Глава IX

ЗАБРОСКА ГРУЗОВ

В Лондоне мы подсчитали, что на заброску грузов в Западный цирк до того, как будет брошен вызов вершине, уйдет около трех недель. В промежутках между переходами и тренировками Чарльз Эванс, Эд Хиллари и я занимались более точными подсчетами, исходя из различных вариантов штурма и учета других связанных с этим вопросов. Больше всего я думал над тем, как свести до минимума время фактического пребывания на высоте и каждому обеспечить хотя бы однократный отдых на небольшой высоте перед началом штурма. В это время мы еще не могли знать, когда следует ожидать начала муссонов – прогнозы погоды должны были передаваться нам только с 1 мая, но было весьма разумным предполагать раннее наступление периода плохой погоды и не следовало откладывать конечный срок готовности до 15 мая. Но обоснованные прогнозы погоды были еще невозможны. Погода вполне могла задержать наш выход и отодвинуть его на более позднюю дату. Помимо этого, я должен был также учитывать влияние пребывания на большой высоте, выражавшееся в ухудшении общего физического состояния, а также напряженное моральное состояние от продолжительного ожидания в высотном лагере. И, кроме того, было еще одно соображение. Хотя мы не могли еще вынести окончательного решения по плану штурма, было ясно, что более двух следующих одна за другой попыток мы сделать не сможем и что в случае их неудачи нам придется выждать, отдохнуть и реорганизоваться. Учитывая все это, я разъяснил тем, кто занимался различными вопросами снаряжения и питания, основные задачи по заброске продуктов питания и снаряжения в верховья Западного цирка в количестве, которого нам должно было хватить до конца мая. В случае задержки сверх этого срока мы должны будем послать шерпов вниз за пополнением наших запасов. Подсчет общего веса всех грузов показал, что если не будет никаких задержек из-за плохой погоды, непредвиденных изменений в маршруте или заболеваний среди носильщиков, то к середине мая мы не только закончим заброску грузов к предполагаемому месту расположения верхнего базового лагеря, но и сможем найти время для отдыха.

Поэтому вечером 22 апреля, во время ужина в шатровой палатке, я смог в общих чертах ознакомить всех членов экспедиции с планом организации лагерей. Отсутствовали только Майкл Уэстмекотт и Эд Хиллари, которых я покинул в этот день утром в лагере III. Период организации делился на два этапа. Сначала мы должны были заниматься преимущественно подъемом грузов из Базового лагеря в лагерь III, находящийся в верховьях ледопада. Затем деятельность наша должна сосредоточиться в Западном цирке. Между этими двумя этапами должен был быть перерыв, во время которого большинство участников смогло бы спуститься с ледника в лагерь у озера или в Лобудже, чтобы отдохнуть и использовать преимущества пребывания на более низкой высоте и перемены обстановки.

Из общего числа (тридцать девять) шерпов на заброску этих грузов требовалось двадцать восемь человек. Их нужно было разделить на четыре группы по семь человек; в течение первого этапа три группы предназначались для работы на ледопаде и только одна – в цирке. Первый этап продолжался с 24 апреля по 2 мая. К каждой из групп прикреплялось по два участника группы восхождения. Они должны были поочередно сопровождать шерпов и время от времени расчищать трассу и находить пути обхода вновь возникающих препятствий. Группы носильщиков для работы на небольших высотах, или «челноки», как мы их стали называть, находились в ведении Бурдиллона и Уайли, Уорда и Уэстмекотта, Бенда и Тенсинга. Джордж Лоу все еще был болен, но позднее он смог полностью включиться в работу. Я считал совершенно необходимым, чтобы при преодолении известных опасных мест на ледопаде и предполагаемых скрытых трещин в цирке шерпы подвергались бы только тем опасностям, которые мы будем разделять с ними.

На втором этапе, который намечался после перерыва с 3 по 5 мая, три группы из четырех должны были начать работать в цирке, перебрасывая грузы в первую очередь от лагеря III, a позднее частично от лагеря IV вверх к подножию склона Лходзе, и только одна группа должна была совершать переходы вверх и вниз по ледопаду. Работа этих «челноков» должна была дать нам возможность подтянуть всю группу восхождения к верхней базе (то есть к лагерю IV) к 14 мая и сосредоточить в лагере V у подножия склона Лходзе грузы, подготовив их к заброске на Южную седловину. Здесь мы отступали от «Основ плана», составленных в Англии, только в одной важной детали, так как еще оставалась вторая и заключительная стадия организации лагерей – «заброска на Южную седловину». У нас еще не было определенного плана, и поэтому мы не могли установить точную цифру количества грузов, подлежащих заброске на Южную седловину. Ведущий к ней склон Лходзе еще не был виден и, конечно, не разведан, а количество грузов, которые можно было по нему поднять, строго лимитировалось, так как этот участок, как мы предполагали, будет самым трудным из всего восхождения. При таком положении было бы неблагоразумно строить планы на далекое будущее, и я предпочел отложить рассмотрение всех вопросов нашего продвижения по склону Лходзе и считать их частью плана штурма. После беседы с членами экспедиции я поговорил, по предложению Тенсинга, с каждой группой шерпов, намеченной для различных работ по переброске грузов. Все они были бодры и готовы к действию.

На этой стадии нашего продвижения, когда впереди предстояли важные события и срочные дела, я предложил Чарльзу Эвансу быть готовым взять на себя руководство экспедицией, если я заболею или со мной произойдет несчастный случай, и попросил всех членов экспедиции принять это назначение, если оно понадобится. Вопрос о том, нужен ли заместитель руководителя или нет, уже обсуждался в Лондоне перед началом экспедиции. В довоенных экспедициях на Эверест такой прецедент был. Я лично считал тогда, что создавать иерархию в командовании нежелательно и что всегда есть опасность чрезмерной регламентации в этом вопросе. Во всяком случае мы рассматривали работу руководителя экспедиции лишь как одну из тех многих обязанностей, которые мы разделяли между собой.

Перед тем как вступить в этот очень важный и богатый событиями период, оставалось сделать еще два дела: во-первых, предстояло построить мосты еще через ряд трещин на ледопаде, причем мы еще не знали, сколько других трещин преградят наш путь в цирке. И, во-вторых, нужно было проникнуть в цирк, подготовить по нему маршрут и выбрать место для Передового базового лагеря. Все это следовало сделать сразу.

На следующее утро Чарльз Уайли с группой шерпов отправился в путь; они несли неудобную в переноске поклажу – жерди длиной в три с половиной метра, срубленные в окрестностях Тхьянгбоче. Задача этой группы состояла в том, чтобы перекрыть все большие трещины на пути до лагеря II и высвободить лестничные звенья, временно перекинутые через некоторые из них; этими звеньями можно будет перекрыть большую трещину выше лагеря III, обнаруженную Хиллари, Бендом и мной 22 апреля. У Чарльза день не обошелся без приключений. Перекрыв большими жердями трещину, через которую до этого были перекинуты два звена лестницы, он переправился по этому узкому и значительно менее удобному мосту из двух жердей, связанных веревкой, на другую сторону. За ним последовал шерп по имени Пасанг Дорджи, застенчивый почти до скрытности парень, который обычно помогал Тхондупу на кухне. Он просил испробовать его на более живой работе. Когда он прошел уже половину моста, сознание, что под ним находится пропасть, без сомнения, слишком подействовало на него. И случилось неизбежное. Он пошатнулся и как камень полетел в бездну. Вероятно, у Чарльза было какое-то предчувствие, что это должно случиться, так как перед этим он попросил Пасанга снять груз. Конечно, и он и шерп, который должен был следующим переходить мост, приняли обычные меры предосторожности намотав веревку на ледорубы, глубоко воткнутые в снег. И все же Чарльз изрядно устал, изо всей силы вытягивая веревку, пока у дальнего края трещины не появился Пасанг, едва дышащий и очень испуганный. Наконец его вытащили совсем, и он плюхнулся в снег, по словам Чарльза, «как мертвый тюлень». Несколько минут он и его спаситель не могли пошевелиться, прежде чем пришли в себя. Чарльз проявил здесь замечательную силу, а Пасанг вернулся после этого происшествия к своей работе на кухне.

Поднявшись еще немного вверх, Чарльз с испугом увидел, как над ним другая связка из трех человек, возглавляемая опытным шерпом Аннулу, сорвалась и покатилась по крутому склону. К счастью, они остановились, прежде чем были проглочены одной из многочисленных зияющих трещин. У Аннулу сломалась одна кошка, но он с беспечной уверенностью решил, что сможет не только подняться по этим ледовым склонам на одной кошке, но и продолжать без риска вести свою связку. Эти два происшествия среди многих других, которые случались почти ежедневно на протяжении последующих недель, наглядно продемонстрировали необходимость того, чтобы члены группы восхождения сопровождали шерпов, переносивших грузы, и разделяли с ними все опасности.

Происшествия случались не только с шерпами и не обязательно из-за неопытности. 26 апреля при спуске в Базовый лагерь едва не погиб Эд Хиллари, шедший в связке с Тенсингом. Проходя по «Району атомной бомбы», он спрыгнул на одну из больших ступеней, разделяющих трещины в этой зоне постоянно движущегося льда. Вся масса льда, на которую он прыгнул, рухнула под ним, и он полетел в находящуюся ниже трещину. Если все обошлось благополучно, то только благодаря предусмотрительности и мастерству Тенсинга, который наладил прочную страховку на случай срыва своего товарища и блестяще удержал его на веревке.

За выполнение второй задачи – подняться в Западный цирк и проложить маршрут до его верховьев – взялись Чарльз Эванс, Тенсинг, Эд Хиллари и я. Эд уже находился в лагере III, остальные вышли туда утром 24 апреля, опередив возглавляемую Уилфридом Нойсом и Грегом группу из семи шерпов, которые также направлялись в этот лагерь, чтобы начать оттуда дальнейшую заброску грузов. За ночь выпал толстый слой снега, поэтому во время вечерней восьмичасовой связи (во всех лагерях, находящихся на ледопаде, у нас было по одной рации, которые работали на контрольную рацию в Базовом лагере) я передал Эду Хиллари, находившемуся в лагере III, следующее: «Алло, Эд в лагере III! Говорит Джон из Базового лагеря. Тенсинг, Чарльз Эванс и я выходим сегодня вверх для совместного проведения разведки цирка. В связи с прошедшим вчера сильным снегопадом будем очень благодарны, если вы и Майкл спуститесь вниз по направлению к лагерю II и вновь проложите трассу. Конец».

Подтвердив прием, Хиллари передал интересную сводку о работе, проделанной им накануне в верховьях ледопада. «Алло, Джон! Говорит Эд из лагеря III. У нас с Майклом был довольно тяжелый день, прошедший в поисках запасного варианта пути подхода к лагерю III, а также другого маршрута в цирк. Путь по серакам справа к Нупдзе совершенно безнадежен и много опаснее прямого. Нам придется придерживаться последнего. Майкл и я проделали большую работу в „Щипцах для орехов“ – чертовски опасное место – вбили там ледовые крючья в нижнюю стену для навешивания веревки, а также спустили с серака веревочную лестницу, чтобы помочь ребятам, подносящим сюда грузы, миновать ледовую трещину. Ждем вас с нетерпением, Джон. Желаю удачи. Конец».

Путь до лагеря II был исключительно тяжелым, особенно для меня, так как я страдал от неожиданного приступа расстройства кишечника, очень ослабившего мои силы. Весь день, пока мы с трудом пробивались вверх, шел снег. Мы добрались до лагеря II очень уставшими и решили здесь заночевать, будучи не в силах воспользоваться тропой, с таким трудом протоптанной для нас заново. Лагерь был полон народу, так как, кроме нас, здесь ночевала группа высотных носильщиков, а также группа шерпов, работающая на ледопаде и сделавшая тут обычную остановку на пути в лагерь III.

Несмотря на усилия Эда, затраченные им 24 апреля на протаптывание тропы в глубоком свежевыпавшем снегу, следующий день был для нашей группы еще одним днем тяжелой борьбы при подъеме в лагерь III; но еще тяжелее пришлось группе высотных шерпов, которые должны были доставить из лагеря II в лагерь III два звена лестницы, оставленные там Чарльзом Уайли 23 апреля. Им пришлось двигаться по ледопаду, неся лестницу длиной в три с половиной метра, так как у них не было гаечного ключа, чтобы развинтить ее на отдельные звенья. Легко представить, каким это оказалось кошмаром при проходе лабиринта ледяных глыб выше трещины и во многих других участках пути. Чтобы довести до конца этот переход, Уилфриду пришлось призвать на помощь весь свой огромный запас терпения.

Приятно было провести первую ночь у входа в Западный цирк. Первая партия грузов, доставленная первой группой носильщиков, работающих на ледопаде, уже лежала у палаток; группа шерпов-высотников была на месте и на следующий же день могла выйти следом за нашей разведывательной группой в Передовой базовый лагерь, если нам удастся проложить дорогу в цирк. Мне так не терпелось покончить с затягивающейся неопределенностью в этом вопросе, что Эд, Чарльз Эванс и я, а следом за нами Тенсинг и Уилфрид в 4 часа дня двинулись дальше, чтобы предварительно просмотреть дальнейший путь. Мы захватили с собой три лестничных звена, которых, по нашим расчетам, должно было хватить на перекрытие большой трещины. Соединив их в одну лестницу у края этой пятиметровой трещины, мы с помощью Тенсинга и Уилфрида осторожно опустили лестницу и по одному перебрались на другую сторону. На нашем пути по цирку, не говоря уже о самой вершине Эвереста, еще таилось немало препятствий, но почему-то момент, когда мы стояли все вместе на противоположном краю трещины, произвел на меня особое впечатление. Он символизировал наше вступление в Западный цирк. Исчезли наши тяжелые опасения, что придется налаживать сложные веревочные переправы, к которым были вынуждены прибегнуть швейцарцы. Мы были уверены, что прошли ледопад.

