Анджи мечтает о дочери. Лорен тоскует по материнской любви. Но реальность превосходит их мечты.
Анджи мечтает о дочери. Лорен тоскует по материнской любви. Но реальность превосходит их мечты.
Глава 1
В тот неожиданно солнечный день на улицах Уэст-Энда было людно. Женщины вышли на крыльцо и, приставив ладонь ко лбу, высматривали своих играющих детей. Все понимали: скоро, может быть завтра, влажная дымка затянет небо, закроет ласковое солнце и снова пойдет дождь.
Как-никак, на северо-западе тихоокеанского побережья был май. Дожди в этом месяце так же неизбежны, как привидения на улицах в канун Дня Всех Святых.
— Настоящая жара, — сказал Конлан, сидевший за рулем сверкающего БМВ с откидным верхом. Это были его первые слова за последний час.
Он старался поддержать разговор, только и всего. Анджи полагалось бы ответить — сказать что-нибудь о красоте цветущих кустов боярышника. Но ей тяжело было даже думать об этом. Через несколько коротких месяцев зеленые листья пожухнут и потемнеют. Стоит ли обращать внимание на столь быстротечный момент?
Анджи смотрела в окно на свой родной город. Хотя Уэст-Энд находился не так далеко от Сиэтла, она не была здесь несколько месяцев. Она любила свою семью, но в последнее время все реже выбиралась из дома.
Они ехали по старой части города, где за крохотными газончиками выстроились в ряд викторианские дома. Улица утопала в тени раскидистых кленов. В семидесятые годы в этом квартале кипела жизнь. Каждое воскресенье после церковной службы все собирались вместе, в каждом дворе играли дети.
Здесь, на крошечном пятачке Мейпл-драйв, время как будто остановилось. Их дом выглядел так же, как и сорок лет назад. Стены выкрашены белой краской, изумрудная отделка сверкает. Отец Анджи заботился об этом доме сорок лет. В выходные он трудился в их семейном ресторане, а каждый понедельник посвящал уходу за своим жилищем. После его смерти мать Анджи старалась сохранить эту традицию. Это стало ее утешением, попыткой сохранить связь с человеком, которого она любила почти полвека. Когда она уставала, кто-то всегда был готов прийти ей на помощь. Вот почему хорошо быть матерью трех дочерей, часто говорила она.
Конлан подъехал к тротуару и остановился:
— Ты уверена, что поступаешь правильно?
— Я ведь уже здесь!
Анджи наконец повернулась и посмотрела на него. Он тоже был на пределе. Об этом говорили его глаза, но Анджи знала, что больше он ничего не скажет, — ничего, что могло бы напомнить о ребенке, которого они потеряли несколько месяцев назад. Они молча сидели рядом. Раньше Конлан наклонился бы к ней и поцеловал, сказал бы, что любит ее, но времена, когда они были нежны друг с другом, миновали. Их любовь осталась в прошлом, таком же далеком и смутном, как детство.
— Мы можем прямо сейчас уехать. Скажем, что машина сломалась, — предложил он.
Анджи не смотрела на него:
— Ты шутишь? Они и так считают, что мы слишком много заплатили за машину. К тому же у мамы слух как у летучей мыши. Она уже знает, что мы здесь.
— Она на кухне, готовит канноли на двадцать человек. Под шумок мы можем исчезнуть.
Он улыбнулся. На секунду ей показалось, что между ними все по-прежнему, словно в машине не было привидений.
— А Ливви приготовила три кастрюльки гарнира, — пробормотала она. — Мира, наверное, связала нам скатерть и сшила одинаковые фартуки.
— На прошлой неделе у тебя было два важных совещания и съемка рекламного ролика. Твое время слишком дорого, чтобы тратить его на стряпню.
Бедняга Конлан. Они женаты четырнадцать лет, а он все еще не понял, что больше всего ценится в семье Десариа. Умение готовить было там чем-то вроде валюты, а значит, Анджи не стоила ни гроша. Только ее обожаемый папа считал успехом то, что его младшая дочь зарабатывает деньги головой, а не руками.
— Пошли, — сказала она, стараясь не думать об отце.
Анджи вышла из машины и открыла багажник. Молча вытащила оттуда картонную коробку. Внутри был роскошный шоколадный торт. Анджи уже услышала комментарии по поводу своего неумения готовить. Пока ее сестры трудились на кухне, ей как младшей дочери — «принцессе» — было позволено рисовать или смотреть телевизор. Став взрослыми, сестры продолжали работать в семейном ресторане. Это настоящее дело, говорили они, не то что работа в рекламном агентстве, как у Анджи.
— Пошли, — сказал Конлан, беря ее за руку.
В доме стоял невообразимый шум: слышались голоса, смех, дети носились вверх и вниз по лестнице. Холл был завален одеждой и обувью. В гостиной играли дети. Анджи слышала, как позади нее Конлан здоровается с мужем Миры, Винсом. Она направилась по коридору на кухню.
Мама стояла у разделочной доски и раскатывала сдобное тесто. За огромными стеклами очков ее карие глаза казались больше. На испачканных мукой щеках выступили крохотные капельки пота. За пять месяцев, прошедших после смерти папы, она сильно похудела и перестала красить волосы. Теперь они были белыми как снег.
Мира стояла у плиты, бросая ньоки в кипящую воду. Даже родив четверых детей, она осталась миниатюрной, похожей на птичку, а из-за того, что часто надевала вещи своей дочери-подростка, выглядела лет на десять лет моложе своих сорока двух лет. Она была в черных расклешенных брюках и красном свитере крупной вязки. Длинные черные волосы стянуты шнурком на затылке. В настоящий момент она говорила — как всегда. Папа шутил, что голос его старшей дочери звучит как блендер на высокой скорости.
Ливви нарезала свежую моцареллу. В черном облегающем платье из шелка она напоминала авторучку «Бик». С длиной ее каблуков могла соревноваться только ее же прическа. Давным-давно Ливви сбежала из Уэст-Энда, рассчитывая стать моделью. Пять лет назад, когда ей стукнуло тридцать четыре, она вернулась домой, горько переживая неудачу, а вместе с ней — два маленьких сына, отца которых никто из семьи никогда не видел. Она начала работать в семейном ресторане, но ей это не нравилось. Она недавно вышла замуж — в очередной раз. Все надеялись, что Салваторе Траина, избранник номер три, наконец-то сделает ее счастливой.
Анджи улыбнулась. Она провела много времени на этой кухне с этими тремя женщинами. На маминой кухне тебя всегда ждут тепло, безопасность и любовь.
Анджи положила коробку на кухонный стол:
— Привет, подружки!
Ливви с Мирой бросились к ней. Анджи почувствовала на своей шее слезы, но услыхала только:
— Как хорошо, что ты снова дома.
— Спасибо.
Она подошла к матери, ощутила тепло ее объятий. Как всегда, от мамы пахло тимьяном, лаком для волос и духами «Табу». Мама обняла ее так крепко, что Анджи задохнулась. Она попыталась отстраниться, но мама не отпускала.
Анджи инстинктивно сжалась. В прошлый раз, когда мама обнимала ее так же крепко, она шептала: «Попробуй еще раз. Бог даст тебе другого ребенка».
— Отпусти, — тихо проговорила Анджи, пытаясь улыбнуться.
Просьба возымела действие. Потянувшись за теркой для пармезана, мама сказала:
— Обед готов. Мира, усади детей за стол.
В столовой свободно помещалось четырнадцать человек. Сегодня было пятнадцать. Посреди большой комнаты, оклеенной розовыми с бордовым обоями, стоял старинный стол красного дерева, вывезенный из Италии. На стене, рядом с изображением Иисуса, висело богато украшенное распятие.
— Давайте помолимся, — сказала мама, когда все сели.
— «Благослови нас, о Боже, и Твои дары, что мы вкушаем от щедрот Господа нашего Христа. Аминь».
Мама встала и подняла бокал с вином:
— Мы пьем за Сала и Оливию. — Ее губы задрожали. — Не знаю что сказать. Говорить тосты — мужское дело. — Она резко опустилась на стул.
Тронув мать за плечо, Мира встала:
— Мы приветствуем Сала в нашей семье. Пусть ваша любовь будет такой же крепкой, как любовь наших родителей. Пусть ваши шкафы будут полными, спальни — теплыми и, — ее голос смягчился, — пусть у вас будет много здоровых детей.
Вместо смеха и аплодисментов наступила тишина.
Анджи выдавила из себя улыбку, хотя это никого не обмануло. Все думали о том, как она отнесется к появлению в семье еще одного ребенка. Она подняла бокал.
— За Сала и Ливви, — торопливо проговорила она, надеясь выдать свои слезы за слезы радости.
Беседа возобновилась. Раздался дружный стук вилок и ножей по фарфору, снова зазвучал смех. Хотя семья собиралась каждый праздник и дважды в месяц вечером по понедельникам, им всегда было о чем поговорить.
Анджи огляделась. Мира что-то рассказывала маме, Винс и дядя Фрэнсис обсуждали последний бейсбольный матч, дети играли, Конлан расспрашивал тетю Джулию об операции, которую она перенесла.
Анджи не могла ни на чем сконцентрироваться. Ее сестра хотела ребенка, значит, так оно и будет. У ее сестер это происходило с легкостью.
После обеда, пока Анджи мыла посуду, каждый, кто проходил мимо раковины, сжимал ее плечо или целовал в щеку. Все понимали, что сказать тут нечего. Почти десять лет они надеялись и молились, но Анджи и Конлан так и не сумели стать семьей.
В конце концов Анджи не выдержала. Швырнув посудное полотенце на стол, она бросилась в свою спальню. В уютной комнатке, где даже обои остались прежними — розы в белых корзинках, — стояли две кровати с розовыми покрывалами. Она присела на краешек своей постели.
Дверь отворилась, и вошел Конлан. Ее высокий черноволосый муж-ирландец выглядел в этой комнате до смешного нелепо.
— Со мной все в порядке, — сказала она.
— Что ж, хорошо.
Горечь в его голосе задела ее. Но она ничего не могла с этим поделать. Конлан не мог ее утешить. Бог свидетель, она не раз убеждалась в этом.
— Тебе нужна помощь, — устало произнес он.
— Все нормально.
Он посмотрел на нее, в его голубых глазах отразилось почти невыносимое отчаяние. Вздохнув, он вышел и закрыл дверь.
Вскоре дверь опять открылась, на пороге стояла мама.
— Ты всегда убегала в свою комнату, когда тебе было обидно. Или когда ты сердилась.
— А ты всегда приходила за мной.
— Меня посылал отец. Он не выносил твоих слез. — Мама села возле Анджи. Тебе тридцать восемь, Анджела. Пора повзрослеть. Твой папа, Господь упокой его душу, согласился бы со мной.
— Не понимаю, о чем ты.
Мама обняла ее:
— Бог ответил на твои молитвы, Анджела. Но не так, как ты хотела, и потому ты его не услышала. Настало время слушать.
Анджи неожиданно проснулась. Ее щеки были прохладными от слез. Ей снова приснился ребенок. Они с Конланом стояли на разных берегах. Между ними, на поверхности воды, качался детский розовый «конвертик». Он медленно уплывал все дальше, пока не исчез из виду.
Этот сон снился ей много лет подряд, пока они с мужем ходили от одного врача к другому. За восемь лет она трижды беременела. Две беременности кончились выкидышем, в третий раз она родила дочь Софию, прожившую несколько коротких дней. На этом все кончилось. Ни у нее, ни у Конлана не было сил пытаться еще раз.
Она отодвинулась от мужа, схватила розовый халатик и выбежала из спальни. В темном холле по стенам висели семейные фотографии. Пять поколений Десариа и Малоунов.
Анджи медленно спустилась по лестнице в пустую комнату для гостей. Когда она вошла, ее пальцы дрожали. Она включила свет и закрыла за собой дверь.
В первый раз она закрыла дверь этой комнаты много лет назад, после того как они решились на усыновление.
«У нас есть ребенок, миссис Малоун. Мать, подросток, выбрала вас с Конланом. Приезжайте».
Когда они с Конланом увидели Сару Деккер, все трое сразу ощутили взаимную симпатию. «Мы будем любить твоего ребенка», — пообещала Анджи девушке.
Шесть чудесных месяцев Анджи с Конланом не думали о том, чтобы зачать ребенка. Они снова полюбили друг друга. В доме появилась надежда. Они приглашали в гости родственников. Поселили Сару у себя и вместе с ней переживали все, что с ней происходило. За две недели до родов Сара и Анджи украсили комнату. Небесно-голубые стены и потолок с пухлыми белыми облачками. Белая деревянная загородка, увитая яркими цветами.
В день родов Анджи и Конлан сидели у телефона, прижавшись друг к другу и держась за руки. Услыхав о рождении ребенка, они заплакали от счастья, до них не сразу дошел смысл дальнейших слов. Даже теперь Анджи помнит только обрывки разговора.
«Очень жаль… передумала… оставит ребенка…»
Больше года они не открывали дверь детской, дверь храма своей мечты. Перестали ходить по врачам. Потом, каким-то чудом, Анджи снова забеременела. Когда она была на пятом месяце, они решились вновь наполнить эту комнату мечтами. Лучше бы они этого не делали.
Она подошла к шкафу, вытащила оттуда большую картонную коробку и стала одну за другой перебирать хранившиеся там вещи, стараясь не предаваться воспоминаниям.
— Эй!
Она даже не слышала, как распахнулась дверь и в комнате появился Конлан.
Она понимала, что все это должно ему казаться очень странным. Его жена сидит посреди комнаты рядом с большой картонной коробкой, в которой хранятся детские вещи: ночник в виде Винни-Пуха, картинка с Аладдином в рамке, детские книжки. Анджи повернулась и посмотрела на Конлана.
— Я просто схожу с ума, — только и смогла произнести она.
Он сел рядом.
Ей хотелось, чтобы он заговорил, но он просто сидел и смотрел на нее, как животное, которое приспособилось к опасному окружению, научившись вести себя тихо. В промежутке между приемом таблеток от бесплодия и крушением надежд ее эмоции были непредсказуемы.
— Я забыла о нас, — сказала она.
— Нас уже нет, Анджи.
Наконец-то. Один из них решился это сказать.
— Я знаю.
— Я тоже хотел ребенка.
Она сглотнула, стараясь сдержать слезы. Она забыла, что в последние годы Конлан мечтал стать отцом не меньше, чем она мечтала стать матерью. Она настолько погрузилась в собственное горе, что не принимала в расчет его чувства.
— Прости, — сказала она.
Он обнял ее и поцеловал. Так он не целовал ее давно. Они долго сидели, прильнув друг к другу.
Она сожалела о том, что ей недостаточно было его любви. Желание иметь ребенка захлестнуло ее, подобно могучему приливу, в котором утонули они оба.
— Я любила тебя…
— Я знаю.
Позже ночью, когда Анджи лежала одна в кровати, она попыталась вспомнить слова, которые они сказали друг другу в последний день их любви. Но ей вспомнился только запах детской присыпки и звук его голоса, когда он с ней прощался.
Глава 2
Удивительно, как много времени уходит на то, чтобы разрушить жизнь. Когда Анджи и Конлан решили разойтись, на первом плане оказались детали. Как разделить неделимые вещи вроде дома, машины и сердца? К концу сентября все было кончено.
Ее дом — нет, теперь это дом Петерсонов — был пуст. Вместо спален, дизайнерской гостиной и отделанной гранитом кухни она получила внушительную сумму денег в банке и склад, наполненный мебелью. Анджи сидела на ступеньке камина и глядела на блестящие деревянные полы.
Когда они с Конланом поселились в этом доме, пол был покрыт голубым ковром. Дерево, сказали они друг другу, улыбаясь. Дети портят ковры. Это было так давно…
В дверь позвонили.
Анджи напряглась. Сегодня Кон не собирался приходить.
Она встала и открыла дверь. У входа, прячась от дождя, стояли, прижавшись друг к другу, мама, Мира и Ливви. Они пытались улыбаться.
— В такие дни, — сказала мама, — семья должна быть вместе.
Они гурьбой вошли в прихожую. От корзинки на Мириной руке шел запах чеснока.
— Испекла фокаччу, — пояснила она, проследив за взглядом Анджи. — Ты же знаешь, еда приносит утешение.
Ливви придвинулась ближе:
— Я дважды прошла через развод. Еда тут не поможет. Я предложила положить в корзинку текилу, но ты же знаешь маму.
— Пошли, пошли.
Мама собирала своих цыплят в гостиной. Тут Анджи в полной мере ощутила свой провал: в пустом помещении, которое еще вчера было домом, ее семья искала, куда бы присесть.
Анджи опустилась на холодный твердый пол. Все ждали, пока она заговорит. Мира села рядом и прижалась к ней. Мама примостилась на ступеньке камина, Ливви рядом с ней.
При виде их грустных, понимающих лиц Анджи захотелось все объяснить:
— Если бы София осталась жить…
— Не надо! — резко перебила Ливви. — Это не поможет.
Анджи едва не уступила своей боли, едва не позволила ей овладеть собой, но тут же взяла себя в руки.
— Ты права, — согласилась она.
— Можно сказать тебе всю правду? — спросила Ливви, открыв корзинку и вытащив бутылку красного вина.
— Ни в коем случае! — воспротивилась Анджи.
Ливви проигнорировала ее слова:
— Твои отношения с Коном слишком давно разладились. Поверь мне, я хорошо знаю, как уходит любовь. Пора было кончать. — Она разлила вино по стаканам. — Тебе надо куда-нибудь уехать. Возьми отпуск.
— Бегство не поможет, — возразила Мира.
Ливви протянула Анджи стакан:
— Тебе станет легче.
Следующий час они сидели в пустой комнате, пили красное вино, ели и говорили о погоде, о жизни в Уэст-Энде. Анджи пыталась следить за разговором, но продолжала думать о том, как получилось, что в тридцать восемь лет она оказалась здесь одна, без детей. Первые годы ее замужества были такими счастливыми…
— Мама хочет продать ресторан, — сказала Мира.
Анджи выпрямилась:
— Что?!
Ресторан был сердцем ее семьи, средоточием жизни.
— Мира, мы не будем об этом говорить, — сказала мама.
Анджи переводила взгляд с одного лица на другое:
— Что случилось?
— Дела идут из рук вон плохо. — Голос мамы звучал устало. — И я не знаю, как исправить положение.
— Но… папа так любил свой ресторан, — сказала Анджи.
По смуглым щекам матери потекли слезы.
— Кому-кому, а мне не надо напоминать об этом.
Анджи посмотрела на Ливви:
— В чем, собственно, дело?
Ливви пожала плечами:
— Мы терпим убытки.
— Наш ресторан процветал тридцать лет. Этого не может быть…
— Уж не собираешься ли ты учить нас ресторанному делу? — огрызнулась Ливви. — Что может знать об этом составитель рекламных объявлений?
— Креативный директор. Мы говорим не о нейрохирургии. Ты просто готовишь хорошую еду по хорошей цене. Ничего сложного!
— Эй вы, хватит, — прервала их Мира. — Маме это не нужно.
Не зная что сказать, Анджи посмотрела на мать. Семья, которая всегда была для нее опорой, вдруг дала трещину.
Они молчали. Анджи думала о ресторане… об отце, которому всегда удавалось ее рассмешить, даже когда ее сердце разрывалось на части… о безопасном мире, в котором они все росли.
— Анджи может помочь, — сказала мама.
Ливви недоверчиво фыркнула:
— Она ничего не смыслит в нашем бизнесе. Папина принцесса никогда не…
— Молчи, Ливви, — сказала мама, глядя на Анджи. Мама предлагала ей место, где она могла бы скрыться от мучительных воспоминаний. Для мамы возвращение домой было ответом на любой вопрос.
— Ливви права, — сказала Анджи. — Я ничего не смыслю в ресторанном деле.
— Ты помогла ресторану в Олимпии, — заметила Мира. — Папа показывал нам газетные вырезки.
Анджи помогла вернуть успех этому ресторану. Но тогда ей понадобилось всего лишь организовать хорошую рекламную кампанию и достать немного денег на маркетинг.
— Не знаю… — проговорила она.
— Ты можешь жить в домике на берегу, — сказала мама.
Домик на берегу.
Анджи представила себе коттедж на продуваемом ветрами побережье, и на нее нахлынули воспоминания. Она всегда чувствовала себя там любимой и защищенной.
Быть может, там она опять научится улыбаться, там, где девочкой легко и часто смеялась. Она обвела глазами пустой, полный печали дом. Может, и в самом деле вернуться домой, пока она не решит, где ее место?
— Да, — медленно произнесла она. — Возможно, я смогу помочь.
Она не знала, какое чувство было в этот момент острее: облегчение или разочарование. Главное, она не будет одинока.
Мама улыбнулась:
— Папа мне говорил, что ты когда-нибудь вернешься.
Ливви сделала большие глаза:
— Прекрасно! Принцесса возвращается, чтобы помочь нам, бедным деревенским недотепам.
Через неделю Анджи была на пути в Уэст-Энд. Она уволилась из рекламного агентства, стараясь не вспоминать о том, что Конлан давно убеждал ее это сделать. Работа убивает тебя, говорил он. Как мы можем наладить отношения, если ты постоянно переутомляешься? Врачи говорят…
Городок приветливо встретил ее. Блестела еще не просохшая от дождя листва на улицах. Фронтоны магазинов, некогда выкрашенные в ярко-голубые, зеленые и бледно-розовые тона, выцвели и стали нежно-серебристыми. Проезжая по Франт-стрит, она тут же ощутила острый запах моря и сосен.
В этот сентябрьский день на улице царило оживление. Она увидела мистера Петерсона, стоявшего на пороге своей аптеки. Он помахал ей, и она помахала в ответ. Она знала, что скоро он зайдет в соседнюю скобяную лавку и скажет мистеру Таннену, что Анджи Десариа вернулась. Бедняжка, скажет он. Видите ли, она развелась.
Подъехав к светофору — одному из четырех в городе, — она притормозила, чтобы свернуть налево, к дому родителей, но океан пел свою чарующую песню, и она, свернув направо, поехала по длинной, извилистой дороге прочь из города. Слева от нее протянулся бескрайний простор Тихого океана.
Всего в километре от города начинался другой мир. Там и сям попадались объявления о сдаче внаем купальных кабинок, приютившихся над морем, однако с дороги их видно не было. Наконец Анджи подъехала к старому, заржавевшему почтовому ящику, на котором значилось: Десариа.
Она свернула на изрытую колеями дорогу, по обе стороны которой росли высокие деревья, почти заслонявшие солнце. Земля была покрыта сосновыми иглами и огромными папоротниками. Подъехав к коттеджу, Анджи остановилась.
Дом, построенный ее отцом, стоял на крохотной поляне. Со временем кровельная дранка сделалась совсем светлой.
Здесь она испытала минуты веселья, гнева, горечи и радости, из которых складывалась история ее семьи. Там, за колодцем, было лучшее на свете место для игры в прятки. А там, в глубокой тени двух гигантских кедров, скрывалась поросшая папоротниками пещера. Они с Конланом приводили сюда всех своих племянников и племянниц для ночевки под открытым небом, рассказывали у костра истории о привидениях, ели печенье с шоколадом и зефиром.
Тогда ей верилось, что скоро она приведет сюда своего ребенка…
Вздохнув, она внесла вещи в дом. Первый этаж представлял собой одно большое помещение, здесь располагалась кухня с желтыми шкафчиками и белым кафелем, маленькая угловая столовая и жилая комната. Возле огромного камина, сложенного из булыжников, стояло два мягких голубых дивана, старый сосновый кофейный столик и папино вытертое кожаное кресло.
— Привет, папа, — прошептала она.
Единственным ответом был стук ветра в оконные стекла.
Она пыталась убежать от воспоминаний, но они все равно ее настигли. Глупо было думать, что здесь все будет по-другому. С какой стати? Все потери и горести она принесла сюда с собой.
Анджи поднялась по лестнице и вошла в старую спальню родителей. Легла на кровать и свернулась калачиком.
Напрасно она решила вернуться домой.
На следующее утро Анджи проснулась вместе с солнцем. Ее воспаленные глаза распухли. Снова она орошала подушку воспоминаниями.
Все, хватит!
В прошлом году она принимала это решение сотни раз. Теперь она выполнит его.
Анджи раскрыла чемодан и вынула оттуда свою одежду. После горячего душа она снова почувствовала себя человеком. Причесала щеткой волосы, стянула их в конский хвост, надела джинсы и свитер. Когда она собиралась выйти из дома, чтобы поехать в город, она случайно посмотрела в окно.
В конце участка, на поваленном стволе, сидела мама. Она с кем-то говорила, энергично жестикулируя.
Анджи вышла на крыльцо. Рядом с мамой никого не было. Анджи пересекла двор и села на бревно.
— Мы знали, что рано или поздно ты приедешь, — сказала мама.
— Кто «мы»?
— Мы с папой.
Значит, мама говорила с папой. Вряд ли ее можно упрекать за то, что она отказывается смириться с его смертью. И все же Анджи испытала беспокойство. Она тронула мать за руку. Обвисшая кожа была мягкой.
— И что он сказал?
Мама с явным облегчением вздохнула:
— Твои сестры посылают меня к доктору. А ты спрашиваешь, что сказал папа. Ах, Анджела, я рада, что ты приехала. — Она обняла ее. — Ты собираешься остаться?
— Что ты имеешь в виду?
— Мира думает, что ты нуждаешься в заботе и хочешь ненадолго спрятаться. Управлять рестораном, у которого плохи дела, нелегко. Она думает, через день-другой ты уедешь.
— А что думаешь ты?
Мама прикусила губу. Этот жест был знаком Анджи, как шум моря.
— Папа говорит, что двадцать лет ждал момента, когда ты примешь у него из рук его детище, и просит тебе не мешать.
Анджи улыбнулась. Это было похоже на папу.
— Не знаю, хватит ли у меня сил вам помочь. Я даже не знаю, с чего начать.
— Узнаешь. — Мама обняла ее за плечи.
Они долго сидели так и смотрели на море.
— Между прочим, как ты узнала, что я здесь? — спросила Анджи.
— Тебя видел мистер Петерсон.
Анджи улыбнулась, вспомнив сеть, которая связывала жителей этого городка. Приятно было знать, что люди за тобой присматривают.
Услышав шум машины, Анджи оглянулась. Во двор въезжал зеленый фургончик. Из него вышла Мира в выцветшем джинсовом комбинезоне и старой футболке. В руках она держала стопку бухгалтерских книг.
— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, — проговорила она. — Но лучше просмотри их побыстрее, пока Ливви не обнаружила пропажу.
— Видишь? — сказала мама, улыбаясь. — Семья всегда подскажет тебе, с чего начать.
Мелкий дождь падал на выложенный кирпичом двор Академии Феркреста, и все вокруг блестело, словно покрытое лаком. Стоя у флагштока, Лорен Рибидо посмотрела на часы, по меньшей мере десятый раз за десять минут.
Шесть пятнадцать.
Мать обещала быть в колледже точно в половине шестого. Как можно было опять ей поверить? Ведь она точно знала, что скидки в баре «Тайдс» действуют до половины седьмого. Но почему ей все еще больно, спустя столько лет?
Лорен повернулась и направилась к гимнастическому залу. У самой двери кто-то окликнул ее.
Это был Дэвид.
Выйдя из кабины нового черного «кадиллака-эскалада», Дэвид бедром захлопнул дверцу. Он был в синем пиджаке и желтом кашемировом свитере. Несмотря на прилипшие к голове мокрые волосы, он все равно оставался самым красивым парнем в школе.
— Я думал, ты уже в зале.
— Мама так и не пришла.
— Опять?
На глаза Лорен навернулись непрошеные слезы.
— Ничего страшного.
Он неуклюже обнял ее, и в эти несколько мгновений мир вокруг стал прекрасным.
— А твой отец? — осторожно спросила она, надеясь, что на этот раз мистер Хейнс сумел найти время для Дэвида.
— Не придет.
Услышав горечь в его голосе, она собралась сказать, что любит его, но стук высоких каблуков остановил ее.
— Здравствуй, Лорен.
Освободившись от объятий Дэвида, она ответила:
— Здравствуйте, миссис Хейнс.
— Где твоя мать?
Перед глазами Лорен возник образ ее матери: она, скорее всего, сидит у стойки бара «Тайдс» и курит чужую сигарету.
— Сегодня она работает допоздна.
— В твой выпускной вечер?
Лорен не понравилось, как посмотрела на нее миссис Хейнс. С жалостью, словно говоря: «Бедняжка Лорен!» Так она смотрела на нее всегда.
— Она ничего не могла поделать, — сказала Лорен.
— В отличие от моего отца, — заметил Дэвид.
— Дэвид, — проговорила миссис Хейнс с тяжелым вздохом, — ты же знаешь, твой отец был бы здесь, если б мог.
— Да, конечно. — Дэвид обнял Лорен за плечи.
По пути в гимнастический зал Лорен старалась думать о хорошем. Она — выпускница лучшей частной школы штата Вашингтон на полной стипендии. Она сделала свой выбор в четвертом классе, когда переехала в Уэст-Энд из Лос-Анджелеса. Тогда она была застенчивой девчонкой, стыдящейся своей поношенной одежды. Однажды она сделала ошибку, сказав своей матери: я не могу носить эти туфли, ма. Они дырявые и промокают в дождь.
Если ты такая же, как я, ты к этому привыкнешь, ответила мать. Этих шести слов — «если ты такая же, как я» — было достаточно, чтобы изменить жизнь Лорен.
Она решила начать со следующего дня. Она помогала всем соседям по обшарпанному многоквартирному дому. Кормила кошек старой миссис Тибоди в квартире 4А, убиралась на кухне у миссис Мок. Откладывая по доллару, Лорен скопила на новую одежду. И когда она стала выглядеть как все, она решила стать вежливой. Улыбаться, махать рукой, здороваться. Она везде предлагала свою помощь. В седьмом классе она уже училась на казенный счет в католической школе Академия Феркреста. В девятом классе ее выбрали секретарем, а с десятого она была организатором всех танцевальных вечеров и руководила всем школьным коллективом как президент выпускного класса. Она влюбилась в Дэвида с первого взгляда почти четыре года назад. С тех пор они были неразлучны.
Лорен обвела глазами зал. Ей показалось, только у нее здесь нет родителей. Несмотря на то что она уже привыкла к этому чувству, она ощутила неуверенность.
Дэвид сжал ее руку:
— Ну, Трикси, готова?
Это прозвище заставило ее улыбнуться. Дэвид знал, как она нервничает. Она прижалась к нему:
— Вперед, Гонщик Спиди.
Миссис Хейнс шла впереди. Они оказались в самой гуще толпы. Как всегда, перед ними расступились. Их признали «выпускной парой», той, у которой больше шансов сохранить любовь.
Они переходили от стенда к стенду, беседуя с представителями разных учебных заведений. Как всегда, Дэвид всеми силами старался ей помочь. Рассказывал о достижениях Лорен и ее блестящих оценках. Он был уверен, что ей предложат множество стипендий. В его мире все доставалось легко и так же легко было поверить в хеппи-энд.
Наконец они приблизились к святая святых — стенду Стэнфордского университета.
Лорен услышала взволнованный голос миссис Хейнс, идущей впереди: «…это крыло названо в честь твоего деда…» Чтобы сохранить улыбку, ей потребовалась вся сила воли.
Дэвид, вероятно, поступит в Стэнфорд, где учились его родители и дед, в единственное учебное заведение на Западном побережье, способное сравниться с Гарвардом или Йелем. Блестящих оценок для этого недостаточно. Высокие показатели теста на проверку способностей тоже не гарантируют поступления.
Ей ни за что не дадут стипендию в Стэнфорде.
Дэвид крепко держал ее за руку. Улыбался, глядя на нее. Поверь, говорила его улыбка.
— Это мой сын, Дэвид Ройерсон-Хейнс, — сказала миссис Хейнс.
— Конечно, из компании «Ройерсон-Хейнс»?
— А это Лорен Рибидо, — сказал Дэвид, сжимая руку Лорен. — Она будет настоящей находкой для Стэнфордского университета.
Представитель университета улыбнулся Дэвиду:
— Итак, Дэвид, ты решил пойти по стопам своих родителей. Чудесно. В Стэнфорде мы гордимся…
Лорен стояла рядом, держа Дэвида за руку. Она терпеливо ждала, пока представитель обратит на нее внимание. Но он не обратил.
Автобус дернулся и остановился на углу. Схватив рюкзак, Лорен заторопилась к выходу.
— Приятного вечера, — сказала Луэлла, водитель автобуса.
Лорен помахала в ответ и направилась к Главной улице. Здесь, в самом центре Уэст-Энда, все сверкало и радовало глаз. Несколько лет назад в город хлынули толпы туристов, привлеченных соревнованиями по изготовлению песчаных скульптур и спортивным рыболовством. Но, как и во всех городах, в Уэст-Энде были свои забытые Богом уголки, их не видели туристы и не посещали местные жители. В таком районе и жила Лорен.
Свернув с Главной улицы, она продолжала путь. С каждым новым кварталом вокруг становилось все запущеннее. Темноту разгоняла только неоновая реклама спиртного.
Лорен быстро шагала вперед. Она замечала каждое движение, каждый шорох, но не чувствовала страха. На этой улице она прожила шесть лет. Хотя ее соседями были неудачники, они умели заботиться друг о друге.
Серый шестиэтажный дом, в котором она жила, стоял на заброшенном пустыре. Лорен толкнула входную дверь (из-за того, что в прошлом году замок ломали пять раз, управляющая миссис Мок отказалась его чинить) и направилась к лестнице.
Проходя мимо дверей миссис Мок, она затаила дыхание.
— Лорен? Это ты?
Она повернулась и постаралась улыбнуться:
— Здравствуйте, миссис Мок.
Миссис Мок вышла на темную лестничную клетку. В свете, падавшем из дверного проема, она казалась бледной. Как всегда, она была в цветастом домашнем платье.
— Сегодня я была в салоне. Твоя мать не вышла на работу.
— Она больна.
Миссис Мок сочувственно заохала:
— Очередной роман? Так или иначе, вы задолжали за квартиру. Скажи ей, что я жду ее в пятницу.
— Хорошо.
— Тебе, наверно, холодно в этом пальто, — сказала миссис Мок, нахмурясь. — Скажи своей матери…
— Скажу. До свидания.
Она побежала вверх по ступенькам.
Дверь была распахнута. Свет падал косой полосой на площадку, но Лорен это не встревожило. Ее мать редко прикрывала входную дверь и никогда ее не запирала. Она объясняла это тем, что слишком часто теряла ключи.
Лорен вошла.
Вокруг был беспорядок. На краю кухонного шкафа лежала открытая коробка с пиццей. Повсюду валялись пивные бутылки и пакеты из-под чипсов. Пахло сигаретами и потом.
Мать лежала на диване, согнув руки и ноги. Из-под груды одеял, закрывавших ее лицо, доносился неровный храп.
Лорен, вздохнув, прибралась в комнате, потом подошла к дивану:
— Вставай, мам, я уложу тебя в постель.
