Задержи звезды

Хан Кэти

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

 

Глава десятая

Вопрос казался настолько простым, что Кэрис даже не думала на него отвечать. Они были счастливы, непринужденно проводя вместе рабочее время и тайно — личное, когда половина жителей Воеводы принялась готовиться к очередной Ротации.

Это началось с небольших вещей, которые незаметно перешли к более значимым: сперва — практически неосязаемая, вежливая социальная изоляция, поскольку некоторые неизбежно осознавали, что их время в роли соседей подходит к концу. Эфир резко заполнился болтовней, диким гаданием и исследованием потенциальных новых Воевод, хотя о них еще не объявляли. После этого начался приток учащихся в языковой лаборатории, когда люди, чьи языковые навыки слегка ухудшились за последние три года, решили, что они не хотят остаться изолированными и одинокими на их следующем Воеводе. Наконец настали длинные ночи и размытые утра, так как Воеводу охватило чувство непрекращающейся вечеринки по случаю ухода. Участники первой жеребьевки вскоре должны были отправиться на следующую Ротацию.

В один из таких редких идеальных дней Кэрис и Макс решили побывать на месте первых воспоминаний Кэрис, на самых высоких холмах Воеводы 3. Учитывая, что в обществе невозможно было говорить о том, откуда ты или где на самом деле вырос, поскольку большинство детских воспоминаний являлись переходными и временными, многие жители Европии возвращались к месту своих первых воспоминаний в качестве обряда перехода к новому этапу жизни.

В то время как пик самой высокой горы в этом регионе — Сноудона — обычно был затянут тучами и его часто покрывал снег, в этот день вершину обрамляло красивое голубое небо, на котором были только маленькие белые струйки дыма: выбросы кислорода из гибридных поездов ползли по окружности.

Макс проснулся первым и тихо слез с кровати, чтобы приготовить завтрак, затем аккуратно поставил поднос с ее стороны постели.

— Теперь ты ждешь меня? Я тебя хорошо подготовила.

Он подскочил от неожиданности. Шутить до десяти утра Кэрис было несвойственно, а уж тем более до кофе.

— Хорошо спалось?

— Я так взволнована тем, что вернусь туда. — Она махнула в сторону вершин национального парка, видневшихся в окне, потягивая обжигающе-горячий кофе и потянувшись за тостом на подносе, который Макс поставил возле кровати. Ее каштановые волосы были высоко собраны в большой закрученный пучок, растрепавшийся за ночь и спадавший на лоб. — Ну что, одеваемся и идем?

— Вот это да! Ты себя хорошо чувствуешь? — Он встретился с ней взглядом, посмотрев сверху вниз на нее, затерянную на большой кровати, одетую в его любимую голубую футболку ЕКАВ с закатанными рукавами.

Она сжимала кружку обеими руками, чтобы согреть их, и ее лицо расплылось в широкой улыбке.

— Тогда пойдем. Нам надо будет тихонько проскользнуть — я не должен был использовать кухню. Эта старушка изобьет меня своей скалкой.

— Своей чем?

— Не бери в голову.

Они сложили припасы в рюкзаки и тихо выбрались из гостиничного номера старого георгианского особняка, расположенного при дороге, в долине у подножия горы. Здание поддерживали стальные опоры и балки, торчавшие из наружных стен, что, однако, не преуменьшало запах сырости выцветающих стен и ощущение величия. Солнце светило невообразимо ярко, но в такую рань его тепло казалось далеким и не греющим, а вокруг них все было покрыто зеленью. Лишайниковый мох цвета лайма рос на сланцевых камнях, облицовывавших травянистые склоны, заросли папоротника на тропинках щекотали путников своими похожими на перья листьями. Кэрис аккуратно свернула с дороги, нашла тропинку и подняла воротник куртки, закрываясь от порыва ветра.

— Такой прекрасный день.

— Да, — согласился Макс.

— Давай выключим чипы и не будем использовать флексы.

— Уверена? — спросил он.

— Я смогу пару часов прожить без высоких технологий. А ты сможешь? — передразнила она его.

Он демонстративно перевел свой чип в спящий режим.

— Вот так. Куда пойдем в первую очередь?

— Мы можем подняться к старой электростанции?

— Конечно. Ты знаешь дорогу?

— Приблизительно. Это на вершине горы. — Она поморщилась. — Отсюда в любом случае надо идти вверх.

— Хорошо, — сказал он. — Веди, лидер.

Несколько гибридных машин со свистом пролетело мимо них, заставив их сойти с тропинки в папоротник. Кэрис, которую тянул назад рюкзак, тут же упала спиной в кустарник.

— Что ты там делаешь наверху? — спросила она, запыхавшаяся, но веселая.

Макс протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Она ухватилась за его ладонь, он потерял равновесие, поскользнувшись на грязи, и повалился рядом с ней.

— Черт.

Они расхохотались, продолжая лежать так пару минут, смеясь еще сильнее каждый раз, когда смотрели друг на друга. Курьез был комичным, но именно смех практически довел их до слез.

Пожилой мужчина, одетый для однодневного похода в вощеную куртку и штаны, с гончей, послушно бегущей за ним рысью, подозрительно нахмурился, поглядев на парочку.

— Добрый день, — поздоровался с ним Макс прямо с земли, и мужчина цокнул, когда Макс и Кэрис снова рассмеялись.

— Как думаешь, что они тут делали? — задумчиво спросила Кэрис, пока Макс отряхивал ее.

— Местные, дорогая. Старик и его собака, скорее всего, тут живут.

— Нет, дурачок. Я про гибридные машины Воеводы. — Она указала на джинсы Макса, испачканные грязью неудачного оттенка коричневого.

— О господи! Я выгляжу так, будто со мной случился несчастный случай. Думаю, они готовят ВЗ к Ротации.

Кэрис кивнула:

— Точно. Все время забываю, что половина скоро переезжает.

Макс озирался по сторонам, пока они продолжали подниматься, но ничего не сказал.

Они остановились на туристическом привале, чтобы быстро попить. Здесь тропинка расширялась в дорогу и снова сужалась у большого озера. Много лет назад это был искусственный водоем, но рукотворные детали давно исчезли. Сейчас вода приняла неясные очертания, отражая небо и переворачивая холмы вокруг на своей поверхности — идеальный образец настоящей природы, несмотря на искусственное происхождение.

Рванувшись вперед, Кэрис подняла камушек, чтобы пустить блинчик по воде. Когда она пульнула его, он трижды подпрыгнул по поверхности озера.

— Неплохо. Неплохо, — сказал Макс, осматриваясь в поисках подходящего камня. Найдя один, запустил так, что тот подпрыгнул четыре раза. — Да.

— Хм. — Кэрис потерла большим пальцем гладкую поверхность очередного овального камушка, взвешивая его в ладони. Она отвела руку назад, но не бросила камень, лишь медленно взмахнула запястьем, отрабатывая движение.

— Твоя очередь.

— Смотри и учись, Максимилиан. — Кэрис взмахнула рукой, описав дугу, и согнула колени, когда отпустила камушек. Она с удовлетворением наблюдала, как он скользил по воде по прямой, подпрыгнув девять, десять, одиннадцать раз, перед тем как нырнул в воду.

Макс застыл, открыв рот от удивления:

— Как ты это сделала?

— Уловка, — ответила она, отвернувшись от воды и пряча улыбку, — в том, чтобы закрутить и задать поступательную скорость одновременно.

— Наука пускания камней по воде. — Макс все еще смотрел на то место, где камень ушел под воду, приблизительно в восьми метрах от берега. — Мой маленький ботаник по пусканию блинчиков, — сказал он, притягивая ее в свои объятия и говоря ей в шею. — Ты расскажешь мне об этой науке. Я не могу поверить, что ты смогла так сделать.

— Я пятикратный чемпион соревнований в Таньгризиау, была в детстве, — сказала Кэрис, ее голос стал более мелодичным, когда она заговорила об этом. — Последней частью уравнения является угол, под которым камушек касается воды. Лучше всего — наклон в пятнадцать градусов.

— Понял. Пятикратный чемпион. — Макс выбросил камушек, который держал в руке. — Я никак не могу конкурировать с тобой.

— К счастью, — ответила Кэрис, поднявшись на цыпочки и глядя ему прямо в глаза, — тебе и не надо. Я могу быть достаточно хороша для нас обоих.

Он захохотал, но отступил, заметив прохожих.

— Ой, расслабься, ладно? — вздохнула Кэрис. — Мне не кажется, что нам нужно изображать непринужденность здесь.

— Нужно везде, Кэри. Правила существуют по определенной причине.

— Я думала, они больше похожи на рекомендации. Как жить счастливой жизнью… Оставайся независимым и заводи детей поздно. — Она скривилась.

— Что-то в этом роде, — сказал он. — В основе этого лежит психология и наука, знаешь ли. — Он оглянулся на проходящих с другой стороны озера людей. — Нам, наверное, лучше двигаться вперед.

— Это не полицейское государство, Максимилиан. Те незнакомцы не собираются просить нас покинуть Воеводство. Или тебя волнует, что они осудят тебя за неподдержание идеалов? — Она вернулась на тропинку, зная, что была права, — и он тоже знал об этом.

Глубоко вздохнув, Макс взял ее за руку, и они продолжили подниматься по крутому, скалистому холму к старой электростанции.

На Лин Ствлан открывался удивительный вид. Огромная плотина из тяжелых опор, вытянутая в арках, вырезанных из камня, протянулась вдоль всего склона горы. Плотина образовывала путь через местность: с одной стороны было огромное озеро с темной водой, с другой — сплошной обрыв до самого подножия горы. Макс и Кэрис прошли по плотине, глядя то на водоем, то на скалистый утес и аккуратно переступая через всю зелень, проросшую сквозь швы между серым камнем.

Облака над ними проплывали по бледно-голубому небу. Дул легкий, но холодный ветер.

— Здесь, наверху, когда-то была стена, однако она давным-давно осыпалась, — сказала Кэрис, наслаждаясь видом на горы. — Теперь стало немного опаснее. А сотни лет назад здесь проходила паровая железная дорога.

— Паровая? Они были ближе, чем думали.

Она пожала плечами.

— Хотя они использовали уголь — не кислород.

— Им стоило внимательнее присмотреться к первому. — Макс опустился на каменистый край плотины, там, где раньше была стена, опасно свесив ноги на высоте в несколько сотен футов над водой. — Как тебе день?

— О, знаешь, идеально.

— И у меня такое же ощущение. — Он улыбнулся. — И это было твоим первым воспоминанием?

— Довольно близко к нему. — Кэрис уселась рядом с Максом, и он достал ей из рюкзака сэндвич с курицей, который девушка с радостью взяла.

— Сколько тебе тогда было?

Она колебалась.

— Макс…

— Наверное, тебе было пять, как и всем остальным. — Он на мгновение задумался об этом. — Но тогда ты бы не помнила так много об этом месте, например, как пройти куда-то. И ты бы не стала пятикратным чемпионом по бросанию блинчиков. — Он взглянул на нее. — Кэрис?

— Мои родители… Уэльс тогда был независимым, знаешь, поэтому сначала они отказались от Ротации. Они остались здесь, в горах. Мы были в числе последних, кто ушел.

Макс посмотрел на нее с изумлением:

— Ты выросла не в Ротации?

— Я жила здесь до восемнадцати.

— Без переездов?

— Да. Я присоединилась к Ротации, когда мне было восемнадцать.

Макс откинулся назад.

— Ни одной Ротации до восемнадцати лет. Господи, только не говори об этом моим родителям, если ты когда-нибудь встретишься с ними, — они не одобрят. — Он откусил кусок от бутерброда, качая головой. — Не удивительно…

— Что не удивительно? — спросила она.

— Что Европия — все эта — кажется тебе слегка неудобным.

Она положила сэндвич.

— А тебе нет?

— Не особо. Я имею в виду, это стало неудобным теперь, когда я встретил тебя и должен буду переехать через два месяца.

Она беззвучно ахнула.

— Кэри?

— Ты переезжаешь?

Он пристыженно опустил глаза.

— Я в первой жеребьевке, Кэри.

— Почему я об этом не знала?

— Я ждал подходящего момента.

— И ты решил, что он настал сейчас? — Ее голос изменился, невольно выдавая нотки боли, но она ничего не могла с этим поделать.

— Я думал… думал, подожду, пока наступит идеальный момент.

Она, поразмыслив над этим, сказала:

— Ты думал, объявишь мне, что переезжаешь через два месяца, и это станет лучшим способом закончить наш идеальный день?

— Да, — сказал он, заметив, однако, ее ироничный взгляд. — Нет. Наверное. Да.

— Но, когда мы встретились, — вымолвила Кэрис, — ты управлял семейным супермаркетом. Только начал работать там для них.

— Нет, Кэри, — ответил он мягким тоном. — Я уже работал там какое-то время. Именно поэтому и был так огорчен. Слушай, я никогда не ожидал встретить кого-то, похожего на тебя, но так продолжаться не может — это не допускается, пока нет.

Она водила ногтями по лицу, разглядывая мох на камнях, обдумывая, что делать и что сказать. Наконец произнесла:

— Что сейчас происходит? Это все?

— Я не хочу, чтобы так было, — сказал Макс тихо. — Мне не хочется тебя терять.

— Ты как-то странно пытаешься меня удержать, Макс.

— У меня нет слов. Может, когда мы станем старше… — Он умолк, инстинктивно понимая, что не стоит поднимать глаза.

— Это все? — повторила вопрос Кэрис.

— Я просто не могу. Не могу. Как мы это оправдаем? Ни у кого из моих друзей такого не было. Ни у кого. — Она что-то пробормотала, и Макс продолжил: — Пожалуйста, не дави на меня этим понятием прошлого поколения по поводу отношений. Речь не об этом. Но то, как меня воспитали…

— Как, Макс?

Он тоже отложил остатки своего сэндвича.

— Я рассказывал тебе о моей семье. Они умирали за то, чтобы основать утопию. Мои бабушки и дедушки, их братья и сестры — мои двоюродные бабушки и дедушки — были первым поколением. Я из семьи основателей, Кэрис. Что тебе в этом не ясно?

Она молчала.

— Таких семей, конечно, много. Но моя… Мы ходили в языковую школу шесть дней в неделю. Моим первым рисунком на холодильник были золотые звезды Европии на синем фоне. Господи, моими первыми словами, похоже, являлась клятва.

После этих слов на лице Кэрис появилась улыбка.

— Мои бабушка и дедушка по отцовской линии изначально попали в утопию из Индии и Испании, по маминой линии — из Швейцарии и Италии. У моей бабушки докторская степень в генетической педиатрии, так же как и у мамы.

Кэрис сидела неподвижно, укрощенная весомостью наследия его семьи, но восхищенная шансом узнать детали, которых она так долго ждала, не решаясь об этом спросить.

— Моя бабушка была в основной группе ученых, утверждавших: исторические данные о фертильности и детородном возрасте основаны на некорректных исследованиях, устаревших статистических показателях из Франции восемнадцатого века. Она провела очередное исследование, установив новые рекомендации по воспитанию детей. Моя семья наконец доказала, что нет ничего плохого в том, чтобы заводить детей в более зрелом возрасте, и таким образом было снято социальное клеймо с позднего деторождения.

— Значит, люди могли перестать говорить «тик-так» и бояться затягивать с этим, — размышляла Кэрис.

— Именно. Что, в свою очередь, привело к инициативе введения Правила пар.

Они сидели рядом, пока Кэрис все это переваривала.

— То есть, когда я дразнилась, что ты действительно веришь…

— Тебе известно, как тяжело идти против того, чему тебя учили всю жизнь?

— Не думаю, что да.

— Это ранит. — В его голосе звучала мольба. — Если бы мы встретились немного позже…

— В другом десятилетии практически.

Неприкрытая правда сделала больно им обоим, и Макс хотел успокоить ее, но не знал как, поэтому они сидели, глядя на туман, застилавший долину.

— Куда ты переезжаешь? — спросила она.

— На другую станцию ЕКАВ. Я имел в виду это, когда говорил, что не хочу тебя потерять.

— Но ты же образцовое олицетворение Правила пар.

— Ты поняла.

Она кивнула:

— Думаю, да.

Он несколько минут молчал, холод от камня начинал пробираться сквозь их одежду.

— Я буду скучать по твоим видеозвонкам на Стенных реках, по твоим показам каждого из нарядов, один из которых ты хотела бы надеть на свидание.

Кэрис скорчила гримасу:

— Это было лишь раз.

— И я буду скучать по тому, как ты прижимаешь свои ледяные ноги к моим, когда спишь.

— Или по тому, как я сбиваю настройки твоих программ чистки зубов, так что из-за этого в ванной вода льется ручьем на пол.

— Уж по такому я точно скучать не стану.

— Почему нельзя просто использовать зубную щетку? Я все время хотела узнать…

— Ты такая старомодная. — Он осторожно взял ее под руку.

Они сидели высоко над национальным парком, зеленые горы раскинулись вокруг них под ярко-голубым весенним небом, их ноги свисали с плотины над озером.

Макс начал что-то говорить, но осекся.

Через секунду Кэрис попросила:

— Продолжай.

— Я не ожидал, что из этого что-нибудь выйдет.

Прислонившись к нему, она взяла его за руку, и они на какое-то время застыли так.

— Может, у нас будет возможность навещать друг друга. Есть же выходные. — Кэрис посмотрела на Макса. — О да, мы не должны, ты сам сказал.

— Я знаю. — В его голосе слышалось сомнение; ему не нравилась такая странная смена ролей. — Но я навещаю своих друзей в других Воеводах. Да и ты тоже. — Макс не спеша все обдумывал. — Это было бы вполне нормально. Кроме того, несправедливо отправить тебя в мир прежде, чем ты научишься правильно управлять программами чистки зубов, — сказал он, и она улыбнулась. — Я буду на государственной службе.

Кэрис положила голову ему на плечо, переплетя свою руку с рукой Макса.

— Не надо меня ненавидеть, — сказал он. — Но я не в состоянии совсем отказаться от этого, пока нет.

— Как я могу тебя ненавидеть?

Он убрал упаковку от сэндвичей назад в рюкзак и начал вставать.

— Возможно, — прошептала Кэрис, ее хриплый шепот подхватило ветром, — некоторые правила существуют для того, чтобы их нарушать.

И, когда они начали спускаться со склона, Макс вздрогнул.

 

Глава одиннадцатая

Сорок пять минут

Скользя, как камушки по воде, Макс и Кэрис погружались в пояс астероидов глубже, чем когда-либо прежде. Окружая Землю, пояс представляет собой красивый звездный дождь в ночное время, а иногда и днем, но тут, наверху, внутри поля астероидов, это опасно.

— Только что было сорок пять минут, — говорит Макс, пока они падают, нервно оглядываясь по сторонам. — Мы уже использовали половину нашего времени. Никто не придет, не так ли?

— Некому прийти.

— Мы совсем одни.

— Прекрати это.

— Мы тоже можем отказаться.

Кэрис прикусывает губу.

— От чего?

— Мы тоже можем отказаться от попыток найти способ выжить.

Она резко смотрит на него.

— Что?

— А какой в этом смысл? — пожимает плечами он.

— Пожалуйста, Макс. Мне, помимо всего прочего, осталось еще разбираться с твоей новообретенной депрессией. — Кэрис показывает на окружающее их поле метеоритов.

— Может, нам стоит сейчас снять свои шлемы, пойти навстречу нашему концу, вместо того чтобы оттягивать его до последнего?

Кэрис бьет Макса в грудь:

— Прекрати это. Я серьезно. Посмотри вниз. — Она показывает на фейерверки, ускоренно взрывающиеся над Китаем, когда метеориты размером со стеллаж оставляют за собой огненные следы в небе Земли, сгорая и разрушаясь в атмосфере. — Представь всех людей, которые смотрят вверх, — говорит Кэрис, — а мы единственные, кто может смотреть вниз.

— Хм-м, — произносит Макс. — Это не сильно помогает справиться с ужасом от того, что мы одни.

— Мы не одни, — настаивает она, и они продолжают наблюдать за метеоритами над Китаем. — По крайней мере, здесь нам не надо считаться с Правилом пар или с негативными последствиями массового уничтожения в США и на Ближнем Востоке, либо с этими метеоритами, падающими на Землю. — Она на секунду умолкает, испытывая отвращение к состоянию земного шара, оставленного ими внизу, мира, который описывают как идеальный, хотя он медленно рвет себя на части.

— Но здесь с нами никого нет. Это разве не хуже?

— Маленькая русская собачка-космонавт, наверное, пролетает где-то в своем корабле, — говорит она. — Лайка.

— Бедняга. — Он задумывается, в его голос закрадывается нотка отчаяния: — Ты думаешь, Анна тоже где-то здесь?

Удивленная, она отрицательно качает головой:

— Нет, сладкий.

— Она может быть тут.

— Я так не считаю.

— Где-то.

