— Сепл-вееда, — с трудом произнесла с ударением на второй части. Какое чудное название! — Наш отель на бульваре Сепл-вееда! — сообщила я маме. Мы тогда разрабатывали маршрут поездки.

И вот… Я сгораю от нетерпения. Все это было так волнующе! Всего через какой-то час мы с мамой приземлимся на родине Голливуда, «Диснейленда» и Тома Круза! Это моя первая поездка в Калифорнию. Я выросла в городке, где было принято гордиться его причастностью к киноиндустрии: Коттедж-Грув, штат Орегон. Ну, относительной причастностью. Наши притязания на славу сводились к тому, что в этих краях проходили съемки «Зверинца». Конечно, наш город Голливуду не соперник, но все же. Теперь, наверное, вам понятно, почему я не могла усидеть спокойно в тесном кресле эконом-класса самолета с пунктом прибытия в Лос-Анджелес.

Первое разочарование постигло меня в том самом отеле на бульваре с чудным названием. Отель, мягко говоря, не дотягивал даже до «Мотеля-6». Когда в агентстве по трудоустройству нянь мне обещали подыскать недорогой в этом районе, я никак не ожидала поселиться в таком, где номера можно снимать на часок-другой.

* * *

Окно выходило на грязную многолюдную улицу, по ней на большой скорости неслись автомобили. Теперь-то — спасибо водителю такси, который имел собственный иностранный акцент и не терял времени на исправление моего произношения, — я знала, что это и есть бульвар Сепульведа. Но как ни произноси его название, суть не изменится: Сепульведа — ужасная улица в ужасном городе. Лос-Анджелес оказался совсем не таким, каким я рисовала его в своем воображении! Невозможно даже представить, чтобы какая-нибудь из кинозвезд жила ближе чем за сто миль отсюда! Провода, расходящиеся от телефонных столбов во всех направлениях, как паутиной, опутывали улицу. Выхлопные газы наполняли нашу комнату даже ночью, автомобильные сигналы не давали покоя.

Все вокруг выглядело однообразно бурым. Высунувшись из единственного окна нашего номера, я пыталась разглядеть поверх крыш дисконтных винных магазинов, прачечных-автоматов и секс-шопов хоть какие-то намеки на Голливуд (сколь мы далеки от него, мне уже было ясно). Но в любом случае я бы ничего не увидела — в воздухе висел густой смог. Он вплотную подступал к самому подоконнику и вместе с уличными «ароматами» пытался проникнуть в комнату. В Коттедж-Грув не было никакого смога, который, как я выяснила позже, представляет собой смесь дыма и тумана. Этот же был таким едким: у меня щипало в носу и жгло глаза, отчего они начинали слезиться. Похоже, процентное содержание тумана в формуле здешнего смога было незначительным.

По своему обыкновению, мама сохраняла спокойствие. Она видела мое сокрушительное разочарование, но ей всегда удавалось сгладить даже самую безнадежную ситуацию. Однако и ее возможности были небезграничны.

— Ничего себе! Любопытный отелишко… — бормотала она, разглядывая платное приспособление «для запуска вибрации» в изголовье кровати.

Мы даже еще не успели распаковать вещи (точнее, не отважились), как зазвонил телефон. Было три часа дня, четверг, и агентство по трудоустройству нянь уже «наметило для меня первую встречу по предварительной договоренности». Согласна ли я на утро пятницы? Они «внесут меня в список». Собеседование — в Голливуде. Возможно, я даже смогу увидеть эту надпись. Если смог не будет слишком густым.

Я с визгом прыгнула на виброложе.

— Голливуд, да! Да! — орала я, в экстазе подскакивая на пружинящем матрасе.

Я училась в институте нянь в Портленде и уже узнала, что няни делятся на две основные категории: приходящие и проживающие в семье. В случае «приходящей няни» вы работаете в часы, когда ваша работодательница на работе, это приблизительно девять-десять часов в день. Работают, как правило, оба родителя малышей, но бывает, что мать сидит дома и ей требуется дополнительная помощь.

Я искала работу с проживанием в семье. Почему? Во-первых, я знала, что аренда квартиры в Лос-Анджелесе съест всю мою зарплату. А во-вторых, преимущество было в том, что семьи, где требовалась прислуга с проживанием, нанимали не только няню, но также и горничную. Для меня это было обязательным условием — я уже успела наслушаться тупых разговоров о нянях, которым вменялись обязанности и служанки, и повара, и личного секретаря. То есть их делали «ответственными за все» — от покупки женского нижнего белья до бронирования места на курорте для хозяйки дома.

