Мак был на рабочем месте в шесть тридцать пять — на пять минут позже, чем они с Карильо договаривались. Дома, чуть проснувшись, Мак позвонил в полицию и справился, не объявились ли, часом, пропавшие адвокаты. Нет, не объявились. В отделе он первым делом налил себе чашку кофе и принялся искать в компьютере информацию по поводу того лесного инспектора, о пропаже которого рассказывал Билл Александер. Этот Билл лихо напортачил накануне: слинял с места происшествия до приезда поисково-спасательной службы, не законсервировал то, что он посчитал пятном крови. Надо будет при случае отвести этого желторотого парня в сторонку и прочитать ему маленькую лекцию, чтоб освежить в его голове правила поведения на месте происшествия!
Мак по собственной инициативе обзавелся изрядной коллекцией карт округа — это были преимущественно детальнейшие карты глухих областей к северу и востоку от Сиэтла, изданные Геологической службой США. В этой глухомани он бывал по службе редко, однако в свободную минуту за своим рабочим столом с удовольствием изучал ее на картах. За эту привычку коллеги в шутку величали его Маком Карточеем. Он не обижался. Карты любил с детства. После перевода из Лос-Анджелеса в Снохомиш он сразу же стал собирать местные карты — это был его обычный метод знакомиться с новым местом жительства и деятельности.
Найдя в компьютере материалы относительно исчезновения лесного инспектора, Мак вытащил из стола карту того района, где пропал Джо Уайли. Прошелся пальцем по трелевочному волоку — Подъездной дороге номер четыре — до места, где помощник шерифа Билл Александер нашел пикап без хозяина. В рапорте упоминалось, что возле пикапа валялись пустые пивные бутылки. Мак не без осуждения покачал головой. Похоже, этот Уайли попивал. Однако женат и имел вполне неплохую, надежную работу. Словом, вроде бы не того сорта человек, чтоб в один прекрасный день махнуть на все рукой и удрать из собственной жизни. Но если он все-таки того сорта — что за смысл учинять побег из самой что ни на есть лесной глухомани и пешком? Это не способ рубить концы. Куда проще и разумнее сесть на паром или рвануть в аэропорт — и ищи-свищи! Нет, на бегство в новую жизнь это ни с какой стороны не похоже.
Затем мысли Мака перешли на ночное поведение собак-ищеек. Добро бы бладхаунды струхнули на минутку-другую — чего не бывает. Но собаки — дрессированные, опытные и по натуре бесстрашные — испугались до такой степени, что наотрез отказались исполнять привычную и любимую работу. Абсурд. Это сильно интриговало: Макс гордился своим умением любое происшествие подводить в два счета под верную категорию, а тут — осечка. В памяти всплыла шекспировская строка: «Дичь на ногах — вперед, за ней…»
Мак давно научился доверять своим инстинктам, которые славно работали в связке с его личным алгоритмом раскрытия преступлений. Пропажа трех человек, странное поведение собак, загадочно обломанные верхушки деревьев, о которых поведал Билл Александер, — так и подмывало найти какие-то точки соприкосновения этих внешне как бы не связанных друг с другом событий. Однако сколько Мак ни думал, никакой скрытой взаимосвязи не обнаруживалось.
Тут в комнату вошел Карильо.
— Вот, приперся с утра пораньше, а зачем — сам не знаю! — сказал он и бросил на свой стол ключи от машины.
— Тебе тоже доброе утро, — ядовито отозвался Мак.
— Надеюсь, за те двадцать пять минут, что я сюда ехал, адвокатики уже нашлись? — осведомился Карильо, наливая себе огромную чашку кофе.
— Нет.
— Ах ты черт! Стало быть, опять переться в лес? Долбаное политиканство! Кинули нас на поиски этих туристов только потому, что они богатенькие и имеют связи на самом верху…
— Я не уверен, что эти двое когда-нибудь найдутся сами собой, — сухо сказал Мак, прерывая сердитую тираду коллеги.
