На следующий день после школы, я сижу на скамейке у входа и жду Питера, как из двойных дверей выходит Женевьева, болтая по телефону.

– Если ты ей не скажешь, это сделаю я. Клянусь, я это сделаю.

Мое сердце останавливается. С кем она разговаривает? Не с Питером.

Затем из дверей внезапно появляются ее подружки Эмили и Джудит, и она резко сбрасывает разговор.

– Где вас, сучки, носило? – рявкает она.

Они переглядываются.

– Джен, остынь, – немного раздраженно, но осторожно, дабы не навлечь на себя ее гнева, говорит Эмили, и я могу сказать, что она ступает по тонкому льду. – У нас еще полно времени, чтобы пройтись по магазинам.

А затем Женевьева замечает меня, и ее капризное выражение исчезает. Помахав мне рукой, она произносит:

– Привет, Лара Джин. Ты ждешь Кавински?

Я киваю и дую на пальцы, просто чтобы чем-нибудь заняться. Да и холодно.

– Этот парень всегда опаздывает. Скажи ему, что я позвоню позже вечером, ладно?

Я киваю, не подумав, и девушки, скрестив руки, уходят.

Зачем я кивнула? Что со мной не так? Почему я никогда не могу придумать хороший ответ? Я все еще ругаю себя, когда появляется Питер. Он плавно опускается на скамейку рядом со мной и обхватывает рукой мои плечи. Затем взъерошивает волосы у меня на макушке – так же, как я видела, он проделывал с Китти.

– Как дела, Кави.

– Спасибо, что заставил меня ждать на улице в мороз, – отвечаю я, прижимая замерзшие пальцы к его шее.

Питер взвизгивает и отпрыгивает от меня подальше.

– Ты могла бы подождать внутри!

А он дело говорит. Но все равно я злюсь не поэтому.

– Джен попросила передать, что позвонит тебе позже сегодня вечером.

Он закатывает глаза.

– Она так любит мутить воду. Не обращай на нее внимания, Кави. Она просто ревнует. – Вставая, он предлагает мне руки, которые я неохотно принимаю. – Позволь мне угостить тебя чашечкой горячего шоколада, чтобы согреть твое бедное продрогшее тело.

– Посмотрим, – говорю я.

В машине он продолжат тайком поглядывать на меня, проверяя, по-прежнему ли я раздражена. Однако я и сама не могу долго сохранять свое прохладное отношение – это отнимает слишком много энергии. Я позволяю ему купить мне горячий шоколад и даже делюсь им с ним. Но говорю ему, что он не может взять ни одного маршмеллоу.

***

В ту ночь мой телефон вибрирует на тумбочке, и я, не глядя, знаю, что это Питер, ищет больше заверений. Я вынимаю наушники и отвечаю на звонок.

– Привет.

– Что делаешь? – Его голос низкий; уверена, что он лежит.

– Домашнюю работу. А ты?

– Я в постели. Просто позвонил, чтобы пожелать спокойной ночи. – Следует молчание. – Эй, а почему ты не звонишь мне, чтобы сказать спокойной ночи?

– Не знаю. Полагаю, я никогда об этом не думала. А ты хочешь, чтобы я звонила?

– Ну. Ты не должна – я просто поинтересовался, почему нет.

– Я думала, ты ненавидишь все это дело с «последним звонком». Помнишь? Ты записал это в контракте. Ты сказал, что Женевьева настаивала на том, чтобы ты каждую ночь звонил ей последней, и это раздражало.

Он стонет.

– Мы можем, пожалуйста, не говорить о ней? К тому же, почему у тебя такая хорошая память? Ты помнишь все.

– Это мой дар и мое проклятье. – Я выделяю абзац, и стараюсь удержать телефон на плече, но он продолжает выскальзывать. – Погоди-ка, так ты хочешь, чтобы я каждую ночь звонила тебе или нет?

– Уф, просто забудь.

– Уф, отлично, – отвечаю я и слышу, как он улыбается сквозь телефон.  

– Пока.

– Пока.

– Подожди – можешь принести мне один из тех йогуртов на обед?

– Скажи «пожалуйста».

– Пожалуйста. 

– Скажи «пожалуйста–препожалуйста».

– Пока.

– Пока-а-а.

У меня уходит еще два часа, чтобы закончить домашнюю работу, но когда в ту ночь я засыпаю, то засыпаю с улыбкой.