Дым повалил так быстро и с такой силой, что самого огня никто из двоих охранников, остававшихся на ночное дежурство в офисе Бюро, увидеть не смог. Оба они готовы были поклясться, что никакого запаха гари они до того не почувствовали, сразу все заволокло дымом, а запах появился уже потом. Еще следователь из пожарного корпуса обратил внимание на то, что источники дыма проявились в двух разных комнатах, расположенных достаточно далеко друг от друга, практически одновременно. На это указали оба свидетеля.

Офис выгорел основательно, в первую очередь бумаги, которых здесь, судя по всему, было в изобилии, и мебель, но основные стены и конструкции дома остались, к счастью, неповрежденными. Охранники – а кроме них, ночью больше никого здесь не было – также не пострадали, если не считать довольно сильного психологического шока. Врачи вкололи им успокоительное, развернулись и уехали.

Пожарный следователь сразу заподозрил поджог, но поджог был не совсем обычный, поскольку сопровождался мощными пиротехническими эффектами. Обычные поджигатели всегда стремятся обставить дело так, чтобы сигнал о пожаре поступил как можно позже. С одной стороны, это дает возможность успеть уничтожить все следы, с другой – нанести максимальный ущерб. В случае на Карл-Густав-Вейе все обстояло иначе. Похоже было на то, что поджигатели приложили максимум усилий для того, чтобы пожар заметили как можно скорее.

Следователь, например, мог бы поклясться, что дым, до сих пор стоявший в помещении, был вызван не только самим пожаром, но и какими-то специальными приспособлениями. Скорее всего элементарными дымовыми шашками. Нужно было иметь совсем чуть-чуть профессионального опыта и хорошее обоняние, чтобы это учуять. Но сколько пожарные ни искали по всему офису остатки пиротехники, так ничего и не нашли.

Когда приехал взъерошенный владелец Бюро господин Густавссон, выяснилась еще одна интересная штука.

Следователь задумчиво бродил по офису, заглядывая в углы, а Густавссон тем временем разговаривал со своими охранниками.

– Что-то должно уцелеть. Я сам видел, как пожарные вытаскивали контейнеры с документами из этой комнаты, – сказал один из охранников.

– Что-что вы видели? – тут же оживился следователь, подскочив к охраннику и Густавссону.

– Я же говорю, я видел, как ваши люди выносили отсюда, наверное, то, что уцелело.

– Минуточку, – загадочно сказал следователь и куда-то на время исчез.

Охранник пока добросовестно пытался восстановить собственные воспоминания. Все произошло так неожиданно, что сделать это было не так уж и просто.

Он вспомнил, как увидел ползущий из-под дверей дым, которого становилось все больше и больше, распахнул двери и чуть было сразу не задохнулся от удушливой пелены, окутавшей его тут же со всех сторон. Он громко позвал товарища, но тот появился не сразу. Охранник успел набрать номер пожарной службы, а потом выскочил в комнату, в которой дыму вроде было поменьше.

И вот тут – удивительное дело – он увидел первого пожарного. Он еще подумал – какие молодцы, пяти минут не прошло после его звонка – и удивленно спросил:

– Как это вы успели?

– Наверное, соседи сообщили раньше вас, – ответил ему пожарный. – Заметили дым и позвонили.

Ну и слава Богу, подумал охранник. Пожарный пристально вгляделся в его лицо и озабоченно сказал:

– Да ты, парень, сейчас грохнешься в обморок. У тебя все признаки отравления. Давай-ка я тебе сделаю укол.

Охранник увидел, как в руках пожарного почти сразу оказалось какое-то приспособление, похожее на шприц, которым он быстро кольнул ему в руку, предварительно смазав кожу спиртовой жидкостью.

– Ничего страшного. Это легкое средство, нам их выдают как раз для таких случаев, зато сразу придешь в себя.

Наверное, это очень опытный пожарный, с уважением подумал охранник, во всяком случае, признаки обморока он подметил совершенно точно и укол сделал, похоже, вовремя. Сам-то охранник даже не понимал, что с ним происходило. Но вот когда укол уже сделали, он почувствовал, как его охватывает всепоглощающая слабость, зато в обморок он упасть не успел, просто опустился на пол и посидел спокойно какое-то время, только и всего.

