Элен работала так сосредоточенно, что даже не заметила подошедшего к ней Леона, пока он не заговорил. Его голос раздался совсем рядом. Элен от неожиданности вздрогнула и быстро оглянулась.

— Почти закончила? — Леон с восхищением смотрел на ее работу. — Как быстро ты работаешь!

— Я же получила одобрение, — улыбнулась она, делая шаг назад, чтобы лучше рассмотреть свою работу. — Как ты узнал, что я здесь?

— Мне сказала Арате.

— Ты сегодня рано вернулся.

— В офисе стало слишком жарко. — Уже третий день подряд Леон возвращался домой очень рано. Может быть, он хотел больше времени проводить с женой? Но Элен поспешно отбросила эту мысль и сосредоточила все свое внимание на картине. Неожиданно она нахмурилась.

— Я не совсем точно передала вот здесь оттенок.

— Одобрение… — произнес Леон, возвращаясь вдруг к ее предыдущей фразе. — Ты сказала это так, будто никогда не получала одобрения своей работы? — Элен молчала, и он почти заставил ее повернуться к нему. — Поэтому ты перестала заниматься живописью? Поэтому тебе было нечего показать мне, когда я спросил тебя о твоих картинах?

Она кивнула, но продолжала молчать. Грегори с пренебрежением относился к ее работам, и она потеряла веру в себя. Но сейчас это было в прошлом и она не хотела рассказывать об этом Леону. Однако он настаивал, и Элен наконец призналась:

— Грегори не нравился мой стиль — он считал, что никто не купит мои картины.

— А ты хотела их продавать? Элен задумалась.

— Дело не в деньгах, но мне было бы приятно, если бы кто-то купил мою картину. Фил говорит, что каждый художник стремится получить удовлетворение от своей работы. А оно приходит только тогда, когда твою работу оценят.

— Ты права… — Леон на секунду задумался. — Наши местные художники устраивают выставку в Никосии. В число участников я включу и тебя.

— Правда? — Глаза Элен засияли от радости, но как-то быстро потухли. — Нет, Леон, моя работа недостаточно хороша, — с легкой грустью сказала Элен. — Ей не место на выставке.

— Я же сказал, что судить о ее достоинствах буду я. Она пойдет на выставку. — В его голосе звучала явная гордость за свою жену.

— Ты вселяешь в меня уверенность, — порывисто воскликнула она. — Я очень ценю твое мнение.

Могла ли Элен выразить словами, что значила для нее его поддержка? У нее всегда было огромное желание заниматься живописью, и одно время считала, что у нее неплохо получается. И сейчас она снова вернулась к своему занятию, которое по-прежнему доставляло ей удовольствие… и похвалы мужа тоже.

— Я считаю твою картину хорошей и поэтому говорю тебе об этом. — Голос Леона был нежен, и ощущение счастья переполнило Элен. Что с ней происходит? Неужели всего несколько дней назад она спрашивала себя, способно ли ее сердце на новое чувство? А сейчас она пыталась подавить его в себе, хотя и знала уже, что это все напрасно. Нарушенное обещание Леона, его жестокость в тот день, когда она встречалась с Робертом и другие их разногласия — все постепенно стерлось из памяти и перестало иметь значение. Важным оказалось лишь то, как Леон смотрел на нее, с какой нежностью звучал его голос, какими ласковыми были его руки…

— Мне пора возвращаться, — сказала Элен, почувствовав прикосновение мужа. — Дети, должно быть, уже пришли из школы.

— Там Арате. — Однако он взял у нее из рук полотно, снятое с мольберта. — Где ты это все оставляешь?

— Вон в том сарае. Я там все убрала, а Никос починил дверь.

— А с картиной ничего не случится? — Леон нахмурился, посмотрев на скромное каменное сооружение и решительно заявил: — Я поставлю туда только мольберт, а картину мы заберем домой.

Неужели он действительно так дорожит ее работой? Глядя вслед Леону, несущему мольберт в сарай, Элен почувствовала, как счастье переполняет ее, и ее глаза радостно заблестели.