В этом приподнятом настроении мы продолжали наш путь до позднего вечера. Выбор пути оказался здесь нелегким делом, так как в этой самой нижней части Западного цирка было много широких трещин. На небольшом отрезке путь находился под явной угрозой бомбардировки с разрушающихся сераков над северным краем ледника. Один интересный участок, позднее получивший название «Лощины Ханта», состоял из очень крутого спуска в неглубокую расселину, перехода там трещины во льду по снежному мосту и выхода по узкому уступу на противоположную сторону. Над нижним краем этой расселины мы для облегчения перехода навесили веревку. Постепенно мы продвигались к середине ледника. Его морщинистая поверхность становилась более гладкой. По мере продвижения вперед наш взор проникал все дальше и дальше вглубь цирка, пока, наконец, перед нами не открылся весь склон Лходзе с сильно заснеженными скалами, залитый лучами вечернего солнца. Мы продолжали идти, нас влекла вперед какая-то неодолимая сила, и мы увидели то, что служило при разработке планов в Лондоне предметом столь тщательного изучения и многочисленных догадок – Южную седловину Эвереста и ниже ее огромный обрыв. До них было еще далеко, но их вид вызывал волнение и был удивительно знаком, словно мы видели его много, много раз. И так как солнце уже садилось за Пумори по ту сторону узкой долины Кхумбу, мы повернули назад и поспешили вниз к нашим палаткам, чтобы рассказать остальным о виденном.

Приняв снотворные пилюли, я хорошо спал эту первую ночь на высоте свыше 6100 м, не слыша грохота лавин, срывавшихся со скал под Лхо-Ла. Утро 26 апреля выдалось замечательным. С края уступа на сераке мы увидели на 250 метров ниже, на середине ледопада, небольшую группу палаток. Вокруг них двигались крошечные фигурки. Это были две команды – четырнадцать шерпов и два сагиба, которые готовились к своему очередному дневному походу по маршруту: лагерь II – лагерь III – Базовый лагерь. По ту сторону долины возвышалось кольцо пиков, огораживающих ледник Кхумбу по его изгибу; Пумори, высокий, заостренный, как кончик карандаша; пик Лингтрен I, квадратный и с крутыми ребрами, и Лингтрен II, наверху тонкий, как вафля, и невероятно хрупкий с виду. В прекрасном настроении мы двинулись в путь по цирку. Впереди шла разведывательная группа; в первую связку входили я и Эванс, во вторую – Хиллари и Тенсинг, слаженность которых позднее вылилась в победное сотрудничество. За ними следовали Грегори и Нойс с шерпами, несущими грузы первой необходимости для Передового базового и расположенных выше лагерей. Погода была замечательная. Жара становилась даже удушливой. Свежевыпавший снег ослепительно сверкал на солнце, он лежал здесь в цирке слоем в 30 см и затруднял наше продвижение. Накануне примерно в двухстах метрах в стороне от нашего маршрута мы увидели остатки какого-то лагеря и догадались, что это бывший швейцарский лагерь III. Это подтвердил и Тенсинг, который направился туда с Хиллари, чтобы взять оставленные швейцарцами продукты питания и другие вещи, которые могли нам пригодиться.

Чарльз и я продолжали продвигаться по широкой сравнительно ровной поверхности, забирая вправо к южному краю ледника. Мы были вынуждены придерживаться этого направления отчасти из-за огромных поперечных трещин, разрезавших поверхность ледника, и отчасти также потому, что на некотором расстоянии, выше в цирке, мы заметили ступень или небольшой ледопад, на котором выделялась группа чудовищных трещин и ледовых стен; этот ледопад лучше всего можно было обойти именно с этой стороны. Отмечая путь флагами, мы поднялись на эту ступень и вышли в верхнюю часть цирка – также гладкую и идущую почти без единой трещины до второй ступени, охраняющей подступы к подножию стен Южной седловины и Лходзе; до них было около двух с половиной километров. Расположившись на отдых, мы видели теперь не только Лходзе и Южную седловину, но и громаду самого Эвереста с его западным склоном – стеной в 2000 м. высоты, обрывающейся к цирку на противоположной от нас стороне. Скалы этого громадного обрыва, бывшие совершенно черными, когда мы впервые увидели их месяц назад при подходе к Намче, теперь были запорошены снегом, который вздымался тучами под дуновением западного ветра.

Нас догнали здесь Тенсинг и Хиллари, и на остановке мы поделили швейцарский сыр, шоколад и витаминизированные лепешки, найденные ими среди множества банок пеммикана на месте бывшего швейцарского лагеря. После отдыха эта связка вышла вперед. Взяв наискось несколько назад и влево над небольшим ледопадом, они направились к тому месту, под отчетливо выделяющимся на западном гребне Эвереста снежным плечом, где прошлой осенью швейцарцы разбили свой лагерь IV. Мы добрались до него около половины первого после 3,5-часового перехода из лагеря III и в течение часа с удовольствием занимались там раскопками. Множество ящиков различных размеров и форм были полузасыпаны снегом. Мы оживленно строили догадки об их содержимом и с не меньшим удовлетворением вскрывали их. Мы откопали бекон, пресные плоские хлебцы, сыр, джем, пеммикан, овсянку, шоколад, молочный порошок и твердое топливо «Мета». Продовольствие и сладости могли служить добавлением к нашему рациону и внести в него приятное разнообразие. Мы нашли также кое-какую одежду и снаряжение, включая большую, но сильно потрепанную палатку.

Когда мы спускались по цирку во второй половине дня, погода уже начала портиться. Доставив партию грузов на верхнюю ступень, находящуюся в сорока пяти минутах ходьбы от лагеря, носильщики хорошо справились со своим первым переходом по цирку. Возвратившись в лагерь III, мы увидели, что они чувствуют себя отлично, горды от сознания, что их выбрали для высотной работы, и готовы к очередной заброске грузов на следующий день. А на отсутствие грузов жаловаться не приходилось. Две группы шерпов, работавших на ледопаде, сложив у палаток свой груз, уже ушли вниз, так как им тоже надо было успеть сходить туда и обратно и возвратиться на следующее утро в лагерь II. Груза было ровно в два раза больше того количества, которое могла перенести за один день группа носильщиков в своем теперешнем составе, работавшая в лагере III, и эта диспропорция должна была все время увеличиваться в течение первого периода организации лагерей. Это была превосходная команда под отличным руководством Нойса и Грегори.

В нее входили: толстый, небольшого роста Гомпу, чувствовавший теперь себя в своей стихии и всегда стремившийся сделать что-нибудь полезное, сильный и веселый Канча, спокойный, опытный и рассудительный Пасанг Дава, Таши Пхутар, Анг Тхарке, Пемба Норбу, Пху Дорджи.

Такая работа продолжалась изо дня в день в течение девяти суток. К концу этого периода каждая из партий, работающих на ледопаде, совершила не менее пяти полных переходов в лагерь III и обратно с регулярной ночевкой в лагере II. Шерпы-высотники совершили шесть длинных переходов в лагерь IV и обратно. Все время на ледопаде и в цирке по утрам стояла удушающая жара, вызывая тяжкое состояние апатии, известной под названием «глетчерной усталости». Каждый день выпадал свежий снег, и каждое утро приходилось заново готовить трассу, протоптанную накануне. Ужасно изнуряло барахтанье в рыхлом снегу, особенно на ледопаде, где, сделав неверный шаг, вы могли провалиться по пояс между двумя глыбами льда и потом должны были выбираться оттуда, имея за плечами груз в восемнадцать килограммов. Этот труд разделяли и сагиб и шерп, хотя и не в равной степени. Участники группы восхождения делали выходы реже, хотя они нередко подносили грузы, помогая уставшему носильщику. Делалось это только потому, что нам нужно было беречь, насколько это возможно, свои силы для выполнения задач, которые выпадут на долю каждого из нас при штурме. Следует также учесть, что, несмотря на сообщения газет, еще не было принято никакого решения о том, на кого из восходителей падет почетный жребий штурмовать вершину.

Ко 2 мая в лагерь III было доставлено приблизительно девяносто тюков со средним весом восемнадцать килограммов каждый. Из них около сорока пяти было переброшено дальше, в лагерь IV, – наш Передовой базовый лагерь – или по направлению к нему. Эти грузы были отобраны для переброски в первую очередь Чарльзом Эвансом, нашим «начальником по хозяйственной части», согласовавшим этот вопрос с ответственными за тот или иной вид груза лицами. Перед отправкой из Базового лагеря, где их взвешивали и упаковывали, Тенсинг и Эванс ставили на тюках и ящиках цифры III, IV или V в зависимости от назначения груза. Часть грузов была заброшена более энергичными носильщиками команды, работавшей на ледопаде, на расстояние одного часа подъема от лагеря III, чтобы облегчить тяжелую работу группе носильщиков в цирке. Проведение такой заброски было замечательным достижением, если учесть условия погоды, в которых мы работали, и вспомнить также о том, что это был период проверки многих наших носильщиков, особенно тех, кто работал на ледопаде. Некоторые из них, естественно, оказались неподходящими и были заменены.

Не следует забывать и о том, что болезнь также истощала силы наших носильщиков. Кроме того, нам не повезло с кошками, необходимыми при прохождении ледопада. По меньшей мере, двенадцать пар кошек было безнадежно сломано и, несмотря на срочную радиограмму, переданную Гималайскому клубу радиостанцией в Намче, нечего было надеяться на получение новых кошек раньше, чем через несколько недель. Это была напряженная и беспокойная работа для всех нас и особенно для шерпов. Она пугала некоторых новичков. Это была рутинная работа, которая от постоянного повторения становилась все более и более однообразной. И все же жалоб не было. Караваны с грузами курсировали почти по часовому графику. Группа носильщиков выходила из Базового лагеря в 12.00, прибывала в лагерь II в 15.00, ночевала там, выходила из лагеря II в 8.00, прибывала в лагерь III в 9.30, выходила из него в обратный путь в 10.30 и прибывала в Базовый лагерь в 14.00. Группа шерпов-высотников выходила из лагеря III в 8.00, прибывала в лагерь IV в 11.00, выходила из него в обратный путь в 12.00, возвращалась в лагерь III в 13.30 и т. д. Наши носильщики и сопровождавшие их участники восхождения честно заслужили отдых, наступивший 2 мая.

Расположение Базового лагеря отнюдь не было живописным. Находясь на высоте около 5450 м, выше верхней зоны растительности, окруженный остроконечными башенками сераков и затемненный огромным массивом Нупдзе, он был безжизненным и в то же время не отличался суровой грандиозностью, которая поражала бы воображение. В спокойное, безветренное утро в нем стояла удушливая жара, но становилось холодно и мрачно, когда из долины наползали облака и начинал валить снег – событие, с угнетающей регулярностью повторявшееся изо дня в день на протяжении первых трех недель нашего пребывания здесь. Лед повсюду заметно таял, и скоро площадки наших палаток смешно и неудобно торчали высоко над ровной поверхностью каменистой ледяной пустыни. Вокруг распространился неприятный запах. К счастью, большинство из нас только изредка и ненадолго посещали место, пребывание в котором, несомненно, подвергало испытанию очень хорошие отношения, существовавшие между всеми нами. Очевидно, это место способствовало также распространению внезапных приступов поноса, которые, видимо, вызывались растущими антисанитарными условиями вокруг лагеря. Джордж Бенд, Джордж Лоу и Майкл Уэстмекотт более или менее серьезно страдали от этой болезни в течение многих дней. Я уже говорил о почти непреодолимых трудностях содержания лагеря в чистоте, главным образом в связи с сильными ночными холодами.

Поэтому вышеизложенное не следует расценивать, как желание очернить или упрекнуть трех наших искусных и неутомимых врачей, которые постоянно осматривали больных и раздавали новые и интересные лекарства. Даже Майкл Уорд, от которого мы услышали однажды при раздаче пилюль совет: «Попробуйте вот эти, они совсем не помогают», – и тот пользовался безграничным доверием.

И все же временами мы начинали ценить Базовый лагерь, несмотря на все его недостатки. Он был роскошным приютом для утомленного восходителя, спускающегося после разведки цирка или даже после более короткого обычного подъема с грузом вверх по ледопаду. Там ждала вкусная еда, приготовленная умелыми руками Тхондупа. Благодаря инициативе наших поставщиков провизии Джорджа Бенда и Гриффа Пафа, заманивших с дальних пастбищ яка, и стоицизму нашего мясника Джорджа Лоу, убившего его неподалеку от лагеря, мы могли питаться там свежим мясом. Картошка была роскошью, которой мы могли наслаждаться только здесь, так как в цирке она быстро портилась от мороза. В Базовом лагере обычно был выбор в помещении: вы могли уединиться в палатке образца «Мид», разместиться в общей палатке, где всегда было шумно и весело, или же предпочесть всему постоянную температуру ледовой пещеры (мы уже вырыли несколько таких пещер в ледяном холме взамен своих палаток, постоянно кочующих вверх по цирку). А самым главным, пожалуй, было то, что там была возможность отдохнуть и поразвлечься, поспать, пописать или почитать, послушать цейлонское радио. И бывали еще другие моменты, когда Базовый лагерь был овеян некоторой красотой. Ночью снег часто переставал падать и облака рассеивались. В период организации лагерей было полнолуние. Нельзя забыть пейзажа, который открывался перед нами, когда после ужина в общей палатке мы шли спать. Луна освещала вершины Пумори и Лингтрена, заставляя скользкие склоны близких остроконечных сераков сиять, словно полированное серебро. В направлении Эвереста ледопад был погружен в глубокую тень. Было страшно холодно – минус 23° – и совершенно тихо. Только временами тишина прерывалась приглушенными голосами, доносившимися из какой-нибудь палатки шерпов, сквозь брезент которой тускло просвечивал свет лампы, или же неожиданными глухими раскатами ледяных обвалов со скал Лхо-Ла. В такие моменты можно было питать к лагерю на леднике Кхумбу более теплые чувства.

И, тем не менее, когда представилась возможность отдохнуть – большинству от 2 до 5 мая, остальным вскоре после этого, – то в качестве места отдыха был выбран лагерь в Лобудже. Находясь всего в каких-нибудь двух с половиной часах расстояния от Базового лагеря по западному берегу ледника Кхумбу, Лобудже являлось действительно прелестным местечком. Было еще слишком раннее время года, чтобы трава выросла, цветы полностью распустились, и все же трава и сухие стручки – остатки прошлогодней красы – при наличии небольшой фантазии производили впечатление зелени. Селение состоит из пары загонов для стад яков на небольшом холме, на дне трога между ледниковой мореной и горным склоном. Из-под дерна, как раз ниже хижин с силой бьет ключ свежей и чистой воды; трава лениво колышется в струях. В первых числах мая уже начали расцветать самые ранние весенние цветы: растущая плотными кустиками смолевка бесстебельная и лиловые примулы. Распустила свои редкие цветы на кустах среди валунов красная азалия. Долинный ветер, дующий вверх по леднику, пощадил этот укромный уголок. Прожив некоторое время в мертвом царстве, мы с восхищением наблюдали за жизнью животных и птиц. Между камнями играли бесхвостые тибетские крысы, очень похожие на серых морских свинок, и пара куниц. Были здесь и разные птицы: снежные голуби, белоголовые горихвостки, красные азиатские зяблики, крапивник, громадный ягнятник (бородач), спокойно парящий в вышине, и различные виды ястребов. Окруженные этой атмосферой покоя и отдыха, мы снова могли смотреть на высокие пики, как на предметы красоты, и снова испытывали к ним дружелюбные чувства. Там, за дальним краем усеянного валунами ледника, виднелась вершина Нупдзе. Ближний конец ее длинного гребня принял форму острого снежного конуса, обособленно возвышающегося над крутым обрывом из скал, голубых сераков и сверкающих склонов.

