Гром побед. – Метаморфозы противника. – Перелом и попытки остановить его.

Перейдем к описанию военных действий. Вначале Колчак ошибочно направил основной удар на север, в расчете соединиться с находившимися в Заполярье белогвардейскими и английскими войсками (выбор этого направления был его личным решением, вопреки мнению генералов; очевидно, здесь не обошлось без влияния английских советников). В декабре 1918 года была взята Пермь. Здесь красным войскам было нанесено тяжелое поражение, захвачено более 30 тысяч пленных и огромные трофеи: 120 пушек, свыше тысячи пулеметов, 180 поездных составов, 9 бронепоездов и весь обоз разбитой 3-й красной армии. При этом белые действовали уже без помощи бросивших фронт чехов. На некоторых участках фронта красные войска в результате поражения достигли полной деморализации, иногда сдавались в плен целые полки (4-й Камский полк).

За эту победу Колчак несколько позднее постановлением правительства был награжден орденом святого Георгия Победоносца 3-й степени. Премьер-министр Франции Жорж Клемансо лично поздравил Верховного правителя телеграммой с взятием Перми. А колчаковский премьер Петр Вологодский в своем интервью прессе даже приравнял взятие Перми к походам А.В. Суворова.

Но дальнейшее наступление было остановлено красными. Советское правительство направило чрезвычайными комиссарами на фронт Ф. Дзержинского и И. Сталина, которые беспощадными расстрелами сумели восстановить дисциплину и порядок в войсках.

В последующем Колчак провел мобилизацию и на время достиг численного превосходства над красными. К маю 1919 года его войска на фронте составляли 150 тысяч солдат и офицеров (120 тысяч пехоты и 30 тысяч конницы), 270 орудий и тысячу пулеметов; правда, к тому времени перевес был уже опять у красных. Его войскам, состоявшим из 3 армий – двух общевойсковых и одной казачьей, противостояли 6 армий красного Восточного фронта. По количеству же военной техники белые постоянно уступали красным, несмотря на широко разрекламированную помощь союзников. Ведь красным достались все военные склады и арсеналы царской армии, так что они отнюдь не были «раздетыми и голодными», как изображала их советская пропаганда. У Колчака же численность артиллерийских орудий составляла всего 1/3 от нормы, и это признавали наиболее честные советские историки, вроде Н.Е. Какурина и Г.Х. Эйхе.

С приходом Колчака к власти исчезло деление войск на Народную армию (бывшего Комуча) и Сибирскую армию, с разными уставами и порядками, между которыми существовал известный антагонизм. Армия была переформирована на единообразных началах строгой старорежимной уставной дисциплины. Успешнее пошло формирование новых частей и соединений под эгидой единой власти.

Тянувшийся на 1400 км фронт состоял из 3 основных армий (с севера на юг): Сибирской, Западной и Оренбургско-Уральской казачьей. Им противостояли шесть красных армий Восточного фронта – 1-я, 2-я, 3-я, 4-я, 5-я и Туркестанская. Фронтом командовал бывший полковник Генерального штаба и будущий большевистский главком С.С. Каменев (позднее – бывший штабс-капитан В.А. Ольдерогге). Нередко приезжал на фронт председатель Реввоенсовета Республики, фактический глава Красной армии Л.Д. Троцкий.

Как уже отмечалось, из круга всех вопросов Колчак выделял военный. Он не только занимался военными операциями, но и следил за состоянием военного производства, ездил по заводам и на фронт. Военными вопросами он не переставал заниматься даже во время длительного и тяжелого воспаления легких (в декабре 1918 – январе 1919 г.). В своем кругу адмирал говаривал, что на фронте он отдыхает. У него, военного, тыловые правительственные интриги вызывали чувство брезгливости.