Машина Леона стояла неподалеку, и через несколько минут они уже были дома. Чиппи все еще отбывал наказание в своей комнате, и Фиона играла одна. Услышав шум подъехавшей машины, она выбежала к подъезду. Девочка выглядела какой-то грустной, и Элен решила, что ей скучно без брата.

— Нельзя ли Чиппи сегодня выйти из комнаты? — попросила Элен, когда они с Леоном вышли в сад. — Прошло уже три дня, Леон, я думаю, он достаточно наказан.

— Ты считаешь, что он извлек из этого урок?

— Он понял, что поступил нехорошо. Я уверена, впредь он будет заботиться о сестре.

Удивительно, но Леон с ней согласился. Однако он еще раз сделал строгое внушение Чиппи, когда тот вышел в сад.

— Мне кажется, ты права, — заметил Леон, наблюдая, как Чиппи и Фиона играют вместе. — Он больше не сделает ничего подобного.

Постепенно голоса детей стали удаляться; видимо, они убежали на склон холма. Стало очень тихо. Тишину нарушал лишь шелест листьев да шум крыльев пролетавших над садом птиц. Элен откинулась на спинку кресла и украдкой посмотрела на мужа. Его лицо было в тени, но время от времени солнечные лучи пробивались сквозь листву и освещали его. Леон сидел с закрытыми глазами и, казалось, дремал, но иногда он начинал хмуриться и шевелить губами. Какие мысли волновали его? Раньше Элен считала Леона неспособным на глубокие чувства, но в последнее время стала в этом сомневаться. Она закрыла глаза и попыталась представить себе свое будущее теперь, когда Леон стал ей дорог. Если бы он хоть немного любил ее, она была бы счастлива, как никогда… Но на это она даже не смела надеяться. Значит, ее опять ждет горечь разочарования. Если все, что она слышала о характере киприотов, правда, то ее положение незавидно, потому что рано или поздно придет время, когда она наскучит мужу.

Вдруг тишину нарушили крики детей. Леон открыл глаза и, нахмурившись, поднял голову.

— Опять эти мальчишки из деревни. — Он прислушался. — Похоже, они снова забрались в старый турецкий дом.

— Леон забеспокоился. — Пойдем, — сказал он вставая, и протягивая руку Элен. — Посмотрим, что они там делают.

— Его беспокойство за Фиону было искренним, и Элен вспомнила утверждение Бренды о том, что Леон не любит детей. Интересно, почему сложилось такое мнение? Он был требователен и строг, но нельзя было сказать, что он совсем не любит детей.

Как и предполагал Леон, Фиона и Чиппи играли в старом доме вместе с Алексом и Андреасом. Чиппи первый увидел Леона и Элен и подбежал к ним.

— Мы больше не играем в пленников, — торопливо сообщил он. — Теперь мы краснокожие воины.

— Я тоже индеец, — вставила Фиона. — Я могу застрелить вас из лука.

— Ты будешь стрелять в своего дядю? — Элен подошла к развалинам дома, чтобы рассмотреть незнакомые цветы, выросшие у самой стены.

— Нет. — Фиона подбежала к Леону и обхватила его руками. — Я его люблю.

Элен обернулась. Леон смотрел на оживленное личико девочки, и взгляд его был нежен. Потом он перевел взгляд на жену. Элен словно услышала его слова: «Мне бы хотелось, чтобы когда-нибудь ты сама обняла меня», и у нее исчезли последние сомнения.

Она ему небезразлична. Он никогда не причинит ей боль.

— Мне кажется, эти развалины пора снести, — сказал Леон, рассматривая глубокие трещины на стенах. — Они небезопасны, а красоты никакой.

— Этот дом тоже твой? — удивленно спросила Элен, и Леон кивнул.

— Да, я получил его по наследству. Самым разумным было бы этот участок продать, но тогда пострадает вид из наших окон, если новый владелец захочет построить здесь высокий дом. Нет, лучше я расчищу это место.

