Он вдохнул свежий, пахнущий чем‑то терпким воздух и сладко потянулся. Сквозь веки был виден мягкий солнечный свет, заливавший все вокруг. Ему было хорошо и уютно.

Тянущая боль в плече тут же выдернула его из блаженной дремы.

Свист сел на кровати, огляделся, инстинктивно прикрывая левой рукой раненое место. Он находился в комнате Звездочета, в которой обычно принимали больных или раненых – тут он бывал не раз. За распахнутыми окнами стояло погожее утро, куда‑то на запад уходили тяжелые тучи, оставив по себе прохладу ночного ливня.

Поодаль, в своей постели, залихватски храпела Гроза. Рядом с кроватью в плетеном кресле, уронив усатую голову на грудь, мирно спал Орех.

Свист успел умилиться трогательной заботе о нем старшего товарища, и даже проникнуться искренней благодарностью, но потом подумал, что старый лис, всего на всего, хотел первым выудить из Свиста все, что можно. Видать, рассказ Пластуна не сильно его устроил.

В том, что узкоглазый наставник жив, Свист не сомневался – иначе каким образом он бы оказался в лекарской палате, живым и почти невредимым.

Кстати, о повреждениях.

Свист осмотрел перевязанное плечо. Следов крови не было видно, рука двигалась нормально, пускай и ощутимо побаливала. Значит, кости целы.

Свист чувствовал острую необходимость посетить уборную. Он спустил волосатые ноги с кровати, пытаясь нашарить босыми ступнями хоть какую‑нибудь обувь.

— Проснулся, — прошептали над ухом.

Свист даже подскочил от неожиданности.

— Орех, разрази тебя гром, я чуть было не напрудил в штаны. Которых, кстати, на мне нет, — раздраженно зашипел Свист, косясь на ворочающуюся во сне Грозу.

Вопреки ожиданиям, вечно угрюмый и серьезный Орех расплылся в довольной ухмылке.

— Идем, помогу тебе до горшка добраться, — он подставил плечо. Как оказалось – вовремя – Свист покачнулся, едва не упав.

Они вышли в коридор, задернув за собой полог.

— Сколько я так пролежал? – спросил Свист.

— Почти две недели. Пластун притащил тебя еле живого – Гроза говорит, тебе чудом удалось выкарабкаться, — сказал и почему‑то отвел глаза.

Свист неопределенно пожал плечами. Он, конечно, чувствовал некоторую слабость, но признаков смертельного недомогания, едва его не убившего, никак обнаружить не мог.

Он попытался вспомнить, что случилось в Запретном Дворце. Но в памяти всплывали только лишенные эмоций картинки – так он мог вспоминать пустой сон, не имеющий к реальной жизни никакого отношения. Словно события, произошедшие в подвалах заброшенной пирамиды, приключились не с ним самим, а с кем‑то другим, после рассказавшим Свисту занятную историю о своих приключениях.

Оправивши естественные нужны, Свист зачерпнул ледяной воды из большой железной бадьи. Водоносы вставали еще до рассвета, наполняя водой три умывальни на разных уровнях Дома. В этой даже было зеркало, висящее на стене и надколотое с одного края. Помнится, когда охотник первый раз увидел себя в отражении, он не мог поверить, что это он сам смотрит на себя с той стороны. Так и сейчас, из зеркальной глубины глядел постаревший лет на пять мужчина с осунувшимся лицом, бледной кожей и запавшими глазами.

После утреннего туалета Свист обратился к Ореху, ожидавшего его за порогом умывальни:

— Помоги мне перебраться к себе.

— Не вопрос, только сначала покажись Грозе, иначе, сам понимаешь, она мне все усы повыдергивает.

Свист покосился на товарища, бережно поддерживающего его. Даже в шутку Орех никогда не признавался, что кого‑то боится, уж тем более крикливую и взбалмошную женщину. Гроза, как только увидала стоящего на ногах Свиста, окружила того паутиной навязчивой заботы и громких стенаний о безразличном отношении к своему здоровью. Свист стерпел.

— Гроза, парень почти здоров, пускай у себя отлежится, — попросил Орех.

Свист приготовился к ожесточенному сопротивлению, но ошибся.

— Конечно, только ты за ним присматривай, что бы ел хорошенько, много не двигался и вообще, ему отдыхать нужно, — легко согласилась несговорчивая обычно Гроза.

После заверений Ореха, мол де он парня заботой не оставит, и уж точно проследит, что бы тот не перенапрягался, охотники были отпущены восвояси.

— А где Звездочет? — напоследок спросил Свист.

Гроза опустила глаза и неопределенно махнула куда‑то в сторону окна.

— Он… его больше нет с нами — тихо ответила женщина.

Свист хотел было утешить женщину, но не смог найти правильных слов и просто вышел.

— А что случилось‑то? – спросил он Ореха.

Усач заскрипел зубами, будто совсем не хотел отвечать.