Кэролин, одна из преподавательниц нашего института, убеждала меня, что удовлетворение от работы связано от множеством вещей. Я же в своих мечтах продолжала рисовать идеальную ситуацию, которая выглядела примерно так: я живу в Южной Калифорнии, в семье с двумя, а лучше с тремя детьми, и хорошо, если один из них новорожденный. Младенцы — это моя страсть. Религиозные или этнические факторы роли не играют. Я работаю днем и иногда, в особых случаях, по выходным или вечером. У меня два выходных дня в неделю, а когда родители детишек дома, то я чувствую себя свободной и прихожу и ухожу по своему желанию.

Наивная…

Я и не подозревала о том, что состоятельные семьи редко когда обходятся без помощи прислуги и готовы оплачивать заботу о себе и своих детях двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. И мне уж совсем не могло прийти в голову, что есть родители, вовсе не жаждущие проводить со своими детьми как можно больше времени. Такие, которые не спешат домой, чтобы уложить в кроватку своих Джейн или Джека. И что в Лос-Анджелесе многие Джеки и Джейны пролепетали свои первые слова по-испански, поскольку практически все время проводили с прислугой. А у нас испанские корни. «Разве это не круто? Мой ребенок — билингв!» — хвастаются такие мамочки на какой-нибудь благотворительной вечеринке.

Еще мне предстояло узнать, что Лос-Анджелес — это одна большая лестница. И няни копошатся на самой нижней ее ступеньке, занимаясь с детьми, в то время как их родители карабкаются наверх.

В тот вечер, после обеда в «Международном доме блинов», я битых два часа мужественно выбирала наряд, в котором предстану завтра на моем первом собеседовании. Стоял конец декабря, и поскольку я приехала из «дождливой столицы мира», мой чемодан был набит исключительно одеждой, более подходящей для зимы в Орегоне: черной, плотной и теплой.

Пятница, по прогнозам синоптиков, обещала быть одним из самых жарких дней этой декабрьской декады в Южной Калифорнии. В моем закрытом черном платье мне были гарантированы ручьи пота. Но что с того? Конечно, я подозревала, что буду смотреться нелепо. Однако вариантов у меня было немного. Я утешала себя мыслью, что черное платье не противоречит моей профессии: оно строгого покроя, без лишних украшений и соответствующей длины. Наряд я решила довершить маленькими золотыми серьгами в виде колец и черными туфлями на двухдюймовых каблуках — сдержанно и внушительно.

Уже значительно позже я поняла, сколь вопиющий был у меня вид. «Она не соответствует!» — с порога заявлял мой гардероб. Чтобы услышать этот вопль, достаточно было увидеть качество моих колгот.

Добраться к нужному месту по какому-либо адресу в Лос-Анджелесе гораздо труднее, чем выловить вермишелевую букву «зет» из миски с «алфавитным» супом «Кэмпбелл». Во-первых, все по-испански. Во-вторых, невозможно понять, где ты: в Лос-Анджелесе, городе киностудий, Голливуде или совсем другом каком-то городе из дюжины прилегающих тут один к другому. И в отличие от Коттедж-Грув здесь полностью отсутствовали указатели с надписями, которые бы оповещали:

«Вы въезжаете в столицу крытых мостов Америки».

«Население — 7143».

Что еще более ухудшало дело — названия улиц повторялись. Бульвар Сепульведа был и в Вестчестере, и в Ван-Ньюисе, что в Вэлли (уже само по себе это было загадкой), и формально все это входило в состав Лос-Анджелеса.

Еще одной проблемой было деление городов на восточную, западную, северную и южную части. Существовал Северный Голливуд, Западный Голливуд и собственно Голливуд. Я недоумевала: где же указатели? И почему нет Восточного Голливуда, чтобы сектор мысленного компаса был заполнен? Но что гораздо важнее, где «звездный» Голливуд? Где дом Тома Круза? Мне было невдомек, что лишь очень немногие из знаменитостей действительно проживают в Голливуде и что обычно они селятся в Беверли-Хиллз, Бель-Эйр или Малибу. За пределами же киностудии «Парамаунт», на Мелроуз-авеню, кинобизнес в Голливуде мало чем о себе напоминает.