Железные ворота все еще были закрыты. Леон открыл их, и Элен вошла внутрь. Увидев это, Фиона крикнула, чтобы дядя не закрывал ворота.

— Я же уже говорила тебе, — подбегая к нему, добавила она, — что если их закрыть, когда кто-то находится внутри, то они больше не откроются, потому что они — волшебные.

— И ты этому поверила! — засмеялся Алекс. — Это все глупости. Никакие они не волшебные!

— Но ведь Андреас сам сказал, что они не откроются, а ты это подтвердил, вот я и испугалась.

Поддразнивая девочку, Леон захотел закрыть ворота, но Фиона испуганно схватила его за руку.

— Не надо!

— Не расстраивай ее, Леон. — Элен вышла из дома, и девочка сразу успокоилась. — Я думала, ты уже не веришь в сказки, — улыбнулась Элен. — Ну, пора возвращаться назад. Вы, наверное, проголодались.

Они все вместе отправились домой. Позднее, уложив детей спать, Элен с Леоном сели ужинать. Леон заговорил об их предстоящем семейном отдыхе.

— Если мы поедем в Пафос, мы сможем навестить мою маму, и заодно посмотрим землю, которую я собираюсь купить.

Обрадованная предстоящей поездкой с мужем и детьми, Элен стала с энтузиазмом обсуждать с Леоном все детали. В конечном итоге они решили, что поедут в Пафос через три недели, когда у детей начнутся каникулы.

— Мне надо будет сделать кое-какие покупки, — сказала Элен. — Детям нужна новая летняя одежда. Я займусь этим, когда в следующий раз поеду к Труди.

В назначенный день в доме Леона ждали в гости тетю Хрисулу. По этому случаю Элен надела новое платье, которое купил ей Леон. Она вышла в гостиную и слегка смутилась, увидев, как изменилось выражение лица Леона, когда тот увидел ее. Несколько мгновений он с молчаливым восхищением смотрел на жену.

— Моя очаровательная жена… — с улыбкой прошептал он. — Могу ли я обнять такую прекрасную женщину?

Вместо ответа Элен подошла к мужу, обняла его и подставила губы для поцелуя.

Казалось, время остановилось для них. Наконец Леон разжал объятия.

— Мне надо ехать за тетей, дорогая. Я скоро вернусь.

Не успел он съездить за старушкой, как у дома остановилась еще одна машина, из которой вышли Асмена и Василиос.

— Останетесь, на ленч? — поздоровавшись с прибывшими родственниками, спросил Леон и бросил вопросительный взгляд на Элен. Она кивнула. В доме был достаточный запас еды, чтобы принять нежданных гостей.

— Нет, Леон, не будем вас беспокоить. — Асмена улыбнулась подбежавшей к ней Фионе. — Мы просто выехали немного прогуляться.

— Вы обязательно должны остаться, — вмешалась Элен. — У нас в гостях тетя Хрисула.

— Здесь? Вам удалось выманить ее из дома? Поздравляю. От наших приглашений она всегда отказывается. — Асмена посмотрела на мужа. Он стоял возле машины и, как обычно, перебирал четки. — Останемся? — спросила она. Василиос молча кивнул.

Присутствие тети Хрисулы сначала немного смущало детей; они даже слегка побаивались ее. Она действительно выглядела довольно сурово — худая, сморщенная женщина, одетая во все черное. Она никогда не была замужем, и Элен боялась, что дети будут ее раздражать. Но все оказалось иначе. Быстро освоившись, Чиппи и Фиона скоро начали оживленную беседу с тетей Хрисулой. У старушки было прекрасное настроение. Этот визит внес приятное разнообразие в ее скучную жизнь.

Асмена и Василиос были рады повидаться с тетей Хрисулой, а когда Леон сказал, что она наконец решила продать свой дом, единогласно поддержали ее решение.

— Тебе нужен небольшой удобный дом, — заявила Асмена. — Что-то вроде нашего.

— Ваш слишком дорогой. Мне нужен поменьше и подешевле. Леон обещал мне такой подыскать.

Василиос удивленно посмотрел на племянника.