Обеспокоенная его радикальным изменением отношения к ситуации, Кэрис снова бьет его в грудь, на всякий случай, а затем замечает, что его глаза немного расширены.

— Макс? Все в порядке?

Он продолжает смотреть на метеориты под ними.

— Я не готов к этому. Я шеф-повар, Кэри. — Он смотрит на нее с мольбой. — Я просто шеф-повар.

— Нет, не просто. Ты член Европейского Космического Агентства Воеводы. — Она кладет свою руку в перчатке ему на грудь. — Я тоже напугана. Мои познания в области физики недостаточно хороши, чтобы спасти нас. Мы не знаем, что нам делать. Но мы члены ЕКАВ, и нас готовили — хоть и недолго — находиться здесь.

— Правильно.

— Может, ты пошутишь? Пожалуйста!

— Не сейчас, — отвечает он. — Я оставлю одну шутку про запас.

— Хорошо.

— Она, вероятно, будет о физике запускания блинчиков по воде.

Кэрис морщит нос:

— Давай шутку получше.

— Я работаю над этим.

— Хорошо.

— Но ты отлично разбираешься в физике, — говорит Макс, — когда доходит до той самой темы камушков.

Она смеется:

— Подозреваю, астероиды — это камушки, скользящие по космосу. Только вот космос другой.

— Было бы довольно тяжело запустить камень в невесомости. Если только ты не забросишь его из этой галактики в иную.

— Это довольно глубокая мысль, — говорит она, радуясь, что он начинает понемногу расслабляться, пока они болтают о глупостях. — Значит, ты не думаешь, что мы здесь одни?

Он указывает на пурпурные полутона Млечного Пути.

— Да ладно тебе. У нас принято считать, что мы единственная обитаемая планета в единственной галактике. Теперь же знаем, что наша галактика одна из бесконечного количества галактик в расширяющейся Вселенной. Нам действительно так повезло, что мы заберем все это себе?

Кэрис хихикает:

— Ты говоришь как агент по продаже недвижимости, торгующий участками в космосе.

— Продается! Расскажите всем друзьям, — карикатурно распевает он. — Слева от нас ослепительный панорамный вид на все созвездия в космосе. По правую сторону — всего лишь четырехсоткилометровая дорога до центра Земли, обходящая пробки. Уютное жилище с оригинальным стеклянным шлемом для защиты от атмосферных условий, но зато дружелюбные соседи.

Она хлопает перчатками, и Макс отвешивает ей поклон.

— Спасибо, — говорит он. — Мне уже лучше.

— Думаю, это то, чем мы должны заниматься и дальше, отвлекая друг друга до упора.

— Хотелось бы, чтобы у нас был какой-то упор, это кувырканье утомляет.

Кэрис оглядывается.

— Я знаю, что мы всегда воспринимали Землю как нечто, находящееся внизу, но, если тебе это поможет, в невесомости нет верха или низа. Не имеет значения, в какую сторону мы смотрим, это все равно.

— Мой мозг воспринимает Землю как константу под нами. Каждый раз, когда она двигается, я чувствую себя словно на американских горках.

— Я тоже. Может, нам стоит перестать смотреть на наш дом?

Он ничего не говорит по поводу этого слова — дом.

— Макс? Что ты имел в виду раньше: дороги ушли летать?

— О боже, это…

— Что ты имел в виду?

— Озрик спросил у тебя, что тебе нужно знать, перед тем как мы выпадем из эфира. У тебя было время примерно на один вопрос. Раньше он говорил, что у нас четыре дрона. Дроны, Кэри. Дроны отключены?

Она в шоке смотрит на него.

— Дороги ушли летать. Дроны отключены.

Макс пожимает плечами:

— Я подумал, он мог вернуть сопровождающие дроны назад, отправить их сюда.

— Ты шутишь. Какого черта ты не сказал?

— Я говорил. Но у нас не было связи, — раздраженно отвечает он. — Ты не заметила, что Озрик мог ответить тебе только на вопросы, которые задавала ты?

— Это все было странно: «Не теряйте времени. Что вам нужно спросить?»

— Уже слишком поздно. Мы не можем связаться с Озриком, с «Лаертом», с Землей.

— Извини. Я не поняла.

— Ох, да ничего. Я тоже не мог угадать «бесконтактную связь», поэтому, думаю, и ты и я одинаково бесполезны. — Он протирает рукавом стекло возле лица. — Чем ты хотела бы заняться?

— Я не отказалась бы выпить.

— Я серьезно, — говорит он. — Что ты хочешь делать?

Кэрис обводит рукой окружающее их пространство.

— У нас осталось не так много времени.

* * *

Время, проведенное вместе, стало всем, пока их разделяло большое расстояние, но, как оказалось, эта дистанция разрушала их отношения. Пятничные вечера проходили странно: вежливое, неуклюжее возобновление отношений, один из них все время был уставшим после дороги, другой испытывал напряжение, выказывая гостеприимство. Кэрис приезжала на Воеводу 13 ноющая и настороженная, она постоянно придиралась к нему то из-за одного, то из-за другого, то по причине раздражающего пассажира в гибриде, не в силах посмотреть Максу в глаза. Он носился с ней, успокаивая ее, но был не способен подобрать слова, чтобы раскрепостить Кэрис, поэтому они быстро укладывались в постель. После этого лежали вместе, эндорфины, насыщая их раздраженные, настороженные мысли, расслабляли обоих.

— Добро пожаловать назад, — сказал Макс, повернувшись на бок, чтобы посмотреть на нее. — Ты же возвратилась, правильно? Почему ты всегда такая напряженная, когда приезжаешь сюда?

Кэрис повернулась на живот и собрала волосы, так что он мог водить пальцами по ее спине.

— Не знаю, — ответила она. — Думаю, когда вижу тебя, я не знаю, изменилось ли что-то за эту неделю.

Я не знаю, до сих пор ли ты мой, хочешь ли меня по-прежнему, — это как снова и снова начинать сначала. Наши отношения возрождаются заново каждую пятницу, что выматывает. Но, когда ты снимаешь с меня одежду, — она окинула взглядом их переплетенные тела, — это кратчайший путь к тому, чтобы снова быть собой.

Он приподнял бровь:

— И это совсем не плохой вариант, как часто бывает с кратчайшими путями.

Он укусил ее за нос, и она, смеясь, отпрянула назад:

— Эй!

Вспомнив о своей роли, Макс опять начал играть в хозяина:

— Принести тебе что-нибудь?

— Я бы охотно выпила воды. — Она улыбнулась, когда он убирал волосы с ее глаз, но, стоило ему выйти из комнаты, подскочила, чтобы посмотреть на себя в зеркало, ведь еще не чувствовала себя комфортно в его присутствии. Услышав, что он возвращается, упала обратно на кровать, глядя, как он закрывает за собой дверь. — Спасибо.

У них уйдет минимум несколько дней на то, чтобы вспомнить, как это, быть вместе, и к этому времени они уже будут садиться обратно в шаттлы и гибриды, отправляясь на свои Воеводы, поцеловавшись на прощание, и ничего не может поколебать этого страха воскресенья.

— Давай сыграем в игру, — как-то сказал он в ее квартире у моря. — Закончи это предложение. Когда астероиды разобьют Землю вдребезги, я хочу быть…

Она подумала об этом.

— …далеко над ней, глядя вниз. А ты?

— В кровати с тобой. — Он поднял руку, чтобы она уткнулась в его подмышку.

Кэрис рассмеялась, заявив, что это был типичный мужской ответ.

Поначалу они думали: жизнь в разных городах будет достаточно раскрепощенной. И он, и она осваивали полную независимость в будние дни и ночи, бескомпромиссные и свободные. Макс задерживался на работе, Кэрис вернулась к учебе на Воеводе 6, испытывая легкое облегчение оттого, что никто не спрашивал ее о том, в котором часу она будет готова поесть и что ей больше хочется на ужин. Она упивалась мелочами: к примеру, не надо беспокоиться по поводу волос на ногах, и это плюс; а вот жалкое одиночество по ночам — очевидный минус. Она с головой ушла в карьеру, летая больше, быстрее и дольше, пока не получила повышение по службе — лицензию летать над линией Кармана, отделяющей космос от Земли. Когда Кэрис совершила свой первый безупречный полет в небе, получив общую похвалу и адреналин, она одновременно подтвердила Воеводству: да, тут был еще один молодой работник, который имеет высокий потенциал, если не станет отвлекаться на любовь.

Самыми сложными моментами для обоих были четкие признаки того, что один уехал куда-то, куда другой последовать не мог. На Воеводе Макса Кэрис изо всех сил старалась поддерживать отношения с его знакомыми, мимоходом встречая их как «его друзей» в выходные, но она была не в состоянии достичь настоящей близости или дружеских отношений. На Воеводе Кэрис Макс вежливо общался с людьми, которых он знал, но, когда она вытаскивала их, у него появлялось непреодолимое чувство, что он пошел дальше и в какой-то мере перерос свое прошлое.

Это были небольшие радостные для них моменты. Он звонил ей из далекого города по видеосвязи, что выливалось в угрожающие размеры на Стенных реках в ее гостиной, две другие стены были отданы под Майндшер и открытые новостные СМИ.

— Привет, — сказала она, проведя рукой по диагонали, чтобы ответить на звонок.

— Привет, — ответил Макс, улыбаясь. — Чем занимаешься?

Она подняла руководство по летной эксплуатации, лежащее у нее на коленях.

— Читаю. Пересматриваю. Они начинают отправлять новых пилотов к поясу астероидов, чтобы проверить, в состоянии ли те найти выход.

— Да?

— Я подумала, что смогу получить фору в списке. Хотя, — она с пренебрежением отбросила книгу, — никто из тех, кто пишет руководства, фактически там не был, поэтому инструкции слегка схематичны.

— Это плохо. — Он медлит.

— У тебя все в порядке? Чем ты сегодня занимаешься?

— Ничем. Приготовил немного еды, чуть-чуть поел. Я… скучаю по тебе, думаю, — сказал он, ероша волосы.

Кэрис улыбнулась.

— Хочешь пройтись со мной сегодня после обеда?

— Как?

— Прямо тут. — Она окинула жестом гостиную, направив обе руки на широкий блок, так что целая стена была выделена для гостиной Макса. — Сделай то же самое, — сказала Кэрис, и он повторил ее движение, таким образом, каждая стена в их квартире изображала стену из противоположной квартиры.

— Это… круто. — Макс откинулся на спинку дивана.

— Ты собираешься сидеть тут и смотреть на меня?

— Что? Нет.

Он занялся чем-то у себя, и она улыбнулась, перед тем как вернуться к чтению руководства по летной эксплуатации. Целый день они то и дело переговаривались.

После этого часто переключали весь Майндшер друг на друга, соединяя свои комнаты через Стенные реки в своих квартирах. Кэрис нравилось, что, когда она, заказав доставку из ресторанов Ротации, разворачивала бумажные контейнеры с едой, Макс делился с ней своей кухней, линзы камер запотевали под дымящимися сковородками, когда он готовил. Она с восторгом наблюдала за тем, как он обращается с ножом, режет, измельчает овощи и мясо с особой точностью, подбадривала его, если он принимался за лук, а потом Макс брал крошечные ровные кубики, краснея от ее похвалы. Иногда они вместе читали или дремали, стена была их выходом в другую гостиную, на другом Воеводе, в жизнь другого.

* * *

— Кэрис, — обращается к ней он, пока они продолжают смотреть на фейерверки над Народной Китайской Республикой.

— Да, Макс?

— Ничего.

— Уверен?

— Да, Кэрис.

— Я рада, что между нами состоялся этот разговор, Макс, — невозмутимо говорит она.

— Я тоже, — отвечает он, хотя не особо слушает.

Не обращая внимания на собственный совет не смотреть на Землю, данный пару минут назад, они продолжают пялиться на нее, кувыркаясь.

Они все еще соединены фалом друг с другом, их перемещение в космосе уже меньше похоже на балет, а скорее напоминает неправильную румбу.

— Меня немного тошнит, — говорит Макс.

— Ради всего того, что мы любим в этом мире, не стоит тебе блевать в собственный шлем.

— Бр-р-р.

— Отвернись. — Она толкает его, сама при этом не отрывая взгляда от Земли. — Не смотри.

Макс поворачивает голову и глядит по сторонам на пояс астероидов. Большие камни пока не представляют для них опасности. Огромные же находятся как минимум на несколько сотен метров ниже от них в пространстве. Другие значительные астероиды легко заметить и, в общем-то, можно обойти.

Но проблема в крошечных микрометеоритах, которые могут настигнуть их в любой момент, проколоть им скафандры и баллоны или сделать трещины на стеклах шлемов. Кэрис все еще смотрит на Землю, и Макс с нежностью наблюдает за ней, как вдруг что-то ограничивает угол его зрения, появившись у нее за головой.

— Это что…

— Что? — спрашивает она.

— Мне показалось, я видел… — Вытянув шею, он смотрит по сторонам, пытаясь разглядеть, есть ли что-то за ней, ведь он и в самом деле видел, как что-то двигается. — Ничего.

— Тебя еще тошнит?

— Уже лучше, — отвечает Макс.

— Хорошо.

Он опять это видит.

— Там что-то есть!

— Что? — Она поворачивается к нему, и он указывает в обратном направлении, но, развернувшись, Кэрис ничего не видит. — Там ничего нет.

— Я уверен, там что-то было…

— Ты не очень хорошо себя чувствуешь.

— Нет…

— Сколько у нас осталось воздуха? — Она хмурится. — Тридцать девять минут. Тебе еще рано сходить с ума. Что ты видел?

— Свет.

— За мной? — Кэрис оборачивается, однако там по-прежнему ничего нет. Она смотрит вниз, на Китай и Тибет, где день сменяет ночь.

— Мне правда показалось, что я что-то увидел, — говорит он, качая головой.

Но она наблюдает, как рассвет пробирается через границы Тибета, потерянная в печали и ностальгии, которые видения Макса не в состоянии развеять.

Он снова это видит:

— Свет!

Она поворачивается так резко, что врезается в него, и их ноги взлетают в одну сторону.

— Извини. Где?

— Там. — Он указывает на что-то над ними, по прямой от них. — Ты видишь?

Из-за движения их закручивает петлей, и проходит несколько секунд перед тем, как Кэрис отвечает:

— Это свет? — Она щурится.

— Мы спасены?

— Кто бы это мог быть?

— Я не знаю…

— Я это вижу, — говорит она, и его сердце выбивает дробь в грудной клетке.

— Да?

— Там. Но я не думаю…

— Что это? — Макс напрягается, стараясь получше все разглядеть, а затем на него резко обрушивается понимание: — Ох.

Она говорит шепотом:

— Мне жаль, Макс.

— Это комета, — произносит он.

— Да, думаю, что так.

— Она нагрелась от солнца, поэтому и светится.

— Да, — говорит она нежно, однако потом добавляет: — Эй, она направляется прямо сюда. Нам есть о чем беспокоиться, ведь так?

— Я думал, это был настоящий свет.

— Макс, ты считаешь, она может попасть в нас?

Он рассуждает прагматично:

— Это твое поле. — Затем исправляет непреднамеренный каламбур: — В любом случае она еще долго до нас не достанет. Мы все равно умрем к тому времени.

Кэрис вздрагивает от его слов, не в силах бросить им вызов. Она снова поворачивается к Земле, и, пока солнце продвигается по земной поверхности, захлестывая рассветом Тибет, чувствует, как Макс берет ее за руку.

 

Глава двенадцатая

Это был день рождения Макса, и Кэрис все распланировала. Она решила организовать праздник по-старомодному: побаловать его подарками (датчик движения, подсветка) перед ночью кутежа, сделав все в гламурном стиле, который возвращал бы их в эпоху, когда женщина одевалась, только чтобы угодить мужчине. Ее это не заботило: это было ролевой игрой для особого дня.

Кэрис оставила жаркое мариноваться, пока сама напитывала себя маслами лайма, базилика и мандарина в ванной. Она старательно накрасила ногти светло-розовым лаком, прервавшись только для того, чтобы в панике снять бигуди и увенчать свою голову безумными локонами. Кэрис вытянула завитки в роскошные длинные голливудские локоны, то и дело с опасением поглядывая на платье, висящее на дверце гардероба. Это был смелый выбор.

Она чувствовала: для того чтобы дать намек на кардинальные перемены, ей следует выглядеть совершенно иначе, поэтому девушка выбрала платье по фигуре. Подобный наряд Кэрис лицезрела на протяжении года на модницах Воеводы. Она подумала, что ей понадобится модельер, чтобы втиснуть ее в него. А может быть, и лебедка: она застряла с ним на голове, когда впервые попробовала надеть чертово платье.

Прозвенел звонок.

Макс опоздал, поэтому Кэрис, нервничая, открыла дверь, стоя в кимоно и поднявшись на цыпочки, чтобы поцеловать его. Она видела, он заметил ее накрашенные ногти и укладку, но сказал только два слова:

— Хорошо выглядишь.

— Ты опоздал, — вымолвила она, пробежав руками по своим светло-каштановым локонам.

— У меня было несколько дел.

— Ты все время так говоришь.

— Когда я так говорил? — Макс недоумевал.

— Каждый раз, когда исчезаешь, ты говоришь, что у тебя было несколько дел. Не важно. С днем рождения, — сказала она и повела его за руку к столу с ужином на двоих, Майндшер напротив задней стены был насыщенно-пурпурного цвета. — Садись. — Она налила ему бокал вина и не без гордости поставила противень на стол.

— Ты приготовила мне ужин? — Макс рассмеялся.

— Да! — возмутилась Кэрис. — Я готовила тебе и раньше.

— Я шеф-повар. Ты приготовила ужин для повара в его день рождения?

Она, кусая губу, отвернулась к стойке, чтобы налить два стакана воды.

— Я думала, тебе понравится.

Он не упомянул о том, что заскочил в ресторан Ротации по дороге с шаттла, по этой причине, собственно, и опоздал.

— Конечно, почему бы нет? Ты переоденешься к ужину?

— Зачем? — Она не упомянула, что видела это в фильме: женщина в шелковом кимоно и с надушенной кожей сидит у горячей плиты. Кэрис была слишком смущена его отношением. Она скользнула на стул напротив него. — Как прошел день?

— Как всегда. Пообщался с Саидом, вполне приятно.

— Как он?

— Отлично. И я получил известие от папы.

— Да? Ты упоминал обо мне? — поддразнила она Макса.

Он посмотрел на нее странным взглядом:

— Нет. На сколько ты поставила цыпленка в духовку? Он пересушен.

Кэрис отодвинула стул с громким резким звуком, вставая со своего места.

Он поднял глаза, пораженный.

— Я пойду переоденусь, — сказала она. — Нам нужно выходить через двадцать минут. Извини, что испортила второй сюрприз.

Кэрис вошла в спальню, закрыла дверь и тяжело оперлась о туалетный столик, глядя на себя в зеркало. Это было глупо. Проблема широких жестов и больших планов состоит в том, что они поднимают ожидания до бескомпромиссных уровней и все заканчивается одним лишь разочарованием. Новый год, дни рождения, выпускной: никто не развлекается на мероприятии, если они делают именно то, что планировали. Реальность не оправдывает ажиотаж. Она начала красить губы насыщенной коралловой помадой, когда Макс открыл дверь.

— Куда мы идем?

— Гулять. — Кэрис аккуратно подвела губы бантиком, не поднимая глаз.

Уловив ее тон, он смягчился и подошел к ней сзади, поглаживая руками шелк ее кимоно.

— Извини, ты так старалась. Я устал от переездов. Прости, я был груб. — Макс поцеловал ее сзади в шею, пробежав руками по контурам ее тела, спрятанного в шелке.

— Ты был очень груб.

— Я знаю. Давным-давно уже говорил тебе, что я идиот. — Он просунул руку ей под кимоно и поцеловал Кэрис в щеку, они оба прекрасно отражались в зеркале. — Простишь меня?

Она отвела контурный карандаш ото рта, глядя Максу в глаза через отражение.

— Цыпленок не был пересушенным.

— Я знаю. Я козел. У меня сегодня день рождения — простишь меня? — Макс игриво потянул за пояс ее кимоно, наблюдая, как оно раскрылось, показав классический корсет, словно в рекламе парфюма. Он вдохнул: — Вау.

— Заткнись, — сказала она.

— Серьезно.

— Заткнись — ты не можешь быть милым со мной, потому что ты видел меня в моих штанах.

— Это, — сказал он, — не штаны. Ты выглядишь просто великолепно. — Он спустил шелк с ее плеч, и кимоно упало на пол. — Ты словно нарисованная.

Она поморщилась:

— Серьезно?

— Тогда как кинозвезда.

— Это ближе к тому, как я хотела бы выглядеть. — Стенные реки вспыхнули, показав напоминание о мероприятии, и она стукнула его. — Видишь, из-за тебя я опаздываю. Мы пойдем смотреть на фейерверки, уверена, там будут все твои старые друзья и несколько моих. Я должна буду встретить тебя позже.

