— Хвала Светоносцу, — Тропа поднял руки в молельном жесте.

— Хвала, — кивнул Свист.

Он вернулся совсем недавно, промокший до последней нитки, с одной лишь мыслью – передохнуть и согреться. Поход через лес, когда брести приходилось по колено в воде, изредка натыкаясь на зверей–утопленников, здорово его измотал.

— Ты успел как раз к обедней молитве, — Свист даже не заметил, что водонос теперь шагает рядом с ним.

— Слушай, у меня зуб на зуб не попадает, не до молитв мне сейчас, — устало ответил десятник.

Тяжелая ладонь легла на плечо охотника.

— Нельзя пропускать молитву без серьезной на то причины, — наставительно прогудело у парня над самым ухом.

Свист хотел было свернуть в коридор, ведущий в его жилище, но вдруг почувствовал, что рука водоноса не просто так оказалась на его плече, а цепко держит охотника за лямку рюкзака, не давая уйти.

— Молельня там, — добродушно подсказал Тропа, узловатым пальцем указав направление.

Волна гнева, рискующего превратить в полновесную ярость, вдруг захлестнула Свиста.

— Отстань! — прорычал охотник и сам испугался звука своего голоса.

Водонос боязливо посмотрел сверху вниз на Свиста, а потом медленно убрал руку с плеча, будто боялся делать резкие движения. Охотник чувствовал страх гиганта, и вдруг нашел это чувство приятным. Но все же, желая сгладить неловкость момента, сказал уже мягче:

— Я помолюсь сам, когда переоденусь.

Тропа коротко кивнул и заспешил по своим делам, путаясь в мощных ногах, будто был под хмелем. Свист проводил взглядом водоноса, на время забыв о холодной и мокрой одежде – мерцало где‑то внутри, все чаще давало о себе знать.

Стягивая мокрую рубаху, Свист слушал, как гудит толпа внизу, истово прося чего‑то у Света. От этого речитатива у охотника даже зубы свело. Прошлепав босыми ногами по полу, он выглянул во внутренне окошко.

В зале царил дрожащий, пахнущий потом и древесной смолой полумрак. Все лампы и светильники оказались потушены – свет давала лишь раскаленная Жаровня, ставшая чем‑то большим, нежели огнем, запертым в кованой клетке. Охотник видел невозможное – как над покорно склоненными головами собирается мерцающий туман, который будто воронка втягивает в себя рокочущее пламя.

Десятник перевел взгляд и поглядел на Ведуна, у которого вместо лица скалилась вырезанная из безумия и какого‑то запредельного экстаза маска. Свист увидел, как в груди жреца медленно тает светящееся сердце – мерцало.

— Он породнил его! – понял охотник, и спросил у старых стен. — Что же теперь будет?

Свист выдохнул и вновь поглядел вниз – зал был забит до отказа. Охотник вглядывался в лица людей, пришедших отдать дань Свету. Кроме тех, кому выпало дежурить в сторожке у слоновьей головы, в молельне собрались все домочадцы. Даже Скальник подпер стену в дальнем углу, отрешенно разглядывая потолок. Сам не молился, но и другим не мешал.

Свист поискал взглядом Ореха. Но тщетно – то ли не было его в толпе, то ли не смог охотник разглядеть своего воеводу.

Быстро переодевшись и дождавшись окончания службы, Свист заспешил вниз, в трапезную, желая поговорить со Скальником.

— Свист! – радостно воскликнул Скальник. – Куда ты запропастился? Орех тебя разыскивал, прямо с ног сбился. Где это, говорит, мой лучший десятник?

Скальник нервно хохотнул.

— Я тоже его ищу, не подскажешь? – Свист отметил напряженность собеседника.

— В лесу. К завтрашнему вечеру обещался быть.

— Значит, подожду его до завтра, — вслух решил охотник.

— А сам‑то где был?

— Да в норе застрял, из‑за дождей никак выйти не мог, — легко соврал десятник.

— Ну ничего, уже скоро конец ливням, а как просохнет, так и на дикарей двинем.

Свист глянул себе за плечо, на десятки людей рассаживающихся по лавкам.

— Может, там внизу и останемся, — тихо, очень тихо, сказал Скальник.

— Что ты имеешь ввиду?

Вместо ответа Скальник поманил товарища пальцем – пойдем, мол, выйдем.

Трапезная скрылась за поворотом, в коридорах Дома было тихо и спокойно все его жители вкушали дары своего бога, сидя на длинных лавках в молельне–столовой.

— Так что ты имел в виду, когда говорил, что, может быть, там и останемся? – напомнил Свист.

Скальник поскреб небритую щеку и сплюнул.

— Да то и имел. Сил больше нет в этом склепе жить. Ведун мозги людям запудрил – караул. Там Свет да сям, и попробуй возрази! Даже тихоня Арахна за косое слово так глянет, что у меня мурашки по коже. Чудится, что вот она как выхватит нож из‑под своих этих тряпок, да кишки мои прямо на пол и вывалит.

— Скальник, ты преувеличиваешь, — с сомнением глянул он на соратника.

