Тюремная камера. Куча темного мусора, похожего на какие-то пожухшие листья. Это крапива. На груде крапивы восседает девушка и голыми руками плетет рубашку из того же материала. Несколько таких же рубашек аккуратной стопочкой высятся рядом на полу.

Епископ: Ну, дочь моя, в мои обязанности входит исповедать тебя перед казнью. Занятие это представляется мне затруднительным в виду твоего упорного молчания, выдаваемого за немоту. Может, хоть перед смертным часом откроешь рот? В конце концов, скоро предстанешь перед Господом, а Он-то тебе язык развяжет.

Элиза отрицательно качает головой и продолжает плести рубаху, не отрывая взора от работы.

Епископ: Не хочешь? Или не можешь? И из уважения к служителю Церкви не могла бы ты хотя бы на время исповеди прекратить свое колдовское занятие, чтобы…

Элиза еще упорнее качает головой.

Епископ: Ясно. (Понимающе) Думаешь успеть?

Элиза внимательно взглядывает на него и кивает.

Епископ: И давно ты этим занимаешься?

Элиза кивает.

Епископ: Кто секрет-то подсказал? Тоже колдунья какая-нибудь?

Элиза нерешительно кивает.

Епископ: Грешишь, дочь моя, грешишь…

Элиза растерянно пожимает плечами и кивает одновременно, видимо, затрудняясь, к чему отнести свое согласие.

Епископ: Кого ж ты этим погубить хочешь?

Элиза трясет головой, яростно и умоляюще глядя на епископа.

Епископ: Никого? Может, спасти?

Элиза энергично кивает.

Епископ: Так… Рубашек у тебя скоро будет с дюжину… Или с чертову дюжину…

Элиза крутит головой.

Епископ: Двенадцать, значит? И кто они тебе? Любовники?

Элиза крутит головой.

Епископ: Гм… Родственники?

Элиза кивает, взгляд ее смягчается.

Епископ: Братья, что ли?

Элиза кивает с тоскливой улыбкой, по щеке медленно сползает слеза.

Епископ: Околдованы?

Элиза кивает.

Епископ: А что с ними?

Элиза на мгновение отрывается от работы и несколько раз плавно взмахивает руками, как крыльями.

Епископ: Стали птицами? Да ведь это оборотничество.

Элиза испуганно трясет головой.

Епископ: Это ты, что ли, по ошибке колдонула? Или они сами доигрались?

Элиза, опустив голову, отрицательно качает ею.

Епископ: Другая ведьма?

Элиза кивает и, указав пальцем на себя, качает головой.

Епископ: Да как же ты не ведьма, милая, когда вон чем занята.

Элиза разводит руками.

Епископ: Мало ли — вынуждена… А молчать тоже вынуждена?

Элиза кивает.

Епископ: Дочь моя, да ведь есть способы попроще. Обратилась бы к Церкви…

Элиза подозрительно смотрит на него и качает головой.

Епископ: Правильно. Зато тебе бы хлопот меньше. И грех бы на душу не взяла. И жива бы была. И потом, ты меня прости, неужели способа попроще не нашлось? Ведь врешь, поди, про молчание. Это ты уж сама на себя обет взяла.

Элиза со вздохом кивает.

Епископ: Ну и зачем? Чтобы грех перед Богом замолить?

Элиза задумывается и не очень решительно качает головой.

Епископ: (раздумчиво) Выходит, не так уж ты и виновата. Могла бы дать знать, что не все так просто. Что же ты на следствии знака никакого не подала? Ишь, мученицу из себя сделала. Терпела, ждала, пока правда себя покажет. Впрочем, это о твоем смирении и кротости говорит, что похвально. Слаба Богу, праведны пути его. Вот, кротость твоя на благо тебе обернулась.

Элиза работает, опустив глаза.

Епископ: Ладно. Растрогала ты меня. Видно, не совсем пропащее твое дело. Вот что, дочь моя, давай-ка с тобой по-хитрому поступим. Рубашки у тебя почитай что готовы. Так? Колдовское дело свершилось. Так что Церковь уже предотвратить его не может. Я с твоего согласия могу огласить то, что узнал от тебя, если конечно, ты не настаиваешь, что это была исповедь. Покаешься, Церковь простит. И братьев своих спасешь, дай Бог, и в живых останешься…

Элиза на секунду зависает и тут же решительно мотает головой.

