Теперь она поняла, почему к ней так часто возвращается этот кошмар – темная пузырящаяся вода, которая обступает ее со всех сторон.
* * *
– Наверное, то, что вы сейчас услышите, вам покажется невероятным, – сказал ей по-английски высокий худой джентльмен. – Не торопитесь задавать вопросы, сначала просто постарайтесь понять то, что вам расскажут эти люди. И еще постарайтесь не волноваться, мы все время рядом, и вам никто не причинит вреда, моя дорогая.
Она впервые услышала от него такую длинную речь. И впервые он назвал ее «моей дорогой». До сих пор этот пожилой джентльмен лишь коротко здоровался с ней, когда приезжал в дом у моря вместе с кухаркой. Сегодня в первый раз за все время приехал не один автомобиль, а два. Она не видела, кто вышел из второго и скрылся в доме. Она увидела только старых знакомых, приехавших на первой машине. Это были джентльмен с кухаркой и психологиня, удачно копировавшая сказочную героиню фрекен Бок.
Сначала ей сделали какой-то очередной укол.
– Это вас успокоит, – пояснила ей фрекен Бок.
– Я не волнуюсь, – сказала она.
– Вам это сейчас понадобится.
Сегодня, похоже, фрекен Бок ей не врала. Ей действительно дали нормальное успокаивающее, от которого она почувствовала тепло и комфорт во всем теле, сознание же ее, казалось, стало еще более ясным, чем до укола. Это было совсем не похоже на те уколы и пилюли, которые ей давали раньше. Прежние препараты, как правило, вызывали легкое головокружение, иногда создавали необъяснимые настроения, а иногда и вовсе толкали к ней какие-то непонятные видения, в том числе и этот назойливый кошмар с морской пузырящейся водой, в которую она попадает.
«Теперь внимание, – приказала она самой себе. – Теперь предельное внимание. Происходит что-то важное».
– Ну что ж, – заглянув ей в глаза, сказал пожилой джентльмен и вопросительно посмотрел на фрекен Бок. Та молча кивнула. – Прошу за мной.
Джентльмен подошел к дверям в большую гостиную, которые впервые были закрыты, и распахнул их. Надо сказать, он искренне старался избежать театральных жестов, но все равно это его движение чем-то напомнило торжествующего Дэвида Копперфилда, который с таким видом знакомит вас с очередным своим чудом. А может быть, это уже она сама себя так настроила.
В гостиной она не обнаружила никаких особых чудес, кроме мужчины и женщины средних лет. Они сидели в креслах, а напротив стояло еще одно пустое кресло, судя по всему, подготовленное специально для нее. Сидели они несколько напряженно, как будто бы волновались, но виду старались не подавать. Она заметила, что, как только она вошла, у женщины на лице проступила какая-то быстрая гримаса, такие случаются, когда к горлу человека неожиданно подкатывают слезы. Но дама усилием воли быстро подавила этот позыв. Нервное состояние мужчины выдавали главным образом его пальцы, которыми он легко барабанил по собственным коленям. Он старался смотреть на нее как можно приветливее, почти улыбался, но она заметила, что это стоило ему усилий.
Пожилой джентльмен жестом показал ей на пустое кресло и сам уселся на стул сбоку так, чтобы все время оставаться в ее поле зрения. Рядом с ним примостилась и фрекен Бок, раскрыв свой постоянный блокнот.
– Для вас всех это очень волнующая минута, – с некоторой торжественностью сообщил джентльмен всем троим, сидевшим в креслах и изучавшим друг друга.
У женщины опять той же гримаской слегка дернулось лицо.
Да что же, черт возьми, происходит?
Джентльмен молчал, внимательно изучая реакцию.
– Мне кажется, будет лучше, если вы сами начнете рассказывать, – неожиданно подала голос фрекен Бок.
Странно, ей казалось, что пожилой джентльмен был все-таки главным. Похоже, он немного растерялся в этой ситуации.
– Да, пожалуй, – послушно откликнулся он. – Для начала я представлю вас друг другу. Наша гостья из России, – наклонил он голову в ее сторону. – Ее зовут Людмила. А это господа Трофимовы, которые приехали сюда из Нью-Йорка.
Господа Трофимовы дружно кивнули и улыбнулись гостье из России. Впрочем, она еще до представления поняла, что перед ней супружеская пара.
– Бетти и Леонид, – дополнила фрекен Бок то, что забыл сказать джентльмен.
– Да, конечно. Бетти и Леонид Трофимовы.
«Интересно, почему он не назвал мою фамилию?» – подумала она.
– Итак, моя дорогая, – продолжил он, обратившись к ней. – Далеко не каждому человеку на свете выпадает такое испытание, которое предстоит вам.
Несколько затянутая увертюра, но, надо отдать ему должное, она производила впечатление.
– Миссис и мистер Трофимовы в восемьдесят пятом году потеряли дочь. Она утонула...