К тому времени Красная армия уже представляла собой серьезную силу. Показательно, как изменились взгляды большевиков на устройство армии со времени прихода их к власти. Поначалу, ведя борьбу за эту власть в 1917 году, они всемерно способствовали разложению армии через введенные тогда солдатские комитеты. Придя к власти, они сами поняли, что управлять такой армией невозможно, и начали создавать новую, Красную армию уже на условиях прежней регулярной дисциплины. Поначалу в ней еще имели место анархические и митинговые тенденции, но после первых поражений на фронте большевики взялись за дело круто. Возглавивший Красную армию второй по значению лидер большевиков Л.Д. Троцкий проявил себя не только революционным лидером и оратором, но и талантливым военным организатором. В армии были восстановлены, как и у белых, прежняя суровая воинская дисциплина и регулярная организация, даже отдание чести, не было только погон и военных званий. В частях, опозоривших себя на поле боя, по приказу Троцкого расстреливали каждого десятого по списку (!). Ни о каких комитетах и армейской «демократии» больше не было и речи. Вопреки сопротивлению недоумков из среды слишком революционных коммунистов и недовольству красноармейцев, Троцкий привлек на командные должности старых военных специалистов.

В позднейшей советской и современной просоветской литературе много говорилось об этом, причем делалась (и до сих пор делается) попытка представить все так, будто не все русские офицеры, и даже не большинство, поддержали белых – многие, мол, пошли к красным, желая «остаться с народом» и презрев в порыве служения этому народу свои прежние привилегии. Вокруг них создавался ореол самоотверженных героев (наподобие декабристов), проливались слезы о тех из них, которые потом пали жертвой сталинских репрессий, как М. Тухачевский и другие. В подтверждение этой легенды приводились цифры: из 250 тысяч офицеров старой русской армии (включая некадровых офицеров военного времени) 100 тысяч служили у белых, 75 тысяч – у красных и 75 тысяч уклонились от участия в Гражданской войне. При этом сознательно «забывалось» об одном: среди белых офицеров было много добровольцев, особенно среди кадровых, а из «красных» офицеров таких были считанные единицы, причем зарекомендовавшие себя как беспринципные карьеристы (именно к таким относился и упомянутый М.Н. Тухачевский), поскольку при остром дефиците опытных командиров у красных сделать головокружительную карьеру было намного проще, чем у белых. Ведь и вся провокационная деятельность большевиков по разложению армии в 1917 году, и их тогдашние космополитические, чуждые патриотизму лозунги были диаметрально противоположны устоям и воспитанию русского офицерства. Подавляющее большинство красных «военспецов» были насильно мобилизованными. Они были поставлены под строжайший контроль приставленных к ним партийных комиссаров, следивших за каждым их шагом. За измену военспеца комиссар отвечал головой. А чтобы отбить охоту переходить к белым у самих военспецов, их семьи брали в заложники и в случае измены главы семейства расстреливали. Какое уж тут «остаться вместе с народом»!

Но факт остается фактом: большевикам удалось организовать свою армию на регулярных началах и превратить ее в боеспособную силу. И у белых хватило ума это оценить. «Сибирская речь» писала: «Надо признать открыто – мы имеем дело с противником, обладающим огромной энергией и волей, с противником, доведшим идею централизации воли до своего апогея».

После крупного успеха белых под Пермью и неудач под Уфой и Оренбургом на фронте наступило затишье. Зима 1918–1919 года выдалась даже для Сибири необычайно длительной и суровой, что не способствовало активности боевых действий. Морозы кончились лишь к середине марта. К весне 1919 года общая численность войск Колчака была доведена почти до 400 тысяч. Но из-за огромной территориальной протяженности Сибири две трети из них находились в тылу. Силы белых и красных были примерно равны: первые поначалу имели некоторое превосходство в живой силе, а вторые – в огневой мощи.

