Бен сел на гостиничной кровати, и дешевая жесткая спинка впилась в спину. Пришлось подложить подушку. Он закурил и приглушил звук телевизора, в эфире шла «Встреча с прессой». С кровати ему был виден плоский пасмурный пейзаж по берегам Колумбии. Из серой массы в небе появился «боинг», идущий на посадку в портлендском международном. Похоже, занимается типичный орегонский поздненоябрьский день. Несколько лет назад Бен снимал в этих краях телефильм — то лило, то моросило точно так же. Правда, был ранний май. Что без разницы. Орегонцы не зря острят про свою погоду — мол, к нам нужно с ластами.

Бен толком не понимал, какая нелегкая его сюда принесла. Из родной Юрики он вымелся еще быстрее, чем там появился. Был словно на автопилоте — в свои поступки почти не вдумывался. Стравил милой любимой Дорис какую-то жутко неубедительную байку — и был таков. На встревоженные вопросы Дорис он отвечал рассеянно, недоконченными и неясными фразами. Чуть ли не небрежно чмокнул на прощание и оставил в полной растерянности. После стольких лет счастливого брака такое поведение не может не шокировать.

Происходящее и самого Бена шокировало. Его жизнью вдруг стало править событие шестидесятилетней давности, которое столько раз прокручивалось в его снах, что мало-помалу утратило статус факта. Может, оно и в самый первый раз только приснилось?

Затягиваясь сигаретой, Бен пытался отделить реальный факт от деталей, которыми он оброс за шестьдесят лет периодического не вполне точного воспроизведения во сне. Где правда, а где накрученная за эти годы, так сказать, личная мифология? Поди вспомни — память ведь стариковская!

Если то, что случилось, произошло на самом деле, как же давно это было! До высадки наших в Нормандии, до телевидения. В ту незапамятную эпоху, когда великий режиссер Орсон Уэллс был не только жив, но и умещался на одном стуле. Иногда Бену казалось, что за восемьдесят лет его мозг вконец износился. А порой он сам себя ошеломлял свежестью воспоминаний, которая под стать двадцатилетнему.

Так было или нет? Что под наслоением снов? Факт или самый первый сон?

Если не было — хорош же он! Потерял огромный гонорар, зазря навредил себе в глазах киномира — и, возможно, непоправимо испортил свою актерскую карьеру… то бишь остаток актерской карьеры. Что его, такого старого, все еще снимают — завидный подарок судьбы. Подобное счастье легко профукать. Стоило ли рисковать всем на свете ради внезапной дури? Конечно, у него первоклассная страховка и денег на старость отложено немало. Под мостом он не подохнет. Но Дорис, с ее хворями, страхами и потребительским неврозом, была его всегдашней заботой — Бен продолжал трудиться ради нее, чтобы она ни при каких обстоятельствах не осталась на мели.

Жене только пятьдесят три года, а он не в пример здоровее. Из-за частых болезней бедная Дорис проводила столько времени перед телевизором, что мало-помалу свихнулась: теперь у нее был, считай, единственный свет в окошке — канал «Хоум шопинг», заказ товаров по телерекламе.

Дорис покупала все подряд, орудуя дюжиной кредитных карточек с мастерством профессионального шулера — деньгами с одних покрывала долги на других, чтобы делать новые долги. Время от времени Бен топал ногой и пресекал эти безобразия. Однако приступы бездумного «покупательства» повторялись. Бен был вынужден построить во дворе сарай для ненужных вещей, заполонивших весь дом. По его звонкам банки действительно устанавливали лимит перерасхода по карточкам, которыми пользовалась Дорис. Однако со временем у них там что-то не срабатывало — случайно или нарочно, — всплывали чудовищные переборы, за которые надо было платить соответственно непотребные штрафы. Мало-помалу Бен перестал сопротивляться — отчасти из любви, отчасти из жалости.