Со 2 и примерно по 12 мая в Лобудже все время было небольшое, но постоянное население. Пребывание в этом месте принесло всем нам огромную пользу как в смысле улучшения физического состояния, так и нового прилива сил для выполнения стоящих впереди задач. При проведении любого другого мероприятия – такого же серьезного и крупного по масштабам, как экспедиция на Эверест, я очень рекомендую организовывать лагерь отдыха подобного типа.

Чарльз Уайли, отдыхая здесь, узнал из радиограммы, переданной индийской радиостанцией в Намче-Базаре, о том, что у него родился сын; более раннее сообщение Би-би-си до нас не дошло. Передавая это приятное известие, наш приятель с радиостанции в Намче добавил свои личные поздравления: «Я очень рад, что могу сообщить о рождении вашего сына. Надеюсь, что причины для подобной радости будут у вас повторяться, по крайней мере, раз в году. Пожалуйста, заплатите подателю телеграммы одну рупию».

 

Глава X

СТЕНА ЛХОДЗЕ. ПЕРВЫЙ ЭТАП

В первых числах мая работы по заброске грузов временно прекратились, и мы приступили к выполнению другой, весьма важной задачи. Этой задачей была разведка стены Лходзе – третья большая разведка в ходе нашей экспедиции. Фактически эта рекогносцировка являлась в то же время и генеральной репетицией восхождения на вершину Эвереста, так как теперь предстояло провести испытания двух типов кислородных аппаратов, на большей высоте, чем это было возможно ранее. Таким образом, перед нами стояла двойная задача: во-первых, разведка пути по стене до возможно большей высоты, поиски наиболее удобного пути и выяснение могущих встретиться трудностей; во-вторых, испытание кислородных аппаратов. До разрешения этих двух задач я был не в состоянии решиться на составление окончательного плана штурма.

При обсуждении предварительного плана Чарльз Эванс, Эд Хиллари и я считали, что уже в этот ранний период мы сможем достичь значительной высоты; я мечтал даже подняться выше Южной седловины, пользуясь аппаратом закрытого типа. Но было очевидно, что мы не должны допускать излишней затраты на эту репетицию человеческих сил, времени и снаряжения, предназначенных для самого штурма. Поэтому до того, как дать окончательные инструкции группе, намеченной для подъема на седловину, я решил отправиться вместе с нею и произвести предварительную разведку верхней части цирка и нижней части склона стены Лходзе, а также еще раз испытать аппараты закрытого типа.

В основную разведывательную группу входили Чарльз Эванс и Том Бурдиллон, пользовавшиеся аппаратами закрытого типа. Их задачей было заночевать возможно выше на стене Лходзе и на следующий день, если окажется возможным, продвинуться к Южной седловине. Вспомогательная группа состояла из Чарльза Уайли и Майкла Уорда, имевших аппараты открытого типа. Они должны были помогать основной группе в организации лагеря на стене Лходзе и во всем, что потребуется. Кроме того, они должны были выяснить вопрос о пригодности своих кислородных аппаратов. Майкл также взялся произвести ряд физиологических наблюдений для Гриффа Пафа. Для заброски грузов в разведывательную группу были включены семь наилучших шерпов; таким образом Чарльз Уайли имел возможность проверить на деле людей, которыми ему предстояло руководить во время штурма. Для самих шерпов этот выход также являлся пробой сил. Я надеялся также, что шерпы смогут пользоваться кислородом, еще лучше ознакомятся с устройством аппаратов и поймут их ценность. Однако моим надеждам на обеспечение шерпов кислородом не суждено было осуществиться, так как проведение этого плана повлекло бы за собой значительное увеличение веса их грузов. Кроме того, мы столкнулись с необходимостью экономить кислород вследствие его утечки из многих баллонов во время пути из Англии. Окончательное заключение, хватит ли нам кислорода, можно было сделать после завершения разведки, но все полагали, что более точно установить это можно лишь в течение периода отдыха. 30 апреля я в сопровождении специальной команды шерпов поднялся из Базового лагеря в лагерь III. Шедшие за нами Том Бурдиллон и Чарльз Эванс производили субвысотные испытания аппаратов закрытого типа. В тот же день проходил ледопад Грифф Паф со своим помощником, подростком Мингмой, сыном Да Тенсинга. Они намеревались добраться до лагеря IV или же остаться в лагере III во время работы разведывательной группы. Для Мингмы это был первый опыт передвижения по ледопаду и вообще первый серьезный опыт восхождения. Такое испытание было, пожалуй, слишком суровым для тринадцатилетнего мальчика, обремененного к тому же значительным грузом. Грифф сильно привязался к маленькому Мингме. Он дал ему кое-что из своей одежды, и Мингма, имевший рост 137 см. гордо расхаживал в свитере, рассчитанном на мужчину, ростом 180 см, и доходившем ему до колен. Забавно было слушать их разговоры: каждый говорил на своем языке, непонятном для собеседника, и не удивительно, что Мингма иногда довольно превратно понимал даваемые ему указания. И тогда раздавалось отеческое порицание Гриффа, произносимое спокойным педантичным тоном на чистейшем английском языке: «Мингма, сколько раз я говорил тебе не делать этого». А мальчик внимательно смотрел на него с сокрушенным видом, принимая упрек, которого он не понимал, так же как не понимал, что именно в его действиях послужило поводом для упрека. Однажды Грифф отложил в сторону одну из своих коробок, чтобы поместить в нее для переноски через ледопад важнейшее физиологическое оборудование, пробирки и т. п. Легко понять чувства Гриффа, когда он после утомительнейшего подъема добрался до лагеря III, волоча за собой на веревке уставшего и спотыкающегося Мингму (или, наоборот, – я не помню точно, кто из них больше нуждался в помощи), и, поспешно открыв коробку, чтобы извлечь свои сокровища, обнаружил в ней вместо пробирок для анализов бутылки с пряной манговой приправой.

Во второй половине этого дня в лагере III мы впервые надели так называемые «бредлей», высотные ботинки с кошками. Эти ботинки были принесены сюда в первый период организации лагерей и были предназначены для использования при работе в цирке и выше. Свои обычные горные ботинки с кошками мы оставили в лагере III, чтобы восполнить острую нехватку этого снаряжения у групп, работавших на ледопаде. Новые ботинки оказались очень удобными, но, пожалуй, чересчур теплыми для работы на этих не слишком больших высотах.

1 мая Чарльз Эванс, Том Бурдиллон и я направились вверх по цирку, чтобы на пути к стене Лходзе разбить лагерь IV, так как до сих пор это название относилось просто к куче набросанных грузов. На следующий день мы собирались произвести предварительную рекогносцировку стены, а затем вместе с Уайли и Уордом выйти на основную разведку. Вместе с нами шли шесть из семи выбранных шерпов; юноша Топкие, который, несмотря на небольшой опыт, сумел в прошлом году подняться до Южной седловины, накануне выбыл из строя вскоре после выхода из Базового лагеря, страдая от сильного кашля. Кроме того, через час после нашего выхода из лагеря III почувствовал себя плохо и также выбыл из строя один из лучших шерпов – Да Намгьял. Поэтому в конечном итоге, после того как мы разделили между собой тюк Да Намгьяла, у каждого из нас за плечами оказался довольно значительный груз, около 23 кг. Мы трое пользовались кислородными аппаратами закрытого типа. Было очень жарко и тяжело идти с аппаратами при ослепительном утреннем солнце, лучи которого нагревали безветренный бассейн цирка. Но все же, несмотря на жару и необходимость затрачивать много сил на протаптывание свежего следа в снегу, выпавшем накануне, мы добрались до лагеря IV за два с половиной часа – на час быстрее, чем несколькими днями раньше при разведке цирка. Шерпы к вечеру вернулись в лагерь III с тем, чтобы на следующий день снова подняться вместе с Уайли и Уордом и занести наверх остальные грузы, необходимые для разведки. Лагерь IV служил идеальным наблюдательным пунктом, с которого удобно просматривался весь предстоящий маршрут. Он был расположен в защищенной от ветра впадине под гигантскими отвесами, спадающими с вершинного гребня Эвереста; лагерь отстоял всего на полтора километра от верхнего конца цирка. С противоположной стороны цирк замыкался длинным, горизонтальным в этой части, зазубренным гребнем Нупдзе, обрывающимся в цирк скальной стеной 1200 м. высоты. Замыкающая верхнюю часть цирка стена даже с этого расстояния казалась огромной, и подъем по ней представлялся почти невозможным. Весь обращенный к цирку склон был покрыт огромными крутыми снежными полями, местами обнаженными ветром до полос сверкающего льда. Однородность снежного покрова заметно нарушалась лишь на двух участках. Непосредственно от широкой Южной седловины начиналось скальное ребро, косо спускающееся направо вниз. Ребро выполаживалось примерно посредине между седловиной и цирком и переходило в снеговое поле. Швейцарцы назвали это ребро «Контрфорс женевцев» (Eperon des Genevois). Мы называли его «Женевским контрфорсом». Скалы контрфорса чрезвычайно крутые, и на них не было видно не только горизонтальных уступов, но даже некрутых участков, где бы можно было поставить палатку. Правее Женевского контрфорса, прямо под вершиной Лходзе, увенчанной башнями, стена пересекалась рядом узких уступообразных терасс, разделенных трещинами и крутыми ледовыми стенками. Это был так называемый ледник Лходзе, который правильнее было бы называть не ледником, а склоном, покрытым льдом. Ледник начинался в 900 м. ниже вершины Лходзе, примерно на расстоянии двух третей пути от верхнего конца цирка до Южной седловины. За исключением места впадения ледника Лходзе в цирк, вся стена отделена от крутого верхнего склона цирка громадной трещиной – бергшрундом (краевая фирновая трещина), очерчивающей подножие стены. Очевидно, что наиболее прямой путь на Южную седловину заключался в форсировании этой краевой фирновой трещины с дальнейшим выходом на Женевский контрфорс и продвижением по одному из его склонов до седловины. Эти крутые склоны, однако, были сильно обледенелыми и не имели пологих участков. На всем этом пути, от цирка до седловины, что составляло около 1200 м, в сущности не было ни одной естественной площадки, пригодной для бивака. Так подымались прошлой весной швейцарцы. Они вышли прямо на седловину, держась правой по ходу стороны контрфорса. Это был выдающийся подвиг, потребовавший, однако, предельного напряжения сил.

Рис. 4. Схема восхождения на Эверест.

А — первый уступ; Б – второй уступ; В – ледник Лходзе; Г – начало траверса (7600 м); Д — Контрфорс женевцев (Женевский контрфорс); Е – кулуар, отделяющий контрфорс от стены;  Ж — Южная седловина; З – вершина Лходзе (8531 – к); И — общее направление Юго-Восточного гребня; К – бергшрунд (краевая фирновая трещина); Л – точка, достигнутая Хантом, Эвансом и Бурдиллоном 2 мая 1953 г. (6850 м. ).

IV – Передовой базовый лагерь, или лагерь IV (6460 м); V — лагерь V (6705 м); VI — лагерь VI, промежуточный лагерь (7010 м); VII — лагерь VII (7315 м); VIII — лагерь VIII (7880 м. ).

Совершенно иной характер носил путь по леднику Лходзе. Покрытые глубоким снегом гигантские ступени отделялись друг от друга отвесными ледовыми стенками. Преодоление небольшого по вертикали участка в таких местах часто требует длинных и сложных обходов. Путь этот идет к вершине Лходзе; для того, чтобы выйти на Южную седловину с верхнего конца ледника, необходимо еще проделать длинный траверс влево по направлению к Женевскому контрфорсу. В целом это был значительно более длинный маршрут.

В предстоявшем нам выборе одного из этих двух вариантов подъема решающую роль сыграло следующее обстоятельство, важность которого подчеркивалась тяжелым опытом швейцарцев.

Именно по пути на Южную седловину необходимо было иметь, по крайней мере, одно удобное место для ночевки. Это позволяло бы производить подъем по стене в два этапа; нам могло понадобиться даже разбить на стене два лагеря и, соответственно, разделить восхождение на седловину на три этапа. Причиной этого были технические трудности подъема, осложненные тем, что их приходилось преодолевать на высотах 6700—7900 м. Промежуточные ночевки на стене можно было организовать, только проложив трассу по отклоняющемуся в сторону леднику Лходзе. Этого же мнения придерживался и Шиптон, просматривавший эти участки подъема с далеких склонов Пумори в 1951 г. Выбор был нами почти что сделан еще до выезда из Лондона. Задачей разведывательной партии было отыскание наиболее удобного пути по леднику Лходзе. Предполагалось, что разведывательная группа найдет места для ночевок, использованные швейцарцами в их осенней попытке, хотя не было никакой уверенности в том, что наша группа в точности повторит путь своих предшественников.

2 мая мы продолжали продвигаться вверх, все еще пользуясь кислородом. В кислородных масках было невыносимо душно и жарко. Мы шли, как обычно, глубоко увязая в свежевыпавшем снегу, но уже по пути, по которому никто из нас еще не проходил. Вторая и последняя ступень, или небольшой ледопад, преграждает путь к впадине в верховьях цирка, но, держась северной стороны ледника, мы легко обошли это препятствие и встретили очень мало трещин. Выше этой ступени, придерживаясь направления, делящего пополам угол между Лходзе и Южной седловиной, мы обнаружили следы швейцарского лагеря V: шесты, определяющие границы лагеря, и несколько наполовину занесенных снегом ящиков с продуктами. Мы шли до лагеря V два часа, то есть примерно вдвое дольше, чем последующие группы, проходившие этот участок. Этот лагерь, по нашим расчетам, находился на высоте около 6700 м.

