Это место совсем было не похоже на тюрьму. Окна ее просторной комнаты выходили прямо на море, оно было почти рядом с домом, только чуть пониже, – под домом еще находились небольшие скалы, иначе бы брызги волн попадали прямо в окна. А с другой стороны дом окружали красивейшие горы, какие ей раньше приходилось видеть только на открытках. Она и не думала, что такие горы на самом деле где-то существуют.

К дому подходила сельская дорога, которая почти всегда была совершенно пуста. Только утром по ней приезжал автомобиль, который привозил кухарку – замкнутую молодую девушку, имени которой она ни разу не услышала, – а рано вечером тот же автомобиль увозил ее обратно. Иногда на этом же автомобиле приезжал высокий пожилой джентльмен, который при случае внимательно посматривал в ее сторону, но почти никогда не вступал с ней в разговоры. Он сразу проходил в дом, поднимался в специально отведенный для него кабинет, смотрел там какие-то бумаги и разговаривал с прислугой дома. Хотя вернее этих людей было бы назвать охраной. Вместе с кухаркой он и уезжал в тот же день.

Вместе с ней в этом большом доме постоянно находились еще трое. Один, видимо, старший, которого звали Петером, большую часть времени проводил в том же кабинете. Лишь иногда, если она слишком долго гуляла около моря, она видела его стоящим на балконе и наблюдающим за ней. Впрочем, наблюдал он за ней скорее всего просто от скуки. Следить за ней у него не было никакой необходимости. Стоило ей выйти из дома, как метрах десяти от нее тут же вырастала фигура одного из двух охранников с рацией в руке.

С самого начала никто не ограничивал ее в прогулках. Наоборот, в первый же день, когда ее привезли сюда, ей выдали теплую северную куртку на меху – на берегу часто дул пронизывающе холодный ветер – и такие же теплые сапоги. Она могла идти куда угодно и как угодно далеко. Прелесть этой тюрьмы состояла именно в том, что это не имело никакого смысла. С одной стороны – бескрайнее море, с другой – такие же бескрайние и непроходимые горы, а в обе стороны берега – скалистые камни, ходить по которым доставляло мало удовольствия. Кроме чаек, окружавших дом, общаться ей здесь было больше не с кем. Ни охранники, ни их старший ни о чем с ней старались не заговаривать. Когда же разговор пыталась начать она сама, они весьма грамотно сворачивали его через две-три фразы, и лица их тут же приобретали отсутствующее выражение.

В общем, после всего того, что с ней случилось, ей нужен был такой перерыв в жизни, возможность отдохнуть и прийти в себя от пережитого. И, откровенно говоря, лучшего места на Земле, чем это, было и не найти. Поэтому первые дни эта странная тюрьма у берега моря ее особенно не тяготила.

* * *

Главной ее проблемой теперь стала память. С ней произошло что-то очень серьезное. Словно большая красивая ваза разбилась на мелкие кусочки, и многие из них теперь вовсе затерялись – их еще предстояло отыскать. Она старалась склеить эту вазу заново. Воспоминания ее оказались вдруг совершенно разрозненными и не связанными друг с другом. Поэтому когда она обнаруживала на двух разных островках этих воспоминаний одно и то же лицо, она тщательно склеивала между собой эти кусочки, потихоньку – кусочек за кусочком – стараясь вернуть себе всю картину, которую она видела когда-то. Чем-то это напоминало собирание картинки из пазлов. Но получалось все пока еще очень медленно.

Она никак не могла взять в толк, откуда здесь появилась пара очень странных пазлов.

* * *

...В саду около дома теперь светит солнышко, но только что прошел сильный дождь – капли его еще висят на деревьях и на качелях, стоящих перед домом. Девочка лет четырех-пяти с рыжими волосами подходит к широкой вазе, которая стоит на перилах открытой веранды. Прошедший дождь наполнил эту вазу водой по самый край... Рыжая девочка смотрит на воду со странным интересом, и постепенно взгляд ее все больше и больше сосредотачивается, даже напрягается. И тут что-то неуловимое происходит с прозрачной поверхностью воды, которая до сих пор была совершенно спокойной и недвижной. На воде становится заметным какое-то нервное дрожание, будто бы через дождевую воду пропустили электрические разряды. Сначала разряд был слабым, а потом все более и более мощным. Она видела, как напряжение во взгляде девочки нарастает и как повторяется это странное явление на водной поверхности. Здесь взгляд у девочки становится более спокойным и удовлетворенным. Она склоняется к вазе поближе и смотрит на воду не то слегка сердито, не то просто очень внимательно.