Вдобавок к этому несколько лет назад Дорис втравила их в спекуляцию с недвижимостью, которая закончилась предельно печально. Они крупно погорели, и на ветер была пущена кругленькая сумма (Бен в шутку повторял, что во всей стране они единственные пролетели во время последнего бума на рынке недвижимости). За десятилетия успешной работы в кино Бен заработал более чем достаточно денег, однако не сумел распорядиться ими правильно — всегда вкладывал или не туда, или туда, но не вовремя. То, что Дорис стала шопоголиком, лишь усугубило нарастающую финансовую нестабильность семьи.

Доктора давно вынесли приговор, что Дорис никогда не будет иметь детей. Скупка ненужных вещей стала как бы эрзацем материнства — заполнила брешь в ее существовании. Одно время они хотели усыновить ребенка, но Бен столько времени проводил на студиях, что все было как-то недосуг, постоянно откладывали на потом. Ну и дооткладывались… То, что он недодал обожаемой Дорис тепла, ласки и, особенно, времени, постоянно грызло душу Бена. Все чудилось, что он упустил и то, и это и не в полную силу тянул лямку. Хотя, если вдуматься, куда ж было больше выкладываться!..

Бен прикурил было вторую сигарету от первой. И тут индеец из его подсознания, настоящий индеец, вдруг строго одернул его: «Ну-ка брось!» Это не имело никакого отношения к вреду курения как такового. Внутренний голос подсказывал, что предстоит битва. И к ней организм надо готовить, то есть не отравлять попусту. Бен решительно загасил вторую сигарету. Что ж, будем копить силы.

«Очисти свой ум и тело!» — подсказал внутренний голос.

«Мне скоро восемьдесят стукнет, — огрызнулся Бен, — тут очищайся не очищайся…»

«Возраст не имеет значения, — стоял на своем внутренний голос. — Чтобы побить такого противника, нужна решимость, ясная голова и крепкое тело. Никаких поблажек себе».

Бен не мог не спросить себя: «А не свихнулся ли я?» Однако факт был фактом: внутренний голос звучал предельно внятно и казался… знакомым. Слова в голове звучали так громко, словно у него в ушах были наушники от плейера. Бен схватил пачку сигарет на тумбочке. Не давая ему опомниться и отговорить себя от задуманного акта вандализма, внутренний голос погнал его в ванную комнату. Там он высыпал сигареты в унитаз и нажал ручку смыва. Пока могучий поток уносил их, Бен не без ужаса думал, что отныне он в полной власти собственного инстинкта. Следует слепо доверять ему и впредь действовать только по его подсказке.

Внутренний голос громыхнул опять:

«Используй свое внутреннее око — оно приведет тебя к тому, что ты ищешь».

С самого детства Бен никогда не вспоминал этот термин — «внутреннее око». Что с ним происходит? Возможно, это какая-то галлюцинация?

А тем временем голос продолжал:

«Используй внутреннее око, найди его в себе… все, что тебе нужно, уже имеется — в тебе и в окружающем тебя мире».

Отец Бена был человеком сугубо земным, предельно прагматическим: индейскую мистику считал романтическими бреднями, позднейшим сочинением белых, которые таким образом развлекали себя и заодно пытались искупить свою вину перед краснокожими за их истребление — физическое и духовное. Не в пример ему дедушка Бена уделял больше внимания духу. Когда отец Бена пал жертвой несчастного случая на охоте, дедушка взял мальчика под свое крыло. В Бене он видел не только внука, но и ученика и преподал ему тот комплекс знаний, что нынче подпадает под рубрику эзотерики и метафизики. Дедушка Бена открыл ему, что в мире много ускользающего от нашего понимания, но в нас на самом деле от природы имеются инструменты для понимания тех удивительных вещей, что остаются за пределами нашего повседневного понимания. Нужно только довериться этим инструментам и позволить им действовать.

