Мы с Питером стоим в кинотеатре в очереди за попкорном. Даже это обычное дело ощущается как самое лучшее обычное дело из всех, что я когда-либо делала. Я проверяю карман, удостоверяясь, что мой билет на месте. Я хочу сохранить его.

Глядя на Питера, я шепчу:

– Это мое первое свидание.

Я ощущаю себя ботанкой в кино, которая заполучила самого классного парня в школе, и совсем не возражаю. Ничуточки.

– Как это может быть твоим первым свиданием, когда у нас их было множество?

– Это мое первое настоящее свидание. Все предыдущие были всего лишь притворством, а это – настоящее. – Он хмурится.

– О, постой, это настоящее? А я и не осознавал.

Я собираюсь легонько ударить его в плечо, а он смеется, хватает меня за руку и переплетает свои пальцы с моими. Такое чувство, словно мое сердце бьется прямо через ладонь. Это первый раз, когда мы держимся за руки по-настоящему, и ощущение этого отличается от тех, притворных. Похоже на электрические потоки, в хорошем смысле. В самом лучшем смысле.

Мы продвигаемся дальше в очереди, и я понимаю, что нервничаю, что само по себе странно, ведь это просто Питер. Но в то же время он – другой Питер, а я – другая Лара Джин, потому что это свидание, настоящее свидание. Просто чтобы завязать разговор, я спрашиваю:

– Итак, когда ты ходишь в кино, ты больше предпочитаешь шоколадные конфеты или жевательные?

– Ни те, ни другие. Все что я хочу – это попкорн.

– Тогда мы обречены! Ты – не любитель ни одного из двух, а я – обоих из перечисленных. – Мы подходим к кассе, и я начинаю рыться в своем кошельке.

Питер смеется.

– Ты думаешь, я заставлю девушку платить на ее первом свидании? – Он расправляет грудь и говорит кассиру: – Можно один средний попкорн с маслом, и не могли бы вы положить слой сливочного масла? Еще кислые мармеладки «Sour Patch Kids» и коробку шоколадок «Milk Duds». И одну небольшую вишневую колу.

– Как ты узнал, что я хотела?

– Я куда более наблюдателен, чем ты думаешь, Кави. – Питер с самодовольной улыбкой обнимает меня за плечи, и случайно задевает рукой мою правую грудь.

– Ой!

– Упс. Извини. Ты в порядке? – Он издает смущенный смешок.

Я даю ему локтем в бок, и он все еще смеется, пока мы идем в сторону кинозала. И вот тогда мы видим Женевьеву и Эмили, выходящих из дамской комнаты. В последний раз, когда я видела Женевьеву, во время лыжной поездки, она рассказывала всем в автобусе, что мы с Питером занимались сексом в гидромассажной ванне. Я чувствую сильный приступ паники – бороться или бежать.

Питер на секунду замедляет шаг, и я не знаю, что произойдет дальше. Придется ли нам подойти и поздороваться? Продолжим ли мы идти? Его рука вокруг меня напрягается, я чувствую его колебания. Он разрывается.

Женевьева решает за всех. Она проходит в зал, словно не замечая нас. В тот же зал, в который идем и мы. Я не смотрю на Питера, он также ничего не говорит. Полагаю, мы просто сделаем вид, будто ее здесь нет? Он проводит меня через те же двери и выбирает наши места, слева, ближе к задним рядам. Женевьева и Эмили сидят в центре. Я вижу ее белокурую голову, ее спину в светло-сером пальто. Я заставляю себя отвести взгляд. Если Джен повернется, я не хочу быть пойманной, глазеющей на нее.  

Мы садимся, я снимаю пальто и удобно устраиваюсь в кресле, когда у Питера звонит телефон. Он вытаскивает его из кармана, а затем убирает, и я точно знаю, что это была Джен, но понимаю, что не могу спросить. Ее присутствие прокололо ночь. Два шрама от вампирского укуса оставляют на ней след.

Свет гаснет, Питер обхватывает меня рукой. «Собирается ли он держать ее там весь фильм?» – размышляю я. Я ощущаю себя окостеневшей и стараюсь выровнять дыхание.

– Расслабься, Кави, – шепчет он мне на ухо.

Я пытаюсь, но, как бы, в данных обстоятельствах, невозможно расслабиться по команде. Питер слегка пожимает мое плечо, наклоняется и прижимается носом к моей шее.