— А? Что?
Мать села, глаза у нее были мутные. Бледное лицо обрамляли короткие взъерошенные волосы, в этом месяце платиновые. Она потянулась за пивной бутылкой, стоявшей на журнальном столике. Руки у нее дрожали. Сделав несколько жадных глотков, она хотела поставить бутылку на место, но промахнулась, бутылка упала, и содержимое вылилось на пол.
Мать была похожа на сломанную куклу. На помятом лице оставался лишь слабый намек на былую красоту, словно блеск золотой каемки на грязном фарфоровом блюде.
— Он меня бросил.
— Кто, мам?
— Кэл. А еще клялся, что любит меня.
— Да, мам. Они всегда клянутся.
Поднимая бутылку, Лорен думала о том, есть ли в доме бумажные полотенца, чтобы вытереть грязь. Вряд ли. В последнее время мать приносила домой все меньше денег. Она клялась, что в салон приходит меньше клиенток. Лорен полагала, что это половина правды, вторая половина заключалась в том, что салон находился рядом с баром «Тайдс».
Мать взяла пачку сигарет и закурила.
— Опять ты на меня так смотришь. Словно думаешь: моя мать — неудачница.
Лорен села. Как ни старалась она не испытывать разочарования, оно не исчезало.
— Сегодня у нас был выпускной вечер.
Мать сделала еще одну затяжку и нахмурилась:
— Он же во вторник.
— Сегодня и есть вторник, мам.
— Ах, черт возьми. — Она откинулась на вытертый диван. — Прости меня, солнышко. Я потеряла чувство времени. — Она отодвинулась в сторону. — Сядь ближе. Как все прошло?
Лорен уютно устроилась возле матери.
— Я встретила замечательного парня из Университета Южной Калифорнии. Он думает, мне стоит попытаться получить рекомендации у кого-нибудь из бывших студентов.
Мать глубоко затянулась и повернула голову, разглядывая Лорен сквозь клубы дыма.
Лорен напряглась. Только не сегодня. Пожалуйста.
— Видишь ли, я тоже думала, что получу стипендию.
— Пожалуйста, давай поговорим о чем-нибудь другом. Я получила пять по истории.
Лорен хотела встать. Мать схватила ее за руку.
— У меня были прекрасные оценки, — произнесла она без улыбки. — Я входила в команды по легкой атлетике и баскетболу. У меня были хорошие результаты тестов, и я была красивая. Говорили, что я похожа на Голди Хон.
Лорен вздохнула и отодвинулась:
— Я знаю.
— А потом, в День Сэди Хокинс, я пошла на танцы с Тэдом Марлоу. Несколько поцелуев, несколько рюмок текилы, и вот уже он задрал мне юбку. Через четыре месяца я, выпускница средней школы, покупала себе платье для беременных. Никакой стипендии, никакого колледжа, никакой пристойной работы. Если бы не парикмахерские курсы, я…
— Поверь мне, мама, я знаю, что испортила тебе жизнь.
— «Испортила» — это слишком грубо, — сказала мама. — Я никогда такого не говорила.
— Интересно, а у него есть другие дети? — Лорен задавала этот вопрос каждый раз, когда речь заходила об отце.
— Откуда я знаю? Он убежал от меня, как от чумы.
— Мне просто… хотелось бы иметь родственников.
Мать выпустила изо рта струю дыма.
— Поверь мне, роль семьи преувеличивают. Пока с тобой ничего не случилось, они ведут себя прекрасно, но потом — бах! — ты им не нужна.
— Мне просто хотелось бы…
— Брось. Это только причинит тебе боль.
— Да, — устало согласилась Лорен. — Я знаю.
Глава 3
На несколько дней Анджи с головой ушла в работу. Она просыпалась задолго до рассвета и старалась войти в курс дел. Звонила прежним клиентам, работавшим в сфере питания, и записывала их советы. Читала и перечитывала бухгалтерские книги, пока не поняла, как приходит каждый доллар и уходит каждый цент. Покончив с этим, она отправилась в библиотеку. Час за часом она сидела за дешевым пластиковым столом, обложившись книгами и журналами.
Когда библиотека закрывалась, Анджи возвращалась в коттедж с охапками библиотечных книг и читала до глубокой ночи. Сон настигал ее прямо на диване, и это было гораздо лучше, чем спать на кровати одной.
Ей непрестанно звонили родственники. Вежливо поговорив несколько минут, Анджи осторожно вешала трубку. Каждый мамин звонок кончался словами: «Ты ничему не научишься, если у тебя нет практики, Анджела».
На это Анджи отвечала: «Я ничему не научусь, не ознакомившись с теорией».
«Ты всегда впадаешь в крайности», — отвечала мама.
Днем в среду, когда подготовительный этап был закончен, Анджи отправилась в город. Поставив машину у ресторана, она вышла с блокнотом в руке.
Анджи сразу заметила, что кирпичный фасад нуждается в ремонте. Под скатом крыши вырос мох. На красной неоновой вывеске «Десариа» не светилась одна буква. Она записала. Крыша. Ремонт фасада. Грязная дорожка. Вывеска.
Поднявшись на несколько ступенек, она остановилась перед дверью. На стене за стеклом висело меню. Спагетти с фрикадельками стоили семь долларов девяносто пять центов. Обед, состоявший из лазаньи, хлеба и вина, — шесть девяносто пять.
Неудивительно, что они терпят убытки. Цены. Меню.
Она открыла дверь. Все осталось таким же, как и двадцать лет назад. Мягкий свет, круглые столы со скатертями в красно-белую клетку, виды Италии на стенах. Ей казалось, что папа выйдет из-за угла, улыбаясь, вытирая руки о фартук, говоря: «Белла Анджелина, вот ты и дома».
— Что ж, наконец-то ты пришла. Я боялась, что ты там у себя свалилась с лестницы и не можешь подняться.
У столика хозяйки стояла Ливви в черных обтягивающих джинсах, свободной блузе и туфлях без задника, как у Барби. От нее волнами исходило напряжение.
— Я пришла, чтобы помочь, — сказала Анджи.
— К несчастью, ты не умеешь готовить и не работала в ресторане с тех пор, как сняла пластинки для зубов. Нет. Погоди. Ты никогда здесь не работала.
— Я не хочу ссориться, Ливви.
Ливви вздохнула:
— Я знаю. Просто я устала от этой тягомотины. Деньги утекают рекой, а мама готовит все больше лазаньи. Мира все время ноет, а когда я прошу ее помочь, говорит, что умеет только стряпать и ничего не понимает в бизнесе. И кто, в конце концов, приходит на помощь? Ты, папина принцесса. Не знаю, плакать мне или смеяться. — Она достала зажигалку и закурила. — Я пойду. Скажи мне, когда придумаешь, как спасти нас.
Проводив ее взглядом, Анджи направилась на кухню, где мама раскладывала лазанью по большим металлическим сковородкам, а Мира — фрикадельки по металлическим подносам размером едва ли не с двуспальную кровать.
— Анджи! — просияла мама. — Ты решила научиться готовить?
— Вряд ли я спасу этим положение, мама. Я делаю заметки.
Мамина улыбка улетучилась.
— Заметки? И ты начала с кухни? Твой папа…
— Успокойся, мама. Я просто хочу все проверить.
Мама заморгала, фыркнула и снова принялась укладывать начинку на листы лазаньи. Мира и Анджи обменялись взглядами.
Такого поворота событий Анджи не ожидала. Приходилось проявлять особую осторожность. Раздраженная Ливви — это одно. А разъяренная мама — совсем другое.
Через секунду, собрав всю смелость, Анджи спросила:
— Когда вы обновляли меню?
Мира усмехнулась:
— Его не обновляли с того лета, когда я отправилась в скаутский лагерь.
— Очень смешно, — огрызнулась мама. — Нашим постоянным клиентам меню нравится.
— Я только спросила, когда в последний раз его меняли.
— В тысяча девятьсот семьдесят пятом году.
— А у вас есть специальные блюда на вечер?
— У нас все специальное. Это не деловой центр Сиэтла, Анджела. Мы живем по-своему. Это устраивало папу, Господь упокой его душу. — Мама вздернула подбородок. — А пока мы лучше займемся делом.
Анджи поняла, что она свободна. Повернулась и вышла в пустой зал. Ливви разговаривала с Розой, которая еще в семидесятые годы пришла к ним работать официанткой. Помахав ей, Анджи поднялась на второй этаж.
В кабинете отца было тихо. Анджи задержалась в дверях, и на нее нахлынули воспоминания. В ее мыслях отец все еще был здесь, сидел за дубовым письменным столом, просматривая счета. Она опустилась на его стул.
Следующие несколько часов Анджи изучала бумаги и делала пометки. Читала и перечитывала налоговые декларации. Когда она захлопнула последнюю бухгалтерскую книгу, у нее больше не оставалось сомнений в том, что мать права. У Десариа были проблемы. Она спустилась вниз.
Было семь часов. Самое время ужина. В ресторане сидело два человека.
— Здесь всегда так пусто? — спросила она Ливви, которая рассматривала свои длинные ногти.
— В прошлую среду у нас было три посетителя за вечер. Можешь это записать. Все заказали лазанью.
— Как будто у них был выбор.
— Опять ты за свое.
— Ливви, я пришла сюда не для того, чтобы тебя критиковать. Я просто пытаюсь помочь.
— Ты хочешь помочь? Тогда скажи, как заплатить жалованье Розе.
Пожилая официантка медленно передвигалась по залу, как будто по льду.
— Я хочу кое-что изменить, — сказала Анджи.
— Например? — Ливви постучала по столу длинным алым ноготком.
— Меню. Рекламу. Интерьер. Цены. У вас беспорядок в счетах. Вы тратите слишком много продуктов.
— Мы должны готовить для посетителей, даже если они не приходят.
— Я просто говорю…
— Что мы все делаем не так! — Ливви повысила голос.
— В чем дело? — спросила мама, выходя из кухни.
— Анджи провела здесь всего полдня, мама. Но уже успела решить, что мы здесь ничего не смыслим.
Посмотрев на них, мама повернулась, направилась в угол у окна и стала беседовать с портьерой.
Ливви сделала большие глаза:
— О господи! Она советуется с папой.
Наконец мама вернулась. Она прикусила нижнюю губу и скрестила руки на груди.
— Я знаю, — сказала она в пустоту рядом с ней, потом посмотрела на Ливви: — Папа говорит, что мы должны слушать Анджи.
Ливви глянула на Анджи:
— С меня довольно. Мой новый муж хочет, чтобы по вечерам я оставалась дома и мы с ним делали детей.
Стрела достигла цели. Анджи вздрогнула.
— Я ухожу. — Ливви похлопала Анджи по спине. — Желаю удачи, сестренка. Теперь это все твое. Работай по ночам и в выходные. — Она повернулась на высоких каблуках и вышла.
Анджи смотрела ей вслед:
— Я сказала только, что нам нужно кое-что изменить.
— Только не меню, — сказала мама, скрестив руки на груди. — Людям нравится моя лазанья.
Лорен смотрела на лежавший перед ней вопрос.
Возможные ответы расплывались перед ее усталыми глазами. Она так долго готовилась к тесту, что у нее разболелась голова. Если она получит высший балл, но уснет на занятиях, ничего хорошего не выйдет.
Экзамен через две недели. Лорен, вздохнув, взяла ручку. В прошлом году она получила высокие оценки, а в этом надеялась набрать максимальные 1600 баллов.
Час спустя, когда с плиты прозвучал сигнал таймера, она успела просмотреть еще пять страниц практического теста.
Лорен пошла на кухню, чтобы перекусить перед работой. Хлопья или яблоко? Лорен выбрала яблоко. Она надела черные джинсы и толстый розовый свитер. Взяла рюкзак — на случай, если в обеденный перерыв удастся выкроить время для домашнего задания по тригонометрии, — и вышла из дому.
Она торопливо спустилась по лестнице и уже взялась за ручку двери, когда за ее спиной раздался голос:
— Лорен!
Она обернулась.
В дверях своей квартиры стояла миссис Мок. Уголки ее рта были устало опущены.
— Я все еще жду квартплату.
— Я знаю. — Лорен постаралась, чтобы ее голос звучал ровно.
— Прости, Лорен, но я должна получить с вас деньги. Иначе я потеряю работу.
Лорен сникла. Придется просить у начальника аванс.
— Я скажу маме.
— Обязательно скажи.
Лорен направилась к двери. За ее спиной раздался голос миссис Мок:
— Ты хорошая девочка, Лорен.
Эта реплика не требовала ответа, и Лорен вышла на улицу в дождливую темную ночь.
Ей пришлось ехать с пересадкой на двух автобусах, прежде чем она оказалась на шоссе, где над круглосуточной аптекой «Райт эйд» ярко горела неоновая вывеска. Она торопливо зашагала, хотя и не опаздывала.
— Лорен! — окликнула ее Салли Поночек. — Тебя хочет видеть мистер Ландерс.
— Хорошо. Спасибо.
Она прошла в комнату для служащих, оставила там вещи и поднялась в маленький тесный кабинет менеджера. По дороге Лорен думала о том, как лучше попросить аванс. «Я работаю здесь почти год. Все праздники и выходные. Нельзя ли мне получить жалованье за эту неделю сейчас?»
— Вы звали меня, мистер Ландерс? — Она заставила себя улыбнуться.
Он поднял голову от бумаг:
— А, это ты, Лорен? Да, звал.
Он провел рукой по поредевшим волосам, приглаживая их:
— Мне нелегко говорить об этом, Лорен. Придется отказать тебе от места. Ты же знаешь, дела у нас идут неважно. Корпорация собирается закрыть эту аптеку. Мне очень жаль.
Через секунду до нее дошел смысл его слов.
— Вы увольняете меня?
— Мы временно отказываемся от твоих услуг. Если дела пойдут лучше… — Он протянул ей письмо. — Это блестящая рекомендация. Мне очень жаль тебя терять.
В доме было слишком тихо. Анджи стояла у камина, глядя на океан в лунном свете. Тепло поднималось вверх по ее ногам, не прогоняя холода внутри. Она скрестила руки на груди. Всего лишь половина девятого, идти спать слишком рано. Она с тоской смотрела на звезды. Если бы повернуть время вспять и вновь стать той женщиной, у которой не было проблем со сном.
В объятиях Конлана ей было бы легче. Она уже успела забыть, сколько тепла исходит от мужского тела. Похоже, ей сегодня не уснуть.
Ей нужен шум. Близость жизни. Схватив ключи, она бросилась к двери. Через пятнадцать минут ее машина остановилась у Мириной двери. Маленький домик стоял посреди крошечного участка, заставленного велосипедами и скейтбордами.
Анджи вышла из машины. Вокруг нее сомкнулась ночь, моросил дождь. Она торопливо зашагала по дорожке и постучала в дверь. Мира появилась почти мгновенно.
— Входи. Я тебя ждала, — коротко сказала она.
Она направилась в общую комнату с огромным телевизором у стены. На дубовом кофейном столике стояло два бокала красного вина.
Анджи не могла не улыбнуться. Она уселась на диван и взяла бокал с вином.
— А где остальные?
— Младшие спят, старшие делают уроки, а Винс пошел на праздник своей лиги. — Мира вытянулась на диване. — Ну так что?
— Ты о чем?
— Вперед, Анджи. Ливви ушла. Мама встала грудью на защиту лазаньи, а ресторан терпит убытки.
Анджи подняла глаза, пытаясь улыбнуться:
— И не забудь о том, что я учусь жить одна.
— Судя по твоему виду, у тебя это не слишком хорошо выходит.
— Ты права. — Она сделала большой глоток вина. Поставив бокал на место, она поднялась, подошла к окну и выглянула на улицу. — В последнее время со мной что-то происходит.
Встав рядом с ней, Мира коснулась ее плеча:
— Тебе нужно сбавить темп.
— Что ты имеешь в виду?
— С самого детства ты мчалась к цели на всех парах. Ты не могла дождаться, когда наконец-то покинешь Уэст-Энд. Потом ты набросилась на учебу. — Ее голос смягчился. — А когда вы с Конланом решили завести семью, ты сразу же начала следить за своей овуляцией и подгонять ее.
— Добра это мне не принесло.
— И теперь, когда ты проиграла, ты по-прежнему мчишься на полной скорости. Прочь от разрушенного брака к разоряющемуся ресторану. Как ты можешь понять, чего хочешь, если тебе некогда вглядеться в то, что тебя окружает?
— Что ты знаешь о желаниях? — сказала Анджи, услышав боль в своем голосе.
— У меня есть муж, который любит свою лигу по боулингу почти так же, как меня. Я никогда не работала под началом человека, который не был мне родственником. Когда ты посылала мне открытки из Нью-Йорка или Лондона, я старалась скопить денег на стрижку. Поверь мне, я знаю, что такое желания.
Анджи захотелось повернуться и посмотреть в лицо сестре, но она не решилась.
— Я отдала бы все это за одного ребенка.
— Я знаю.
Наконец Анджи повернулась и тут же поняла, что это была ошибка. В глазах Миры стояли слезы.
— Мне нужно идти, — пробормотала Анджи.
— Не уходи…
Отстранив Миру, она побежала к выходу. Снаружи шел дождь, размывая очертания предметов. Она завела мотор и дала задний ход прежде, чем Мира успела выскочить из дома.
Анджи мчалась по улицам, почти не сознавая, где она. Громко играло радио. Наконец она оказалась на парковке супермаркета «Сэйфуэй», привлеченная, словно мотылек, яркими огнями. Там она остановилась под ярким уличным фонарем и стала глядеть, как дождь барабанит по ветровому стеклу.
«Я бы отдала все…»
Нет. Она не будет сидеть здесь и киснуть. С этим пора кончать. Сейчас она зайдет в магазин, купит какое-нибудь снотворное и примет ровно столько, чтобы проспать всю ночь.
Анджи вылезла из машины, зашла в ярко освещенный магазин, направилась к прилавку с аспирином и отыскала нужное лекарство.
Она заметила их на полпути к кассе.
Маленькая женщина в грязной одежде несла три блока сигарет и упаковку пива из двенадцати бутылок. Вокруг нее вились четверо детишек в потрепанной одежде, дырявых теннисных туфлях, с измазанными личиками и спутанными волосами.
Анджи остановилась, ей стало трудно дышать. Почему одни женщины легко рожают детей, тогда как другие…
Выронив коробку со снотворным, она вышла из магазина. Снаружи хлестал дождь, смешиваясь с ее слезами.
В машине Анджи сидела совершенно неподвижно, глядя сквозь покрытое каплями дождя стекло. Она закрыла глаза. Если сидеть так достаточно долго, боль пройдет. Рано или поздно боль исчезнет, словно туча. А пока нужно жить…
Что-то хлопнуло о ветровое стекло.
На розовом листке она прочла: «Ищу постоянную работу».
Прежде чем она успела дочитать, дождь смыл чернила.
Анджи выглянула в окно. Объявления раскладывала рыжеволосая девушка в потертом пальто. Она стоически передвигалась от машины к машине, не обращая внимания на дождь.
Выйдя из машины, Анджи подбежала к ней:
— Тебе помочь?
— Не надо. — Девушка стала удаляться.
Анджи сунула руку в карман.
— Вот, — сказала она, всовывая пачку денег в холодную мокрую руку.
— Я не могу их взять, — прошептала девушка.
— Пожалуйста, ради меня, — сказала Анджела.
Некоторое время они смотрели друг на друга.
Наконец девушка кивнула. Ее глаза наполнились слезами.
— Спасибо.
Она повернулась и побежала прочь.
Лорен смотрела на деньги. Сто двадцать пять долларов. Больше половины квартплаты.
«Ради меня», — сказала женщина на стоянке.
Лорен умела распознать сострадание. Она хотела сказать: вы меня неверно поняли. Но вместо этого бросилась домой и постучалась в дверь миссис Мок.
Миссис Мок открыла дверь.
— Ты вымокла до нитки. — Ее улыбка исчезла.
— Ничего страшного, — сказала Лорен. — Вот.
Миссис Мок взяла деньги, пересчитала. После небольшой паузы она сказала:
— Я возьму только сто долларов. А ты пойди и купи себе что-нибудь приличное поесть.
Лорен чуть не расплакалась. Но прежде, чем на глазах появились слезы, она отвернулась и побежала вверх по лестнице.
В квартире царил беспорядок. Лорен позвала мать. Никто не откликнулся. Она, вздохнув, подошла к холодильнику. Только она протянула руку за недоеденным сандвичем, как кто-то постучался в дверь.
Она открыла. На пороге стоял Дэвид с картонной коробкой в руках.
— Эй, Трикс, — сказал он. — Я звонил в аптеку. Мне сказали, ты там больше не работаешь.
Лорен прикусила губу.
В его глазах было столько понимания, что ей стало неловко.
— Я опустошил наш холодильник. Вчера вечером у мамы были гости, и после них осталась куча еды.
Лорен выдавила из себя улыбку:
— Спасибо.
Дэвид поставил коробку на пол и обнял Лорен.
— Родители едут в Нью-Йорк завтра вечером, — прошептал он. — И не вернутся до субботы.
— Правда? — Встав на цыпочки, она поцеловала его. — После школы я должна искать работу, но к семи смогу быть у тебя.
Он усмехнулся:
— Здорово. Тебя подвезти?
— Нет. Я доберусь сама. Принести что-нибудь с собой?
— Мама оставила мне двести баксов. Мы закажем пиццу.
Двести долларов. Половина их долга за квартиру. А Дэвид потратит эти деньги на пиццу.
Лорен отправилась в школьную библиотеку и напечатала пятнадцать экземпляров своего резюме и рекомендательное письмо. К пяти часам она была готова отправиться на поиски работы. В это время года темнеет рано. Небо стало бледно-лиловым. Сначала Лорен зашла в «Си Сайд», где туристы покупают устриц и напитки.
Примерно через час она оказалась на другом конце города. В трех ресторанах вежливо взяли ее резюме и обещали позвонить, если появится работа. В двух остальных не стали утруждать себя пустыми обещаниями. В четырех магазинах ей предложили заглянуть после Дня благодарения.
Подойдя к ресторанчику «Десариа», она, вздохнув, посмотрела на часы. Шесть двенадцать. Она опаздывает к Дэвиду. Лорен поднялась по ступенькам, заметив, что они расшатаны. Дурной знак. У двери она остановилась и посмотрела на меню. Самое дорогое блюдо, маникотти, стоило восемь долларов девяносто пять центов. Еще один дурной знак. И все же она распахнула дверь и вошла.
Ресторанчик был маленьким, с кирпичными стенами, арка разделяла его на два одинаковых зала, в каждом из которых стояло пять-шесть столиков со скатертями в красно-белую клетку. В одном из залов был большой, отделанный дубом камин. На стенах висели семейные фотографии в рамках. В воздухе витал поистине волшебный аромат.
В ресторане ужинала одна семья. Одна.
Обращаться сюда не имело смысла. На сегодня с поисками работы покончено. Возможно, она еще успеет к семи оказаться у Дэвида.
Когда она подошла к автобусной остановке, полил дождь. Дул холодный ветер с океана. Тонкое пальто совсем не грело, и по дороге домой Лорен успела замерзнуть.
Дверь в квартиру была распахнута, хуже того, окно в столовой тоже было открыто, и в квартире царил холод.
Захлопнув дверь ногой, Лорен подошла к окну и услышала, как мать поет: «На самолете улетаю… Когда вернусь, сама не знаю…»
В сердце Лорен закипел гнев. Она не нашла работу, опаздывала на свидание, а теперь еще вот это. Мать напилась и опять общается со звездами. Лорен вылезла из окна и стала подниматься по шаткой пожарной лестнице.
Мать сидела на краю крыши, босая, в промокшем до нитки платье. Она улыбнулась Лорен:
— Привет!
— Ты сидишь на самом краю, мам. Возвращайся назад.
— Иногда нужно вспомнить, что ты жива. Иди ко мне. — Она постучала по краю крыши рядом с собой.
Лорен осторожно двинулась вперед. Очень медленно опустилась рядом с матерью. Внизу проехала машина, ее фары мерцали под дождем, придавая ей призрачный, нереальный вид.
Лорен чувствовала, как мать дрожит от холода.
— Где твое пальто, мам?
— Я его потеряла. Нет. Я отдала его Фиби. Поменяла на блок сигарет. Под дождем все выглядит таким красивым.
— Ты променяла пальто на сигареты, — тупо повторила Лорен, зная, что сердиться бесполезно. — Говорят, зима будет холодной.
Мать пожала плечами:
— Он меня бросил.
Лорен обняла ее:
— Пошли. Тебе нужно согреться. Принять горячую ванну.
— Франко обещал сегодня позвонить. Ты не слышала, телефон не звонил?
— Нет.
— Они никогда не возвращаются. Во всяком случае, ко мне.
Хотя Лорен слышала это тысячу раз, она по-прежнему ощущала боль матери.
— Я знаю. Пошли.
Она помогла матери подняться на ноги и повела домой по дребезжащей железной лестнице. Там она уговорила ее принять горячую ванну, а сама зашла в свою комнату переодеться. Когда она собралась уходить, мать уже лежала в постели.
Лорен подошла к ней и присела на край кровати.
— Ничего, если я уйду?
Веки матери отяжелели. Она медленно посмотрела на дочь.
— Почему меня никто не любит, Лорен? — тихо спросила она.
Вопрос, в котором звучало неподдельное отчаяние, глубоко ранил Лорен. Я люблю тебя, подумала она. Или это не в счет?
Мать отвернулась и закрыла глаза.
Лорен медленно встала и отошла от кровати. Пока она шла по квартире, спускалась по лестнице, шагала по городу, она думала только об одном: о Дэвиде.
Только он может заполнить пустоту в ее душе.
Фешенебельный район Маунтинэр занимал выходившую на океан восточную оконечность Уэст-Энда. Здесь, в мире Дэвида, дорожки были вымощены узорчатым кирпичом, машины подъезжали к роскошным воротам, а еда подавалась на прозрачном, как кожа ребенка, фарфоре. Уличные фонари превращали капли вечернего дождя в крошечные бриллианты.
Направляясь к зданию охраны района, Лорен чувствовала себя не в своей тарелке.
— Я пришла к Дэвиду Хейнсу, — сказала она.
Охранник открыл ворота. Она шла по черному асфальту мимо георгианских особняков, французских вилл и колониальных дворцов, пока не очутилась на обсаженной розами дорожке, ведущей к огромной двери из красного дерева. Дэвид открыл почти сразу же.
— Ты опоздала, — сказал он и заключил ее в объятия прямо перед открытой дверью.
Она хотела сказать, чтобы он не торопился, но после его поцелуя забыла обо всем. Лорен объясняла это только любовью — только из-за любви абсолютно здравомыслящая девушка могла полагать, что без прикосновения ее возлюбленного солнце может сойти с небес, оставив мир в холоде и мраке.
— Как здорово, что ты здесь, — сказал он. — Если бы мои родители были в городе, мне пришлось бы наврать с три короба, чтобы провести ночь с тобой.
Лорен попыталась представить себе жизнь, когда кто-то — твоя мама — ждет тебя, беспокоится о тебе.
Дэвид сделал шаг назад и улыбнулся:
— Я приготовил для тебя сюрприз.
Лорен последовала за ним по широкому коридору. Ее каблуки стучали по кремовым мраморным плитам. Столовая выглядела как в кино. По обеим сторонам длинного блестящего стола стояло шестнадцать резных деревянных стульев. Посредине красовался огромный букет из белых роз и белых лилий. С краю стол был накрыт на две персоны. Тарелки из костяного фарфора с золотой каемкой стояли на шелковых салфетках цвета слоновой кости. В свете свечей сверкали золотые столовые приборы.
Дэвид улыбался, как мальчишка в последний день занятий.
— Я потратил кучу времени на то, чтобы все это отыскать.
— Как красиво. Я люблю тебя, — сказала она.
— Я тоже люблю тебя. — Он отодвинул для нее стул. — Я бы хотел официально пригласить тебя на выпускной бал.
Она засмеялась:
— Это честь для меня.
В школе они всегда танцевали вместе. Это будет их последний вечер. При этой мысли ее улыбка исчезла. Она вдруг подумала, что в будущем году им, возможно, придется расстаться. Он верил, что их любви ничего не угрожает. Она же не хотела рисковать. Кроме него, никто никогда не говорил ей, что любит ее.
В дверь позвонили.
— Твои родители! О боже… — прошептала она.
— Успокойся. Час назад они звонили из Нью-Йорка, — засмеялся Дэвид и пошел к двери. — Оставайся здесь.
Через минуту он вернулся с пиццей. В мешковатых джинсах и футболке с надписью «Не ревнуй, это был не я» он был так хорош, что у Лорен перехватило дыхание.
— Я хотел приготовить что-нибудь для тебя, — сказал он, на секунду перестав улыбаться, — но у меня все сгорело.
Лорен медленно поднялась со стула, подошла ближе.
— Это чудесно.
— В самом деле?
— В самом деле, — ответила она, услышав мольбу в его голосе, и встала на цыпочки, чтобы его поцеловать.
Он так крепко обнял ее, что она задохнулась.
Когда они сели есть пиццу, та уже остыла.
Глава 4
Новый дом Ливви был выстроен в стиле семидесятых, на разных уровнях, и занимал большой угловой участок в одном из лучших районов города. Когда Анджи ходила в школу, все мечтали жить в Хейвенвуде. Должно быть, ее сестра относилась к этому месту с тем же юношеским восторгом.
Анджи поставила машину на подъездную аллею рядом с фургоном «субару». Придется действовать очень осторожно. Думая об этом, Анджи не спала почти всю ночь. Об этом и других вещах. Еще одна плохая ночь в одинокой постели.
Мне очень жаль, Ливви. Все, что угодно, лишь бы помогло. Ливви должна вернуться в ресторан. Анджи не имела ни малейшего представления о том, что ей делать, и не хотела заниматься этим долго.
Она постучала в дверь. Подождала. Постучала опять.
Наконец Ливви открыла дверь. Она была в обтягивающем розовом тренировочном костюме из велюра.
— Я знала, что ты придешь. Входи. — Она повернулась и пошла по устланной ковром лестнице в гостиную. — Присаживайся. Кофе?
— Да, конечно. — Анджи села на диван.
Ливви пошла на кухню и вернулась с двумя чашками кофе. Протянув одну Анджи, она уселась напротив.
Анджи уставилась в свою чашку.
— Ты знаешь, почему я здесь.
— Конечно.
— Извини, Ливви. Я не хотела тебя обидеть.
— Я знаю. Ты всегда это делаешь случайно.
— Я не похожа на тебя и Миру, вы сами часто это говорили. Иногда я бываю слишком… сосредоточенной.
— Мы, провинциалки, говорим «стервозной» или «невменяемой».
— Давай, Лив. Прими мои извинения и скажи, что вернешься в ресторан. Мне кажется, мы сможем помочь маме выбраться.
Ливви глубоко вздохнула:
— Я уже помогала маме. Пять лет. Работала в ресторане и выслушивала ее мнение обо всем, начиная с моей прически и заканчивая обувью. Неудивительно, что мне понадобилось столько времени, чтобы встретить достойного парня. — Она подалась вперед. — В настоящее время я жена. И дорожу своим браком. Мне надоело быть сначала Десариа, а потом всем остальным, с этим пора кончать.
— Ты хочешь начать новую жизнь, — спокойно заметила Анджи.
— Вот именно.
— Ты не могла бы дать мне совет?
— Ты просишь моего совета?
— В последний раз. Возможно, я ему и не последую. — Она достала из сумки блокнот.
Ливви рассмеялась:
— Читай свой список.
— Откуда ты знаешь?..
— Ты начала составлять списки в третьем классе. Это меня ужасно злило. — Она улыбнулась. — Мне надо было самой составить несколько списков.
Анджи никогда не слышала от сестры настолько близких комплиментам слов. Она протянула ей блокнот.
Ливви быстро его перелистала. Сначала на ее губах появилась улыбка, когда же она подняла глаза, то едва сдерживала смех.
— Ты хочешь сделать все это? Ты разве не знаешь нашу маму? Эта женщина больше тридцати лет не меняла украшения на елке.
Анджи вздрогнула. Это была правда. Изменения будут встречены в штыки.
— Что бы ты сделала в первую очередь?
Ливви просмотрела список:
— Этого здесь нет.
— Чего?
— Прежде всего надо взять новую официантку. Роза Контадори работала у нас еще до твоего рождения. За то время, пока она принимает заказ, можно научиться играть в гольф. Я постоянно ее ругала, но… — Ливви пожала плечами.
Анджи не могла не согласиться с сестрой.
— Что еще?
— Много чего. Начнем с главного. — Ливви подалась вперед. — Но прежде всего, могу я быть откровенной?
— Конечно, нет. — Анджи попыталась улыбнуться.
Ливви разглядывала свои руки:
— В последние годы ты… занималась только собой. Я не хочу сказать, что ты была эгоистичной. Желание иметь ребенка, а потом смерть Софи… сделали тебя… замкнутой… Какой-то отрешенной.
Это была правда.
— Мне казалось, я вишу на ниточке, а внутри меня дыра.
— Так или иначе, ты упала. Возможно, настало время оглядеться. Работа еще не все.
Анджи сглотнула:
— Ты права.
— Возможно, настало время помочь кому-то другому.
Анджи думала об этом. Она сразу же представила себе девушку, которую видела на стоянке перед супермаркетом «Сэйфуэй». После того как она помогла девушке, Анджи стало легче. В ту ночь она спокойно спала до утра.
Может быть, в этом и кроется ответ. Помочь кому-нибудь другому. Она почувствовала, что улыбается:
— По понедельникам я свободна.
Впервые в жизни Лорен проснулась с ощущением полной безопасности. Руки Дэвида крепко обнимали ее. Она наслаждалась этим ощущением, думая о том, что, когда выйдет замуж, так будет всегда.
Она долго лежала, наблюдая за спящим Дэвидом. Наконец освободилась из его объятий и вылезла из кровати. Ей захотелось приготовить ему завтрак и подать в постель. Она нашла его длинную футболку, натянула на себя и спустилась вниз.
Кухня была восхитительной — сплошь гранит и нержавеющая сталь. Она нашла все, что требовалось для яичницы с беконом и оладий. Приготовив завтрак, она отнесла его в спальню на красивом подносе.
Дэвид сидел на постели, зевая.
— Наконец-то, — сказал он. — А то я начал беспокоиться.
— Как будто я тебя когда-нибудь бросала.
Устроившись около Дэвида, Лорен поставила поднос рядом.
— Выглядит замечательно, — поцеловал он ее в щеку.
За завтраком они говорили об экзаменах, о футболе, о школьных сплетнях. Дэвид рассказывал о «порше», который они с отцом реставрировали. Это было их единственное совместное занятие, и Дэвид с упоением говорил о часах, проведенных в гараже. На самом деле он рассказывал об этом так часто, что Лорен почти его не слушала. Она смотрела в окно, думая об их будущем. Лучше всего было бы учиться на казенный счет в каком-нибудь частном колледже. Университет Южной Калифорнии нравился ей больше всего.