«Твое внутреннее око приведет тебя в нужное место в нужное время…»

Бен подошел к окну и распахнул его. В комнату ворвался холодный городской воздух. Бен кинул взгляд на горизонт, потом закрыл глаза. Он вымел из головы все мысли о Дорис, о кинобизнесе, о перерасходах по кредиткам и попытался сосредоточиться на самом главном. Хотя Бену было всего лишь десять лет, когда дедушка учил его мобилизовывать тайные ресурсы духа, это умение не забылось. Сейчас оно возвращалось к нему — наставления дедушки оказались так свежи в памяти, словно были получены лишь вчера. Примерно четверть часа простоял Бен у раскрытого окна — неподвижный, предельно сосредоточенный, восстанавливая связь с собственными скрытыми духовными силами. Мало-помалу он настраивал себя, как скрипку, которая пролежала в футляре десятки лет и уже забыла, что когда-то умела звучать.

«Обрати свой взор внутрь себя, Бенджамин! — звучал в нем теперь дедушкин голос. — Обрети ясность и единство со всем сущим в мире. Когда обретешь эту ясность и это единство, у тебя будет ключ к миру и полная свобода. Твой ум есть твое духовное око, а твое духовное око есть высшее зрение. Используй свое внутреннее видение так, как задумано природой, и ты узришь необходимое».

Бен ощущал себя десятилетним мальчиком. И ощущал присутствие рядом любимого дедушки.

Уже через несколько минут самососредоточения он перестал чувствовать идущий от окна холод. Он как бы вывел себя за пределы материального. Внезапно Бен ощутил такой покой, какой не испытывал, возможно, даже ребенком или юношей. И этот покой, он знал, есть необходимое условие предстоящего ему свершения. Мысли Бена вдруг потекли сразу несколькими потоками, и картинки в его голове — виденные места и лица, эпизоды жизни — замелькали перед внутренним оком в умопомрачающем темпе, словно он смотрел фильм с ускорением во много-много раз. Темп мелькания нарастал, пока изображение не слилось в одно пятно. Но именно с этого момента Бен вдруг стал различать смысл того, что мелькало неразличимо. Его мысли вдруг стали отчетливыми картинками, а все остальное — невнятным фоном. Эти мысли-картинки были чем-то вроде пиктограмм чужого, совершенно незнакомого языка, который он теперь запросто читал и понимал, хотя еще десять минут назад понятия о нем не имел. То был язык чистой мысли, носительницы элементарных, исконных истин. Все коды для расшифровки этих образов или уже имелись в его подсознании в дремотном состоянии и пробуждались по мере необходимости, или по ходу дела с готовностью возникали в мозге, который теперь работал по совсем другому принципу.

Мысли Бена были живые, подвижные, и он воспринимал их как искрение металлических опилок, брошенных в луч стробоскопа. И вдруг явилось ощущение, что он летит, поднимаясь все выше и выше, рассекая время и пространство. Он весь отдался ощущению невесомости, бестелесности, упоительному чувству полета без какой-либо механической помощи. Затем с радостью обнаружил, что может управлять своим путешествием через время и пространство, задавать цель своему полету. Теперь ему ничего не стоило увидеть свой повторяющийся ночной кошмар как бы со стороны — наблюдать за своим преследователем, с другой позиции в пространстве разглядывать места, где все когда-то происходило в реальности. И Бен выбрал новую цель своего путешествия — настоящее время и то же существо, от которого он только чудом спасся столько десятилетий назад.

Получив команду, его движение через пространство и время резко изменило направление, самонаводясь в нужную сторону. Он угадывал, что летит в северном направлении, через облака, через ливни, даже сквозь идущий снег. И вдруг он оказался в безоблачном синем небе — солнце слепило его мысленный взор. Под ним, далеко внизу, были горы с заснеженными вершинами и дремучими лесами по склонам, сквозь которые вились трелевочные волоки. Между горами блистали чаши озер, вознесенных высоко над уровнем моря…

Он спустился ниже, к долине, и летел теперь над вершинами елей, различая внутренним оком мельчайшие детали леса. Для Бена каждый лес имел свои неповторимые особенности — так сказать, свое лицо, даже характер. И сейчас Бен угадывал, что он летит не над одним из лесов Орегона или, скажем, Британской Колумбии, где ему довелось сниматься четыре или пять раз. Нет, этот лес находился где-то на севере страны и неподалеку от большого города. Он и знал это, и чувствовал.