Весной 1919 года было наконец избрано правильное направление главного удара – по центру, чтобы перерезать Волгу и соединиться с А.И. Деникиным. Кульминационные события военной эпопеи колчаковской армии развернулись с марта по июнь 1919 года. В марте колчаковцы силами Западной армии перешли в генеральное наступление, овладели Уфой и в апреле приближались к Казани, Симбирску и Самаре, достигнув рубежей Чистополь – Бугуруслан – Бугульма – Белебей. На отдельных участках наступления армия продвинулась до 600 километров на запад. До Казани оставалось 125 верст. Красное командование не сумело верно оценить обстановку и разгадать стратегический замысел белых, и это впоследствии признавали наиболее честные советские военные историки (Н.Е. Какурин, Г.Х. Эйхе). На сторону белых переходили целые полки красных (так, в полном составе сдался без боя 10-й Московский полк). Нередко пленные изъявляли добровольное желание вступить в белую армию. Одновременно Сибирская армия переправилась через реки Каму и Вятку, взяла Ижевск и продвинулась в глубь Вятской губернии и Удмуртии (до рубежей Глазов – Ижевский и Воткинский заводы – Сарапул – Елабуга), а на севере ее лыжники вошли в соприкосновение с передовыми частями белой армии генерала Е.К. Миллера на реке Печоре. По этой реке между армиями Колчака и Миллера было установлено пароходное сообщение, и совсем близким казалось их соединение. На юге казаки взяли город Верный в Туркестане (современная Алма-Ата), Орск и Актюбинск.

Фронт растянулся лентой от Камского бассейна на севере, через участок среднего Поволжья на подступах к Казани и Самаре, далее подковой через южный Урал под Оренбургом и Уральском и упирался на юге в пустынные прикаспийские степи (к западу от Гурьева). На Каспии он почти соприкасался с фронтом А.И. Деникина, охватывавшим каспийское побережье с запада.

Успешное широкое наступление армий вызвало оживление и подъем в буржуазных и общественных кругах и надежду на скорую победу над большевиками. Эти настроения и надежды были общими для всей антибольшевистской прессы весной и в начале лета 1919 года. Премьер П. Вологодский в своем интервью томской газете «Сибирская жизнь» 29 апреля заявил, что «верит в звезду Верховного правителя» и что к осени его армия достигнет Москвы, а потому уже был озабочен предстоящими выборами в Национальное (или Учредительное) собрание. «Крушение звериного социализма и уголовного коммунизма большевиков не за горами», – писала омская «Заря». На Колчака со всех сторон посыпались поздравления в связи с успехом победоносного наступления.

Белая пресса все чаще грезила вожделенной златоглавой Москвой и Кремлем. На радостях она даже преувеличивала «громадные» военные успехи белых. В Омске церковь организовала патриотические крестные ходы. В пасхальном крестном ходе Колчак принял личное участие. Либеральные газеты бросили лозунг: «Все на помощь армии!». Резко выросли прежде мизерные пожертвования на нужды фронта. Так, в одном лишь Томске за одну неделю подписки на военные нужды среди предпринимателей было собрано 1 миллион 200 тысяч рублей, а в Екатеринбурге с уездом – полтора миллиона рублей. Ленские золотопромышленники постановили на своем съезде отчислять в пользу армии по одной тысяче рублей с каждого добытого пуда золота. Несколько позднее омские торгово-промышленники по решению своего съезда провели самообложение в пользу армии в размере от 3 до 7 % основного капитала; имена уклонившихся были вывешены на омской бирже на позорную «черную доску». Некоторые газеты (вроде «Сибирской речи») требовали даже принудительной мобилизации женщин для шитья белья для солдат.

Возрос и личный авторитет самого Колчака. Некоторые называли его уже не только «русским Вашингтоном», но «великим вождем Земли Русской» (из приветствия одного из районных казачьих съездов Сибирского казачьего войска). Портреты Верховного правителя и брошюрки с его биографией в магазинах и лавках продавались нарасхват. «Сибирская речь» писала в эти дни: «Мы шлем наш земной поклон ее (армии – В.Х.) солдатам, ее офицерам и ее первому солдату и первому офицеру – Верховному вождю».

