Мы с Питером сидим на моей веранде; из гостиной доносятся звуки телевизора. Китти смотрит фильм. Между нами повисло бесконечно долгое молчание, лишь слышно, как стрекочут сверчки.

Он заговаривает первым.

– Это не то, что ты думаешь, Лара Джин; это, действительно, не то.

Мне требуется минута, чтобы собраться с мыслями, связать их в нечто, что образует хоть какой-то смысл.

– Когда мы только начали все это, я была по-настоящему счастлива просто быть дома с сестрами и папой. Это было приятно. А затем мы начали тусоваться, и это было похоже на…. как будто ты вывел меня в этот мир. – При этих словах его взгляд смягчается. – Сначала было страшно, но потом мне это тоже понравилось. Часть меня хотела просто остаться с тобой навсегда. Я бы легко могла это сделать. Я могла бы любить тебя вечно. 

Он пытается заставить себя говорить веселым голосом.

– Тогда просто сделай это.

– Не могу. – Я делаю судорожный вдох. – Я видела вас двоих. Ты держал ее; она была в твоих объятиях. Я все видела.

– Если бы ты все видела, то знала бы, что это было совсем не то, о чем ты говоришь, – начинает он. Я просто гляжу на него, и его лицо вытягивается. – Ну же. Не смотри на меня так.

– Я ничего не могу с собой поделать. Только так я могу смотреть на тебя прямо сейчас.

– Я нужен был сегодня Джен, так что я был там ради нее, но просто как друг.

– Бесполезно, Питер. Она уже давно заявила на тебя свои права, и для меня здесь просто нет места. – Мое зрение становится туманным от слез. Я утираю глаза рукавом куртки. Не могу больше находиться здесь, рядом с ним. Слишком больно смотреть на него. – Знаешь, я заслуживаю лучшего, чем это? Я заслуживаю… я заслуживаю быть чьей-то девушкой номер один.

– Ты и так ей являешься.

– Нет, не являюсь. Она – да. Ты все еще защищаешь ее, ее тайну, что бы это ни было. Но от чего? От меня? Что я вообще ей сделала?

Он беспомощно разводит руками.

– Ты забрала меня у нее. Ты стала для меня самым важным человеком.  

– Тем не менее, это не так. В этом все дело. Она – самый важный для тебя человек. – Он бормочет и пытается отрицать, но это бессмысленно. Как я могу ему верить, когда правда находится прямо передо мной? – А знаешь, откуда я знаю, что она самый важный человек для тебя? Ты каждый раз выбираешь ее.

– Бред собачий! – взрывается он. – Когда я узнал, что это она сняла то видео, я сказал ей, что если она еще хоть раз причинит тебе боль, то мы прекратим общаться. – Питер все еще говорит, но я не слышу больше ни одного слова, что слетают с его губ.

Он знал.

Он знал, что Женевьева была той, кто выложил это видео; он знал и ничего мне не сказал.

Питер больше не говорит; он пристально рассматривает меня.

– Лара Джин? В чем дело?

– Ты знал?

Его лицо бледнеет.

– Нет! Все не так, как ты думаешь. Я знал не с самого начала.

Я облизываю губы и плотно сжимаю их.

– Ну, в какой-то момент ты узнал правду, и ничего мне не сказал. – Трудно дышать. – Ты знал, как я была расстроена, и продолжал защищать ее, а потом узнал правду, и не сказал мне.

Питер начинает говорить очень быстро.

– Позволь мне объяснить. Я только недавно узнал, что Джен стояла за этим видео. Я спросил ее о нем, и она не выдержала и призналась во всем. В ту ночь, во время лыжной поездки, она увидела нас в гидромассажной ванне и сняла видео. Именно она отправила его Anonybitch и включила на собрании. 

Я знала, но позволила себе согласиться с Питером и притвориться, что не знаю, что знала. И ради чего? Ради него?

– Ей было очень фигово из-за всего, что ей приходится переживать из-за ее семьи, и к тому же она ревновала, и отыгралась на нас с тобой…

– И что же это? Что она переживает? – спрашиваю я, не ожидая ответа; знаю, что он не скажет. Я спрашиваю, чтобы доказать свою точку зрения.

Он выглядит огорченным.

– Ты же знаешь, что я не могу тебе сказать. Почему ты все время ставишь меня в положение, когда мне приходится говорить тебе «нет»?

– Ты сам поставил себя в такое положение. У тебя ее имя, так ведь? В игре, у тебя ее имя, а у нее – мое.

– Кого волнует эта дурацкая игра? Кави, мы говорим о нас.

– Меня волнует эта дурацкая игра. – В первую очередь Питер предан ей, и только потом – мне. Женевьева идет первой, я иду после нее. Вот в чем дело. В этом всегда была проблема. И меня тошнит от этого. Что-то щелкает в моей голове. Я неожиданно спрашиваю у него, – А почему в ту ночь, во время лыжной поездки, Женевьева была на улице? Все ее друзья были в домике.

Питер на мгновенье закрывает глаза.

– Почему это так важно?

Я вспоминаю ту ночь в лесу. Каким удивленным он казался, увидев меня. Даже испуганным. Он ждал не меня. Он ждал ее. И все еще ждет. 

– Если бы я не вышла извиниться в ту ночь, ты бы целовалее?

Он не сразу отвечает.

– Я не знаю.

Эти три слова подтверждают для менявсе. От них у меня перехватывает дыхание.

– Если я выиграю… знаешь, каким было бы мое желание? – Не говори этого, не говори этого. Не говори слов, которые не сможешь взять обратно. – Я бы пожелала, чтобы мы никогда не начинали всего этого. – Слова эхом раздаются в воздухе и в моей голове.

Он втягивает в себя воздух. Его глаза становятся маленькими; так же, как и его рот. Я причинила ему боль. Это то, чего я хотела? Я так думала, но сейчас, глядя на его лицо, я не уверена.

– Тебе не нужно выигрывать игру, чтобы получить это, Кави. Можешь получить это прямо сейчас, если ты этого хочешь.

Я протягиваю руки и кладу обе ладони на его грудь. К глазам подступают слезы.

– Ты выбыл. Кто у тебя? – Я уже знаю ответ.

– Женевьева.

Я встаю.                                                        

– Прощай, Питер. – А затем захожу в дом и закрываю дверь. Я не оглядываюсь назад, ни разу.

Мы так легко расстались. Будто это был пустяк. Словно мы были никем. Значит ли это, что этому вообще не суждено было быть? Что мы были случайностью судьбы? Если нам было предназначено быть вместе, как мы могли разойтись вот так?

Полагаю, ответ – нам не было предназначено.