— Ты же занимаешься лишь большими земельными участками?

— Да, но я знаю людей, которые имеют дело с мелкой недвижимостью. Я уверен, мы найдем то, что нужно тете.

После ленча дети убежали гулять, а взрослые перешли в гостиную пить кофе. Леон задернул шторы и включил свет.

— Нельзя ли оставить окна открытыми? — Элен удивленно посмотрела на мужа. Обычно он всегда соглашался с ней, что не стоит отгораживаться от солнечного света. — Зачем сидеть при искусственном освещении?

— Это ненадолго, любимая. Я просто хотел создать привычную обстановку для тети Хрисулы.

— Понимаю. — Нежное обращение Леона заставило Элен смущенно покраснеть. Она еще не привыкла к этому; ведь прошло всего два дня с тех пор, как она сама стала открыто проявлять свои чувства к мужу.

Когда Элен приехала в гости к подруге, Труди сразу заметила в ней перемену.

— Что с тобой случилось? — Труди в недоумении смотрела на сияющее лицо Элен. — У тебя такой вид, будто ты получила наследство.

— Возможно, — засмеялась Элен. — Неужели я так изменилась?

— Я тебя едва узнала, — весело сказала Труди. — После всех твоих уверений, что ты больше никогда не влюбишься, как это могло произойти? — Подруги рассмеялись, потому что ответа вовсе не требовалось.

— Леон просил меня пригласить вас с Тасосом к нам в гости, — сказала Элен, когда они с Труди направились в кухню, чтобы перекусить перед тем, как ехать в город за покупками. — Мы хотим, чтобы вы пообедали у нас. Сейчас мы уезжаем на несколько дней, так что о точной дате договоримся, когда вернемся.

— Устраиваете медовый месяц?

Элен посмотрела на деревья за окном и подумала о тех днях, что она провела с Леоном в Фамагусте. Вот тогда, наверное, все и началось…

— Нет. Дети едут с нами.

— О… — разочарованно протянула Труди. — У тебя с ними столько хлопот. Они тебе не мешают?

— Я их люблю, — ответила Элен. — Мы оба их любим. — Она опять перевела взгляд на деревья. Среди густой листвы уже появились первые плоды. — Дети были многого лишены в жизни. Мы постараемся, чтобы у них была настоящая семья.

— Мне многое купить надо, — извиняющимся тоном сказала Элен, когда подруги приехали в торговый центр. — В основном, для детей и пару платьев для себя.

Наконец все покупки были сделаны. Девушки зашли в свое любимое кафе выпить холодного сока.

— Я, пожалуй, не буду возвращаться к тебе, — сказала Элен, — и ждать, пока Тео за мной заедет. Лучше я отсюда поеду в контору Леона.

— Делай, как тебе удобнее, — ответила Труди. — Сейчас я покажу тебе, на какой автобус надо сесть.

По дороге к остановке они шли мимо магазинчиков, в которых торгуют сувенирами. Вдруг в окне одного из них промелькнуло что-то знакомое и Элен остановилась.

— Смотри, это же картина Роберта! — воскликнула она. — Хорошая, ты не находишь?

— Да… пожалуй… мне нравится. Ой, я совсем забыла тебя спросить, как приняли твою работу.

— Очень хорошо, — смущенно сказала Элен. — Один богатый англичанин, который купил себе виллу на Кипре, предложил мне расписать стену в его доме. Роберт тоже будет там работать; ему поручили сделать росписи в столовой.

— В том же доме? — Элен кивнула. — А где этот дом находится? Наверное, это будет просто сказочный дворец!

— В Кирении… почти на окраине, примерно в семи милях от Лапифоса.

— А как ты будешь туда добираться?

— Автобусом. Так проще.

— А как Леон воспринял эту идею? — поинтересовалась Труди, и Элен чуть помедлила, прежде чем ответить.

— Он рад за меня. Он знает, как я люблю живопись. — Однако известие о том, что Роберт тоже будет с ней работать, явно пришлось ему не по душе, но Леон не стал заострять на этом внимания, и к удовольствию Элен, они больше не говорили на эту тему.