— Ты редко бываешь в Доме. А когда бываешь, наверное, вокруг себя не смотришь, — ворчливо ответил Скальник.

Свист вспомнил Тропу, желавшего силой отвести его на молебен.

— Возможно, ты и прав, но почему – остаться в Нижнем Лесу?

— Да все лучше, чем с фанатиками в одном Доме. Разобьем дикарей, воинов вырежем, кого сможем – возьмем в плен, пускай работают, да сами изредка мерцала носить будем, мало ли. Плохо разве?

Десятник пожал плечами.

— Дикарские леса – не то место где бы я хотел прожить больше недели.

— Тогда можешь пойти в зал, и бить до утра поклоны Светоносцу. Вдруг Ведун оценит твои старания, и даже наградит за это, повесив разрисованную тряпочку на винтовку.

— Не передергивай, — предупредил Свист.

Скальник осекся, но потом сказал устало.

— Я по приказу Ореха тут вторую неделю дежурю. Устал, сил моих нет, чувствую, как все они на меня смотрят. И каждый говорит своим взглядом – что это, Скальник, ты не веришь в нашего бога? Меня тошнит уже, в лес хочу убежать.

— Скоро уже.

Свист искренне пожалел обычно сурового, и даже жестокого, Скальника. Хотел сказать что‑нибудь подбадривающее, но не нашел слов.

— Пойду я, — Скальник невесело усмехнулся, — А то эти скоро поедят, снова помолятся, и пойдут шастать по Дому, ища кому бы песенки свои петь про Свет.

— Ты даже не поужинаешь? – спросил Свист, вспомнив, что собеседник так и не садился за стол.

— Да ну их! Утащу что‑нибудь с кухни, и у себя перекушу. Бывай, десятник, и будь осторожнее.

Свист проводил понурую фигуру взглядом, и отправился к себе коротать ночь. Есть со всеми вместе ему тоже расхотелось.

На обратной дороге, идя к себе в комнату, на глаза ему попался пленный дикарь, усердно оттирающий ступени от грязи – жирной земли леса, принесенной сюда сапогами охотника. Раб был обнажен по пояс, одеждой ему служила лишь длинная набедренная повязка, да грязный клобук на голове, сработанный из дырявой мешковины.

Свист осторожно переступил мокрые ступени, стараясь не коснуться отрешенно трудящегося змеекпоклонника.

«Слабость наказуема», — вспомнил он слова Ореха, когда увидал багровые рубцы на тощей спине пленного. За дело били, или так, лишний раз напомнить, кто в Доме хозяин?

Засыпая в своей постели Свист все пытался понять: жалко ему рабов–дикарей, или скорее нет.

Проснулся он от того, что кто‑то настойчиво тряс его за плечо.

— Просыпайся! – хихикнул радостный Пластун.

— Привет.

Свист сел на кровати, и от души хлопнул по подставленной ладони – он был искренне рад видеть старого учителя.

— Одевайся, на дворе, поди, день–деньской.

Пластун застелил сундук белым полотном, и принялся выставлять на импровизированный стол нехитрую закуску.

— Позавтракаем? – звенел кружками охотник.

— А то! Только сбегаю умоюсь.

После они неторопливо разговаривали, попутно уничтожая содержимое алюминиевых мисок.

— Где был?

— Мерцала ходил искать, но застрял в норе. Дожди эти долину перекрыли надежнее любых запоров. А у вас тут, что?

— Да все хорошо, хвала Свету. Готовим наших к войне.

— Как?

— Зал для тренировок отвели на втором ярусе, ну тот, который всегда захламленным был до самого потолка. Ведун и я стараемся воспитать в людях мужество и веру в победу.

— Как бы не переусердствовать, — невзначай обронил Свист.

— Ты слишком много времени проводишь с Орехом и Скальником, — усмехнувшись, парировал Пластун. – Они мешают тебе увидеть истину.

— Ты только Ведуну и пресветлой троице, пожалуйста, этого не говори, а то мало ли, что они за такую ересь захотят сделать с ними, — почти в шутку сказал Свист.

— Ты говоришь так, словно вера в Пресветлого несет нам зло, — тон старшего охотника все еще был дружелюбным.

— А есть и что‑то хорошее?

— Ну как сказать, — он сбил шапку на затылок. – С того момента, как Ведун стал нести людям Свет, ни одного самоубийства в Доме не случилось. Люди перестали бояться мира, что нас окружает. Ну, если и не перестали, то, во всяком случае, теперь у нас есть то, что позволяет справляться со страхом. Они нашли опору в жизни.

Свист напряг память, и пришел к выводу, что бывший наставник прав, давненько уже никого из петли не вынимали.

— Люди сплотились вокруг идеи, а это куда важнее. Мы стали терпимее друг к другу, даже свободнее.

Свист кивнул, больше для проформы, нежели действительно соглашаясь.

— Но про Скальника ты все‑таки не говори, — охотник решил перевести разговор в шутку.

— Не буду, — улыбнулся Пластун. – Хотя что ему сделается? Никто его и пальцем не тронет.

— Ты уверен?

— Конечно! Все мы, даже неверующие – братья в Свете, и негоже братьям таить злобу друг на друга.