Взгляд его духовного ока заскользил по высоким деревьям к затененному подлеску. Бен отлично понимал, что тело его по-прежнему находится в номере мотеля, но сам он в совсем другом месте. То, что он искал, находилось дальше. Он перелетел через горный хребет и резко пошел на снижение в речную долину. По мере того как берега укрупнялись и Бен различал все больше деталей, он заметил на мелководье что-то вроде человеческой фигуры. Ниже, ниже… О нет, это не человек! И тут существо вдруг резко повернуло лицо в его сторону…

Да ведь это… Оо-Маа!

Словно наяву, взгляды человека и Оо-Маа встретились. Каждый читал мысли другого…

И тут глаза Бена открылись — он вернулся из духовного путешествия. Он стоял у открытого окна в номере мотеля. Рука машинально потянулась за сигаретой, но Бен тут же вспомнил, что с курением покончено. Он сел на край кровати, потрясенный тем, что с ним только что произошло. Но вместе с тем в душе Бена не было никаких сомнений. Происшедшее не было галлюцинацией. Отныне это его образ бытия. В памяти стояло повернутое к нему разъяренное лицо Оо-Маа. Противник могуч и страшен. И Бену понадобятся все его духовные силы, чтобы справиться со зверем. Да, именно такая тварь когда-то преследовала его в лесу. Случившееся шестьдесят лет назад не было ни сном, ни видением. Теперь Бен имел тому свежее подтверждение и знал, что ему следует предпринять.

Итак, предстоит двигаться на север. Перед самым бегством со студии «Парамаунт» Бен уже знал, что его путь лежит на север, но теперь цель конкретизировалась: район поблизости от Сиэтла. Да, в его голове вдруг возникло готовое знание: где-то возле Сиэтла. Он мысленно представил себя в самолете, летящем в Сиэтл. И это было приятное чувство — имелось ощущение правильности того, что он делает. «Помни, отныне тебя должен вести инстинкт!» То существо, Оо-Маа, где-то там. И будущее Бена накрепко связано с этим существом.

Через минуту-другую Бен окончательно пришел в себя и занялся вполне прагматической подготовкой грядущего свершения. К югу от Сиэтла в городке Буриен жил его племянник Дэвид, специалист по обслуживанию компьютеров. Женат, две девочки, собственный дом. Там, у племянника, можно временно обосноваться и начать разведку района. Бен позвонил Дэвиду, и тот принял идею на ура: он не только любил и уважал дядю, но и разделял его интересы к индейским мифам и легендам. Дэвид сказал, что Бен может рассчитывать на лучшую комнату в доме, и к его приезду все будет готово. Бен отшутился, что лучшая комната ему не нужна, только угол, где переночевать. Затем заказал по телефону авиабилет до Сиэтла. То, что ему предстояло, не походило на съемки в кино — ни дублера, ни подстраховки, ни людей, готовых кинуться на выручку в случае непредвиденных сложностей. Однако именно это будоражило кровь. Было так чудесно вновь ощутить себя настоящим, некиношным индейцем. Этого индейца он вроде бы окончательно вырезал из фильма своей жизни. Но он вернулся! И теперь именно он рвался на север — на встречу с неизвестной судьбой…

В его голове вдруг возник образ престарелого двуногого зверька — настолько яркий, что он завертел головой в поисках старика. Он внятно слышал голос его духа. Голос этой двуножки нисколько не походил на голоса его жалких соплеменников. Спокойный, могучий. В свое время старики племени рассказывали, что среди двуножек встречаются такие, что способны слышать наши внутренние голоса точно так же, как мы слышим их внутренние голоса. Эти особенные двуножки жили в лесах, и у них было для нас имя. Все это он слышал давным-давно, но только теперь это знание вдруг приобрело значение.

Он наконец сообразил, что старик где-то очень далеко и только его мысленный голос гуляет по лесу. Это успокоило, и вдруг закипевшая ярость улеглась. Но инстинкт подсказывал: старик скоро придет и сам.