Карильо отставил кофе и удивленно воззрился на Мака:
— Это что за заявление?
Карильо не переоценивал свои аналитические способности — он преимущественно человек действия, а вот Мак Шнайдер — голова. Недаром был на отличном счету в Лос-Анджелесе. Поэтому к мнению Мака Карильо всегда относился почтительно. Сейчас Мак неопределенно пожал плечами:
— Я ни в чем не уверен. Только на сердце как-то неспокойно… Ладно, будет трепаться. Поехали.
Карильо Мака, конечно, уважал, но порой его доставала психологическая заумь коллеги.
Не то чтобы этим утром было теплее и солнечнее, чем накануне, но сегодня Тайлер был совсем в другом настроении и мог радоваться новому дню. За ночь ему чего только не приснилось, и, проснувшись, он долго таращился в потолок, перебирая в памяти странные видения. Впрочем, каждая секунда бодрствования размывала воспоминания, словно волны прибоя — песочные домики на берегу. Казалось, сами усилия восстановить детали снов приводили к необратимому уничтожению этих деталей… Тайлер повернул голову в сторону Ронни. Та, почти полностью утонув головой в подушке, спала как убитая.
Тайлер залюбовался видимой частью ее лица. Ураган депрессии, который часов тридцать назад вымел его из дома на поиски смерти, теперь не просто закончился. Было ощущение, что все это произошло с ним как минимум неделю назад… или вообще в другой жизни. Тайлер осторожно протянул руку и отвел локон, упавший на бровь Ронни. При этом он коснулся ее кожи — и был поражен ее забытой нежностью. Да, долго он был лишен возможности касаться этой чудесной, нежной кожи! Боже, как он любит это тело! И, Боже, как он любит — ее! Теперь он гладил ее по волосам — едва ощутимо, чтобы не разбудить. Тайлер боялся спугнуть это ощущение полной безмятежности и полного единства, старался продлить блаженное мгновение. Если Ронни проснется — не миновать разговоров, выяснений…
Но через какое-то время Ронни шевельнулась, потянулась и открыла глаза. От ее первой реакции у него еще больше потеплело на сердце: еще не совсем проснувшись, Ронни одарила его ласковой, любвеобильной улыбкой. Пусть их любовь была хрупка, но любили они друг друга — несомненно.
— Привет, — шепнул он.
Она снова улыбнулась ему — чуть более сознательно и внятно. По-прежнему сонная, Ронни придвинулась к нему, обняла и прижалась всем телом. Их губы встретились. Постепенно Ронни просыпалась больше и больше — во всех смыслах, — и поцелуи мало-помалу превращались в настоящие. В конце концов Ронни ухватила руками голову Тайлера и они — душой и телом — слились в страстном долгом поцелуе. Тайлер стащил с Ронни футболку, отшвырнул одеяло, чтобы без помех любоваться дивным телом жены. Когда он оказался над Ронни, та разнеженно раскинула руки и ноги, потом обняла Тайлера и потянула к себе…
В спальне по другую сторону залитого солнечным светом холла Мередит, в пижамке с картинками песика Снупи, уже больше часа была занята игрой. Проснувшись не в пример обычному рано, она не стала выбираться из постели. Родители и брат наверняка еще спят, поэтому не было надежды на компанию. Стены ее более чем просторной спальни были выкрашены в веселые цвета и увешаны плакатами с любимыми героями мультиков и кинофильмов.
Мередит играла в Барби и Кена. По сценарию в отношениях Барби и Кена возникали проблемы вследствие труднообъяснимого отчуждения Кена, предположительно связанного с травматическим событием, которое он пережил некоторое время назад (дети не впустую смотрят телевизор). Кен, по его словам, наблюдал нечто фантастическое. Люди ему не поверили, стали над ним смеяться. Это задело его самолюбие, и он закрылся в своей раковине. Хотя шестилетняя девочка уже смело жонглировала взрослыми словами, строгие причинно-следственные связи ее мало занимали. Соразмерна ли пережитая Кеном обида с его решением стать аутсайдером? Подобные вопросы были слишком сложны для Мередит. Она просто чувствовала, что Кен надулся на людей и выпал из нормальной жизни. Она тоже так делала: обидится, убежит в дальний угол дома. Только она потом возвращалась. И довольно быстро. А папа никак не возвращается.