* * *

...Фигура следователя вновь проступила сквозь остатки дыма минут через пять.

– Довольно странно, но наши ребята отсюда ничего не выносили, – сообщил он Густавссону.

– То есть как не выносили, когда это при мне было?! – почти возмутился охранник. Он как раз сейчас все вспомнил. Пока он там сидел после укола, перед ним проплыл силуэт сначала одного пожарного, потом другого, которые держали в руках большие контейнеры с документами. А потом еще один другому сказал довольно громко: «Вроде все готово. Да и ребята уже подъехали».

Как раз в это время с улицы завыла пожарная сирена. Ну да, все так и было!

– Вы спросите Лейфа, – предложил охранник, имея в виду своего коллегу, – он же тоже находился здесь, когда все горело.

– Ваш приятель нам не поможет, – отвечал следователь. – Он в тот момент потерял сознание от угарного газа.

Странно, значит, те пожарные, наверное, не успели сделать укол Лейфу, подумал охранник, хотя ему казалось, что он помнил, как они вкололи что-то в руку его приятелю. Но тут, может быть, он и ошибался, потому что чувствовал себя уже совсем плохо, хотя сознание в отличие от Лейфа все-таки не потерял.

– Вы поймите, я и не говорю, что этого не могло быть, – совсем уж загадочным голосом сказал следователь. – Я просто уточняю, что пожарные отсюда ничего не выносили.

Следователь даже немного повеселел. Это случилось потому, что он терпеть не мог загадок без решений, а до сих пор ему не давала покоя загадка специфического запаха дыма и полное отсутствие дымовых шашек, из которых он должен был бы появиться в таком количестве. Теперь же получалось, что остатки шашек вполне могли убрать за собой те, кто их сюда подложил. Для них как раз не составляло проблемы сделать это быстро, они-то уж точно знали, в какие места сами их заложили.

В отличие от следователя у Густавссона от этого открытия настроение явно не улучшилось. Он подозрительно слушал, как сбивчиво охранник описывает следователю внешний вид людей, которых он принял за пожарных. А следователь невозмутимо кивал и задавал уточняющие вопросы о том, как выглядела форма, которую видел охранник, и чем она отличалась от той формы, в которую были одеты другие, настоящие пожарные.

Сами пожарные, как выяснилось, тоже столкнулись здесь с незнакомыми коллегами, но те им объяснили, что приехали из городского управления. Правда, странным было то, что люди из управления оказались на месте происшествия быстрее местной команды. Но кто будет обращать внимание на такие мелочи, когда отовсюду валит дым и в комнатах полыхает огонь!

С этого момента ни следователя, ни пожарных не интересовало уже ничего на свете, кроме одного – немедленно выяснить, откуда взялись самозванцы, замахнувшиеся на честь их мундира. Разумеется, для Густавссона вовсе не стало новостью, когда в городском управлении следователю ответили, что вообще первый раз слышат про пожар на Карл-ГуставВейе. Узнав о странных людях в пожарной форме, выдававших себя за их коллег, дежурный в городском управлении не нашел, конечно, ничего лучшего, как немедленно сообщить об этом в полицию.

Густавссону было искренне жаль, что он ничем не может помочь этим милым и справедливо возмущенным норвежским пожарным, хотя ответы на их вопросы у него, конечно, были. Он прекрасно помнил наглые, лоснящиеся на солнце физиономии двух американцев на набережной Бигдой и их ироничные ухмылки.

Да уж, это были самые что ни на есть типичные американцы, которые безо всяких на то оснований, как всегда, были убеждены, что они являются представителями самой крутой страны на свете. Самоуверенные выкормыши «Макдоналдса», в глазах которых не отражается ничего, кроме пары бейсбольных шариков. Рабы звездно-полосатых стереотипов и правил поведения своего американского зоопарка. Невежды с плохими манерами, свято верящие в то, что джинсы можно носить с костюмным пиджаком, и полагающие, что Скандинавию давно уже постигла участь Атлантиды после того, как все шведы переехали в Соединенные Штаты в позапрошлом веке.