Ленин объявил Колчака главным врагом Советской республики и призвал напрячь все силы в борьбе с ним. Несколько позднее, в июле 1919 года советское правительство назначило премию в 7 миллионов долларов за голову Колчака – и это в те-то голодные времена!

Активизировалась и помощь союзников. Последних отчасти «подстегивало» и ширившееся опасное распространение большевистских идей в Европе, одним из результатов которого стал коммунистический переворот в Венгрии. Колчак получил поздравления в связи с большими успехами на фронте в ходе мартовско-апрельского наступления от премьер-министра Франции Клемансо, военного министра Великобритании Черчилля и министра иностранных дел Франции Пишона.

Телеграмма Ж. Клемансо главе французской военной миссии при Колчаке генералу М. Жанену (апрель 1919 г.):

«Благоволите передать адмиралу Колчаку мои поздравления по случаю блестящих побед, одержанных его войсками на фронте Восточной России. Я не сомневаюсь, что сибирская армия под руководством своих выдающихся вождей, поддерживаемая качествами храбрости и выносливости, которые она недавно доказала, осуществит ту цель освобождения России, которую мы себе поставили».

В аналогичной телеграмме министра иностранных дел Франции С. Пишона большевики назывались «врагами человечества». Западная печать, в особенности лондонская, все больше интереса и внимания уделяла сообщениям с востока России.

* * *

Но дальше произошел перелом. Подтянув резервы, красные восстановили численный перевес. Используя растянутость колчаковского фронта, которая за время наступления увеличилась на 260 верст, они нащупали его уязвимое место южнее Самары и подготовили контрудар. К началу мая наступление белых замедлилось (официально это объяснялось «весенней распутицей»). Последовавшее затем майско–июньское контрнаступление красных под командованием одного из лучших советских военачальников, большевика Михаила Фрунзе, после ряда упорных боев с переменным успехом завершилось взятием Уфы.

Сыграло роль и чрезмерное увлечение наступлением соревновавшихся между собой генералов, в котором они оторвались от баз и израсходовали ресурсы. По словам все того же барона А. Будберга, «войска вымотались и растрепались за время непрерывного наступления–полета к Волге». Ему вторит в своем дневнике премьер-министр П.В. Вологодский: «Мы все идем вперед и вперед, не закрепляя за собой тыла, не налаживая в нем надлежащего управления».

Начатое позднее наступление Сибирской армии запоздало по времени и к концу июня захлебнулось. Оказавшись под угрозой быть отрезанной от Западной армии, удалившейся далеко на восток, она тоже была вынуждена отступить. Сказывался и недостаток людских ресурсов: несмотря на огромную территорию, занимаемую Колчаком и включавшую всю русскую Азию, на ней проживало не более 1/5 населения России.

Показательно, что белогвардейские военные поначалу не придали серьезного значения маневру Фрунзе. Даже военно-академическая профессура в конце мая, когда перелом уже явно обозначился, по-прежнему давала оптимистические прогнозы и призывала не обращать большого внимания на «замедление наступления на небольшом участке фронта в 100 верст шириной в направлении на Симбирск». Эту иллюзию поддерживал и тот факт, что еще в начале июня, когда в центре фронта армия уже отступала, на северном участке наступление, начатое позднее, еще продолжалось. Им казалось, что конец красных уже близок, а их частные успехи на отдельных участках фронта носят временный характер, что они не смогут постоянно «затыкать дыры» переброской войск с одного фронта на другой, так как одновременно ширилось наступление А.И. Деникина на юге и Н.Н. Юденича на западе. Белые недооценили внутренних резервов советской власти.