— Я думаю, он обрадуется такой мысли.

— Это точно, а то бродит по Дому, сычом зыркает, да людей сторонится.

— Наверное, у него есть на то причины.

— Что взять с заблудшего в тенях неверия?

Свист почему‑то вспомнил раба, драящего пол.

— Дикари хорошо работают?

— Да! – оживился Пластун. – Сообразительные оказались еретики, и не ленивые. Видать, Великий Жрец их тоже перинами не больно‑то баловал. После похода, да благословит его Свет, у нас будет много рабов, так что народу света и вовсе не придется руки марать.

Прелести использования запуганных дикарей Свист уже успел почувствовать, но впечатлениями своими делиться не стал.

— Пойду я, — Пластун встал, — есть еще дела, а ты к обеденной молитве приходи – очисть душу.

Свист отмолчался, а старый хитрец не стал добиваться ответа и вышел, оставив бывшего подопечного наедине с собой.

Он устроился возле окна, наблюдая за залом. Люди ели, молились, слушали проповеди и снова ели. Десятник поглядел на жаровню, что безраздельно властвовала над залом. У черных опор реликвии, что больше смахивали на уродливые конечности гигантского насекомого, кучей были свалены цветы, оружие, пайки с едой и самодельные украшения. Люди старались задобрить огнеликого посредника между ними и Светонсцем – подходили по одному, с опаской поглядывая на застывшего изваянием паладина с обнаженным клинком в руке. Кто‑нибудь из пресветлой троицы всегда находился подле Жаровни.

Тяжелые шаги воеводы Свист услышал еще когда тот спускался по лестнице, направляясь в жилище своего десятника.

— Скальник перехватил меня у ворот и сказал, что ты очень хотел со мной встретиться, — Орех устало опустился на кровать, даже разрешения не спросил. – Парень, я очень устал, так что давай‑ка сразу к делу.

— Сразу? Не вопрос – тебя устраивает настоящее положение дел в Доме?

Орех даже поперхнулся от неожиданности такого вопроса, потом оглянулся на вход в каморку Свиста, будто боялся, что их могут подслушать.

— Не в восторге, — осторожно ответил воевода, испытующе глядя на подчиненного.

— И ты намерен это терпеть?

— До поры до времени, — все так же уклончиво сказал Орех.

Напор и прямолинейность Свиста даже бывалого Ореха несколько смутили.

— А если я предложу тебе альтернативу?

— Чтобы вместо Ведуна я стал про Свет трещать? – фыркнул воевода, кажется, решив, что Свист пытается неудачно шутить.

— Нет. Но вот если я предложу переселиться в другой Дом?

— Это не в тот, где тебя с Пластуном чуть демоны не заели? – иронично поднял бровь воин.

— И снова нет, воевода, я говорю о Ложном Доме, теперь он… живой. В нем есть действующий алтарь, он защищает он ночных созданий, и пускай он меньше нашего, — Свист широким жестом обвел родные стены. – Но в остальном ничем не хуже.

Орех глядел на своего десятника непонимающе, даже изумленно.

— Ты серьезно? – уже без насмешки осведомился он.

— Абсолютно!

— Но как?!

Орех резко вскочил с кровати, и куда только делась вся усталость.

Свист помедлил для порядка, а потом нарочито буднично сказал:

— Сонный оживил Дом.

— Сонный? – Орех покатал это имя во рту, словно старался распробовать. – Я еще тогда, в первую нашу встречу, понял, что он не обычный найденыш. Я ведь пробовал в него заглянуть, ну ты понимаешь, используя силу мерцала. Так вот, не вышло! Его словно нет. Не существует. Ты когда сил наберешься, тоже сможешь людям в душу заглядывать, кроме тех, в ком мерцала сидят, те как будто за стеной непробиваемой, а вот Сонного в этом плане будто бы и не существует, нельзя его разум почуять.

— Ого! — охотник даже присвистнул, хотя и не все понял из сказанного.

Орех принялся ходить по комнате кругами, рассуждая вслух.

— Если у нас будет свой Дом, это же… это же все меняет. Ну, не все конечно, но очень многое! И мы такого наворотить сможем, что Светоносец на радуге повесится, завидуя нашей удали.

Свист никогда не видал Ореха столь возбужденным, ему даже смешно стало от зрелища вышагивающего туда–сюда воеводы, а тот разве только не подпрыгивал, столь сильные эмоции его обуревали.

Орех вновь присел на кровать, беря себя в руки.

— Ладно. Придется мне тебя оставить, все таки нужно с Ведуном пообщаться, а то заподозрит еще чего, жаролюб наш. Завтра утром выходим, найди Скальника и предупреди его, вдруг я с ним уже не встречусь сегодня.

Свист кивнул, но вовремя спохватился:

— Орех, кажется, Ведун породнил мерцало, — не стыдясь опаски в голосе сказал Свист.

— Дотумкал значит все‑таки, болтун осветленный, — воевода покусал кончик уса. – Ладно, разберемся. Я пошел, — и, остановившись у самого выхода, зачем‑то добавил. – Ну, Свист!

Оставшись один, охотник решил считать последнюю фразу воеводы комплиментом.