К сожалению, он находился в восьми часах езды от Стэнфорда.
— …потрясающая кожа. Лорен? Ты слушаешь меня?
Она повернулась:
— Конечно. Ты говорил о двигателе.
Дэвид вздохнул:
— Да, час назад. Я знал, что ты не слушаешь.
— Прости. Я думала о колледже.
Он поднял поднос и поставил на большую тумбочку слева.
— Ты всегда беспокоишься о будущем.
— А ты никогда.
— Это ничему не поможет. — Он наклонился, поцеловал ее, и она забыла обо всем в его объятиях.
Анджи ехала на окраину города вдоль Тихого океана. Похоже, тот готовился к осеннему шторму. Белая пена прибоя разбивалась о серый песок. Небо было зловеще свинцового цвета. Дождь хлестал с такой силой, что щетки не успевали очищать стекло.
На Азейлеа-лейн, свернув налево, она оказалась на маленькой узкой улочке, которая когда-то была вымощена камнем. Организация «Помоги ближнему» располагалась в торце бледно-голубого особняка, который выделялся на фоне стоявших поблизости старых жилых автофургонов.
Подъехав к посыпанной гравием стоянке, Анджи была удивлена обилию легковых машин и грузовиков — в воскресенье, когда не было еще и десяти утра. Собрав свои пожертвования — консервы, туалетные принадлежности и несколько подарочных талонов на индейку из местной бакалейной лавки, — она вошла в здание и оказалась в шумной толпе.
Весь нижний этаж был запружен народом. Дети сгрудились у окон, играя в лего. Вдоль стен сидели женщины с усталыми лицами и заполняли формуляры на коленях. В дальнем углу двое мужчин разгружали консервы из стоявших на полу коробок.
— Чем могу вам помочь?
Анджи не сразу поняла, что обращаются к ней. Улыбнувшись женщине, она села напротив:
— Меня зовут Анджи Малоун.
— Дана Хертер. В чем вы нуждаетесь?
— Я подумала, — Анджи пожала плечами, — что, может, смогу поработать у вас в качестве добровольца.
Дана залезла в ящик письменного стола.
— В этой брошюре перечислены все виды нашей деятельности. Прочтите и решите, что вам больше подходит. — Она улыбнулась. — Оставьте свои пожертвования вон там.
Анджи отнесла свои коробки двоим мужчинам, села на пластиковый стул в зоне ожидания и стала перелистывать брошюру.
И тут она увидела девушку. Та только что вошла и была похожа на вытащенного из воды щенка, вода ручьями стекала с ее поношенного пальто. Длинные рыжие волосы намокли. Лицо было бледным, глаза глубокого, непостижимо карего цвета. Щеки усыпаны веснушками.
Это была девушка со стоянки — та, что раскладывала объявления на ветровые стекла. Она подошла к столу, за которым сидела Дана.
— Я прочла, что у вас можно получить пальто, — сказала она, слегка дрожа.
Дана улыбнулась:
— Оставь нам записку с твоим именем и номером телефона. Когда получим твой размер, мы позвоним.
— Это для мамы, — сказала девушка. — У нее маленький размер.
— А как насчет пальто для тебя? Твое, похоже…
Девушка рассмеялась. Отрывисто. Нервно.
— Со мной все в порядке. — Она написала что-то на листке бумаги. — Меня зовут Лорен Рибидо. Спасибо. — И прямиком направилась к выходу.
Анджи поднялась, ее сердце гулко билось. Она пошла за девушкой. Ей в голову внезапно пришла безумная мысль.
Дождь с шумом падал на землю. Впереди по дороге бежала девушка.
Не понимая, зачем она это делает, Анджи села в машину и поехала за девушкой.
Она ее преследует, говорила Анджи-реалистка.
Она ей помогает, отвечала Анджи-мечтательница.
Завернув за угол, Анджи притормозила. Только она собралась опустить стекло и предложить подвезти ее (ни одна здравомыслящая девушка не согласилась бы на это), как подошел автобус, девушка вскочила на ступеньку и исчезла внутри.
По непонятной ей самой причине Анджи продолжила свое преследование. Наконец в самой глубине трущоб Уэст-Энда девушка вышла из автобуса и исчезла в мрачном и убогом здании с вывеской «Роскошные апартаменты».
Встав у обочины, Анджи разглядывала дом. Неудивительно, что в поисках работы девушка прикрепляла листки к ветровым стеклам.
Ты не можешь всех спасти, обычно говорил Конлан, когда она плакала над несправедливостью мира.
Конечно, она не может спасти эту девушку, это не ее дело.
Но, может быть, она сумеет ей помочь.
Это судьба. Вот что подумала Анджи в понедельник утром, стоя перед витриной магазина одежды. Вот оно, прямо перед ней.
Темно-зеленое зимнее пальто до колена с искусственным меховым воротником, такими же манжетами и меховой оторочкой спереди. Оно будет прекрасно смотреться на рыжеволосой девушке с бледной кожей и печальными карими глазами.
Какую-то долю секунды Анджи пыталась отговорить себя от покупки. Она совершенно не знала эту девушку и не несла ответственности за ее судьбу. Но иногда какой-то поступок просто кажется правильным, и, честно говоря, ей хотелось заботиться о ком-то кроме себя.
Она толкнула дверь и вошла в магазин.
Через час она отправилась в путь с двумя зимними пальто, двумя парами перчаток, парой кроссовок и парой туфель. Первым делом она заехала в магазин упаковки, где ей уложили пальто в коробку.
Она собиралась отвезти вещи в «Помоги ближнему». Но каким-то образом оказалось, что она припарковала машину на улице, где жила девушка, и теперь рассматривала обшарпанный дом.
Взяв коробку, она направилась к входной двери, висевшей на одной петле. Открыла дверь и оказалась в темном подъезде. Слева шли ряды почтовых ящиков с номерами. Только на одном была фамилия, фамилия управляющей: Долорес Мок, 1А.
Зажав коробку под мышкой, Анджи постучалась.
Дверь открылась, на пороге появилась женщина средних лет с резкими чертами лица и мягким взглядом. На ней было домашнее платье в цветочек, голова повязана красным платком.
— Вы миссис Мок? — спросила Анджи.
— Да, это я. Что вы хотите?
— Вот коробка. Для Лорен Рибидо.
— Лорен… — Женщина повторила имя, и рот ее стал менее напряженным. — Лорен хорошая девочка. — Вдруг она нахмурилась. — Вы не похожи на тех, кто доставляет пакеты.
Анджи поняла, что следует объясниться:
— Я была в «Помоги ближнему», когда она, Лорен, зашла и спросила, нет ли пальто. Вот я и привезла. Я могла бы оставить коробку у вас. Это возможно?
— Так будет лучше всего. Их сейчас нет дома.
Анджи отдала коробку. Она уже повернулась, чтобы уйти, когда женщина спросила, как ее зовут.
— Анджела Малоун. Из семьи Десариа.
— Те, у которых ресторан?
Анджи улыбнулась:
— Ну да. Заходите к нам и ручаюсь, вас примут как королеву.
— Спасибо, — сказала миссис Мок хрипло. И дверь захлопнулась.
Сидя в автомобиле, Анджи рассматривала сквозь ветровое стекло жалкие дома. Ярко-желтый школьный автобус подъехал к углу и остановился. Несколько детей сбежали по ступенькам и понеслись по улице.
Она ощутила знакомую боль в груди. А когда дети уже скрылись, она поняла почему. Ни у кого из детей не было пальто, хотя на улице было холодно. А ведь в следующем месяце похолодает еще.
И тут ей пришла в голову мысль: акция в ресторане. За каждое новое или малоношеное пальто они могут предложить бесплатный обед.
Замечательно. Она включила зажигание и тронула машину с места. Ей не терпелось поделиться своей идеей с Мирой и Ливви.
Лорен быстрым шагом шла через кампус. Дыхание вылетало изо рта облачками пара, которые таяли в воздухе.
Дэвид, широко улыбаясь, стоял у флагштока.
— Сегодня холодно, — сказал он, притянул ее к себе и поцеловал долгим поцелуем.
Они шли среди других школьников, улыбаясь и приветствуя друзей взмахом руки, потихоньку переговариваясь. Около ее класса они остановились. Дэвид еще раз поцеловал ее, затем направился к своему классу. Пройдя несколько шагов, он остановился:
— Послушай, какого цвета смокинг мне надеть на вечер выпускников?
Она почувствовала, как кровь прилила к щекам. Через две недели вечер танцев. Она занималась украшением зала, пригласила диджея. Как же она забыла о платье?
— Черного, — ответила она, — черный хорош в любом случае.
— Так я и сделаю, — ответил он.
На тригонометрии она никак не могла сосредоточиться. Как только урок закончился, она побежала в библиотеку и порылась в своем кошельке и рюкзачке. Шесть долларов двадцать центов — все, что у нее набралось. Слава богу, что на прошлой неделе она спрятала под подушку двадцать долларов.
После школы Лорен поспешила домой. Когда она вылезла из автобуса, шел сильный дождь. Ее рюкзачок, набитый книгами и тетрадями, казалось, весит не меньше тонны.
Она прошла по растрескавшейся бетонной дорожке к дому, поднялась по лестнице и обнаружила, что дверь квартиры не заперта.
— Мам! — позвала она.
Квартира была пуста. Мать, наверное, вернулась с работы около пяти (если вообще пошла на работу), переоделась, превратившись из парикмахерши для бедных в подружку байкера, и отправилась в свой любимый бар.
Лорен быстро прошла по коридору в спальню, повторяя по дороге: «Прошу тебя, прошу, прошу, прошу…»
Под подушкой было пусто. Ей хотелось бы заплакать, как раньше. Теперь она знала, что слезы означают надежду.
Дверь распахнулась настежь, стукнув о стенку. В дверном проеме стояла ее мать в черной мини-юбке и синей футболке в обтяжку. Лицо ее, казалось, состояло из острых углов и темных провалов.
Выпивка, сигареты и трудные времена унесли ее красоту, остались только изумительные зеленые глаза. Когда-то Лорен считала, что ее мама самая красивая на свете — и с ней согласились бы многие. На этом мать продержалась годы, но когда ее красота померкла, с ней ушла и способность справляться с жизненными трудностями.
Мать поднесла к губам сигарету, сделала глубокую затяжку и резко выдохнула дым.
— Что ты на меня уставилась?
Лорен вздохнула:
— Я не уставилась.
— Ты должна быть на работе.
— Ты тоже.
Мать захохотала и плюхнулась на диван.
— А я решила по-другому. Ты знаешь, как это бывает.
— Да, знаю. Ты проходила мимо «Тайдс».
Лорен слышала горечь в собственном голосе, и ей хотелось, чтобы этого не было.
— Не начинай.
Лорен подошла к дивану и села на подлокотник.
— Ты взяла двадцать долларов у меня из-под подушки. Это были мои деньги.
Мать бросила сигарету и закурила другую.
— Ну и что?
— Через две недели выпускной вечер. Мне… нужно платье.
Мать посмотрела на нее:
— Я залетела как раз на школьных танцах.
Лорен еле удержалась от гримасы.
— Я знаю.
Мать откинулась назад, выдыхая дым. Ее губы дрожали.
— Ничего не получается. Того, о чем мечтаешь. И живешь с тем, что осталось.
Если бы Лорен поверила в это, она в жизни не вылезала бы из постели. Или не слезала с табуретки в баре.
— У меня будет по-другому, мам.
Мать почти улыбалась.
— Надеюсь, — прошептала она.
— Я найду денег заплатить за квартиру и купить платье, — сказала Лорен, собравшись с духом.
Она прошла в спальню матери и стала искать в шкафу что-нибудь, из чего можно было бы соорудить платье. Когда она держала в руках черную атласную ночную рубашку, в дверь позвонили. Вскоре Лорен услышала восклицание матери: «Это миссис Мок!»
Лорен нехотя пошла назад, в гостиную.
Миссис Мок улыбалась. У ее ног стояла картонная коробка. Рядом с ней мать застегивала пуговицы чудесного черного шерстяного пальто в талию с шалевым воротником.
— Это пальто для женщины в летах, — пробормотала мать, направляясь в ванную.
Лорен нахмурилась:
— Миссис Мок…
— Здесь есть и для тебя.
Миссис Мок нагнулась и вытащила из коробки зеленое пальто.
У Лорен перехватило дыхание.
— Для меня? — Не в силах удержаться, она потрогала мягкий мех. — Вы не должны были… — отдернула она руку.
— Это не от меня, — сказала миссис Мок. — Это занесла женщина из «Помоги ближнему», Анджела Десариа из ресторана на Дрифтвуд. Думаю, она может себе это позволить.
Благотворительность. Одна женщина как-то увидела и пожалела ее.
— Меня это пальто старит, — сказала мать из другой комнаты. — А у тебя какое, Лорен?
— Возьми. — Миссис Мок сунула ей в руки пальто.
Лорен надела его и вдруг ощутила, что ей тепло. Она даже не представляла себе до сих пор, как давно она мерзнет.
— Как за такое отблагодарить? — прошептала она.
Миссис Мок понимающе взглянула на нее:
— Да, это нелегко.
— Думаю, мне нужно найти ее… и сказать спасибо.
— Хорошая мысль, — одобрила миссис Мок.
Лорен обернулась:
— Я скоро вернусь, мам.
— Принеси мне пальто получше, — крикнула в ответ мать.
Лорен не осмеливалась взглянуть на миссис Мок. Они вместе вышли из квартиры и спустились по лестнице, не сказав друг другу ни слова.
Меньше чем через полчаса Лорен открывала дверь ресторана Десариа. Первое, что она почувствовала, были запахи. Пахло божественно. Она ощутила зверский голод.
— Я знала, что ты найдешь меня.
Женщина была немного выше Лорен, выглядела она просто потрясающе. Красива, как кинозвезда: черные волосы, темные глаза, широкая улыбка. Одежда — вся как из какого-нибудь дорогого каталога. Черные брюки, черные туфли и бледно-желтый свитер с высоким воротом. В ней было что-то знакомое.
— Вы Анджела Десариа?
— Да. Называй меня Анджи, пожалуйста. — Глаза ее излучали мягкость. — А ты Лорен Рибидо.
— Спасибо вам за пальто. — Голос Лорен стал тонким, нахлынувшие на нее чувства мешали говорить. Вдруг она поняла, где видела эту женщину. — Это вы дали мне денег.
Анджи рассеянно улыбнулась:
— Просто… я увидела тебя, и мне захотелось помочь.
— И вы помогли. — Лорен опять почувствовала волнение.
— Я рада. Могу я что-нибудь еще для тебя сделать?
— Я могла бы работать, — тихо сказала Лорен.
Анджи казалась удивленной.
— Ты раньше работала официанткой?
— Два лета в «Хидден лейк ранч».
Ей было стыдно. Ей казалось, эта женщина видит все изъяны, которые она пыталась скрыть, — волосы нуждаются в стрижке, рюкзак заношен почти до дыр.
— Ты копишь на колледж?
Лорен хотела сказать «да», но увидела такое понимание в глазах Анджи, что сказала:
— Мне нужно платье для выпускного вечера, — и залилась краской.
Анджи внимательно рассматривала ее.
— Вот что, садись за этот стол и поешь, а потом поговорим.
— Я не голодна, — стала отказываться Лорен.
Анджи чуть улыбнулась.
— Поешь. Потом поговорим.
Анджи застала мать за мытьем посуды. Четыре сковороды готовой лазаньи стояли на кухонном столе.
— Болоньезе почти готов, — сказала мама. — Для завтрашнего вечера у нас полно еды.
— Мама, у нас сегодня было семь посетителей.
— Для будней это неплохо. В выходные будет больше.
Анджи сменила тему:
— Я наблюдала за Розой вчера вечером, мама. В жизни не видела, чтобы кто-нибудь так медленно двигался.
— Она у нас так давно, Анджела. Имей уважение к возрасту.
— Нам нужны перемены. Ведь для этого я здесь, правда?
— Ты не уволишь Розу. — Мать бросила посудное полотенце.
— Я и не собиралась, — сказала Анджи, касаясь руки матери. — Пойдем со мной.
Они вместе вышли из кухни.
— Видишь эту девушку? Я хочу взять ее, чтобы она работала по вечерам и выходным, — сказала Анджи.
— Она слишком молода.
— Нет. Ливви и Мира работали официантками, когда были еще младше.
Мама нахмурилась:
— Послушай…
— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе с рестораном?
— Да, но… Роза почувствует себя ущемленной.
— Если честно, мама, я думаю, она будет рада помощи.
— Эти старшеклассницы никогда не работают как следует. Спроси у папы.
— Мы не можем спросить у папы. Решать должны мы с тобой.
Казалось, мать начала сдаваться:
— У нее волосы в беспорядке.
— На улице дождь. Я думаю, она ищет работу. Как и ты, вспомни, когда вы с папой только что поженились.
— Бедняжка. Хотя, — мама прикусила губу, — последняя рыжая, которая здесь работала, украла всю вечернюю выручку.
Она немного подумала.
— Он всегда считал тебя умной. Прекрасно. Бери на работу эту девочку, но не давай ей вести книгу записей.
Анджи чуть не рассмеялась, так это было нелепо.
— Ладно.
— Договорились.
Мама повернулась и вышла из ресторана.
Анджи, улыбаясь, шла через пустой зал.
Лорен подняла на нее глаза.
— Это было замечательно, — сказала она нервно.
— Моя мама прекрасно готовит. — Анджи села напротив девушки. — Ты ответственный человек?
— Абсолютно.
— Ты будешь приходить вовремя?
Лорен кивнула. Ее темные глаза смотрели серьезно.
— Всегда.
Анджи улыбнулась:
— Тогда все в порядке. Приступай к работе завтра вечером.
Глава 5
Лорен явилась на работу за пятнадцать минут до срока. Она надела свои лучшие черные джинсы и белую блузку. В ресторане было еще темно.
— Можно? — Лорен закрыла за собой дверь.
Вышла женщина в белом фартуке. Заметив Лорен, она остановилась и нахмурилась. Ее глаза за стеклами старомодных очков казались огромными.
— Ты новая официантка?
Девушка кивнула, чувствуя, что заливается румянцем:
— Я Лорен Рибидо.
Они пожали друг другу руки. Рукопожатие женщины оказалось крепче, чем ожидала Лорен.
— Меня зовут Мария Десариа. Это твоя первая работа?
— Нет. Я работаю уже несколько лет. Я работала в аптеке «Райт эйд», с тех пор как они открылись прошлым летом.
Мария склонила голову набок:
— Ты неблагополучная девушка? Побеги из дома, наркотики, что-нибудь в таком роде?
— Нет. Я учусь в Академии Феркреста. Со мной никогда не случалось никаких неприятностей.
— Феркрест. Хм. Ты католичка, это хорошо, хотя ты и рыжая. Ты работала официанткой раньше?
— Да.
— Если я велю тебе накрыть столы, ты сумеешь это сделать?
— Да, мэм.
— Столовое серебро вон в том ящике, — сказала Мария. — Начинай.
Лорен старалась изо всех сил, пытаясь угадать, что надо сделать, еще до того, как Мария давала ей поручение.
В конце смены, когда она доливала в графины оливковое масло, подошла Анджи и протянула тарелку с пирожными.
— Пойдем посидим вместе.
Они уселись за стол возле камина. Пламя вспыхивало, дрова потрескивали.
Лорен подняла глаза:
— Это было очень мило с вашей стороны дать мне работу. Ведь вам не нужна другая официантка.
Она тут же пожалела о том, что сказала. Работа была ей необходима.
— Понадобится. У меня большие планы. — Анджи улыбнулась. — Хотя я не так уж много понимаю в ресторанном деле. Спроси мою сестру Ливви. Она тебе скажет, что я собираюсь все испортить.
Лорен не могла себе представить, что у этой женщины что-нибудь не получится.
— Я уверена, вы все сделаете как надо. Еда потрясающая.
— Да. Моя мама и Мира умеют готовить. — Анджи взяла пирожное, затем спросила: — Скажи, ты давно живешь в Уэст-Энде? Может быть, я ходила в школу с твоими родными?
— Не думаю. — Лорен надеялась, что горечь в ее голосе не слышна. — Мы переехали сюда, когда я училась в четвертом классе. Только мама и я. А вы всегда жили в Уэст-Энде?
— Я здесь выросла. Потом уехала учиться в колледж, потом вышла замуж… — Анджи уставилась на свой десерт. — Я только что вернулась домой после развода. — Она попыталась улыбнуться. — Я еще не привыкла говорить об этом.
Лорен не представляла, что тут можно сказать. Она продолжала есть. Стук вилок о тарелки казался слишком громким.
Наконец Анджи спросила:
— Тебе нужно будет возвращаться на автобусе?
— Нет. — Вопрос удивил Лорен. — За мной заедет мой парень. — Не успела она это сказать, как раздался автомобильный сигнал. — Это он. — Она посмотрела на тарелки. — Давайте я…
— Беги. Увидимся завтра вечером.
Зрители безумствовали.
Лорен кричала и аплодировала вместе со всеми. Табло мигнуло, появился новый счет: Феркрест — 28, Келсо Крисчен — 14.
Лорен была в восторге. Последний бросок Дэвида был великолепен, крученый мяч пролетел целых сорок метров и попал прямо в руки Джареду. Она надеялась, что отец Дэвида видел его триумф.
— Пошли, — сказал кто-то, — скоро конец тайма.
Лорен последовала за девочками вниз по ступенькам к боковой линии, где она заняла свое место за стойкой с хот-догами. Следующие полчаса, пока по полю маршировал оркестр, она продавала хот-доги и гамбургеры. Все кругом говорили о Дэвиде.
Когда смена Лорен закончилась, она присоединилась к своим подругам и досмотрела конец игры. Феркрест наголову разбил другую школу. Лорен с одноклассницами навели порядок в киоске и направились к раздевалке. Они стояли у двери и разговаривали, дожидаясь игроков.
Наконец двойные двери распахнулись, и игроки высыпали оттуда, смеясь, болтая и подталкивая друг друга. Дэвид шел в самой середине и все же выделялся из толпы. На него падал свет прожектора, и он казался золотым — от светлых волос до широкой улыбки.
Лорен подбежала к нему. Он быстро отделился от группы и крепко обнял ее.
— Ты был великолепен, — прошептала она.
Он улыбнулся еще шире:
— Правда, здорово? Ты видела, как я подал Джареду? Ну и переполох был. — Смеясь, он поцеловал ее.
Зрители шли к своим машинам. Дэвиду и Лорен было слышно, как вдалеке заводятся моторы и хлопают дверцы. Сегодняшний вечер на Клейборн-Бич обещал быть великолепным.
— Дэвид, — позвал кто-то, — вы с Лорен идете?
— Сейчас будем, — отозвался Дэвид, помахав в ответ.
Лорен увидела, что через двор к ним направляется миссис Хейнс.
— Дэвид, Лорен. Вот вы где. — Она крепко обняла Дэвида. — Я так горжусь тобой.
— Спасибо, мама, — сказал Дэвид и поглядел куда-то вдаль.
— У папы сегодня вечером деловая встреча. Он очень сожалеет…
Лицо Дэвида словно съежилось.
— Ну что ж…
Он схватил Лорен за руку и потянул за собой.
Миссис Хейнс на шаг отставала от них, и так втроем они дошли до стоянки. Дэвид открыл дверцу машины перед Лорен.
Миссис Хейнс посмотрела на Дэвида:
— Будь дома к полуночи.
Он обошел машину и сел за руль:
— Обязательно.
Позже вечером, когда все собрались у костра, Лорен, сидя среди остальных ребят, обсуждавших предстоящий бал, наклонилась к Дэвиду и прошептала:
— Я уверена, ему хотелось бы быть там.
Дэвид вздохнул.
— Ну да. Он будет там в следующую пятницу, — отозвался Дэвид, но, когда он посмотрел на Лорен, глаза его блестели. — Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, — сказала она, и ее рука скользнула в его руку.
Наконец он улыбнулся.
В последние несколько дней Анджи работала без передышки. Каждое утро она вставала до рассвета и трудилась над рекламой. К половине восьмого она приезжала в ресторан и присоединялась к маме, изучая закулисную жизнь ресторана.
Прежде всего они посещали поставщиков. Анджи наблюдала, как ее мать двигалась между ящиков со свежими помидорами, зелеными перцами, баклажанами, желтым луком. Мама ни разу не остановилась посмотреть на грибы портобелло или порчини, стручки молодого горошка, роскошные темные трюфели.
То же самое происходило на рыбном и мясном рынках. Мама покупала крошечные желтовато-розовые креветки и больше ничего. У братьев Алпек она выбирала постный фарш из филе свинины и телятины, куриные грудки без костей. К концу четвертого похода Анджи попросила мать вернуться домой и пообещала скоро прийти. Как только мама ушла, Анджи обратилась к продавцу и сказала: «Давайте сделаем вид, что «Десариа» совершенно новый ресторан».
За следующий час ей пришлось задать не меньше сотни вопросов. Что значит «быстрозамороженная рыба»? Для чего нужны чернила кальмара? Почему дандженесский краб лучше снежного или королевского?
К концу недели Анджи начала понимать, как они могут усовершенствовать меню. Самые известные рестораны Лос-Анджелеса, Сан-Франциско и Нью-Йорка использовали свежие местные продукты для сезонных блюд. Вдобавок она изучила заметки своего отца и принялась мучить сестер вопросами, так что они начали просить пощады.
Субботним вечером, прерываясь, чтобы помочь Лорен, она просмотрела счета кредиторов, оплаченные счета и кратко записала, какие припасы на исходе. К тому времени, как ушел последний посетитель, Анджи была без сил.
Она попрощалась с мамой и Мирой, затем взяла две вазочки с мороженым и села за стол у камина. Она любила сидеть в тихом закрытом ресторане. Так она отдыхала, а иногда ощущала присутствие отца.
— Я собираюсь домой, Анджи, — сказала Лорен.
— Поешь со мной мороженого. Очень вкусное.
Это стало ритуалом: Анджи с Лорен вместе ели десерт в конце вечера.
Лорен усмехнулась:
— Если так будет продолжаться, то скоро я буду ходить вразвалку и не смогу танцевать.
Анджи рассмеялась:
— Это было бы забавно. Садись. Плохо, что у нас сегодня почти не было посетителей. Твои чаевые, наверное, не слишком велики.
Лорен села напротив:
— Так и есть.
Анджи услышала ноту отчаяния в голосе Лорен.
— Сколько сейчас стоит платье для вечера?
Лорен вздохнула:
— Кучу денег.
Анджела посмотрела на нее изучающим взглядом:
— Какой у тебя размер?
— Восьмой.
— Такой же, как у меня. Я могла бы одолжить тебе платье. Конлан, мой бывший муж, работал в газете. Мы часто посещали всякие мероприятия. Так что у меня несколько вечерних платьев.
Выражение лица Лорен легко было прочесть: сочетание сильного желания и стыда.
— Я не могу так. Но все равно спасибо.
Анджи решила настоять на своем предложении:
— Ты пойдешь с парнем, который забирает тебя после работы?
Лорен покраснела:
— Его зовут Дэвид Хейнс.
Анджи увидела, как девушка преобразилась, ей было понятно, что это значит. Любовь. Неудивительно. Лорен серьезная девушка, из тех, кто отдается чувству целиком. Прежде чем она успела задать еще вопрос, засигналил автомобиль.
— Это Дэвид, — сказала Лорен, вскакивая со стула.
Анджи посмотрела на автомобиль. Классический «поршеспидстер» серого цвета. Колпаки сияли хромом, покрышки были явно новыми.
— Вот это машина!
Лорен подошла и встала рядом с ней.
— Я иногда зову его Гонщик Спиди, это из старого мультфильма. Потому что он живет ради этой машины.
Анджи смотрела на девушку. Ей еще не приходилось видеть чувство в таком чистом виде, такое явное обожание. Она чуть было не сказала: «Будь осторожна, Лорен». Но это была не ее реплика. Такой совет должна давать мать.
— До вторника, — сказала Лорен на прощание.
Улыбаясь, Мира впустила Анджи. В доме пахло кофе и оладьями. Подбирая по дороге игрушки, Мира прошла на кухню и налила две кружки кофе.
Сестры устроились у стола в гостиной.
Анджи вручила Мире блокнот:
— Здесь то, что я хочу сделать.
Мира отставила кружку и открыла блокнот. По мере того как она читала, лицо ее выражало все большее удивление.
Анджи с жаром принялась объяснять:
— Вдобавок к акции с пальто я планирую винные вечера по вторникам, когда любая бутылка будет стоить вдвое меньше, вечера встреч по четвергам, когда вместе с ужином мы будем давать два билета в кино, и «счастливый час» по пятницам и субботам. И вот еще: «Переживи заново свой роман у “Десариа”». Это мой девиз. Парам, которые придут к нам, мы могли бы вручать розы. Я хочу при этом, чтобы мы удвоили цены и вычеркнули половину меню. Нам надо делать больше блюд из свежей рыбы и овощей.
— Папе бы все это понравилось, — сказала Мира, отрываясь от чтения.
— Я знаю. Меня беспокоит мама. Как ей преподнести эти идеи?
— С безопасного расстояния и желательно надев доспехи.
— Смешно.
— Ладно, принцесса. Есть два способа справиться с мамой. Первый, самый очевидный, сослаться на папу. Она согласится на все, чтобы сделать его счастливым. А второй — убедить ее в том, что это ее идея.
— Как же это сделать?
— Начать с того, что спросить у нее совета.
Анджи сидела за безупречно чистым столом на кухне. Перед ней были разложены бумаги.
Мама стояла спиной к раковине, сложив руки на груди. Губы от неудовольствия сложились в ниточку.
Анджела говорила очень осторожно:
— Я разговаривала со Скоттом Форманом из кинотеатра о винных вечерах. Он готов дать нам пятидесятипроцентную скидку, если мы включим его в свою рекламу.
Мама хмыкнула:
— Сейчас все фильмы просто ужасные. Столько насилия. Это отобьет у людей аппетит.
— Они будут ужинать перед кино.
Мама пожала плечами:
— Посмотрим.
— А реклама — тебе не кажется, что она остроумна?
— А сколько она стоит?
Анджи разложила анкеты. Мама смотрела на них, не двигаясь с места.
— Слишком дорого.
— Посмотрим, может быть, мне удастся кое-что выторговать. — Анджи медленно листала блокнот, из которого торчало меню «Кассиопеи», четырехзвездочного итальянского ресторана. — У тебя есть предложения по винным вечерам?
Мама хмыкнула:
— Мы можем поговорить с Викторией и Кейси Маклеллан. У них виноградники в Уолла-Уолла. Рэнди Финли с Маунт-Бейкер продаст нам вино по хорошей цене. Рэнди любит, как я делаю особуко.
— Чудесная мысль. — Анджи сделала несколько пометок, отодвинув меню.
Мама вытянула шею:
— Анджела Роуз, почему у тебя оказалось это меню?
— Это? Мне хочется, чтобы мы стали лучше них.
Мама небрежно махнула рукой:
— Они даже никогда не были на родине предков, эти люди.
— Цены, во всяком случае, у них интересные.
Мама посмотрела на нее:
— Какие же?
— Цена на основные блюда начинается от четырнадцати девяносто пяти. — Анджи покачала головой. — Печально, что многие люди приравнивают высокую цену к качеству.
— Дай-ка сюда. — Мама схватила меню и раскрыла его. — Блинчики с пряными травами и грибным маслом и жареная белая рыба — двадцать один девяносто пять. Это не итальянское блюдо! Моя мама, упокой Господь ее душу, делала тонно аль карточчо так, что таяло во рту.
— Терри на этой неделе продает тунца, мама. А его стейки из кальмаров просто потрясающие.
— Помнишь, что папа любил больше всего? Фаршированных кальмаров. Для них нужны самые лучшие помидоры.
— Джонни с фермерского рынка обещал мне просто райские помидоры.
— Но кальмары и тунец дорого стоят.
— Мы можем попробовать сделать их раз или два — со специальной рекламой. Если не пойдет, забудем о них.
В дверь постучали. Анджи чертыхнулась себе под нос.
В кухню вошла Лорен, сжимая в руке аккуратно сложенный фартук. Она казалась смущенной.
— До свидания, Лорен, — сказала Анджи. — Запри дверь, когда будешь уходить.
Лорен не тронулась с места.
— Что-то случилось? — спросила Анджи.
— Я… я все-таки смогу прийти завтра вечером.
— Замечательно. Значит, ты придешь в пять, — сказала Анджи. Лорен ушла, и они продолжили обсуждение. — Ну, мама, что ты скажешь насчет того, чтобы несколько повысить цены и добавить к каждодневному меню рыбу?
— Скажу, что моя дочь пытается изменить меню.
— Изменения небольшие, мама. Папа бы одобрил.
— Он любил мои фаршированные кальмары, это правда. — Мама отошла от раковины и села рядом с Анджи. — Он знал, что меня надо подталкивать к переменам.
— Мне не хотелось подталкивать тебя слишком резко.
— Хотелось. — Мама вздохнула. — Вся твоя жизнь — это сплошное подталкивание, Анджела. Твоему отцу это нравилось, и сейчас он бы гордился тобой.
Анджи подумала об отце, о том, как он сажал ее себе на плечи, как по вечерам читал вместе с ней молитву, как шутил.
— Ну, — сказала мама. В глазах ее стояли слезы. — Попробуем на этой недели несколько новых блюд, а там посмотрим.
— Должно получиться, мама. Дела пойдут на лад.
— Уже сейчас приходит больше народу. Хорошо, что у нас теперь работает эта девушка, — сказала мама. — Когда ты взяла ее, такую рыжую, я была уверена, что нас ждут неприятности, а когда ты сказала, что бедняжке нужно платье…
— Ах да. — Анджи вскочила. — Танцы. Вот почему Лорен приходила в кухню. Ей завтра нужен свободный вечер.
— Тогда почему она сказала, что выйдет на работу?
— Не знаю. — Анджи схватила пальто с вешалки. — Пока, мама. До завтра.
Анджи быстро вышла из ресторана. Накрапывал дождь. Она посмотрела по сторонам. Лорен видно не было.
Она добежала до машины, села и поехала по Дрифтвуд на север. Собираясь свернуть на автостраду, она посмотрела на автобусную остановку.
Свет стоявшего рядом фонаря падал на медные волосы Лорен. Анджи подъехала к ней.
Лорен медленно подняла голову. Глаза ее были заплаканы.
— Ох, — сказала она, выпрямляясь, когда увидела Анджи.
Анджи нажала на кнопку, открывая окно.
— Садись.
— Мой автобус подходит. Но все равно спасибо.
— Завтра ведь выпускной? — спросила Анджи. — Ты об этом хотела сказать мне на кухне?
— Не беспокойтесь. Я не пойду.
— Почему? Ведь я же обещала дать тебе платье, помнишь?
Лорен кивнула.
— Тебе нужно платье?
— Да.
Ответ прозвучал едва слышно.
— Хорошо. Будь у ресторана в три часа. Хочешь собраться у меня дома? Это может быть весело.
