– Расскажи мне подробнее о твоем молодом человеке, – просит Сторми.

Мы сидим, скрестив ноги, у нее на полу, разбирая фотографии и памятные бумажки для ее альбома. Сегодня она одна пришла на «Скрапбукинг для пенсионеров», так что мы переместились в ее квартиру. Я волнуюсь, что Джанетт заметит низкую посещаемость, но с тех пор, как я начала здесь работать, она даже не показывается. Тем лучше.

– Что вы хотите о нем знать?

– Он спортсмен?

– Он играет в лакросс.

– Лакросс? – переспрашивает она. – Не футбол, бейсбол или баскетбол?

– Он хорошо играет. Колледжи предлагают ему стипендию.

– Покажешь его фотографию?

Я достаю телефон и показываю снимок, где мы вдвоем сидим в машине. На Питере темно-зеленый свитер, в котором, на мой взгляд, он выглядит особенно хорошо. Мне нравится, когда он в свитере. Сразу хочется обнять его и потискать, как мягкую игрушку.

Сторми внимательно его рассматривает.

– Хм, – одобряет она. – Да, он очень симпатичный. Но до моего внука ему далеко. Мой внук похож на молодого Роберта Редфорда.

Ух ты!

– Я покажу, если не веришь, – говорит она, поднимаясь, и начинает искать фотографию.

Она открывает ящики, перебирает бумаги. У любой другой бабушки из Бельвью фотография любимого внука давно бы уже стояла в рамочке где-нибудь над телевизором или на прикроватной тумбочке. Но не у Сторми. Единственные снимки, которые удостоились такой чести, – это ее собственные портреты. Рядом со входом у нее висит огромное черно-белое свадебное фото, которое занимает почти всю стену. Хотя, конечно, если бы я когда-то была такой красивой, я бы тоже всем это показывала.

– Хм. Никак не могу найти.

– Покажете в следующий раз, – предлагаю я, и Сторми садится обратно на диван.

Она кладет ноги на пуфик.

– Куда нынче ходит молодежь, чтобы побыть наедине? Есть у вас какие-нибудь «наблюдательные пункты»?

Сплетница, она вынюхивает информацию! Сторми – настоящая ищейка, когда нужно раскопать грязные подробности, но я не собираюсь ей потакать. Да и предложить мне ей, по сути, нечего.

– Даже не знаю… Вряд ли. – Я продолжаю разбирать бумажки.

Сторми вырезает орнаменты.

– Я помню первого парня, с которым ездила на парковку. Кен Ньюбери. Он водил «Шевроле Импала». О, это трепетное чувство, когда к тебе впервые прикасаются мужские руки. Его ни с чем не сравнить, не так ли, милочка?

– Мм-хм. А где стопка ваших старых бродвейских афиш? Нужно их тоже использовать.

– Они, должно быть, в моем сундуке с приданым.

О, это трепетное чувство, когда к тебе впервые прикасаются мужские руки.

В животе начинают порхать бабочки. Этот трепет мне хорошо знаком. Я прекрасно его помню, и не только потому, что кто-то запечатлел этот момент на камеру. Приятно снова думать о нем как о собственном воспоминании, отдельно от видео и всего, что за ним последовало.

Сторми наклоняется ближе и говорит:

– Лара Джин, главное, помни, что именно девушка должна решать, как далеко можно зайти. Парни думают сама-знаешь-чем. А твое дело – думать головой и защищать то, что тебе принадлежит.

– Не знаю, Сторми. Разве это не сексизм?

– Жизнь – это один большой сексизм. Если ты забеременеешь, то изменишь только свою судьбу. Для парня ничего существенного не поменяется. Перешептываться все будут только о тебе. Я видела это реалити-шоу про матерей-подростков. Все их парни абсолютно бесполезные! Мусор!

– Хотите сказать, что я не должна заниматься сексом?

Сторми столько твердила мне, что нельзя быть такой старомодной, что я должна жить на полную катушку и влюбляться в парней, а теперь это?

– Я хочу сказать, что нужно быть осторожной. Осторожной, как будто это вопрос жизни и смерти, потому что так оно и есть. – Она многозначительно на меня смотрит. – И никогда не доверяй парню приносить презерватив. У настоящей леди всегда должен быть свой.

Я смущенно кашляю.

– Это твое тело. Твое право защищать его, и твое же – наслаждаться им. – Сторми выразительно поднимает брови. – Кого бы ты ни выбрала, чтобы разделить удовольствие, это твой выбор, и выбирать нужно мудро. Каждый мужчина, который ко мне притрагивался, заслужил эту честь. Привилегию. – Сторми машет на меня рукой. – Все это? Это привилегия, это твой храм, которому должны поклоняться, ты меня понимаешь? Не каждый молодой дурак может получить трон. Запомни мои слова, Лара Джин. Ты решаешь, с кем, когда и как далеко заходить, и заходить ли вообще.

– Не думала, что вы такая феминистка, – удивляюсь я.

– Феминистка? – Из горла Сторми вырывается звук отвращения. – Я не феминистка. Что ты такое говоришь, Лара Джин?

– Сторми, в этом нет ничего страшного. Это лишь значит, что мужчины и женщины равны, и у них должны быть равные права.

– Ни одного мужчину я не считаю себе ровней! Женщины гораздо выше них, не забывай это. Помни все, что я тебе сказала. А еще лучше, запиши для моих мемуаров. – И она начинает напевать «Надвигается шторм».

Пока мы с Питером притворялись, я могла не бояться, что все зайдет слишком далеко. Но теперь я вижу, как быстро все может измениться – моргнуть не успеешь. Вот мы целуемся, а через две секунды его руки уже у меня под свитером. И это так волнительно, что бросает в жар. Мы как будто мчимся на скоростном поезде, который куда-то несется, и мне это нравится, правда, но медленный поезд мне нравится тоже, ведь можно смотреть в окно и любоваться пейзажем, домами, горами. Я не хочу пропускать маленькие шаги, я хочу растягивать удовольствие. Но в следующую секунду мне хочется идти быстрее, дальше и прямо сейчас. И быть к этому готовой, как все остальные. Как им удается быть готовыми так быстро?

Мне до сих пор непривычно, что парень находится в моем личном пространстве. Я все еще нервничаю, когда он обнимает меня за талию или берет за руку. Кажется, я не готова к отношениям двадцать первого века. Я в замешательстве. Я не хочу того, что было у Марго и Джоша, или Питера и Женевьевы. Мне нужно что-то другое.

Видимо, я отстала в развитии. Но разве существует определенный график взросления? Разве есть правильный и неправильный способ быть шестнадцатилетней и влюбленной?

Мое тело – это храм, которому не каждый имеет право поклоняться.

Я не буду делать то, к чему не готова.