— Там будет Лилиана? — спросил он.

— Нет. Она… все еще злится за то, что произошло на Играх.

— За то, что ты едва не утонула? — Макс был поражен.

— Нет, глупышка, из-за нас с тобой. Она не разговаривала со мной несколько месяцев, когда поняла, что происходит.

— А как дела сейчас?

— Я сказала ей, что между нами все кончено, что это была обычная интрижка.

— Наверное, это к лучшему, — согласился Макс, направившись к двери и не отводя при этом глаз от ее тела. — Ты будешь еще что-то надевать сегодня?

Она скомкала кимоно и бросила его так, что оно, угодив в лицо Макса, приземлилось у его ног.

— Сделай себе одолжение, перестань вести себя как козел!

— А теперь — он, собственной персоной, величайший из ныне живущих астронавтов, все еще живой и не мертвый. — Лю повторял знакомое вступление, когда Макс пробежал трусцой по пляжу напротив дома Кэрис, руины города отражали свет костров на ночном песке. Он закрыл лицо, изображая стеснение, чтобы Лю остановился. Они встретились и положили руки на плечи друг друга в приветствии, а затем обнялись, похлопывая друг друга по спине.

— Не могу поверить, что ты до сих пор это декламируешь, — сказал Макс, отстранившись и посмотрев на Лю. — Я скучал по тебе, дружище.

— С тех пор как это стало правдой, это моя позитивная настройка каждую ночь. Я повторяю такие слова перед сном, что хорошо влияет на мои чакры. — Лю положил руку Максу на плечо, поворачиваясь, чтобы обозреть сцену, открывающуюся перед ними. Толпа людей собиралась на городском пляже в ожидании представления, некоторые обустраивали неформальные бары, другие включали громкую музыку. — Как ты поживаешь, где сейчас обитаешь?

— Воевода 13, — ответил Макс. — Там очень холодно, но виды потрясающие.

Лю пошевелил бровями:

— А под «видами» мы подразумеваем…

Макс рассмеялся:

— Ты неисправим. Да, «виды» на В13 тоже неплохие.

— Как тогда вышло, что ты вернулся?

— Ты знаешь. Есть причины.

— Причины. — В голосе Лю звучала ирония, его глаза сузились, когда он заметил кого-то у входа на пляж. — А как работа?

— На самом деле очень хорошо. Я работаю над моделированием пищи из разных минералов, моя цель — понять, что именно со временем мы сможем создавать на других планетах, чтобы питаться.

— Отлично, дружище. Звучит очень хорошо.

— Если мы когда-нибудь опять выйдем из поля астероидов, говоря точнее. — Он скорчил гримасу. — Да уж, было бы неплохо.

— Но ты же не рассматриваешь вариант испортить это все из-за одного очень особого «вида», не так ли?

Макс выглядел озадаченным:

— Что ты имеешь…

Все еще держа руку у Макса на плече, Лю повернулся в ту сторону, откуда к ним по песку направлялась Кэрис, и Макс постарался не разинуть рот от удивления. Она убрала волосы через плечо, и они спадали свободными голливудскими локонами, губы — коралловые, неимоверно обтягивающее платье, корсет под которым делал ее фигуру похожей на песочные часы. Кэрис шла, покачивая бедрами, и все на пляже провожали ее взглядами. Она приблизилась к ним. Макс с Лю увидели, что ее платье переливалось сверху донизу всеми оттенками рассвета.

Лю выдал короткий смешок.

— Это не так…

— Хорошо, — сказал он Максу. — Только бы это действительно было не так. Потому что ты не можешь все потерять из-за нее, не важно, насколько инакомыслящим ты себя считаешь.

Макс не поднимал глаз на своего друга.

— Тебе известно что-нибудь о жизни за пределами Европии? — продолжил Лю. — Я-то уж знаю. Она мрачная. Команды по оказанию помощи борются, чтобы доставить воду беженцам, оставшимся в США, Ближний Восток уничтожен. Остальной мир изо всех сил пытается присоединиться к утопии, Макс. Мы живем в удивительном месте. Не рискуй всем этим ради одной девушки. — Он положил руку Максу на грудь. — Как вы, европейцы, говорите? Придерживайтесь правил? Это то, чего они хотят, Максимилиан, людей, которые придерживаются правил. Не давай никому повода попросить тебя уехать.

Макс ничего не ответил, когда Кэрис остановилась поздороваться с кем-то возле ближайшего костра, ее профиль освещался огненно-красными угольками.

— Я не дам. Нет.

— Значит, не о чем волноваться? — спросил Лю.

Макс кивнул:

— Я слышал, что ты сказал, Лю.

— Потому что иначе я бы посоветовал тебе упрятать это подальше. Вычеркнуть из жизни. Прямо сейчас.

— Услышал четко и ясно, — пробормотал Макс.

Кэрис подошла к ним.

— С днем рождения, — просто сказала она.

— Ты потрясающе выглядишь, — вымолвил Макс.

Но он не сделал никакого движения в ее сторону, и она скрестила ноги в немного неловкой позе.

— Привет, Лю.

— Привет, Гэри. Ты выглядишь как тибетский рассвет.

— Слава богу, — ответила она. — Это именно то, к чему я стремилась.

Лю рассмеялся.

— Давайте я принесу вам обоим выпить. Думаю, Максимилиану нужно с тобой о чем-то поговорить.

Макс почувствовал, как к горлу подступила тошнота, и потянул Кэрис к себе, их взоры устремились к морю.

Она стояла так пару секунд, гадая, что было не так.

— Тебе не нравится мое платье?

— Да.

— Я думала, тебе придется по вкусу то, что я выгляжу немного иначе.

«Но ты выглядишь не иначе, — хотел сказать он, — а как всегда». В тот самый момент, когда Макс подумал, что определенно не должен этого говорить, он вдруг услышал собственные слова:

— Но это не по-другому. Ты одета как всякая девушка здесь, на пляже.

Когда она отшатнулась, оскорбленная, одинаково злая на себя за то, что испортила вечер, и на него за то, что он был так груб с ней, Макс продолжил:

— Правда, ты в сотню раз горячее, чем любая из них, поэтому на тебя пялятся все мужчины.

Кэрис была раздосадована. Ты одеваешься, чтобы привлечь внимание одного мужчины, и ему это нравится, пока он не замечает, что другим — тоже. И тогда это вдруг становится табу? Бессмыслица какая-то.

— Я думала, тебе понравится. — Она не знала, что еще сказать.

— Мне нравится. Но не в мой день рождения.

Она повернулась к нему:

— Что?

— Начинается! — прокричал кто-то, и все на пляже зааплодировали и посмотрели на небо над океаном.

— Я хочу расслабиться, между тем ты оделась вот так, зная, что я не могу вести себя соответственно, зная, что я не в состоянии ничего делать с тобой на людях. Вместо этого мне придется избавиться от тех самых хищников и постараться уделить тебе достаточно внимания, чтобы оправдать все те усилия, которые ты приложила, и я однозначно не оправдаю ожиданий, потому что, в первую очередь, ни о чем таком тебя не просил.

Кэрис промолчала, и Макс уставился в темноту моря. Волна огорчения и ярости захлестнула ее, поднимаясь от пяток вверх по ногам. Когда она накрыла ее голову, Кэрис взорвалась:

— То есть ты лип ко мне в спальне, но сейчас я одета неподобающе?

Лю, который шел к ним с напитками в руках, свернул и направился к другим людям из своей компании.

Макс понизил голос:

— Я всегда липну к тебе в спальне. И не важно, что на тебе надето или не надето, — сказал он. — Это когда-либо имело какое-то значение?

— Нет.

Фейерверк уже начался во всю силу: ливень из метеоров, горящих в небе над Воеводой, каждая искра преломлялась в воде внизу. На пляже послышались охи и кто-то сделал музыку громче.

Макс, вздохнув, «вонзил нож» в ее сердце:

— Из нас двоих только я стремлюсь к тому, чтобы между нами что-то происходило.

— Что-то?

— Секс. Только я всегда делаю так, чтобы ты чувствовала себя соблазнительной и желанной. Ты никогда не запрыгиваешь на меня.

Кэрис вздохнула.

— Как тогда, в первый раз?

— Это было лишь однажды. Теперь я постоянно должен тебя завоевывать и делать так, чтобы ты чувствовала себя любимой. Но как насчет меня?

Она уставилась на него:

— Это все из-за платья?

— Я потратил много времени на то, чтобы вселить в тебя уверенность, но кто делает это для меня?

— Я не знаю, Макс. Кто делает это для тебя? Тебя никогда не оказывается рядом, если я зову.

Он запрокинул голову назад, раздраженный:

— Не начинай этого, Кэри.

— Ты это сам начал. Ты сказал, что я похожа на всякую девушку, с которой ты был.

— Нет, я так не говорил.

Помимо воли на глазах у Кэрис выступили слезы. Одна прокатилась по ее макияжу, оставив мокрую линию с оттенком черного кайала.

— Пожалуйста, не плачь, — сказал он.

— Это ужасно.

— У меня день рождения. Не плачь.

Лю подчеркнуто зазывал остальных танцевать, и они наблюдали, как он вертится, раскручивая вечеринку, заставляя их повторять все ту же программу, пока они смеются, хлопают в ладоши и пританцовывают вокруг костра, подняв глаза к небу.

Кэрис пальцем вытерла слезу со щеки.

— Я не хочу воевать.

Компания исчезла за языками пламени, и Макс повернулся к ней:

— Пойдем.

Кэрис беспомощно возразила:

— Но это же твой день рождения.

— Я не получу от этого удовольствия. Мы с тем же успехом можем вернуться назад.

— Однако твои друзья…

— Они даже не заметят.

Когда он шел по пляжу под метеоритным дождем, исчертившим небо, и ждал ее, свернув на дорогу, она заметила, что он не сказал «мы с тем же успехом можем пойти домой».

* * *

— По-твоему, в Тибете отмечают метеоритный дождь? спрашивает Макс, глядя, как восход солнца рисует линию света вдоль поверхности Земли.

— Я не знаю, — отвечает она. — Может, они относятся к падающим астероидам серьезнее, чем в Воеводстве. У нас просто были вечеринки под луной.

— Мне ужасно не нравится вспоминать о той ночи, — говорит Макс, какое-то время не глядя вниз на Землю или в космос; вместо этого он не отрывает глаз от Кэрис, под шлемом ее волосы заплетены сзади, маленькая ромашка за ухом слегка увяла.

— Мне тоже.

— Мы оба наговорили друг другу ужасных вещей, когда пришли домой.

— Ну, — уточняет она, — ты наговорил.

— В основном ты меня обвиняла в том, что я тебе изменяю у себя на Воеводе.

Она испускает тяжелый вздох, отчего стекло ее шлема запотевает.

— Я не обвиняла, не совсем.

— Ты это подразумевала.

— В общем-то, я не верю в твою измену.

— И все же ты сказала это. — Он смотрит вниз на свои ботинки, затем снова на нее, с улыбкой. — Видишь? Мы опять ругаемся из-за этого.

— Ты сводишь меня с ума.

— Ты говоришь то, чего на самом деле всерьез не считаешь, просто это кажется тебе правильным.

— Твой блуждающий взгляд сводит меня с ума, — произносит она. — Подожди, что значит: я говорю что-то, потому что это кажется мне правильным?

Макс корчит гримасу.

— Иногда в споре ты настаиваешь на своей правоте, но это вовсе не обязательно работает в нашем случае. Так, по твоему мнению, должны звучать аргументы в споре.

— В самом деле? Я всегда стараюсь сказать именно то, что чувствую в данный момент.

Он смеется, но негромко:

— Да, так ты тоже делаешь.

— Заткнись.

Макс размышляет, как открыть ей простую истину.

— Было очень сложно, когда мы расстались.

Она берет его протянутую руку и сжимает ладонь в серебристой перчатке.

— Да.

— Я на самом деле не хотел, чтобы так случилось. Лю меня накрутил…

— Я знаю. Мы расстались из-за ошибочного ультиматума.

— Да.

— Мы оказались в странной ситуации. — Она размышляет, насколько он может быть правдив с ней. — И ты не хотел покидать Европию в случае, если все станет еще серьезнее.

— Нет. Но если бы я знал…

В этот раз Кэрис действительно отводит глаза, глядя вниз на флекс на своем запястье и ниже, через астероиды, — на Землю.

— Это не твоя вина. Никто из нас не мог знать о том, что произойдет.

 

Глава тринадцатая

Морозным осенним утром сон Кэрис прервал сигнал будильника, объявляющего, что она уже очень опаздывает. Запрыгнув в салон трамвая, девушка почувствовала сильную тошноту и с трудом прислонилась к двери гибрида.

У нее была задержка.

Она пыталась не паниковать, сосредоточившись на своем втором полете в термосферу. Кэрис всем свои нутром понимала, что ее самочувствие связано не с какой-то частью тела; это было нечто инородное, и оно заявляло о себе с энтузиазмом, вызывающим тошноту. Через силу девушка, однако, пережила этот день.

В ту ночь, сбитая с толку, Кэрис сделала анализ крови у себя дома. Результаты подтвердили ее подозрения, то, что она предполагала весь день, хотя это казалось нереальным: она была беременна.

Но предполагать, что ты забеременела, и убедиться в этом — две совершенно разные вещи. Ничто не подготовит тебя к волне, которая накрывает, когда ты узнаёшь, что у тебя однозначно будет ребенок. Кэрис села, быстро дыша, думая о том, должна ли она сейчас схватиться за живот, как это делают в фильмах.

— О боже! — сказала она вместо этого.

— Я не понимаю — ты разве не применяешь противозачаточное Три-А? — Лицо Лилианы на Стенных реках выглядело крупнее, чем в жизни, и Кэрис впервые поймала себя на мысли о том, что ей хотелось бы использовать маленькие экраны — телевизоры и планшеты — вместо целых стен.

Карие глаза Лилианы озабоченно смотрели вниз, туда, где Кэрис свернулась в плетеном кресле.

— Применяю.

— Не думаю, что оно могло не сработать.

— Оно работает. Контрацептив совершенен, — безрадостно сказала Кэрис. — Он никогда не подводит. Этого не должно было произойти.

— О ужас! Могу я спросить, кто это?

— Я сама виновата.

— Я имею в виду, — сказала Лилиана, — кто отец?

Кэрис вздохнула:

— Мне не хочется говорить об этом.

Лилиана, оценив ситуацию, спокойно спросила:

— Это Макс?

Кэрис удивленно подняла глаза на Стенные реки.

— Ты не очень хорошая актриса, — смущенно промолвила Лилиана.

— Извини.

— Слушай, это твоя жизнь.

— Я знаю, но ты ведь столь же страстно относишься к Европии, как он. — Кэрис оправдывалась.

— Я не рада этому, совсем не рада. Если это выйдет… Нет. — Лилиана сделала знак веры. — Нам не следует сейчас думать об этом. Ты получала от него какие-то известия?

Кэрис не ответила.

— Ты рассказала ему?

В ответ — тишина.

— Я полагаю, это будет тяжело ему рассказывать, особенно когда ты не можешь оставить ребенка.

Кэрис вскинула голову:

— Я не могу?

Лицо Лилианы выражало доброту.

— Ты так молода. Ты была бы самой молодой мамой в Европии.

— Двадцать пять? — фыркнула Кэрис. — Меня это не волнует.

— Что тогда?

— Не знаю. Мне не понятны мои чувства. Все такое… странное. — Она взглянула вниз на свой живот.

«Я не могу тебя оставить».

— Тебе нужно выпить зеленого чаю. По-моему, это то, что надо. — Было видно, как запястье Лилианы подергивалось, когда она печатала, выискивая информацию о беременности. — Или ромашковый. Мне кажется, в зеленом чае содержится кофеин. Тебе лучше ограничивать его употребление.

— Хорошо.

— Ты меня этим убиваешь. Твое сердце разбито?

— Нет. — От избытка эмоций Кэрис встала. — Не знаю. — Она мерила шагами комнату, расхаживая взад-вперед по периметру ковра. — С одной стороны, я в ярости, встревожена и парализована от ужаса. Имею в виду, что они должны были работать безотказно, ради всего святого. С другой, мне немного любопытно. Словно знаешь, что произошло нечто особенное, но не понимаешь, что именно.

— Ты думаешь оставить это, Кэри? — спросила Лилиана. — Извини, не это — его. Или ее.

«Анну», — подумала Кэрис, но не произнесла имя вслух.

— О господи, это, наверное, мальчик, — продолжала Лилиана. — Мы всегда говорим о мальчиках. Хотя бы раз беседовали о погоде?

— Мы не сдали тест.

— Однажды нам нужно будет поговорить о работе. — Лилиана умолкла.

— И что теперь?

— Кстати, да, а что насчет твоей работы, Кэри?

— Я не придавала этому слишком большого значения, Лили. Пытаюсь переосмыслить тот факт, что я беременна. И пока не думаю о маленьком ребенке, который выйдет из меня и станет отдельной личностью. Тот, что будет расти и требовать любви, ласки, заботы и услуг стоматолога. Я размышляю о чем-то совершенно другом.

— Европия тебе поможет, — тихо сказала Лилиана. Гопе не придется делать это одной.

— Ты имеешь в виду уход за ребенком? В то самое время, когда я пребываю в начале своей карьеры и у меня есть перспектива попасть в космическую миссию, когда я получила лицензию пилота?! Годы постоянного ухода за ребенком?

— Я понимаю, о чем ты.

— Не хочу, чтобы они узнали, еще нет, — сказала Кэрис. — Пока я не сделаю свой выбор.

— Тогда поставь меня контактным лицом для экстренной связи. Чтобы они не позвонили в ЕКАВ, — решительно заявила Лилиана.

— Хорошо.

— Что ты собираешься делать?

«Я не могу тебя оставить».

— Мне кажется, — сказала Кэрис, — пришло время позвонить Максу.

— Ты в порядке? — Лилиана наклонилась вперед, беспокойство читалось на ее лице, контраст на Стенных реках резко усилился, чтобы показать ее темное лицо, когда она подвинулась ближе к свету.

Глаза Кэрис казались стеклянными, лицо было бледным. В общем, она выглядела полностью изможденной.

— Немного злая.

— Почему? Что случилось?

— Он не ответил. — Кэрис откинулась в плетеном кресле, и лицо Лилианы сразу смягчилось. — Эта сволочь не ответила.

— Он может быть вне зоны доступа, — сказала Лилиана. — Или работать. Или спать. Где он вообще?

Кэри побледнела.

— На Воеводе 13.

— Разница во времени?

— Небольшая.

— Кэрис, он, вероятно, спит. Дай ему тайм-аут.

— И это я слышу от тебя? Вот так забавно, — промолвила Кэрис, водя рукой по плетеному подлокотнику. — Ты определенно не капитан его фан-клуба.

— Ой, прекрати. — Лилиана откинулась назад. — Я могу не понимать ваших отношений, и меня точно раздражает то, что вы продолжали их, но он хороший парень. Он любит Европию. А еще умеет готовить.

Кэрис не ответила.

— Кэри? — окликнула ее Лилиана. — Что такое?

— Звоню ему, а он не отвечает… и в этот момент понимаю, что мне хотелось бы, чтобы он ворвался сюда и все устроил. Но он, наверное, пошел дальше. — Кэрис вздохнула. — Думаю, теперь я сама по себе.

— За исключением того, — прошептала Лилиана, слегка кивнув головой в сторону живота Кэрис, — что ты не одна.

И Кэрис снова почувствовала приступ тошноты.

Во вторник она пошла на анонимную консультацию в медицинскую службу.

— У вас положительный результат? — Доктор была беспристрастна в своей манере подачи информации, планшет и настенный экран светились, проводя диагностику.

— Да.

— И вы использовали Asfalí Apó Astochía?

— Что?

— Три-А. Это означает «безотказный» на греческом.

— О да. — Она сжалась от интимных подробностей.

— Он не может дать сбой.

— Не с таким названием, — сказала Кэрис, — и между тем я все же здесь.

— Вы молоды.

— Да.

— Здоровы.

— Да.

— Но слишком молоды.

— Я знаю. С этим ничего не поделаешь.

— Подождите, пожалуйста. — Доктор вбила какие-то детали в планшет, прочитав результат после того, как система просигналила.

Кэрис сидела на оранжевом полипропиленовом стуле, то скрещивая, то выпрямляя лодыжки.

— Может возникнуть проблема.

Кэрис вздрогнула:

— Какая?

— Три-А не должен был дать сбой, потому что вы молоды.

— Не могли бы вы не напоминать мне об этом?

— Это важно, — сказала врач. — Чем вы моложе, тем сильнее гормон. Гормон из устройства может воздействовать на плод.

— Может?

— Это утверждение.

— Ох! И что нам делать?

Пауза.