— Правда? Я была бы рада…
— Скажи Дэвиду, чтобы он заехал за тобой по адресу 7998, Миракл-Майл-роуд. Это первая дорога за мостом.
Сзади загудел подъехавший автобус.
И только много позже, когда Анджи оказалась в своем темном, пустом доме, она подумала о том, что, возможно, совершает ошибку.
Собирать девушку на танцы должна мать.
Все следующее утро Анджи бегала как заведенная. В семь часов они с мамой встретились с поставщиками. К десяти они заказали продукты на неделю, выписали чеки своим работникам, положили деньги на счет ресторана и сдали скатерти в стирку. Потом мать поехала по своим делам, а Анджи отправилась в типографию, где у нее были заказаны рекламные листки и купоны для винных вечеров и вечеров встреч. Затем она отвезла первую партию принесенных пальто в «Помоги ближнему».
Когда Анджи была в химчистке, начался дождь, который к полудню превратился в настоящий ливень. Она приехала к ресторану на пятнадцать минут позже срока.
Лорен стояла на тротуаре под навесом. Анджи опустила окно:
— Прости, что опоздала.
— Я решила, что вы забыли.
Анджи подумала, выполнял ли кто-нибудь обещания, данные этой девушке. Они ехали молча. Подъехав к коттеджу, Анджи поставила автомобиль около двери.
— Как ты думаешь, стоит позвонить твоей маме? Может быть, ей захочется присоединиться к нам.
Лорен рассмеялась. Это был горький, невеселый смех.
— Не думаю. — Она пожала плечами. — Она ничего не понимает в танцах.
— Хорошо. Давай войдем в дом и посмотрим, что у меня есть.
Лорен были чужды фантазии. В отличие от большинства своих подруг, в детстве она смотрела по телевизору передачи, где показывали бандитов, проституток и женщин, которым грозила опасность. Настоящую жизнь, как неоднократно говорила ей мать. Она никогда не видела смысла в фантазиях на тему принцесс.
До сегодняшнего вечера. Анджи Малоун открыла Лорен дверь в мир, который, казалось, был озарен солнечным светом и полон чудесных возможностей.
Прежде всего платье. Нет, прежде всего дом.
Коттедж терялся среди высоких деревьев. Плетеные кресла-качалки выстроились в ряд на окружавшей дом террасе. Внутри дом был само совершенство. Большие диваны в чехлах стояли один напротив другого перед камином, сложенным из камня. Старинный зеленый сундук служил кофейным столиком. Кухня была маленькой и веселой, с желтыми шкафчиками и венецианским окном, выходившим в розовый сад.
— Как красиво, — прошептала Лорен.
— Спасибо. Мы тоже любим его. Итак, — сказала Анджи, наклоняясь, чтобы разжечь огонь, — как ты хотела бы выглядеть?
— То есть?
Анджи повернулась к ней:
— Сексуальной? Невинной? Принцессой? Какой ты хочешь быть сегодня вечером?
— Да мне годится любое платье.
— Мне кажется, у тебя плоховато с подружками. Пошли.
Анджи стала подниматься по узкой лесенке. Лорен следовала за ней. Они прошли по маленькому коридору в просторную спальню с выкрашенными белой краской деревянными полами и большой кроватью с балдахином.
Анджи вошла в гардеробную и включила свет. Одинокая лампа бросала дрожащий свет на ряды одежды.
— Давай посмотрим вот здесь. Я привезла не всю одежду. Хочу продать часть платьев на интернет-аукционе. — Она расстегнула молнию чехла и вытащила длинное черное платье. — Что ты думаешь об этом?
Восхитительное платье с лифом без спинки и рукавов, расшитое стразами по вырезу и талии. Гладкая ткань, наверное, шелк.
— Что я думаю? — Лорен никак не могла взять такое платье. Что, если она посадит на него пятно?
— Ты права. Оно слишком взрослое. А это ведь веселая вечеринка. — Анджи кинула платье на пол. — Вот! — Она вытащила другое платье — розовое, цвета раковины морского гребешка. Трикотажное. Без рукавов, спереди закрытое, сзади глубокий вырез.
— Сколько оно стоило? — осмелилась спросить Лорен.
Анджи взглянула на платье и улыбнулась:
— Это старье? Я купила его в секонд-хенде на Капитолийском холме.
Лорен не могла удержаться от улыбки:
— Да, действительно.
— Ну как, розовое пойдет?
— Вдруг я испорчу его. Я не могу…
— Значит, розовое. — Анджи повесила назад черное платье, затем перекинула через руку розовое. — Пора в душ.
Лорен шла за Анджи, которая, бросив платье на кровать, направилась в ванную.
— Туфли у тебя есть?
Лорен кивнула:
— Да, черные.
— Мы сможем это обыграть, — сказала Анджи, включая душ. Она принялась выгребать флаконы и тюбики из шкафчика. — Вот скраб для тела. Вот увлажняющая маска. Мне она нравится. — Она сунула все в руки Лорен. — Иди в душ, а потом мы тебя причешем и накрасим.
Лорен приняла самый долгий, самый роскошный душ в своей жизни. Она воспользовалась всеми этими дорогими средствами, а когда вышла из ванной, то чувствовала себя словно заново родившейся. Она высушила волосы и вернулась в спальню.
Анджи сидела на кровати, вокруг нее была разложена косметика.
— Я нашла черную шаль с бисером и черную вечернюю сумочку, а еще — вот это! — Она взяла удивительно красивую, розовую с черным бабочку-заколку для волос. — Иди сюда, садись. — Она бросила на пол подушку.
Лорен послушно села спиной к кровати.
Анджи принялась расчесывать ей волосы щеткой. Лорен от удовольствия вздохнула. Она не могла вспомнить, что кто-нибудь расчесывал ей волосы.
— Хватит, — сказала Анджи, — теперь садись на кровать. Закрой глаза.
Мягкое прикосновение теней для век… щелчок открывающихся румян…
— Ну вот, — сказала Анджи несколько минут спустя, — готово.
Лорен встала и скользнула в платье.
Анджи застегнула ей молнию.
— Замечательно! — сказала она.
Глава 6
Анджи взяла фотоаппарат и спустилась вниз. Лорен стояла у камина спиной к огню. Пламя бросало на ее бледную кожу золотистый отсвет. Розовое платье было ей чуть-чуть велико, но высоко забранные волосы и заколка-бабочка делали ее похожей на настоящую принцессу.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказала Анджи.
Ее смущало, насколько близко к сердцу принимала она эту ситуацию. Казалось бы, что такого — помочь девушке-подростку нарядиться на школьный вечер танцев, — чепуха, почему же тогда это вызывает столько чувств? Она сделала снимок.
— Садись. Давай, пока мы ждем Дэвида, выпьем чаю.
Анджи налила две чашки и принесла их в гостиную.
Лорен казалась невероятно юной, когда сидела вот так, на краешке дивана. Конечно, она боялась помять платье. Она очень осторожно отпивала из чашки, держа ее обеими руками.
Анджи стало страшно, когда она подумала, что может сделать мир с этой одинокой девочкой.
— Думаю, ты часто ходишь на школьные вечера, — сказала она.
— Да, почти всегда. — Лорен поставила чашку. — Можно спросить вас об одной вещи?
— Давай. — Анджи откинулась на подушки дивана.
— Почему вы сделали все это для меня?
— Ты мне нравишься. Мне просто хотелось тебе помочь.
— Я думала, потому что вы жалеете меня.
Анджи вздохнула:
— Может быть, и это тоже. Но прежде всего… Я знаю, каково это — не получать того, что хочешь.
— Вы?
Анджи почувствовала комок в горле. Какая-то часть ее существа противилась тому, чтобы говорить откровенно.
— У меня нет детей, — сказала она.
— Почему?
Анджи оценила прямоту вопроса.
— Врачи не знают. Я три раза беременела, но… — Она подумала о Софии, затем продолжила: — Мне не везет.
Она собиралась еще что-то добавить, но тут в дверь позвонили.
— Это Дэвид, — сказала Лорен и побежала открывать.
— Нет-нет! — остановила ее Анджи. — Когда приходит кавалер, даму полагается приглашать. Иди наверх. Я открою.
Когда Лорен поднялась, Анджи открыла дверь.
Дэвид стоял на крылечке — безупречно сидевший смокинг, белая рубашка с серебристым галстуком — мечта любой девушки.
— Ты, должно быть, Дэвид. Я видела, как ты приезжал к ресторану. Меня зовут Анджи Малоун.
— Дэвид Ройерсон-Хейнс, — представился он, нервно улыбаясь, глядя куда-то ей за спину.
Анджи сделала шаг назад, пропуская его в дом.
— Из семьи лесопромышленников?
— Да, это мы. Лорен готова?
Она позвала Лорен. Через секунду та появилась на верхней ступени лестницы.
Дэвид открыл рот от изумления.
— Ты выглядишь потрясающе! — воскликнул он.
Лорен быстро спустилась по лестнице и подошла к Дэвиду. Она смотрела ему в глаза, улыбаясь, губы ее подрагивали.
— Ты так думаешь?
Он вручил ей браслет из белых цветов и поцеловал ее.
Даже с другого конца комнаты Анджи оценила нежность этого поцелуя. Она улыбнулась.
— Идите сюда оба, — сказала она. — Предстоит фотосессия.
Анджи сделала несколько снимков. Ей пришлось остановить себя.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Идите, веселитесь. Поезжайте осторожно.
Она даже не была уверена, что они ее слышали. Но у двери Лорен крепко обняла Анджи.
— Я никогда этого не забуду, — прошептала она. — Спасибо вам.
— Пожалуйста, — шепнула в ответ Анджи, но горло ее неожиданно сжалось. Она смотрела, как Дэвид ведет Лорен к машине. Помахав ей на прощание, они уехали.
Анджи вернулась домой и закрыла дверь. Тишина вдруг показалась ей угнетающей. Она почувствовала, что скользит по хорошо известному ей откосу, где в конце ее ждут одиночество и холод. Ей захотелось, чтобы можно было сию же минуту позвонить Конлану. Когда-то он умел увести ее от этого края. Но это время уже прошло.
Зазвонил телефон. Слава богу. Она подбежала к трубке:
— Алло!
— Как прошли приготовления к танцам? — Это звонила мама.
— Она выглядит великолепно. — Анджи заставила себя засмеяться, моля Бога, чтобы смех звучал естественно.
— С тобой все в порядке?
Ей нравилось, как мать умела спрашивать.
— Все хорошо.
— Будь осторожна с этой девочкой, Анджела, — мягко сказала мать.
Анджи задумалась, сможет ли она последовать совету.
Солнечный свет осенним утром казался подарком небес.
Лорен сочла это добрым знаком.
Она лениво потянулась, просыпаясь. Слышен был шум машин на улице. В соседней квартире ссорились соседи. В комнате рядом ее мать отсыпалась после очередной попойки.
Для всего остального мира это было обычное воскресное утро.
Лорен повернулась на бок. Старый матрас заскрипел. Дэвид лежал на спине, спутанные волосы закрывали пол-лица. Вчерашний вечер был великолепен. Более чем великолепен. Когда Дэвид вывел ее на сцену, она буквально летела по воздуху. Крутили «Ангела» группы «Аэросмит». Будет ли она рассказывать эту историю их детям? Идите сюда, ребятишки. Послушайте историю о том вечере, когда вашу маму избрали королевой.
Дэвид проснулся с улыбкой.
— Придется сказать родителям, что я был у Джареда. — Он обнял Лорен.
Она прижалась к нему. Они были словно созданы друг для друга. Она целовала его, касалась его тела.
— Мама никогда не просыпается по воскресеньям раньше полудня.
Он отодвинулся.
— В час я должен встретиться с дядей Питером у нас дома. Мы договорились в выходные увидеться в городе с важными шишками из Стэнфорда. Хочешь, пойдем вместе?
Ее улыбка угасла, романтические надежды на этот день тоже.
— Да, конечно.
— Не говори так.
— Ладно, Дэвид. Перестань мечтать. Мне не попасть в Стэнфорд. Ты же можешь поступить в Университет Южной Калифорнии.
— Если ты будешь в Университете Южной Калифорнии, мы сможем часто видеться. Мы любим друг друга, Лорен. Это не пройдет из-за того, что нас разделят несколько километров.
— Несколько сот километров. — Она уставилась в облезлый потолок. — К тому же мне сегодня еще надо на работу.
Он прижал ее к себе и поцеловал одним из тех долгих поцелуев, от которых сердце у нее начинало биться чаще.
Он оделся и сел рядом.
— Ты слишком часто беспокоишься.
— Посмотри кругом, Дэвид. — Она слышала, как прерывается голос. — Я всегда должна беспокоиться.
— Но не из-за меня. Я люблю тебя.
— Я знаю. — Лорен действительно знала это. Верила каждой клеточкой своего тела. Она прижалась к нему и поцеловала. — Удачи.
Телефоны звонили не переставая весь день. Было третье воскресенье октября, и в крохотной «Газете Уэст-Энда» на первой странице красовался рекламный слоган: «Переживи заново свой роман у “Десариа”».
Было три варианта рекламы: винные вечера, вечера встреч и «счастливый час» — и там же были купоны. Пятидесятипроцентная скидка на бутылку вина. Бесплатный десерт к заказанному основному блюду. Два обеда по цене одного. Люди, которые совсем забыли о «Десариа», вспоминали те давние времена, когда они хаживали в крошечную тратторию на Дрифтвуд-Уэй. Впервые за много лет у ресторана было множество заказов.
— Не понимаю, — говорила мама, раскладывая куски тунца на вощеной бумаге. — Как можно знать, сколько людей захочет заказать рыбу вечером. Это плохая идея, Анджела. Нужно было сделать побольше лазаньи.
Анджела подмигнула Мире:
— Мама, если бы разразилась атомная война, у нас в холодильнике хватило бы лазаньи на весь город.
— Не шути про войну, Анджела. Мира, дай мне лук-шалот.
Анджи вышла из кухни и вернулась в зал. Половина шестого, а ресторан уже заполнен больше чем наполовину. Роза с Лорен принимают заказы. Когда она вернулась в кухню, мама от волнения была уже сама не своя.
Анджела коснулась ее плеча:
— Переведи дух, мама.
Мать глубоко вздохнула и расправила плечи.
— Я стара, — пробормотала она, — слишком стара для…
Дверь распахнулась настежь. В дверном проеме стояла Ливви.
— Неужели правда? Неужели мама изменила меню?
— Кто тебе сказал? — Мира вытерла руки фартуком.
— Мистер Таннен из скобяной лавки зашел в химчистку. А он слышал от мистера Гарсиа из типографии.
Мать старательно не замечала дочерей. Наклонившись, она посыпала куски рыбы свежим тимьяном, петрушкой и нарезанными помидорами-черри.
— Так, значит, правда? — прошептала Ливви. — Что это?
— Тонно аль карточчо, — сказала мама и хмыкнула. — Ничего особенного. А там у меня камбала. Я собираюсь сделать папино любимое блюдо — филе тюрбо с каперсами и помидорами.
Сегодня специальным блюдом был тунец с маринованной жареной паприкой, запеченными на гриле цуккини и домашней полентой. Когда последние тарелки были унесены, чтобы освободить место тирамису и сабайону, мама вышла из кухни посмотреть, как принимают ее еду.
Ее встретили аплодисментами.
Мама улыбнулась:
— Спасибо вам. Завтра я буду делать ньоки из спаржи и картофеля со свежими помидорами. — Она взглянула на Анджи. — Это любимое блюдо моей прекрасной девочки.
Октябрь пролетел быстро, но в ноябре жизнь, казалось, опять замедлилась. Последние две недели Лорен взяла за правило работать в ресторане почти каждый вечер. Когда она не работала, то сидела в библиотеке или была с Дэвидом.
Оборотной стороной заработка и совершенствования своих и так уже «звездных» оценок было то, что Лорен чувствовала себя совершенно измотанной. Как раз сейчас ей приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не уснуть на уроке.
Факультативные дисциплины. Практически весь этот год Лорен занималась только ими. Она не представляла себе раньше, когда форсировала занятия, что к последнему классу она уже сдаст все необходимые предметы. То есть она могла бы окончить школу в этом семестре.
Когда прозвенел звонок, Лорен захлопнула книгу и сорвалась с места. Вместе с оживленной и шумной толпой учеников она оказалась во дворе. Около флагштока увидела Дэвида, игравшего с другими ребятами в бейсбол.
— Ужасно есть хочется, — сказал кто-то.
— Мне тоже.
Лорен обняла Дэвида, и они направились вместе с другими в «Райский гамбургер», их обычное пристанище.
— Эй, — сказала Ким немного погодя, — вы знаете новость? Калифорнийские университеты устраивают в эти выходные в Портленде день открытых дверей.
Портленд. Полтора часа езды. Лорен взяла Дэвида за руку:
— Классно. Мы сможем поехать вместе.
Дэвид смутился.
— Я собираюсь к бабушке в Индиану. На юбилей свадьбы. — Он оглядел сидевших за столом ребят. — Кто-нибудь сможет отвезти Лорен?
Один за другим все пробормотали извинения. Значит, ей придется ехать на автобусе. Мало того, она единственная поедет в чужой колледж без родителей.
Покончив с едой, все ушли, оставив Лорен и Дэвида за столом одних.
— Ты сумеешь добраться? Может, мне притвориться больным…
— Нет. Если бы у меня были дедушка и бабушка, я любила бы к ним ездить.
— Могу поспорить, Анджи отвезла бы тебя. Она такая классная.
Лорен подумала об этом. Удобно ли просить Анджи о таком одолжении?
— Верно, — ответила она, чтобы успокоить Дэвида.
К концу недели Лорен все еще не решилась. В пятницу было много посетителей, она быстро переходила от одного стола к другому, и все были довольны ею. Время от времени она поглядывала на Анджи, пытаясь угадать, как та воспримет ее просьбу.
— Ладно, подруга, — сказала Анджи, захлопывая журнал заказов, — что у тебя на уме?
— На уме?
— Ну да, ты смотрела на меня весь вечер. Тебе нужна свободная суббота?
Вот оно. Сейчас или никогда. Лорен полезла в рюкзачок, вытащила рекламный листок и вручила его Анджи.
— Университеты Калифорнии… день вопросов и ответов… хм… — Анджи подняла голову. — Значит, ты отпросишься на субботу.
— Я-хочу-поехать-не-могли-бы-вы-отвезти-меня?
Анджи сдвинула брови.
— Ничего-ничего. Я только возьму выходной, хорошо? — Лорен потянулась за рюкзачком.
— Мне нравится Портленд, — сказала Анджи.
Лорен уставилась на нее:
— Значит, сможете?
— Разумеется. Конечно, я тебя отвезу. Послушай, Лорен, ведь мы подруги. А подруги помогают друг другу.
Аудитория была переполнена.
Анджи ощущала странное чувство, похожее на гордость. Если бы у нее была дочь, ей бы хотелось, чтобы она была похожа на Лорен. Умная. Увлеченная.
Лорен внимательно слушала. К концу встречи ей стало совершенно ясно, что в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе ее не примут. И что легче вылечиться от серьезной болезни или стать победителем Всеамериканской олимпиады для школьников, чем попасть в Стэнфорд.
Лорен закрыла ежедневник.
— Вот так, — сказала она.
Люди вокруг вставали и шли к выходу.
— Ну, и что ты выяснила? — спросила Анджи.
— Что в бесплатные учебные заведения почти девяносто процентов студентов поступает из своего штата. — Она вздохнула. — Все мои друзья выбрали университеты, которые им нравятся. А мне нужно придумать, как бы найти университет, которому понравилась бы я.
— Похоже, что многое зависит от собеседования.
— Да. И от рекомендаций.
Анджи посмотрела вниз на сцену. Представители Университета Южной Калифорнии и Университета Санта-Клары все еще сидели за столом.
— Где бы ты хотела учиться больше всего? — спросила она Лорен.
— Думаю, в Университете Южной Калифорнии. У Дэвида этот университет на втором месте.
— Я даже говорить не хочу о том, чтобы ты шла в университет за своим парнем. — Она встала. — Пошли.
Лорен спрятала ежедневник в рюкзачок и встала.
— Куда? — спросила она у Анджи.
— Мы приехали не для того, чтобы сидеть здесь на галерке.
Увлекая за собой Лорен, Анджи направилась прямо к представителю Университета Южной Калифорнии.
— Я Анджела Малоун, — сказала она, протягивая ему руку. Затем продолжила: — Сама я училась в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, но Лорен склоняется к вашему университету. И мне понятно почему.
Представитель засмеялся и посмотрел на Лорен:
— А как зовут вас?
Она залилась ярким румянцем.
— Л-лорен Рибидо. Академия Феркреста.
— А! Хорошая школа. Это важно. — Он улыбнулся девушке. — Ну, так почему же Университет Южной Калифорнии?
— Из-за журналистики.
— Какие у вас оценки?
— Три и девять десятых, я занимаюсь по университетской программе.
— И к тому же работает двадцать часов в неделю, — вставила Анджи. — Вы знакомы с Уильямом Лейтоном?
— Главой школы бизнеса? Конечно.
Анджи кивнула:
— Я училась в школе с его дочерью. Что, если он напишет Лорен рекомендацию?
Представитель дал девушке свою визитку:
— Вот моя карточка, Лорен. Присылайте ваше заявление мне лично. — Обращаясь к Анджи, он сказал: — Рекомендация от Лейтона может оказаться весьма полезной.
Глава 7
Было утро. Расстилался серебристый туман. Анджи сидела на террасе, пила кофе и смотрела на море. Под эти звуки прошла ее юность: грохот прибоя, шелест листьев, скрип качалки по старым доскам пола. Анджи медленно встала и пошла налить себе еще кофе. Только она взяла кофейник, раздался стук в дверь.
— Входите. — Она подошла к двери, открыла.
На крыльце стояла ее мать во фланелевом халате и зеленых резиновых сапогах для работы в саду.
— Он хочет, чтобы я пошла.
Анджи сдвинула брови, потрясла головой. Похоже, мама плакала.
— Не стой под дождем, мама. — Она подвела ее к дивану и усадила. — Ну, в чем дело?
Мама полезла в карман:
— Папа хочет, чтобы я пошла.
Она вручила Анджи помятый белый конверт. Два билета на «Призрак Оперы».
У мамы с папой всегда был театральный абонемент в Сиэтле. Один из тех редких случаев, когда папа потворствовал своим желаниям.
— Я не собиралась идти. Я пропустила в июне «Продюсеров». Но папа думает, что мы с тобой должны пойти.
Анджи на мгновение прикрыла глаза и увидела отца, одетого в свой лучший черный костюм. Он больше всего любил мюзиклы и всегда возвращался после них, напевая.
— Мы потратим на это вечер. Поужинаем в ресторане и закажем номер в гостинице. Все будет отлично.
— Спасибо, — сказала мама. — Вот и папа так сказал.
Лорен приготовила себе завтрак, но, когда она бросила взгляд на яичницу, одна мысль о том, что придется есть эту жидкую клейкую массу, показалась ей невыносимой. Она отодвинула тарелку, и вилка звякнула о пластиковый стол. На какую-то секунду ей показалось, что сейчас ее стошнит.
— Что с тобой?
В дверях стояла мать в короткой розовой джинсовой юбке и старой футболке с портретом рок-музыкантов группы «Блэк сабат». Под глазами огромные темные круги. Она курила.
— Привет, мам. Рада видеть тебя. А где же прекрасный принц?
Мать прислонилась к косяку. На лице ее появилась мечтательная удовлетворенная улыбка.
— Этот совсем другой.
— Ты всегда так говоришь.
— Ты дрянь. — Мать затянулась. — У тебя месячные?
— Нет, но мы опять задолжали за квартиру.
— Конечно, это не твое дело, но я, может быть, влюбилась.
— Последний раз ты говорила это про человека по прозвищу Удав. Ясное дело, с человеком, который водит дружбу с рептилией, ничего плохого случиться не может.
— Это с тобой явно что-то не так. — Мать села на диван. — Знаешь, я думаю, может, этот парень как раз то, что надо, Ло. Джейк похож на стрелка с Дикого Запада, который входит в бар. Утром, когда я проснулась рядом с ним, он поцеловал меня. При свете дня. Поцеловал.
Лорен ощутила, что между ними приоткрылась крохотная дверца. Она села рядом с матерью.
— У тебя голос звучит по-другому, когда ты произносишь его имя.
— Я не думала, что такое со мной случится. — Тут, казалось, она сообразила, что позволила себе излишнюю откровенность, и улыбнулась: — Наверняка все это ерунда.
— Надеюсь, я смогу его увидеть.
— Ну да. Он считает тебя плодом моего воображения. — Мать засмеялась. — Как будто я делаю вид, что у меня есть ребенок.
Она затянулась сигаретой и, улыбаясь, выдохнула. Дым коснулся лица Лорен, забился в нос. Она задохнулась, тошнота подступила к горлу. Она добежала до ванной, и ее вырвало. Все еще чувствуя слабость, она почистила зубы и вернулась в комнату.
— Сколько раз я просила тебя не выдыхать дым мне в лицо.
Мать загасила сигарету.
— Рвота — это новая реакция.
Лорен схватила свою тарелку и понесла к мойке.
— Мне пора идти. Сегодня вечером мы с Дэвидом будем вместе заниматься.
— Кто такой Дэвид?
Лорен вытаращила глаза:
— Я встречаюсь с ним уже четыре года.
— А. Этот красавчик. — Мать посмотрела на нее сквозь дым и тихо спросила: — Ты ведь знаешь, почему девушек тошнит без всякой причины?
— Поверить не могу, что ты уговорила меня на это платье, — сказала Анджи, изучая себя в зеркале гостиничного номера.
— Я не уговаривала, — откликнулась мама из ванной. — Я тебе его купила.
Анджи поворачивалась из стороны в сторону, наблюдая, как красный шелк облегает тело. Красный цвет притягивает взгляды. Она бы не рискнула надеть такое платье, но мама, увидев его в магазине Нордстрема, сразу взяла быка за рога.
— Ты шутишь, — отвечала ей Анджи, — мы же идем в театр, а не на вручение «Оскара».
— Ты теперь одинокая женщина, — сказала мама, и, хотя она улыбалась, в глазах ее была печаль.
— То есть ты считаешь, если я оденусь как дорогая проститутка или кинозвезда, то найду путь к новой жизни?
— Я считаю, — медленно произнесла мать, — что пора смотреть вперед, а не назад. Ты сделала большое дело для ресторана. Вечер встреч имел большой успех. А теперь радуйся жизни.
— Как я люблю тебя, мама. Я тебе это говорила?
— Не слишком часто. Пойдем, мы опаздываем.
Они добрались до театра меньше чем за пятнадцать минут. Предъявив билеты, они вошли в наполненное зрителями фойе.
— Он любил здесь бывать, — сказала мама, и голос ее дрогнул. — Он бы отвел нас прямо в буфет.
— Значит, так мы и поступим. — Анджи прошла сквозь толпу, заказала два бокала белого вина. С бокалами в руке они с мамой медленно шли, разглядывая золоченый барочный декор.
Без десяти восемь свет мигнул. Они поспешили на свои места в четвертом ряду. Началось представление. В течение часа зрители зачарованно следили за тем, как на сцене разворачивалась печальная и прекрасная история. В антракте Анджи повернулась к матери:
— Как тебе?
Мама сидела в слезах.
— Ему бы понравилось, — сказала она, — а меня музыка утомила.
Анджи коснулась руки матери:
— Ты все ему расскажешь.
Старомодные очки увеличивали темные глаза и стоявшие в них слезы.
— Теперь он не так часто со мной разговаривает. Говорит: «Пришло время». Не знаю, что я буду делать совсем одна.
— Ты никогда не будешь одна, мама. У тебя дети и внуки, друзья, семья.
— Это совсем другое. — Они посидели молча. — Принесешь мне чего-нибудь выпить?
— Конечно.
Анджи боком прошла вдоль сидений и поспешила к буфету. В фойе было множество народу. И тут она увидела его.
Он выглядел хорошо. Что ж, он всегда был самым красивым мужчиной, какого она когда-либо видела. Они встретились на Хантингтон-Бич. Она пыталась учиться серфингу, на нее обрушилась огромная волна, и вдруг чья-то рука обхватила ее за талию и вытащила на поверхность. И она увидела самые синие на свете глаза…
— Конлан, — тихо окликнула она. Они посмотрели друг на друга и оба подались вперед, чтобы поцеловаться, но тут же отшатнулись. Анджи вдруг пожалела, что оказалась здесь.
— Как дела? Ты все еще в Уэст-Энде?
— Кажется, у меня обнаружились способности к ресторанному бизнесу. Кто бы мог подумать?
— Твой отец, — ответил он, и эти два слова напомнили ей, как много он о ней знает.
— Да… Ну что нового?
— Все хорошо. Я пишу серию статей об убийце со скоростной автострады. Ты, может быть, читала?
Когда-то она первой читала все, что он писал.
— Я теперь темная, ограничиваюсь местными газетами. — Ее сердце гулко забилось. — Ты один?
— Нет.
Она кивнула:
— Ну конечно. Хорошо, я лучше…
— Погоди. — Он схватил ее за руку.
Она стояла, глядя на его сильные загорелые руки.
— Как ты? — спросил он, придвигаясь ближе.
— Лучше, чем было. Мне нравится снова жить в Уэст-Энде.
— Ты всегда говорила, что ни за что не вернешься домой.
— Я многое говорила. И многого не говорила.
Она заметила, как изменилось его лицо.
— Не надо, Анджи…
— Мне не хватает тебя. — Она не могла поверить, что произнесла эти слова. Прежде чем он сумел ответить, она через силу улыбнулась. — Я постоянно вижусь с сестрами и снова стала тетей Анджи. Это забавно.
— Конлан!
К ним подошла блондинка лет тридцати в простом синем платье, дополненном ниткой жемчуга, и с безупречной прической.
— Анджи, это Лара. Лара, Анджи.
— Очень приятно. Что ж, я пойду.
— Прости, — тихо сказал Конлан. — Звони мне.
Усилием воли она заставила себя улыбнуться:
— Конечно, Конлан. Я буду рада как-нибудь снова встретиться. Пока.
И она ушла.
В первый раз в жизни Лорен пропустила целый день занятий. Она сидела в автобусе дальнего следования и следила, как меняется пейзаж за окном. С каждой минутой она приближалась к своей цели.
«Ты ведь знаешь, почему девушек тошнит без всякой причины, правда?»
— Только не это, — прошептала Лорен. Не может быть, что она беременна.
Водитель объявил остановку. Лорен схватила рюкзак и поспешила к выходу. Пахло машинными выхлопами.
Она прошла два квартала в сторону Честер-стрит. Вот оно, приземистое здание из бетонных блоков. Почувствовав, что сейчас заплачет, Лорен сделала несколько глубоких вдохов.
Прекрати. Ты не беременна. Просто тебе нужно убедиться.
Она быстро пошла по дорожке из каменных плит. Не дав себе и секундной передышки, открыла дверь. Сначала она увидела женщин — и девушек, — приехавших сюда раньше нее. Ни одного радостного лица. Лорен шагнула к столу регистратора.
— Чем могу быть полезна? — с улыбкой спросила женщина.
Лорен нагнулась и прошептала:
— Рибидо. Я звонила насчет визита к доктору.
Женщина сверилась с бумажками:
— Тест на беременность?
Лорен вздрогнула:
— Да.
— Посидите пока здесь.
Лорен шла к стулу, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Затем бесконечное ожидание, потом пришла женщина и назвала ее фамилию.
— Пойдем со мной, — сказала женщина. — Меня зовут Джуди.
Они вошли в маленький кабинет.
— Значит, Лорен, — сказала Джуди, — ты хочешь сделать тест на беременность?
— Я уверена, что мне это не нужно, но… — Она попыталась улыбнуться.
— Ты живешь сексуальной жизнью?
Она почувствовала себя ребенком, отвечая на эти взрослые вопросы.
— Да.
— Вы предохраняетесь?
— Да. Конечно. Мы только один раз сделали это без презерватива.
На лице Джуди отразились грусть и понимание.
— Одного раза бывает достаточно, Лорен.
Лорен стояла около полуоткрытой двери в спальню матери. Она собиралась постучать, но услышала голоса.
Прекрасно. Значит, он опять тут.
— Ты помнишь вечер, когда мы встретились? — спросил он хриплым голосом. Все мамины приятели хрипели так, словно с детства курили крепкие сигареты.
Но в этом вопросе, как ни удивительно, звучало чувство. Лорен прислушалась. Что ответит мать?
— Конечно, — сказала мать, — как я могу забыть?
— Я сказал тебе, что я в городе недели на две. Это было месяц назад.
Мать горько вздохнула.
— Я так и знала. Это было очень мило, и все такое.
— Не надо, — мягко произнес он.
— Не надо чего?
— Не такой я лакомый кусочек, Билли. Я сделал в жизни много плохого. Причинял боль людям. Особенно своим бывшим женам.
— Думаешь, я — мать Тереза?
— С твоей стороны было бы глупо поехать со мной, когда я соберусь покинуть город.
— А ты зовешь меня с собой?
— Кажется, да.
— Лорен заканчивает школу в июне. Если бы ты мог…
— Знаешь, я не из тех, кто ждет, Билли.
Долгая пауза, затем мать сказала:
— Очень жаль, Джейк. Возможно, мы могли бы… Не знаю… Сделать что-нибудь.
— Ну да, — сказал он, — неподходящее время.
Лорен услышала, как он идет к двери. Она отступила в гостиную, делая вид, что только что вошла.
Джейк вышел быстрым шагом. Увидев ее, он остановился. Улыбнулся.
В первый раз Лорен рассмотрела его. Он был высок, с длинными светлыми волосами. Одет, как байкер, — потертые черные кожаные брюки и черная кожаная куртка.
— Привет, детка, — сказал он и кивнул, проходя мимо нее.
Лорен смотрела ему вслед, пока он не ушел, потом обернулась к материной спальне. Дверь с грохотом открылась, неверной походкой вышла мать.
— Где мои сигареты?
— На кофейном столике.
— Спасибо. Ты что-то рано вернулась. Почему?
— Я беременна.
Мать внимательно посмотрела на Лорен:
— Скажи, что ты пошутила.
Лорен шагнула к ней навстречу. Она ничего не могла с собой поделать. Всем своим существом она жаждала, чтобы ее утешили, чтобы сказали: «Все хорошо, дорогая», даже если бы это была ложь.
— Я беременна, — повторила она, на этот раз тише.
Мать дала ей пощечину. Сильную. Обе были ошеломлены.
Лорен ловила ртом воздух, но слезы были на глазах у матери.
— Не плачь, — сказала Лорен, — пожалуйста.
Мать смотрела на нее. В брюках и коротенькой кофточке она должна была бы походить на подростка, но выглядела как потерявшая надежду стареющая женщина.
— Ты ничему не научилась на моем примере?
Лорен встала рядом с ней. Их плечи соприкасались, но ни одна из них не потянулась к другой.