— А где сейчас твоя картина?

— Леон отвез к себе в офис. Наверное, ее уже повесили. — Счастливое выражение на лице Элен и радостный блеск ее глаз заставили Труди улыбнуться.

— Он, должно быть, очень любит тебя, если захотел постоянно видеть перед глазами твою картину!

Подошел автобус, и подруги стали прощаться. Нагруженная покупками Элен села у окна.

— Желаю хорошо провести время! — крикнула ей Труди на прощание. — Увидимся, когда вернешься!

Увидев вошедшую в офис жену, Леон взглянул на часы.

— Что-то случилось? Тео должен был привезти тебя через полчаса.

— Из торгового центра я решила поехать прямо к тебе. — Она положила свертки в кресло, а сама устало опустилась в другое.

Леон улыбнулся и нажал кнопку звонка.

— Я попрошу принести чего-нибудь выпить. Сегодня очень жарко. Зачем ты несла все эти свертки? Покупки могли бы доставить прямо домой.

— Мне вовсе не тяжело. — Она оглядела комнату. Картину еще не повесили. Наверное, Леон был слишком занят. Но где же она? В шкаф она не поместилась бы, а больше убрать ее было некуда.

Тео принес кофе для Леона и апельсиновый сок для Элен.

— Пожалуй, я закончу на сегодня, — сказал Леон, пробежав глазами несколько документов. — Допивай свой сок — мы едем домой.

Может быть, спросить о картине? Нет, она решила, что этого делать не стоит. Она только спросила, не помешал ли ему ее приход.

— Не нужно из-за меня прерывать работу, — сказала она, озабоченно глядя на мужа. — Я могу подождать.

— Нет, дорогая, мы едем. — Леон взял свертки и понес их к машине. — Ты купила все, что хотела?

— Да. А еще я купила детям купальные костюмы. Мы ведь будем на море?

— Конечно. К западу от Пафоса есть великолепный пляж. Мы непременно побываем там.

Узнав о предстоящей поездке, дети запрыгали от восторга, и Элен тоже передалось их настроение. Ни одного события в своей жизни она не ждала еще с таким волнением, и хотя приготовления к отъезду прибавили Элен работы, ей это не было в тягость.

— Когда мы едем? — Фиона не могла скрыть своего нетерпения. — Скорее бы наступила пятница. Я не могу дождаться.

— А подождать тебе все же придется, — спокойно сказал Леон. — У вас еще не кончились занятия в школе.

— А на сколько дней мы поедем?

— На неделю.

— На целую неделю?

— Если будете хорошо себя вести.

— Мы будем хорошо себя вести, верно, Фиона?

— Я и так веду себя всегда хорошо, — ответила девочка брату. — Это ты не слушаешься.

Элен улыбнулась, ласково глядя на детей. Позднее Леон сказал ей:

— Ты очень привязалась к ним, Элен.

— Я их люблю, как своих, — ответила она. — Я рада, что осталась, Леон.

— Причина только в детях? — Леон напряженно ждал ее ответа. Она улыбнулась мужу и мягко произнесла:

— Нет, Леон, есть и другая причина.

В четверг Элен отправилась в поселок в местную парикмахерскую.

— Вымыть и уложить? — спросила ее Эфлани. — Или вы хотите немного подстричь волосы?

— Нет, Эфлани, подстригать не надо; просто вымой их и уложи.

— Вы, кажется, занимаетесь живописью? — начала разговор парикмахерша, расчесывая волосы Элен.

— Немного. — Элен смотрела на свое отражение в зеркале и думала, не изменить ли ей прическу. Но вдруг Леон это не одобрит. Ему нравятся ее волосы такие как есть.

— Я слышала, у вас очень хорошо получается. — Элен промолчала, а Эфлани добавила: — У приятельницы моей тетушки есть одна ваша работа… вы ведь, конечно, знаете об этом. Так вот, моя тетя с таким восторгом говорила о вашей картине.