Епископ (изумленно): Нет? Да что же тебя не устраивает?

Элиза гневно сжимает губы, ожесточенно плетя рубаху.

Епископ: Погоди, да ты никак обижена?

Элиза сдержанно кивает.

Епископ: На кого же? На меня?

Элиза кивает и зажимает палец на руке.

Епископ: Ясно. Еще на кого-то?

Элиза кивает в сторону дворца.

Епископ: На мужа? На короля?

Элиза кивает, закусив губу.

Епископ: Думаешь, он тебя предал?

Элиза продолжает энергично плести рубаху.

Епископ: Но он же не знал…

Элиза не отвечает. Ее жесты нервны.

Епископ: Но он же король… Он был обязан…

Элиза выразительно сплевывает на пол и продолжает работать.

Епископ: Но ты же ничего ему не объяснила… Ради супруга и страны можно нарушить обет… Бог — не торговец… могла бы и…

Элиза вскидывает голову, отчаянно смотрит на епископа, в глазах — слезы.

Епископ (в ужасе): Свят, свят, свят… Господи, какая гордыня! Но что же мы должны были думать, если ты на допросе стояла, как каменная!.. Ты же сама не пожелала оправдываться!..

В лице Элизы — вызов.

Епископ: Ждала, пока сам не догадается?

Элиза нервно пожимает плечом и отворачивается.

Епископ: Что же, твой муж должен был тебе безоговорочно верить?

Элиза яростно кивает.

Епископ: Так ты испытывала его веру своим молчанием?

Элиза кивает.

Епископ: Ну мало ли, усомнился человек. Всякий может ошибиться. Неужели не найдешь в себе смирения…

Элиза долго качает головой.

Епископ: Что же он — хуже Иуды, по-твоему?

Элиза нервно плетет рубаху.

Епископ: Дочь моя… Женщина… Одумайся! Покайся! Что же ты — и простить никого не желаешь?

Элиза медленно качает головой.

Епископ: Ты понимаешь, что творишь, женщина? Ведь из-за гордыни твоей тебя, невинную, чуть смерти не предали! Грех же из-за тебя чуть на душу не взяли! И так бы никто и не узнал…

Элиза, повернувшись, иронически поднимает бровь и долгим, зловещим взглядом смотрит на епископа.

Епископ: (со страхом) Господи, прости и помилуй! Так ты что же… Хочешь, чтобы этот разговор исповедью считался?

Элиза медленно и глубоко кивает. Епископ несколько мгновений не может сказать ни слова. Долгая пауза.

Епископ: Вот так месть… Вот это возмездие, дочь моя… Кто бы мог подумать, что в этом юном сердце, за этими нежными чертами…

Элиза коротко указывает подбородком на епископа и на дворец.

Епископ: Да, ты права, это мы ожесточили тебя. Наша вина. Но неужели не простишь? Неужели сделаешь из нас преступников, чтобы самой быть агнцем Божиим? Почему не хочешь дать ближним искупить свой грех? Достойно ли это? Какая же ты христианка?..

Элиза мрачно усмехается и пожимает плечами: какая есть…

Епископ: Нашими руками себя убиваешь. Недоверия не можешь простить. Понимаешь ли ты, какой камень мне на шею вешаешь? Понимаешь ли, что с твоим мужем будет, если он правду узнает? Ведь наши руки — в твоей крови отныне.

Элиза просто кивает.

Епископ (убито): Что же… Такова, видно, Божья кара…

Произносит на латыни отпущение грехов. Сгорбившись, поворачивается к выходу. Элиза внезапно щелкает пальцами. Епископ с надеждой оборачивается на звук. Элиза, завязав последний узел на своем изделии, протягивает ему рубахи.

Епископ: Я должен передать это твои братьям? Чтобы искупить свой грех?

Элиза с легкой улыбкой пожимает плечом и возводит глаза к небу. Епископ берет у нее рубахи.

Епископ: Понимаю… А… а король? А его искупление?

Элиза очень медленно качает головой, глядя прямо в глаза епископу. Епископ, сглотнув ком в горле, кивает и выходит с рубахами. Элиза остается одна. Она сидит, гордо подняв голову и кусая губы, а мыши все еще таскают к ее ногам стебельки крапивы…