Далее мы обследовали подножие стены Лходзе и в стороне справа нашли место, где ледовая стенка пересекалась косым уступом, по которому, по-видимому, можно было продвигаться вверх, преодолевая крутой склон. Этот уступ представлялся нам доступным. Задолго до того, как мы его достигли, начался сильный снегопад, и темп нашего продвижения ещё больше снизился. Впервые за все время пользования кислородным аппаратом я стал испытывать ощущение напряженности и вынужден был часто отдыхать, когда наступала моя очередь идти первым; примерно в таком же состоянии находились и мои спутники. Через полтора часа после выхода из швейцарского лагеря V мы преодолели первый крутой подъем от подножия стены Лходзе. В конце подъема пришлось вырубить ряд ступеней в обнаженном льду, и мы достигли ясно выраженной террасы, над которой возвышалась слегка нависавшая громадная ледовая стена. Так как даже на этих сравнительно умеренных высотах мы не могли подниматься в час более чем на 150 м, то достигнутая нами терраса возвышалась над лагерем V самое большее на 180 м. Траверс, который мы просматривали снизу, начинался слева от нас. Решено было сделать привал. К этому времени погода стала очень плохой. Цирк был заполнен густыми облаками. От места, где мы сидели, склон уходил вверх так круто, что не было никакой возможности просмотреть путь, намеченный снизу. Казалось, что целесообразнее всего было возвратиться и не тратить сил, которые следовало сберечь для основной разведки в последующие дни. Мы сняли маски и сразу же резко почувствовали недостаток кислорода. Наши движения стали заметно вялыми, в чем я убедился, когда прошел несколько шагов по террасе, чтобы сделать фотоснимок. Интересно, однако, что в этих условиях кислородного голодания мы ясно отдавали себе отчет в его ослабляющем влиянии.

В начале спуска к цирку в моем баллоне кончился кислород, и Том для облегчения веса выбросил баллон и патрон с натронной известью, находившиеся у меня за спиной. Вскоре после этого выбросил свой баллон и патрон Чарльз Эванс. Однако, несмотря на то, что мы избавились от четырнадцати килограммов груза и спускались в более легких условиях по протоптанным нами следам, мы оба сильно устали. Я с трудом передвигал ноги, и думаю, что то же самое испытывал и Чарльз. Том, у которого еще оставался запас кислорода, продолжал идти в маске. Но хотя он и был в несколько лучшем состоянии, чем мы, все же вся наша группа, вернувшаяся в тот же день в 4 часа после полудня в лагерь IV, была крайне утомленной.

В это же время на меньшей высоте производился другой эксперимент с кислородными аппаратами, также запланированный к выполнению до периода отдыха. Хиллари и Тенсинг вышли из Базового лагеря утром с аппаратами открытого типа и, расходуя четыре литра в минуту, они дошли до лагеря IV ровно за пять часов, включая сюда сорок пять минут, затраченные ими на отдых в лагерях II и III. При этом состояние пути по цирку было плохим вследствие преобладавшей накануне скверной погоды. Это было поистине замечательное достижение, свидетельствовавшее как о прекрасной спортивной форме этих исключительных людей, так и об эффективности их кислородного оборудования. Оба они пришли совершенно свежие и готовые тут же отправиться в далекий путь назад в Базовый лагерь. Раньше я предполагал по окончании просмотра стены Лходзе спуститься вниз вместе, но я чувствовал себя слишком усталым, для того чтобы присоединиться к ним. Так как оставалось всего два часа светлого времени, а падавший свежий снег грозил занести проложенный след, то Хиллари и Тенсинг почти сразу же вышли, несмотря на снежную бурю. Три километра спуска по цирку были для них ужасны. Они шли, поминутно проваливаясь, по хрупкому насту, часто теряя путь через ледопад. Падающий снег слепил глаза, темнело, следы занесло свежим снегом, но, несмотря ни на что, в 7 час. 30 мин. вечера – меньше чем через три с половиной часа после выхода из лагеря IV – они достигли Базового лагеря: «Усталые, – цитирую дневник Хиллари, – но отнюдь не изнуренные».

Основная разведывательная группа поднялась в лагерь V 3 мая. Я оставил ей инструкцию – разбить лагерь как можно выше на стене Лходзе; на следующий день из этого лагеря должна была выйти вверх партия с аппаратами закрытого типа. Теперь, после нашей попытки 2 мая, было ясно, что при существующих снежных условиях разведывательная группа имела очень мало шансов достигнуть Южной седловины. Однако можно было надеяться, что ей удастся подняться до верхнего конца ледника Лходзе и оттуда с близкого расстояния просмотреть начало траверса к Женевскому контрфорсу; эта часть пути казалась мне наиболее лавиноопасной. Учитывая, каких усилий стоило нам достичь точки, лишь немного возвышающейся над подножием стены, я дал указание, чтобы разведка продолжалась не дольше сорока восьми часов. Мы условились, что разведывательная группа вернется в Базовый лагерь 6 мая. После этого я оставил разведывательную группу в самом высоком для того времени нашем лагере и с тремя плохо себя чувствовавшими шерпами – Да Тенсингом, Гьялдженом и Анг Давой (вторым) – вернулся в лагерь IV, а затем уже в сумерках – в лагерь II. Здесь мы заночевали и на следующий день, 4 мая, спустились в Базовый лагерь. Итак, разведывательная группа благополучно приступила к работе, и нам оставалось лишь ждать ее сообщений.

Погода попрежнему была отвратительной. 4 мая, когда группа Чарльза Эванса начала подъем на стену, в цирке было еще больше снега. Вместо того чтобы продолжать движение по открытому нами возможному пути справа, они начали подъем значительно левее, под влиянием Анг Тембы, помнившего маршрут швейцарцев. Этот путь выглядел малообещающим из-за крутых сераков, нависавших над самой верхней террасой цирка под ледником Лходзе. Была лишь одна возможность: пройти по наклоненному вправо под большим углом косому желобу, покрытому сухим рассыпчатым снегом глубиной по бедро. Чарльзу Эвансу посчастливилось заметить на поверхности кусок репшнура; он потянул его и обнаружил веревочные перила. Это было начало осеннего маршрута швейцарцев. По этому желобу и был начат подъем. Вертикальная ледовая стенка заставила группу страверсировать влево в обход другой ледяной глыбы и далее продвигаться по узким крутым коридорам между ледовыми отвесами все время по глубокому снегу. Такое прощупывание шаг за шагом сложного маршрута в некоторых отношениях походило больше на лазание по трудным скалам, чем на движение по льду и снегу.

На пути вверх почувствовал затруднения с дыханием Уорд, поднимавшийся с Эвансом и надевший аппарат открытого типа. При осмотре его аппарата Бурдиллон обнаружил, что Уорд получал в минуту один литр кислорода вместо четырех. Так как Уорд заметно обессилел, а устранить неисправность в его аппарате не было возможности, то он остановился, намереваясь вернуться вниз с теми, кто позже будет спускаться в лагерь.

Далее некоторое время группа могла двигаться прямо вверх по желобу крутизной свыше 50 градусов до тех пор, пока крутизна сделала подъем невозможным. В этом месте пришлось сделать рискованный траверс вправо к другой террасе и некоторое время продвигаться по ней. Затем короткий крутой ледовый камин, снова маркированный швейцарской веревкой, закрепленной во льду на крючьях, вывел их зигзагом сначала вверх по самому крутому участку из встреченных до сих пор, затем поперек него, далее вправо, затем длинным обходом назад и, наконец, налево вверх. Во время движения, для того чтобы вырубать ступени, приходилось разгребать толстый слой рыхлого ненадежного снега, покрывавшего лед. Это было крайне утомительно, особенно для Бурдиллона, шедшего на этом участке первым.

Как раз в тот момент, когда всеобщее внимание было приковано к трудностям маршрута, произошло небольшое, но при данных обстоятельствах весьма серьезное происшествие. Том Бурдиллон, счищавший снег со льда, в котором он рубил ступени, вдруг услышал слабеющий голос: «У меня перестал идти кислород…» Это был Чарльз Уайли, шедший непосредственно за ним на одной веревке. Он стоял согнувшись, опираясь на ледоруб, и, очевидно, чувствовал себя плохо. Положение было отчаянным. На таком крутом склоне опасность была очень велика. При такой крутизне развернуться и спуститься назад было очень трудно. Не легче было для задыхающегося осторожно балансирующего Чарльза снять со спины тяжелый кислородный прибор и посмотреть, в чем дело. Тем не менее он сумел это выполнить. Кислородный баллон оказался пустым. Сняв маску, Чарльз некоторое время чувствовал себя очень плохо, задыхаясь в разреженном воздухе, после столь длительного пользования кислородом. Вскоре, однако, он, хотя и шатаясь, как пьяный, все же нашел в себе силы медленно продвигаться дальше. Несколько выше показался крошечный уступ с остатками изорванной в клочья палатки и других предметов снаряжения. Это был швейцарский лагерь VI. Поднявшись с трудом к этому месту, группа расчистила площадку и поставила свою палатку. Сложив кислородные баллоны, продовольствие и прочее предназначенное для их лагеря снаряжение, Уайли и шерпы начали спускаться вниз к Уорду, сильно страдавшему от недостатка кислорода. Небольшая измученная группа медленно потащилась к лагерю V, оставив Бурдиллона с Эвансом одних на стене Лходзе.

В лагере VI Бурдиллон и Эванс сделали очень ценное открытие. Они нашли четыре заряженных кислородных баллона, о которых упоминали швейцарцы; мы считали, что они находятся на стене Лходзе в их лагере VII. Баллоны оказались в хорошем состоянии. В задачи разведывательной группы входило и отыскание швейцарских запасов, так что Бурдиллон был подготовлен к этой ценной находке. При помощи инструментов, изготовленных специально для нас нашей кислородной фирмой, а также инструментов, найденных им в лагере V, Том вскрыл эти баллоны. Благодаря этому он и Чарльз Эванс прекрасно отдохнули за ночь, вдыхая во время сна кислород; часть найденных баллонов осталась неиспользованной и должна была пригодиться во время штурма.

5 мая Чарльз Уайли с Уордом, все еще ощущавшим последствия неприятного происшествия, совместно с Анг Тембой и Пембой вернулись, на этот раз без кислородных приборов, в лагерь VI. В это время Бурдиллон и Эванс продолжали движение вверх по стене. Погода и состояние снега были в равной степени ужасными. Я надеялся, что Бурдиллон и Эванс смогут держаться средней линии ледника, где склон, повидимому, не пересекался ледовыми стенами и трещинами и выглядел снизу преодолимым. Но оказалось, что этот путь в существовавших в это время условиях был непреодолим. Они были вынуждены продолжать двигаться левее по более сложному рельефу. Даже на коротких склонах глубокий снег оказался неустойчивым, и оба они чувствовали, что рискуют сорвать лавину. Кроме того, они не могли составить ясного представления о том, что их окружало, из-за плохой видимости: во время восхождения шел снег. Достигнув высоты почти 7300 м, Чарльз и Том решили начать спуск. Они не дошли до какой-либо определенной точки, но в сложившейся обстановке продолжать дальше разведку было бесполезно и опасно.

В целом разведку следовало признать большим и весьма ценным по своим результатам достижением. Стало ясно, что, как мы и ожидали, подъем на стену Лходзе оказался трудно преодолимой задачей и потребуется много времени для того, чтобы проложить путь по стене, организовать на ней промежуточные лагери и забросить в них грузы, необходимые для этих и более высоких лагерей на седловине и выше. Такую же ценность представлял собой опыт использования кислородных, особенно (все еще считавшихся нами экспериментальными) аппаратов закрытого типа. Два дня спустя в Базовом лагере я был поражен энтузиазмом, с которым восходители отзывались о кислородных приборах, которыми они пользовались. Я не ожидал этого после нашего совместного опыта в цирке. Оказалось, что испытание при более холодной погоде и на большей высоте дало вполне удовлетворительные результаты. Чарльз Уайли был очень доволен теми из выбранных шерпов, которые могли продолжать движение после того, как их товарищи почувствовали себя плохо. Очевидно, мы подобрали замечательных людей для заключительного этапа экспедиции.

В результате этой предварительной разведки у нас сложилось следующее впечатление. Во-первых, что наши надежды (на которых базировался лондонский план) на возможность добраться до лагеря на полпути по стене Лходзе непосредственно из Передового базового лагеря в цирке, повидимому, нереальны. На самом деле впоследствии оказалось, что предположение, из которого мы исходили в Лондоне, было вполне осуществимо. Во-вторых, что восходителям следует отказаться от использования кислорода вплоть до выхода из швейцарского лагеря V у подножья стены Лходзе. Это было продиктовано отчасти неудобством использования масок в цирке, а отчасти моим опытом 3 мая, когда я без всякого кислородного аппарата сопровождал разведывательную группу до лагеря V и, несмотря на четырнадцать килограммов груза за плечами, шел, во всяком случае, не хуже других и получал несравненно больше удовольствия. Как выяснилось позже, и в этом мы были неправы.

 

Глава XI

ПЛАН

В базовом лагере было необычно пусто и тихо, когда 4 мая я вернулся туда с тремя больными. Кроме Тенсинга, вышедшего мне навстречу и со всегдашней улыбкой горячо пожавшего мне руку, там находились только Джемс Моррис из «Таймса», Грифф Паф, Джордж Бенд и один или два шерпа. Все остальные ушли отдыхать в Лобудже. Нас ожидала масса новостей, наилучшей из которых была свежая пачка писем. К этому времени наши почтальоны довольно регулярно раз в неделю прибывали в Базовый лагерь. На путь в Катманду из Базового лагеря, что составляло более 240 км. по гористой местности, у них обычно уходило девять дней. Но самый быстрый из них, работавший у Джемса Морриса, успевал пройти это расстояние за шесть дней, что было немалым достижением.

Я узнал, что Джемс в сопровождении Джорджа Бенда и Майкла Уэстмекотта подымался в лагерь III – выдающийся подвиг для человека, ни разу не совершавшего восхождения и не акклиматизировавшегося на такой высоте. С 1 мая Всеиндийское радио и Би-би-си в трансокеанской программе стали регулярно передавать для нас специальные сводки погоды. Каждый день они с унылым однообразием предсказывали «снежные шквалы». Эти сообщения были полезны для нас, но остальные слушатели вряд ли имели представление о том, чего стоили эти «шквалы» носильщикам, с громадным трудом подымавшимся по ледопаду и цирку. Метеосводки интересовали нас еще и потому, что от них зависел успех двух других больших экспедиций, проводившихся в этот период; я имею в виду японскую попытку восхождения на Манаслу и швейцарскую – на Дхаулагири, соседнюю с Аннапурной, но более высокую вершину, которая была первоначальной целью экспедиции Мориса Герцога в 1950 г. Ожидалось, что в это время года массы воздуха, идущие к Эвересту, пройдут как раз через эти вершины, расположенные к северо-западу от нас. О приближении муссона в метеосводках пока не упоминалось, и я попросил Джорджа Бенда затребовать по радио, чтобы отсутствие муссона специально оговаривалось в сводках.