Агентство по трудоустройству информировало меня, что мое первое собеседование — с одним из десяти главных шеф-поваров Лос-Анджелеса. Его ресторан так популярен, что столик там надо заказывать за три месяца. Имени повара я не разобрала. Мы взяли напрокат автомобиль — мама за рулем — и отправились вверх, на Голливудские холмы, по узким, извилистым старым дорогам. Тут было много красивых зданий. Некоторые — прекрасно отреставрированные в духе 1920-х годов. По адресу, который мне дали в агентстве, мы обнаружили небольшой элегантный дом — в средиземноморском стиле, с темно-зеленой лужайкой перед фасадом. Мое едва начавшееся пребывание в Калифорнии еще не позволяло мне определить, что этот с виду скромный домик стоил столько же, сколько и особняк на десяти акрах (с бассейном и теннисными кортами) в Орегоне.

Взявшись за ручку двери, я оглянулась на маму:

— Пожелай мне удачи! Как я выгляжу?

— Изумительно, милая! — В ее голосе звучала гордость. — Не волнуйся. Я уверена, они поймут, как ты любишь детей.

Она была права. Детей я любила. И знала, как за ними ухаживать. У меня с собой даже был сертификат, подтверждающий это.

Мне открыла женщина лет тридцати пяти, высокая, достаточно привлекательная. Ей шла беременность — приблизительно седьмой месяц, отметила я. Женщина представилась и предложила мне пройти в гостиную. Не успела я оглядеться, как в комнату, захлебываясь лаем, влетела собачонка — маленькая, очень похожая на крысу — из тех, что мгновенно принимаются истерически тявкать по малейшему поводу. Я никогда не была «собачницей», и эти заполошные рассадники блох всегда чувствовали это. Нарушив своим появлением благообразную обстановку, собачонка опрометью бросилась мне под ноги и вцепилась в мою несчастную лодыжку, как будто ей выдали долгожданную свежую косточку. Я и охнуть не успела. Чулок в клочья. Из раны выступила кровь. С момента, как я вошла в гостиную, обставленную с безупречным вкусом, прошло всего несколько секунд.

Я дернулась всем телом и схватила паршивца за шею. «Будет ли удушение этой гадюки стоить мне работы?»

— О, Мими, оставь бедняжку в покое, — томно произнесла дама на сносях.

Столь же томно она наблюдала как ее любимица вонзила свои чудовищные зубы в мою ногу!

Я сжала пальцы еще сильнее. Острые клыки разжались, и я швырнула собачонку на ковер.

Мой жест впечатлил даму.

Она вскочила, подхватила рычащий клубок на руки и с такой силой прижала к груди, что я забеспокоилась, не задушит ли она свою крысу.

Все ясно, эта работа не для меня. Я приготовилась вежливо откланяться и уйти, как вдруг услышала:

— Мне очень жаль! Мими с незнакомыми несколько агрессивна…

Собачонка снова засеменила лапками в моем направлении, хозяйка пощелкала в воздухе пальцами, как бы отгоняя ее прочь.

— Ты в порядке? — проникновенно спросила она.

Кого она имеет в виду — меня или собаку?

— Гм, да, все нормально, — на всякий случай ответила я. — Крови совсем немного. Я в порядке! — Отыскав в сумочке салфетку «Клинекс», я на ощупь промокнула ею рану. Мне было больно. Очень. Я закусила губу. Маленькая злючка продолжала свирепо рычать.

— Мой муж — Жак Ла Ривьере. Я уверена, ты слышала о нем, — продолжила тем временем женщина, возводя взгляд к потолку. — Он один из ведущих шеф-поваров в Лос-Анджелесе.

«Разумеется. Кто не слышал о Жаке?» Я согласно кивала, притворяясь, что знаю, о ком идет речь. Какая разница, за какую кулинарную знаменитость она вышла замуж? В то время я даже не знала, кто такой Вольфганг Пак. Первая десятка в рейтингах никогда не ввергала меня в трепет. Я сильно подозревала, что и этот конкурс был похож на состязания по приготовлению соуса чили в Коттедж-Грув. Награды здесь вручал мэр, после того как попробует все домашние заготовки участников.

— Как видишь, — она нежно погладила себя по животу, — я жду ребенка, и мне нужно, чтобы кто-то заботился о Доминике, ему три года. Срок у меня в марте. Еще я надеюсь, что ты возьмешь под свою опеку и Закари.