* * *

...В тот момент, когда они сказали ему о русской девушке, шведский тролль чуть было не задохнулся от возмущения. Это было очень по-американски – после всей колоссальной работы, которую проделало его Бюро сначала по поиску, а потом уже по вывозу русской в Норвегию, после того, как были потрачены, мягко говоря, немалые средства и человеческие усилия, – после всего этого заловить его вот так на Бигдой и сообщить, что девушка, оказывается, принадлежит вовсе даже не ему, а, понятное дело, им – звездно-полосатым. По меньшей мере это было подло, с обидой подумал тролль, с отвращением разглядывая американские физиономии.

– По-моему, я не нарушил правил. Я вовсе не перехватывал ваш товар... – Он попробовал было хоть как-то восстановить справедливость, но без малейшего шанса на успех.

– Вы могли просто не понять, что этот товар входит в сферу наших национальных интересов, – поправил его американец по имени Джим. – Это мы как раз учитываем. Поэтому и наша беседа пока носит самый доброжелательный характер. Мы вовсе не в претензии. Просто хотим исправить ошибку, которую вы могли бы совершить.

«Ах они не в претензии?! – Обида опять захлестнула шведского тролля. – Вытащили моими руками самый горячий каштанчик из огня, и они теперь не в претензии, подумать только!»

– Согласитесь, мы не так уж вам мешаем, когда вы занимаетесь со своей конторой всякими мелкими проделками. Но вы должны понимать, что никто никогда вам не позволит играть с такими игрушками, как, например, ядерное оружие...

– А при чем здесь ядерное оружие? – слабо огрызнулся тролль.

– Вот видите, – проникновенно улыбнулся Джим. – Я же говорю, что вы просто не понимаете, куда влезли на этот раз.

– Ну да, а вы, значит, все понимали с самого начала и только и ждали, когда я за вас сделаю всю работу и потрачу на это уйму денег?

– С вашей стороны вполне логично говорить о некоторой компенсации, – согласно качнул головой Джим. – В разумных, конечно, пределах.

И он тут же назвал сумму, которая, по его мнению, вписывалась в разумные пределы.

– Это что, шутка? – спросил упавшим голосом тролль, когда ее услышал.

– Нисколько, – твердым голосом сказал Джим и мрачно уставился на тролля.

– Вы хоть понимаете, сколько мне стоила эта операция?

– Видите ли, я государственный служащий и не силен в частном бизнесе. Но я слышал, что бизнес подразумевает фактор риска. У нас довольно скромные бюджеты, и мы не можем платить за чужие риски. Мы просто предлагаем вам компенсацию, которая нам по силам.

«Мне бы хоть на часок прикоснуться к вашим скромным бюджетам», – тоскливо подумал тролль. Где-то он слышал, что интеллигентного человека хамство всегда парализует. Это, наверное, и есть секрет победоносной американской тактики.

Собственно говоря, выбор у него был довольно небольшой. Если совсем откровенно, то у него и вовсе не было выбора. Американцам достаточно было бы переслать пару-тройку интересных документов из своих архивов в полицейские управления Швеции или Норвегии, и на этом деятельность Международного бюро научно-технических исследований через несколько часов была бы завершена раз и навсегда. Но терять средь бела дня такую золотую рыбку, как эта русская, было уж слишком обидно. В этот момент в Эрике Густавссоне чувство собственного достоинства боролось с инстинктом самосохранения. Можно было бы выразиться, конечно, и по-другому: природная жадность в этот момент боролась в нем с элементарной трусостью, и долгое время борьба между этими сильными чувствами шла на равных.