Часть шерпов вышла из строя, главным образом из-за изнурительного сухого кашля, очень распространенного в это время среди нас и знакомого каждому, кто бывал на Эвересте. Этот кашель, повидимому, вызывался сухим холодным воздухом, хотя Тенсинг приписывал его непогоде, которая, как он уверял, обычна для этого времени года. Наши ряды сильно поредели, и я надеялся, что более теплая погода в Лобудже поможет поставить на ноги многих больных. Гораздо серьезнее заболел Том Стобарт. Перед самым перерывом работ он также совершил свое первое путешествие к верхнему концу ледопада, чтобы заснять движение наших носильщиков, и, вернувшись в Базовый лагерь, почувствовал себя плохо. В Лобудже у него поднялась температура, и ему стало тяжело дышать. Грифф, перед тем как спуститься вниз к больному, очень хотел получить из первых рук сведения о Майкле Уорде и Чарльзе Эвансе, находившихся в это время на стене Лходзе. Поэтому мы немедленно отправили с почтальоном рацию в нижний лагерь, назначив связь на 6 часов вечера. Джордж Бенд сильно сомневался в удовлетворительности приема, так как расстояние в 10 км. было слишком большим для мощности наших раций, к тому же одна станция отделялась от другой выступами рельефа. Легко понять, какое радостное облегчение мы почувствовали, услышав голос Джорджа Лоу, сначала невнятный, затем достаточно отчетливый, для того чтобы Грифф мог составить себе некоторое представление о состоянии здоровья больного. Грифф подозревал воспаление легких, что и подтвердилось на следующий день, когда он сам посетил Стобарта.

Я спустился, чтобы навестить Тома 6 мая, и был очень обрадован, что он чувствовал себя лучше, и уже беспокоился о том, чтобы не упустить возможности произвести киносъемки на ледопаде и в цирке. Пока же в качестве запасного фотографа его заменял Джордж Лоу, использовавший один из наших маленьких аппаратов, предназначенных для съемок выше Западного цирка, где этим придется заниматься участникам штурмовых групп. Несмотря на это, всегда отличавшийся добросовестностью Том страстно хотел лично выполнить данные ему поручения, и можно считать большим успехом, обязанным силам его организма и воле, что к середине мая он был вместе с нами в Передовом базовом лагере. Его можно было видеть в своей палатке с аппаратом наготове, подобно пауку в центре паутины, всегда готовым к тому, чтобы выскочить и заснять подвернувшийся интересный эпизод.

С 5 мая мы снова приступили к организации лагерей. После того как около половины всех необходимых грузов было поднято к истокам ледопада, центром нашей деятельности на некоторый период должен был стать лагерь III. Действительно, в течение последующих десяти дней именно этот лагерь был Передовым базовым. Туда были отправлены две высотные команды во главе с Джорджем Лоу и Джорджем Бендом. Майкл Уэстмекотт, который все еще не оправился от болезни, должен был присоединиться к ним несколькими днями позже. Перед этими тремя руководителями и их четырнадцатью подчиненными была поставлена задача – забрасывать грузы в лагери IV и V, с тем чтобы к середине мая превратить лагерь IV в Передовой базовый. Отдавая распоряжение о проведении этой важной операции, я сказал Джорджу Лоу, который всегда стремился быть полноценным участником в разрешении всех наших задач и горел желанием наверстать время, упущенное из-за болезни: «Не беспокойтесь; вероятно, мне придется попросить вас заняться не только этим, но и прокладыванием маршрута по стене Лходзе. Все зависит от того, что сообщит завтра по возвращении разведка». Вряд ли кто-нибудь представлял себе тогда, сколь пророческими были эти слова в отношении будущей роли Джорджа на Эвересте. В этот период до возвращения и отдыха разведывательной группы руководить двумя субвысотными командами могли лишь Тенсинг, Грегори и Нойс. Груда ящиков с продуктами и корзин заметно уменьшалась в объеме, и мы рассчитывали, что к 15 мая все грузы будут доставлены в соответствующие лагери.

Группа Чарльза Эванса вернулась вечером 6 мая, усталая, но с каким-то неуловимым чувством уверенности, которое удивило меня в первый момент, когда я узнал об ужасных условиях подъема на стену на высоте 7300 м, до которой удалось подняться разведке. Вскоре, однако, я понял, что они имели право быть довольными и гордиться своими достижениями, особенно, если учесть трудности, вызванные плохой погодой и плохим состоянием снега. Действительно, было немалым подвигом взобраться по этим крутым обрывам до лагеря VI и еще большим – продвинуться выше. Результаты разведки давали мне возможность покончить с неопределенностью в выработке общего плана восхождения, который надо принять и при распределении, кому и что именно придется делать при проведении этого плана в жизнь. На следующее утро я предложил всей штурмовой группе собраться в главной палатке, чтобы я мог изложить программу дальнейших действий. 7 мая, незадолго до этого важного совещания, мы с Эдом Хиллари и Чарльзом Эвансом провели предварительное обсуждение плана, сидя в лучах утреннего солнца рядом с бурдиллоновским навесом для баллонов.

Накопленный за последние недели опыт позволял сделать вывод о том, что наши людские и материальные ресурсы допускают проведение подряд только двух попыток штурма. Для проведения же третьей и последней попытки придется в течение нескольких дней восстанавливать силы и пополнять запасы в промежуточных лагерях. Придя к такому заключению, я сначала решил объединить наши усилия, чтобы нанести один мощный удар, эквивалентный двум отдельным попыткам, а в случае неудачи спуститься и подготовить еще две быстро следующие одна за другой попытки. В дальнейшем, однако, мы поняли, что слабыми сторонами такой тактики однократного удара были плохая приспособленность ее для максимального использования периода хорошей погоды, а также громоздкость и негибкость штурма. В противовес этому весьма оправданным выглядел план двукратной атаки: предпринимаются две попытки в тесной взаимосвязи и с небольшим интервалом между ними. Неудача первой группы в таком случае может быть использована второй без потери времени и не подающихся учету моральных и физических сил, которые пришлось бы затратить на отступление с Южной седловины, восхождение на которую потребовало столь значительных усилий. Я надеялся, то третья попытка не потребуется; но если бы в ней возникла необходимость, у нас оставалось вполне достаточно времени, чтобы ее тщательно подготовить.

Итак, идея двух штурмов подряд была принята. Оставалось решить, как именно их проводить и какие кислородные аппараты использовать. Эти вопросы были тесно связаны друг с другом, так как тактика штурма в известной степени определялась типом кислородного оборудования. Было уже давно установлено, по крайней мере теоретически, преимущество системы закрытого типа, заключающееся в том, что она обеспечивает восходителю больший запас выносливости: при одном и том же запасе кислорода альпинист, использующий аппарат закрытого типа, имеет возможность подниматься дольше, чем его товарищ с аппаратом открытого типа. Кроме того, на очень больших высотах аппарат закрытого типа, несмотря на его больший вес, позволяет двигаться заметно быстрее. Подтверждения этих двух ценных качеств мы ждали от только что проведенных испытаний на стене Лходзе. В отношении штурма пирамиды Эвереста была надежда, что при помощи аппаратов закрытого типа можно достигнуть вершины непосредственно из лагеря на Южной седловине, расположенного на расстоянии 1,5 км. от вершины и ниже ее на 900 м. В противоположность этому при использовании аппаратов открытого типа практически не было никакой надежды дойти до вершины, не установив еще одного промежуточного лагеря. Эффективность аппарата открытого типа была существенно меньшей; хотя он и давал значительные преимущества по сравнению с движением без кислорода, все же следовало ожидать, что темп продвижения восходителя с аппаратом открытого типа сильно замедлится на больших высотах. Нет нужды объяснять ту экономию во времени и силах, которую дает возможность обойтись без добавочного лагеря. Кроме того, чем дольше продолжается штурм, тем больше становится риск оказаться застигнутым непогодой; быстрота – основа безопасности восхождения на любую вершину, и тем более на Эверест. Именно поэтому я одобрительно относился к тому, чтобы Том Бурдиллон продолжал испытания своего специального оборудования, хотя оно имело ряд явных недостатков, и, несмотря на очевидную ненадежность использования двух разных типов кислородных аппаратов, успех при использовании любого аппарата определяется степенью уменья обращаться с ним и точным знанием его особенностей. Моя настойчивость объяснялась также тем, что проблема переноски грузов на последних 900 м. подъема от Южной седловины до вершины Эвереста, очевидно, будет решающей и что мы должны довести до минимума вес багажа, который придется нести нескольким участникам, выделенным для штурма.

План двух штурмов допускал, в сущности, только два альтернативных варианта его проведения. Или обе штурмовые группы используют аппараты открытого типа, или же одна группа идет с аппаратами закрытого, а другая – с аппаратами открытого типа. Третий вариант, в котором обе группы пользуются аппаратами закрытого типа, я считал неприемлемым из-за риска, связанного с использованием аппаратов этого типа: неисправность механизма грозила потерей сознания вследствие резкого перехода от вдыхания стопроцентного кислорода к вдыханию окружающего сильно разреженного воздуха. Надежность же и бесперебойность действия механической части оборудования могла быть окончательно проверена только при самом штурме. Из двух приемлемых вариантов по соображениям, изложенным выше, второй был существенно более экономичным по времени, весу аппаратов и требуемым человеческим усилиям. Эти обстоятельства были для нас очень важны, ввиду необходимости иметь в нашем распоряжении все эти три ресурса, чтобы в случае надобности предпринять третью попытку штурма. Этот вариант был также более безопасен в отношении использования благоприятной погоды, так как при его проведении мы экономили целые сутки. С другой стороны, первый вариант, если бы нам удалось осуществить его, был значительно более безопасным в другом, не менее важном, отношении. Именно, аппараты открытого типа являлись испытанным оборудованием, которое вряд ли могло испортиться. Но даже и в этом последнем случае восходитель подвергался гораздо меньшему риску пострадать от внезапности перехода к дыханию в разреженной атмосфере, так как часть атмосферного воздуха все время попадала к нему в легкие, смешанная с дополнительным кислородом, поступавшим из аппарата. Выбор между двумя вариантами был очень труден.

Какой бы вариант кислородного оборудования мы ни выбрали, план проведения штурма в обоих случаях был примерно один и тот же. Каждая штурмовая группа должна состоять из двух человек. Многое говорило о том, чтобы увеличить число людей в группах до трех или даже четырех, но это было невозможно из-за довлевшей над нами ограниченности запасов продовольствия. Каждой штурмовой группе должна быть придана вспомогательная, помогающая в переноске грузов, готовая встретить штурмовую группу при возвращении, способная заменить ее и, наконец, в случае необходимости, идущая на выручку. Вторая попытка должна сразу же следовать за первой. В самых верхних лагерях из-за трудностей заброски будет ограниченное количество продовольствия и спальных мест, поэтому интервал между двумя штурмами должен быть не меньше двадцати четырех часов. Тем самым вторая штурмовая группа в известном смысле страховала первую, а в случае неудачи была готова сама выйти на штурм. Вторая группа должна содержать страхующую в своих собственных рядах и быть соответственно многочисленнее первой.

Обе штурмовые группы начнут восхождение с Передового базового лагеря, которым, напомню, должен был стать нынешний лагерь IV, расположенный на 6460 м. высоты, и двигаться к Южной седловине, имеющей высоту 7880 м, по следующему графику: первый день – до лагеря V у подножия стены Лходзе, второй день – до лагеря на полпути вверх по стене Лходзе (мы называли его «лагерем стены Лходзе»); третий день – подъем на седловину, где будет установлен еще один лагерь. Ни одна группа не должна будет задерживаться на седловине, если ее не вынудит к этому непогода или ветер. Последний пункт был очень важен, так как задержка людей на седловине грозила физическим изнурением и требовала дополнительных запасов продовольствия.

В отношении употребления кислорода оба варианта штурма также имели много общего. Находясь под сильным впечатлением от неприятного эксперимента во время предварительной разведки стены Лходзе 1 и 2 мая, мы предполагали начинать пользоваться кислородом не от Передового базового лагеря, а лишь от лагеря V. Начиная от него, обе штурмовые группы будут пользоваться кислородом во время восхождения. Планировалось также снабдить лагери над цирком баллонами с «ночным кислородом», используя для этой цели и швейцарские баллоны. Снабженные специальными легкими масками, участники штурма ночью будут получать кислород в небольшом количестве из расчета 1 литр в минуту и тем самым смогут сохранить свои физические силы.

В частности они смогут спать более спокойно и лучше переносить холод.

Все эти основные пункты плана были разработаны давно. Для обоих вариантов плана была составлена подробная таблица необходимых грузов (приведена в приложении V). В то утро 7 мая мне оставалось решить только два вопроса: во-первых, какой из двух вариантов плана принять, и, во-вторых, что именно персонально поручить каждому участнику штурмовой группы. Именно эти два вопроса я обсуждал с Эдом Хиллари и Чарльзом Эвансом в нарастающей жаре этого памятного дня. Наше совещание было коротким, так как обнаружилось полное согласие мнений. Мы пошли к главной палатке, где уже собрались все остальные участники.

В палатке явно чувствовалась атмосфера ожидания и напряжения. Действительно, это был момент, которого с нетерпением все ожидали. Происходило важнейшее событие в экспедиции, если не считать самого штурма. Каждый, безусловно, был лично заинтересован в ответе на вопрос: «Что именно поручат выполнить мне?». Прежде чем начать говорить, я окинул быстрым взглядом моих товарищей. Некоторые из них сидели на ящиках, другие лежали на своих спальных мешках. Джемс Моррис приготовился делать заметки, чтобы после составить по ним важное сообщение для своей газеты. Тенсинг находился рядом со мной у входа в большую палатку. Все мысленно задавали себе один и тот же вопрос. Было тихо и душно.

Основное содержание моей речи сводилось к следующему: мы будем продолжать работу по заброске грузов, с тем чтобы быть готовыми к выходу на штурм в любой день после 15 мая. В течение этого времени необходимо провести большую работу по подготовке пути по стене Лходзе, что, повидимому, отнимет больше – времени, чем предполагалось. Тем не менее эту работу необходимо выполнить к указанному сроку.