Ухаживать за этим псом? Он что, призер среди шпицев?

— …и конечно, тебе придется готовить…

Вероятно, на моем лице отразился испуг, потому что она добавила:

— Насчет того, чтобы угодить моему мужу, не беспокойся, он все равно никогда не бывает доволен тем, что ест.

Она хочет, чтобы я готовила для одного из известнейших шеф-поваров Лос-Анджелеса? Должно быть, гормоны ударили ей в голову! Иначе что могло навести ее на мысль, будто восемнадцатилетняя неумеха сможет потрафить одному из самых утонченных вкусов во всем Лос-Анджелесе. Да знает ли она, что весь мой кулинарный опыт до сих пор заключался преимущественно в умении разогревать готовый итальянский суп?

Я решила обойти кулинарную тему и робко начала говорить о своей любви к детям. Миссис Ла Ривьере, казалось, с пониманием дела записывала в блокнот мои суждения и, вероятно, свои собственные примечания к ним. Или, может быть, она составляла письмо собачьему психиатру о Мими, только что перенесшей травму? Это мне было неизвестно. Закончив писать, она встала. Собака тут же принялась прыгать и тявкать.

— Ты найдешь выход сама? — спросила она, взглянув на часы. — Я должна сделать один телефонный звонок. Я и не знала, что так поздно!

— Да, миссис Ла Ривьере, конечно, — ответила я.

Дом не был таким уж большим. Гостиная находилась как раз в конце коридора, что вел к входной двери. Я поднялась, чтобы двинуться к выходу, однако собака никак не желала угомониться и продолжала грызть мои каблуки. Стараясь двигаться изящно, я изловчилась и пнула ее.

Между тем уже наступил полдень, на улице стало жарко. Закрывая за собой дверь, я не заметила, как мой лохматый недоброжелатель выскользнул наружу. Я увидела, как он уже несется через лужайку, словно сбежавший из-под стражи преступник, сорок лет не видевший света. Так… Замечательно! Миссис Жена Знаменитого Шеф-повара, несомненно, поглощена телефонным разговором. А вдруг собака потеряется? Или попадет под колеса автомобиля? Ее хозяйка будет вне себя от горя и потребует, чтобы ее знаменитый супруг медленно зажарил мою голову на горячих углях. И я никогда не смогу получить работу в этом городе.

Мама, как всегда, подоспела вовремя. Увидев мое искаженное ужасом лицо и мгновенно оценив серьезность ситуации, она выскочила из машины. Вместе мы принялись ловить беглянку. На высоких каблуках это было непросто. Мы изрядно попотели, прежде чем нам удалось загнать четвероногую обитательницу обратно в дом.

Когда я, погоняя ее, как домашнюю скотину, уже достигла лужайки и спешно пересекала ее, то лаской, то пинками убеждая строптивое животное не отклоняться от курса, в дверях показалась миссис Ла Ривьере и издала испуганный вопль:

— Мими! Мими! Где моя Мими?

Она отчаянно всплескивала руками и во все стороны вертела головой. Не хватало только стать виновницей ее преждевременных родов — вот здесь, на этой самой лужайке. О Боже, только не это!

Услышав хозяйку, собака опрометью помчалась на зов. Миссис Ла Ривьере гневно взглянула на меня, намереваясь что-то сказать, но тут ожили автоматические дождевые установки. Двор был большой. Я беспомощно оглянулась, прикидывая расстояние до автомобиля, где можно скрыться, но поняла: бежать бесполезно. Придется подмочить репутацию. Когда мощные струи ударили по моему телу, я повернулась к маме и спокойно обняла ее за плечи. Не теряя гордой осанки, мокрые, мы направились к припаркованной в пятидесяти футах машине.

В тот день у меня было еще два собеседования. Перед следующим я ухитрилась подсушить феном волосы и переодеться. Нам нужно было в Студио-Сити. (Был ли это на самом деле «сити»? Или только часть Лос-Анджелеса? Кто несет ответственность за эти названия?) Мне предстояло встретиться с каким-то состоятельным бизнесменом и его женой. Агентство не сообщило мне, что у них за бизнес, я знала только, что супруг крупный босс, а семья его жены вообще не считает денег и что у них один ребенок. Когда мы припарковались на подъездной дорожке, размер дома меня поразил. В информационном листе он значился как «бунгало», в списках агентства стояло «вакансия с проживанием». Но дом был не больше трейлера, только раза в два шире.