В результате Колчак отступил из Поволжья и потерял стратегическую инициативу. Боеспособность армии снизилась. Это позволило красным перебросить часть войск на Южный фронт, где разворачивал генеральное наступление Деникин. В июле красные вклинились в наиболее доступную часть Уральского хребта под Златоустом и захватили Пермь и Екатеринбург. Не имея сил сдержать их натиск, белые в августе эвакуировались с Урала на восток. Отрезанными от основных сил армии оказались на юге Урала оренбургские и уральские казаки. Их остатки во главе с атаманами Дутовым, Анненковым, Толстовым вели партизанскую борьбу в Семиречье и Туркестане до весны–лета 1920 года, пока не были вытеснены в Китай и Персию.

Результатами были резкое сокращение численности армии, падение боеспособности, массовый рост дезертирства, истощение резервов, потеря на Урале больших запасов оружия и продовольствия, угрожающий размах партизанского движения в глубоком тылу и сокращение помощи Антанты. С августа Англия и Франция сосредоточили свою помощь на наступающей армии А.И. Деникина, а снабжение колчаковских войск оставили на попечение Америки и Японии, но со стороны этих последних помощь была крайне слабой.

Несмотря на все это, колчаковцы отступили с Урала в Сибирь организованно, избежав окружения. С Урала успели эвакуировать часть заводов, в том числе крупный Златоустовский оружейный завод. Дисциплина в войсках была подтянута; дезертиров стали расстреливать буквально пачками. Так, за попытку к бегству группы солдат из одного эшелона, следовавшего из Томска на фронт, военно-полевой суд расстрелял сразу 38 человек. Имущество и земли дезертиров конфисковывались. Были подтянуты и офицеры: некоторых за трусость разжаловали в рядовые, и приказы об этом были доведены до сведения всей армии. На основании приказов Колчака и командующих армиями и военными округами десятки офицеров были разжалованы за пьянство, разгул и неисполнение служебного долга.

Была усилена централизация власти. По указу Колчака от 7 августа, Совету Верховного правителя из особо приближенных министров предоставлялись дополнительные широкие полномочия по организации обороны. Параллельно, для увеличения денежных ассигнований на фронт, был резко сокращен разбухший бюрократический аппарат, штаты министерств и ведомств уменьшены на 38 %. Уже в июле в белой столице начали реквизировать для нужд армии автомобили и экипажи.

Одновременно была усилена пропаганда в войсках. Колчак обратился с набатными воззваниями к крестьянам и солдатам против «грабителей, предателей и обманщиков», за землю, Учредительное собрание и победу. Его приказ от 28 июля обязывал офицеров разъяснять солдатам цели войны, упирая на такие вопросы, как единство и целость России, решение насущных для народа вопросов через Национальное учредительное собрание, защита православной веры и национальных святынь, и требовал обличать перед солдатскими массами большевиков. Либеральные газеты призывали: «К оружию, граждане!». Для усиления пропаганды в войсках правительство обратилось ко всем подписчикам газет с призывом по прочтении отправлять их на фронт почтой, из-за нехватки бумаги и мощностей типографий. Отклик на этот призыв был, впрочем, довольно вялый. Одновременно белые, перенимая опыт противника, стали сбрасывать с аэропланов свои прокламации на позиции красных. Суммарный ежедневный тираж рассылавшихся на фронт листовок, брошюр и агитплакатов был увеличен вдвое – со 150 до 300 тысяч экземпляров. Опять же перенимая методы врага, с целью его компрометации печатали фальшивые декреты советской власти и номера «Правды». В Томске были открыты курсы военных информаторов, готовившие профессиональных агитаторов в войсках.

Но слишком поздно белые спохватились в этом вопросе, и изобретательности у них не хватало: как мы уже отмечали, в деле пропаганды они далеко отставали от своего врага. Не случайно даже умеренно либеральная «Сибирская жизнь» упрекала Колчака за то, что обращение к пропаганде запоздало.