* * *

У выхода с набережной Бигдой стояла небольшая стайка симпатичных юношей и девушек с плакатиком антиглобалистов. Курносая девчонка, вся в веснушках, держала перед собой стеклянный куб, в котором лежало несколько мелких денежных купюр. Надпись на кубе гласила, что молодежь собирает деньги для борьбы с политикой нового американского порядка. Густавссон без лишних размышлений достал из бумажника купюру в тысячу крон и опустил ее в куб, курносая девчонка посмотрела на него с симпатией, а один из парней сказал ему тихо, чтобы не слышали прохожие:

– Спасибо... товарищ.

Тролль важно кивнул, мол, не стоит благодарности, продолжайте свою борьбу, товарищи.

* * *

Вернувшись в резиденцию на Холменколлен, он не очень-то скрывал свое мрачное настроение и даже позволил себе выпить лишнего прямо на глазах у Потоцкого.

– Какие-то проблемы? – поинтересовался русский.

– Представьте себе – да.

– Вас выследила секретная служба Ватикана? – ехидно предположил Потоцкий. – Завтра вас отвезут на костер Святой инквизиции, и мне не видать как своих ушей тайного дневника сестры Люсии?

– Не кривляйтесь, Эндрю, – грустно сказал тролль. – Проблемы время от времени случаются у всех. Вам ли в России этого не знать?

– Нет, я о другом, – сказал Потоцкий. – Пора нам с вами заканчивать затянувшуюся историю с Фатимой, вам не кажется?

– Скоро мы закончим все наши истории, – несколько загадочно и твердо сказал тролль и плеснул себе новую солидную порцию виски. – Совсем скоро, Эндрю.

«Интересно, что же у него такое случилось?» – подумал Потоцкий, наблюдая за пьющим шведским троллем.

В зал зашла Ингела в аккуратном белом переднике, и вдруг Потоцкий с любопытством заметил, что тролль посмотрел на нее каким-то новым, заинтересованным, взглядом. «Ну и дела!» – чуть было не присвистнул Потоцкий. Неужели все так плохо, что швед решил напиться и вдобавок еще приударить за собственной домработницей? Нет, что бы там у него ни случилось, это не было похоже на модель поведения Эрика Густавссона в кризисной ситуации.

Тем не менее ошибиться было невозможно – Ингела явно чем-то притягивала теперь внимание хозяина, хотя он и старался этого особенно не показывать.

Дальше события в резиденции Бюро на Холменколлене и вовсе развивались по непривычной для Потоцкого схеме. Во-первых, тролль даже не подумал его останавливать, когда Потоцкий захотел прокатиться перед сном по Осло. Только отправил его, конечно, на машине со своим водителем. Во-вторых, в эту ночь Ингела так и не появилась в спальне у русского, хотя он уже почти привык к ней. Наконец, в-третьих, когда Потоцкий начал было раскланиваться с Эриком, прощаясь до завтра, тролль каким-то особенным проникновенным голосом вдруг сказал:

– Дорогой Эндрю, простите, что я отнял у вас столько времени, но я вовсе не шутил про дневник сестры Люсии. Что же касается его стоимости, то, как я уже вам сказал, это будет приемлемая для вас цена.

– А именно? – поднял глаза Потоцкий.

– Мне нужно сотрудничество.

– Простите?

– Сотрудничество по некоторым направлениям, в которых работает ваша организация «Феникс». Так сказать, кое-какие научно-технические новинки и все такое.

– И вы считаете, что такое сотрудничество и есть приемлемая для меня цена?

– А почему нет, Эндрю? – слегка пьяным голосом сказал тролль. – Я же собираюсь передать вам, может быть, самую главную тайну всего прошлого века. Разве она того не стоит?

Судя по количеству выпитого троллем виски, он постепенно уплывал в какую-то иную реальность, мало связанную с тем, что происходило здесь, на земле. С другой стороны, отдал должное Потоцкий мудрости тролля, оттуда ему было куда удобнее вести переговоры о таком предмете, как третий секрет Фатимы.

– Поговорим об этом тогда, когда я пойму, сколько она весит – ваша главная тайна человечества, идет?

– Конечно, – тряхнул головой тролль. – Но смею вас уверить, она очень много весит, она способна перевернуть все наше хрупкое спокойствие... Знаете что, Эндрю? Выпейте со мной. Выпейте так, как вы, русские, это умеете. С вами чертовски приятно выпивать...