Со стороны улицы видно, как из дома выглядывает мать девочки. Она видит, чем занята девочка, и взгляд ее заметно мрачнеет. Похоже, она видит что-то хорошо ей знакомое и тревожное. Некоторое время мать наблюдает за дочерью, замерев у окна, а потом скрывается в доме.

А на веранде рыжая девочка продолжает пристально смотреть на воду. И вода в вазе вдруг начинает кружение против часовой стрелки, образуя в центре воронку, которая с каждым мгновением кажется все глубже и глубже. Вращение это становится все более и более энергичным.

А теперь уже она видит сцену, которая происходит внутри этого дома.

– Посмотри, Фрэнк, – говорит мать рыжей девочки, кивая в сторону окна. – Она опять принялась за свое колдовство.

– Никакое это не колдовство, дорогая моя, – отвечает ей муж.

Он насмешливо смотрит на жену, откладывая в сторону географический журнал. Фрэнк сидит в глубоком кресле, на вид он лет на пятнадцать старше, чем жена. И волосы у него того же цвета, что и у маленькой дочки.

– Всех колдунов сожгли в Средние века. А теперь остались только люди с экстраординарными способностями, – поучительным голосом сообщает Фрэнк. – И это очень редкие люди, моя милая, пойми же ты это наконец. Наша Джессика – самое настоящее чудо, а ты все время делаешь из этого проблему, вместо того чтобы удивляться и радоваться.

– Я удивляюсь, – грустно отвечает мать. – Но ты прав. Я не радуюсь. Потому что боюсь, что остались такие люди, которые не знают, что всех колдунов уже сожгли на костре. Люди не всегда относятся к этому одобрительно, Фрэнк.

– Но тебя-то в свое время это не очень испугало, Кэтти, – не без самодовольства напоминает он ей. – Ты же знаешь, в девочке говорят гены.

* * *

Они оба в этот момент подходят к окну и незаметно подсматривают за рыжей Джессикой, занятой все тем же делом на веранде. Фрэнк ласково обнимает свою жену.

– Твои проделки были детским лепетом по сравнению с тем, что вытворяет Джессика.

– Тут ты права, она куда сильнее меня, – серьезно и гордо говорит отец, не отрывая глаз от дочери.

– Еще неизвестно, может быть, она и смогла бы стать нормальным ребенком, если бы ты не учил ее всем этим глупостям.

– Хватить бурчать, Кэтти. Нельзя отказываться от того, что тебе дает сам Бог. Твоим тетушкам в церкви, которые так боятся колдунов, это должно быть хорошо известно.

* * *

А вода в вазе вращается совсем уж с головокружительной скоростью, воронка стала такой глубокой, что, похоже, уже достает до дна.

* * *

– По крайней мере можно было и не рассказывать о способностях Джессики в газетах, так было бы спокойнее, – ворчит Кэтти.

– Она должна привыкать к тому, что она необычная. И что к ней всегда будет повышенный интерес. Обо мне тоже когда-то писали. И кажется, на мне это вовсе не отразилось. Наоборот, придало уверенности.

– А по-моему, Фрэнк, ей бы лучше привыкать к обычной жизни. Ты уже целую неделю не можешь выбраться с ней искупаться. А она только и мечтает об этом...

* * *

Вращение воды в вазе достигает какого-то центробежного предела, и наконец ваза, не выдержав перегрузки, лопается и раскалывается на глазах у Джессики. Вода разливается в разные стороны. При этом она почему-то шипит и пенится...

* * *

Это воспоминание посещало ее теперь почему-то чаще, чем другие. И оно отличалось от остальных тем, что было видно и осязаемо четче и ярче, чем остальные. И еще оно отличалось каким-то странным привкусом, – порой ей казалось, что это пазл из какой-то другой коробки, из какой-то другой жизни. Но почему тогда именно это видение приходило к ней с большей настойчивостью, чем другие? Этот пазл вполне стыковался еще с одним, где были те же лица. Но только с одним, он точно так же отличался от всех остальных осколков, как и первый.

* * *

– ...Можно мы с Джессикой поплаваем наперегонки, мистер Лейсон?

Фрэнк Лейсон – отец рыжей девочки сидит в шезлонге на пляже и умиротворенно наблюдает за чайками над океаном. Его покой нарушили Джессика и две ее подружки постарше. Оторвавшись от чаек и увидев перед собой три очаровательные просящие мордочки, отец опять переводит взгляд на океан и видит, что вода совершенно спокойна.

– Только ненадолго, – кивает Фрэнк. – А то я буду волноваться.

– Спасибо, мистер Лейсон! – хором кричат девочки и бегом уносятся к воде.