Почти исчерпав резервы мобилизованных, власть кинула клич добровольцам. При участии церкви были организованы добровольческие «дружины Святого Креста» из верующих, из которых формировалась отдельная дивизия, а из добровольцев-мусульман – «отряды Зеленого Знамени». В этих дружинах создавалась своеобразная атмосфера «крестового братства», дружинники-«крестоносцы» именовали друг друга «братьями и сестрами», и даже к вышестоящим чинам обращались соответственно: «брат поручик», «брат капитан» и т.п. В эти дружины и отряды вербовали и беженцев, которым из-за отсутствия крыши над головой порой просто было некуда больше деваться.

Для поднятия боевого духа на фронте с августа месяца была установлена выплата «боевых» в размере 100 рублей в месяц на человека. Были повышены единовременные пособия добровольцам. Для фронтовиков устраивались выездные концерты артистов – прием, который впоследствии широко использовал И.В. Сталин в Великой Отечественной войне.

Остановить красных на западных водных рубежах Сибири было последней надеждой колчаковцев. На реке Тобол в августе они сумели закрепиться на два месяца, пустив в дело последние резервы – сибирских казаков, и даже в сентябре перешли в наступление, отбросив красных на 100 верст на запад. Но в октябре 1919 года оборона выдохлась и рухнула. В районе Петропавловска красные прорвали фронт.

В ходе отступления обострился вопрос обеспечения беженцев, большими массами уходивших вместе с Белой армией из местностей, занятых красными. Используя этот вопрос в пропагандистских целях, белая пресса считала обилие беженцев наилучшим доказательством того, что народ больше не желает советской власти. Конечно, это было далеко не однозначно – ведь и с красными при их отступлении уходило много народу. Во всяком случае, наплыв беженцев по ходу отступления обострил продовольственное положение и жилищный вопрос. Их число едва не доходило до миллиона (лишь за первый месяц общего отступления – июнь 1919 года – через железнодорожную станцию Омска проследовало 100 тысяч беженцев).

Как водится, поражения на фронте усугубили нелады в «верхах». Возобновил свои интриги командующий Сибирской армией, знакомый нам генерал Р. Гайда. В июле он был смещен с поста, а затем удален во Владивосток. Там опальный чех по осени сошелся с эсерами и в ноябре попытался при их помощи поднять мятеж в свою пользу; к нему примкнул глава бывшей «Сибирской областной думы» Якушев. Теперь Гайда, ранее непримиримый противник большевиков, демагогически призывал к мирным переговорам с ними. Его сторонники, числом не более полутора тысяч, захватили владивостокский вокзал. Однако авантюра провалилась. Союзники не поддержали Гайду. Быстрое сосредоточение в городе колчаковских войск позволило им после артобстрела с моря ликвидировать мятеж в считанные часы. Гайда по приказу Колчака был выслан на родину. Впоследствии этот авантюрист сотрудничал с нацистами в годы Второй мировой войны и был казнен после их разгрома.

Мало что изменила и реорганизация армии и смена командования: в июле Сибирская армия была разделена на 1-ю и 2-ю, а Западная армия переименована в 3-ю, сменены все командующие армиями и начальник штаба Верховного главнокомандующего. В июне была учреждена должность главнокомандующего всем Восточным фронтом, которую принял генерал М.К. Дитерихс (позднее тоже смещенный).

Лишь частичная переброска красными своих сил на Юг, против наступавшего широким фронтом Деникина, дала Колчаку некоторую передышку: из 6 красных армий с конца июля на Восточном фронте оставались две – 3-я и 5-я (решающую роль играл командарм 5-й, бывший поручик Михаил Тухачевский).

Но, повторяем, в конце октября сопротивление белых было окончательно сломлено. Не помогли ни суровые меры против дезертиров и паникеров, ни пропаганда, в организации которой белые все равно уступали советским мастерам, ни всевозможные поощрения отличившихся бойцов. Ресурсы сопротивления, и в первую очередь – людские резервы, были исчерпаны. Конец октября и начало ноября 1919 года ознаменовали начало катастрофы и армии, и лично адмирала Колчака.