— Одна из моих работ? — Элен удивленно посмотрела на девушку. — Но это невозможно. — Она написала всего одну картину с тех пор, как приехала на Кипр, и это картина была у Леона. — Здесь какая-то ошибка.

— Да нет же, — возразила Эфлани. — Там изображена старая мельница… та, что находится здесь, в Лапифосе. Так, по крайней мере, сказала моя тетя.

— Но… — Элен побледнела. Не может быть! Леону так нравилась ее работа, он дорожил ей и даже не соглашался оставить картину в сарае! Нет, здесь все-таки какая-то ошибка. Леон никогда не расстался бы с картиной. — А кто эта женщина, что утверждает, будто у нее есть моя работа?

— Она живет в Никосии… Паула Максвелл. Она училась вместе с моей тетей… — Внезапно Эфлани замолчала и чуть не выронила расческу. — Вам нехорошо, миссис Петру? Принести вам воды?

Элен молча покачала головой. Она была бледна; даже казалось, что у нее остановилось сердце. Леон отдал ее картину… этой женщине. Значит, он по-прежнему встречается с ней. Но когда? Он уже давно никуда не отлучается по вечерам, и все свободное время проводит дома. Элен сделала вывод, что его отношения с Паулой прекратились. Боже, как она могла поверить, что для Леона жена стала дороже всех его знакомых! Зачем она позволила себе полюбить его?

— Пожалуйста, Эфлани, продолжай. Я в полном порядке.

— Вы уверены, миссис Петру? У вас очень бледный вид. Может быть, мне позвонить вашему мужу, чтобы он заехал за вами?

— Со мной все в порядке, продолжай, пожалуйста, — повторила Элен.

Как она выдержала все до конца, Элен не могла себе объяснить. Несколько раз она порывалась встать и уйти, но усилием воли заставляла себя оставаться на месте. Наконец, она вышла из парикмахерской, но идти домой не хотелось и встречаться с мужем тем более.

Я сама во всем виновата, повторяла она себе, с трудом сдерживая слезы. Забыв о своих благих намерениях никогда вновь не влюбляться, она позволила себе поддаться обаянию Леона, поверить, что стала ему небезразличной, что он действительно искренне полюбил ее. Но сейчас Элен увидела, как глубоко заблуждалась. В отношении к ней Леона не было любви; ему нужна была лишь женщина, которая охотно делила бы с ним ложе. Холодность жены задевала его гордость, и он решил любыми способами добиться своего. При этом он совершенно не беспокоился о том, что может причинить ей боль… Сейчас Элен ненавидела его, но еще больше винила себя за свою слабость. Она вспомнила, как он почти молил ее о ласке, заставляя ее испытывать чувство вины. Он вызвал в ней сострадание, из которого родилась любовь.

Но теперь она больше не любит его, с ожесточением подумала Элен. Она ненавидит Леона и будет ненавидеть его до конца своих дней.

Едва переставляя ноги, она поднималась по склону холма. Идти домой не хотелось, но куда деваться? Дети… всегда на первом месте были дети. Они остались без родителей; она нужна им. Выхода не было. Слезы потекли из глаз Элен; она вытирала их рукой, чтобы Леон ничего не заметил. Он не должен знать, какую боль причинил ей.

— Дорогая, что случилось? — Леон готовил машину к предстоящей поездке. — Элен, любовь моя, что с тобой?

Какое лицемерие! Невероятно! Элен словно окаменела; казалось, что ее душа умерла. Оживет ли она вновь? Первым ее побуждением было закричать на Леона, выплеснуть свою обиду, бросить ему в лицо оскорбление. Но это приведет к крупной ссоре, тогда ни о каком отдыхе не могло бы быть и речи. А как же дети? Они так мечтали об этой поездке. Нет, она не может их разочаровать.

— Со мной все в порядке, Леон. — Не говоря больше ни слова, Элен вошла в дом. Леон последовал за ней.

— Дорогая, что-то все-таки случилось. Ты плохо себя чувствуешь?

Сможет ли она достаточно убедительно притворяться? Она должна это сделать ради детей.