– От тебя хорошо пахнет, – говорит он низким голосом. 

Я смеюсь, громче, чем позволено, и мужчина, сидящий перед нами, оборачивается в своем кресле, сердито глядя на меня. Пристыженная, я говорю Питеру:

– Прости, я очень боюсь щекотки.

– Не волнуйся, – отвечает он, продолжая держать руку вокруг меня.

Я улыбаюсь и киваю, но теперь задаюсь вопросом: он ожидает, что мы займемся всякими такими вещами во время фильма? Поэтому он выбрал задние места, когда в середине еще оставались свободные? Внутри меня растет паника. Здесь Женевьева! Да и другие люди тоже! Я, может, и целовалась с ним в горячей ванне, но тогда вокруг не было ни души. К тому же, мне, как бы, просто хочется посмотреть фильм. Я наклоняюсь вперед, чтобы сделать глоток содовой, но на самом деле, это просто для того, чтобы незаметно от него отодвинуться.

***

После фильма мы молча приходим к соглашению как можно быстрее выйти из зала, чтобы снова не нарваться на Женевьеву. Мы оба пулей вылетаем из кинотеатра, словно сам Дьявол несется за нами по пятам, кем, я полагаю, она отчасти и является. Питер голоден, но мой желудок слишком полный от всей той дряни для того, чтобы есть нормальный ужин, так что я предлагаю просто пойти в закусочную и разделить с ним картофель фри. Но Питер отвечает:

– Я склоняюсь к тому, что нам следует пойти в настоящий ресторан, поскольку это твое первое свидание.

– Никогда не знала об этой твоей романтической стороне, – произношу это как шутку, но я серьезно.

– Привыкай, – кичится он. – Я знаю, как обращаться с девушкой.

Он отводит меня в «Бисквит – Пища для Души» – по его словам, это его любимый ресторан. Я наблюдаю, как он поглощает жареную курицу с горячим медом, политую соусом Табаско, и гадаю, сколько раз Женевьева сидела и наблюдала за ним, когда он делал то же самое. Наш городок не такой уж и большой. Здесь не так много мест, куда мы можем пойти, где он уже не был с Женевьевой. Когда я встаю, чтобы сходить в уборную, то внезапно задаюсь вопросом, напишет ли он ей ответное сообщение, но заставляю себя выкинуть эту мысль из головы tout de suite. И что тут такого, если он ответит? Они все еще друзья. Это не запрещено. Я не позволю Джен испортить мне этот вечер. Я хочу быть прямо здесь, в эту самую минуту, только мы двое на нашем первом свидании.

Я снова сажусь, Питер доел свою жареную курицу и перед ним лежит куча грязных салфеток. У него есть привычка вытирать пальцы каждый раз, когда он откусывает. К его щеке прилип мед и немного панировки, но я не говорю ему, поскольку мне это кажется забавным.  

– Ну и как прошло твое первое свидание? – интересуется Питер, вытягиваясь на своем стуле. – Расскажи мне, как будто это не я сводил тебя.

– Мне понравилось, когда ты знал, какие закуски в кинотеатрах я люблю. – Он одобрительно кивает. – И… мне понравился фильм.

– Ага, я понял. Ты постоянно шикала на меня и показывала пальцем на экран.

– Тот мужчина впереди нас злился. – Я колеблюсь. Не знаю, следует ли мне сказать следующую вещь, которую хочу сказать, о чем думала всю ночь. – Я не знаю… это только мне или…

Он наклоняется ближе, полностью обращаясь вслух.

– Что?

Я делаю глубокий вдох.

– Это ведь… немного странно? Я имею в виду, сначала мы притворялись, потом нет, затем мы поссорились, а теперь сидим здесь, и ты ешь жареную курицу. Как будто мы все сделали в неправильном порядке, и это хорошо, но…, все же, отчасти все вверх тормашками. – «А еще ты пытался лапать меня во время фильма?»

– Полагаю, это немного странно, – признает он.

Я пью свой сладкий чай и испытываю облегчение от того, что он не считает меня страной из-за того, что я подняла тему обо всех этих странностях.

Он с улыбкой смотрит на меня.

– Может быть, нам нужен новый контракт.

Не могу определить, шутит ли он или серьезно, так что решаю подыграть.

– И что бы было в контракте?