— Мне нужна твоя помощь.
— Для чего?
Всю жизнь Лорен ощущала свое одиночество при живой матери, но никогда еще оно не было таким явным.
— Не знаю.
Печаль в глазах матери была хуже пощечины.
— Избавься от него, — сказала она устало, — не позволяй единственной ошибке разрушить свою жизнь.
— Значит, я всегда была только твоей ошибкой?
— Посмотри на меня. Ты хочешь так жить?
Лорен проглотила стоявший в горле комок, вытерла глаза.
— Это ребенок, а не… пустое место. Что, если я захочу его оставить? Ты поможешь мне?
— Нет.
— Нет? Вот так просто — нет?
Наконец мать дотронулась до нее. На одно мгновение.
— Я заплатила за свою ошибку. И не хочу платить за твою.
Пояс школьной формы Лорен был таким же свободным, как обычно, и все же лежал как-то не так. Лорен вымыла руки, вытерла их и вышла из туалета.
Занятия уже кончились. Школьники, смеясь, проходили мимо небольшими группами. Казалось невероятным, что никто не замечает, насколько она изменилась, насколько она отличается от всех.
— Ло! — Дэвид вприпрыжку подбежал к ней, волоча за собой рюкзак. Бросил его на пол и обнял ее.
Она прижалась к нему. Когда она отодвинулась, то почувствовала, что дрожит.
— Где ты была? — спросил он, утыкаясь носом в ее шею.
— Мы можем где-нибудь поговорить?
— Ты уже слышала, да? А я хотел тебя удивить.
Лорен посмотрела на него и тут заметила, как ярко блестят его глаза, как широко он улыбается.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Правда? — Его улыбка стала еще шире. Он схватил ее за руку и потянул за собой в библиотеку, в затененный уголок около музыкального класса.
Дэвид крепко поцеловал ее, затем отступил на шаг, смеясь.
— Вот.
Лорен взяла письмо и посмотрела на обратный адрес. Стэнфордский университет. Она читала, едва дыша: «Уважаемый мистер Хейнс. Мы рады предложить вам место…»
Слезы помешали ей читать дальше.
— Правда, здорово? — спросил он. — Такое досрочное решение потрясает.
— Молодчина, — произнесла она, не в силах поднять на него глаза. Сейчас она никак не могла рассказать ему.
— Это только начало. Ты поступишь в Университет Южной Каролины или в Беркли, и вперед! Мы будем вместе каждый уик-энд.
Какое значение сейчас имели все эти университеты?
— Ты ведь уезжаешь сегодня вечером? — Голос был как деревянный.
— На День благодарения к дяде Фредерику. А потом мы отпразднуем.
Ей хотелось порадоваться за него. Стэнфорд. Это то, о чем он мечтал.
— Я горжусь тобой, Дэвид.
— Я люблю тебя, Лорен.
Это правда. Он любил ее. Еще вчера этого казалось достаточно. Легко кого-то любить, когда ничто не осложняет жизнь.
В День благодарения Лорен, проснувшись, подумала: «В виде исключения мне есть куда пойти в этот праздник».
«Мы хотим пригласить вас с мамой на обед в День благодарения, — сказала ей Анджи. — В дом моей матери. Подумай об этом. Прошу тебя».
Мать наотрез отказалась, но Лорен очень хотелось пойти. Но как она пойдет теперь, опустошенная и застывшая? Анджи только посмотрит на нее и сразу же догадается. Лорен страшилась этого момента с тех пор, как узнала, что беременна.
До одиннадцати часов она в нерешительности бродила по квартире. Зазвонил телефон, и Лорен сразу же взяла трубку:
— Алло!
— Лорен? Это Анджи. Я хотела узнать, не нужно ли подвезти тебя сегодня.
— Нет, спасибо. — Лорен вздохнула.
— Ты ведь приедешь к нам в час?
Вопрос был задан так мягко, что Лорен не смогла сказать «нет».
Около двенадцати Лорен все еще не могла выбрать наряд из разложенной кругом одежды. Наконец, начиная опаздывать, решила идти, в чем была: в широкой кисейной юбке с индейским орнаментом и белой футболке с черным кружевом по вырезу — и надеть пальто, которое подарила ей Анджи. Она зачесала волосы назад и собрала в конский хвост, затем чуть-чуть подкрасилась.
В двенадцать сорок пять она села в автобус и оказалась его единственной пассажиркой в этот праздничный день. Как грустно, подумала Лорен, сразу видно человека без семьи. Но все же это значило: ей есть куда пойти. Лучше, чем сидеть дома одной и жевать что-то, уставившись в телевизор.
На Мейпл-драйв Лорен вышла и быстро зашагала вниз по улице, сверяя номера домов с адресом, который дала ей Анджи. Подойдя к дому Десариа, она позвонила.
Дверь распахнулась. На пороге стояла крошечная белокурая девочка в черном бархатном платьице с белой отделкой.
— Вы кто? — спросила девочка.
— Я Лорен. Меня пригласила Анджи.
— А! — Девочка улыбнулась, потом повернулась и убежала.
Лорен постояла в замешательстве. Потом осторожно прошла через холл и остановилась на пороге гостиной.
В комнате было не меньше двадцати человек.
За столом Лорен оказалась между Мирой и Салом.
Она в жизни не видела столько еды. Здесь, разумеется, была индейка с картофельным пюре и подливкой, зеленая фасоль с луком, чесноком и панчеттой, ризотто с пармезаном и тонко нарезанной ветчиной, паста в бульоне из каплуна, фаршированные овощи и свежеиспеченный хлеб.
Мария начала читать молитву, к ней присоединились остальные. Потом Мария встала.
— В первый раз на День благодарения я сижу на папином стуле. — Она крепко зажмурилась. — Где-то он думает, как сильно любит нас всех.
Когда она открыла глаза, в них стояли слезы.
— Принимайтесь за еду, — сказала она и села. После минутной паузы разговоры возобновились.
Лорен начала с индейки.
— Как твои заявления в колледж? — спросила Мира.
— Я уже все разослала. — Она пыталась говорить с энтузиазмом.
— Куда ты посылала?
— В Университет Южной Калифорнии, Калифорнийский университет Лос-Анджелеса, Пеппердайн, Беркли, Университет Вашингтона и Стэнфорд.
— Впечатляет. Неудивительно, что Анджи тобой гордится.
Лорен посмотрела на Миру:
— Она мной гордится?
— Она так все время говорит. — Мира отрезала кусочек от своей индейки. — Я хотела ехать учиться в колледж. Но встретила Винса и… ты знаешь.
— Что?
Мира улыбнулась:
— Я не думала, что со второго до предпоследнего курса мне придется проучиться восемь лет, жизнь вносит свои коррективы. — Она поглядела через всю комнату на детский стол.
— Значит, ребенок помешал вам учиться в колледже?
— Нет, просто заставил меня снизить темп, только и всего.
После этого Лорен стало трудно есть и разговаривать. Она могла думать только о ребенке, как он будет расти и делать ее мир все меньше и меньше.
Она взяла свой пирог в гостиную и села между малышами Ливви. Один из мальчиков что-то спросил ее об игрушках, но она не услышала. Не ответила. Как могла она сосредоточиться на детских вопросах, когда вот сейчас, сию минуту, в ней дает росток и растет с каждым биением ее сердца человеческая жизнь?
— Пойдем со мной.
Лорен резко подняла голову. Перед ней стояла Анджи. Не дожидаясь ответа, она двинулась к раздвижной стеклянной двери.
Лорен следом за ней вышла на деревянный настил. Они сели рядом на деревянную скамью, положили ноги на перила. Анджи набросила им обеим на плечи плед, который она принесла с собой.
— Может, тебе хочется поговорить?
Деликатность вопроса обезоружила Лорен. Она посмотрела на Анджи:
— Вы ведь знаете, что такое любовь?
— Я долго любила Конлана, а мои родители прожили вместе почти пятьдесят лет.
— Но вы в разводе. Значит, вам знаком и конец любви.
— Да. Она может кончиться. Но она может создать семью и длиться вечно.
— Вы любили вашего мужа? — спросила Лорен.
— Да.
Лорен пожалела о том, что задала этот вопрос. Она видела, что для Анджи это болезненная тема. Но было поздно.
— Значит, он вас разлюбил?
— Ох, Лорен, — вздохнула Анджи. — Ответы не всегда так однозначны. Любовь может помочь нам в трудные времена. Но она может и подвергнуть нас тяжелым испытаниям. — Она вытащила из-под пледа левую руку и принялась ее разглядывать. — Я думаю, он долго любил меня.
— Но ваш брак распался. Ваша дочь…
Анджи грустно улыбнулась:
— Ее смерть стала началом конца. Но давай поговорим о тебе. Ты что, рассталась с Дэвидом?
— Нет.
— Значит, это имеет отношение к колледжу.
Колледж. Лорен закрыла глаза. Она только что разослала заявления в разные колледжи. Она не может стать матерью. Бог свидетель, она понимает матерей, которые негодуют на своих детей.
— Дело в том… Дома нехорошо. Мама влюбилась в очередного неудачника — большая неожиданность — и почти не работает. И мы… ссоримся из-за денег.
Анджи придвинулась ближе к ней:
— Ты ведь говорила, что твоя мама еще молодая? Ей тридцать четыре? Значит, она родила тебя, когда была совсем девочкой. Это трудный путь. Иногда мы должны прощать людей, которых любим, даже если они раздражают нас.
— Да, — уныло подтвердила Лорен.
— Спасибо, что ты была откровенна со мной, — сказала Анджи. — О семейных проблемах бывает трудно говорить.
Лорен попыталась придумать, что бы такое сказать, но ей ничего не пришло в голову, и она тихо пробормотала тонким голосом:
— Спасибо. Мне стало легче.
Анджи обняла ее за плечи:
— Для того и существуют друзья.
Глава 8
«Значит, он вас разлюбил?» Анджи всю ночь размышляла над этим вопросом Лорен. Не могла от него отделаться. К утру она не могла думать ни о чем другом.
За все то время, пока рушился их брак, ни один из них не сказал: «Я больше не люблю тебя». Они не хотели больше жить вместе. Но это не значит, что они разлюбили друг друга.
Что, если он все еще любит ее? Или сможет полюбить снова? С того момента, как ей пришла в голову эта мысль, все остальное не имело значения.
Она позвонила Ливви:
— Послушай, мне надо, чтобы ты подменила меня сегодня.
— Сегодня же День благодарения. Почему я должна…
— Я хочу повидаться с Конланом.
— Ладно, приду.
Около полудня Анджи припарковала машину около офиса газеты Конлана. И задумалась над тем, что делает. Она даже не знала, здесь ли он сегодня. Она ничего не знала о его жизни. С чего она решила, что он захочет ее видеть?
Смелее, Анджи.
Она схватила сумочку и вошла в здание.
— Мне нужно встретиться с Конланом Малоуном.
За стойкой оказалась новая секретарша.
— Вы договорились заранее? Мистер Малоун…
Генри Чейс, охранник, проработавший в этом здании столько лет, что и не сосчитать, вышел из угла.
— Анджи, — сказал он, улыбаясь, — давно не виделись.
Она с облегчением вздохнула:
— Привет, Генри.
— Хочешь пройти к нему? — Он махнул рукой. — Пошли.
Анджи последовала за охранником к лифтам, где они и распрощались. На третьем этаже она окунулась в привычную для Конлана атмосферу.
Множество знакомых лиц. Люди поднимали глаза, беспокойно улыбались и бросали взгляды в сторону кабинета Конлана.
Анджи, вздернув подбородок, пошла дальше. Она увидела его сквозь застекленную дверь кабинета.
Он стоял у окна и разговаривал по телефону, одновременно надевая пальто. В этот момент на нее нахлынули воспоминания. Как по утрам он первым делом целовал ее, даже если опаздывал на работу, и как она иногда отталкивала его, потому что ее голова была занята другим.
Она постучала.
Конлан обернулся, увидел ее. Его улыбка медленно погасла, глаза сузились. От гнева? От растерянности? Она не знала.
Он жестом пригласил ее войти, затем сказал в трубку:
— Нет, это нехорошо, Джордж. У нас график. Фотограф уже ждет в машине. Не уходи.
Анджи посмотрела на его стол. Ее фотографий не было.
Конлан положил трубку и обернулся к ней:
— Анджи…
Вопрос «Зачем ты пришла?» не был произнесен, но она услышала его.
— Я была в городе. И подумала, что мы могли бы…
— Неудачное время, Анджи. У меня встреча, — он бросил взгляд на часы, — через семнадцать минут.
Он взял портфель.
Анджи отступила.
Ей хотелось, чтобы он подошел к ней, хоть чуть-чуть подбодрил ее.
— Я должен бежать. Прости. — И он вышел.
Она опустилась на стул около письменного стола, пытаясь справиться с разочарованием.
— Анджи?
Она подняла голову и увидела Дайану Вандербик.
— Дайана, как я рада тебя видеть.
Это было правдой. Дайана и ее муж Джон много лет были их друзьями. Какое-то время после развода Анджи и Конлана Дайана звонила. Анджи никогда не перезванивала.
— Оставь его в покое, ради бога. Он наконец пришел в себя.
Дайана смотрела на Анджи, словно решая, продолжать или нет.
— Тебе действительно недостает его? — спросила она наконец. — Дважды за этот год я видела, как он плачет в кабинете. В первый раз, когда умерла София, и во второй, когда ты решила развестись с ним. — Ее голос стал мягче. — Тогда, с Софией, я подумала, как грустно, что он пришел плакать сюда.
— Не надо, — прошептала Анджи.
— Зачем ты пришла?
— Я думала… — Анджи вдруг вскочила со стула. — Не важно. Мне пора. Я была дурой.
— Оставь его в покое, Анджи. Ты и так причинила ему много боли.
Анджи проснулась. Еще несколько часов она пролежала, свернувшись калачиком, пытаясь привести свои мысли в порядок. Время от времени она понимала, что плачет. Когда раздался стук в дверь, ее подушка была влажной от слез.
Анджи спустилась по лестнице.
Дверь распахнулась. На пороге стояли мама, Мира и Ливви.
— Сегодня начало поста, — сказала мама, — пойдем с нами в церковь.
— Может быть, в следующее воскресенье, — устало отозвалась Анджи. — Я поздно легла вчера и плохо спала.
— Конечно, плохо, — сказала мама.
Анджи знала, что натолкнулась на стену, и знала, что женщины семейства Десариа сделаны из крепкого камня.
— Хорошо.
За пятнадцать минут она приняла душ, оделась, высушила волосы полотенцем. К десяти они влились в шагавшую к церкви толпу.
Окунувшись в холодное декабрьское утро, Анджи ощутила, что вернулась в прошлое. Она снова была девочкой, одетой в белое платье для первой конфирмации… затем невестой в белом подвенечном наряде… женщиной в трауре, оплакивающей смерть отца. Многое в ее жизни случилось здесь, в свете, падавшем сквозь эти витражи.
Она совершала знакомый с детства ритуал: подняться, встать на колени, снова подняться. К завершающей молитве она поняла, что в ней что-то изменилось, встало на место.
Ее вера была с ней все время, текла в ее жилах, ждала ее возвращения. Некое спокойствие снизошло на нее, она почувствовала себя более сильной, более защищенной. После окончания службы Анджи, выйдя на улицу, ощутила холодный свежий воздух. Она взглянула на бледно-голубое небо.
— Анджи, — окликнула ее Мира, — с тобой все в порядке?
Она неожиданно легко улыбнулась в ответ:
— Ты знаешь, да.
Лорен целый день набиралась смелости. К тому времени, как она добралась до района Маунтинэр, ворота были закрыты и здание охраны казалось пустым. Какой-то человек в униформе укреплял рождественские электрические гирлянды на кованой решетке забора.
Похоже, его рассердило ее появление, хотя, возможно, ему просто не нравилась эта работа.
— Я хотела бы увидеть Дэвида Хейнса.
Ворота медленно отворились. Пошел дождь.
Величественный особняк, где жила семья Дэвида, выглядел как рождественская открытка. Большой праздничный дом с зажженными огнями, имитацией свечей на окнах, хвойными ветками над входной дверью. Она направилась к дому.
Дверь открыл мистер Хейнс в брюках цвета хаки с отутюженными стрелками и в белоснежной рубашке. Его волосы, как и загар, были безупречны.
— Привет, Лорен. Не ждал тебя увидеть.
— Я знаю, что уже поздно, сэр. Почти половина восьмого. Мне не удалось дозвониться.
Он улыбнулся:
— Не волнуйся. Дэвид будет рад твоему приходу. Я сейчас позову его.
Большая, прекрасно обставленная комната на первом этаже. Ковры цвета льна, огромный замшевый диван кремового цвета с темно-серыми подушками, кофейный столик из светлого мрамора. За резными деревянными дверцами скрывался огромный экран плазменного телевизора.
Лорен примостилась на краешке дивана. Дэвид вошел в комнату и обнял ее.
Она прижалась к нему. Она бы отдала все, чтобы вернуть то время, когда самым важным было сказать ему, что она очень любит его. Взрослые вечно говорят об ошибках, о расплате за неверный поступок. Жаль, что она пропускала эти разговоры мимо ушей.
— Я люблю тебя, Дэвид. — Она сама услышала нотку отчаяния в своем голосе.
Он нахмурился.
— Ты как-то странно ведешь себя в последнее время, — сказал он, лег на диван и притянул ее к себе.
Она отстранилась:
— Твои родители дома. Мы не можем…
— Только папа. Мама уехала на какой-то сбор средств для своего фонда. — Он повторил свою попытку.
Лорен тихонько оттолкнула его.
— Дэвид. — Казалось, все силы ушли на то, чтобы произнести его имя. На глазах блеснули слезы.
— Что случилось? Ты меня пугаешь. — Он провел рукой по ее лицу, стер слезы. — В первый раз вижу, что ты плачешь.
Она глубоко вздохнула:
— Ты помнишь игру в Лонгвью? В самом начале сезона?
Он явно был озадачен:
— Да.
— Потом мы поехали в заповедник…
— Ну да. В чем дело, Ло?
— Ты был на маминой «эскаладе», — сказала она.
Все происшедшее стояло у нее перед глазами. Как он откинул заднее сиденье и достал бледно-голубой плед и подушку. Все, кроме той принадлежности, которая была нужнее всего. Машина стояла на краю пляжа, а огромная серебряная луна смотрела на них с неба.
Она видела по его лицу, что он начал вспоминать. И мгновенно уловила, когда он понял, в чем дело. От страха его глаза сузились. Он отодвинулся назад, нахмурился:
— Я помню.
— Я беременна.
Он вздохнул, так, что у нее чуть не разбилось сердце, вздох замер в тишине.
— Нет, боже мой, не может быть. Ты уверена?
— Совершенно.
Дэвид был ошеломлен и испуган.
— И что теперь? — Его голос звенел от напряжения.
Она не смотрела на него.
— Не знаю.
— Ты бы не… ты понимаешь.
— Аборт. — Она почувствовала, как внутри нее что-то оборвалось. На глазах выступили слезы, но ей удалось сдержаться и не заплакать. — Наверное, это выход.
— Да, — сказал он слишком быстро. — Я заплачу за это. И поеду вместе с тобой.
Она ощущала себя так, словно медленно уходила под воду.
— Хорошо. — Даже собственный голос доносился до нее словно издалека.
Лорен пыталась не думать о том, куда едет. Дэвид был рядом, его руки крепко держали руль. За целый час они не обмолвились ни словом. Что здесь можно было сказать? Путь в Ванкувер казался бесконечным.
Сквозь тонированное стекло автомобиля она увидела здание клиники. Лорен закрыла глаза, борясь с подступающей паникой. Они припарковались, и тут она ощутила всю тяжесть принятого решения. Несколько минут она не могла заставить себя сдвинуться с места. Дэвид обошел автомобиль и открыл ей дверцу. Она вцепилась в его руку.
Они вместе двинулись по направлению к клинике. Один шаг, другой, еще один — это все, о чем она позволяла себе думать.
Он открыл перед ней дверь.
Приемная была полна женщин — по большей части молодых девушек, которых никто не сопровождал. Лорен подошла к столу, записалась, затем заполнила бумаги. Регистратор просмотрела их.
— Посидите. Мы вас вызовем.
Лорен опустилась на свободный стул. Дэвид сел рядом. Они держались за руки, но не смотрели друг на друга. Лорен боялась, что расплачется, если взглянет на него. Она стала читать брошюру, лежавшую на столе.
«Процедура занимает не больше пятнадцати минут…
…возможность вернуться к работе через сорок восемь часов…
…минимальный дискомфорт…»
Она отложила брошюру. Может быть, она молода, но она понимает, что главное — не боль и не возможность быстро вернуться к работе или длительность «процедуры». Главное — сможет ли она жить с этим?
Она прижала руку к своему еще совершенно плоскому животу. Там, внутри нее, была жизнь. Жизнь.
Лучше не думать так о своей беременности, лучше сделать вид, что пятнадцатиминутная процедура ликвидирует ее проблему. А если нет?
В приемную вошла медсестра. Глядя в список, она прочла несколько имен.
— Лорен. Салли. Жюстин.
Дэвид сжал ее руку:
— Я люблю тебя.
Лорен встала, ее била дрожь. Она бросила последний взгляд на Дэвида и пошла за медсестрой.
— Лорен. Третий кабинет, — сказала медсестра, остановившись у одной из дверей.
Лорен вошла, переоделась в хлопчатобумажный балахон. Металлические шкафчики и блестящие поверхности столов заставили ее зажмуриться от яркого света.
Дверь открылась. Вошел пожилой человек в шапочке, маска висела у него на шее.
— Здравствуйте, Лорен, — сказал он, просматривая ее карту.
Вошла медсестра.
— Здравствуйте, меня зовут Марта. — Она потрепала Лорен по руке. — Через несколько минут все кончится.
Кончится. Несколько минут. Никакого ребенка. Процедура.
И она поняла.
— Я не смогу это сделать, — сказала Лорен, чувствуя, как по щекам бегут слезы. — Я не смогу с этим жить.
Спустя несколько часов Лорен сидела рядом с Дэвидом на кремовом диване. Она держалась за его руку так крепко, что пальцы онемели. Она никак не могла перестать плакать.
— Я думаю, мы поженимся, — сказал он подавленно.
Она повернулась к нему и сжала его в объятиях. Он так старался быть взрослым, но глаза его расширились от страха.
— То, что я беременна, не значит…
Дэвид освободился из ее рук:
— Мама?!
В дверях с коробкой пиццы стояла миссис Хейнс.
— Твой отец думает, что вы могли проголодаться, — сказала она печально, глядя на Дэвида. И заплакала.
Весь этот день Лорен думала, что ничего хуже с ней быть не может. Но вечером, сидя в гостиной, она поняла, что ошибалась. Видеть плачущую миссис Хейнс было невыносимо.
Получалось, будто во всем виновата она одна.
Она знала, что это не так. Они оба зачали этого ребенка.
— У меня есть связи в Лос-Анджелесе и в Сан-Франциско, — сказал мистер Хейнс, проводя рукой по сбившейся прическе. — Превосходные доктора. И умеют молчать.
— Она пыталась, — ответил Дэвид, — в Ванкувере.
— Мы католики, — сказала миссис Хейнс, глядя на Лорен.
Лорен была благодарна и за это.
— Да, — отозвалась она, — и… не только это.
— Я просил Лорен выйти за меня замуж, — сказал Дэвид.
Лорен видела, как он изо всех сил старается быть сильным, и любила его за это. Но она видела также, что он близок к срыву, и ненавидела за это себя. Он сейчас представлял себе все — одно за другим, — от чего ему придется отказаться.
— Вы слишком молоды, чтобы жениться. Скажи им, Анита.
— Мы слишком молоды и чтобы иметь ребенка, — произнес Дэвид. После его слов все снова замолчали.
— Существует такая вещь, как усыновление.
Дэвид поднял голову:
— Действительно, Лорен. Есть люди, которые полюбят этого ребенка.
Надежда, появившаяся в его голосе, добила ее. Глаза наполнились слезами. Она хотела сказать, что сама могла бы полюбить этого ребенка. Своего ребенка. Их ребенка.
— Я позвоню Биллу Толботу, — сказал мистер Хейнс. — Он свяжет меня, с кем нужно. Мы подберем подходящую пару.
Лорен нахмурилась. Он вел себя так, словно решение уже было принято.
Дэвид повернулся к ней. Взял ее руку, крепко сжал.
— Пойдем, Лорен, — наконец сказала миссис Хейнс, вставая.
— Я отвезу ее домой, мам.
— Я отвезу. — Несмотря на слезы, голос миссис Хейнс звучал так решительно, что возражать не приходило в голову.
— Тогда мы поедем все вместе, — отозвался Дэвид, не выпуская руки Лорен.
Они прошли за миссис Хейнс в гараж, где дожидался «кадиллак-эскалада», свидетель их преступления.
Дэвид открыл переднюю дверь. Лорен со вздохом скользнула на сиденье.
— Вы можете высадить меня у супермаркета «Сэйфуэй», — сказала она.
— Да нет, — сдвинув брови, возразила миссис Хейнс.
Дэвид с заднего сиденья указывал дорогу.
Они подъехали к обшарпанному зданию. Дэвид вышел и обошел машину, чтобы выпустить Лорен.
Миссис Хейнс закрыла за ним дверь, затем повернулась к Лорен:
— Ты здесь живешь?
Удивительно, но лицо миссис Хейнс, казалось, смягчилось.
— Дэвид — единственный ребенок, которого я сумела родить, — сказала миссис Хейнс. — Может быть, я любила его слишком сильно. Все, чего я хотела, — это чтобы у него был выбор, которого не было у меня. Если вы поженитесь и оставите ребенка… — Ее голос прервался. — Жить с ребенком без денег и без образования тяжело. Я знаю, как сильно ты любишь Дэвида. И он любит тебя. Настолько, что готов отказаться от своего будущего. Думаю, я могу гордиться им.
Дэвид постучал в стекло:
— Открой дверь, мам.
Лорен услышала то, чего не сказала миссис Хейнс. «Если ты на самом деле любишь Дэвида, не дай ему разрушить свою жизнь». Лорен и сама так думала. Если ради любви к ней он готов от всего отказаться, разве она не должна ради любви к нему не дать ему это сделать?
— Если тебе нужно будет поговорить о чем угодно, всегда, в любое время, приходи ко мне, — сказала миссис Хейнс.
Это предложение удивило Лорен.
— Спасибо.
— Скажи маме, что я позвоню ей завтра.
— Хорошо. — Лорен не хотелось думать об этом разговоре. Она вышла из машины.
Лорен застала мать в гостиной, та сидела на диване и курила. Вид у нее был утомленный.
— Я собиралась поехать с тобой сегодня. — Мать сделала глубокую затяжку. — Побежала к Недди, а «Тайдс» был открыт… — Она посмотрела на Лорен. — Тебе не дать аспирина? Сейчас я…
— Со мной все в порядке.
— Мне очень жаль, Лорен, — сказала мать тихо.
На этот раз Лорен услышала искреннее сожаление в голосе матери.
— Все хорошо. — Она нагнулась и принялась подбирать с пола коробки из-под пиццы и сигаретные пачки. — Похоже, вы с Джейком веселились всю ночь.
Подняв голову, она увидела, что мать плачет. Лорен подошла к ней, встала на колени рядом с диваном.
— Со мной все хорошо, мам. Не плачь.
— Он хочет бросить меня. Вся моя жизнь ничего не стоит.
Это оказалось больнее, чем пощечина. Даже сейчас ее мать думала лишь о себе. Лорен с трудом проглотила вставший в горле комок, отодвинулась от матери и снова принялась за уборку.
— Я не сделала этого, — сказала она.
Мать подняла голову:
— Что? Скажи, что ты пошутила.
— Я не шучу.
На мгновение она ощутила резкую боль в сердце. Хотя она знала, что это невозможно, что это безумие, ей так хотелось, чтобы мать обняла ее, прижала к себе, чего та никогда не делала, и сказала: «Все хорошо, детка».
— Я не смогла. Это я должна расплачиваться за свою ошибку, а не… — Она взглянула на свой живот.
— Ребенок, — холодным тоном произнесла мать. — Ты даже не можешь произнести это слово.
Лорен прикусила губу:
— Я боюсь, мама. Я думала…
— Ты и должна бояться. Посмотри на меня. Посмотри на все это. — Она встала и жестом обвела комнату. — Хочешь ли ты такой жизни? Для этого ли ты училась, как ненормальная? — Она схватила Лорен за плечи и затрясла ее. — Ты будешь как я. Ты этого хочешь? Этого?
Лорен высвободилась.
— Нет, — сказала она тихо.
Мать тяжело вздохнула:
— Если ты не смогла сделать аборт, то как, скажи на милость, ты справишься с материнством? Поезжай завтра снова в клинику. Я поеду с тобой.
Казалось, гнев матери погас. Она отвела прядь волос со лба Лорен, заправила за ухо. Никогда еще она не была так нежна с дочерью. Это было еще хуже, чем если бы она кричала.
— Я не могу.
Мать смотрела на нее глазами, полными слез:
— Что еще я могу сказать? Ты приняла решение. Прекрасно. Я сделала все, что могла. — Она нагнулась и схватила свою сумочку. — Мне нужно выпить.
— Не ходи. Пожалуйста.
Мать направилась к двери. На полпути она обернулась.
Лорен не сдвинулась с места, в ее глазах была отчаянная мольба.
— Мне очень жаль. — И она ушла.
На следующее утро Лорен проснулась от звуков музыки, проникавших сквозь стену. Диск Брюса Спрингстина.
Она медленно поднялась, протирая опухшие глаза.
Очевидно, вечеринка затянулась до утра. Неудивительно, подумала Лорен. Когда узнаешь, что твоя семнадцатилетняя дочь забеременела, только и остается, что устраивать вечеринки.
Лорен, вздохнув, поплелась в ванную и долго стояла под горячим душем. Убрав постель, она надела школьную форму и пошла по коридору.
В гостиной она остановилась. Что-то было не так.
Пепельницы на кофейном столике были пусты. Никаких недопитых стаканов на кухонном столе. Со спинки дивана исчез старый лиловый вязаный плед.
Ушла. Вот так. Даже мать не смогла…
Она услышала звук мотора за окном, хриплый рев «харлей-дэвидсона», который ни с чем не спутаешь.
Лорен подбежала к окну и отдернула штору.
На улице, внизу, мать сидела позади Джейка на мотоцикле. Она смотрела вверх, на Лорен.
Лорен коснулась пальцами стекла:
— Не надо…
Медленно, словно это движение причиняло ей боль, мать помахала на прощание. Мотоцикл с ревом понесся по улице, завернул за угол и исчез из виду.
А Брюс продолжал петь: «Детка, мы рождены, чтобы бежать».
Анджи в третий раз набрала домашний номер Лорен.
Мама вышла из кухни.
— Никто не подходит?
— Да. Пропускать работу не в ее привычках. Я беспокоюсь.
— С девочками ее возраста иногда… Я уверена, ничего не случилось.
— Может быть, заехать к ней?
— Босс не должен появляться сразу же. Она пропустила работу. Ну и что? Придет завтра. — Мама подошла к ней. — Почему бы тебе не поехать со мной? У нас есть вино.
— Давай в другой раз, мама. Я хочу съездить за елкой. Правда, я собиралась уйти пораньше, если ты не против.
— Папа… был бы счастлив видеть, что в коттедже снова готовятся к празднику.
Анджи услышала, как прервался голос матери, и поняла, в чем дело. В первый раз мама будет встречать Рождество без папы. Она обняла мать за талию, притянула ее к себе.
— Спасибо, — шепнула она.
Минуту они постояли обнявшись. Наконец Анджи попрощалась, схватила пальто и ушла из ресторана.
В этот холодный хмурый вечер на городской площади кипела жизнь. Десятки усталых туристов глазели на бесчисленное множество украсивших город белых огоньков. Торжественное зажигание елки было намечено на следующую субботу. Местные газеты сетовали, что город превратился в Диснейленд. Ресторан, очевидно, всю неделю будет забит посетителями.
Когда Анджи добралась до магазина, начался снег. Она быстро вошла внутрь. Здесь была страна рождественских чудес: кругом елки, игрушки и разноцветные гирлянды. Елки сверкали серебряными и золотыми украшениями, каждое было единственным в своем роде, и это напомнило ей о коллекции, которую Конлан собирал для нее много лет, начав с маленькой елочной игрушки, привезенной из Голландии. С тех пор он каждый год дарил ей новую.
— Эй, Анджи, — услышала она веселый голос. Это хозяйка магазина, Тилли, вышла из-за кассы. — Чем я могу тебе помочь?
Анджи огляделась:
— Мне нужны елочные игрушки.
Тилли кивнула:
— Знаешь что, возвращайся через десять минут. У меня будет для тебя елка со скидкой.
— Ну что ты, я не могу…
— А ты за это накормишь нас с Биллом ужином. — Анджи кивнула. Именно так вел дела ее отец. — Я сейчас съезжу за елкой и мгновенно вернусь.
Через час Анджи ехала домой. На крыше машины была закреплена елка, на заднем сиденье лежала коробка с игрушками и груда елочных лампочек.
Она поставила машину у крыльца. Затем постояла под деревом, подняв лицо к небу, ощущая прикосновение снежинок, похожее на поцелуи.
В магазине елка казалась меньше. Анджи достала из гаража пару отцовских рабочих перчаток и принялась отвязывать елку. К тому времени, как цель была достигнута, Анджи два раза упала и вдобавок поцарапала краску на автомобиле. Схватив елку за ствол, она с трудом, шаг за шагом, тащила ее к дому. Она была уже почти у двери, когда подъехала машина.
На нее упал свет фар. Она бросила дерево и выпрямилась. Наверное, это Мира приехала, чтобы помочь.
— Эй, — сказала Анджи, безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-то, — ты меня слепишь.
Фары не погасли, но дверца водителя открылась.
— Мира? — Анджи нахмурилась, отступила на шаг. Она сразу поняла, как уединенно живет…
Кто-то бесшумно шагал к ней по снегу.
— Конлан, — выдохнула она.
Он подошел ближе:
— Привет, Анджи.
Она не знала что сказать. Ей хотелось, чтобы говорил он, но он молчал.
— А я как раз собираюсь поставить елку.
— Я вижу.
— Я могу рассчитывать на твою помощь?
— Я лучше посмотрю, как ты с ней справляешься.
— Ты шутишь? Вноси елку.
Он засмеялся, нагнулся и поднял дерево.
Она пошла вперед открывать дверь.
Вместе они поставили елку в крестовину. Когда они закрепили ее, Анджи сказала:
— Я принесу вина, — и поспешила в кухню. Ей было трудно смотреть на него.
Она налила два бокала красного вина и вернулась в гостиную. Он стоял у камина и смотрел на нее. В черном свитере и потертых джинсах он был больше похож на стареющую рок-звезду, чем на первоклассного репортера.
— Ну, — начал он, — я могу тебе сказать, что оказался здесь в поисках информации для материала.