— У меня болит голова, — ответила она. — Скоро все пройдет, не беспокойся, Леон.

— Тебе надо прилечь. — Его заботливый тон действовал ей на нервы. Если бы только она могла поговорить с ним так, как он того заслуживает! — Пойдем, дорогая, я помогу тебе. — Леон уложил Элен в постель и снял с нее туфли. Потом задернул шторы, чтобы в комнате был полумрак. — Постарайся уснуть, родная. Если тебе станет хуже, позови меня, я принесу тебе лекарство.

Оставшись одна, Элен дала волю слезам. Как Леон мог быть таким бездушным? Ведь он хвалил ее работу, настаивал на выставке, собирался повесить картину у себя в офисе, а потом взял и подарил Пауле. Казалось, он всегда говорил так искренне, а на деле все оказалось ложью. Как он, наверное, радуется, что добился у жены успеха. Ну и пусть пока наслаждается своей победой. Вскоре ему предстоит узнать горькое разочарование.

И тогда он может отправляться к своей Пауле, потому что она, Элен, не потерпит его рядом с собой.

Измученная душевными переживаниями, Элен постепенно погрузилась в сон. Она проснулась, когда уже смеркалось. Леон сидел у ее постели, и она попросила его раздвинуть шторы.

— Уже стемнело, дорогая. Ты долго спала. — Как ловко он изображает заботу о ней! А ведь всего несколько часов назад она поверила бы в его искренность. Леон зажег свет. — Тебе стало лучше?

— Да, спасибо, Леон. — Он помог ей сесть. — Дети поели?

— Арате покормила их. Элен, дорогая, мы никуда не поедем, если ты плохо себя чувствуешь.

— О нет, я в полном порядке. Это была лишь головная боль.

— Ты уверена? Элен кивнула.

— Конечно. Я уже встаю.

— Не беспокойся за детей. Арате позаботится о них.

— Она не любит их купать. Нет, мне надо встать.

Шок все-таки не прошел бесследно. Элен по-прежнему была бледна, а за ужином почти не притронулась к еде. Леон заметно волновался за жену; сердце Элен наполнилось горечью, она больше не верила ему.

На следующее утро дети поднялись в шесть часов. Леон велел им вернуться в свои комнаты и не шуметь.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он Элен, увидев, что она проснулась. — Если тебе не стало лучше, мы никуда не поедем. — Он с нежностью обнял жену. Как он может быть таким лицемером? Может быть, его поступкам есть какое-то объяснение? Если он не влюблен в Паулу, зачем же тогда подарил ей картину Элен? И зачем та взяла ее? В этом не было никакого здравого смысла. Ни одна женщина не захотела бы иметь у себя картину, написанную женой своего любовника. Но тогда каким образом картина могла попасть к Пауле, если Леон не дарил ее? Элен почувствовала, что пальцы мужа нежно гладят ее по щеке. Может быть, спросить его о картине? Разрешится ли тогда эта загадка? А если Леон все же виноват? Тогда они наверняка поссорятся, а именно этого Элен и старалась избежать ради детей. Их голоса опять стали слышны в коридоре. Веселые возбужденные голоса…

Первый день своего пребывания в Пафосе они провели у матери Леона, а после чая он повез Элен с детьми в Ктиму, где снял номер в современном отеле. В этот день детям разрешили подольше не ложиться спать, но когда те все же уснули, Леон предложил Элен прогуляться. Стояла чудесная восточная ночь. Небо было безоблачным, а над землей величаво проплывал серп луны. Море было спокойно, волны не спеша набегали на прибрежный песок. Элен молча шла рядом с Леоном и гадала, заметил ли тот произошедшую в ней перемену. Несмотря на все усилия, она не могла держаться так, будто бы ничего не случилось, и смотреть на мужа с прежней нежностью. Если Леон и заметил в поведении Элен что-то необычное, то не обмолвился об этом ни словом. Возможно, он решил, что жене просто нездоровится, хотя, когда он спросил Элен о ее самочувствии, она твердо заявила, что абсолютно здорова.