На этих словах джентльмена миссис Бетти Трофимова наконец перестала сдерживаться и разрыдалась. Фрекен Бок изобразила из себя сестру милосердия и поднесла ей стакан воды. Мистер Трофимов сжал руку своей жены и уже не выпускал ее.
Слезы миссис Трофимовой прошли довольно быстро, и она теперь странно смотрела на гостью из России.
– На самом деле семья Трофимовых заблуждалась. Вернее, мать и отца обманули. Дочь осталась жива.
«Вода, – вдруг вспомнила она. – Морская вода...»
Она вопросительно посмотрела на пожилого джентльмена. Он понял, что должен продолжить сам.
– Маленькую Трофимову просто похитили, – сказал он. – Хотя это был не обычный киднепинг. Как становится ясно теперь, все дело заключалось в особой одаренности девочки.
Перед ее глазами вдруг все поплыло, но рассказчик этого пока не заметил.
– Девочку тайно вывезли в Советский Союз, заказчиком похищения выступал КГБ. Потом ее определили в закрытый специальный интернат...
Он не успел договорить – она потеряла сознание и упала со стула.
* * *
Потом была темнота, в которой время от времени она, казалось, видела встревоженное лицо миссис Бетти Трофимовой. Потом она почувствовала запах спирта перед инъекцией, потом она, кажется, спала. Самой ей обморок показался продолжительным, но когда она пришла в себя, то поняла, что прошло лишь минут пятнадцать, не больше. Она лежала на диване в той же гостиной, а у изголовья сидели Трофимовы, и Бетти тихонько гладила ее по голове. По гостиной прохаживался пожилой джентльмен, бросая на нее тревожные взгляды. Фрекен Бок на горизонте видно не было.
– Слава Богу! – воскликнул джентльмен, заметив, что она пришла в сознание. – Мне очень жаль, что вам пришлось перенести такое потрясение, но, кажется, вы уже все поняли.
Она перевела глаза на Бетти, которая тут же разрыдалась.
– Теперь все уже позади, деточка моя, – всхлипнула миссис Трофимова по-русски, но с ужасным американским акцентом.
– Теперь нужно о многом поговорить, – вторил жене мистер Трофимов. Он говорил без акцента.
– Не сейчас, наверное. Тебе нужно успокоиться, – дрожащим голосом шептала миссис Трофимова.
– Я не понимаю... – еле слышно произнесла Людмила.
– Еще укол, – с очень опытной интонацией сказал джентльмен, и тут же перед ней появилась фрекен Бок со шприцем.
– Не нужно, – отстранила ее руку русская гостья. – Я справлюсь сама. Я прошу вас всех, оставьте меня одну. Хотя бы на пять минут. Я должна все понять. Я должна ко всему этому привыкнуть.
– Конечно, – решительно сказала фрекен Бок и выразительно посмотрела на остальных. Последней, продолжая всхлипывать, вышла Бетти Трофимова, бросив на Людмилу взгляд, полный слез и любви.
* * *
«Что ж, если русские и в самом деле меня так удачно поимели, то по крайней мере сейчас самое время воспользоваться тем, чему они меня научили, – подумала она. – Прежде всего надо собраться, времени очень мало».
Вода, эта проклятая морская вода действительно уже давно ее мучила. Откуда бы ей еще взяться?
Стоп, а почему, собственно, она думает, что эти люди могут ее обманывать? Это ведь все те же русские научили ее недоверчивости, постоянной недоверчивости, а мир может быть устроен совсем иначе.
Беда в том, что у нее не осталось никаких картинок, вообще никаких воспоминаний об этом возрасте. И это ее собственное упущение. Каждому человеку на всякий случай полезно знать, с какого времени начинаются детские воспоминания. С трех? С четырех? С пяти лет? Никогда в жизни она не подумала бы, что это может оказаться таким важным вопросом. Все, что она помнила, относилось уже к детскому дому. А может, это уже и был интернат? Но ведь до него было еще что-то.
Ей говорили, что в роддоме от нее отказалась мать, что она родилась где-то в Сибири. Атеперь ей говорят, что ее похитили у родителей. И вот они, ее настоящие родители. А почему нет? А если это страшная сказка со счастливым концом?
Еще раз стоп! Язык, вот где может быть отгадка для нее. Если она действительно жила до четырех лет в Америке, должен же был у нее остаться английский, а правильнее было бы сказать – уже американский язык? Это произношение ни с чем не спутаешь. Черт, эта подсказка не работает. До четырех лет она жила в семье русских эмигрантов. Кто знает, может, в семье говорили только по-русски. А улица, а сверстники? А если это тоже была русская среда? Да и что толку разбираться в этом, ей потом так поставили английский в специальном интернате лучшие преподаватели, что теперь уже никто никогда не поймет, что было у нее из раннего детства, а что благоприобретенным явлением. Не помогает этот ход, не помогает...