Еще нажимая на кнопку звонка, я услышала пронзительный женский голос: «Джонатан, перестань прыгать на кушетке! Ты меня слышишь? Прекрати прыгать!»

Дверь тут же открылась, и из нее показалась женщина лет тридцати или чуть больше. Выглядела она измученной.

— Здравствуйте, я Джули Фошей. Входите! — произнесла она, в то время как малыш за ее спиной продолжал резво скакать на диване. На вид ему было года четыре. Он самозабвенно предавался своему занятию, издавая бессвязные вопли и не обращая на мать никакого внимания.

— Ой, какой у вас… гм… уютный дом, миссис Фошей! — Я постаралась начать с комплимента.

— Джонатан! — Она повернулась, чтобы приструнить сына. — Я же сказала, прекрати.

Я проследовала за ней направо, в столовую. Места здесь было не больше, чем в стенном шкафу. Мы сели.

— Итак, Сюзен — вы ведь Сюзен, не так ли? — спросила она и, не дожидаясь ответа, предложила: — Расскажите мне о себе!

Я не стала поправлять ее, хоть она и неправильно произнесла мое имя. Мне было что рассказать ей. У меня были самые высокие баллы за сертификационные тесты в классе. Я очень любила детей. Мне, еще подростку, доверяли оставаться с ними в разных семьях, но я всегда хотела жить в большом городе и так далее, и тому подобное. Я ждала, когда она прервет меня. Но она слушала и пристально смотрела на меня, улыбаясь и время от времени покрикивая на Джонатана, который, не теряя энтузиазма, безостановочно прыгал уже минут двадцать.

Наконец она прервала меня вопросом:

— Сколько?

Как? Неужели агентство не сообщило ей обычную ставку няни? Ну да ладно…

— Поскольку я собираюсь работать с проживанием, мне хотелось бы получать двести пятьдесят долларов в неделю, — ответила я, стараясь произвести впечатление уверенной в себе особы. И произвела.

Цифра ее ошарашила.

— Ох, нет. Мы не можем себе это позволить! Мы уже заложили все до ручки — из-за недавнего ремонта. Вдобавок я не уверена, что смогу разместить вас.

Как будто я должна стать третьей машиной, а в их гараже помещаются только две!

Маленький Джонатан продолжал издавать пронзительные вопли, как сирена воздушной тревоги, и подлетать в воздух, дергая руками и ногами. Мне вдруг тоже захотелось взвыть: «Зачем же вы тогда приглашали меня на собеседование? Зачем, ради всего святого, вы звонили в агентство с просьбой прислать вам няню с проживанием?!»

Уходя, я бросила беглый взгляд на груду библиотечных книг, которые попрыгунчик Джонни сбил с края стола на пол.

«Гиперактивный ребенок: настольная книга для родителей».

«Живем с нашими гиперактивными детьми».

«Миф об АДД ребенка».

«Природный риталин».

Все верно…

Я сообщила в агентство, что эта семья была определенно не для меня — и вряд ли для какой-нибудь другой няни с проживанием, разве что привезет с собой собственный «дом на колесах», где и будет работать каждый день. Не погружаясь в детали, скажу, что было дальше: близнецы, которые делают первые шаги, беременная мать, куча домашней работы, спальня на двоих с болтушкой и жалованье ниже минимальной ставки… Потом-то я услышу не одну историю, по сравнению с которыми все вышеперечисленное похоже на комфортабельный отдых. Ведь многие няни работают без выходных и делают при этом все — готовят, убирают, стирают, ходят по магазинам, ковыряются в саду и в довершение всего служат «на побегушках» — за гораздо меньшие деньги, чем те, которые не устроили меня. Но к тому моменту я еще не лишилась своих иллюзий.

Стоит ли говорить, что я не согласилась и на третью работу так же, как на две предыдущие, хотя плату мне предложили на удивление высокую. Это был просто неудачный день! В постели вечером я лежала, оглушенная звуками с улицы — сигналами машин, людскими возгласами, — и тешила себя надеждой, что хотя бы одно из двух моих завтрашних собеседований принесет мне что-нибудь чуть более… гламурное. В конце концов, разве я не в Голливуде? Неужели это лишь вывеска? Удачный ракурс кинокамеры?