В этой последней просьбе шведа Потоцкий отказать ему не смог.

* * *

Когда Андрей Потоцкий уехал на прогулку по вечернему Осло, Эрик Густавссон позвал Ингелу и попросил сварить ему кофе покрепче. Она с удивлением посмотрела на хозяина – никогда раньше она еще не видела, чтобы он вот так выпивал.

– С вами все в порядке? – вежливо спросила она.

– Девочка моя дорогая... – вдруг слегка дрожащим голосом сказал тролль и как-то жалобно посмотрел на нее.

У Ингелы перехватило дыхание, как будто она сильно-сильно раскачалась на опасных качелях. Знал бы он, как долго она ждала от него этих слов...

* * *

...До недавнего времени жизнь Ингелы Лунд, родившейся в средней норвежской семье в городе Осло, была совершенно стандартной и правильной. У нее были классные родители: мама – детский врач и папа – офицер криминальной полиции, она не болела тяжелыми болезнями, успешно занималась спортом, еще успешнее училась сначала в школе, а потом на филологическом факультете университета. Ингела Лунд в свои двадцать два года обладала очень даже недурной внешностью и пользовалась неизменной популярностью у парней-сверстников. Ей даже пару раз предлагали попробовать себя в качестве фотомодели, но издания, которые предлагали эту карьеру, были откровенно эротическими, и Ингела предложения вежливо отклонила. В будущем, после университета, она хотела себя попробовать на телевидении. Но как раз сейчас, когда она училась на третьем курсе, ей подвернулась удачная работа – в скандинавском филиале Международного бюро научно-технических исследований. Пусть она и была обыкновенной домработницей, но ей предложили такую зарплату, какую в Осло еще стоило поискать. Зато она сразу оказалась среди серьезных и воспитанных людей, работать с которыми было одно удовольствие. Пока для студентки третьего курса это была очень даже неплохая работа, что там говорить...

Все бы было ничего, но, как это часто случается с девушками, которые живут до поры до времени совершенно правильной и очень предсказуемой жизнью, у Ингелы произошло одно совсем неожиданное событие. Она влюбилась сразу и, что называется, «до кончика хвоста» в мужчину, который был старше даже ее собственного отца. В мужчину, занимавшегося делами, в которых она ничего не понимала. Наконец, она влюбилась в мужчину, который ей напоминал какого-то литературного или киношного злодея, хотя и обладал безупречными манерами и занимался более чем приличным бизнесом. Его звали, как вы уже поняли, Эриком Густавссоном, и он возглавлял крупную научно-техническую фирму, в которой она теперь и работала. Самое непонятное в этой истории любви заключалось в том, что именно неуловимое сходство этого почти уже пожилого господина со злодейскими персонажами и вызвало в спокойной норвежской девушке это сильное чувство. Таким образом, только в свои двадцать два года Ингела Лунд, воспитанием и внешностью скорее напоминавшая белокурого ангела, вдруг выяснила, что для полного ощущения жизни, если не сказать, для полного счастья ей ой как не хватало кого-то совсем из другой сферы, кого-то с маленьким хвостиком и копытцами. Ингела искренне удивлялась, почему она так устроена, – она, по своей молодости, еще просто не знала, что так устроены очень многие люди.

Господин Густавссон, витая в своих высоких научных сферах, казалось, и вовсе не обращал никакого внимания на новую домработницу. С одной стороны, это слегка задевало ее, с другой – она была терпеливой девушкой и верила, что время и привычка видеть ее каждый день, когда господин Густавссон приезжает в Норвегию, должны рано или поздно сделать свое дело. В нынешний приезд в Осло главы Международного бюро все происходило совершенно по-другому, не так, как раньше.