Штурм будет проводиться по варианту с комбинированным использованием аппаратов закрытого и открытого типов. Первой будет произведена попытка штурма в аппаратах закрытого типа, так как они обеспечивали большую быстроту передвижения и экономию сил. В случае успеха незачем предпринимать вторую попытку, тем более, что вряд ли благоприятная погода продлится достаточно долго для выполнения двух восхождений. Тем самым можно будет обойтись и без лагеря на Юго-Восточном гребне. Первый штурм будет предпринят Томом Бурдиллоном и Чарльзом Эвансом, которые прекрасно сработались в связке друг с другом и приобрели большой опыт в обращении с кислородными аппаратами закрытого типа. Говоря о штурме с аппаратами закрытого типа, я пояснил, что его ближайшей целью будет Южный пик, так как эти аппараты носили экспериментальный характер, а при восхождении на вершину надо было пройти большое расстояние, причем частично по совершенно незнакомому пути. Только в том случае, если действие кислородных аппаратов и снабжение будут вполне удовлетворительны, если погода окажется устойчивой и если характер пути между двумя пиками окажется таким, что это расстояние можно будет пройти туда и обратно, не подвергаясь серьезной опасности, только в этом случае они могут попытаться идти дальше. После этой первой связки немедленно выйдут Хиллари и Тенсинг с аппаратами открытого типа. Они уже, вне всяких сомнений, заслужили право на штурм вершины. Второй штурмовой группе будет придана вспомогательная, в которую входили я, Грегори и четыре-пять выбранных шерпов, которых мы тренировали и держали в резерве специально для этой цели. Мы последуем совету, данному мне Нортоном и Лонгстафом; нашей специальной задачей будет организация последнего лагеря как можно выше на Юго-Восточном гребне. Я полагал, что это будет высота порядка 8540 м, хотя, конечно, все зависело от различных непредвиденных обстоятельств, среди которых не последним была возможность найти площадку, пригодную для установки небольшой палатки.

Я должен сделать небольшое отступление и отметить, что впоследствии организация вспомогательных операций была изменена. По ряду веских соображений все участвующие в заброске снаряжения для верхнего лагеря должны были двигаться единой группой, однако я чувствовал, что гораздо важнее организовать еще одну вспомогательную группу, предназначенную для страховки первой штурмовой группы, так как мы не могли быть уверенными в том, что интервал между двумя попытками не окажется больше суток вследствие непогоды или иных причин. Чтобы находиться на седловине во время обеих попыток, я решил включить себя вместе с двумя шерпами в состав вспомогательной группы при первой штурмовой связке; Грегори с тремя шерпами должен составить вспомогательную группу при Хиллари и Тенсинге.

В случае если обе штурмовые группы не встретят особых препятствий на пути от цирка к седловине, то вторая группа должна будет подняться на седловину в тот же день, когда первая связка с аппаратами закрытого типа спустится вниз после окончания своей удачной или неудачной попытки восхождения. Тогда на месте же будет принято решение о том, следует ли продолжать штурм и предпринять вторую попытку. Я надеялся, что она будет предпринята в любом случае. Проведение этой попытки займет два дня – один день уйдет на заброску палатки и запасов для ночевки возможно выше на гребне, ведущем к Южному пику.

Однако, для того чтобы полностью подготовиться к штурму, необходимо было сделать еще многое. Прежде всего мы должны были снабдить лагерь IV достаточным количеством продуктов, чтобы иметь возможность дожидаться в нем периода хорошей погоды. По нашим планам мы должны были осаждать Эверест в течение двух недель. Если вершина окажет более длительное сопротивление, то нам придется пополнять наши запасы из Базового лагеря. В то же время все грузы, требуемые для штурма, то есть предназначенные для использования выше цирка, необходимо доставить в лагерь V, который, таким образом, явится складом для штурмовых грузов. Точное количество и вес этих грузов были уже известны, и, следовательно, число шерпов высотной группы для их переноски было уже установлено. Потребуется не меньше двенадцати человек, не считая резерва. Эти шерпы будут совершать свои переходы двумя отрядами, каждый под руководством одного из восходителей. В качестве руководителей этих важнейших операций штурма были избраны Чарльз Уайли и Уилфрид Нойс, оба они превосходно сработались с шерпами. Эта окончательная транспортировка грузов на Южную седловину может быть выполнена вне зависимости от сроков штурма; но если к завершению транспортировки погода не испортится, то первая штурмовая группа выйдет немедленно за этой группой. Чтобы избежать ненужной организации большого лагеря на стене Лходзе и свести к минимуму задержки при движении, отрядам Нойса и Уайли лучше было идти, как и штурмовым группам, с суточным интервалом.

Перед нами, однако, встанет еще одна задача, которую необходимо будет выполнить до начала заброски на седловину: надо подготовить путь по стене Лходзе хотя бы до траверса от верхнего конца ледника Лходзе влево по направлению к Женевскому контрфорсу. Некоторое представление о масштабах этой проблемы дала нам разведка, но 7 мая мы еще не представляли ее действительной трудности. Эту работу я решил поручить Джорджу Лоу, прекрасно владеющему ледовой техникой, а также Джорджу Бенду и Майклу Уэстмекотту, дав им в помощь четырех из наших лучших шерпов. Все эти люди, за исключением Уэстмекотта, уже находились в лагере III, то есть на полпути к подножью стены; чтобы окончить свою работу к 15 мая, они должны тотчас же приступить к ее выполнению, а в лагере III их должны заменить другие люди. Мы с Эдом Хиллари должны были выйти наверх завтра; Эд – для того чтобы сопровождать основную транспортировочную группу от лагеря III к лагерю IV, а я, отобрав в лагере III четырех людей, – чтобы обосноваться в лагере IV и начать переноску грузов на место швейцарского лагеря V. Грегори и Тенсинг в течение некоторого времени будут продолжать руководить субвысотной транспортировкой грузов по ледопаду. Разведывательная группа должна будет спуститься в Лобудже для вполне заслуженного отдыха.

Очевидно, что для выполнения стоящих перед нами многочисленных задач практически необходимы все участники восхождения. Этот план был довольно оптимистичен, так как начиная с этого момента и впредь можно было серьезно надеяться на успех только при полной пригодности каждого из членов экспедиции. Вне собственно штурмового отряда я имел в резерве только одного человека – Майкла Уорда. Мне казалось важным, чтобы на время самого штурма Майкл оставался в Базовом лагере на случай какого-либо несчастья, вызванного обмораживанием, истощением и пр. Но до этого он мог принести большую пользу, заменяя уставших или больных людей.

Я был не менее чем раньше озабочен тем, чтобы не задерживаться на Эвересте дольше, чем это было необходимо. Если к середине мая погода будет такая же плохая, как и за последний месяц, и если в метеосводках будет предсказываться продолжение такой погоды, то мы, возможно, спустимся вниз и, сравнительно удобно расположившись ниже ледника, будем выжидать улучшения погоды.

Таков был развернутый план. Насколько я могу судить, атмосфера напряженности и ожидания сменилась теперь атмосферой уверенности и удовлетворения. Исчезли всякие сомнения в отношении будущей работы; каждый представлял себе общий план действий, знал, какую именно задачу он должен был выполнять, и понимал, насколько тесно связаны между собой различные операции, направленные к достижению конечной цели экспедиции. Каждый чувствовал, что выполнение порученной ему задачи будет играть важную роль в достижении цели.

Собрание закончилось, и мы разошлись; Чарльз Эванс и Том Бурдиллон пошли сортировать и маркировать оставшиеся грузы, предназначенные к подъему по ледопаду. Тенсинг и Чарльз Уайли обсуждали, как распределить шерпов по отрядам, Уилфрид Нойс, только что возвратившийся из операции по переноске грузов, занимался подсчетом пайков, заменяя находившегося в лагере III Джорджа Бенда. Отсутствовали только оба Джорджа, но я смог вкратце изложить им план, когда поднялся к ним. Однако на следующий день вечером наше приподнятое настроение несколько упало из-за серьезных неприятностей. В 5 часов вечера я в разговоре по радио сообщил Джорджу Лоу о том, что мы с Эдом Хиллари намерены на следующий день подняться до него и выше. С нами будет Майкл Уэстмекотт, который вместе с двумя Джорджами освобождается от своих текущих обязанностей для другой важной работы. Подробные объяснения лучше было отложить до встречи. В ответ Джордж сообщил горестную весть: «Алло, Джон на базе, говорит Джордж Лоу из III. Джордж Бенд заболел: болит горло и высокая температура. Весь день лежит. Мало шансов на то, что он поправится здесь. Ему необходимо как можно скорее спуститься вниз. Конец». Таким образом, в головной группе, направляемой на стену Лходзе, уже не хватало одного человека. По крайней мере в течение нескольких дней ни только что вернувшегося с разведки Майкла Уорда, ни какого-либо другого участника экспедиции нельзя послать, чтобы заменить заболевшего. Я тотчас же согласился, чтобы Джордж Бенд спустился в Лобудже для лечения. Джордж Лоу продолжал: «Дошли до IV в полдень, после того как три с половиной часа непрерывно пробивали путь в глубоком снегу. Через час после выхода начался снегопад. Вышли обратно вскоре после двенадцати 800 м. шли по следам, далее снегопад при сильном ветре замел все следы. Маркировочные флаги не видны с расстояния 50 м. Топкие провалился в трещину. Некоторые шерпы испугались, но, конечно, не старик Дава Тхондуп. Гомпу совсем обессилел. Одежда обледенела. Все растерялись. Снег почти по колено. Все время петляли, разыскивая флаги. Путь в „Лощине Ханта“ был ужасен. Наконец переползли лестницу. Смертельно усталые, шатаясь, добрались до III».

Я попросил Джорджа устроить в лагере III день отдыха, чтобы все могли оправиться от такого тяжелого испытания.

Мне начинало казаться, что при проведении плана у нас могут возникнуть трудности, связанные с недостатком людей. Для всех это было началом периода нарастающей тревоги.

 

Глава XII

СТЕНА ЛХОДЗЕ. ВТОРОЙ ЭТАП

За время короткого перерыва в работе по заброске на ледопаде произошел ряд неожиданных изменений. 9 мая мы с Эдом Хиллари вышли в лагерь III, для того чтобы освободить Джорджа Лоу для выполнения его новой задачи на стене Лходзе. Приближаясь к крутому участку пути ниже «Дороги через пекло», мы не увидели привычного зрелища – изящного пальцеобразного ледяного серака, раньше отчетливо вырисовывавшегося на фоне неба у обрыва террасы, где был разбит лагерь II. В одном отношении отсутствие серака было для нас облегчением, ибо он угрожал падением каждой группе, проходившей мимо него вверх или вниз. С другой стороны, этот серак служил полезным ориентиром при отыскании правильного пути в лабиринте трещин при свеже-выпавшем снеге. Зато высокий ледяной столб, являвшийся следующим грозным стражем, навис теперь над самой «Дорогой через пекло», явно обнаруживая свои смертоубийственные намерения. Необходимо было срочно что-то предпринимать.

«Район атомной бомбы» был неузнаваем. Мы потратили несколько минут на поиски нового пути через окружающий хаос и отметили необходимость деревянного моста через вновь открывшуюся трещину. Несколько позже, когда я отдыхал в лагере II перед тем, как приступить ко второй части путешествия к вершине ледопада, прибыл Грег с субвысотным отрядом. Нисколько не пытаясь сгущать краски, он рассказал мне, как они сегодня спаслись лишь благодаря счастливому случаю, когда прямо под лагерем II огромная глыба льда сорвалась над их головами и пронеслась позади Грега, слегка задев его охраняющего. Это был, пожалуй, самый близкий к катастрофе случай за все время нашего восхождения на Эверест.

Опасная трещина, выше лагеря II, с нависшими над ней непрочно держащимися ледяными глыбами теперь раскрылась так широко, что мост, состоявший из двух секций металлической лестницы, еле касался ее краев. Мы отметили и это обстоятельство, чтобы упомянуть о нем в вечерней радиопередаче для Базового лагеря. Двигаясь вдоль траверса верхней части склона, усеянного обломками льда, мы очутились как бы совершенно в незнакомом месте и шли по порошкообразному льду среди обломков всех размеров – от гальки до огромных голубых глыб в три с половиной метра высотой, недавно оторвавшихся от ледяных стен над нами.

Вечером в лагере II я разговаривал по радио с Уилфридом Нойсом. Он должен был на следующий день вести группу шерпов с грузами вверх, и я просил его заняться двумя самыми срочными проблемами: сераком, угрожающим «Дороге через пекло», и мостом над лагерем II, который в настоящее время находится в опасности и может свалиться в трещину под ним.

Я узнал позже, что Нойсу пришлось хорошенько поработать, подрубая серак у основания в течение сорока пяти минут; затем при помощи мостового бревна сераку был дан здоровенный толчок; к огромному удовлетворению Нойса, он, наконец, зашатался, накренился и упал, как подрубленное дерево, разбившись на бесчисленные обломки, засыпавшие путь, по которому наши многочисленные группы совершали свои утомительные переходы.

В течение первых двух недель мая, когда шла заключительная заброска через ледопад всех необходимых грузов, сам лагерь II, расположенный, казалось, в спокойном месте среди окружающего хаоса, стал небезопасным. Шум подвижек льда раздавался чаще и становился грознее; одной тревожной ночью появились во льду под палатками хотя и небольшие, но, по общему признанию, имевшие предательский вид трещины. После этого носильщики предпочитали заносить грузы в лагерь III и в тот же день спускаться в Базовый лагерь, чтобы не ночевать на леднике, несмотря на то, что такой переход требовал большого напряжения сил.

Майкл Уэстмекотт также поднялся в этот день наверх, чтобы присоединиться к Джорджу Лоу. Он так и не оправился окончательно после своей болезни, перенесенной им примерно месяц назад, в первые дни разведки ледопада, но самоотверженно продолжал помогать нам. Теперь, когда для Майкла наступило время выполнить свою важную миссию на стене Лходзе, стало очевидно, что он не в состоянии полностью справиться с этой задачей. Однако, несмотря на болезненный кашель, боль в горле и расстройство пищеварения, Майкл, вопреки очевидности, настаивал, что ему гораздо лучше. Не убежденный его уверениями, я не мог не восхищаться твердостью его духа; мы так нуждались в его помощи теперь, когда заболел Джордж Бенд, что я не предложил ему вернуться в Базовый лагерь.