Вот так, незаметно, от игры в драму она перешла к прямому размышлению о реальности. Внезапно она ощутила острую потребность быть рядом с родителями. Чтобы они обняли ее и повторили серьезно-серьезно, что они любят ее… и любят друг друга. Потому как если они не любят друг друга — разве могут они любить ее по-настоящему?
Язык Тайлера ритмично ходил туда-сюда, приближая Ронни к оргазму. Но сквозь собственные вскрики она ясно различила посторонний звук — стук в дверь. Миг — понять, что это кто-то из детей. Еще миг — соскочить с Тайлера. Дверь скрипнула, и на пороге появилась Мередит в пижаме. У Ронни, сторонницы современного воспитания, не было комплексов насчет обнаженного тела, и Мередит не раз видела своих родителей в чем мать родила. Однако всему свое место и время. Сейчас было не место и не время. Ронни проворно натянула длинную футболку. Тайлер быстро прикрылся подушкой, нашарил на полу трусы и надел их, стараясь поменьше светить голым задом.
— У вас все хорошо? — наивно спросила малышка.
Ронни машинально поправила сбившиеся простыни.
— Конечно, золотце, у нас все хорошо. Тебя, наверное, напугал Ко-Страшко?
Ко-Страшко был порождением фантазии Мередит. Этот своевольный малый появлялся в любое время дня и ночи. Точнее, именно тогда, когда Мередит становилось одиноко и она нуждалась в алиби, чтобы мчаться к папе и маме. Каждый раз она описывала его по-разному. Но всякий раз он был ужасный-преужасный.
Вопрос матери Мередит приняла как приглашение зайти и пошлепала к кровати.
— Нет. Он ни при чем. Я просто хотела проверить… где вы.
Тайлер улыбнулся и откинул край одеяла.
— Ну-ка, запрыгивай, моя ненаглядная. Хочешь?
Дважды приглашать не пришлось. Для того она и прибежала!
Ронни взбила подушки, и Мередит с сияющим личиком забралась на кровать и улеглась между родителями. Переполненный чувствами Тайлер не мог насмотреться на жену и дочь — и невольно представлял другой вариант развития событий, во веки веков исключавший эту утреннюю идиллическую сценку. Да, не остановись он вчера вовремя, сейчас бы Ронни не нежилась в постели, а хлопотала о его похоронах. И его дочь не млела бы в безмятежном покое между папой и мамой, а гадала бы, совершенно прибитая внезапной переменой, что такое смерть и почему папа больше никогда не вернется…
Ронни, не подозревая о его мыслях, блаженно улыбалась. Оргазм у нее, можно сказать, украли из-под носа. Однако она не огорчалась. Мир в душе, который она испытывала в этот миг — рядом с мужем и дочерью, стоил десяти оргазмов. Карьера — дело хорошее, и материальное благополучие — штука приятная, но по-настоящему важно только это — муж, дочь и сын, которого одного сейчас не хватает в этой комнате.
Ронни с чувством чмокнула Мередит в щеку. Разнеженную обилием эмоций, Ронни снова потянуло в сон. Но тут она увидела, что Тайлер плачет. Не то чтобы у него глаза блестели растроганной влагой — нет, слезы так и лились. Взгляды Тайлера и Ронни встретились. Тайлер виновато улыбнулся и поспешил вытереть лицо. Ронни поневоле напряглась: его истеричная реакция напомнила ей, что их проблемы отнюдь не разрешены — просто отложены в сторону. Она опять ощутила себя загнанной в угол — на пределе понимания и терпения, в ужасе от тех загадочных и необъяснимых процессов, которые уже так давно происходят в словно помраченном сознании мужа. Ронни закрыла глаза, крепко обняла дочь и дезертировала в сон.