— А я могу тебе сказать, что мне не важно, почему ты здесь.
Они сидели в разных концах комнаты и вели осторожный разговор. Они пили уже третий бокал, когда он спросил:
— Почему ты приходила ко мне на работу?
Как далеко она решится зайти? Она годами говорила Конлану полуправду, стараясь оградить его от плохих новостей.
— Мне не хватает тебя, — сказала она наконец. — А тебе меня?
— Не могу поверить, что ты меня об этом спрашиваешь.
Она вскочила, подошла к нему.
— А тебе? — Она опустилась перед ним на колени. Их лица были так близко, что она видела свое отражение в его синих глазах. — Это сведет меня с ума, — произнесла она, повторив фразу, которую сказала ему в детской несколько долгих месяцев назад.
— А сейчас ты в своем уме?
— Я со многим смирилась.
— Ты пугаешь меня, Анджи, — сказал он негромко. — Ты разбила мне сердце.
Она чуть-чуть наклонилась к нему.
— Не бойся, — прошептала она, протягивая к нему руки.
Глава 9
Анджи уже забыла, что чувствуешь, когда тебя целуют по-настоящему. Она снова ощутила себя юной — больше, чем юной, — это ощущение пронзило ее всю, сотрясая тело. Легкий стон сорвался с ее губ.
Конлан отпустил ее.
Она смотрела на него, сощурившись, чувствуя нетерпеливое желание, граничащее с болью.
— Кон!
Он испытывал то же самое. Она видела, как напрягся его рот. На мгновение он потерял власть над собой.
— Я любил тебя, — произнес он.
Если до сих пор воспоминания Анджи были подернуты туманом, прошедшее время, которое употребил Конлан, развеяло этот туман.
Она схватила его за руку. В его глазах она видела неуверенность и страх. Но там была и искорка надежды, и она попыталась раздуть ее.
— Поговори со мной, — сказала она, зная, что он после смерти Софии научился молчать, опасаясь ее задеть.
— Что изменилось?
— О чем ты?
— Тебе было мало нашей любви.
— Я изменилась.
— Неожиданно, после восьми лет одержимости, ты вдруг изменилась?
— Вдруг? — Она отпрянула. — Я потеряла отца, дочь и мужа. Ты думаешь, через это можно пройти, не изменившись? Но то, что мучит меня, не дает спать по ночам, — это ты. Папа и София ушли. Ты… — Голос ее дрогнул. — Я оставила тебя. Я не жила для тебя. Так, как ты жил для меня.
Они молча смотрели друг на друга.
— Давай займемся любовью, — сказала она неожиданно для себя. В ее голосе слышалось явное отчаяние.
Он принужденно засмеялся:
— Это не так просто.
— Почему бы нет? Всю свою жизнь мы следовали правилам. Больше нет никаких путеводителей. Мы пережили трудные времена, теперь все изменилось. Отнеси меня в постель, — тихо сказала она.
Он что-то пробормотал, и она поняла, что он сердится, но признает свое поражение.
Анджи ухватилась за это:
— Прошу тебя. Люби меня.
Он тяжело вздохнул и, шепча «Черт бы тебя побрал», потянулся к ней.
На следующее утро Анджи проснулась под знакомую музыку дождя, барабанившего по крыше и стекавшего по оконным стеклам.
Конлан крепко обнимал ее. Она прижалась к нему с наслаждением, ощущая его всей кожей. Его медленное, ровное дыхание щекотало ей затылок и шею.
Анджи повернулась к нему. Он открыл глаза.
— Доброе утро, — сказала она, удивившись, как хрипло звучит ее голос.
— Доброе утро. — Он нежно поцеловал ее. — Что теперь?
Она не могла сдержать улыбки. Это было так похоже на Конлана. Вся эта теория «больше-нет-путеводителей» не годилась для человека, который всю жизнь только и делал, что задавал вопросы.
— По-моему, надо просто посмотреть, что получится, — сказала она.
— Это не для нас. Ты ведь знаешь, мы любим строить планы.
Мы. Это гораздо больше, чем было у нее вчера.
— Нам надо быть другими в этот раз.
— Ты изменилась.
— Утраты иногда действуют на женщин подобным образом.
Он вздохнул при упоминании об утрате, и она пожалела, что не может взять свои слова назад.
— Я должен быть на работе к двенадцати.
— Позвони, скажи, что заболел. Мы могли бы…
— Нет. — Он отодвинулся и вылез из постели. Он стоял, обнаженный, смотрел на нее, и в его глазах ничего нельзя было прочесть. — Нам всегда было хорошо в постели, Анджи. — Он наклонился за одеждой.
Все время, пока он одевался, она пыталась придумать, что сказать, чтобы он не уходил. Что бы ему сказать?
— Возвращайся, — в конце концов произнесла она, когда он направился к двери, — когда-нибудь. Когда будешь готов.
Он обернулся:
— Не думаю, что у меня это получится. До свидания, Анджи.
И он ушел.
С каждым днем ей было все труднее следовать распорядку школьной жизни. Лорен чувствовала себя инопланетянкой, попавшей на планету, языка и обычаев которой она не знала. Она не могла сосредоточиться на занятиях, не могла поддержать разговор, от еды ее все время тошнило. Ребенок… ребенок… ребенок все время присутствовал в ее мыслях.
Она ждала, что вот-вот начнутся разговоры. Она не знала, не отвернутся ли от нее подруги. И вообще, стоит ли так волноваться из-за неожиданной контрольной по тригонометрии или из-за сцены, которую Робин и Крис устроили на танцах? Все это казалось детским. Даже Дэвид стал относиться к ней по-другому. Он все еще любил ее, она это знала. Но она чувствовала, что он все больше уходит в себя, и она знала, что он размышляет над тем, как дорого обошлась ему их любовь.
— Лорен!
Подняв глаза, она с удивлением обнаружила, что голова ее склонилась на стол. Около нее стоял мистер Найтсбридж.
— Я утомил тебя, Лорен?
По классу прокатился смешок.
Она выпрямилась:
— Нет, сэр.
— Прекрасно. — Он вручил ей розовый листок бумаги. — Миссис Детлас ждет тебя у себя в кабинете.
Лорен нахмурилась. Зачем она могла понадобиться куратору? Она сложила вещи в рюкзак и вышла из класса, прошла по коридору и постучала в дверь кабинета миссис Детлас.
— Войдите.
Лорен открыла дверь.
— Здравствуйте, миссис Детлас, — сказала она.
— Лорен, садись. Утром я разговаривала с Дэвидом.
Никаких обычных шуток, никакой улыбки. Это не к добру.
— Дэвид сказал, что подумывает о том, чтобы отказаться от Стэнфорда. Он сказал, что-то произошло. Ты не знаешь, в чем дело?
Лорен проглотила вставший в горле комок:
— Как он мог отказаться от Стэнфорда?
— Действительно, как? Естественно, я позвонила Аните. Она ничего мне не сказала, тогда я отправила тренера Триппа в раздевалку к мальчикам. Ты знаешь, они дружны с Дэвидом.
Лорен тяжело вздохнула:
— Да, мэм.
— Итак, ты беременна.
Лорен закрыла глаза. Дэвид обещал никому не говорить. К концу дня об этой новости будут знать все.
Последовало долгое молчание.
Его прервала миссис Детлас:
— Мне очень жаль, Лорен. Больше, чем ты можешь себе представить.
— Что мне теперь делать?
Миссис Детлас покачала головой:
— Этого я не могу тебе сказать. Могу только сообщить, что до сих пор ни одна беременная девушка не оканчивала Феркрест. — Миссис Детлас открыла конверт, просмотрела его содержимое. — Я разговаривала с директором Уэст-Энд-Хай. Ты можешь доучиться там до конца семестра.
— Не понимаю.
— Здесь ты на стипендии, Лорен. Ее могут отобрать в любой момент, если ты дашь повод.
— Осталось всего шесть недель до конца семестра. Прошу вас. Я хочу окончить Феркрест.
— Я думаю, это окажется… неприятным для тебя. Девочки бывают очень жестоки друг к другу. Иди в Уэст-Энд-Хай и оканчивай досрочно. Слава богу, у тебя достаточно зачетов.
Иди в тот мир, которому ты принадлежишь. Лорен слышала эти слова так же четко, как если бы они были произнесены вслух.
Когда Лорен вернулась домой, миссис Мок встретила ее на лестнице. Лорен поздно заметила ее, повернуться и уйти было невозможно.
— Лорен, — она тяжело вздохнула, — сегодня я искала твою мать.
— Да? Вы застали ее на работе?
— Ты знаешь, что нет. Хозяйка парикмахерской сказала, что она ушла. Уехала из города.
Лорен согнулась под тяжестью этих слов.
— Да. Я собираюсь найти работу на полный рабочий день. Обещаю вам…
— Ничем не могу тебе помочь, детка. Домовладельцу уже надоело, что твоя мать всегда запаздывает с платой. Он требует вас выселить.
— Прошу вас, не надо.
Полное лицо миссис Мок сморщилось в печальной гримасе.
— Мне очень жаль.
Если еще кто-нибудь скажет, что ему жаль, Лорен начнет кричать. Она с трудом поднялась по лестнице и захлопнула за собой дверь.
«Думай, Лорен, — сказала она, пытаясь отыскать свое прежнее «я» — девушку, которая могла одолеть любую гору. — Думай».
Кто-то постучал.
Она подошла к двери и рванула ручку:
— Миссис Мок…
Но в темноте стояла Анджи.
— Привет, — улыбнулась Анджи. — Впустишь меня? Лорен представила себе: Анджи Малоун идет по вонючему истертому ковролину, садится на продавленный диван, начинает рассуждать на всякие темы, говорит, как ей жаль Лорен.
— Нет. Пожалуй, нет. — И она скрестила на груди руки.
— Лорен! — сурово проговорила Анджи и, прошагав мимо девушки, оказалась в квартире.
Лорен не могла не увидеть свою квартиру глазами Анджи. Отвратительные оштукатуренные стены, потемневшие от сигаретного дыма мутные стекла, за которыми не видно ничего, кроме кирпичной стены. Она, пожалуй, даже не решится пригласить Анджи сесть.
— Вы… не хотите колы? — нервно предложила Лорен. Анджи села на диван. Совсем не в позе «боюсь-испортить-одежду».
— Нет, спасибо.
— Моя работа… Я должна была позвонить.
— Да, должна была. Почему же не позвонила?
Лорен сложила руки на груди:
— Была плохая неделя.
— Сядь, Лорен.
Лорен принесла стул из кухни и села.
— Я думала, мы друзья, — сказала Анджи. — У тебя какие-то неприятности?
— Да.
— Чем я могу помочь?
Лорен разрыдалась:
— Ничем. Слишком поздно.
Анджи подошла к Лорен, обняла ее и подняла со стула. Лорен плакала все громче. Анджи гладила ее по волосам, приговаривая: «Все будет хорошо». Она повторила это не меньше десяти раз.
— Нет, не будет, — несчастным голосом сказала Лорен. — Мама бросила меня. Она уехала с Джейком.
— Ох, дорогая. Она вернется…
— Нет, — тихо произнесла Лорен. Удивительно, как больно было это признавать. Все эти годы Лорен имела возможность убедиться, что мать почти совсем ее не любит, но это все еще причиняло ей боль. — А миссис Мок говорит, что я не могу здесь остаться. Мне не заработать денег, чтобы платить за квартиру. — Она посмотрела в пол, затем медленно подняла взгляд на Анджи. — И даже это не самое плохое.
— Есть что-то еще хуже?
Лорен глубоко вздохнула:
— Я беременна.
Первой реакцией Анджи была зависть, ужалившая ее в самое сердце. Анджи ощутила, как по телу расходится яд.
— Девять недель, — сказала Лорен. Она была такая несчастная и такая юная.
Анджи отбросила свои эмоции. Еще будет время подумать, почему мир порой бывает так несправедлив, — ночью, когда она особенно явственно ощущает свое одиночество. Она быстро шагнула назад и села на кофейный столик. Ей нужно было создать дистанцию между ними.
Боль Лорен была осязаема. Рыжие волосы спутались, в карих глазах застыла печаль. Она, как никто, нуждалась в материнской заботе…
Нет. Анджи вздохнула:
— Ты сказала маме?
— Она потому и уехала. Она говорит, что вырастила «одну ошибку» и не собирается снова заниматься этим. Я пыталась сделать аборт. Но не смогла.
— Ты должна была прийти ко мне, Лорен.
— Как я могла прийти к вам в таком виде? Я знала, что это причинит вам боль. — Глаза Лорен медленно наполнились слезами. — Я не знаю, что делать. Дэвид говорит, что откажется от Стэнфорда и женится на мне, но он возненавидит меня. Мне этого не вынести. Мне просто страшно. Я не знаю, что делать, а теперь еще мне придется искать новое место для жилья.
— Все в порядке, Лорен. Сделай глубокий вдох и успокойся. — Анджи смотрела на нее. — Вы с Дэвидом собираетесь оставить ребенка у себя?
— Откуда я знаю? — Она опустила голову. Теперь она плакала почти неслышно. — Это моя беда. Я сама виновата. Может быть, миссис Мок разрешит мне пожить здесь еще некоторое время.
Анджи зажмурилась, чувствуя, как у нее самой выступают на глазах слезы. Она вспомнила Лорен в «Помоги ближнему»… на парковке у магазина… вот она обнимает Анджи в благодарность за такую ерунду, как одолженное платье и немножко косметики.
Лорен была одна в этом мире. Она добрая, ответственная девочка, она будет поступать правильно или изо всех сил пытаться это сделать, но как может семнадцатилетняя девочка найти верный путь в этом страшном мире?
«Будь осторожна с этой девочкой, Анджела».
Это был хороший совет, и Анджи пугало, что она не следует ему. Она с таким трудом избавилась от всепоглощающего желания иметь ребенка, разве она может позволить себе снова впасть в одержимость? Сумеет ли она быть рядом с другой беременной женщиной?
Но как она может отвергнуть Лорен в такой момент?
— Вот что я тебе скажу, — медленно проговорила Анджи, в сущности, ничего другого она не могла сказать. — Почему бы тебе не переехать жить ко мне?
Лорен, ахнув, подняла взгляд:
— Вы не можете этого хотеть.
— Я этого хочу.
— Вы передумаете. Вы увидите, как я становлюсь все толще, и…
— Ты доверяешь хоть кому-нибудь?
Лорен не ответила, но ответ читался в ее глазах.
— Доверься мне. Поедем вместе со мной в коттедж, на какое-то время, пока ты не разберешься, что делать дальше. Тебе нужна забота.
— Я буду убирать ваш дом и стирать. Еще я умею готовить…
— Тебе не нужно убирать мой дом, — улыбнулась Анджи. Хотя страх не исчез, ей вдруг стало легче. Возможно, она никогда не станет матерью, но это не значит, что она не может вести себя как мать. — Только появляйся на работе и продолжай учиться. Хорошо?
Лорен бросилась в объятия Анджи:
— Хорошо.
Лорен сложила в чемодан одежду, косметику, кое-какие мелочи, и комната сразу приобрела нежилой вид. Последней она забрала фотографию: они вдвоем с матерью. Годами Лорен пыталась вспомнить тот момент, когда была сделана эта фотография, но у нее ничего не получалось.
Спустившись по лестнице, она остановилась у дверей квартиры миссис Мок:
— Вот ключи.
— Куда ты поедешь?
Лорен подвела миссис Мок к окну. Анджи стояла рядом со своим автомобилем.
— Это Анджи Малоун. Я буду жить у нее.
— Я ее помню.
— Мебель вы можете продать в счет погашения долга?
— Ладно. — Миссис Мок грустно улыбнулась. — Мне жаль, Лорен. Если бы я чем-нибудь могла тебе помочь… Тебе не повезло. Твоя мать в самом деле не подарок.
Лорен отдала управляющей листок бумаги.
— Вот, — сказала она тихо. — Когда моя мама вернется домой, ей захочется узнать, где я.
В своем голосе она услышала прежнюю тоску по материнской любви, крик на краю пропасти, с этим ничего нельзя было поделать. Но сейчас было уже не так больно.
— Ты хорошая девочка. Желаю тебе всего самого лучшего.
— Может быть, я как-нибудь зайду.
— Лучше не надо, Лорен. Если ты уезжаешь из этой части города, то и не возвращайся. Но я буду здесь, если вдруг понадоблюсь тебе.
Миссис Мок улыбнулась в последний раз и попрощалась.
Пока они ехали по городу и вдоль побережья, Лорен смотрела в окно, не говоря ни слова. Время от времени она косилась на Анджи, которая что-то мурлыкала, подпевая радио. Возможно, она тоже не знала, что сказать.
Лорен закрыла глаза. Она попробовала представить Анджи в роли своей матери. Анджи никогда не дала бы пощечину своей беременной дочери и не сбежала бы от нее или…
— Приехали. Вот он, дом, милый дом.
Глаза Лорен широко раскрылись. Может быть, она на минуту заснула. Все это, безусловно, было похоже на сон.
Анджи говорила, пока они поднимались по лестнице:
— …очень сильный водяной напор. Смотри, чтобы тебя не смыло, когда принимаешь душ. — Она остановилась, обернулась. — Вот твоя комната. В детстве мы с сестрами спали здесь. — Она открыла дверь в конце коридора.
Это была большая красивая комната под скатом крыши. На обоях — розовые бутоны и виноград. Тот же узор на покрывалах двухъярусных кроватей. В углу маленький дубовый письменный стол, слева от него три больших окна с видом на океан.
— Вот это да! — вырвалось у Лорен.
— Это белье лежит уже давно. Я сейчас…
— Нет. Я постелю свое белье. — Лорен поставила чемодан и обняла Анджи. — Спасибо, — сказала она.
Анджи медленно обняла ее. Почувствовав, что сейчас заплачет, Лорен попыталась освободиться, но Анджи не отпустила ее. Она гладила Лорен по волосам, шепча, что все будет хорошо. Снова и снова: «Все хорошо, Лорен. Все хорошо».
— Что случилось?
Они произнесли эти слова одновременно. Вернее, выкрикнули.
— Лорен переехала ко мне.
Ее сестры и мама стояли рядом в маминой кухне.
— Вот как ты следуешь моему совету быть осторожной с этой девочкой? — задала вопрос мама.
— А я думаю, это хорошо, — сказала Ливви. — Они поладят друг с другом.
Мама нетерпеливо махнула рукой:
— Помолчи. Твоя сестра всегда была легкомысленной. — Она сделала шаг вперед. — Ты только и думаешь о том, чтобы пригласить в свой дом незнакомых рыжих.
— Какая же она незнакомая, — возразила Ливви. — Она работает в ресторане. К тому же она хорошая девочка.
— Анджи, — сказала Мира, — ты чего-то недоговариваешь.
Анджи вздрогнула.
— Что? Ты держишь что-то в секрете? — Мама угрожающе шмыгнула носом. — Ты же знаешь, папа говорил мне все.
Анджи почувствовала себя загнанной в угол.
— Она беременна.
Лорен взглянула на часы. Было шесть. За окнами еще темно.
Сегодня она в первый раз пойдет в колледж Уэст-Энда. Переведенная беременная ученица, которая доучится только до конца семестра. Можно себе представить, как ее там примут.
Лорен откинула одеяло, вылезла из постели и быстро приняла душ. Вернулась в спальню и стала выбирать одежду. Она остановилась на джинсах, широком поясе и белом свитере. Когда она надевала свитер, одна из сережек отстегнулась и покатилась по полу. Она опустилась на пол и стала искать ее. Вот она, под кроватью… но там есть что-то еще, задвинутое подальше. Что-то из половых досок, издали не разобрать.
Лорен вытащила длинный, узкий деревянный ящик. Открыв его, она обнаружила кучу старых черно-белых семейных фотографий. По большей части на них были изображены три маленькие девочки в платьицах рядом со смуглым, хорошо одетым мужчиной, улыбка которого освещала все лицо. Изящный, высокий и стройный.
Мистер Десариа.
Нелепо, но Лорен подумала о нем как об отце. Она смотрела на картины детства, о котором мечтала: семейные поездки в Большой каньон и в Диснейленд, дни на ярмарке в Грейс-Харборе, вечера в этом коттедже — все сидят вокруг костра у самой воды и поджаривают зефир.
Раздался стук в дверь.
— Половина седьмого. Подъем!
— Я уже встала!
Лорен задвинула ящик под кровать, затем убралась в комнате.
Анджи была внизу, на кухне, она перекладывала яичницу из сковородки на тарелки.
— Ты как раз вовремя.
— Ты приготовила мне завтрак?
— Разве это плохо? Ты возражаешь?
— Шутишь? Это замечательно.
— Хорошо. В ближайшие несколько месяцев тебе нужно есть как следует.
Они уставились друг на друга во внезапно наставшей тишине. Анджи вздрогнула:
— Может быть, мне не надо было это говорить.
— Я беременна. Нет никакого смысла делать вид, что это не так. — Лорен подошла к столу и села. — Пахнет чудесно.
Анджи поставила ей тарелку с яичницей, тостом с корицей и ломтиками дыни.
— Это одно из тех немногих блюд, что я умею готовить.
— Спасибо тебе, — мягко произнесла Лорен, глядя на нее.
Анджи села напротив:
— Пожалуйста. — Потом улыбнулась. — Ну, как ты спала?
— Хорошо. Я должна привыкнуть к этой тишине.
— Да. Когда я переехала в Сиэтл, мне пришлось привыкать к шуму.
— Ты скучаешь по Сиэтлу?
Казалось, Анджи была удивлена вопросом.
— На самом деле — нет. Последнее время я очень хорошо сплю, наверное, это что-то значит.
Они еще немного поговорили, затем Анджи встала:
— Ты моешь посуду. Я принимаю душ, и мы встречаемся через десять минут, потом едем в школу. Да, кстати, мне казалось, что в Феркресте носят форму.
— Да.
— Тогда почему ты ее не надела?
— У меня отобрали стипендию. — Лорен почувствовала, что щеки запылали. — И потом, вряд ли форму делают таких слоновьих размеров.
— Тебя выгнали из школы за то, что ты забеременела?
— Пустяки. — Она надеялась, что голос не выдаст, как она на самом деле к этому относится.
— Мой посуду, Лорен, и надевай свою форму. Мы нанесем визит в Академию Феркреста.
Час спустя они были в кабинете миссис Детлас. Лорен стояла, прижавшись спиной к стенке, пытаясь слиться с белой штукатуркой. Анджи расположилась на стуле напротив миссис Детлас, сидевшей за письменным столом.
— Очень приятно наконец увидеться с вами, миссис Рибидо, — сказала она. — Мне кажется, у вас какая-то неправильная информация относительно продолжения обучения Лорен здесь, в Феркресте.
— Именно это я и приехала обсудить, — произнесла Анджи, закидывая ногу на ногу.
— Вам следует говорить с воспитателем колледжа Уэст-Энда. Видите ли…
— Я вижу судебный процесс, — сказала Анджи. — Или, возможно, газетный заголовок: «Католическая школа исключает отличницу по причине беременности». Знаете, мой бывший муж — репортер «Сиэтл таймс». Он сказал, что газеты Сиэтла могут раздуть хороший скандал.
— Мы официально не исключали Лорен. Я просто предположила, что девочки могут быть жестокими к ученице, оказавшейся в таком положении. Я ничего не знала о вашем муже. — Миссис Детлас перелистывала бумаги Лорен.
Анджи посмотрела на Лорен:
— Тебя беспокоит, что девочки будут плохо относиться к тебе?
Лорен покачала головой. У нее пропал голос, она не могла произнести ни слова.
Миссис Детлас сказала:
— Думаю, она могла бы окончить семестр здесь и досрочно окончить школу, но я действительно надеюсь…
Анджи встала:
— Благодарю вас, миссис Детлас. Лорен окончит Феркрест надлежащим образом. Я уверена в этом и поэтому скажу моему дяде, что все закончилось благополучно.
— Вашему дяде?
— Ах, я забыла сказать. Кардинал Ланца — брат моей матери.
— О! — Казалось, миссис Детлас съежилась на стуле.
— Пойдем, Лорен, — сказала Анджи, направляясь к двери.
Лорен неверными шагами последовала за ней.
— Потрясающе, — сказала она, когда они вышли.
Анджи улыбнулась:
— Надеюсь, что кардинал Ланца существует.
Они обе расхохотались.
Анджи поехала домой, пытаясь не думать о пожаре сплетен, полыхавшем в стенах Академии Феркреста. Сигнал мобильного телефона отвлек ее. Она порылась в сумочке, извлекла телефон и ответила на третий звонок.
— Анджи?
Она не осознавала, что ждала этого звонка.
— Привет, Кон, — отозвалась она, стараясь, чтобы голос звучал как обычно.
— Я думал о той ночи. Нам надо поговорить.
— Это истина на все времена, — сказала Анджи. — Ты не хочешь приехать в коттедж? — Уже озвучив приглашение, она подумала: «Лорен. Эта ситуация его не порадует».
— Не сегодня… — Его голос звучал нерешительно.
— Сегодня понедельник. Наш ресторан закрыт. Я могла бы угостить тебя обедом.
— Обедом?
— Это такая еда. Часто состоит из сандвичей и супов. Ну же, Кон. Ты ведь должен пообедать.
— Как насчет «Аль Боккалино»?
— Я смогу быть там к половине двенадцатого.
Она включила поворотник.
— Тогда до встречи. Пока, — сказал он.
— Пока.
Анджи хотела улыбнуться, но не могла не думать о девушке, которая живет под ее крышей. Конлан вряд ли хорошо примет эту новость.
Анджи доехала до центра Сиэтла в рекордный срок, поставила машину и направилась в ресторан. За четыре квартала до него она попала под дождь. Крупные капли стучали по тротуару. Пришлось раскрыть зонтик.
В такую рань «Аль Боккалино» был пуст. Карлос, хозяин, улыбался:
— Миссис Малоун, как я рад снова видеть вас.
— Я тоже, — ответила Анджи, ее улыбка угасла, потому что она увидела Конлана. При ее появлении он встал.
Карлос усадил ее, вручил каждому меню и удалился.
— Странно оказаться здесь снова, — сказала Анджи.
— Я знаю. Я не был здесь с нашей годовщины.
Воцарилось молчание.
Они смотрели друг на друга.
У стола появился Карлос и наполнил узкие бокалы шампанским. Посмотрел на Конлана:
— Разрешите мне подобрать для вас меню.
— Конечно, — ответил Конлан, не сводя глаз с Анджи.
Этот взгляд заставлял ее чувствовать себя незащищенной, ранимой.
«Я хочу сказать тебе о девочке, которую я встретила».
— Конлан, — начала она, но тут у стола снова появился Карлос с салатом капрезе. К тому времени, как они закончили наслаждаться едой, Анджи утратила смелость.
«Она действительно замечательная. Она живет со мной. И она ждет ребенка».
Конлан подался вперед:
— Сегодня утром позвонил мой агент. Мне предложили контракт на книгу. Единственный человек, которому мне захотелось рассказать об этом, — это ты. Как думаешь, что это значит?
Она знала, как трудно ему было это признать.
— Думаю, это значит, что мы долго любили друг друга.
— Большую часть моей жизни.
Она коснулась его бокала своим. Тонкий звон символизировал начало. Она обязательно расскажет ему о Лорен, но не в эту волшебную минуту.
— Расскажи мне все.
Он с жаром начал историю о человеке, осужденном за насилие и убийство нескольких пожилых женщин. Конлан провел расследование и пришел к выводу, что этот человек невиновен, а пробы ДНК только подтвердили его правоту.
— Просто чудо, — сказал он. — Мне предложили неплохие деньги, чтобы я написал об этом книгу.
Час спустя, когда они закончили десерт и заплатили по счету, он все еще рассказывал свою историю.
Анджи поднялась:
— Я горжусь тобой, Конлан.
Его улыбка погасла.
— Это нехорошо.
— Что нехорошо? Я…
Он привлек ее к себе и поцеловал — прямо там.
— Нам надо поговорить, — прошептала она, пытаясь собраться с мыслями.
— Потом, — произнес он хриплым голосом. Взяв Анджи за руку, он потянул ее к двери. — Мы едем ко мне.
Глава 10
Обнаженная, Анджи стояла у окна квартиры своего мужа — своего бывшего мужа. Дождь превращал бухту Элиота в туманное пятно.
— Тебя что-то тревожит, — сказал Конлан.
Как же хорошо он знал ее. Стой она в профиль или повернись к нему спиной, он все равно бы догадался.
— Скорее, я просто задумалась.
Пружины кровати скрипнули. Наверное, он сел.
— Анджи!
Наконец она подошла к кровати и села рядом с ним. Он коснулся ее руки, поцеловал округлость груди.
— Так в чем дело?
— Я должна тебе кое-что рассказать, — произнесла она. — Про эту девушку.
Он отпрянул:
— Да?
— Она хорошая девочка. Прекрасно учится. Прилежная.
— Какое это имеет значение для нас сейчас?
— Она работает в ресторане. После занятий и по выходным. Она лучшая официантка из всех, кто у нас когда-либо работал, хотя мама и не хочет это признавать.
Он рассматривал Анджи:
— И в чем же ее трагедия?
— Ее бросила мать. Просто уехала в один прекрасный день с каким-то байкером.
— Теперь скажи, что ты нашла для нее приют.
— Дала ей приют.
Конлан тяжело вздохнул:
— Значит, у тебя в доме молодая девушка.
— Это не то, что было раньше. Я просто помогу Лорен, пока она…
— Пока — что?
Анджи прикрыла глаза рукой:
— Пока не родится ребенок.
— А, черт, — сказал Конлан, отбрасывая простыни. Он бросился в ванную, захлопнул за собой дверь.
Анджи показалось, что ее ударили в солнечное сплетение. Вздохнув, она принялась одеваться. Затем села на кровать и стала ждать.
Наконец он вышел, в старых джинсах и футболке.
— Ты сказала, что изменилась.
— Так и есть.
— Прежняя Анджи тоже привела в дом беременную девушку. — Он посмотрел на нее. — Это было для нас началом конца. Ты, может быть, забыла, но я помню.
— Перестань, — попросила Анджи, чувствуя, как внутри нее что-то обрывается. Она подошла к нему. — Мне с трудом удалось забыть. Просто дай мне шанс.
— Я всю жизнь только и делал, что давал тебе шанс, Анджи. — Он бросил взгляд на постель. — Это была ошибка. Я бы должен был сообразить.
— На этот раз все по-другому. Клянусь тебе.
— Что? Что по-другому?
— Ей семнадцать лет, и ей некуда идти. Я больше не схожу с ума из-за того, что мне не дано. Я примирилась с мыслью, что у меня не будет детей. Прошу тебя, — прошептала она, — приди, познакомься с ней.
— Познакомиться с ней? После того что с нами сделала Сара Деккер…
— Она не Сара. Просто приди и познакомься с ней. Прошу тебя. Ради меня.
Он не отрываясь смотрел на нее тяжелым взглядом:
— Я не хочу снова проходить через все это. Взлеты, падения, одержимость.
— Конлан, поверь мне, я…
— Даже не заканчивай фразу. — Он взял ключи с комода и направился к двери.
— Мне очень жаль, — сказала она.
Он остановился, но не оглянулся.
— Тебе всегда очень жаль, Анджи? Это я должен был помнить.
Все годы, проведенные в школе, Лорен стремилась к совершенству, за это ее ценили и уважали. Она никогда не опаздывала на уроки, не нарушала правил, никогда не отвечала кое-как. Она привыкла во всех смыслах быть чем-то вроде жены Цезаря — выше подозрений.
Ей предстояло узнать, как тяжело падать с такой высоты и как больно можно при этом удариться.
Все вокруг смотрели на нее, показывали пальцами и перешептывались. Даже учителя, казалось, начинали нервничать в ее присутствии. Как будто она была носителем смертельного вируса.
— Лорен!
Она подняла голову. Сьюзан и Ким сидели на кирпичном бортике около флагштока, Дэвид и Джаред играли в футбол.
— Привет, ребята, — сказала она. Она заметила, что Дэвид в нерешительности.
Они смотрели друг на друга, не трогаясь с места.
Девочки подошли к ней, потянули за руку. Она пошла вместе с ними за школу, на их любимое место на футбольном поле. Мальчики следовали за ними, не прекращая играть в мяч.
— Ну? — спросила Ким. — Что ты чувствуешь?
— Страх. — Лорен не хотелось разговаривать на эту тему.
— Что собираешься делать? — спросила Сьюзан, шаря в рюкзачке. Достав бутылку колы, она пустила ее по кругу.
Подошел Дэвид и обнял Лорен за талию.
— Мы не знаем.
— Как ты решилась сохранить ребенка? — спросила Ким.
Лорен пожала плечами:
— Я просто не смогла сделать аборт.
— Дэвид говорит, вы отдадите ребенка на усыновление. Это здорово. Моя тетя взяла ребенка в прошлом году. Она совершенно счастлива, — сказала Сьюзан.
Лорен посмотрела на Дэвида. В первый раз она осознала, что он, возможно, почти не будет от этого страдать. В один прекрасный день он забудет о ребенке, как о своем призе лучшего игрока. Как она не понимала этого раньше?
Лорен лежала на кровати и рассматривала фотографии. Мистер и миссис Десариа, три девочки — на пляже, в горах. Она смотрела на эти чудесные фотографии и представляла себе, что чувствуешь, когда тебя так любят, когда к тебе, улыбаясь, подходит отец и берет за руку.
Пойдем со мной, говорит он, сегодня мы…
В дверь постучали.
Лорен спрыгнула с кровати, приоткрыла дверь и выглянула. За порогом стояла Анджи.
— Через десять минут мы уезжаем.
— Я знаю. Желаю тебе хорошо повеселиться. — Лорен закрыла дверь.
Анджи постучала еще раз. Она открыла дверь.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Анджи.
— Желаю тебе хорошо повеселиться. В центре.
— Сегодня сочельник.
— Я знаю. Поэтому ты и едешь в центр. Веселись как следует.
— Понятно. Значит, ты допускаешь, что я оставлю тебя здесь и удеру к своей семье объедаться пирожными и пить глинтвейн?
Лорен покраснела:
— Ну, если ты это так воспринимаешь…
— Одевайся. Ясно?
Лорен почувствовала, что ее губы расплываются в улыбке:
— Да, мэм.
Она закрыла дверь, собрала все фотографии в ящик и запихнула его под кровать. Затем надела расклешенные джинсы, черный свитер с высоким горлом и пальто с меховой оторочкой. Анджи дожидалась ее у лестницы внизу. Она чудесно выглядела в травянисто-зеленом платье и черной накидке. Длинные волосы рассыпались в живописном беспорядке.
На дорогах было удивительно много машин.
— Не могу поверить, что все эти люди выбрались из своих домов в самый канун Рождества, — сказала Лорен.
— Сегодня завершающая церемония зажигания елки.
Лорен прожила в этом городе много лет и ни разу не была на подобных празднествах. По выходным и праздникам она всегда работала.
Анджи разыскала место для парковки и поставила машину.