— Все равно узнаешь, — махнул он рукой. – Старик умер у твоей постели. Когда морда эта косоглазая тебя притащила, ты был едва живой – кожа синюшная, губы в пене и глаза уже закатились. Никто, даже я, не верил, что выкарабкаешься, но Звездочет выполз из своей спальни и неожиданно яростно на нас набросился, выгнал всех в коридор и сам что‑то там с тобой творил. А когда утром Гроза решилась тебя проведать, то нашла его мертвым, лежащим рядом с тобой, ну а ты с того дня на поправку пошел.

Свиста снова качнуло так, что Ореху пришлось мигом подхватить товарища.

— Люди говорят, что старик за тебя жизнь отдал. Только ты не обращай внимания, он и так собирался уходить, Звездочет наш.

Свист ничего не ответил.

Орех довел раненного до его каморки, а потом сбегал за постной похлебкой и большим куском хлеба, принес ушат с водой и старое ведро, что обычно использовалось больными в качестве уборной.

— А еще вот, — он протянул завернутый в блестящую фольгу пакет. – Это шоколад называется, вчера только обменяли.

Свист развернул хрустящую обвертку и понюхал черную как смоль плитку.

— Спасибо.

— И главное, — с видимым удовольствием и гордостью, Орех вытащил что‑то из большого кармана, на боку своего жилета.

В широкой ладони поместилось три круглых, сочного красного цвета, плода.

— Помидоры. Наши! Мы их вырастили. Попробуй, каковы на вкус плоды труда человека, а не подачки неизвестно кого.

Свист вытер помидор о рукав рубашки и надкусил. Съев угощение почти полностью, он пришел к выводу, что выращенное Орехом ничуть не вкуснее того, что прибывало после обмена мерцал. Разве только лазать по душным развалинам ради этих помидоров не приходилось – всех делов‑то, неторопливо в земле ковыряться.

Орех направился к выходу.

— Ладно, я еще зайду. Отдыхай.

Свист остался один, доедать завтрак и придаваться размышлениям. С последним дело не заладилось, и он вскоре уснул, спокойно и без снов, как в норе.

Разбудил его негромкая музыка. Он открыл глаза и увидел сидящего на полу Пластуна, тот дул в деревянную трубочку, зажимая пальцами просверленные в ее боку отверстия.

— Ловко я? – хвастливо спросил Пластун, вертя в руках музыкальный инструмент.

Свист улыбнулся и покачал головой.

— Этот усатый жлоб сказал, что ты быстро поправляешься, — Пластун сбил шапку.

— Как видишь, — Свист сел на кровати. – Спасибо тебе. За то, что вытащил меня.

— Не стоит, парень, — Пластун грустно улыбнулся. – Я изложил Ведуну и совету суть наших приключений. Тебя, конечно, тоже захотят выслушать.

— Мне говорить все как было? – памятуя о том, что не все и не всем можно рассказывать, спросил Свист.

— Да. В этот раз, да.

— Хорошо, только не сегодня, а лучше и не завтра, — Свист откинулся на подушку. – Как ты меня вытащил? Там же было, что‑то в темноте, правда?

— Было, — согласился серьезный Пластун. – Как вытащил? Скажем так, нелегко.

— А что было?

— Свет его разберет, главное, что оно осталось там, а мы тут.

— Пластун, — Свист колебался, не зная какое принять решение, — Помнишь, я тронул мерцало?

— Да, помню, ты что‑то такое говорил — осторожно ответил охотник.

— Кажется, я хлопнулся в обморок?

— Буквально на мгновение.

Свист рассказал все, что помнил о том видении, посетившем его при контакте с мерцалом.

— Такое бывает, — Пластун отрешенно смотрел куда‑то в стену, или сквозь нее. – Правда, чтобы услышать мерцала нужно этому учиться, тогда они действительно могут многое поведать.

— Это как?

— Потом как‑нибудь расскажу, — по лицу охотника было заметно, как он сосредоточенно о чем‑то думает. – Отдыхай, приду утром. Только вот про это видение свое, расскажи одному Ведуну, мало ли как домочадцы отнесутся к тебе. Заклеймят еще.

И вышел.

Свиста не покидало странное ощущение, будто он только что совершил ошибку. Возможно, следовало первым посвятить в это дело Ореха? Но Пластун был его учителем, вроде как самым близким ему человеком.

Не став гадать, как было бы правильнее, Свист решительно отринул эти мысли, переворачиваясь на бок.

Ему приснилась тропа, бегущая сквозь ночной лес. Над тропой курился голубой дымок, словно след факела, который пронесли тут недавно. В этом сверкающем мареве искрились багровые льдинки страха, кружась, словно пылинки в луче света. Свист чувствовал, как притягателен для него этот страх, какой он сладкий на вкус. Охотник несся почти над самой травой, словно волк, идущий по следу.

Он упал с кровати, больно ударившись многострадальным плечом. Где‑то в далеком лесу пел голос ночи.

Звал?