По большому счету и русские, и американцы хотят от нее одного-единственного – ее таланта, пусть даже сверхталанта. Но в конечном итоге нужен им только он, а не она сама – Люся Волкова. Или как ее зовут на самом деле? Хотя нет, теперь обнаруживается одна существенная разница. Мистеру и миссис Трофимовым вовсе не нужен ее талант, им-то – только им на всем белом свете – как раз нужна она сама, как бы ее на самом деле ни звали. Они должны ненавидеть этот ее проклятый талант, потому что из-за него они на двадцать лет потеряли собственную дочь. Больше того, они похоронили ее. И только сейчас узнали, что она жива. Да, они должны ненавидеть ее дурацкий талант ничуть не меньше, чем она сама его иногда ненавидела.
Ну и в чем разница, если русские и американцы хотят от нее одного и того же? Ей что же, предлагают поверить в то, что американцы из одних только благородных побуждений помогли воссоединению семьи? Ну и хорошо, пусть из корыстных побуждений, но если это ее родители?
Какая, в конце концов, разница, где она теперь будет жить и где работать? Разница только в том, откуда она родом. Разница только в том, что какая-то из двух сторон ее обманывает. И самое интересное – какая именно? А вот это и остается пока под вопросом.
Генетическая экспертиза, она же может все расставить по местам... Ха! Если уж игра пошла всерьез, то и экспертиза будет самая что ни на есть подходящая. Либо для той, либо для другой стороны. В зависимости от пожеланий заказчика.
«Притормози, родная, притормози!» – приказала она себе. Она заметила с тревогой, что мысль ее будто бы бьется в болезненной лихорадке, кидаясь от одной крайности к другой. Вообще-то для Людмилы Волковой, прошедшей многие психотренинги и специальные упражнения, такое состояние было необычным. Похоже, сказывались последствия инъекции. Господи, сколько же их было за последние недели! Теперь, наверное, вся эта химия перемешалась в ее мозгах... А зачем ее, интересно, все время держат на препаратах? И здесь готов ответ. Без этих ухищрений ее невозможно было вывезти из страны, а потом потихоньку готовить к полному перевороту в ее голове. Логично. Слишком большое потрясение. Вполне логично...
И вдруг она кое-что вспомнила.
* * *
Люся Волкова прищурилась, глядя в одну точку перед собой. У нее это всегда означало пик размышлений. Похоже, на этот раз она пошла правильным путем. Некоторое время она сидела, так же прищурившись, и продолжала вспоминать.
Что ж, кое-кто все-таки прокололся, удовлетворенно подумала она. А все-таки неожиданный получился поворот. К чему угодно, казалось, она была готова, но только не к этому...
* * *
Когда в дверь гостиной аккуратно постучали, она ничего не ответила. Она мирно спала на диване, поняв наконец, что произошло в ее жизни. Впервые за многие дни сон ее был легким и спокойным.
Она проснулась и увидела, что заботливо укутана клетчатым пледом, а за окном уже начинался вечер. У камина сидела Бетти Трофимова и грустно смотрела в огонь. Больше в гостиной никого не было. Некоторое время она молча смотрела на Бетти, а потом тихо сказала ей:
– Я уже не сплю.
Бетти повернула к ней голову.
– Я не знаю, что мне теперь делать, – сказала русская гостья и вдруг, вздрогнув всем телом, разревелась, но сквозь слезы продолжала: – Я даже не знаю, говорить вам «ты» или «вы»... Но я боюсь, я очень боюсь называть тебя мамой... У меня ее раньше не было...
А потом остались только слезы, много слез.
Когда в гостиную, заслышав шум, вошли пожилой джентльмен и фрекен Бок, Бетти и Люся плакали, обняв друг друга.
– Позовите сюда моего мужа, скорее! – сказала миссис Трофимова.
– Скажи мне только одно, – прошептала девушка на ухо Бетти. – Как меня звали на самом деле?
– Джессика, – сказала она.
– Я знала, – всхлипнула Люся. – Я, честное слово, знала это имя!
* * *
...Когда «вольво» Эрика Густавссона примчался на базу, именуемую на жаргоне Бюро рыбацкой фермой, навстречу ему поспешил уже знакомый нам пожилой джентльмен. Он хотел порадовать шефа как можно скорее.
– Нас всех можно поздравить. Все прошло даже лучше, чем можно было ожидать.
– Нас всех уже горячо поздравили, – со злым ехидством ответил шведский тролль. – Горячее просто не бывает.
Джентльмен удивленно посмотрел на шведа. Ему всегда казалось, что от сегодняшнего эксперимента с русской гостьей зависит довольно многое. Между тем шеф был не похож сам на себя.
Пожилой джентльмен еще не знал о неожиданной встрече Эрика Густавссона с веселыми американцами на набережной Бигдой. Он также не знал и того, что этой ночью в конспиративном офисе Международного бюро научно-технических исследований произошел сильный пожар. Очень странный, надо сказать, пожар...