В эту ночь в лагере III было много народу – четыре сагиба и не менее девятнадцати шерпов, так как мы взяли с собой дополнительных людей, чтобы усилить группу Джорджа Лоу, направлявшуюся на стену Лходзе. Эд Хиллари и я считали, что в любом случае в течение нескольких дней Эд будет руководить транспортировкой грузов из лагеря III в лагерь IV, в то время как я, взяв четырех из четырнадцати находящихся сейчас в лагере III людей, двинулся к лагерю IV, чтобы забросить в лагерь V грузы, предназначенные для штурма.

Вечером 10 мая Джордж уже был в лагере V. Майкл вынужден был остаться отдыхать с моей группой и надеялся присоединиться к Джорджу на следующий день. Я был в лагере IV, а Эд вернулся в лагерь III, доставив первую партию грузов этого второго этапа операций по заброске.

Эти транспортировочные работы на ледопаде и в цирке продолжались в течение последующих восьми дней. Хотя никаких особых инцидентов и не произошло, все же это было невеселое время, так как непогода, начавшаяся 9 апреля, то есть с того времени, как мы приступили ко второму акклиматизационному периоду, безжалостно мешала нашей работе. Если погода и менялась, то к худшему. 10 и 11 мая с середины дня и до полной темноты шел сильный снег, образовавший покров более 30 см глубины, по которому было очень тяжело продвигаться в цирке по утрам в сильную жару при полном безветрии. Во второй из этих дней группа Эда Хиллари потратила не меньше четырех с половиной часов на переход из лагеря III в лагерь IV. При благоприятных условиях этот путь совершался человеком с грузом не более, чем за три часа. В своем дневнике на 12 мая я нашел такую запись: «Очень трудно не чувствовать горькой досады от столь ужасной погоды. За сегодняшний день выпало еще около 18 см снега, и к вечеру я увидал, что все следы в цирке замерены». Это подействовало даже на состояние духа группы, находившейся в Базовом лагере. В одном из дневников записано: «Ужасный день. Даже здесь, внизу, 8 см снега». Выше нас, на стене Лходзе, Джордж Лоу по пояс увязал в опасном рыхлом снегу. Учитывая все это, следовало удивляться бодрой готовности всех и особенно шерпов. Чарльз Уайли сообщил, что, несмотря на условия, сложившиеся на ледопаде, группы вышли в очередной рейс. Выбывших из строя по болезни было меньше, чем до перерыва. Дурная погода – оружие Эвереста – замедлила наше движение, но не смогла его остановить.

Затем погода изменилась с драматической внезапностью. Предсказание об этом мы услышали по радио, но почти не решались поверить ему. «Снежные шквалы» прекратились, и ясная погода сохранялась и после полудня. Длинная трасса через ледопад и цирк к подножию стены Лходзе превратились в хорошо протоптанную тропу. Группы двигались вверх и вниз гораздо быстрее и легче и со значительно меньшими помехами, чем раньше. Несомненно, общая ситуация улучшилась, ибо новости со стены в этот период были очень обнадеживающими. Но об этом будет речь впереди, а сейчас я должен окончить историю операций по заброске.

К 15 мая эти операции еще не были завершены. В этот день – после прибытия 14 мая свежей группы, состоявшей из Чарльза Эванса, Тома Бурдиллона, Грега и Уилфрида Нойса, – я спустился вниз по цирку, чтобы поменяться местами с Эдом Хиллари, как мы с ним условились раньше. После пяти дней переноски грузов и руководства транспортировочными группами, курсировавшими между лагерями IV и V, настало время организовать окончательное перемещение всех восходителей в Передовой базовый лагерь. Лучше всего было начинать эту операцию из лагеря III, в котором с 6 мая в основном сосредоточивалась наша деятельность. Там находились Грифф Паф и еще двое, спускавшиеся вниз: Майкл Уэстмекотт, вынужденный теперь спуститься для отдыха, и Джемс Моррис, который не только вторично прошел ледопад, но и сопровождал в то утро Чарльза Эванса и других до Передового базового лагеря. Все мы были восхищены его достижением; он вполне заслужил право считаться полноправным членом экспедиции. Вечером мне удалось связаться по радио с Чарльзом Уайли. Я сказал ему, чтобы он свернул субвысотные заброски, расплатился с ненужными больше людьми и к 18 мая поднялся с Тенсингом в Передовой базовый лагерь. Сведения, которые передавал по радио Лоу с высоты, из лагеря VI, как будто подтверждали такое решение, и с установлением долгожданной благоприятной погоды нам пора было выходить на старт. План распределения палаток всегда отличался большой сложностью, и я попросил ведавшего этим Майкла Уэстмекотта, чтобы он, перед тем как спуститься в Лобудже, составил вместе с Чарльзом Уайли окончательную схему. Выяснилось, что прямая радиосвязь между лагерем IV и Базовым лагерем невозможна, хотя, между прочим, интересно отметить, что, будучи в лагере III, я сумел установить двухстороннюю связь с лагерем IV через Джорджа Лоу, находившегося в лагере VI.

Примерно в то же время произошел несколько менее успешный разговор по радио между только что поправившимся Да Намгьялом, находившимся в лагере III, и Тенсингом в Базовом лагере. Тенсингу очень хотелось передать важное сообщение Да Намгьялу, и его уговорили использовать для этой цели переносный радиотелефон. В лагере III Да Намгьял неохотно взял другой аппарат. Ни тот, ни другой ни разу не пользовались этим аппаратом, и оба почему-то очень взволновались. Произошел примерно такой разговор: «О! Да Намгьял!» – «О! Тенсинг!» – «О! Да Намгьял!» – «О! Тенсинг!» Дальше этого дело не пошло, и совершенно растерявшимся шерпам пришлось оставить эту попытку.

Я пробыл в лагере III две ночи, каждый вечер переговариваясь с Джорджем Лоу и через него – с Хиллари в лагере IV. Пока я находился там, Грифф Паф дал мне испробовать «кислород для сна», что оказалось столь же приятным, как и полезным экспериментом. Для этой цели мы захватили специальные легкие маски того типа, который употребляется Британской трансокеанской компанией воздушных сообщений в самолетах без герметических кабин. Эти маски соединялись с кислородным баллоном так же, как и наши большие маски. Обычно два человека пользовались одним баллоном с Т-образной легкой резиновой трубкой, через которую и поступал каждому в одинаковом количестве кислород – около одного литра в минуту. Я не испытывал никаких неудобств от маски и по-настоящему отдохнул за ночь, наслаждаясь приятными снами.

Другой не менее важный эксперимент был проделан в это время на ледопаде. Мы старались сделать все возможное для того, чтобы обеспечить доставку к месту назначения грузов, необходимых для проведения двух штурмов, на которых был построен весь наш план. У Майкла Уорда среди медикаментов был бензедрин – лекарство, успешно применявшееся на войне для поддержания выносливости войск в периоды длительных боев. Его специфическое действие заключалось в подавлении желания спать. Майкл считал несколько рискованным проводить первые эксперименты на самой стене Лходзе, и поэтому попробовал это средство на двух добровольцах – шерпах, работавших на леднике. Когда Чарльз Уайли спросил их о впечатлении от эксперимента, один ответил: «Великолепно! Это излечило мой кашель». У другого впечатление было иным, но не более обнадеживающим: «Прекрасно! Это помогло мне уснуть».

17 мая я вернулся в лагерь IV вместе с Гриффом Пафом. Прекрасная погода сохранялась, и нам не терпелось окончить приготовления к штурму, пока вершина была столь доброжелательно расположена к нам. Среди этих подготовительных работ первостепенное значение имела та, которой Джордж Лоу уже в течение недели занимался на стене Лходзе. Настало время рассказать о его приключениях на этой гигантской преграде из льда и снега.

Джордж поднялся в лагерь V 10 мая во второй половине дня с четырьмя из наших лучших шерпов: Да Тенсингом, Анг Ньимой, Гьялдженом и Анг Намгьялом. Задача шерпов состояла в том, чтобы пополнить запасы Лоу и Уэстмекотта в их промежуточном лагере на стене Лходзе, а затем забросить грузы, необходимые для снабжения швейцарского лагеря VII; этот лагерь должен был служить для ночевок во время штурма на полпути вверх или вниз между Южной седловиной и цирком. Джордж сначала намеревался обосноваться в швейцарском лагере VI и оттуда совершать походы вверх и вниз, вытаптывая тропу, вырубая ступени и навешивая веревочные перила на наиболее крутых участках. Он поднялся туда со своими шерпами 11 мая. Условия продвижения были очень трудными, так как свежий снег опять лежал глубоким слоем на пути, по которому прошла разведывательная партия, и Лоу увязал в снегу, по меньшей мере, так же, как и участники разведки. Подъем на 180 м. от начала крутого склона до лагеря занял у группы пять с половиной часов, что соответствовало набору высоты немного более 30 м. в час.

Так как к моменту выхода Лоу из лагеря V Уэстмекотт еще не прибыл, то Джордж попросил наиболее опытного и квалифицированного из поднявшихся с ним шерпов – Анг Ньиму – остаться с ним в лагере VI. Остальные направились вниз в лагерь V. И Лоу и Анг Ньима очень устали после такого изнурительного испытания и сразу же улеглись спать. Они проспали пятнадцать часов. В последующие дни группа на стене Лходзе работала на двух уровнях. Джордж и Анг Ньима действовали, базируясь на лагерь VI и улучшая и обновляя тропу ниже лагеря и постепенно прокладывая трассу наверх к верховьям ледника Лходзе. Уэстмекотт с тремя оставшимися шерпами обосновался в лагере V. Он ежедневно поднимался по направлению к лагерю VI, иногда доходя до самого лагеря, и доставлял Джорджу необходимое продовольствие, горючее, крючья, веревки, а также постепенно забрасывал штурмовые грузы в этот лагерь. Поистине ужасная погода, доставлявшая нам столько неприятностей на более низких участках, была очень суровым испытанием для этой головной группы, действовавшей на необработанных и значительно более трудных склонах и притом в более разреженной атмосфере.

Я направился в лагерь VI 13 мая после того, как прошел с транспортной группой в лагерь V. Когда я пришел в лагерь V, там находился Майкл Уэстмекотт. Его состояние было значительно хуже, чем три дня назад, когда я видел его в последний раз; хотя он и вышел с твердой решимостью достичь цели, но у него не хватило сил дойти до лагеря VI. Было очевидно, что он близок к полному истощению. Все же он настоял на том, чтобы сопровождать меня. Столь же достойны похвалы самоотверженная работа и альпинистское мастерство шерпов, в особенности Да Тенсинга и Анг Намгьяла, которые накануне поднялись на свой страх и риск в лагерь VI с исключительно большим грузом, возместив тем самым недостаток носильщиков. Анг Ньима был занят выше на прокладке пути с Лоу, а Гьялджен чувствовал себя нездоровым; он все еще не оправился от болезни, из-за которой не смог принять участие в разведке в начале месяца. Взяв с собой Анг Намгьяла, я двинулся вверх по глубокому снегу, выпавшему накануне вечером и занесшему все следы. Вслед за нами шли Майкл и Да Тенсинг. Через два с половиной часа, крайне усталые, мы добрались до Джорджа и Анг Ньима, которые в тот день были заняты расчисткой снега с крутого ледового склона непосредственно под их лагерем, вырубанием больших ступеней – «лоханок» и навешиванием прочных перил из манильской веревки взамен старых, обветшавших от непогоды швейцарских репшнуров. Оба они чувствовали себя великолепно. Джордж собирался запечатлеть наши измученные фигуры своим киноаппаратом. Анг Ньима, который показался нам хитрецом, не желающим работать, когда он с Робертсом в конце апреля впервые присоединился к нам, находился теперь в своей стихии. Несомненно, что он является одним из тех немногих смертных, таланты которых расцветают лишь начиная с определенной высоты. В то время как в Базовом лагере и даже в лагере III Анг Ньима не выделялся среди других ни поведением, ни готовностью предложить свои услуги, здесь, на трудных склонах нижней части стены Лходзе, он действовал самоотверженно и умело, и широкая открытая улыбка не сходила с его лица. Анг Ньима курил непрерывно, и мы постарались доставить ему все необходимое для удовлетворения его привычки. Он вполне заслужил это.

Пробыв около получаса в лагере VI, я начал спускаться при вечерней, на этот раз непродолжительной метели и вскоре встретил вторую связку. Уэстмекотт, совершенно очевидно, был не в состоянии идти дальше, но он снова стал убеждать меня, что чувствует себя сегодня гораздо лучше, и они с Да Тенсингом кое-как преодолели последние 15 м, чтобы доставить грузы Джорджу Лоу. Это было поистине героическим усилием.

В тот же вечер по возвращении я передал в Базовый лагерь распоряжение, чтобы Уилфрид Нойс, а несколько позднее и Майкл Уорд поднялись для усиления группы Джорджа. По моим собственным наблюдениям и по тому, что рассказывал Джордж, было очевидно, что подъем на стену Лходзе оказался значительно труднее, чем мы предполагали на основании результатов разведки. И Уилфрид и Майкл были в какой-то мере подготовлены к этому поручению, ибо я говорил относительно такой возможности 7 мая при обсуждении плана. Оба они с нетерпением рвались в бой.

14 мая при хорошей погоде Джордж и Анг Ньима поднялись вверх на 300 м. и обнаружили швейцарский лагерь VII. Тогда же вечером я смог сообщить Джорджу по радио о проектируемом подкреплении; в ответ он с энтузиазмом рассказал о своих успехах в этот день и о намерениях на будущее. Следующий, шестой с момента прибытия в лагерь V, день он собирался отдыхать, а затем подняться на высшую точку ледника Лходзе и просмотреть, а может быть, и подготовить путь траверса. Легко было догадаться, какие дальнейшие намерения лелеял неугомонный Джордж, хотя он и не говорил об этом прямо. Он мечтал ни больше ни меньше, как о Южной седловине. Наш разговор был отчетливо слышен в лагерях IV, III и в Базовом. Это было радостной вестью, и каждый, подобно мне, считал, что мы уже победили.