— Море такое спокойное, — нарушил молчание Леон. — Завтрашнее утро мы проведем на пляже. А после обеда возьмем машину и поедем в лес.

— Туда долго ехать, Леон? Как ты думаешь, детям там понравится?

— Тебе понравится. — Он взял жену за руку. — Эта поездка для тебя, а не для детей. Они прекрасно проведут время на пляже, а если им не понравится в лесу, то им придется немного потерпеть.

Элен подняла голову, пытаясь разглядеть выражение его лица, но было слишком темно. Как он может так искусно притворяться? Внезапно она вспомнила Грегори. Тот притворялся целый год, а у нее не возникло и тени сомнения. Его отношение к жене совершенно не изменилось; они даже никогда не ссорились между собой. Так что в поведении Леона не было ничего особенного. Нет, она не заблуждается на этот счет: просто он на редкость преуспел в искусстве обмана.

Для детей поездка стала незабываемым событием. Они радовались каждому мгновению, проведенному в Пафосе, а Элен радовалась глядя на них. Детям был необходим отдых, ведь у них уже много лет не было нормальных каникул, и если бы эта поездка не состоялась, Элен никогда не простила бы себя. Однако сама она дошла до предела отчаяния, ведь она тоже с нетерпением ждала этой поездки. Они собирались провести это время всей семьей, и Элен представляла себе, как они будут счастливы все вместе. Но ничего не получилось. Каждый день отдыха приносил ей только боль разочарования.

Утро последнего дня они провели на пляже, в маленькой бухточке к западу от Пафоса. Чиппи уже умел плавать, и Леон учил держаться на воде Фиону. Дети прекрасно загорели и окрепли.

— Жаль, что мы возвращаемся домой, — сказала Фиона. — Может быть, задержимся еще на один день, дядя Леон?

— К сожалению, нельзя, Фиона. Но мы приедем сюда снова… возможно, через несколько недель. — Леон повернулся к жене. — Как ты считаешь, Элен? Ты не возражаешь?

— Нет… — Она опустила голову, чтобы скрыть свое расстроенное выражение лица. Она больше не выдержит таких мучений. К тому же по возвращении домой она собиралась высказать Леону все, что ей стало известно. А после этого никаких поездок уже не будет.

— Ты говоришь как-то неуверенно, Элен. Тебе здесь не понравилось? — Никаких нежных слов в последние дни, подумала Элен. Взгляд Леона вновь стал суровым, будто его что-то тревожило.

— Очень понравилось, — солгала Элен, видя как пристально смотрит на нее Фиона. — Мы все прекрасно провели время. Верно, Чиппи?

Ее слова прозвучали не слишком убедительно. Дети, конечно, ничего не заметили, но Леон помрачнел.

— Да, мы здорово отдохнули, но я не прочь вернуться домой, если мы опять когда-нибудь сюда приедем. Ты обещаешь, дядя Леон? — спросил Чиппи.

— Обещаю, — ответил Леон и пристально посмотрел на жену. Он ясно давал ей понять, что скоро они опять предпримут такую поездку, нравится это ей или нет. Элен почувствовала, как сердце у нее учащенно забилось. Она была уверена, что после откровенного разговора с Леоном все пойдет так, как захочет она, и она сможет диктовать ему свои условия. Но не преувеличивает ли она свои возможности? Если Леон и раньше не оставлял ей выбора, то почему он сделает это сейчас? И чем больше Элен думала по этому поводу, тем яснее осознавала, что ее положение в браке никоим образом не изменится. Элен посмотрела на мужа. Он сидел на песке, глядя на нее своим строгим взглядом, который столько раз внушал ей страх.

Как она могла хоть на минуту представить себе, что сможет диктовать свои условия этому мрачному киприоту, который по иронии судьбы является ее мужем? Сейчас Элен готова была посмеяться над своей самонадеянностью. Нет, она не сможет освободиться из-под власти Леона. То, что она узнала о нем, ничего не меняет и все останется так, как и прежде.