— Не исключено и то, что плод физически соединится с устройством Три-А.

— Понятно. Что же делать? — Кэрис, откинувшись на спинку стула, ошеломленная, слушала фразы доктора о том, что теперь может быть слишком поздно, вред уже, вероятно, нанесен.

Очередная пауза.

— Уровень определенных гормонов, как правило, в первом триместре увеличивается в два раза каждые сорок восемь часов. На этой неделе мы будем каждый день проверять вашу кровь, чтобы понять, протекает ли беременность так, как ожидается, — это станет ясно, если уровень гормона возрастет.

— А если он понизится?

Компьютер издал звуковой сигнал. В машину никоим образом не могла поступить эта информация, столь тонкий нюанс настроения человека.

— Тогда его не станет.

При новости о том, что у нее уже могли отнять выбор, Кэрис почувствовала сильную тревогу. Решимость ее укрепилась: она не в состоянии стать матерью. Но поднимется или упадет уровень гормонов?

В среду он повысился. Она следила за своим самочувствием — неужели это было небольшим облегчением? — с прохладным любопытством. Она снова пыталась связаться с Максом — безрезультатно, — на что отреагировала пылающим, злым любопытством. Где он?

В четверг тест показал, что уровень гормона в ее крови снова вырос. «Этот ребенок — боец», — подумала она и поймала себя на слове. Правильно ли было называть это ребенком? Кажется, все говорили «плод», сводя к нулю риск личной привязанности. Кэрис не хотела привязываться, нет, только не сейчас, когда это может навсегда изменить ее жизнь и поставить под сомнение шанс поучаствовать в миссии.

Миссия. Возможность полететь в космос, подняться на шаттле к поясу астероидов. В некотором смысле попытка спасти мир. Она не может этим рисковать ради чего-то, что даже не способно нормально развиваться естественным путем. У нее не было другого выбора, поэтому всю неделю Кэрис притворялась, будто все нормально, и, перед тем как каждый вечер сдать анализ крови, пилотировала аппарат на симуляциях с коллегами. Зная, чего хочет, она никогда не позволяла себе положить руки на живот или даже представить, на кого может быть похож ребенок. На Макса? Она затрясла головой, чтобы избавиться от этой мысли, движение вызвало у нее тошноту. Она не будет скучать по этим ощущениям.

В пятницу уровень гормонов опять вырос.

Возможно, это была маленькая девочка с собственным эклектичным музыкальным вкусом. Девочка, которая понимала бы математические дроби, ее любимым цветом был бы пурпурный. Темноволосый ребенок по имени Анна.

«Анна».

Она смотрела на играющих в парке детей — проказливых, кричащих ребятишек, — и ее решимость усилилась: ей с этим не справиться. Но позже ночью кошка свернулась возле нее на диване, маленькое тельце прижалось к ее бедру, и Кэрис, зарывшись рукой в длинный теплый мех, задумалась об этой чисто человеческой потребности и о том, каково это — быть нужным, особенно кому-то твоей крови. И тут она почувствовала, как ее решимость рушится.

В субботу уровень гормона еще раз подскочил. О боже! Куда запропастился Макс? И имело ли это какое-то значение? Множество женщин были матерями-одиночками, особенно до того, как был введен абсолютный паритет. Конечно, она сможет вырастить Анну одна, с помощью членов Воеводы, своих знакомых, с которыми встречалась. Ее собственная семья обязательно поможет — особенно мама, Гвен… Они будут переезжать по Воеводам вместе, пока ее дочь, Анна, не начнет свою собственную Ротацию, независимо от семьи. Это уже не выглядело таким смутным и недостижимым…

В воскресенье у Кэрис началось кровотечение.

Она не проснулась ночью, охваченная судорогами, и не упала на землю в лужу крови. Выкидыш подкрался к ней, легкий и теплый, настолько буднично, что это сильно подрывало значимость такого события. Она сидела на унитазе и, онемев, наблюдала, как Анна покидает ее, словно кусочек материи, плывущий по воде.

Кэрис всегда нуждалась в других людях. Она росла от их энергии, расцветала от их любви и под юс полными внимания взглядами лучше справлялась со всем. К сожалению, после одного этого случая, когда Кэрис искала абсолютной независимости, она перестала нуждаться в других людях. По пути на работу в понедельник утром, сказав Лилиане, что с ней все в порядке и было всего лишь «немного крови», Кэрис согнулась пополам. Трамвай был переполнен людьми, добирающимися из пригорода на работу, черты их лиц скрывали темные промасленные капюшоны и накидки, водонепроницаемые шляпы и куртки, защищающие от ливня на улице. Окна запотели, капли дождя резали наружное стекло, как перочинные ножи. Кэрис дотянулась до руки ближайшего человека, который в ответ на ее прикосновение пробормотал «Простите» и зашаркал в сторону, зачитываясь чем-то на своем чипе.

Другой удар пронесся по ее телу, когда устройство Три-А сдвинулось внутри, в ловушке, и Кэрис закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Шанс на миссию. Многие сотрудники и коллеги добирались на работу тем же способом, и ей нужно было молчать. Вытянув руку, она протерла небольшой кружок на запотевшем окне, заглядывая в него, чтобы понять, где они находятся. Пустым взглядом Кэрис смотрела на витрины магазинов и деревья, когда рельсы повернули так близко к зданиям, что они практически касались и скребли входные двери. Теперь она точно поняла: следующая остановка была как раз у старого дома Макса.

Шансов на успех оставалось мало, но это было место, которое она знала и где могла собраться с силами. Чтобы облегчить боль, она зажала живот рукой и выкарабкалась из забитого вагона на улицу. Сгорбившись, натянула свой промасленный капюшон на голову и лицо, прячась от проливного дождя. Кэрис считала дома по цветам их дверей: черные, красные, черные, желтые. Когда она подошла к дому Макса с серой шелушащейся краской и внушительным, хотя и ветхим, фасадом, дверь щелкнула и приоткрылась на дюйм. Она приблизилась к веранде, пытаясь заглянуть внутрь: дерево раздулось от влаги, но затвор определенно сдвинулся в замке, он все еще распознавал ее чип.

Девушка с силой толкнула раздутую дверь, которая процарапала полосу на полу, впустив Кэрис в прихожую.

— Привет, — неуверенно позвала она.

Было тихо и темно, и характерный промозглый холод указывал на то, что гибридные обогреватели давно не включались. Лампа в коридоре исчезла, но рамки до сих пор висели вдоль стен. Как это похоже на Макса, он даже не переустановил их должным образом, когда уезжал. Боль раскаленной кочергой ударила по ее животу, и Кэрис застонала.

На стекле веранды перед ней образовался конденсат, однако в старом коридоре было очень холодно, пока она пробиралась по нему в сторону заброшенной кухни Макса, а в сознании крепла одна мысль. Кэрис потянула за ручку чулана под лестницей, но эта дверь тоже разбухла.

— Нет, — девушка решительно схватилась за ручку, — ты откроешься. — Она рванула ее на себя, навалившись всем телом. Дверь распахнулась, и Кэрис отскочила в стену позади себя, заставив дом недовольно заскрипеть.

Джек-пот: чулан был заставлен старыми запасами из супермаркета, консервными банками и коробками с едой и — это она и надеялась найти — давно просроченными болеутоляющими. Кэрис не запивая выпила две таблетки, потом еще две. Держась за стену, она вывалилась в коридор, отсчитывая пятнадцать минут и молясь, чтобы препарат подействовал. То, что она находилась здесь, после того как он уехал, было похоже на сон.

Прошло пятнадцать минут, до сих пор чувствуя боль, Кэрис вновь выпила две таблетки.

Тишина. Боль обжигала изнутри, и девушка прикидывала, сколько еще болеутоляющего ей потребуется, чтобы пережить это. Мысль была отрезвляющей. Она вызвала «скорую» через свой чип и прислонилась спиной к стене, пытаясь не засыпать, считая балки и декоративные детали над древней деревянной лестницей, ведущей в бывшую спальню Макса. Она думала о том, как они вместе просыпались в этой комнате, как он, стоя у лестницы, звал ее завтракать.

— Кэрис?

Голос доносился от входной двери — кто-то начал молотить в дверь, а затем с трудом открыл ее; она не закрыла замок, когда пришла.

— Привет.

— Вы вызывали помощь?

— Да. Спасибо.

Медработник помог ей пересечь опасные трамвайные пути сразу за дверью и забраться в ожидающий их гибрид. Положив голову на подголовник, Кэрис смотрела на дом Макса, от серого дождливого неба болели глаза, а затем она начала отключаться. Где он был? Медик склонился, чтобы пристегнуть ее, тут же закрыв собой свет, и она вновь попала в сумеречную зону. Он спросил о самолечении, она ответила, с трудом ворочая языком.

— Постарайтесь не засыпать, — сказал он, в то время как она сделала совершенно противоположное.

Кэрис пришла в себя. Она лежала, уткнувшись лицом в подушку, на кровати в углу аккуратной белой комнаты, с настолько острой болью, что на какой-то момент задалась вопросом, не в ад ли попала.

— Она так юна.

Кэрис повернулась в сторону говорившего, того, кто произнес слова, напоминающие адский приговор Европии, но они растаяли, когда из другой комнаты донесся вопль. Девушка свернулась, приняв позу эмбриона, и зажмурила глаза.

Она почувствовала, что в дверях появилась фигура, но двигаться не могла, измученная и напуганная. Боль становилась все сильнее. Когда Кэрис открыла глаза, человек исчез, затем через пару секунд вернулся вместе с другой фигурой в белом халате. Слава богу!

Врач осматривал ее, меряя пульс и рукой оценивая температуру тела.

— Кэрис? Вы меня слышите?

Она кивнула, все еще жмуря глаза.

— Кэрис, ваше тело выталкивает Три-А, однако устройство зажато.

Она опять кивнула, слегка приоткрыв глаза.

— Это вызывает схватки, которые вы переносите на фоне выкидыша.

Боковым зрением Кэрис заметила, как кто-то, стоящий за врачом, вздрогнул от этого слова.

— Хорошо.

— Нам нужно немедленно удалить устройство.

Кэрис взглянула вверх на доктора.

— Здесь. — Врач начал готовить комнату, доставая стерильные инструменты, затем повернул ее на спину.

Кто-то нерешительно подошел, осторожно забрался на кровать и положил голову Кэрис себе на колени.

Кэрис подпрыгнула:

— Ты здесь?

— Я здесь. — Макс улыбнулся, глядя вниз на нее, и она подозвала врача:

— Доктор, передозировка: галлюцинации…

— Я здесь, — продолжил Макс. — Лилиана сообщила мне и сказала, чтобы приехал.

Скрутившись от очередной мучительной схватки, Кэрис захныкала. Макс обхватил ее руками, словно ограждая от этого.

— Тише, я тут.

— Тебя, скорее всего, нет.

— Есть.

— Готова, Кэрис? — Врач кивнул Максу, давая знак, что готов начать, и Макс взял руки Кэрис в свои, закрывая ее, насколько мог.

— Крепись.

Она почувствовала, как обожгло низ ее живота, будто бы кто-то спицами колол ее изнутри. Ее лицо исказилось от боли, внутренней и внешней, холодной и горячей одновременно.

— О господи!

Один последний рывок — и врач отошел, закончив. Макс поднял глаза, когда доктор поместил внутриматочное устройство Три-А в серую картонную чашу, где оно лежало в луже крови. Лицо Макса стало пепельно-серым, и, криво улыбаясь, он вновь посмотрел на Кэрис.

 

Глава четырнадцатая

Тридцать минут

— Может, нам лучше не разговаривать, чтобы экономить воздух? — Кэрис прерывисто подает в космос сигналы светом от фонарика. Она слишком сильно давит большим пальцем на выключатель, и фонарик выскальзывает из ее руки в невесомость, парит в темноте и, накренившись, уплывает от нее. Она тянется за ним, дергая фал между собой и Максом, который издает протяжный звук, когда Кэрис натягивает веревку, кончики ее пальцев касаются основания фонарика и соскальзывают, так что он снова ускользает и становится недосягаемым. — Черт.

Макс пытается дотянуться до него, но тоже безуспешно, и на мгновение они врезаются друг в друга.

— Извини.

Они смотрят, как фонарик уплывает от них, лампочка горит, и, когда он поворачивается, освещая их, нить накаливания отражается в глазах Макса и Кэрис. Но луч исчезает, пуская пучок света в пространство, а затем, попадая в вакуум, гаснет.

Макс пожимает плечами.

— О чем ты говорила?

— О том, стоит нам разговаривать или нет. Экономить воздух.

— Стоит, — отвечает он. — Конечно, нам стоит говорить. Мы не можем опускаться в полной тишине, во имя Бога.

— Во имя Бога? Ты сейчас атакуешь меня религией? — спрашивает Кэрис.

— Нам нужна любая доступная помощь, Кэри.

— Помощь не придет, Макс. ЕКАВ…

— Я не их имею в виду.

— Кого же тогда?

— Если Бог существует…

— Ты же не веришь в это, Макс. Не ты, не в этой жизни. Когда речь заходит о Европии, ты на другой стороне, а не сидишь в доме веры, молясь Всевышнему.

— Мы не в Европии.

«До боли очевидное заявление», — думает она, но ничего не говорит.

— Мне известно только одно, — продолжает Макс, — здесь мы нуждаемся в открытом разуме. Тут, в глубине космоса. Я думаю, нам стоит попробовать… поверить.

— Правда?

Он кивает:

— Я должен знать, что мы не одни.

— Но ты же ненавидишь религиозные заморочки.

— Вовсе нет. Я просто их не понимаю. — Макс ерзает в скафандре, задумавшись над тем, как это объяснить. — Я вырос под гнетом утверждений, будто религия разделяет людей, способствуя тому, что другие боятся или ненавидят тебя. Одни люди настолько сильно верили в простую историю, что считали кощунством, если иноверцы полагали истинной в какой-то мере расходящуюся с их догматами версию. По-моему, это сумасшествие. Так много войн началось из-за этого.

— Я знаю. Вера может быть забавной вещью для неверующих людей.

— Но религия отличается от веры. Верить или не верить — в Европии это просто. И если бы мы были верующими, то сейчас уже молились бы.

— Я думала, нам нужно продолжать говорить друг с другом, — произносит она раздраженно. — Ты же только что сказал именно это.

— Да. Я не ожидаю, что мы начнем молиться.

Пока они, постоянно двигаясь, вращаются в туманных сумерках звезд и метеоритов, под ними над Индийским океаном формируются облака, вытягивающиеся в перистую нить вдоль его насыщенной синевы. Кэрис вздыхает:

— Ну ладно. Ради бога, скажи, что нам нужно делать, чтобы показать эту веру?

— Говорить, — отвечает Макс, — все оставшиеся у нас минуты. Мы должны говорить до конца. Про все хорошее, что произошло с нами.

— А как насчет плохого? Или печального? — Она запнулась. — К примеру, о том, как ты ушел?

— Я вернулся.

Она молчит, и несколько секунд проходят в тишине.

— Нам это нужно? — спрашивает Макс.

— Вера?

— Фонарик. — Он указывает на то место, где, все еще крутясь в микрогравитации, фонарь удаляется от них в свободном падении.

Кэрис смеется:

— О нет, не особо.

— Мы могли бы справиться, если бы нам немного повезло, — вздыхает Макс.

— Кризис твоей новообретенной веры?

— Нет. Но настало время для подобного вмешательства, — говорит он и смотрит на ее индикатор воздуха. Затем бросает взгляд на свой, и ему становится плохо. — Или чуда.

— Макс, — нерешительно начинает она, — ты веришь… я имею в виду, раньше, когда мы наблюдали за звездопадом, ты упомянул Анну.

Он смотрит на нее и ждет.

— Что она может быть где-то здесь.

— Да, упомянул.

— Тогда ты веришь в то, что жизнь Анны в каком-то смысле не прервалась? — Он думает об этом, в то время как Кэрис продолжает: — Ты всегда был настолько уверен, что религия — это нечто, созданное во имя других.

— Однако в космосе не существует рая и ада, Кэри. Мы знаем это, находясь здесь.

— Но когда до этого дошло, ты сказал…

Он кивает:

— Я понимаю, о чем ты.

— Значит ли это, что ты веришь в жизнь после смерти?

— Я где-то читал, — осторожно говорит он, — что жизнь после смерти — это то, что мы оставляем в других.

Кэрис обдумывает его слова, отворачиваясь от Земли, чтобы взглянуть через астероидное поле на звезды над ним, точечный свет которых огромной паутиной окружает их насколько хватает глаз.

— Анна не живет, — наконец произносит она. — У нее не было шанса оставить что-то после себя. Даже тела. Вероятно, даже мозга.

Его голос нежен:

— Ты и я — здесь, мы говорим о ней. За свое короткое существование она изменила все наше будущее. Она осталась в нас.

* * *

Макс специально приготовил морковный пирог, но когда он позвонил в дверь квартиры напротив набережной, то понял, что это было лишь незначительным жестом. Дверь открылась, и его голос стал формальным, а манеры неловкими. Кэрис лицом к окнам неподвижно сидела в плетеном кресле с высокой спинкой, через балкон глядя на море.

— Привет.

— Привет. — Она не повернулась к нему.

— Я принес тебе пирог, — сказал он, зная, что это было неправильной фразой. — Ты в порядке?

Она повернула голову:

— Ты вернулся.

— Да.

— В мой Воеводу.

Он обдумывал свои дальнейшие слова.

— Я рад, что Лилиана позвонила мне. Я бы хотел знать…

Кэрис прервала его резким голосом:

— Я пыталась тебе позвонить.

— Извини. Я скучал по тебе.

— Садись, — все, что она ответила.

Макс пошел ва-банк и отрезал два куска морковного пирога, робко присев на диван в темной комнате. Кэрис повернула плетеное кресло спинкой к морю и взяла тарелку с пирогом.

— Мне хочется кое-что прояснить, — сказала она, откусывая кусок сливочной выпечки. — Я была также удивлена, как, полагаю, и ты, когда узнал, что я беременна.

— Да, — осторожно ответил он.

— И я не хотела ребенка, не особо. Меня просто немного травмировал этот процесс.

— Могу представить. Ты…

— Так что я опечалена, но это странная грусть.

Макс наклонился вперед:

— О чем ты?

— Это имеет научное объяснение: уровни гормонов меняются, мое тело снова приходит в норму. Между тем есть кое-что еще — я потеряла нечто неосознанно желанное, если это имеет какой-то смысл.

Он взвешивал слова, отчаянно пытаясь сказать все правильно.

— Я уверен, у тебя в жизни еще будет шанс сделать это снова, Кэри. В нужное время.

— Может быть. Однажды. — Она поставила тарелку на ногу. — Когда тебе говорят, что у тебя не может быть чего-то, я думаю, очень по-человечески начинать хотеть этого.

* * *

— Вот почему я считаю, что вера сбивает с толку, — говорит Макс, отчаянно и безуспешно пытаясь почесать свое тело внутри скафандра. — Ты проводишь столько времени в молитве и ожидании. Ждешь чуда.

— Верующие очень терпеливы.

— Меня совсем не впечатляет это. Я не думаю, что мог бы провести остаток жизни вот так, ожидая доказательства.

— Все оставшиеся двадцать пять минут или меньше?

Макс закрывает глаза.

— Возможно.

— Теперь ты агностик? — скептически спрашивает Кэрис.

— Думаю, да.

— Это продлилось недолго.

— Я не говорю, что точно верю или не верю. — Макс дергает рукав своего скафандра с двумя соединениями, пытаясь выгнуть запястье назад, чтобы добраться до части руки где-то над лучезапястным суставом. Ткань растягивается, когда он тянет ее, она намного тоньше и универсальней жестких, более старых версий космических скафандров. Он не может достать до места, которое чешется, поэтому царапает податливую, похожую на неопрен ткань. — Я только говорю, что мне нужно будет какое-то доказательство. Но я не стану ждать его всю оставшуюся жизнь. Не думаю, будто когда-либо отличался особым терпением. — Почесав нужное место, он удовлетворенно выдыхает. — Не считая того времени, когда я каждый день приходил, чтобы увидеться, пытаясь убедить тебя вернуться ко мне, — тогда я был очень терпелив.

— Хм-м, — говорит Кэрис.

* * *

Они сидели в той же комнате, на тех же плетеном кресле и диване, сквозь толстые фасадные окна балкона доносился слабый рев океана.

— Я думала над этим, — сказала она, — и я не принимаю тебя назад.

— Что?

— Мы больше не будем вместе.

— Почему?

— Не хочу, чтобы ты сбегал каждый раз, когда становится трудно.

— Я не сбегу, — возмущенно сказал он.

Кэрис приподняла бровь:

— Появились трудности, и ты ушел. При первом признаке проблем.

— Но я вернулся в ту же минуту, когда получил малейшую информацию о том, что у тебя проблемы. Это считается?

