». Эти слова не выходили у Джуди из головы, пока она ехала в автобусе домой. Скорее он пожелал заполучить ее, а если у греческого мужчины однажды возникает желание обладать какой-то определенной женщиной, он готов ждать не два года, а сколько угодно, лишь бы обрести ее.