– Первое, что мне приходит в голову…, думаю, что я бы должен звонить тебе каждый вечер перед сном. Ты бы согласилась приходить на все мои игры по лакроссу. И также на некоторые тренировки. Я бы приходил к тебе домой на ужин. А ты бы ходила со мной на вечеринки. 

Я корчу гримасу при упоминании о вечеринках.

– Давай просто делать то, что мы хотим делать. Как раньше. – Внезапно я слышу голос Марго в своей голове. – Давай… давай веселиться.

Он кивает, и теперь он – тот, кто выглядит испытывающим облегчение.

– Да!

Мне нравиться, что он не принимает все слишком серьезно. В других людях это могло бы раздражать, но только не в нем. Думаю, это – одно из его лучших качеств. Это, и его лицо. Я могла бы смотреть на его лицо целый день. Я потягиваю свой сладкий чай через трубочку и поглядываю на него. Заключить контракт и в самом деле могло бы быть хорошо для нас. Это помогло бы нам предотвратить проблемы и быть ответственными. Думаю, Марго гордилась бы мной за это.

Я вытаскиваю из сумочки записную книжку и ручку и пишу вверху страницы «Новый контракт Лары Джин и Питера». 

Первым пунктом я записываю: «Питер будет приходить вовремя».

Питер вытягивает шею, чтобы прочесть вверх ногами.

– Постой, тут говориться, «Питер будет приходить вовремя»?

– Если ты говоришь, что собираешься быть где-то, то будь там.

Питер хмуриться.

– Я не пришел один раз, и ты затаила обиду…

– Но ты всегда опаздываешь.

– Это не то же самое, что вообще не прийти!

– Постоянные опоздания демонстрируют отсутствие уважения к человеку, который тебя ждет.

– Я тебя уважаю! Я уважаю тебя больше любой другой девушки, которую знаю!

Я указываю на него.

– Девушку? Только «девушку»? А кого из парней ты уважаешь больше, чем меня?

Питер откидывает голову назад и так громко стонет, что это больше похоже на рев. Я тянусь через стол, поверх еды, хватаю его за воротник и целую прежде, чем мы успеваем опять поссориться. Хотя, должна сказать, это такой вид ссоры, вроде спора, не такой, который задевает чувства, а такой, который впервые за весь вечер заставляет почувствовать нас самими собой.

Вот, о чем мы договорились.

Питер не будет опаздывать больше, чем на пять минут.

Лара Джин не будет заставлять Питера делать поделки любого вида.

Питер не обязан звонить Ларе Джин вечером, перед тем как ложится спать, но он может, если ему захочется.

Лара Джин будет ходить на вечеринки только в том случае, если ей захочется.

Питер будет подвозить Лару Джин, в любое время, когда ей этого захочется.

Лара Джин и Питер всегда будут говорить друг другу правду.

Есть кое-что, что мне хочется добавить в контракт, но я боюсь поднимать эту тему сейчас, когда дела идут на лад.

Питер по-прежнему может оставаться с Женевьевой друзьями, но до тех пор, пока он честен в этом вопросе с Ларой Джин.

Или, может быть, Питер не будет лгать Ларе Джин о Женевьеве. Но это уже лишнее, ведь у нас уже есть правило – всегда говорить друг другу правду. Правило, подобно этому, в любом случае не было бы правильным. Что я действительно хочу сказать, – это то, что Питер всегда будет ставить Лару Джин превыше Женевьевы. Но я не могу сказать этого. Конечно же, не могу. Я немного знаю о свиданиях или парнях, но я знаю точно, что неуверенность на почве ревности – по-настоящему отвратительное чувство.

Так что я прикусываю язык, и не говорю того, что думаю. Есть только одно, одна очень важная деталь, в которой я хочу быть уверенной.

– Питер?

– Да?

– Я не хочу, чтобы мы когда-нибудь разбили друг другу сердца.

Питер легко смеется; он обхватывает мою щеку рукой.

– Ты собираешься разбить мне сердце, Кави?

– Нет. И я уверена, что ты тоже не планируешь разбить мое. Никто и никогда это не планирует.

– Тогда оговорим это в контракте. Питер и Лара Джин обещают не разбивать друг другу сердца.

Я лучезарно улыбаюсь ему, чрезвычайно успокоенная, а потом записываю это.

Лара Джин и Питер не будут разбивать друг другу сердца.