Она взболтнула кофе в кружке, держа теплый фарфор возле подбородка, и ее окутал аромат коста-риканских бобов. Пар полз вверх по лицу Кэрис, образуя подобие маски.

— Нет. Извини. Это хороший жест, так же как и морковный пирог, но нет.

Этот чертов морковный пирог.

— Что тогда?

— У нас слишком разные взгляды на жизнь, Макс, — ответила она. — Возможно, даже конфликтующие мировоззрения. Когда ты решил все закончить, то сказал: «Может, так будет лучше». Для тебя это было облегчением.

Он медленно кивнул.

— Ты все еще считаешь, что мы слишком молоды. По-прежнему уверен, что отношения могут сложиться только тогда, когда мы станем старше.

Он опять кивнул.

— По-твоему, двое становятся лучшими родителями, когда они старше.

Он помедлил, а затем кивнул в третий раз.

— Ты веришь, — подытожила она, — целиком и полностью в индивидуальность. — Она скривила гримасу.

— Меня так воспитали, Кэри, — сказал Макс с отчаянием в голосе. — Это все, во что я был приучен верить.

— Но не я. Мне известно, что я чувствую к тебе, и я была готова открыться миру. Однако ты даже не смог заставить себя рассказать обо мне своим родителям.

— Они не поймут.

— Хорошо, — сказала она просто. — Ладно, я тоже не понимаю. И ты четко обозначил свою позицию на твой день рождения.

Его лицо было удрученным.

— Но… Я не хочу тебя терять. Я хочу быть с тобой.

Макс выглядел очень расстроенным, поэтому Кэрис не стала вести себя мелочно, говоря ему, что он должен был подумать об этом в первую очередь, она просто осталась непоколебимой.

— Нет, Макс. В любом случае, какой женщиной я была бы, если бы так сразу вернулась к тебе после того, что ты меня бросил?

— Счастливой? — с надеждой сказал он, но Кэрис печально покачала головой.

— Я тебя умоляю. Не хочу быть в отношениях на расстоянии, которые и тебя, и меня делают несчастными, к тому же противоречат твоим принципам.

— Подожди. Ты спросила, какой бы женщиной была, если бы сразу вернулась ко мне. Это означает, что ты можешь вернуться со временем?

— Я так сказала? Я не это имела в виду.

— Это такая игра? Ты пытаешься вызвать во мне чувство вины? Потому что, поверь мне, Кэрис, именно его я испытываю. Вернуться, увидеть тебя в мучениях…

— Это не игра, — прошептала она. — Но я не думаю, будто ты пойдешь против того, во что веришь, надолго, просто чтобы быть со мной.

— Что я должен сделать для возрождения твоей веры?

Она задумалась над этим.

— Я не знаю. Что-нибудь значимое.

* * *

— Я больше не вижу фонарик, — говорит Кэрис. — Он исчез.

— Вероятно, ударился о микрометеорит и разбился.

— Здесь так много мусора, это отвратительно.

— Не говоря уже об огромном астероидном поле. Помнишь, какую панику оно вызвало, когда появилось?

— Да. Посмотри туда, — говорит Кэрис, и Макс поворачивает голову в ту сторону, куда она указывает.

— Сатурн, — удивляется он.

— Можно взглянуть на него собственными глазами.

— Мы не должны были видеть его вот так еще тридцать лет или около того, — печально произносит Макс.

— Кольца Сатурна. Сфокусируйся на кольцах.

Он одаривает ее короткой улыбкой сожаления.

— Значит, ты хочешь использовать оставшиеся у нас двадцать минут на разговоры? — спрашивает она.

Он смотрит на нее:

— Да. Мы попробовали все, что могли. Мы в ожидании чуда.

— И мы не хотим, чтобы кто-то из нас отчаивался и сдавался.

— Именно.

— Знаешь, будет быстрее и более безболезненно, — произносит она, — если мы сейчас снимем наши шлемы. Прекратим дышать и покончим с этим по собственному выбору.

Макс в ужасе смотрит на нее.

— Не говори так — ты рассуждаешь, как я.

— Тем не менее это правда.

— Прекрати сейчас же! Хватит. Ты не должна так говорить. Давай рационально расходовать наш воздух, на более позитивные слова.

Она выжидающе смотрит на него.

— Тогда мы разговариваем.

— Нет лучшего способа провести последние минуты жизни, — говорит он, — чем разговаривать с лучшим человеком, которого ты когда-либо встречал.

 

Глава пятнадцатая

«Что-нибудь значимое». Макс долго и упорно об этом думал, зная, что цветов или короткого отпуска будет недостаточно.

Что-то значимое.

Он уехал на Воеводу 13, пообещав, что найдет способ заставить ее поверить и вернется доказать это. Он хотел поцеловать ее, но вместо того, прощаясь, неловко опустил руку ей на плечо, пока она смотрела на серый океан, сидя в плетеном кресле, по-прежнему переживая траур. Она похлопала его по руке, уверенная, что на этот раз все закончилось: они расстались.

«Что-нибудь значимое».

Он думал об этом, работая с командой по созданию продуктов из органических и неорганических веществ, постепенно раскалывая обломки хондритов, упавших на Землю во время метеоритных дождей. Макс размышлял об ошибках, допущенных им по отношению к Кэрис, во время работы с геологами, узнавая об астероидах больше, чем он когда-либо мечтал узнать, будучи обычным менеджером супермаркета.

Каждый вечер он шел домой и смотрел на Стенные реки, темные и пустые, потому что Кэрис отказывалась принимать его звонки и подключать их гостиные для общения. Он нашел утешение, начав опять помогать людям с вопросами по кулинарии на Майндшер, взаимодействуя с ними виртуально, но в какой-то степени и это являлось человеческой связью. Он лелеял такие моменты, сидя в похожей на пещеру, холодной квартире, которую ему выделило Воеводство, в очередной раз не в состоянии украсить ее, потому что каждая фотография пронзала его воспоминания.

Что-то значимое.

Кэрис выбросила его из головы, когда она выползла из своей дыры с видом на океан и вернулась к городской жизни, назад к работе в местном штабе ЕКАВ. Однажды она заказывала овощи у автомата по выдаче еды, но он работал неправильно, и Кэрис оглянулась в поисках кого-то, с кем можно посмеяться над этим. И, вдруг обнаружив, что никого это не веселит, она почувствовала знакомую тяжесть. Еще тяжелее Кэрис стало тогда, когда она проезжала мимо скрытого входа в обсерваторию; забор, украшенный геральдическими лилиями, опасно проржавел и прогнулся, живая изгородь разрослась над воротами.

Однажды вечером на экране выскочило сообщение от Макса, и в минуту слабости она прогнулась, словно проржавевший забор из кованого железа.

— Привет.

— Чао.

— Ça va?

— Qué tal?

— Bene, grazie, — напечатала она в ответ и улыбнулась, когда начало происходить что-то знакомое, звук от приходящих сообщений прыгал между их комнатами, как в старые добрые времена. — Et toi?

— Не заставляй меня проверять твой немецкий, — напечатал он.

— Или мой новый греческий.

— Как ты?

Она помедлила, печатая очень осмысленно и неторопливо, чтобы он мог видеть, что она набирает сообщение. Слова были взвешенными, и Кэрис выбрала немного иной шрифт, пульсировавший фиолетовым на стене с голубым текстом, перед тем как раствориться в нем.

— Я скучаю по тебе.

— Наконец-то! — ответил он. — Почему так долго?

— Мне нужно было время.

— Значит, уже пора.

— Почему?

— Потому что я собираюсь сделать что-то значимое.

Они встретились на аэровокзале, острое ощущение неопределенности заставляло их чувствовать себя неловко, в то время как вокруг них друзья и семьи с любовью приветствовали друг друга. Макс подошел, чтобы поцеловать ее, а Кэрис хотела его обнять, поэтому он провел губами по ее волосам. Она отодвинулась и посмотрела на него.

— Хочешь попробовать еще раз?

— Да.

Макс опустил сумку на пол и большим кругом обошел ближайший столб, возвращаясь к ней с распростертыми руками. Он нежно притянул Кэрис в объятия, положив руку ей на шею, и они поцеловались.

— Так лучше.

— Гораздо более естественно, — согласился он. — Наверное, мы намекнули этим людям, что у нас есть немалый опыт.

Однако он не отстранился, заметила она с удивлением.

— Так и есть, — сказала Кэрис. — Уже огромный. Чем мы собираемся заняться здесь? — спросила она, взволнованная, но вполне довольная.

— Мы тут, потому что ты единственный человек, который, как я понимаю, может терпеть меня, — ответил Макс и осмотрелся: они были на аэровокзале между их Воеводами, в нейтральной золотой середине. Учитывая отсутствие ресторанов и магазинов, это действительно было глушью. Он указал на зал отлетов. — Сюда.

— И куда мы едем дальше?

— На Воеводу 2.

Они сели в шаттл, стеклянные ворота открылись над реактивным летательным аппаратом с вертикальным взлетом, меньшим, чем тот, на котором они летели на Игры Воевод в Австралию, поскольку этот преодолевал гораздо более короткое расстояние. Макс протянул ремень вокруг бедер Кэрис и пристегнул ее.

— Настало время познакомить тебя с моими родителями.

Они прибыли в милый район главного города Воеводы 2. Мощеные аллеи были обсажены деревьями, корни которых прорывались через тротуары. Пригород имел хороший вид, был менее разрушенным, чем центр города, — тут сохранились целые стены и фасады, часто даже без современных опор. Чтобы добраться туда, Макс и Кэрис прошли вдоль огромной пустоши в северной части города, и девушка впечатленно осматривалась, любуясь естественными прудами.

— Как долго твои родители живут здесь? — спросила она, когда они проходили через расположенную высоко на холме георгианскую деревню, мимо самобытных домов, на окнах которых были перекрещенные перемычки.

Макс посмотрел на Кэрис.

— Они всё еще на Ротации.

— Конечно, — сказала она мрачно. — Значит, меньше трех лет. Это хорошее место.

— У моего младшего брата нарушения дыхательной системы, поэтому у них есть специальное разрешение жить на Воеводах с низким уровнем загрязнения, где ему легче дышать.

— Разве не было бы лучше, если бы они жили за большими поселениями?

Макс окинул взглядом красивую зеленую деревню.

— Это компромисс. Моя семья живет здесь, потому что поблизости есть больница.

Они взяли левее, и Кэрис закинула рюкзак на спину, шагая вниз по склону. Далеко в низине находился светящийся белый куб районной больницы, современный и чистый по сравнению с окружавшими его более старыми зданиями из красного и желтого кирпича. Не доходя до куба, Макс завернул в аккуратный палисадник и, прежде чем постучать в дверь, ожидал, пока Кэрис догонит его.

— Готова? — спросил он.

— Отступать слишком поздно.

Крошечная копия Макса открыла блестящую красную дверь, и не успела Кэрис удивиться их схожести, как Макс схватил мальчика в охапку.

— Мак!

— Это я. — Макс засмеялся, затем добавил: — Ты вырос. И сколько тебе нынче лет?

— Семь.

Мальчишка растянул в улыбке рот с большими беззубыми пробелами, когда Макс взял его на руки и начал качать между ногами. Малыш извивался от радости.

— А тебе сколько лет?

— В четыре раза больше… У тебя выпала пара зубов, дружище.

— Диего столкнул меня с космического корабля.

— Космического корабля?

— Лазалка на детской площадке.

— На детской площадке? — Макс не успевал за ним.

— Диего столкнул меня с космического корабля на детской площадке, и у меня выпали нижние зубы.

— Ясно. — Макс опустил ребенка вниз, и теперь тот стоял, с любопытством разглядывая их.

— Это моя лучшая подруга, Кэрис. Кэрис, это мой лучший брат, Кент.

— Привет, Кент, — торжественно произнесла она, и мальчик недоуменно посмотрел на Макса.

— Девушка?

— Девушка, — промолвил Макс.

Кент выскользнул из рук старшего брата и побежал в дом, горланя: «Мама, папа, Мак у входной двери. Мама? Папа? Мак тут. Угадайте что! Он привез девушку».

Кэрис вслед за ними зашла в коттедж, а Макс еще раз схватил младшего, подняв и перекинув его через плечо, как делают пожарники.

— Почему он так удивлен? — спросила она шепотом.

— Семилетние мальчики только начинают осознавать, что девочки «другие», — шепотом ответил Макс. — Поэтому сама мысль о том, что ты моя лучшая подруга, для него подобна взрыву мозга. — Он поставил Кента, все еще улыбаясь, когда к ним подошел мужчина, вытянув руку вперед. — Привет, пап.

Они положили руки друг другу на плечи в официальной версии любезного приветствия, и Макс жестом указал на Кэрис.

— Кэри, это мой отец.

Она заметила, что он представил своего отца ей, а не наоборот, но не подала виду.

— Приятно познакомиться, сэр.

— Зови меня Прэней, пожалуйста. — В качестве приветствия отец Макса положил руку ей на плечо. Он относился к людям того типа, которые в силу своего интеллекта кажутся углубленными в себя или сдержанными. — Кэрис — уэльское происхождение?

— Да, именно.

— И чем ты занимаешься?

Она улыбнулась тому, как он сразу перешел к сути.

— Я пилот.

— Очень хорошо, — сказал он. — В коммерческой? Военной? Благотворительной организации?

— В космическом агентстве.

— Замечательно. — Его лицо оттаяло от одобрения. — Это правда очень хорошо. Я сам работаю в перевозках. Кормлю Воеводство. Управляю ресторанами Ротации и супермаркетами.

— Боже. Всеми?

— Множеством ресторанных сетей, да. И также более мелкими супермаркетами.

— Вау! Я, наверное, встретила Макса в одном из них.

— На Воеводе 6? Как мне кажется, Макс оформил этот магазин в модном ретро-стиле.

Кэрис кивнула, пытаясь понять, почему человек, владеющий всеми ресторанами Ротации, не устроил своего сына — прекрасного шеф-повара — в один из них.

Кент в это время обхватил ногу отца, желая произвести впечатление, как это делают дети, перед тем как резко впадают в наигранную скуку, когда центр внимания смещается от их персоны.

— Ты управляешь самолетами? — спросил он у Кэрис.

Вблизи она заметила, что через переносицу мальчика была протянута прозрачная трубка с кислородом, помогающая ему дышать.

— В основном шаттлами, — ответила Кэрис.

— Круто.

Макс потянулся и взъерошил Кенту волосы, а тот бросился наутек, его энергия снова зажглась от внимания.

— Проходите, — сказал Прэней, проводя их в кухню коттеджа, укрепленного обычным для Европии стеклом и стальными конструкциями. — Давайте угостим этого пилота чашкой чаю.

— Я должен был знать, что ему это понравится, — прошептал Макс, направляя Кэрис в сторону задней части скромного дома и положив руку ей на поясницу. — Мой отец восхищается лишь упорным трудом и успехом, и я имею в виду, только этим.

На кухне за столом сидела маленькая женщина, занятая вязанием.

— Привет, тетя Прия, — поздоровался с ней Макс.

Она подняла на него глаза, ошеломленная от восторга.

— Максимилиан. Какая радость!

Они сели за стол, и отец Макса, большой, физически развитый мужчина, подошел к стойке. Он начал окунать пакетики с чаем в чашки и наливать молоко, как здесь было принято.

— Сахару? — спросил Прэней, но Кэрис отрицательно покачала головой. — Хорошо, — ответил он. — Любовь к сладости — признак слабости.

Она облегченно выдохнула, пройдя, как ей показалось, какую-то негласную проверку, и с благодарностью приняла кружку.

— Ты будешь, сынок?

Макс ненавидел, когда его называли сынком. Отец всегда заставлял его чувствовать себя маленьким. Он отказался от чая.

— Ты все такой же. Все еще не любишь горячие напитки, как я погляжу.

Макс задался вопросом, почему столь несущественное замечание ощущалось как провал, и пожал плечами.

— Я выпью немного воды, если ты не против. Где профессор?

— Алина скоро спустится. — Прэней сел за стол, фермерский стул заскрипел от напряжения, когда на него опустилось массивное тело хозяина дома. — Так вот.

— Так вот, — сказал Макс, потягивая воду.

— Что привело вас сюда?

— Я хотел познакомить вас с Кэрис, — ответил Макс, не отрывая взгляда от стакана с водой. — Я хотел познакомить тебя и маму с Кэрис.

Отец Макса ничего не сказал, но Кэрис заметила, как двигается его запястье, пока он набирает что-то.

Через секунду они услышали, как наверху открылась дверь. Грозного вида женщина, подернутые сединой волосы которой были заколоты в аккуратный пучок, вошла в кухню и официально положила руку на плечо Макса, затем отошла к стойке.

— Я буду кофе. — Заметив Кэрис, она продолжила: — Простите меня, я сейчас работаю в ночную смену и немного отдыхала наверху.

Кент врезался в Алину, отскочив от кухонных шкафов, и, пока она его успокаивала, Кэрис снова удивлялась тому, насколько он похож на Макса.

— Твой отец сказал, что мне нужно спуститься.

Макс поднял стакан со стола.

— Я хотел познакомить вас с Кэрис.

Его родители переглянулись.

— Она пилот, — сказал отец Макса, а Кент с явным восхищением добавил:

— Она летает на космических шаттлах.

— О, — промолвила мать Макса. — Привет, Кэрис. Вижу, ты нравишься всем моим мальчикам.

— Я, — Кэрис запнулась, и Макс с улыбкой опустил взгляд на стол. Ее смущение было очаровательным.

— Как давно вы работаете вместе? — Прэней сделал глоток чаю.

— С моей последней Ротации на В6, — без обиняков ответил Макс, — и с тех пор мы встречаемся как пара.

На кухне повисла тишина.

— Пара?

Кент, выскользнув из комнаты, подключил к сети компьютер в маленькой гостиной, который ожил со звуком всплеска.

— Вы очень молоды, — осторожно произнесла его мать.

— Не настолько. — Макс взял Кэрис за руку. — Достаточно взрослые, чтобы знать.

— Знать?

— Я пытался жить без нее, но это не сработало. — Макс отклонился на спинку стула, его волнение выдавала лишь мелкая дрожь. — Поэтому мы намерены продолжать наши отношения.

Отец Макса молча потягивал чай. Его мать играла серебряным браслетом на запястье, уставившись на вязание тети Прии, спицы пощелкивали друг о друга, подчеркивая напряженность момента.

— Может, пойдем в гостиную? Там будет удобнее.

— Конечно, — сказал Макс, все еще держа свою ладонь на руке Кэрис. — Как тебе удобней.

Его мать прошла к гостиной, где быстро провела переговоры с Кентом, который выключил игры и протопал вверх по лестнице с двумя новыми монетками, позвякивающими в кармане.

Отец Макса молча покинул кухню. Кэрис, поднявшись, задвинула за собой стул, и Макс провел ее в гостиную, дружелюбно улыбаясь, когда они вместе опустились на пухлый диван.

— Удобный, — отметил Макс, немного подпрыгивая на перьевых диванных подушках. — Мне нравится это ваше приобретение.

Мать соизволила улыбнуться сыну, затем глубоко вдохнула и переключила внимание на Кэрис:

— Вы встретились на Воеводе 6?

Кэрис кивнула.

— Ты все еще живешь там? — спросила женщина. — Макс переехал.

Кэрис снова кивнула.

— Я во второй очереди на переезд.

— Почему вы вообще решили, что можете быть вместе, пока вам не разрешат осуществлять Ротации как семье? — Она перевела взгляд с Кэрис на Макса. — Вам нельзя подавать заявку еще десять лет. Это долгое время.

— Так и есть, — тихо сказала Кэрис, — но мы думали, что можем попробовать.

— Вы не можете. Это против правил.

«Что-то значимое».

— Кэрис еще об этом не знает, — сказал Макс, — но на самом деле мы на пути в центральный Воеводу. Я собираюсь просить об отмене Правила пар.

Комната словно взорвалась от всеобщего шока, и пораженная Кэрис качнулась назад. Откровение Макса было для нее нокаутом: за пару секунд до этого она думала, будто его примирительным жестом, чем-то значимым стало то, что он привез ее сюда, восстав против своей семьи. Она и представить не могла, что он сделает это, не говоря уже о ходатайстве к Воеводству, являвшемся чем-то совсем иным.

У отца Макса, который все время молчал, был раздраженный вид.

— Папа?

После этой реплики он взорвался:

— Почему тебе нужно всему бросать вызов? — Макс пытался что-то сказать, но Прэней перебил его: — Что дает тебе такое право? Почему ты думаешь, будто тебе видней? Зачем собираешься идти против правил, которые призваны защищать тебя?

— Но, папа, — Макс поднял руку, — правила меняются, если этого хочет достаточное количество людей. Я должен высказаться. Система работает, потому что…

— Система работает, потому что люди, подобные мне и твоей матери, подчиняются правилам. — Прэней встал, его внушительная фигура нависла над Кэрис и Максом, садящими на диване. — Если что-то идет не так, как тебе хочется, совсем не значит, что это не правильно, Макс. Правила установили люди намного более опытные, чем ты. Перестань вести себя как ребенок.