Он привез с собой этого очень симпатичного русского, который был совершенно нормальным человеком и даже свободно говорил на английском. Русский ей действительно понравился, но вовсе не из одной только симпатии она решила посетить его спальню. В дело вмешалась женщина. Присутствие непонятной женщины Ингела стала ощущать еще за пару недель до появления Потоцкого. Она никогда еще не видела ее, но по обрывкам разговоров Густавссона с его сотрудниками узнала о ее существовании. Потом она увидела ее на фотографии, которую шеф случайно оставил на письменном столе. Это была очень, слишком уж красивая женщина с огненно-рыжими волосами и зелеными глазами, настоящая ведьма, если вдуматься, особенно если учесть, что она, как успела понять Ингела, была еще и русской. Россия вообще была опасной и непредсказуемой страной. А рыжая русская с зелеными глазами – большей угрозы на свете нельзя было бы себе представить. К тому же шеф был не женат. Раньше это обстоятельство как раз очень устраивало Ингелу. Теперь она даже иногда жалела, что у него нет жены, а значит, эта русская ведьма еще как сможет прибрать его к рукам. В том, что коварные планы у ведьмы именно такие, Ингела особо не сомневалась. Во-первых, какая нормальная женщина, пусть даже и самая раскрасавица, пропустит такого мужчину, как Эрик Густавссон? Во-вторых, только появившись где-то здесь, в Осло, – она точно так и не знала, где именно, – русская постоянно поглощала внимание шефа. Это легко было понять по его звонкам, иногда очень нервным, по его срочным выездам из Холменколлена. И почему-то, заметьте, он ни разу еще не привозил рыжую женщину сюда, в главную свою резиденцию, как будто скрывал от лишних глаз. А чем это еще можно объяснить, кроме того, что ведьма уже околдовала его своими русскими чарами и подлыми приемчиками?

Поэтому она и оказалась в спальне Потоцкого. Она даже пыталась потом сама себя проанализировать. Она пришла к Потоцкому, потому что он тоже был русским, теперь ей почему-то это стало важным. И еще она пришла к нему, потому что он был очень привлекательным мужчиной, помоложе, чем этот чурбан Густавссон. Сверхзадача заключалась в том, чтобы Эрика Густавссона это рано или поздно задело. А если его это заденет, стало быть, он обратит наконец-то на нее свое внимание – впервые за полгода, пока она работает в Бюро.

Скажете, глупая молодая девчонка?! А ведь сработало! «Сработало, черт побери! – радостно думала Ингела и попросила про себя: – Ну повтори, повтори это еще раз...»

* * *

– Девочка моя дорогая, – послушным эхом отозвался шведский тролль.

То ли от виски, то ли от важности момента глаза его увлажнились, и в этот момент он стал совершенно неотразимым – мужчина ее мечты.

– Присядь рядом, – попросил ее Эрик, и в глазах его зажегся на мгновение дьявольский огонек, который Ингела заметила, но который, увы, так и не стал для нее в очередной раз знаком предостережения, а, наоборот, полностью лишил ее всякого разума. – Я тебе должен кое-что сказать...

* * *

Ничего этого Потоцкий, конечно, не видел. Он в этот момент бродил по центру Осло, старательно избегая близости к отелю, в котором поселилась жизнерадостная делегация Российской государственной библиотеки. За ним тенью вышагивал водитель, отправленный для сопровождения шведским троллем. Это, впрочем, не помешало Потоцкому вовремя оказаться в тихом баре, название которого он знал еще до того, как его увидел.

Водитель Густавссона пристроился за дальним столиком и честно пил свой дежурный кофе. Здесь был довольно веселый квартальчик, неподалеку находилась улица, не указанная в путеводителях для туристов, на которой в большом количестве обитали нехорошие девчонки. Поэтому водитель, конечно, не придал никакого значения тому, что одна из таких девчонок начала заигрывать с русским, когда он появился в баре. Правда, он не мог услышать, что именно девочка говорила русскому. Но что она может ему сказать? Тоже мне загадка.

– Завтра вечером можете возвращаться, – сказала ему девица, исправно сохраняя на раскрашенном лице зазывную улыбку. – Задание выполнено.

Потоцкий с застенчивой улыбкой отмахнулся от нее, и девица громко сказала по-норвежски:

– Ну и дурак! Передумаешь – я буду на углу.