* * *

Она видит в который раз то, чего упорно не замечает отец девочки. Как за бегущими детьми очень внимательно смотрит женщина лет сорока весьма крепкого телосложения, расположившаяся на этом же пляже. Взгляд у нее довольно жесткий. Убедившись, что девочки прыгнули в небольшие волны, женщина переводит такой же внимательный взгляд на Фрэнка. После чего она поднимается со своего лежака и быстро исчезает среди загорающих людей.

А три подружки в океане изо всех сил стараются перегнать друг друга. Джессика, однако, сразу закрепляет за собой лидерство, хотя другие девочки и постарше ее. Она отрывается от них сначала на корпус, потом на два, и скоро ее подружки уже с трудом различают ее рыжую гриву в воде.

* * *

Странно, но она чудесным образом видит в этом своем воспоминании и то, что происходит в тот момент под водой. Два аквалангиста в черных костюмах плывут по направлению к Джессике. Лица их закрывают массивные очки и черные резиновые шапочки.

* * *

А две отставшие подружки выбиваются из сил и прекращают соревнование. Отфыркиваясь от морской воды, они стараются рассмотреть вдали Джессику. Наконец они замечают ее рыжие волосы на огромном от себя расстоянии.

– Джессика! Ты победила! Возвращайся скорее!

* * *

Черные аквалангисты теперь как раз под Джессикой. Один из них показывает другому рукой наверх. Второй кивает и достает из-за пояса какое-то приспособление, разворачивая его на ходу. Это что-то вроде резервной подводной маски, от которой идет шланг к его собственному аквалангу. Оба аквалангиста синхронно начинают подъем.

* * *

И вот здесь с ее воспоминаниями всегда происходило одно и то же. Морская вода, поглотившая Джессику, с головой захлестывала ее саму и начинала швырять из стороны в сторону. Больше всего она боялась в этот момент, чтобы она не задела головой огромные камни, лежащие на морском дне. А дальше... Дальше все пространство вокруг мгновенно заполнялось этой темной морской водой, которая смывала все картины...

* * *

Вода все смывала, и ей заново, с нуля приходилось опять склеивать эту свою вазу воспоминаний. Иногда силы вовсе оставляли ее, и она могла пролежать несколько дней без движения, без всякого выражения глядя в потолок над своей постелью. В таких случаях старший по дому всегда связывался с каким-то начальством, и тогда приезжали врачи – два-три человека. Они приезжали на «вольво» с затемненными стеклами, и на машине никогда не было никаких обозначений специализированной медицинской помощи. Вместе с врачами обязательно появлялся высокий пожилой джентльмен. Он так же скрывался в кабинете и сидел там, дожидаясь отчета докторов. Потом он уезжал вместе с ними.

* * *

...Когда она однажды попросила привезти кое-какие книги и газеты, ей вместо этого на следующий день привезли мужеподобного вида даму средних лет, которая образом и манерами своими напоминала изрядно похудевшую фрекен Бок. Оказалось, что дама была психологом. Голос фрекен Бок показался ей странным образом знакомым, но тогда она не обратила на это внимания.

Психологиня проговорила с ней полчаса, после чего благосклонным голосом сообщила, что книги и газеты ей читать можно. Книги, которые она заказывала в своем списке, ей стали доставлять через несколько дней, а газеты исправно приезжали теперь вместе с красивой кухаркой на автомобиле каждое утро. То, что она решила заказывать книги, заметно порадовало высокого пожилого джентльмена. Не так уж трудно было догадаться, что кто-то теперь будет внимательно изучать этот список и этому кому-то по каким-то непонятным пока причинам очень важно, что именно она предпочтет сейчас читать.

Когда же она спросила про телевизор, старший ответил ей, что смотреть телевидение не рекомендовала психолог. И тут-то она и заметила, что в доме теперь нет ни одного телевизора, ни радиоприемника. Она быстро сообразила, что психология здесь ни при чем. Все дело было в том, что газеты, которые ей привозили, можно было отсматривать заранее, следя за тем, какие новости ей придется прочитать. Поток же радио– и теленовостей представлялся ее тюремщикам слишком бесконтрольным и потому нежелательным. На охранников – довольно молодых парней – запрет на телевизоры в и без того скучном доме не произвел никакого впечатления, – дисциплина среди малочисленного контингента ее конвоя была безукоризненной.

Со временем она поняла, что каждый ее шаг в этом доме у моря находился под полным контролем. Миниатюрные видеокамеры следили за любым ее движением. И если с самого начала, когда ее только-только привезли сюда, она никак не могла взять в толк, чем же она может представлять такой большой интерес для неизвестных ей людей, то потом постепенно она все-таки начала кое-что вспоминать. Этим воспоминаниям каким-то непостижимым образом мешали только эти видения, связанные с рыжей девочкой Джессикой и морской водой. Когда они являлись, все опять рассыпалось на мелкие кусочки...