На городской площади толпились сотни людей, собираясь перед киосками, в которых торговали всем, от горячего какао до ромовых баб. В «Ротари-клаб» продавались жареные каштаны.
— Анджела! — над толпой раздался голос Марии.
Лорен ощутила, что ее увлекла с собой семья Десариа. Все говорили одновременно, шутили. Переходили от киоска к киоску, пробуя все и покупая пакетами то, что не могли съесть на месте.
— Пора, — наконец сказала Мира.
Как по сигналу, все семейство остановилось. Казалось, на месте застыл весь город. Фонари погасли. Воцарилась темнота. Толпа ждала. Анджи сжала руку Лорен.
Зажглись рождественские огни. Сотни, тысячи лампочек вспыхнули одновременно. Это было похоже на волшебство.
Еще час они пробыли на площади, затем пошли в церковь к полуночной мессе, которая в этот день начиналась в десять. После службы все Десариа отправились по домам.
К тому времени, как Анджи и Лорен добрались до машины, пошел снег. Падали огромные, пушистые снежинки. Лорен не могла припомнить, когда она в последний раз видела такое красивое Рождество. На Миракл-Майл-роуд снег лежал на ветвях деревьев. Двор был покрыт сверкающей белой пеленой.
У входной двери, в конусе золотистого света, стоял человек. Завеса падающего снега затеняла его лицо.
Машина остановилась. Он спустился с крыльца.
Лорен повернулась к Анджи, та была бледна, черные глаза казались огромными.
— Это он?
Анджи кивнула:
— Мой Конлан.
— Вот это да! — только и могла пробормотать Лорен. Он был похож на Пирса Броснана. Она вылезла из машины.
Конлан подошел к ней:
— Ты, должно быть, Лорен.
Лорен подавила желание удрать. У него были самые синие глаза, какие ей приходилось когда-либо видеть.
Конлан пытался держать дистанцию, прикрывшись своей репортерской беспристрастностью, как броней. Он сидел за столом очень прямо и тасовал колоду. Весь последний час они играли в карты, не прекращая разговора, хотя Анджи назвала бы это скорее не разговором, а допросом.
— И ты подала заявления в разные университеты?
Конлан не смотрел на Лорен. Старый журналистский трюк.
Не смотри, собеседнику покажется, что это совсем не важный вопрос, не имеющий никакого значения.
— Да, — ответила Лорен, не отрывая глаз от карт. — Университет Южной Калифорнии. Пеппердайн. Стэнфорд. Беркли. Университет Вашингтона. Калифорнийский университет Лос-Анджелеса.
— Думаешь, сможешь учиться в университете?
Взгляд Лорен был удивительно ясным.
— Я буду учиться в университете.
— Это нелегко, — сказал он, раздавая карты.
— Мне не хочется показаться невежливой, мистер Малоун, — сказала Лорен, — но жизнь вообще нелегка. Я получила стипендию в Феркресте, потому что никогда не сдавалась. Я получу стипендию и в университете.
— У тебя есть родственники, которые могли бы помочь?
— Мне помогает Анджи.
— А твоя собственная семья?
— У меня никого нет, — тихо ответила Лорен.
Бедный Конлан. Анджи видела, как в этот самый момент он растаял. Беспристрастная репортерская маска исчезла, осталось грустное лицо обеспокоенного человека.
— Анджи говорила, что тебя интересует журналистика. Может быть, ты как-нибудь зайдешь ко мне на работу? Я могу познакомить тебя с интересными людьми, показать, как работают газетчики.
Изменилась и атмосфера за столом. Допрос уступил место дружеской беседе. Еще час они болтали и смеялись. Конлан рассказывал забавные истории о своей работе. Анджи и Лорен — смешные случаи о своих кулинарных неудачах.
Раздался телефонный звонок. Это Дэвид звонил из Аспена, где праздновал Рождество. Лорен взяла телефон наверх.
Конлан повернулся к Анджи.
— Почему ты здесь? — спросила она.
— Сейчас канун Рождества. Тут моя семья.
Ей захотелось наклониться к нему и поцеловать, но она чувствовала себя неуверенно.
— Одной привычки недостаточно, — тихо сказала она.
Прежде чем он успел ответить, сверху сбежала Лорен, широко улыбаясь.
— Он скучает без меня, — объявила она, прошла и села на свое место за столом.
Они снова взялись за карты. В полночь Лорен сказала, что собирается лечь спать.
— Спокойной ночи. — Лорен наклонилась к Анджи и обняла ее. — Счастливого Рождества, — прошептала она. — Это лучший сочельник в моей жизни. — Она улыбнулась Конлану и вышла из комнаты.
Анджи откинулась на спинку стула.
— Как ты переживешь ее беременность? — мягко спросил Конлан.
— Если бы я не помогала ей, мне было бы больнее.
— Я люблю тебя.
С этими словами он наклонился к ней, обнял за шею и притянул к себе. В его поцелуе было все, чего она хотела. Затем она ощутила, что он берет ее на руки и несет вверх по лестнице.
Анджи проснулась с истомой во всем теле. Она повернулась и прижалась к Конлану.
— Счастливого Рождества, — прошептала она, проводя ладонью по его груди.
Он моргнул, просыпаясь.
— Счастливого Рождества.
Ей казалось, она смотрит на него целую вечность. Тело наполнялось сладким желанием.
— Люби меня, — прошептала она.
— Я пытался не любить. Не вышло. — Он обнял ее.
Когда дыхание Анджи выровнялось, а дрожь тела утихла, она вылезла из постели и принялась искать свой халат.
— Ты пойдешь с нами к маме?
Он ухмыльнулся:
— Вот тут и начнутся слухи и сплетни.
— Прошу тебя.
— Где же еще я могу быть утром в Рождество?
Анджи рассмеялась. Ей было хорошо.
— Давай одеваться. Мы уже опаздываем.
Она накинула халат и пошла по коридору к Лорен.
Лорен крепко спала. Анджи села на край ее постели:
— Просыпайся, дорогая.
Лорен моргнула.
— Доброе утро, — пробормотала она.
— Вставай, соня, сегодня Рождество.
— Ах да. — Глаза ее снова закрылись.
Анджи нахмурилась. Какой ребенок не выскакивает мгновенно из постели утром в Рождество? Ребенок, не привыкший его отмечать. Она наклонилась и поцеловала Лорен в голову.
— Ну же. Мы должны быть у мамы через пятнадцать минут. Наше семейство любит раскрывать подарки рано.
Лорен откинула одеяла и побежала в ванную.
Анджи вернулась к себе в спальню. Конлан стоял у окна, в руках он держал маленькую коробочку в серебряной обертке.
— Ты даришь мне подарок? Я не…
Он протянул ей коробочку:
— Это просто пустяк.
Анджи развернула фольгу и открыла коробочку. Внутри лежал прелестный елочный шар, расписанный вручную.
— Я нашел это в России, я был там месяц назад.
Она смотрела на ангела.
— Ты купил это месяц назад?
— Мне недоставало тебя, — сказал он тихо.
Анджи подошла к комоду. Когда она повернулась, в руках у нее была маленькая синяя бархатная коробочка.
— У меня тоже есть подарок.
Они оба знали, что это. Он взял коробочку и открыл ее. Обручальное кольцо Анджи. На темном бархате сверкал бриллиант.
— Ты возвращаешь его мне? — спросил он.
Анджи улыбнулась:
— Рано или поздно ты поймешь, что с ним делать.
Войдя в дом Десариа, Лорен очутилась в стране чудес. Украшения были везде — на каждом столе, на каждом подоконнике. Маленький стеклянный северный олень, фарфоровый снеговик и медные санки, полные ярких, сверкающих шаров. Огромная елка, вся в украшениях, так что трудно было разглядеть зелень хвои. Венчала ее чудесная белая блестящая звезда.
Пробираться через гостиную им пришлось чуть ли не полчаса. Каждый, ребенок или взрослый, при виде Конлана, радостно крича, подпрыгивал и обнимал его.
Мария вырезала печенье из зеленого теста. Мира раскладывала на стеклянном подносе оливки и нарезанную морковь. Ливви заполняла кремом пирог.
— Всего полчаса езды до нас, а ты все равно опаздываешь, — упрекнула Мария.
Конлан вошел в кухню:
— Это я виноват, Мария. Я заставил твою дочь бодрствовать допоздна.
Все три женщины заверещали и кинулись к Конлану обниматься и целоваться.
— Они любят Конлана, — сказала Анджи Лорен, отходя в сторону, чтобы ее сестры могли окружить его.
Когда в конце концов с объятиями, поцелуями и расспросами было покончено, женщины вернулись к готовке. Затем в кухню стали забегать дети, прося разрешения открыть подарки.
— Хорошо, — сказала Мария, отряхнув руки от муки. — Уже пора.
В гостиной все сидели на чем придется — на стульях, на диване, на скамеечках для ног, на полу. Дети толпились у елки, брали подарки и раздавали их. Лорен села рядом с Анджи у очага. Маленький Дэни подошел к ней и вручил подарок.
Лорен не знала что сказать. Она пробормотала «спасибо» и осторожно поставила подарок на колени. Затем она получила еще подарок и еще один. Она обернулась к Анджи, шепча:
— А я не приготовила подарков для…
— Это же не соревнование, дорогая. Мои родственники помнили о тебе, когда покупали подарки. Вот и все.
— Это все, бабушка! — крикнул кто-то из детей, и, похоже, так оно и было.
Все принялись открывать подарки. Шелест разворачиваемой бумаги мог бы заглушить звук бензопилы. Взрослые и дети вскрикивали от восторга и бросались целовать друг друга.
Лорен взяла подарок от Миры, Винса и детей. Она аккуратно развернула его. Внутри коробки лежала чудесная блузка в крестьянском стиле с ручной вышивкой. Потом она открыла коробочку с серебряным браслетом-цепочкой от Ливви. От Марии она получила поваренную книгу. Последним подарком был чудесный дневник в кожаном переплете от Анджи. На нем была надпись: «Моей дорогой Лорен, новому члену нашей семьи. Добро пожаловать. С любовью, Анджи».
Рядом ахнула Анджи:
— О боже!
Она развернула подарок Лорен. Это были фотографии в простых дубовых рамках, Лорен выбрала их — фотографии из ящика под кроватью.
Анджи касалась стекла пальцем. Вот она, на фотографии, в расклешенных брюках с цветочным узором и джемпере с треугольным вырезом. Она сидит у отца на коленях и явно что-то ему рассказывает. Фотограф поймал момент, когда отец засмеялся.
— Где ты нашла эти снимки? — спросила Анджи.
— Это копии. Оригиналы так и лежат в ящике.
Постепенно шум в комнате затих. Разговоры прекратились один за другим. Мария первой пересекла комнату. Она опустилась на колени рядом с Анджи и стала рассматривать фотографии.
— Это наша поездка в Йеллоустон… и празднование нашей двадцать пятой годовщины свадьбы. Где ты нашла эти фотографии?
— Они лежали в ящике у меня под кроватью. В коттедже…
Мария крепко обняла Лорен. Когда их объятия разжались, Мария широко улыбалась, хотя по лицу ее катились слезы.
— Ты вернула мне моего Тони на Рождество. Это лучший подарок. Принеси мне эти фотографии завтра, хорошо?
— Конечно. — На лице Лорен сияла улыбка.
Анджи предполагала, что первое Рождество без папы пройдет очень тихо. Однако подарок Лорен все изменил. Вместо того чтобы избегать разговоров о прошлом, они все вместе предались воспоминаниям.
Сал поднялся с места. После того как за столом настала тишина, он обнял Ливви за плечи.
— Мы хотели сообщить, что к следующему Рождеству в нашей семье появится новый малыш.
Все молчали.
Ливви посмотрела на Анджи, и ее глаза медленно наполнились слезами.
Анджи встала, обошла вокруг стола и крепко обняла сестру:
— Я рада за тебя.
Ливви отодвинулась:
— Честно? Я так боялась тебе сказать.
Анджи улыбнулась. Конечно, она испытала боль. И зависть. Но не такие острые, как прежде.
— Честно.
Оживленная беседа за столом возобновилась.
— Сколько времени? — спросила Лорен, подняв глаза от журнала.
— На десять минут больше, чем тогда, когда ты спрашивала об этом в последний раз, — ответила Анджи. — Он придет. Не волнуйся.
Лорен отбросила журнал, подошла к окну в гостиной и выглянула наружу. На океан медленно опускалась ночь. На черном как уголь берегу серебрилась узкая полоска прибоя. В Уэст-Энде наступил январь.
Анджи подошла к Лорен и обняла за талию. Ей было легко успокоить ее одним — материнским — прикосновением.
Раздался звонок.
— Это он!
Подбежав к двери, Лорен широко распахнула ее. На пороге стоял Дэвид в красной с белым куртке и потертых джинсах. В руках он держал букет алых роз.
Лорен обняла его:
— Я так скучала. — Взяв его за руку, она вернулась в дом. — Эй, Анджи. Ты ведь знакома с Дэвидом?
Лорен ощутила прилив гордости. Анджи была такой красивой — в черном платье, с распущенными темными волосами и улыбкой кинозвезды.
— Рада видеть тебя, Дэвид. Хорошо провел Рождество?
Он обнял Лорен за плечи:
— Да, хорошо. Если ты в меховой куртке и пьешь мартини, то в Аспене просто замечательно. Я скучал по Лорен.
Анджи улыбнулась:
— Вот почему ты так часто звонил. Возвращайтесь не позже полуночи, договорились?
Лорен хихикнула. Комендантский час. Она была единственной девочкой в мире, которой это нравилось.
Дэвид посмотрел на Лорен:
— Чего ты хочешь? Пойти в кино?
Лорен хотела одного: быть вместе с ним.
— Может, останемся здесь и поиграем в карты? Или послушаем музыку.
— Я не против, — ответил Дэвид.
— Хорошо, — сказала Анджи. — У меня наверху есть работа. Еда и напитки в холодильнике. — Она посмотрела на Дэвида. — Время от времени я буду появляться.
Это замечание могло бы не понравиться Лорен, но на самом деле она была довольна. О ней беспокоятся. Заботятся.
Пожелав им приятно провести вечер, Анджи поднялась к себе в комнату.
Когда они остались одни, Лорен поставила цветы в вазу и принесла из кухни подарок для Дэвида:
— Счастливого Рождества!
Они уселись рядышком на большой мягкий диван.
— Открой его, — сказала Лорен.
Он развернул маленькую коробочку. Внутри лежала маленькая золотая медаль с изображением святого Христофора.
— Она защитит тебя, — сказала Лорен, — когда мы расстанемся.
— Может, ты поступишь в Стэнфорд, — сказал он, но его слова прозвучали неубедительно. Он глубоко вздохнул.
— Все в порядке, — пробормотала она. — Наша любовь сумеет это выдержать.
Он посмотрел на нее. Медленно залез в карман и вытащил оттуда красивую коробочку.
Она развернула подарок. Пара крошечных бриллиантовых сережек в форме сердца, висевших на тонкой, словно леска, нити.
— Какие красивые, — сказала она.
— Я хотел купить тебе кольцо.
— Они замечательные. В самом деле.
— Мама с папой думают, что нам не надо торопиться с женитьбой.
Внезапно она ощутила неуверенность.
— А что думаешь ты сам?
— Не знаю. Помнишь того адвоката, с которым хотел поговорить мой отец? Он знает людей, которые будут любить этого ребенка.
— Нашего ребенка, — дрогнувшим голосом поправила она.
— Я не могу быть отцом, — сказал он с таким убитым и расстроенным видом, что ей захотелось заплакать. — То есть я, конечно, отец, но…
Лорен дотронулась до его лица, думая о том, как долго продлится боль, которую она испытывала. Внезапно ей стало ясно, что это может разрушить их отношения.
Она хотела сказать ему, что все в порядке, что она выполнит желание его родителей и отдаст ребенка. Но она не знала, сможет ли это сделать.
— Ты должен поехать в Стэнфорд и забыть об этом.
— Просто поговори с адвокатами, ладно? Может, они скажут что-нибудь. — Он был готов расплакаться.
Она вздохнула.
— Хорошо.
— Лорен, — сказала Анджи, входя в гостиную, — ты слышишь таймер на кухне?
— Да, он гудит, — ответила Лорен, подтягивая колени к груди. Она сидела на полу перед камином.
— А знаешь почему? — Анджи опустилась на колени рядом с ней. — Ты слишком долго хандришь. Вчера ты отправилась спать в семь вечера. Я ждала, что ты придешь ко мне поговорить, но…
— Я пойду приберусь у себя в комнате. — Лорен хотела подняться.
Анджи остановила ее легким прикосновением:
— Милая, что происходит?
— Я не хочу об этом говорить.
Анджи вздохнула:
— Значит, это ребенок. Не бойся, я стала крепче.
Лорен посмотрела на нее. Понимание в глазах Анджи заставило ее забыть об осторожности.
— Как вы справились с этим? С потерей Софии?
— Ох, — отпрянула Анджи. — Ты спрашиваешь, как жить с разбитым сердцем, — наконец сказала она.
— Да. Наверное.
— Я держала ее на руках. Я говорила тебе об этом? Она была такой крошечной. — Анджи судорожно вздохнула. — Я без конца плакала. Я очень тосковала по ней. Во мне ничего не осталось, кроме этой тоски… Потом ушел Конлан, я вернулась домой, и здесь случилась самая удивительная вещь.
— Какая?
— В мою жизнь вошла красивая девушка, она напомнила мне о том, что в мире существует радость. Я поняла, что мой папа был прав, когда говорил, что все пройдет.
— Старая сказка про то, что время лечит раны, верно?
— Я знаю, в твоем возрасте трудно в это поверить, но это так.
— Может быть. Все хотят, чтобы я подумала об усыновлении.
Первой же мыслью Анджи было сказать: «Отдай мне ребенка». Она ненавидела себя за это. Внезапно она вспомнила о детской и своих мечтах. Но справилась с этими чувствами.
— А чего хочешь ты?
— Не знаю. Я не хочу разрушить жизнь Дэвида — мою жизнь, — но не могу просто так отдать своего ребенка. — Она повернулась. — Что мне делать?
— Ах, Лорен.
Анджи обняла ее. Она умолчала о том, что стало ясным: Лорен уже приняла решение.
Глава 11
Весна пришла в Уэст-Энд рано. Вслед за холодной дождливой погодой на побережье вдруг хлынуло тепло. Когда солнце наконец решилось проглянуть сквозь облака, то первыми появились ярко-лиловые крокусы, потом деревья покрылись пышной молодой листвой. По обочинам дорог зацвели желтые нарциссы.
Лорен тоже расцвела. Она прибавила почти семь килограммов. И стала двигаться медленнее. В ресторане ей иногда приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. Хождение от стола к столу стало событием олимпийского масштаба.
Что дальше?
Они сидели с Дэвидом на диване, прильнув друг к другу, сплетя пальцы рук. В камине потрескивал огонь.
— Я не знаю, — мягко сказала она. Эти три слова начали омрачать их встречи.
— На прошлой неделе мама снова говорила с адвокатом. Он нашел несколько супружеских пар, которые сгорают от желания его усыновить.
— Не его, Дэвид. Нашего ребенка.
— Я знаю, Ло. — Он высвободился и встал с дивана. — Но какие из нас родители? Если мы не поступим в колледж, то чем будем заниматься? Как мы сможем…
— Ты пойдешь учиться в Стэнфорд. Независимо ни от чего.
— По-твоему, я могу просто так взять и уехать? — спросил он хмуро.
Лорен заглянула в его глаза. Она хотела сказать ему, что все пройдет, что их любовь преодолеет все преграды, но не могла произнести это вслух. К тому же легкие толчки в животе напомнили ей, что они с Дэвидом переживают эту ситуацию совершенно по-разному.
Раздался звонок. Тяжело вздохнув, Лорен пошла открывать. За дверью стоял почтальон Эрни.
— Это вам.
— Спасибо.
Положив почту на стол, она стала бегло просматривать надписи на конвертах. Одно письмо было адресовано ей.
— Это из Университета Южной Калифорнии.
Ее сердце гулко забилось. В безумии последних недель она забыла о своем ходатайстве.
Дэвид подошел к ней. Он был так же взволнован, как она.
— Ты победила, — сказал он.
Распечатав конверт, Лорен увидела слова, о которых всегда мечтала.
— Мне дали стипендию, — прошептала она. — Я даже не думала…
Он обнял ее:
— Помнишь наше первое свидание? После игры в Абердине. Мы сидели на берегу у большого костра. Пока все бегали вокруг, танцевали и пели, ты мне сказала, что когда-нибудь получишь Пулитцеровскую премию. Ты сама не понимаешь, какой ты молодец.
— Что мне делать? — прошептала она.
Его голос звучал нежно:
— Пойти учиться.
Это было правильно — во всяком случае, умом Лорен это понимала. Как она будет растить ребенка, оставшись без образования, без будущего? Она вспомнила о матери, которая весь день стригла волосы, а всю ночь пила, ища любовь в сомнительных местах. Правда пробивалась сквозь ее защитную реакцию, острая, как гвоздь.
— Адвокат нашел для ребенка хороших людей?
— Самых лучших.
— Мы можем с ними встретиться? Можем выбрать сами?
Радость, преобразившая его лицо, снова сделала его похожим на мальчишку, в которого она влюбилась. Он обнял Лорен так крепко, что трудно стало дышать, и целовал, пока у нее не закружилась голова.
— Я люблю тебя, Лорен.
Его восторг немного охладил ее, заставил рассердиться.
— Ты всегда получаешь то, что хочешь?
Его улыбка исчезла.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты все время хотел одного: чтобы я от него избавилась.
— Ты думаешь, что я хочу погубить свое будущее?
— А я хочу? Ты негодяй. — Она оттолкнула его.
При этих словах он побледнел у нее на глазах.
Наконец он приблизился к ней:
— Прости меня. Пожалуйста.
— Это губит наши отношения.
Он взял ее за руку и подвел к дивану.
— Давай не будем ссориться, не будем больше об этом говорить, — сказал он тихо. — Совсем.
Анджи вышла из машины и захлопнула дверцу.
Складской отсек был прямо перед ней.
Длинное приземистое здание, одно из двенадцати. На воротах надпись: «Склад А-1». Вставив ключ в скважину, она открыла замок. Дверь с лязгом распахнулась, и Анджи щелкнула выключателем, осветив груду коробок и мебель, обернутую тканью.
Здесь хранились остатки ее семейной жизни. Кровать, на которой они с Конланом спали столько лет. Письменный стол, которым он пользовался, учась в аспирантуре, и от которого потом отказался. Раскладной диван, купленный потому, что на нем могла лежать и смотреть телевизор целая семья.
Но Анджи пришла сюда не ради того, чтобы предаваться воспоминаниям. Она пришла сюда ради Лорен.
Она раздвигала коробки, пробираясь к самому центру. Наконец нашла то, что искала. Три коробки с надписью «детская».
Она опустилась на колени на холодный бетонный пол и открыла одну коробку. На розовом постельном белье лежала лампа с Винни-Пухом.
Анджи знала, какие чувства испытает, глядя на эти предметы, выбранные с такой любовью, но так и не пригодившиеся. То были как бы кусочки ее души, потерянные по пути, но не забытые.
Она взяла крохотный белый сверток и поднесла к лицу. И вместо запаха детской присыпки или шампуня «Джонсонс» ощутила только запах картона.
Ничего удивительного. Ни один ребенок никогда не носил этих одежек, никогда не просыпался при свете, струящемся из корзинки с медом, которую нес Винни-Пух.
Одну за другой Анджи перенесла коробки к себе в машину. Потом набрала номер на сотовом телефоне. Конлан ответил через минуту:
— Привет. Ты в городе?
— Нет. Я на пути в Уэст-Энд.
— Ты едешь не в том направлении.
Она рассмеялась.
— Угадай, что в моем багажнике.
— Ума не приложу.
Она почувствовала себя как алкоголик, который наконец признался, что у него проблема.
— Детские вещи.
Настало молчание.
— Что ты имеешь в виду?
— Я взяла их со склада. Они понадобятся Лорен.
Анджи знала, что Конлан слышит далекое эхо: а нам они не понадобились.
— Как ты? — спросил он.
— Удивительно, Кон, но я чувствую себя прекрасно.
— Я горжусь тобой, Анджи. Мы отпразднуем это завтра вечером.
— Ловлю тебя на слове.
Все еще улыбаясь, она подъехала к Уэст-Энду. Припарковалась вблизи от дома и забежала внутрь.
— Лорен!
Никто не отозвался. В камине потрескивал огонь.
Казалось, пауза длилась целую вечность, потом раздался хриплый голос:
— Мы здесь.
Лорен сидела на диване. Глаза у нее распухли и покраснели. Дэвид сидел рядом, держа ее за руку.
— Мы с Дэвидом разговаривали.
Она взяла листок бумаги с журнального столика и протянула Анджи.
«Дорогая мисс Рибидо. Мы рады сообщить вам, что вы приняты в Университет Южной Калифорнии… полная стипендия на обучение и жилье… ответьте к 1 июня…».
— Я знала, что у тебя получится, — мягко сказала Анджи. — Я горжусь тобой.
— Но все изменилось. — Печальный голос Лорен разрывал душу.
Анджи захотелось обнять ее:
— Можно иметь ребенка и учиться в колледже.
— Двухмесячного ребенка? — Голос Лорен замер.
— Это тяжело. Но ты сильная, умная девочка…
— Умная девочка поступила бы по-другому, — сказала Лорен, пытаясь улыбнуться.
Она посмотрела на Дэвида, тот ободряюще кивнул головой. Тогда она с надеждой посмотрела на Анджи. Все молчали. По спине у Анджи побежали мурашки.
Лорен отпустила руку Дэвида:
— Возьми нашего ребенка, Анджи.
— Молчи, — прошептала Анджи.
— Пожалуйста. Мы говорили об этом весь день. Это единственный выход.
Анджи не сомневалась, что должна сказать «нет». Но никакие силы на земле не могли ее заставить это сделать.
Она не могла отказаться. Но в глубине души понимала, что поступает неправильно, даже в тот момент, когда тихо произнесла «да».
— Сегодня ты какая-то не такая, — сказала мама, поправляя очки на носу.
Анджи отвела глаза:
— Чепуха, со мной все в порядке.
— Нет, не в порядке. Джерри Карл три раза подзывал тебя к столу.
— А когда мистер Констанса попросил красного вина, ты протянула ему бутылку, — сказала Мира.
Анджи не надо было заходить на кухню. Мира с мамой чуяли беду, словно пара гиен.
— Я в полном порядке. — Она повернулась и вышла.
Зал был полон, и Анджи старалась работать как можно лучше. Ей не хотелось слишком пристально рассматривать заключенную с Лорен фаустову сделку.
Что дальше?
Этот вопрос она задавала себе всю ночь. Она думала о ребенке, и ее душа переполнялась теплом, но под конец неизменно возникала мысль: «Лорен не сможет отдать его».
Перед ней стоял страшный выбор: Лорен или ребенок. А быть может, она потеряет обоих.
— Анджи!
Вздохнув, она обернулась. Рядом с ней стоял Конлан с дюжиной розовых роз в руках.
Она забыла об их встрече. Попыталась улыбнуться, но улыбка вышла невеселой.
— Ты пришел раньше, — сказала она.
Он нахмурился:
— На одну-две минуты. Что с тобой?
— Ничего. Подожди, я возьму пальто и попрощаюсь.
Она вошла на кухню.
— Конлан приехал, — сказала она маме и Мире. — Вы сможете закрыть ресторан без меня?
Мама с Мирой обменялись понимающими взглядами.
— Так вот в чем дело, — сказала Мира. — Я отвезу Лорен домой. Пойди повеселись.
Повеселись. Анджи вернулась в зал.
— Итак, куда мы пойдем? — Она взяла у Конлана цветы.
— Увидишь.
Он подвел ее к машине и помог усесться. Через несколько минут они ехали на юг.
— Это из-за детских вещей ты такая тихая?
Ей не понравилось сомнение в голосе Конлана.
— Вчера все прошло хорошо. Я привезла вещи в коттедж для Лорен.
«Возьми нашего ребенка, Анджи».
— Мне казалось, что ты довольна, — осторожно заметил он.
— Я была так счастлива. — Она надеялась, что ее голос не звучит тоскливо. С тех пор многое изменилось.
— Приехали. — Он свернул на посыпанную гравием стоянку.
Анджи посмотрела сквозь ветровое стекло. Перед ней стоял красивый каменный особняк с растущими по бокам елями и рододендронами. Шелдрейк-Инн. Она посмотрела на Конлана и впервые за вечер улыбнулась.
— Это не просто свидание.
Он усмехнулся:
— Ты живешь не одна. Мне пришлось подготовиться заранее.
— Мистер и миссис Малоун, — сказал служащий за конторкой. — Как раз вовремя.
Конлан заполнил бланк, дал свою кредитную карточку и быстро повел Анджи вверх по лестнице. Они оказались в красивом двухкомнатном номере с чудесным видом на освещенное луной побережье.
— Анджи!
Она медленно повернулась к нему. Как ему сказать?
— Иди сюда.
Она подошла, не в силах противиться звуку его голоса. Он крепко обнял ее.
Она должна ему сказать. Если у них есть будущее.
— Конлан…
Он нежно поцеловал ее. Она почувствовала, что утопает в его голубых глазах.
— Я не мог поверить, что ты отдала детские вещи, Анджи. Я смотрю на тебя и снова могу дышать. Я даже не понимал, как долго я держал это внутри.
— О, Кон. Нам нужно…
Он медленно встал на одно колено. Улыбаясь, протянул ей обручальное кольцо:
— Я придумал, что мне с ним делать. Выходи за меня замуж снова.
Анджи упала на колени, как будто у нее подкосились ноги.
— Я люблю тебя, помни это. Но прежде я должна тебе что-то сказать. Ты можешь передумать. — Она сделала глубокий вдох. — Вчера, когда я звонила тебе насчет детской, я поспешила домой, чтобы порадовать Лорен. — Анджи встала, подошла к окну и стала глядеть на прибой. — Когда я вернулась домой, она плакала. Дэвид тоже был там.
Конлан встал:
— И что?
— Она получила полную стипендию Университета Южной Калифорнии. О котором она всегда мечтала. Возможно, если бы ее ребенку было больше года, она смогла бы справиться, но с новорожденным на руках она не сможет учиться.
— И что? — Голос Конлана изменился до неузнаваемости.
— Она думает, что лучше всего отдать ребенка приемным родителям.
— Наверное, она права. Она еще очень молода.
Он подошел к Анджи, но не прикоснулся к ней.
— Она сказала: возьми моего ребенка. Так и сказала. — Анджи почувствовала, как он напрягся. — Все произошло совершенно неожиданно. Как при автомобильной катастрофе.
— И ты согласилась.
Она повернулась к нему:
— У меня не было выбора. Я люблю Лорен. Быть может, мне не следовало к ней привязываться. Нет, это неверно. Благодаря ей я снова обрела себя. И тебя. — Она обняла его за шею. — Что, если София хочет этого от нас?
— Она не София, — ответил он, и Анджи испытала острую боль.
— Она испуганная семнадцатилетняя девочка, которая нуждается в любви и заботе. Как я могу сказать ей «нет»? Разве я могу ей посоветовать отдать ребенка в чужие руки, когда я здесь? Когда мы здесь.
— Черт возьми, Анджи. — Он кинулся в другую комнату.
Она знала, что нужно дать ему время, но из страха его потерять впала в отчаяние.
— Как мы можем сказать «нет»? — повторила она, на этот раз мягче. Она вошла в комнату и встала рядом с ним.
— Вряд ли я могу пройти через это еще раз. Прости, Анджи.
— Я знаю, — сказала она, опуская голову. Он был прав. Слезы жгли ей глаза. — Я так люблю тебя, Кон.
— И я люблю тебя. — Эти слова прозвучали как проклятие. — Ты можешь понять, каково мне было? Утирать тебе слезы, слышать твой плач?
— Ты тоже плакал. Но я никогда не утирала тебе слезы — я никогда их не видела.
— Ты так страдала…
— На этот раз все будет иначе, Кон. Мы стали другими. Быть может, она сумеет это сделать, и у нас будет ребенок, о котором мы всегда мечтали. Быть может, она передумает, и тогда мы останемся друг с другом. Так или иначе, все будет хорошо. Клянусь. — Встав на одно колено, она прошептала: — Возьми меня в жены, Конлан.
Он посмотрел на нее, его глаза блестели.
— Черт тебя побери, — сказал он, медленно опускаясь на колени. — Я не могу жить без тебя.
— И не живи. Пожалуйста… — Она поцеловала его. — Поверь мне, Конлан. Теперь мы никогда не расстанемся.
Лорен вернулась домой незадолго до полуночи. Она закрыла за собой дверь, прислонилась к ней и тяжело вздохнула. Направляясь в гостиную, она услышала льющуюся из колонок музыку. Что-то медленное, в гавайском стиле. Перед камином сидели Анджи с Конланом.
— Ой, — сказала она, — я думала, что у вас романтическая встреча.
Анджи встала и протянула вперед левую руку. Блеснул крупный бриллиант.
— Мы снова поженились.
Лорен, взвизгнув, бросилась к Анджи.
— Вот здорово, — сказала она, крепко обнимая ее. — Теперь у моего ребенка будет отец.
— На самом деле мы пришли домой, чтобы поговорить с тобой об этом.
Это сказал Конлан.
На секунду Лорен закрыла глаза:
— Хорошо.
Анджи сжала ее руку. Они вместе уселись на диван. Конлан остался стоять у камина. В свете пламени его глаза казались невероятно голубыми.
— Ты еще ребенок, — произнес он неожиданно мягко, — поэтому прошу прощения за все.
Лорен улыбнулась:
— Я перестала быть ребенком несколько месяцев назад.
— Нет. Тебе пришлось столкнуться со взрослыми проблемами. Но это не значит, что ты повзрослела. — Он вздохнул. — Дело в том… Мы с Анджи боимся.
Лорен этого не ожидала.
— Я думала, вы хотите ребенка.
— Мы хотим, — сдержанно произнесла Анджи. — Быть может, слишком сильно.
— Тогда вы должны быть счастливы. — Лорен переводила взгляд с Конлана на Анджи. — Я даю вам… Ой… — Лорен мгновенно поняла. — Та другая девушка. Которая передумала. Обещаю, я этого не сделаю… Я люблю тебя.
Вслед за словами Лорен воцарилась тишина, ее нарушило полено, упавшее в камине и поднявшее сноп шипящих искр.
— Мы думаем, что тебе надо проконсультироваться у адвоката, — наконец сказал Конлан.
— Зачем?
Анджи попыталась улыбнуться:
— Потому что я люблю тебя, Лорен, и хочу, чтобы ты была уверена в своем решении так же сильно, как я хочу усыновить твоего ребенка.
После слов «я люблю тебя» Лорен почти ничего не слышала. Раньше только Дэвид говорил ей это.
— Я никогда не причиню тебе зла, — прошептала она.
— Так, значит, ты пойдешь к адвокату? — спросил Конлан.