— Папа, это…

— Глупый мальчишка. — Голос его отца сбросил с сотню децибелов громкости. — Тысячи людей погибли, чтобы ты мог жить как у Бога за пазухой.

— Как у Бога за пазухой? Эти люди были первым поколением. Вы второе. Ты не думал, что для меня, для моего поколения, жизнь может быть иной? Ты действительно веришь, что мир до сих пор такой же, как тогда, когда ты был ребенком?

— Не смей называть своих бабушек и дедушек «эти люди». — Его отец поднес руку ко лбу. — Твоя высокочтимая бабушка навсегда изменила социальную динамику. Твой двоюродный дед погиб в бою. Твоя двоюродная бабка, моя тетя, получила неизлечимый вред, была психически травмирована во время ухода за ранеными в больнице скорой помощи у берегов Флориды. Они сбрасывали бомбы, используя беспилотники, даже не живых людей — никто не был настолько смел, чтобы совершать это прямо…

Макс молчал, как делал всякий раз, когда отец говорил об их родственниках.

— Извини. Я не бросаю вызов целой системе, папа. Я не бросаю вызов Воеводству.

Прэней раздраженно вскинул руки.

Кэрис в шоке уставилась на пол.

Макс поднялся.

— Вы всегда учили меня, что быть индивидуальностью очень важно, — сказал он, стоя напротив мужчины, который его вырастил. — Вы учили меня делать все во имя себя — это разве не включает то, что я должен уважать правила? Разве мне не следует оценивать каждое из них и определять, действенно ли оно для меня? Не могу представить, что люди, слепо действующие по чьей-то указке, не задающиеся вопросом «почему?», счастливы.

— Конечно счастливы. Мы живем в идеальном мире, и ты все еще чем-то недоволен. — Слова были произнесены Прэнеем с такой силой, что Макс сделал шаг назад.

— Я…

— Если тебе не нравятся правила, ты должен уехать. — Отец подтолкнул Макса к двери. — Тебе следует покинуть Европию.

— Это не честно. Я верю в каждый аспект того, что мы делаем. Во все, кроме, — он всплеснул руками, — Правила пар.

Прэней открыл дверь, ведущую на крыльцо, и жестом показал, чтобы Макс уходил.

— Ты не понимаешь этого.

— Мам…

— Нет, Максимилиан, — ответила она.

— Я люблю ее, мам.

Кэрис покраснела от слов, которые так редко слышала, но его мать не остановилась.

— Это пройдет. Похоть всегда проходит, и затем ты сможешь двигаться дальше, подобно всем остальным. Когда ты сформируешься как личность, то встретишь кого-то, с кем действительно захочешь провести остаток своей жизни. У тебя появятся умные, здоровые дети. Но если ты не проявишь силу и не обдумаешь это, то не сможешь вернуть все назад. Ты будешь не в состоянии исправить ошибки своей молодости — хотя бы в этом должен поверить своим родителям. Неужели ты собираешься проигнорировать наши советы?

— Ты не слушаешь…

— Извини, Макс, тут тебе не найти сторонников. Только если поступишь правильно. — Она выжидающе посмотрела на него.

После паузы он покачал головой.

Алина встала рядом с мужем у крыльца, таким образом показывая молодой паре, что они должны уйти. Макс и Кэрис вышли на тротуар, и его мать потянула к себе ручку входной двери, закрывшейся с надежным щелчком.

* * *

Кэрис опустила руку на плечо Макса, когда он присел на бордюр, явно удивленный тем, насколько плохо прошел их визит. Выброшенный из семейного гнезда, побежденный…

Он действительно собирался сделать это?

Макс размышлял, стоит ли постучать и попробовать восстановить отношения или пока оставить все как есть.

Он наблюдал, как вечерняя темнота ползет вдоль белого куба больницы, а свет быстро ослабевает. Сумерки. Его тетя появилась одна в эркере, лицо Прии было безрадостным, и Макс шагнул в ее сторону. Она молча поднесла палец к губам, затем прижала ладонь к стеклу.

Подняв руку, Макс приложил ее к стеклу напротив, движением запястья она активировала чип в комнате позади нее. Рамки на стенах заполнились фотографиями, которых Макс никогда прежде не видел, и он в замешательстве внимательно их рассматривал, двигаясь от рамки к рамке, от изображения к изображению. Его тетя с братом — отцом Макса, — они выглядят счастливыми, но измотанными, держа звезды Европии, за ними море синих и золотых флагов. Его дед присоединился к ним на другом фото, втроем они широко улыбаются, стоя на фоне светящейся красной вывески, на которой написано «Супермаркеты Фокс». Его тетя с мужчиной, которого Макс раньше не видел, вместе сидят в гибридном грузовике, заваленном свежесобранными овощами. Его тетя на ранних Играх Воевод, на фото запечатлен счастливый момент и рядом с ней тот же мужчина.

Фотографии растворились, и появилось последнее фото тети Прии, несчастье отражено на ее лице, словно пятно на экране. Она пожала плечами и опустила руку.

— Я не понимаю.

Тетя, не поворачиваясь, махнула рукой назад, на стены, шепча сквозь стекло:

— Подчиняться правилам в нашей крови. Но это не всегда делает нас счастливыми.

 

Глава шестнадцатая

Пятнадцать минут

Кэрис вздрагивает:

— Я замерзла.

В космосе очень сильные перепады температуры, поэтому серебристые скафандры запрограммированы определять и непрерывно регулировать ее.

Макс глядит на свой термометр.

— Прибавь тепла на своем термостате. Он должен был сделать это автоматически, но тут большой перепад. Включи его сейчас.

— Ладно. Сделала. А ты?

— Мой сделал это сам, — говорит он.

— Хм. — Она смотрит на свой термометр, стуча пальцем по экрану, будто это что-то изменит. — Я надеюсь, мой скафандр не собирается выйти из строя вдобавок ко всему прочему.

Макс делает гримасу, думая о своем неудавшемся эксперименте с выпущенным из ее ранца кислородом.

— Полагаю, это не моя вина.

— Я уверена, что нет. Просто вот так мне везет. — Кэрис опять вздрагивает. — Я все еще замерзаю.

— Скоро согреешься, теперь термостат работает правильно. И вскоре мы опять попадем на солнечный свет.

— Я думала, когда у меня появится индивидуальный космический скафандр, — она указывает на свое имя, вышитое под синим значком ЕКАВ, — мне наконец-то будет тепло.

Макс растирает ее руки, пытаясь согреть, продвигаясь от кистей к плечам и обратно, хотя из-за герметичности скафандра эти движения бесполезны.

— Ты всегда мерзнешь. Помнишь учебные занятия? Ты обычно дрожала от холода.

Он не упоминает, насколько страшно ему было смотреть, как Кэрис тренируется в бассейнах ЕКАВ, каждый раз, стоило ей задержаться под водой хоть на секунду дольше положенного, мысленно прокручивая происшествие на Играх Воевод.

— Часы погружений под воду в гидрокостюме? — Она указывает на пространство вокруг них. — Действительно идеальная подготовка для нахождения в космосе. Кто знал?

— У тебя, наверное, плохое кровообращение. — Он, кружась, отодвигается назад. — Всегда ледяные руки и ноги.

Кэрис улыбается, игнорируя насмешку.

— Наверное, астероидное поле создает помехи для индикатора температуры, поскольку из-за метеоритов я продолжаю находиться в тени. — Они озираются по сторонам, разглядывая расколотые серые астероиды, некоторые из которых имеют трещины в местах столкновений. — Не говоря уже о межпланетной пыли, засоряющей мою систему.

— И мою, — бормочет он, снова проверяя ее термостат. — Сколько времени у нас осталось?

— Тринадцать минут, — говорит она, пытаясь сдержать страх в голосе. — Некоторые считают это несчастливым числом.

— Я не уверен, будто удача имеет к нему непосредственное отношение, — размышляет Макс, пока мимо них проплывает микрометеорит, направляющийся к Земле. — Если только ты не думаешь, что везение зависит от нашего выбора…

* * *

Родители Макса были непреклонны. Несмотря на звонки, сообщения и последующие визиты сына, его отец так и не подошел к двери. Его мать погрузилась в работу. Отчаянно желая увидеть Кента в последний раз перед их отъездом, Макс вынашивал план, как можно украдкой немного пообщаться с мальчиком.

— Половину своего времени он проводит в больнице, — сказал Макс Кэрис, когда они сидели в местном ресторане Ротации. — Моя мама работает над созданием лекарства. Она чувствует себя виноватой, потому что его заболевание усугубилось, когда они переехали в Македонию из-за ее работы, — он там чуть не умер от загрязнения. Воевода 19, — машинально добавил Макс.

— Кент из-за этого не начал Ротацию?

— Именно. Говорят, он переедет, если почувствует себя лучше, когда немного подрастет, — сказал Макс. Потом его голос стал задумчивым: — В его возрасте я уже жил сам.

Он прибыл к белому кубу под конец часов посещения, проскользнув в дверь, когда выходили последние посетители. Свернув налево и заметив, что охранник исчез за углом, Макс проник в ординаторскую. Тут же решил взять белый лабораторный халат, как и подобало поступить нарушителю, изображающему врача, который пересматривает карточки пациентов. А затем он вспомнил, что этот отрезок стерильного белого хлопка будет абсолютно бесполезен при его попытке пройти через биометрические чипы и регистрацию медицинских работников. Макс пробежался взглядом по Майндшер в поисках запросов, направленных его матери, отчаянно надеясь увидеть геолокацию в ответах Алины. Ее не было.

Услышав звуки шагов группы людей в коридоре, Макс повернулся к шкафчикам, прислонившись к одному и делая вид, будто собирается просканировать свой чип. В комнату вошли пять медсестер, закончившие дежурство и уставшие, но все еще в хорошем настроении. Когда появилась последняя из них, что-то быстро говорившая, Макс повернулся, оставаясь спиной к группе, придержал дверь и мгновенно проскочил за нее. Прямо напротив входа в ординаторскую находилась старомодная маркерная доска, покрытая надписями, волнистые линии вычеркивали рукописный текст. Внимательно изучив доску, он нашел, что искал: имя его матери (и звание), а также список ее пациентов в клинике «АР». Стоило нескольким медицинским работникам выйти из-за угла, и Макс бросился к лифту, сканируя карту больницы. Он направился на верхний этаж.

Было тихо, поэтому парень немного расслабился, пока шел по коридорам отдельных кабинетов и палат. На стенах крутились красочные изображения. Мишка Тедди прыгал на стене рядом с ним. Когда он зашел в палату к Кенту, мишка катапультировался над дверной рамой. Он убрал его с экрана и открыл дверь.

— Привет, дружище.

Кент, сонно приоткрыв глаза, улыбнулся:

— Привет, Мак.

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне дают монетку за каждую ночь здесь, — ответил мальчик.

— Очень хорошо. А сколько ты получил за этот передний зуб?

— Шоколад.

— Отличные навыки ведения переговоров. — Макс проскользнул в комнату и сел в кресло возле брата. — Я хотел встретиться с тобой перед моим отъездом из города.

Кент выглядел серьезным.

— С девушкой?

— С девушкой, — согласился Макс.

— Мама и папа ругались.

Макс закусил губу.

— Извини.

— Мне бы хотелось чаще видеть тебя.

— Мне тоже. Я работал в космическом агентстве.

— Только ты меня и обнимаешь.

— Я буду приезжать намного чаще, дружище, — обещаю. — У Макса защемило в груди, он убрал мягкие волосы Кента со лба.

Мальчик пытался бороться со сном и, вероятно, огромной дозой лекарств. Старший брат наклонился вперед, чтобы опереться на кровать, все еще нежно поглаживая его волосы, когда Кент засопел, вновь погрузившись в глубокий сон…

— Как ты сюда попал?

Макс резко вздрогнул, когда его мать раздраженно нависла над кроватью.

— Продолжаешь нарушать правила, — сказала она. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришел повидаться с Кентом, — просто ответил он, удобнее устраиваясь в кресле и подняв на нее глаза.

Она растопырила пальцы, чтобы открыть проекцию истории болезни мальчика у подножия кровати.

— Он уже достаточно пережил. Ему не стоит знать о том, что ты собираешься сделать.

— Может, и стоит.

— Нет.

— Не тебе решать.

— Я не хочу, чтобы его считали таким же, как ты, — отрезала она, и Макс опустил глаза, уязвленный этой фразой. — Он будет изгоем, когда люди узнают, что ты натворил.

Набравшись храбрости, парень сказал:

— Тебе нужно больше обнимать его.

Она выключила проекцию.

— Спасибо, Максимилиан. Я не нуждаюсь в советах от кого-то вроде тебя.

Макс поморщился:

— Почему? Потому что я молод? Именно это ограниченное мышление разрушит Воеводство.

— Нет, это ты разрушаешь Воеводство.

Он пригладил вихрь на лбу мальчика, не разбудив его, и, стараясь говорить тихо, промолвил:

— Это социальная демократия, профессор. Возможно, мы найдем людей, которые согласятся с нами, а не с вами.

Она прищурилась:

— Я сильно сомневаюсь в этом. Европия доведена до совершенства благодаря опытному центральному правительству, устанавливающему правила, основанные на том, что лучше для большинства.

Макс подался вперед:

— Но что если ты не права и ее нужно «совершенствовать» и дальше? Нельзя всем навязывать устаревшие правила — они работают, потому что люди сами выбирают такой путь — следовать установленным догмам. Взвешивая различные способы жизни, мы избираем такой. Ты не считаешь, что в этом настоящее значение утопии? Европия была бы на самом деле унылым местом, если бы люди вроде меня, утратив свое любопытство, не спрашивали, зачем нам определенные правила. Лучше быть мертвым, нежели не интересоваться ничем.

Она рассмеялась:

— Как же легко ты разбрасываешься квази-философскими банальностями о смерти и выборе. Второго у тебя скоро не останется. По-твоему, сколько времени пройдет до того, как тебе придется делать что-то ради нее, а не во имя себя? Во имя кого, Макс?

Он обнял маленькое тельце дремлющего Кента и поцеловал его в щеку, вдыхая запах мелового талька.

— Я лучше пойду.

— Да, ты должен идти. Я с нетерпением жду этого выбора, когда придешь в чувство, — надеюсь, это произойдет перед тем, как Представители в Большом Центральном Зале выгонят тебя за столь мелочное несогласие.

Он бросил последний взгляд на брата, затем без единого слова прошел мимо матери.

Станция была переполнена людьми, возвращающимися в пригород с работы, по Стенным рекам непрерывно двигалась информация о прибытиях и отправлениях. Макс осмотрелся в поисках Кэрис, уже начав волноваться, но тут пара холодных рук обвилась вокруг его лица и закрыла ему глаза.

— Либо меня пытается ограбить двенадцатилетний, — сказал он, — либо это худющие ручонки девушки, которую я когда-то знал. — Он повернулся лицом к нападавшему. — Она уже умерла. Хладнокровно убита после неудачной попытки ограбления на станции. Очень печально.

— Как ужасно. — Кэрис приподнялась и поцеловала его в щеку. — Преступники нынче принимают любые обличия. Детей, красивых девушек. — Она взмахнула волосами. — Всевозможные.

— Красивых, да? — Он взял их сумки. — Пойдем, а то пропустим наш гибрид.

— Ты видел Кента?

— Да.

— Все прошло хорошо?

— Да.

Кэрис заподозрила, что односложные ответы указывают на противоположное, но не стала давить на Макса.

— Эй, — сказал он. — А у нас получилось немного пошутить тогда.

— Да уж. — Она повернулась к нему. — Но если ты собираешься указывать на это всякий раз, когда у нас получается, мы никогда не продвинемся дальше.

— Что ты имеешь в виду?

— Давай не будем изучать каждое взаимодействие, чтобы увидеть, есть ли еще что-то между нами, любим ли мы до сих пор друг друга, сможем ли оправиться от разрыва. Если мы будем так делать, то убьем наши отношения. Мы умрем.

Макс промолчал.

— Поэтому давай снова шутить, вести себя непринужденно и планировать сделать ту малость, которая может изменить жизни всех людей нашего возраста.

— Мне понятно, о чем речь, — сказал Макс, поднимая их сумки. — Идеальный сценарий, чтобы оставаться беззаботными.

Они подошли к платформе, где громыхающие двигатели обдавали дымкой кислорода вагоны и пассажиров и создавали атмосферу девятнадцатого века, когда паровоз готовился покинуть маленький городишко. Этот же город был отнюдь не таким: солнце, садясь, вспыхивало светом позади листового стекла станции, бледно-голубой наверху боролся с красными огнями неба на западе.

Поезд был забит, и Кэрис с Максом поднялись к выделенным им местам, устраиваясь на креслах с бледно-серой обивкой и пристегиваясь.

— Готов? — спросила она, и он почувствовал, что Кэрис говорит не о путешествии.

— Готов. — Затем задал ей вопрос: — Ты уверена?

— Конечно.

Она устроилась поудобнее, стоило поезду тронуться, и почувствовала, как ее ударило в живот, когда гибрид набрал скорость, сила инерции вжимала девушку в сиденье. Вскоре город исчез, а окна заполнились лоскутным одеялом полей: коричневых, зеленых и поразительно желтых — рапсовых.

— Ненавижу этот цвет.

Он засмеялся:

— Забавный объект для ненависти.

— Я ненавижу и его название тоже. Надеюсь, если уж на то пошло, утопия однажды решит социальные проблемы такого плана. — Она смотрела на то, как нескончаемым потоком льются фермерские земли.

— Сломленные люди будут всегда, как бы хорошо ни функционировало общество.

Они какое-то время молчали, пока поезд проезжал под Каналом. Потом Кэрис спросила:

— Макс, почему ты сделал это?

— Что именно?

Она кивнула.

— Разве было бы достаточно, если бы я просто рассказал своей семье о нас? — спросил он.

— Да, — ответила Кэрис. — Этого было бы достаточно.

Макс отрицательно покачал головой:

— Лишь на какое-то время.

Они вновь умолкли, наблюдая за пейзажем, перерастающим в ярко-зеленые поля континента.

— Как думаешь, мы ведем себя эгоистично? — спросила она.

— Почему?

— Просим изменить правила только на основании наших чувств.

Он задумался над этим.

— Коль мы так чувствуем, значит, вероятно, другие тоже, или будут, если у них появится такая возможность.

— Даже если на данный момент все просто хотят ускользнуть друг от друга, как сделал ты?

— Эй. — Он запустил руки в волосы. — Это было неприятно.

— Извини. Но ты наш главный образец.

— Думаю, нам стоит дать каждому возможность пережить те же ощущения, которые испытываем мы.

Вскоре гибрид проложил путь через центральный Воеводу, и Кэрис восхищенно уставилась в окно.

— У них есть акведук, как у меня на Воеводе, — сказала она, — но не такой старый и рушащийся. Прямо посреди города.

— Он обеспечивает энергией главные здания — они автономные.

— Ничего себе.

Стены современной плотины поднимались над их головами, кругообразные арки акведука напоминали оборонное сооружение, а внешние резервуары — средневековый ров.

— Это невероятно.

Пока они шли по площадям с выстроившимися в ряд аккуратными кофейнями и языковыми лабораториями, развевающиеся цифровые флаги напоминали Кэрис об Играх Воевод.

— Мы просто явимся туда? — спросила она.

— Нет, — ответил Макс, проводя ее через трамвайные пути. — Я забронировал нам время для встречи.

— С кем?

Он остановился.

— С Представителями, Кэри. Мы выступим в Большом Центральном Зале.

— Правда? Я думала, у нас будет встреча в какой-нибудь боковой комнате.

— Они заинтересованы в том, что мы собираемся сказать.

Она украдкой поправила волосы, обратив внимание на то, что Макс в своей бледно-голубой рубашке выглядел более нарядно, чем обычно.

— Лучше не заставлять их ждать.

С дальней стороны самой большой площади находилось внушительное белое здание колоссальных размеров с десятью изящными светлыми колоннами, служащими фасадом и поддерживающими большую открытую галерею. Вся конструкция была полностью закрыта армированным стеклом, обратной стороной обычной архитектуры Воеводства, заключенной в оболочку и защищенной для потомков. В треугольной открытой галерее был инкрустирован продержавшийся там на протяжении всей истории Европейского союза, с двухтысячного года, официальный девиз Европии: «Единство в разнообразии».

Они вместе прошли через огромный вестибюль, где шаги каждого человека — а их были сотни — эхом отражались от мрамора.

— Смотри. — Он указал вверх на углы. — Сканеры чипов.

— Не удивлена — безопасность превыше всего.

— После Америки.

— Да.

От акустики у них гудело в ушах, пока они шли к стойке регистрации и записывались, протянув запястья к сканеру чипов и фиксируя флексы, чтобы подтвердить свои личности. Когда чип Кэрис загорелся зеленым, датчик запищал и турникет открылся.

— Добро пожаловать в Страну чудес, — сказала Кэрис, проходя сквозь сложный арочный металлоискатель.

— Что?

— Ты когда-нибудь читал?

Макс состроил мину:

— Мне нравятся истории на экранах.

Она рассмеялась:

— Значит, всякий раз, когда я ссылаюсь на книгу, ты просто делаешь вид, что понимаешь?

— Да. — Он прошел вслед за ней в арочный металло-детектор, который засветился, сканируя все его тело. — Относись ко мне снисходительно сколько хочешь, девочка, но это ты смотришь мультики, когда я пытаюсь соединить наши гостиные через Стенные реки.

— Они очень успокаивают, — прошептала Кэрис в лифте, оглушительно громко затрещавшем и загрохотавшем. И здесь был девиз утопии, пульсирующий синим цветом с трех сторон.

— Единство в разнообразии, — пробормотал Макс. — Тогда пойдем. Давай предложим им обсудить немного разнообразия. — Он взял ее за руку, когда дверь открылась и стюард вышел вперед, чтобы поприветствовать их.

— Вы, должно быть, Максимилиан и Кэрис.

Они кивнули, и он жестом предложил им следовать за ним.

Они пристроились сзади, заметив, как тихо он ступает по плюшевому королевскому синему ковру. Все трое вошли в большой круглый вестибюль, окаймленный декоративными карнизами. Потолок был выкрашен в небесно-голубой цвет и через каждые двадцать шагов опускался к резным двойным дверям, за которыми, по предположению Макса и Кэрис, был расположен Большой Центральный Зал. Стюард застыл у пары старомодных деревянных кресел с мягкими спинками.

— Вы можете подождать здесь.

— Спасибо. — Кэрис села, и Макс последовал ее примеру.

Она толкнула его ногу, указав носком на двери, над которыми был нарисован упитанный голый херувим, держащий в руках флейту. Они подавили смешок.

Через пятнадцать, или около того, минут Макс наклонился к стюарду и тихо спросил, его голос все еще отражался эхом в вестибюле:

— Что они обсуждают сейчас?

— Безопасность команд помощи в бывших Соединенных Штатах.

— Правильно, — с благоговением произнес Макс.

— Господи, — смущенно прошептала Кэрис, — та еще перспектива. Что мы тут вообще делаем?

Он взял ее за руку, но продолжил разговор со стюардом:

— Мы можем войти и послушать?

— Я уверен, что можете. С вашего разрешения, уточню это. — Стюард, поклонившись, ушел.

Кэрис и Макс переглянулись, удивленные такой формальностью. Он вернулся и жестом подозвал их:

— Вы можете войти. Ваша сессия начнется через пару минут.

— Спасибо. — Макс задумался над тем, стоит ли ему тоже поклониться.

Они вошли внутрь и разинули рты. Вестибюль даже близко не намекал на размер Большого Центрального Зала. С их позиции у входа помещение вырастало вверх круговыми ярусами, как смесь футуристического зала Камелота и театра в его золотую эпоху. Золотые объемные звезды, выложенные огромным кольцом по всей длине окружности зала, украшали потолок, под которым громоздились большие синие и белые балконы, расположенные рядами один над другим до самой крыши.

Здесь было по меньшей мере две тысячи Представителей, они сидели на балконах, разделенных по Воеводам, и Кэрис еще со школы знала, что большинство из них являлись экспертами в своих областях. Она ахнула, когда поняла, что каждый балкон выдвигался вперед, если какому-то из Воевод предоставлялось слово. Девушка взглянула на верхние балконы и почувствовала головокружение — они были так высоко!

В центре зала на круглой платформе стояли Председатели, словно ястребы, наблюдающие и модерирующие балконы. Зал голосовал за оптимальную программу действий для команд помощи.

— Представители Воеводы 12 согласны с тем, что мы должны мобилизовать команды, чтобы они сфокусировались на особо нуждающихся в помощи людях, живущих в руинах Юга. Нам необходимо вывезти выживших в прибрежный регион и сформировать лагеря с пищей и водой. Но также следует обеспечить дополнительные меры безопасности.

Взглянув на Макса, Кэрис незаметно указала на смотровые стекла и экраны по всему залу, зная, что решения принимали не только эти Представители, а и десятки тысяч других, которые были подключены на своих Воеводах и тоже могли голосовать и комментировать происходящее; демократия в невиданных доныне масштабах. Кэрис не сомневалась, что родители Макса тоже подключились к сегодняшним сессиям.

— Представители Воеводы 7 хотели бы заметить: выжившие дети в штате Джорджия наиболее подвержены риску. — Зал задвигался. — Кроме применения внеочередных мер безопасности, нам следует отправить дополнительные припасы в Саванну, в частности одежду, лекарства и вакцину для прививок детям; через неделю мы должны снова вернуться к обсуждению.

Все балконы загорелись зеленым, и Председатель Воеводы выглядел довольным.

— Предложение принято.

— Это замечательно, — прошептал Макс, а Кэрис кивнула.

— Ты разве не бывал здесь на экскурсии, когда учился в школе? — спросила она.

— Я тогда болел свинкой, — печально ответил он.

— У тебя отекли яички?

— Сейчас не время, — прошипел Макс, увидев, что стюард, стоящий за ними, нахмурился.

Представитель Воеводы 7 снова попросил дать ему слово.

— Могу я также предложить, — он откашлялся, — образовательную программу о поясе астероидов для детей беженцев? Они, должно быть, напуганы.

Зал наполнился гулом обсуждения, после чего некоторые балконы загорелись красным.

— Нет явного большинства, — доброжелательно сказал спикер. — Мы повторно рассмотрим этот вопрос, когда будут внедрены ключевые основы для выживания.

Стюард показал Максу и Кэрис, что им нужно спуститься по ступенькам в центр зала.

— Приступим? — Макс сделал шаг вперед, обернувшись туда, где Кэрис все еще стояла на месте, чувствуя страх. — Пойдем. Они не приговорят нас к смерти.

Парень и девушка шли вниз по рядам, и люди, сидевшие на балконах, смотрели на них с нескрываемым любопытством. Комната зашумела, когда Председатель огласил:

— Далее у нас двое молодых граждан, которые хотели бы поговорить с нами о Правиле пар.

Шум усилился, и к тому времени, когда Макс и Кэрис дошли до центра зала, они широко раскрыли глаза от удивления. Она протянула руку, а Макс взял ее. Заметив этот небольшой жест, присутствующие умолкли. Макс посмотрел на Председателя, который кивнул в ответ.

— Приветствую вас. Меня зовут Макс. Сейчас я живу на Воеводе 13 и работаю в ЕКАВ. — Он помедлил. — Это Кэрис. Она живет в Воеводе 6 и тоже работает в ЕКАВ.

Шепот разлетелся по кругу, и некоторые балконы опустились ниже.

— Как и в большинстве современных любовных историй, мы встретились онлайн. Мы уже какое-то время вместе и, хотя нам еще нет тридцати, хотели бы попросить вас пересмотреть правила и пожелания для Ротации пар.

Звуки в зале то утихали, то вновь становились громче, пока заседатели просматривали основные моменты отношений Макса и Кэрис. На экране появился эпизод почти смертельного заплыва Кэрис на Играх Воевод и возле нее — безутешный Макс. Она нахмурилась, ей стало противно, а Макс выглядел виноватым.

— Хороший пиар, — прошептал он.

Представитель Воеводы, в котором еще не жил ни один из них, наклонился вперед:

— Во имя кого ты действуешь?

— Не Бога, не короля, не страны, — ответил Макс, в то время как Кэрис сжимала его руку.

— Во имя кого?

— Во имя себя. И, я полагаю, — добавил он, — во имя нее.

Представитель выдавил из себя улыбку:

— И вы думаете, ваши чувства прочны, вы пройдете через все испытания отношений?

Она, сцепив руки, положила подбородок на пальцы.

— Вы не можете предугадать, ослабеют ли ваши чувства. В этом-то и дело. Вам не дано заранее определить, сможете ли вы поддерживать друг друга в трудные времена.

— Что касается поддержки, — Кэрис выступила вперед, — то мы уже проверили это. У меня случился выкидыш, и мы прошли через все вместе.

Представитель удивленно подняла брови, но не без сочувствия.

— Вы планировали ребенка? Это следующее правило из тех, которые нам следует пересмотреть по вашему желанию?

— Нет. Я не думаю, что стоит менять рекомендации о воспитании детей, — ответила Кэрис. — Но, конечно, в основе народной утопии лежит выбор.

Представитель опять наклонилась вперед:

— Вы считаете, мы запрещаем любовь или «отлучаем от общества» юных родителей? Однако мы так не делаем. Не страдайте подобными заблуждениями. — Она обвела жестом зал. — Каждый житель Европии волен любить кого захочет. Единственное, о чем мы просим, — это жить раздельно во время Ротации, пока они не состоятся как личности.

Кэрис снова заговорила, ее голос был очень тихим:

— Что если мы уже состоялись? Что если мы готовы?

— Профессионально или эмоционально?

— И первое, и второе, — парировала она. — Мы готовы. Какое отношение к этому имеет понятие состоявшейся личности?

— Это значит, что каждый делает все возможное, полностью отдаваясь этому, не отвлекаясь ни на что. Это означает успех для индивидуумов и лучшее общество для всех нас. Знаете, Правило пар было придумано не случайно, — сказала Представитель, опершись на одну руку. — Ученые провели множество психологических исследований о важности первых неудачных взрослых отношений для психики. И выяснили: показатель успеха намного выше, если оба взрослых уже состоялись во всех сферах. Возраст, карьера, мировоззрение. Все от этого лишь выигрывает.

— Мы уже состоялись, — повторила Кэрис.

— У вас наверняка есть немало других мнений, — сказала Представитель. — Вы знаете кого-нибудь, кто оказался в подобной ситуации, кто чувствует себя так же, как вы?

Кэрис посмотрела на Макса, и он попытался объяснить:

— Не совсем. Но я знаю многих людей моего возраста, которые идут другим путем. Они совсем не обременяют себя формированием реальных связей. — Макс помедлил. — Возможно, это прозвучит дерзко, но, пожалуй, вы могли бы пообщаться с немногими молодыми людьми в этом зале — жизнь для нас, третьего поколения Европии, совершенно иная. Я не знаю, много ли времени вы проводите на улице и проводите ли его с двадцатилетними, но там они становятся отчасти бездушными. Они думают, что вы, сидящие в этом зале, не разрешите им быть с теми, кого они полюбят, потому их отношения с противоположным полом пусты, и немалую роль в этом играют такие ограничения.

Один из балконов выдвинулся вперед:

— Мы не хотим этого. Мы должны провести исследование по всему Воеводству, чтобы понять, что чувствуют люди.

— Просто так, потому что об этом заявил какой-то малый? — раздалось с верхнего яруса.

— Парень прав. Я видел это в Воеводе 9, — сказал Представитель, сидящий слева.

— Так происходит уже много лет с момента изобретения интернета, — крикнул кто-то, и зал захохотал.

— Они не первые, кто пришел просить об этом, — промолвил другой.

Макс бросил взгляд на Кэрис, которая в шоке уставилась на него.

— Все, что мы делаем, в интересах Воеводства, — сказал Председатель. — Общество ценит компетентное правительство выше идеологии. Мы не хотим, чтобы люди поднялись против всей структуры нашей демократии, потому что одно из правил, по которым мы живем, уже устарело. Мы должны провести исследование.

Балконы засветились зеленым, и Председатель кивнул:

— Предложение принято.

Макс с облегчением сжал руку Кэрис.

Представитель, сплетя пальцы, не отклонилась назад и вновь попросила дать ей слово.

— А что с этими двумя? Что они будут делать, пока мы изучаем их сверстников? — Она любезно улыбнулась.

Зал загудел.

— И он, и она работают в ЕКАВ, — произнес тот же человек, который назвал Макса «малым».

— На расстоянии в три тысячи километров, — напомнил Макс залу.

— Возникает вопрос, — сказал Председатель с суровым выражением лица, — вы пришли сюда, чтобы отменить правило для себя или чтобы добиться всеобщего блага?

Кэрис закусила губу, пока Макс говорил:

— Для всех. — Его голос дрожал, выдавая волнение.

— Вероятно, — Представитель с любезной улыбкой окинула взглядом помещение, — они могут послужить кем-то вроде подопытных. Для каждого социологического исследования необходима контрольная группа. Наша может быть за пределами Воеводства.

Макс и Кэрис встревоженно переглянулись.

— У вас нет права выгонять нас, — сказал Макс с отчаянием в голосе. — Это не то, о чем мы просили. — Нет, нет, нет: что угодно, кроме этого. Что угодно, кроме того, чтобы быть изгнанными из Европии.

Он хотел свободы и, если быть честным, победы над своими родителями вместе с их устаревшими взглядами — но не изгнания.

— В Америке? — сказал один из Представителей, и Макс побледнел.

Женщина-Представитель с Воеводы 23 решительно обратилась к сидящим в зале:

— Нас всех волнует влияние пояса астероидов на наше дальнейшее развитие. Наше человеческое развитие, — поправила себя она, прежде чем ее успели перебить, — в более широком смысле, нежели Европия или другие регионы. Мы много раз обсуждали в этом зале, как нам действовать. Я не могу сосчитать сколько. Мы зажаты, — добавила она, обводя взглядом зал, уделяя особое внимание экранам. — Мы не можем покинуть Землю для исследований или поиска новых планет, чтобы распространить послание утопии. У нас нет возможности покинуть Землю, даже чтобы посмотреть на нее сверху. Космические исследования заморожены. Космическая станция покинута. Полеты на Луну прекратились. Все наши попытки изучения Вселенной остановлены. Наши лучшие умы всегда утверждали, что будущее лежит над нами. Развитие человечества зависит от этого. Я думаю, все согласны с тем, что необходимо найти способ выйти за пределы пояса астероидов. — В зале повисла тишина, после того как взгляд Представителя остановился на Максе с Кэрис. — Когда нас ознакомили с этим делом, нам сказали, что девушка недавно получила лицензию и готова для миссий ЕКАВ. Парень работает с минералами и метеоритами, хотя и несколько в другом направлении. Время для этого… оптимальное.

Раздраженный Представитель с верхнего балкона заявил:

— Это было бы весьма странно.

— Мы поговорим об этом с ЕКАВ, — успокоила его она. — Уверена, они рассмотрят такой вариант. Они уже проводили антропологические исследования. Их интересовало, получится ли из состоявшихся пар лучшая команда и наиболее эффективное подразделение.

— Да, но речь шла о старших парах.

— Мы должны дать им шанс. В конце концов, мы придерживаемся меритократии, и они, скорее всего, подходят лучше всех.

— Простите, — сказал Макс. — Космос?

Она кивнула:

— Нам нужно найти путь через пояс астероидов. А вдруг вам удастся сделать это. — Она посмотрела на Кэрис, затем на Макса. — И вы сможете продолжить свои исследования на борту.

— Космос, — повторил Макс.

— В космосе, да. Идеальная контрольная группа в незагрязненной Чашке Петри, если вам так больше нравится.

— Это не чашка Петри, — ответил Макс. — Это смертельный вакуум.

Председатель посмотрел вниз на него:

— Оптимальное условие для лабораторных испытаний.

— Но в вакууме ничего не растет.

— Любовь растет. — Представитель наклонилась вперед. — Любовь предпочитает неизвестное. Вдали от давления общества и ваших сверстников вы сможете сосредоточиться на отношениях, а мы тогда наверняка скажем, действительно ли связи, сформированные в вашем возрасте, оправдывают полное переосмысление системы. Потому что мы хотим быть уверены, что у каждого человека есть шанс быть счастливым.

Балконы опять загорелись зеленым, и остальная часть обсуждения прошла будто в тумане. Принимались предложения, ряды балконов выглядели словно движущаяся волна в глазах ошеломленных Кэрис и Макса, которые пытались во всем этом разобраться, но могли видеть лишь расположенные по кругу на потолке зала золотые звезды. Потом им предложили присесть или вернуться на площадь, с которой они пришли.

Покинув зал, Кэрис повернулась к Максу, волнение переполняло ее:

— Не могу поверить. Мы полетим в космос.

Он посмотрел на нее, в девушке бурлил энтузиазм, но Макс чувствовал только сильнейший ужас.

— Я думаю, что да, — сказал он.

 

Глава семнадцатая

Десять минут

Если смотреть с Земли, то звезды вверху мерцают огнем, как бы «подмигивая», потому что свет, искривляясь, преломляется, проходя через многочисленные слои атмосферы. Но в космосе звезды выглядят будто статические точки, окружившие Макса и Кэрис на сколько хватает глаз. Облачка пыли и обломков камней обрамляют их все теснее, как и более крупные серые метеориты, мягко крутящиеся, пока их под действием гравитации тянет обратно к Земле.

— Удивительно видеть цвета планет собственными глазами, — говорит Кэрис, глядя далеко влево, где они могут наблюдать синеву Венеры. — Большинство людей не осознаёт, что первые изображения поверхности Марса были переданы обратно на Землю в чернобелом, а в красный окрашены НАСА.

— Забавно.

— А Сатурн выглядел, словно он был в оттенках серого, когда мы смотрели на него из дома.

— Правда.

— Макс? Ты начинаешь говорить со мной односложно.

Он ерзает в своем скафандре.

— Разве? Прости. Я думал о том, как мы оказались здесь.

Они на какое-то время умолкают, размышляя обо всех путях, которые привели их — и удержали вместе — к этому моменту.

— Помнишь, как Представитель в Большом Центральном Зале сказала что-то о том, что из пар выходят лучшие команды?

— По данным исследования, — говорит Кэрис. — Я не считаю, что они зашли дальше результатов на бумаге.

— Думаешь, мы фактически доказали теорию?

— Мы не поубивали друг друга здесь, — отвечает она. — И я все еще не убила тебя за то, что мы оказались здесь без топлива.

— Но ты говорила: трудно сохранить непринужденность, после того как пара вместе проходит через столько испытаний.

— Разве? — Она несколько секунд думает. — Я не это имела в виду. И сегодня нам было легко оставаться непринужденными. Как это называется — черный юмор?

Он кивает, кивок выходит волнообразным, потому что его тело все еще опускается в медленном постоянном движении, падая и кружась, как в балете при замедленной съемке.

— В какой-то момент я решил, что у нас будет перерыв, — говорит Макс. — Я думал, нам дадут легкое задание и мы сможем двигаться вперед без усилий, но все было так трудно.

Она удивленно моргает от внезапной глубины мысли и наклоняется к Максу, чтобы утешить его.

— По-моему, борьба заложена в человеческой природе, даже в идеальном мире. Пещерные люди боролись за то, чтобы найти пищу и кров. Позднее человечество сражалось в войнах. Но мы? Мы впадаем в депрессию, если написали что-то глупое на Майндшер. У нас всего в избытке, поэтому нам не за что бороться. И это делает нас несчастными.

— Мы боролись за прошлое. — Он проверяет индикатор на своем баллоне с кислородом и счетчик времени на чипе. — Десять минут. Так что мы можем с уверенностью сказать: иметь цель для борьбы утомительно. Я так хотел бы, чтобы мы оказались дома!

Наконец он произнес это. В первый раз после того, что сделал, придя в Большой Центральный Зал, что в свою очередь привело к месяцам тренировок в космическом агентстве, прохождению сложных симуляций и полетам над стратосферой в условиях пониженной гравитации, вдобавок к их ускоренным курсам по продвинутой метеорологии и выживанию; после всего он в конце концов признал это.

— Я тоже.

Кэрис смотрит вниз на Землю, затем на индикатор воздуха Макса.

Макс фиксирует направление ее взгляда.

— Как думаешь, будет больно?

— Что?

— Остаться без воздуха.

«Да», — думает она, но вместо этого отвечает:

— Говорят, безболезненно, как будто засыпаешь.

Кэрис знает, что задыхаться настолько больно, словно кто-то достает твои легкие из тела через нос, всю дыхательную систему дергает — нет, она сама содрогается, задыхаясь, моля о кислороде, но не говорит об этом.

— Вероятно, мы просто отключимся.

— Хорошо.

Очередной метеорит со слабым шипением пролетает мимо и беззвучно трескается рядом с ними, его кончина — своевременный знак препинания в разговоре. Кэрис вытягивает покрытые серебром пальцы, непроизвольно активируя флекс.

— Ой.

С включенным бесконтактным доступом в их шлемах появляются случайные символы, превращаясь в вопросительные знаки, когда она не может подобрать нужное слово. Он смеется над тем, как это неожиданно и глупо.

Кэрис выключает флекс, и текст исчезает с экрана Макса.

— Знаешь, я пробовала писать тебе письма, — говорит она, — когда мы были на разных Воеводах. Но ты и письма — понятия несовместимые.