— Конечно. — Впервые за день Лорен искренне улыбнулась. — Для вас я все сделаю.
В кабинете адвоката было людно. Слева сидела семья Хейнс. Справа Анджи с Конланом. Стул Лорен стоял посередине.
Адвокат, представительный мужчина в черном дорогом костюме, начал с деталей. Он говорил о том, кто и какие бумаги должен подписать, о заочном обучении, о прекращении прав родителей и о правопреемниках-опекунах.
Все это Анджи слышала раньше и знала, что в конце концов дело решают чувства. Вот почему усыновление не может быть оформлено законным образом еще до рождения ребенка. Как пройти через все это без потерь?
— Я хочу составить план усыновления, — говорил адвокат. — Он поможет избежать многих трудностей. — Он посмотрел на Лорен. — Какую связь с ребенком вы хотели бы иметь после того, как его усыновят?
Лорен нахмурилась:
— Что вы имеете в виду?
— Например, телефонные звонки на день рождения ребенка и, быть может, на Рождество. Письма и фотографии по меньшей мере раз в год.
Лорен судорожно вздохнула. Она не думала об этом, не понимала, что усыновление может изменить их отношения. Она смотрела на Анджи, которая вдруг почувствовала себя такой же хрупкой, как зимний лист.
— Мы будем поддерживать связь постоянно, — сказала она адвокату. — Мы… Лорен нам как родная.
— Я не уверен, что такая неопределенность в интересах ребенка. Четкие рамки гораздо эффективнее.
— Ох. — Лорен прикусила губу. — Я не подумала об этом.
Дэвид наклонился и взял ее за руку.
Анджи не могла подумать о том, чтобы вычеркнуть Лорен из своей жизни.
— Наше усыновление будет не таким, как у всех, — сказала Анджи.
— Я не знала… Я должна была знать… — Лорен попыталась улыбнуться. — Ты будешь замечательной матерью, Анджи. Моему ребенку повезло.
Анджи не знала что сказать.
Лорен посмотрела на адвоката:
— Скажите, как мне лучше поступить?
Встреча продолжалась, слова заносились на бумагу — черные знаки, которые определяли, как каждый должен себя вести.
Все это время Анджи хотелось подойти к Лорен, обнять ее и шепнуть, что все будет хорошо.
Но будет ли?
В Пасхальное воскресенье солнце высоко стояло в ясном голубом небе. Люди направлялись в церковь, одетые в свою лучшую выходную одежду. Анджи шла между Конланом и Лорен. Над городом плыл звон колоколов.
Казалось, служба длится вечно и все же недостаточно долго. Анджи сосредоточилась на том, чтобы помогать Лорен, которая с трудом вставала, опускалась на колени и снова вставала. Время от времени она молилась: «Господи, пожалуйста, укажи нам правильный путь. Спаси и сохрани Лорен».
Когда служба закончилась, все вышли на улицу и направились к парку. Был холодный солнечный день.
— Ну, ребята, — сказал отец О’Хоулиэн, — здесь повсюду спрятаны яйца. Вперед!
Лорен подошла к маленькому Дэни, стоявшему рядом с Мирой:
— Пошли, я помогу тебе искать яйца.
Она взяла Дэни за руку, и они ушли.
Вскоре весь клан Десариа собрался вместе. Они похожи на гусей, подумала Анджи. Всегда сбиваются в стаю. Их общение чем-то было похоже на птичий базар: все говорили одновременно.
Анджи прокашлялась. Конлан сжал ей руку и ободряюще улыбнулся.
— Мне нужно сообщить вам о двух вещах, — начала Анджи. Так как никто ее не слушал, она повторила то же самое громче.
Мама, Мира и Ливви подошли ближе, Анджи показала им кольцо.
От радостных возгласов ее родственников в городе могли полопаться оконные стекла. Нахлынув, словно волна, они столпились вокруг Анджи и Конлана. Все одновременно поздравляли их и говорили, что всегда это знали. Когда волна отхлынула, мама вспомнила:
— А вторая вещь? Ты хочешь закрыть ресторан?
— Нет. На самом деле мы хотим обосноваться в Уэст-Энде. Конлан собирается писать книгу и будет вести еженедельную колонку в газете.
— Это хорошие новости, — сказала мама.
Ливви подошла ближе:
— Что еще скажешь, сестренка?
Анджи держала Конлана за руку:
— Мы планируем усыновить ребенка Лорен.
Настала мертвая тишина. Анджи ощутила это всей кожей.
— Это неудачная мысль, — сказала мама.
— Неужели я должна сказать — нет? Смотреть, как ребенка отдают чужим людям?
Все как один повернулись к Лорен. Девушка искала яйца у качелей, в высокой траве. Маленький Дэни рядом с ней смеялся и указывал куда-то пальцем.
— У Лорен большое сердце, — сказала мама, — и печальное прошлое. Это опасная комбинация, Анджела.
— Ты сможешь это пережить? — спросила Ливви. — Если она передумает?
— Да, — сказала Анджи, сумев изобразить достойную улыбку, — смогу. Труднее всего мне будет расстаться с Лорен.
— Может быть, — сказала мама. — В другое время…
— Этот вопрос не обсуждается, — сказал Конлан, положив конец разговору. Вскоре они перешли на другие темы.
Анджи с облегчением вздохнула. Буря пронеслась. Конечно, в семье пойдут разговоры, накалятся телефонные провода. Мнения разделятся. Но это не важно. В жизни некоторые вещи, как плохую погоду, нужно просто переждать.
Машины подъезжали одна за другой. Каждые несколько минут входная дверь с треском распахивалась, и в дом вваливалась очередная группа гостей, неся коробки с едой и подарки.
На кухне Мария с дочерьми готовили подносы с закуской. В углу, на маленьком кухонном столе, над морем салфеток и серебряных приборов возвышался трехъярусный белый свадебный торт.
— Лорен, — сказала Мария, — отнеси приборы в столовую.
Лорен тут же взяла столовое серебро и салфетки и отнесла в столовую. Там она задержалась, глядя на полотняную скатерть. Этот стол стоило сфотографировать. Немедленно. Но как это сделать?
— Серебро поставь сюда, в начало, — сказала Анджи, подходя к ней. — Вот так.
Лорен смотрела, как она красиво расставляет приборы, и ее внезапно поразила мысль: скоро они расстанутся.
— Что с тобой, дорогая?
Лорен выдавила из себя улыбку и быстро пробормотала:
— Ты не должна накрывать стол на своей же свадьбе.
— Это замечательно, снова выйти замуж за того же парня. Но главное здесь не церемония, а сам факт.
Анджи принялась раскладывать приборы. Лорен вдруг показалось, что между ними образовалась пустота.
— Этот адвокат… он сказал, что я могу задавать тебе вопросы.
— Да, обо всем. Ты это знаешь.
— Этот план по усыновлению, который мы составили… — У Лорен перехватило дыхание. — Ты будешь его выполнять? Посылать мне письма и фотографии?
— Ах, моя радость. Конечно, будем.
От того, как она сказала «моя радость» — так ласково, — сердце у Лорен защемило. Больше она была не в силах сдерживаться:
— Ты меня забудешь.
Анджи, изменившись в лице, обняла Лорен и изо всех сил прижала к себе:
— Никогда.
Но этот жест, вместо того чтобы утешить Лорен, заставил ее почувствовать себя еще более одинокой.
Когда заиграла музыка, Мария позвала всех на задний двор, где стояла взятая напрокат белая беседка, украшенная сотнями розовых шелковых роз. Там стоял Конлан, в черных джинсах и черном свитере с треугольным вырезом. Отец О’Хоулиэн был в полном облачении.
Под музыку Анджи вступила на вымощенную камнем дорожку. На ней был белый кашемировый джемпер и тонкая белая юбка. В руках одна белая роза.
Проходя мимо Лорен, она улыбнулась. На секунду их взгляды встретились, и Лорен подумала: «Я тоже тебя люблю».
Анджи протянула Лорен розу и пошла дальше.
Лорен, не веря своим глазам, смотрела на розу. Даже сейчас, в такой момент, Анджи думала о ней.
— Видишь, как тебе повезло, — шепнула она своему ребенку, дотрагиваясь до выпуклого живота. — Эта женщина будет твоей мамой.
Но почему ей захотелось заплакать?
Глава 12
Июнь на западе штата Вашингтон был в самом разгаре. Стояли жаркие, ясные дни. По всему городу пышно цвели розы. В воздухе стоял запах соленой воды и сохнущих под жарким солнцем водорослей.
Во вторую субботу месяца Конлан, Анджи и Лорен сидели за старым обеденным столом и играли в карты.
— Вот теперь вы попались, — сказала Лорен, беря взятку восьмеркой бубен. — Смотрите и рыдайте. — Она бросила на стол десятку червей.
Конлан посмотрел на Анджи:
— Ты можешь ее остановить?
Анджи не могла не улыбнуться:
— Нет.
Смех Лорен был таким молодым и невинным, что у Анджи сжалось сердце. Лорен поднялась и исполнила короткий победный танец. Танцевала она медленно и неуклюже, но рассмешила всех.
— Ох, по-моему, мне пора в постель, — сказала она.
Конлан рассмеялся:
— И не думай, детка. Нельзя же обыграть нас вчистую и просто так уйти.
Лорен была уже на середине комнаты, когда раздался звонок. Прежде чем они успели подумать, кто бы это мог быть, дверь распахнулась.
Мама, Мира и Ливви ворвались в дом и направились на кухню. Каждая несла в руках картонную коробку.
Это была замороженная еда в контейнерах. Чтобы можно было разогреть в любой момент. У современных мам нет времени готовить.
— Идите сюда! — крикнула Анджи. — Мы играем в карты. Как насчет покера, мама?
— Не хочу у тебя выигрывать.
Мира с Ливви засмеялись.
— Она мошенничает, — сказала Ливви, посмотрев на Лорен. Мама фыркнула:
— Я не мошенничаю. Просто мне очень везет.
Она выдвинула стул из-за стола и села.
— Я сейчас, — сказала Лорен. — Я бегаю в туалет по пятнадцать раз в день. — И вышла.
— Мне это чувство знакомо, — сказала Ливви, поглаживая собственный выпуклый живот.
— Мы принесли еду, Анджи, — сказала Мира.
— Спасибо.
Внезапно в гостиную вбежала испуганная и побледневшая Лорен.
— Начинается, — сказала она.
— Дыши, — сказала Анджи, показывая, как это делать.
Усевшись на кровати, Лорен крикнула:
— Я больше не могу! О господи… А-а-а! — Тяжело дыша, она откинулась на подушку.
Анджи вытерла лоб Лорен влажной салфеткой.
— Ты здорово держишься, малышка. Просто здорово.
Лорен подняла на нее усталые глаза. Анджи положила ей в рот кусочки льда.
— Ничего не получается, — прошептала Лорен. — Ничего… А-а-а!
— Дыши, Лорен. Смотри на меня. Давай дышать вместе.
Лорен упала на подушки.
— Мне больно. — Она заплакала. — Дайте мне лекарство.
— Сейчас.
Анджи поцеловала ее в лоб, затем побежала по белому коридору, пока не нашла доктора Маллена.
— Лорен нужно лекарство. Боюсь…
— Хорошо, миссис Малоун, я на нее взгляну.
Сделав знак сестре, он направился в палату Лорен.
Анджи зашла в комнату ожидания. Семья Миры, семья Ливви, тетя Джулия, Конлан и мама стояли вместе. У противоположной стены сидел в одиночестве Дэвид. Вид у него был потрясенный и испуганный.
Все замолчали и повернулись к ней.
— Кажется, скоро, — сказала Анджи и направилась в другой конец комнаты.
Дэвид встал:
— Как она?
Дотронувшись до его руки, Анджи почувствовала, какая она холодная. Заглянув в его полные слез глаза, она поняла, почему Лорен так любит этого мальчика. Он был полон сострадания. Он хороший человек.
— С ней все в порядке. Хочешь ее видеть?
— Я не могу, — сказал он шепотом. — Скажите ей, что я здесь, хорошо?
«Как долго он будет жалеть об этом решении? — подумала Анджи. — Оно, как и весь этот день, не пройдет для него бесследно. И не только для него».
— Хорошо, скажу.
Подошел Конлан. Анджи, прильнув к нему, подняла глаза:
— Ты готов?
— Да.
Пройдя через толпу родственников, они направились к родильной палате. Как только они вошли, Лорен позвала Анджи.
— Я здесь, я здесь. — Анджи подбежала к постели. — Дыши, моя девочка.
— Мне больно.
Сердце Анджи разрывалось от жалости.
— Дэвид здесь? — спросила Лорен, снова принимаясь плакать.
— Он в комнате ожидания. Позвать его?
— Нет. А-а-а! — Она выгнулась от боли.
— Тужься, — сказал доктор Маллен. — Тужься сильнее. Лорен села. Анджи с Конланом поддерживали ее, а она стонала, напрягалась и кричала.
— Мальчик, — сказал через несколько минут доктор Маллен.
Лорен откинулась назад.
Доктор перерезал пуповину. Тут же вошла сестра и забрала ребенка.
Анджи улыбнулась сквозь слезы:
— Ты справилась.
Она откинула влажные волосы с бледного лица Лорен.
— Как ребенок?
— В полном порядке, — ответил доктор.
— Я горжусь тобой, — сказала Анджи.
Лорен посмотрела на Анджи печальными, усталыми глазами:
— Ты расскажешь ему обо мне, да? О том, что я была хорошей девочкой, которая совершила ошибку. И что я любила его так сильно, что отдала другим людям.
Этот вопрос поразил Анджи до глубины души.
— Он будет знать тебя, Лорен. Мы не прощаемся.
Понимающий взгляд Лорен заставил Анджи почувствовать себя девчонкой.
— Да. Хорошо. Я лучше пока посплю. Я смертельно устала. — Она зарылась лицом в подушку.
— Хочешь взглянуть на своего ребенка? — ласково спросила Анджи.
— Нет, — ответила Лорен. — Не хочу.
Когда Лорен проснулась, ее палата была уставлена цветами. Если бы она не чувствовала себя отвратительно, она бы улыбнулась. Интересно, что написано в открытках, подумала она. Что пишут девушке, которая родила ребенка, от которого она должна отказаться?
Стук в дверь отвлек ее от этих мыслей.
— Войдите.
Дверь открылась. Дэвид был бледен и казался неуверенным.
— Ты видел его?
Дэвид с трудом сглотнул, потом кивнул:
— Он такой маленький.
Они смотрели друг на друга в тягостном молчании.
— У него твои волосы, — сказал он.
— Не говори мне о нем, — хрипло произнесла Лорен.
Снова наступило молчание. Казалось, Дэвид где-то далеко, не с ней.
«Мы с этим не справимся» — эта мысль нахлынула на Лорен, как волна. Она с самого начала витала в воздухе ночной тенью.
Они были детьми, а сейчас, когда ребенок появился на свет, они станут отдаляться друг от друга все больше и больше. Конечно, учась в разных местах, они попытаются остаться вместе, но в итоге у них ничего не выйдет. Лорен стала теперь совсем другой, и Дэвид чувствовал это.
— Я подписал бумаги, — сказал он. — Я чувствовал себя очень странно… Отказаться от него одним росчерком пера.
— У нас не было другого выхода.
Дэвид с облегчением вздохнул и улыбнулся:
— Ты права.
На него было больно смотреть, и Лорен закрыла глаза:
— Я, пожалуй, посплю.
— Хорошо. — Он дотронулся до ее лица. — Я приду после обеда.
Наконец она посмотрела на него.
— Я люблю тебя, — сказал он.
И только тогда Лорен заплакала.
Лорен не видела своего сына целые сутки. Она не хотела рисковать. Как только в ее палату входила сестра, она говорила: «Я суррогатная мать. Расскажите о ребенке Малоунам».
К концу второго дня Лорен почувствовала себя немного лучше, и ей нестерпимо захотелось уйти отсюда. Кормили отвратительно, телеканалов было до смешного мало, и самое главное — она слышала все, что происходило в детском отделении. Каждый раз, когда раздавался детский крик, Лорен смахивала слезы. Она пыталась читать каталог Университета Южной Калифорнии, но это не помогало.
Незаметно для себя она начала называть своего сына Джонни. Она сидела зажмурившись и повторяла: «Пусть кто-нибудь позаботится о Джонни…»
Ей было очень тяжело, но она бы выдержала, не приди к ней прошлым вечером Анджи.
Она выглядела ужасно. Глаза у нее распухли и покраснели. Она долго говорила с Лорен, гладила ее по волосам, давала попить воды, пока наконец не сказала того, зачем пришла:
— Ты должна его увидеть.
Лорен посмотрела в глаза Анджи и подумала: «Вот она. Любовь, которую я всю жизнь искала».
— Я боюсь.
— Я знаю, солнышко. Именно поэтому.
После того как Анджи ушла, Лорен долго думала об этом. В глубине души она знала, что Анджи права. Ей нужно поцеловать сынишку в крошечную щечку, сказать, что она любит его. Нужно попрощаться.
Но ей так больно было думать о том, что она его покинет. Что она почувствует, взяв его на руки?
Перед рассветом она позвонила в колокольчик. Когда появилась сестра, Лорен сказала:
— Пожалуйста, принесите моего ребенка.
Следующие десять минут показались ей вечностью.
Наконец сестра вернулась, и Лорен впервые увидела своего крошечного краснолицего сынишку. У него были глаза Дэвида. Ее рыжие волосы. Вся ее жизнь в одном крошечном личике. Сестра положила ребенка ей на руки.
От переполнивших чувств Лорен стало больно дышать.
Он был ее семьей. Семьей.
У нее никогда не было ни дедушки с бабушкой, ни теток, ни дядьев, ни родных или двоюродных братьев и сестер, но у нее был сын.
— Джонни, — прошептала она, касаясь его крошечной ручки.
Он схватил ее за палец.
Он всхлипнула. Как можно его покинуть? От этой мысли Лорен расплакалась. Она обещала…
Но тогда она не знала. Что она могла тогда знать о любви к своему ребенку?
Лорен крепко зажмурилась. Она не может предать Анджи. Женщину, которая готова стать лучшей матерью для Джонни. Женщину, показавшую Лорен, какой может быть семья.
Лорен медленно открыла глаза. Она смотрела на своего сына сквозь пелену слез.
— Я твоя мама, — прошептала она.
В тот день Дэвид сидел рядом с ее кроватью. После очередной томительно долгой паузы Лорен подняла на него глаза:
— Ты в этом уверен?
— Уверен. Мы слишком молоды.
Он прав. Они слишком молоды. Внезапно Лорен вспомнила о проведенном вместе времени, о годах любви к нему. Вспомнила, как он расхваливал возможности машины, болтал без умолку в кино, как он фальшиво пел и, похоже, никогда не знал слов, вспомнила, что он всегда чувствовал, когда ей было страшно или одиноко, и крепко держал ее за руку. Она всегда его любила.
— Я люблю тебя, Дэвид, — прошептала она.
— Я тоже тебя люблю. — Он обнял ее.
Она отодвинулась первая. Он взял ее руку, сжал ее.
— Для нас это конец, — ласково сказала она.
Ей хотелось, чтобы он рассмеялся, сказал, что это глупости. Но он заплакал.
— Я хочу, чтобы ты поехал в Стэнфорд и забыл обо всем, что с нами произошло.
— Прости меня, — сказал он и зарыдал так горько, что она поняла: он воспользуется ее предложением. Он вынул из кармана маленькую розовую бумажку. — Вот, — сказал он.
Она нахмурилась:
— Это документы на твою машину.
— Я хочу отдать ее тебе.
Слезы застилали ей глаза.
— Ох, Дэвид, нет.
— Это все, что у меня есть.
Она будет помнить об этом всю жизнь. Что бы ни случилось, она всегда будет знать, что он любил ее. Она вернула ему розовый листок.
— Поцелуй меня, Гонщик Спиди, — прошептала она, зная, что это будет в последний раз.
Как только Анджи подошла к сестринскому посту, она сразу все поняла.
— Миссис Малоун? — спросила одна из сестер. — Миссис Коннели хотела бы с вами поговорить.
Подошвы Анджи застучали по линолеуму. Она толкнула дверь. Кровать Лорен была пуста.
— Она ушла, — сказала она появившемуся Конлану. Они стояли, держась за руки, глядя на безупречно застеленную кровать.
— Миссис Малоун? — Это была миссис Коннели, временный опекун. — Лорен оставила вам письмо.
— Спасибо, — произнесла Анджи, забирая конверт. Пока она открывала его, ее руки дрожали.
Дорогая Анджи!
Мне не надо было брать его на руки. Всю жизнь я мечтала о семье, и теперь, когда она у меня появилась, я не могу отказаться от сына. Прости.
Мне бы хотелось сказать тебе об этом при личной встрече, но у меня не хватает сил. Надеюсь, когда-нибудь ты и Конлан простите меня.
С любовью,
Лорен
Анджи повернулась к Конлану:
— Она там совсем одна.
— Не одна, — мягко поправил он.
— Без всякой помощи.
Он обнял ее и дал выплакаться. Наконец она повернулась к Конлану и посмотрела ему в глаза.
Когда-то им обоим показалось, что любовь от них ушла. Они решили, что одной любви им мало. Теперь они поняли, что ошибались. Бывает, что твое сердце разбивается, но ты продолжаешь жить. Так случилось и на этот раз.
— Пошли домой, — сказала она.
— Да, — подхватил он. — Домой.
Лорен вышла из автобуса и оказалась в своем прежнем мире. Она прижала к себе мирно спавшего Джонни, погладила его по крошечной спинке. Ей не хотелось, чтобы он проснулся в этой части города.
— Твое место не здесь, Джон-Джон. Запомни это.
Спускалась ночь, и в темноте многоквартирные дома казались зловещими. Лорен почувствовала, что нервничает. Этот район стал ей чужим.
Но пути назад не было. Она предала Анджи и Конлана и потеряла их любовь. Она хорошо знала, что чувствуешь, когда тебя бросают.
Наконец Лорен подошла к своему дому. Взглянув на него, она ощутила дрожь потери. Она тяжело трудилась, чтобы выбраться отсюда. Но у нее был новорожденный сын, которого пока рано отдавать в ясли. К тому же она здесь долго не задержится. Этот город всегда будет напоминать ей об Анджи.
Поставив свой маленький чемоданчик на землю, Лорен выпрямилась. Все тело болело. Действие болеутоляющего стало проходить. Из-за острой, режущей боли между ног она шла враскачку, как моряк. Вздохнув, она взяла свой чемоданчик и побрела дальше.
Скрипучая дверь открылась легко. Лорен забыла, как здесь темно. Она постучалась.
Послышалось шарканье, затем дверь распахнулась, и на пороге появилась миссис Мок в домашнем платье.
— Лорен, — произнесла она, нахмурясь.
— Моя мама… не спрашивала обо мне? — услышав жалобные нотки в своем голосе, она ощутила стыд.
— Нет. Но ты на это и не надеялась, верно?
— Нет, — еле слышно прошептала она.
Морщины на лице миссис Мок стали глубже.
— Кто это?
— Мой сын. — Лорен улыбнулась, но улыбка вышла грустной. — Джонни.
Миссис Мок протянула руку и дотронулась до его головки. Потом со вздохом прислонилась к дверному косяку.
Лорен узнала этот звук. Звук поражения. Ее мать вздыхала так все время.
— Уже стемнело. Я пришла узнать, не сдается ли здесь квартира?
— У нас все забито. Ты с Джонни можешь переночевать у меня в свободной комнате.
Лорен едва стояла на ногах.
— Спасибо.
Миссис Мок провела ее к себе. На какую-то долю секунды Лорен почувствовала, что ее прошлое и настоящее слились. Квартира миссис Мок как две капли воды была похожа на ее прежнюю квартиру — тот же пластиковый столовый гарнитур, тот же грубый ковер. По обе стороны от цветастого дивана стояло два раскладных кресла.
Миссис Мок прошла на кухню. Лорен уселась на диван и вынула Джонни из переноски. Он тут же начал плакать. Она переменила ему памперс и снова завернула в одеяльце, но он не унимался. Его пронзительные крики заполнили крохотную квартиру.
— Пожалуйста. — Лорен принялась его качать. — Я знаю, ты не голодный.
Только когда миссис Мок вернулась с двумя чашками чаю, Лорен поняла, что плачет. Она вытерла слезы и постаралась улыбнуться.
Миссис Мок опустилась в одно из кресел.
— Какой он маленький.
— Ему всего два дня.
— И ты пришла сюда искать ночлег. Ах, Лорен… — Миссис Мок наградила ее сочувствующим взглядом, который был так хорошо знаком Лорен.
Лорен посмотрела на Джонни.
— Все было готово для усыновления, но… я не смогла его отдать.
— Я вижу, как ты любишь его. — Голос миссис Мок смягчился. — А его отец?
— Я тоже его люблю. Вот почему я здесь. — Глаза Лорен наполнились слезами. — Простите. Это гормоны. Я все время плачу.
— Где ты была все это время, Лорен? Я помню женщину, которая за тобой приходила.
— Анджи Малоун. — Ей больно было произносить это имя.
— Я знаю, я просто старая женщина, которая сидит весь день дома и смотрит старые фильмы, но мне показалось, она любит тебя.
— Я разрушила ее любовь. Я обещала ей ребенка, а потом сбежала ночью. Теперь она меня ненавидит.
Миссис Мок откинулась на спинку кресла, сузив глаза и изучающе глядя на Лорен. Наконец она сказала:
— Закрой глаза.
— Но…
— Закрой. И представь свою мать.
Она мысленно увидела ее. Мама, с платиновыми волосами, с когда-то красивым, но теперь огрубевшим лицом, лежит на диване в мини-юбке, с сигаретой в руках.
— Представила.
— Вот что бывает с женщиной, когда она убегает.
Лорен открыла глаза и посмотрела на миссис Мок.
— Я видела, как ты выбивалась из сил, чтобы не упустить свой шанс в жизни. Ты носила домой рюкзаки, набитые книгами, работала на двух работах и поступила в Феркрест. Ты платила за квартиру, когда твоя непутевая мать спускала все в баре. Я возлагала на тебя надежды, Лорен. Ты знаешь, какая это здесь редкость?
Лорен снова закрыла глаза, на этот раз представив Анджи. Она стояла на крыльце, глядя на океан, темные волосы развевались на ветру.
— Тебе есть куда пойти? — спросила миссис Мок.
— Я боюсь.
— Лорен, поверь мне. Я знаю, куда ведет дорога, в начале которой лежит страх. Ты тоже это знаешь.
— А вдруг она не сможет меня простить?
— Иди. Ты же умная девочка. А вдруг сможет?
— Ты же журналист, черт побери. Найди ее.
— Анджи, я даже не знаю, с чего начать. Парень на автобусной станции не помнит, чтобы продавал ей билет. В ее старой квартире живут другие люди. Домовладелец тут же повесил трубку, когда я спросил о Лорен. В приемной комиссии Университета Южной Калифорнии сказали, что она отказалась от стипендии. Ума не приложу, куда она делась.
Анджи нажала кнопку кухонного комбайна. Блендер взвыл. Ее сестры уверяли, что готовка успокаивает. Это был третий черничный пирог. Еще немного такой терапии, и она взвоет.
Конлан подошел к ней и поцеловал в шею.
Анджи вздохнула:
— Мне страшно думать о том, что она одна. Она еще ребенок и нуждается в заботе.
— Теперь она мать. От детской роли придется отказаться.
Анджи повернулась и положила руки ему на грудь. Его сердце спокойно и ровно билось под ее ладонью. Он поцеловал ее.
— Лорен знает, что ты ее любишь. Она вернется.
— Нет, — возразила Анджи. — Она думает, что я никогда не прощу ее. Мать не научила ее нескольким важным вещам. Лорен не знает, как прочна бывает любовь, она знает только, что ее легко потерять.
— Знаешь, что меня удивляет? Ты ни разу не упомянула о ребенке.
— Жаль, я не сказала ей, что в глубине души догадывалась о том, что она не сможет его бросить. Быть может, тогда она не убежала бы ночью.
— Ты сказала ей самое главное. Когда она родила, ты сказала, что любишь ее и гордишься ею. Когда Лорен перестанет ненавидеть себя за то, что ей пришлось сделать, она вспомнит твои слова. И вернется. Быть может, мать не научила ее тому, что такое любовь, но ты научила.
Он всегда это умел: говорить именно то, что ей нужно было услышать.
— Я говорила тебе, что я очень тебя люблю, Конлан Малоун?
— Говорила. — Он покосился на духовку. — Сколько времени печется эта штука?
Анджи захотелось улыбнуться.
— Пятьдесят минут.
— Достаточно, чтобы проявить себя. Может, даже дважды.
Анджи вылезла из кровати, стараясь не разбудить спавшего мужа. Надела спортивный костюм и вышла из комнаты. Внизу было тихо. Она отвыкла от тишины.
От молодежи столько шума…
— Где ты? — прошептала она.
Мир так велик, а Лорен так молода. Дюжина страшных историй промелькнула у нее в голове. Анджи пошла на кухню, чтобы сварить кофе. В коридоре на глаза ей попалась коробка. Конлан должен был вынести ее утром.
Еще вчера все было по-другому.
Встав на колени, она открыла коробку. Лампа в виде Винни-Пуха, завернутая в розовое хлопчатобумажное одеяльце. Анджи вынула ее. Удивительно, но она не плакала, не страдала по потерянному ребенку, для которого была куплена лампа. Вместо этого она отнесла ее на кухню и поставила на стол.
— Вот, — произнесла она. — Лампа ждет тебя, Лорен. Возвращайся домой и возьми ее.
Ответом была тишина. Анджи вышла на крыльцо и стала смотреть на океан, она так пристально смотрела на воду, что не сразу заметила стоявшую под деревьями девушку.
Анджи сбежала по ступеням, промчалась по газону. На лице Лорен не было улыбки. Анджи захотелось обнять ее, но, посмотрев в глаза девушки, она ужаснулась.
— Мы так переживали за тебя, — сказала Анджи, подходя ближе.
Лорен посмотрела на ребенка, которого держала на руках.
— Я обещала его тебе. Я просто… — Она подняла глаза. В них стояли слезы.
— Ах, Лорен. — Анджи наконец сумела преодолеть разделявшую их пропасть. Она дотронулась до щеки Лорен ласковым движением, которое прежде давалось ей так легко. — Я сказала тебе не все. Это просто потому… мне было тяжело думать о Софии. Я держала ее несколько минут. Я знала, когда ты посмотришь в глаза своему ребенку, ты так же забудешь обо всем, как и я.
— Ты знала, что я его не брошу?
— Я была абсолютно уверена.
— Но ты осталась со мной. Я думала…
— Я делала это для тебя, Лорен. Разве ты не понимаешь? Ты член нашей семьи. Мы любим тебя.
Лорен широко открыла глаза:
— После того что я тебе сделала?
— Любовь нередко приносит нам страдания, но они забываются.
Лорен посмотрела на нее:
— В детстве мне часто снился сон. Я стою в зеленом платье, а женщина наклоняется ко мне и берет меня за руку. Когда я просыпалась, то всегда плакала.
— Почему?
— Потому что такой ласковой мамы у меня не было.
Так вот для чего в один прекрасный день они встретились, она и Лорен, пронеслось в голове у Анджи.
— У тебя есть я, — ласково сказала она.
По лицу Лорен текли слезы.
— Ах, Анджи. Прости меня.
Анджи обняла ее:
— Тебе не за что просить прощения.
— Спасибо, Анджи, — тихо проговорила Лорен.
Лицо Анджи осветила улыбка.
— Нет. Спасибо тебе. Ты дала мне почувствовать, что значит быть матерью. Все эти пустые годы я мечтала о маленькой дочери на карусели. Я не знала, что моя дочь слишком взрослая для детской площадки.
Лорен подняла глаза. В них было написано все: годы, проведенные в тихом отчаянии, когда она стояла у окна, мечтая о любящей матери, или лежала в постели, грезя о сказке на ночь и поцелуе перед сном.
— Я тоже ждала тебя.
Анджи вытерла глаза:
— Как его зовут?
— Джон Генри.
Лорен вынула ребенка из переноски, и Анджи взяла его на руки.
— Какой красавец, — прошептала она, испытывая разом и любовь, и благоговение.
Она поцеловала его в гладкий лобик.
— Что мне теперь делать? — спросила Лорен.
— Скажи сама. Чего бы тебе хотелось?
— Мне бы хотелось пойти учиться. Наверно, пока это будет местный колледж. Если я поработаю несколько месяцев и отложу побольше денег, то уже весной смогу приступить к учебе.
— Но даже это будет трудно, — мягко сказала Анджи.
— Я привыкла к трудностям. Если бы я могла вернуться на работу…
— Как ты относишься к тому, чтобы пожить у меня?
Лорен, вздохнув, издала короткий сдавленный звук:
— Ты серьезно?
— Конечно, серьезно.
— Я не… мы не задержимся надолго. Только до тех пор, пока я не скоплю денег на детский сад и чтобы снять квартиру.
— Ты еще не понимаешь, Лорен? Тебе не нужен детский сад. Ты часть шумной любящей семьи. Джонни не первый ребенок, который вырастет в ресторане, и я наверняка найду время, чтобы за ним присматривать.
— Ты это сделаешь?
— Конечно. — Анджи грустно посмотрела на Лорен. Девушка казалась ей такой юной, ее глаза зажглись новой надеждой. — Ты пришла как раз вовремя. Сегодня день рождения тети Джулии. Я испекла три черничных пирога, которые никто не станет есть, кроме тебя и Конлана. Нам нельзя опаздывать.
Лорен проглотила вставший в горле комок:
— Я люблю тебя, Анджи.
— Я знаю, детка. Иногда от любви разрывается сердце, верно?
Вместе, рука в руке, они вернулись в дом.
Лорен тут же подошла к стереосистеме и включила музыку. Старая песня группы «Аэросмит» разнеслась по дому. Лорен быстро убавила звук, но все же недостаточно быстро.
По лестнице спускался Конлан.
— Что за шум?
Лорен, притихнув, смотрела на него:
— Конлан, я…
Он подбежал, обнял ее и принялся кружить в воздухе, пока оба не стали смеяться.
— Наконец-то!
— Она вернулась, — сказала Анджи, ласково похлопывая ребенка и улыбаясь. Она бросила взгляд на лампу в виде Винни-Пуха. Наконец-то она будет освещать детскую. — Наша девочка вернулась домой.
КРИСТИН ХАННА
Кристин Ханна рассказывает о работе над романом «Ради любви»:
— Одна из многих удивительных вещей, с которыми я столкнулась при написании книги, — это то, как возникали образы моих персонажей. Я с самого начала ясно представляла себе Лорен. Возможно, потому, что у меня сын-подросток и я постоянно общаюсь с его приятельницами. Но с Анджи было сложнее. Поначалу я думала, что книга будет о ее желании иметь ребенка, но под конец это намерение отступило на второй план. Анджи приходит к пониманию, что, даже если Бог не дал ей ребенка, она все равно способна быть матерью.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.