— Да, извини. Я думаю, длинные формы текста накрылись медным тазом, после того как появились Стенные реки.

— Отчасти ты прав. Я просто подумала, что было бы весело иметь друга по переписке.

— Как меня только не называли в моей жизни, — говорит Макс, — но «друг по переписке» — это нечто новенькое.

— У тебя разве не было такого во время учебы? У меня был друг по переписке, живущий в очень отдаленном Воеводе.

На лице Макса появляется озабоченное выражение.

— Наверное, это потому, что ты довольно поздно попала в систему Ротации.

— Как странно. Большая часть моих впечатлений, вероятно, отличается от твоих и чьих-либо еще. Я никогда раньше над этим не задумывалась.

— Это делает тебя особенной.

Она нахмурила брови:

— Особенной в хорошем смысле?

— Особенно чокнутой. — Их энергия истощена, разговор идет с четвертью обычной живости, поэтому поддразнивание Макса получается ленивым и вялым. — Кэрис, чем бы ты занялась, если бы после всего попала домой?

— Публично выступала бы, рассказывая об опасностях поля астероидов. А ты?

— Нет, я серьезно.

— Серьезно? — переспрашивает она. — Не думаю, что мы сможем вернуться домой. У нас осталось воздуха на девять минут.

— Но если бы у нас получилось…

Кэрис сглотнула.

— Я хочу пить. А ты? Мы использовали один пакетик воды, но у нас остался еще один. Уверена, у нас есть время вместе выпить его.

* * *

Они лежали на песке в другой климатической зоне, как будто в иной жизни. На неделю отстраненные от тренировок из-за чрезмерной метеоритной активности, Макс и Кэрис закончили готовить жилые помещения своего нового корабля — «Лаерта» — и направились к пляжу, на северо-восток.

— Почему ты перестал использовать свою фамилию? — спросила Кэрис, она лежала, закрыв глаза, а пятна солнца танцевали на ее веках.

— Что?

— Я увидела это в руководствах после того испытательного полета, который мы провели на прошлой неделе.

Недавно они перешли от тренировок на симуляторах к настоящим космическим шаттлам, и Кэрис впервые пролетела над озоновым слоем. Она нервно наблюдала за Максом, подвесная система ремней вдавила его в сиденье, в ушах громко пульсировали двигатели, когда Кэрис оторвала шаттл от земли в вертикальном взлете.

— Я удивлен, что ты заметила это, а не то, как побелели мои костяшки.

— Ха, — сказала она. — Ты держался достаточно хорошо.

Пестрые клочки зеленых полей под ними уменьшались, пока они летели все выше и выше. Макс застонал, потому что она повернула шаттл и, ускорив, направила его навстречу темноте, свет исчезал за ними. Макс посмотрел вниз на Землю, которая начала закругляться, превращаясь в шар, и пробормотал: «Что мы наделали?» Но затем он взглянул на Кэрис, уверенно направлявшую летательный аппарат сквозь стратосферу, и закусил губу, чувствуя гордость, несмотря на ужас.

— Я перестал использовать фамилию… чтобы в некотором смысле отдалиться от своей семьи, — тихо сказал Макс там, на пляже. — Кроме того, теперь все меня знают как просто Макса. Макса — нарушителя правил.

— Ты мог бы превратиться в супергероя, — предположила она.

— Добавь это в список рядом с шеф-поваром и астронавтом.

— Или в шпиона.

Он сделал глупое лицо.

— Меня зовут Фокс, Макс Фокс.

— Макс Фокс. С двумя «с» было бы очень необычно.

— У меня был бы хороший счет в «Эрудите». — Он повернулся к ней. — Почему ты спросила?

— Я просто думала… может, мне тоже использовать фамилию Фокс?

— Правда? Люди этого больше не делают.

Кэрис приподнялась, опершись на локоть, и положила голову на руку.

— Мне кажется, нам следует.

— «Кэрис Фокс». И в комплекте к этому должно идти красивое кольцо. Как думаешь, последствия были бы?

— А кто отреагировал бы на это? Мы живем не в полицейском государстве. Они уже могли выкинуть нас отсюда, однако не сделали ничего подобного.

Он посмотрел на море.

— Они позволили нам быть исключением, Кэри, но пока правила официально не изменятся, нам не стоит совершать ничего, что могло бы их разозлить.

Вдоль берега отдыхающие плескались в океане или лежали, растянувшись на песке. Несколько пожилых пар прогуливалось по дощатому настилу, держась за руки и проверяя содержимое своих наплечников, словно пингвины, балующиеся со своим потомством.

— Мы покидаем Воеводство, — сказала Кэрис. — Мы все еще можем видеть друг друга, быть вместе. Это ли не то, чего мы хотели?

— Ты думаешь, будет так легко, там, в космосе?

— Неужели первый полет со мной был настолько плох?

— Нет, — ответил он, — взлет и посадка как по учебнику. Серьезно, Кэри, это было идеально. Просто… Тебя это совсем не пугает?

— Легче Ротации будет все что угодно.

Она наклонилась, чтобы поцеловать его лицо — нежный, легкий поцелуй — и в последний момент вылила воду из бумажного стаканчика ему на голову. Макс закричал, схватил ее на руки, а затем, подбежав к ближайшему спасательному средству, плавающему на мелководье, бросил ее на него. Разлетелись брызги, воздушные камеры, подпрыгнув, надулись, подбросив Кэрис в воздух.

— Я сказала Ротация, ты, сволочь, — запыхавшись, вымолвила она, — а не флотация.

— Нам всего лишь нужно пройти миссию в космосе, — ответил он. — Тогда с нами все будет в порядке. — Он посмотрел на нее сверху вниз, пока она рыла песок на дне руками, чтобы бросить в него. — С нами все будет в порядке.

* * *

Кэрис еще раз закрывает глаза, чувствуя, как сильно солнце светит на ее тонкие веки, но стекло шлема защищает их.

— Это же не стекло, не так ли? — говорит она, поднимая руку к шлему, чтобы постучать по нему. — Это плексиглас.

— Он, наверное, состоит из всевозможных компонентов.

— Сколько воздуха у нас осталось?

Макс проверяет.

— Около восьми минут? — переспрашивает она.

— Немного. — Он не говорит ей, что у нее восемь минут, а у него двенадцать, не сейчас. Он придумает, как сделать так, чтобы у них было поровну.

— Тогда, я полагаю, это конец? Почти.

Нет. Он такого не допустит. Из этой ситуации должен быть выход.

— Ты помнишь тот день на пляже? — спрашивает она. — Во время подготовки. Ты постоянно играл на своем чипе и весь, до кончиков пальцев, сгорел на солнце.

Тот день, когда Кэрис попросила взять его фамилию.

— Я должен был тебе позволить.

— Что?

— Я должен был позволить тебе изменить твою фамилию. Прости.

Она пожимает плечами, насколько это возможно в космосе.

— Ничего страшного. Ты не хотел, чтобы я это делала, ясно.

— Все было не так! Просто ты подталкивала меня зайти еще дальше, чем мы уже были.

— Я? — В ее голосе звучит недоверие. — Бблыпую часть из этого ты сделал сам.

— Я бросил вызов всему, чему, как мне казалось, следовало, Кэрис. Мы были слишком молоды, чтобы осознавать свои поступки.

Она молчит.

— И все-таки… сделали.

— Да, но это не закончилось для нас ничем хорошим, не так ли? Я имею в виду, — он окинул жестом необъятное пространство небытия, — мы здесь. — Он обхватил запястье Кэрис, снова взглянув на ее индикатор.

— Не могу поверить, что мы умрем, — тихо говорит она.

— Мы должны это сделать.

— Сделать что?

— Нам следует взять одну фамилию.

У Кэрис удивленный вид.

— Правда?

— Определенно.

— Если нас спасут, мы можем быть Фоксами, когда вернемся на Землю…

— Никто не придет, Кэри. — Его голос ломается. — Нас не спасут, и у нас истекает время. Нам нужно взять одну фамилию прямо сейчас, пока не поздно.

— О черт. — Она начинает плакать. — Вот так я делаю вид, что все в порядке.

Они падают вместе в ужасной тишине. Они связаны веревкой, но Макс все равно держит Кэрис за запястье.

— Я бы хотела, чтобы мы могли прикоснуться друг к другу, — говорит она.

Макс отрывисто смеется, и отчаяние чертит свой путь по морщинам на его лице.

— Мне бы хотелось держать тебя. — Он протягивает руку, чтобы коснуться ее, но она упирается в стекло. Он начинает царапать перчатку своего скафандра.

— Что ты делаешь? — спрашивает она.

— Я хочу почувствовать тебя по-настоящему.

— Ты не можешь! Не нарушай вакуум, Макс, — ты погибнешь!

— У нас осталась пара минут, Кэри. — (У него — девять). — Мы также можем эффектно уйти, вместе. По крайней мере, это будет нашим выбором. Мы выберем смерть.

— Нет!

Но уже слишком поздно: Макс срывает перчатку, как пластырь, и они в ужасе смотрят на его руку, ожидая, что она усохнет, вздуется или посинеет, но ничего не происходит. Вместо этого его скафандр запечатывается на запястье, и он спокойно шевелит голыми пальцами в молекулах пространства.

Они с удивлением смотрят друг на друга.

— Мне кажется, вопреки нашей уверенности в собственных познаниях, на самом деле мы знаем не так уж и много, — замечает Кэрис.

— Еще один космический миф. — Он переплетает пальцы с ее ладонью в перчатке, и она продолжает смотреть на его руку.

— На что это похоже? Холодно? Горячо?

— Ни то ни другое. — Он поворачивает руку ладонью вверх и делает ей знак последовать его примеру. — Технологии продвинулись далеко. Я принимал те таблетки. Кроме того, мы в тени «Лаерта» и здесь никак не может быть абсолютного нуля. Давай. Я же еще не умер.

— Но в прямом солнечном свете ты поджаришься до хрустящей корочки.

— Маловероятно в следующие пару минут. Давай, Кэрис, — уговаривает он ее. — Сделай это со мной.

Она кивает, затем медленно берется за серебристый неопрен, пленяющий ее руку, и тянет. Чувствуя, что ткань деформируется под ее прикосновением, Кэрис ожидает услышать, как она рвется, издавая соответствующий звук, но из их системы связи не доносится ничего. Она засовывает оторванную перчатку в карман и протягивает Максу обнаженную руку, а он, вместо того чтобы взять ее, быстро обвязывает торчащую нитку вокруг безымянного пальца Кэрис.

— Что это? — спрашивает она.

— Теперь у нас одна фамилия, и мы должны быть названы одной семьей.

— Как странно. — Кэрис смеется, но на самом деле она растрогана.

— Я всегда любил шикарные жесты, — говорит он. — Я должен был сделать это давным-давно. — Они переплетают голые руки и нежно прикасаются своими стеклянными шлемами друг к другу. — В прежние времена я подарил бы тебе кольцо с бриллиантом.

— Господи. Представляешь, как это носить такую силу на пальце? Они разве не знали?

— Они думали, что это сверкающий аллотроп углерода.

— Если бы я хотела, чтобы что-то сверкало, то это лучшее место, правда? — Кэрис указывает на звезды вокруг них. — Мы окружены блестками.

— Мы находимся в чертовом поле астероидов. Окружены сверканием, замерзшей водой, аммиаком, углекислым газом. Посмотри туда — еще больше небесных тел направляется к Земле.

Кэрис и Макс недолго наблюдают за астероидами, набирающими инерцию движения, чтобы потом сгореть в атмосфере и осветить ночное небо.

— Там, внизу, они, наверное, смотрят на падающие звезды, — говорит Кэрис. — А здесь, наверху, это просто горящие камни.

— Там падающая звезда. — Макс указывает в темноту. — Хочешь загадать желание?

Кэрис молчит.

— Это неплохой способ — загадать желание на падающую звезду. Кэри?

Она продолжает молчать, наблюдая, как звезда дугой медленно падает через поле астероидов.

— Кэрис.

Она считает себе под нос, все еще не отрывая взгляда.

— Звезда только что обогнула тот большой камень. Как она могла сделать это? Она должна была врезаться прямо в него.

— Может, из-за земного притяжения?

— Я так не думаю. — Они оба неотрывно смотрят на свёт. — Она зеркально отображает кривизну Земли.

— Гравитация?

— Нет. Посмотри на нее. Это определенно орбитальная плоскость…

— Означает ли это, что…

— Она на эллиптической орбите! — кричит Кэрис. — Это спутник! Макс, это чертов спутник!

 

Глава восемнадцатая

Шесть минут

Свет медленно приближается к ним, как призрак надежды.

— Мы же не сошли с ума? — спрашивает Макс. — Это не мираж?

— Как нам до него добраться? — Кэрис покачивается с вновь обретенной жизненной силой, вытягивая руки и дергая ногами, пытаясь сделать так, чтобы ее тело продвинулось к свету, вместо того чтобы падать в темноту. — Будет ли он проходить рядом?

— У нас могут быть галлюцинации, — говорит Макс. — От недостатка воздуха.

— Как нам высчитать его траекторию? Он как будто бы направляется в нашу сторону.

— Они, наверное, запрограммировали подачу воздуха так, чтобы кислород поступал медленнее, когда заканчивается. Мы дышим разреженным воздухом.

Она толкает его:

— Макс, ты сможешь ухватиться?

Он, кружась, отдаляется от нее, пока веревка фала не дергает его обратно.

— Это происходит. Это реально. Нам нужно действовать, пока не поздно.

— Уже слишком поздно, Кэри. У нас нет времени.

— Макс Фокс. — Она смотрит ему прямо в глаза, нерушимая в своей уверенности. — Это наш последний шанс.

Сделав сухой скрипучий вдох, он идет на уступку:

— Ладно.

— Мы можем это сделать.

— Ладно, — повторяет он.

— Под нами, слева, крупный астероид. Как думаешь, у него большая масса?

— Он больше тебя, — говорит Макс, и она впивается в него взглядом. — Астероид выглядит довольно увесисто, — поправляет себя он.

— Видишь, насколько он статичен. Должно быть, этот астероид — сколько? — около ста метров в длину. Вся эта пыль летает вокруг, но он все равно неподвижен. Почему?

— Не могу поверить, что ты сейчас говоришь о межпланетной пыли.

— Помолчи, пожалуйста! Мои познания в физике ограничены, но я пытаюсь понять, может ли этот астероид находиться там, в точке Лагранжа.

— Расскажи мне еще раз, что это значит?

— Пять точек, где не действует гравитация, — на это нет времени, — говорит Кэрис. — Будем надеяться, что это точка Лагранжа. Иначе мы продолжим падать и этот спутник пройдет как раз над нашими головами.

— Давай выясним. На пять, четыре, три, два…

Они инстинктивно сгибают ноги, словно артисты балета, которые приземляются на половицы пола сцены, и когда оказываются на одном уровне с астероидом, то впервые почти за девяносто минут перестают кувыркаться.

— Поверить не могу. — Макс выглядит скептично. — Физика, да? Всегда права.

— Если не учитывать то время, когда Землю считали плоской, — машинально отвечает Кэрис, сканируя взглядом небо. Она держит его голую руку в своей. — Думаешь, он пилотируемый?

Макс сжимает ее ладонь в ответ.

— Кто знает? Попробуй связаться с ними. Напиши им. Они посылают в космос корабли, управляемые животными, начиная с Лайки в 1957-м. Дай им шанс, поговори с собакой-космонавтом.

— Скорее скелетом-космонавтом. — Она проверяет, на месте ли сетка флекса, обернутая вокруг ее костяшек, и печатает: — Помогите, это Кэрис Фокс с «Лаерта», запрашиваю немедленную помощь. Вы видите мои сообщения? — Она ждет. — Повторяю: Помогите, это Кэрис Фокс с «Лаерта», запрашиваю немедленную помощь. Вы сейчас видите мои сообщения? Я не получаю никакого ответа, — говорит она Максу.

— Продолжай попытки.

— Пожалуйста, помогите нам! Иначе мы здесь погибнем.

Ее аудиопередатчик, потрескивая, оживает с бренчащим звуком входящего сообщения.

— Привет, Кэрис, это Озрик.

— Озрик! — вскрикивает она, когда синий текст заполняет боковую часть окошка ее шлема.

— Я связался непосредственно с компьютером спутника, чтобы подключиться к вам, Кэрис.

— Нам тебя не хватало, Озрик. На борту кто-то есть?

— Боюсь, что нет, Кэрис. Это один из наших дронов.

— Черт. — Она поворачивается к Максу. — На борту никого нет — это один из наших дронов.

— Он может кого-то везти? Озрик может направить его к нашему местоположению?

— Озрик, ты можешь направить спутник к нам?

— Он будет у вас через шесть минут.

— Кэри? — спрашивает Макс. — Что происходит? Я больше не вижу вашу переписку. Ты, наверное, ее отключила.

— Спутник направляется прямо к нам и будет через шесть минут.

— Шесть? — Макс вздрагивает.

Шесть минут: столько времени нужно, чтобы идеально проварить яйцо вкрутую; это средняя продолжительность секса у большинства пар; время, которое потребовалось для опустошения Нью-Йорка.

Кэрис тоже вздрагивает.

— Сколько времени у нас есть? У нас же нет шести минут, правильно? — Она оседает, обескураженная. — У нас недостаточно воздуха. О господи!

— Подожди.

— Мы можем задержать дыхание? Это возможно? По-моему, мы отключимся к тому времени, когда дрон окажется рядом, и не сможем попасть в шлюзовой отсек.

— У меня достаточно воздуха.

Она отшатывается:

— Что?

— Практически. У меня шесть, а у тебя — две, — говорит Макс. — Кэри, я очень сожалею о том, что мы сделали раньше, когда использовали твой ранец, пытаясь создать топливо.

— Я глядела на твой индикатор, не на свой. Твой был здесь, прямо передо мной. — Она смотрит отсутствующим взглядом. — А мой — у меня на боку. Господи. — Кэрис подавляет душащее ее рыдание. — По крайней мере, ты сможешь выжить.

— Не глупи. Мы поделим воздух на двоих, — говорит Макс. — У каждого из нас будет по четыре минуты, и мы задержим дыхание на две. Мы вдвоем доберемся до шлюзового отсека дрона, затем перенаправим спутник к «Лаерту». Это может сработать.

— Серьезно?

— Запросто. — Макс еще раз сжимает ее руку. — Давай приготовимся. — Он поспешно перемещается за спину Кэрис и устраивает представление, постукивая по ее ранцу и регулируя плечевые ремни и кабели. — Готово. — Очень аккуратно поднимает свой ранец, все еще подсоединенный к его скафандру, и помещает его поверх ранца Кэрис.

Она не замечает этого: тут ранец ничего не весит.

— Уже скоро.

— Не могу поверить, что с нами все будет в порядке. — Кэрис поворачивает голову к нему, улыбаясь. Под ними широко расстилается мир, над Африкой сгущаются облака. — Все будет хорошо. Мы вернемся домой.

Макс остается у нее за спиной, она поднимает свою обнаженную руку к плечу, и он сжимает ее, возможно, в последний раз.

— Слушай меня, Кэрис. Когда твой запас воздуха иссякнет, ты должна быстро поменять баллоны. Я уже ослабил их — тебе просто нужно переставить трубку и закрутить ее на другом ранце, хорошо? Поворачивай, пока не зафиксируется. — Он все еще держит ее за руку. — Ты поняла?

— Почему я?

— Ты не можешь задерживать дыхание, Кэри. Вспомни Игры.

В памяти Макса вспыхивает картина: Кэрис лежит возле бирюзового бассейна, ее тело неестественно скручено, кожа мраморно-белая, а медики упорно пытаются вернуть девушку к жизни.

— Ты никогда не умела задерживать дыхание.

— Но…

Ему ни разу не приходило в голову, что можно утонуть в космосе. После той истории он поклялся защищать ее.

— Кэрис. Я не могу рисковать твоей жизнью. Поменяй баллоны. — Макс отпускает ее руку и начинает развязывать веревку фала.

— Нет, пожалуйста, Макс.

— Извини. Это единственный способ.

— Прекрати, я не могу.

— Нет, это я не могу, разве не видишь?

Они свободно плывут в невесомости, и Макс прикладывает руку к шлему. Уровень воздуха у Кэрис падает к опасно низкой отметке, и от вдыхания углекислого газа она начинает терять сознание.

— Пожалуйста.

Макс откручивает свою трубку подачи воздуха, удерживая ее на месте, пока смотрит на Кэрис в последний раз.

— Видишь? Я спас тебя, когда мы встретились, — он криво улыбается, — и я спасаю тебя сейчас.

С внушающим ужас последним жестом он достает свою трубку, изо всей силы толкает Кэрис в сторону приближающегося спутника. Отдаляясь от него по спирали в темноту, она видит, как он произносит губами:

— Я люблю тебя.

— Нет! Макс!