Все наши силы были теперь брошены на стену Лходзе. Каждый день из лагеря IV вверх выходили две группы; первая из них, в которую для сохранения спортивной формы часто включались в качестве носильщиков участники будущего штурма, поднималась до лагеря V, пополняя запас штурмовых грузов, и обратно. Другая группа поднималась в лагерь VII с ночевкой в лагере V или непосредственно из лагеря IV, забрасывая грузы, необходимые для самого лагеря VII, а также снаряжение, предназначенное для Южной седловины. Таким путем мы надеялись облегчить нагрузку для групп, которые направятся на Южную седловину, когда придет их очередь подниматься по стене. После того как 15 мая Уилфрид Нойс присоединился к группе, работающей на стене Лходзе, заменив нуждавшегося в отдыхе Анг Ньиму, Эд Хиллари, затем Том Бурдиллон, а вслед за ними Джордж Бенд и Майкл Уорд в последующие дни сопровождали шерпов на этом шестисотметровом маршруте.

В своих оптимистических расчетах Джордж Лоу не учел трудностей, связанных с большой высотой. Когда Уилфрид поднялся к Джорджу в лагерь VI, оба они приняли на ночь снотворное. На следующий день Уилфрид заметил, что его товарищ был в каком-то дурмане. Ему пришлось энергично тормошить Джорджа перед выходом, чтобы вернуть его в состояние активности. Уилфрид все больше и больше беспокоился о своем спутнике, который двигался исключительно медленно и дошел до лагеря VII в полусонном состоянии. На преодоление 180 м. они потратили два с половиной часа. Временами при движении Джордж впадал в какое-то оцепенение, а на привале для отдыха и принятия пищи Уилфрид застал его спящим с торчащей изо рта сардиной (Джордж очень любит сардины). Было очевидно, что продолжать движение в таком состоянии неблагоразумно, и группа начала опускаться, чем сильно обеспокоила наблюдателей внизу в цирке: «Это походило, – рассказывал Уилфрид, – на комическую сцену спуска с горы пьяного человека». По прибытии в палатки лагеря V Джордж впал в коматозное состояние и очнулся лишь на следующий день.

Утром болезненные симптомы полностью исчезли, и Джордж с Уилфридом снова двинулись наверх наверстывать упущенное. Они не только достигли лагеря VII, оборудование для которого было доставлено Эдом Хиллари 15 мая, когда он за один день проделал двойной путь от лагеря IV до лагеря VII и обратно, но во второй половине дня наблюдавшие за ними зрители с восхищением увидели, как они появились из-за серака, скрывавшего от взоров лагерь, и продолжали подъем еще на 180 с лишним метров. Это было большим достижением, и мы с надеждой ожидали их триумфального продвижения на следующий день. К этому времени Майкл Уорд поднялся к Джорджу и заменил Уилфрида, который с радостью остался бы в авангарде и не очень охотно подчинился моему распоряжению вернуться для отдыха перед ожидавшимся первым выходом на Южную седловину, назначенным теперь на 20 мая.

Однако наши надежды, порожденные событиями предыдущего дня в верхней части стены Лходзе, рухнули, после того как 18 мая трое восходителей, одним из которых был Да Тенсинг, вышли из лагеря VII только для того, чтобы повернуть назад, поднявшись лишь немного выше, чем накануне. Было очень досадно, и в том состоянии напряжения, в котором мы находились, нам трудно было понять, что произошло. Позднее мы узнали от Тома Бурдиллона, вернувшегося из рейса в лагерь VII, что был исключительно сильный ветер. Действительно, даже у нас в закрытом месте мы слышали, как наверху ревел ветер, напоминая грохот поезда. Когда они все же решились выйти, у Майкла Уорда, уставшего после подъема накануне, сильно болели закоченевшие ноги, а Джордж слегка обморозил руку. При таких обстоятельствах немалым достижением было то, что они вообще вышли.

Положение на стене продолжало оставаться напряженным. Наступило 19 мая – десятый день борьбы на стене. Ветер продолжал обрушиваться высоко над нами на скалы западного склона Эвереста. Он обтекал стену Лходзе и прорывался через теснину между сераком, охранявшим лагерь VII, и склонами за лагерем. Все это утро мы провели в ожидании, тщетно надеясь увидеть какие-либо признаки движения. Но оно не начиналось. Джордж Бенд поднялся наверх, и из его рассказа мы получили некоторое представление о шторме. И все же мы испытывали разочарование. В довершение наших трудностей мы больше не могли установить радиосвязь с лагерем VII. Мне очень хотелось получить сведения от самого Джорджа Лоу, чтобы иметь возможность составить собственное мнение о положении наверху. Джордж, наверное, ужасно устал после своего изумительного подвига выносливости. Грифф Паф даже опасался, не подействует ли на его психику столь длительное пребывание на высоте более 7000 м.

Другой причиной для беспокойства было состояние Чарльза Эванса, считавшегося до сих пор одним из самых здоровых восходителей. Два дня назад он поднялся в лагерь V, чтобы сопровождать транспортировочную группу к лагерю VII. Он принял натощак дозу ауреомицина, почувствовал себя очень плохо и, провалявшись в лагере V, на следующий день вернулся в лагерь IV. С тех пор он почти не мог есть, и я сомневался, поправится ли он к тому времени, когда ему надо будет участвовать в первой попытке штурма. В довершение всех несчастий нам, повидимому, угрожал неизбежный продовольственный кризис. Джордж Бенд вел строгий учет наших запасов, что было в этот период чрезвычайно трудным делом, так как они были разбросаны по нескольким лагерям. Несмотря на то, что предположительные нормы продуктов были сокращены, при составлении плана считалось, что наших основных запасов продовольствия – «компо» – хватит до 7 июня. Это еще можно было считать достаточным, хотя вначале я настаивал на том, чтобы мы были обеспечены продовольствием, по меньшей мере, до середины июня. Теперь, однако, я увидел, что запасы «компо» могут истощиться к концу мая; это было бы для нас серьезным ударом, так как вполне могло случиться, что нам придется ожидать следующего месяца для начала штурма. Кроме того, безусловно, нам было бы трудно организовать третью и последнюю попытку. Позже Джордж, к счастью, смог успокоить меня на этот счет, но мы уже больше не имели достаточно резервных продуктов.

В это же время начались такие же затруднения с продуктами для шерпов. В Передовом базовом лагере и ниже основной пищей для них служила их национальная еда дзамба, дополненная продуктами штурмового рациона. Ответственный за пищу для шерпов Уилфрид Нойс обнаружил, что дзамба съедалась в гораздо большем количестве, чем они с Тенсингом рассчитывали. В Базовый лагерь было послано срочное распоряжение о том, чтобы шерп Нимми – бывший парашютист, один из пострадавших во время нашей экспедиции, которому было поручено снабжение всей партии шерпов местными продуктами питания, – закупил дополнительно 225 кг дзамбы. Она была доставлена во-время, чтобы спасти положение.

Всеобщее беспокойство если не исчезло полностью, то, во всяком случае, смягчилось 18 мая с прибытием Тенсинга и Чарльза Уайли с последним транспортом наших палаток и другого снаряжения. Я решил приступить к заброске грузов на Южную седловину на следующий день, когда первая группа под руководством Нойса должна будет подняться в лагерь V и тем самым пройти первый участок своего пути. 20 мая вслед за Нойсом должен был выйти Чарльз Уайли со второй партией шерпов, и в случае удачи этого предприятия немедленно могла выходить и первая штурмовая группа. Итак, штурмовая группа могла выйти 22 мая.

Принимая это решение, я руководствовался тем, что у нас уже не было возможности дожидаться дальнейших работ по улучшению пути на стене Лходзе. Необходимо было использовать продолжавшуюся уже седьмой день прекрасную погоду, пока она не кончилась. Медлить – значило искушать провидение. Кроме того, отбрасывая даже соображения о погоде, к этому времени силы Джорджа Лоу были уже на исходе, и его некем было заменить, не разбивая групп, назначенных для штурма. Это решение всеми было встречено с радостью.

Прибытие вместе с последней партией нашего главного повара Тхондупа было вторым не менее радостным событием. Я уже упоминал о том, что, будучи исключительно хорошим поваром, Тхондуп не мог считаться альпинистом и не был, по понятиям шерпов, достаточно молод. Все же, как правильно рассудил Чарльз, присутствие Тхондупа в Передовом базовом лагере (так мы называли теперь лагерь IV), должно было сильно поднять настроение. Вопросы питания продолжали очень интересовать большинство из нас; никто не терял аппетита. «Хороший ужин, – записал в дневнике Джордж Бенд 16 мая, – суп, кусок тушеного мяса с горохом, консервированные персики и ананасы». Даже находившийся на стене Лходзе Джордж Лоу требовал мяса и фруктов. «Ребята, что вы там внизу едите? – внезапно спросил он вечером посреди серьезного разговора по радио о забросках, шерпах и планах на будущее. – Наверное, персики?» Он шумно выражал свое недовольство, когда его впервые перевели на высотный паек. Жаль, что Грег не вел дневника; он прославился своим исключительным интересом к вопросам питания, и его заметки представляли бы интерес.

Восторженно встреченный всеми нами, Тхондуп со своей улыбкой, которую портило отсутствие нескольких зубов, появился вечером после путешествия через ледопад, полного приключений, начавшихся с того, что он на потеху своим приятелям шерпам, умевшим ценить шутки, пытался надеть кошки зубьями к подметке. Тхондуп и Тенсинг быстро реорганизовали весь лагерь, в особенности кухню, по своему вкусу, и к чаю у нас уже были оладьи.

В эти последние дни перед штурмом в лагере установился регулярный распорядок жизни. В зависимости от населенности Передового базового лагеря в то или иное время вам могло посчастливиться, и вы один занимали какую-нибудь из шести палаток типа «Мид»; или же вы могли предпочесть компанейскую обстановку пирамидальной палатки либо большой шатровой, в которой мы также собирались для еды. Все они находились на расстоянии нескольких шагов друг от друга. Около двенадцати палаток различных размеров были расставлены на площади около 100 кв. м в небольшой впадине, обеспечивавшей надежную защиту от ветра.

Сейчас около восьми часов утра. Стены вашей палатки внутри совершенно белые от инея. Солнце еще не достигло лагеря, и стоит убийственный холод. В дверях палатки появляется сияющее лицо шерпа с кружкой очень сладкого чая, густо заправленного сухим молоком. Подкрепившись, вы ждете, пока теплые лучи солнца коснутся крыши палатки; это происходит примерно в три четверти девятого. Холод настолько ужасен, что требуется колоссальное напряжение воли, чтобы заставить себя выйти из палатки раньше. Вы выходите навстречу очередному «Эверестскому» дню; безоблачное небо, ослепительный блеск вынуждают вас надеть защитные очки. Вы бросаете беглый взгляд вокруг, прежде всего вверх на склоны Лходзе: «Вышли или нет?» Достав бинокль, вы пристально рассматриваете на середине пути вверх по стене столь знакомую точку, в которой расположен лагерь VII. Там никаких признаков движения. Вы отмечаете величину снежных надувов на гребне седловины и на башнях вершинного гребня Лходзе. Затем вы направляетесь в большую палатку завтракать.

Да Намгьял приносит из кухни тарелки с горячей овсяной кашей. Внутри палатки в невероятном беспорядке были разбросаны ящики, рюкзаки, газеты и банки с консервами. Среди этого хаоса на надувных матрацах нежатся в своих спальных мешках «коренные» жители палатки. С завтраком не торопятся, так как находится достаточно тем для разговоров о предстоящих в этот день событиях. Поглощая очередную порцию бекона, а может быть, яиц или жареного мяса, мы высказываем предположения о том, когда прибудет следующая почта; произошли изменения в списке снаряжения, предназначенного для Южной седловины, в связи с чем придется включить еще одного шерпа в группу, сформированную для подъема на седловину; необходимо передать важную радиограмму в Базовый лагерь: сколько «штурмовых» ящиков и ящиков «компо» еще находятся внизу? Это жизненный для наших планов вопрос, и может случиться, что нам придется съесть значительную часть штурмовых запасов здесь, в Передовом базовом лагере, – очень неприятная перспектива; кто-то пишет записку, чтобы попытаться передать сообщение Джемсу Моррису, находящемуся в Базовом лагере.

В это время Чарльз Эванс сидит на ящике из-под продуктов у входа в палатку, разглядывая в бинокль склоны над нами. «Как они взбираются сейчас, Чарльз?» – «Прямо над лагерем VII. Подымаются не очень быстро… Только что увидел группу Бурдиллона, вышедшую вверх по склону из лагеря V».

Постепенно большинство из нас расходится. Джордж Бенд отправляется к Тенсингу поговорить о шерпах, которые должны выйти с ним этим вечером в лагерь V для дальнейшего следования в лагерь VII со штурмовыми грузами. Это должны быть те самые люди, которые отобраны для штурма. Грег, Эд Хиллари и я тоже собираемся выходить с грузами для лагеря V, и нам надо еще поделить эти грузы между собой. Обе группы выйдут поздно, лишь во второй половине дня, так как сейчас уже нестерпимо жарко. Из цилиндрического входа палатки торчит пара ботинок, выдавая присутствие Уилфрида Нойса, пишущего, лежа на спальном мешке. Несколько клушиц – красноногих горных галок – и одинокий ворон разгуливают по снегу вокруг лагеря, выискивая объедки.

Так проходит время до полдника, когда все снова встречаются в большой палатке. Подается суп, вслед за ним – холодная колбаса салями, огромный круг сыра чеддер (большая роскошь здесь), банка масла, пачка швейцарского хрупкого печенья из пеклеванной муки и наши собственные овсяные галеты. Все это запивается по выбору кофе или лимонадом из наших штурмовых пайков. Снова наблюдаем за Джорджем Лоу и Майклом Уордом. Они снова присели, на этот раз совсем немного не доходя до начала ледника Лходзе – поистине мучительно близко. Удастся ли им продвинуться дальше? Немного погодя с замиранием сердца вижу, что они начинают спуск. Между тем показывается Том Бурдиллон с шестью шерпами, они пересекают последний крутой ледяной обрыв под лагерем VII и вскоре исчезают за сераком – очередные 90 кг груза продвинуты на полпути по стене.

В 4 часа – чай с джемом и бисквитами; возможно, нам дадут и ломтик прекрасного фруктового кекса из запасов «компо». Затем две группы собираются выходить, связываются, взваливают на плечи груз, подготовленный еще с полудня, и, огибая край нашей котловины, попадая в плоскую впадину ледника, по которой на слепящей поверхности снега на несколько сот метров тянется как бы проведенная карандашом четкая линия тропы. Том Стобарт производит киносъемку с небольшой возвышенности над лагерем. Он снимает несколько кадров и готовится к тому, чтобы присоединиться к нам и пойти вверх по цирку. Все еще жарко, и большие облака, образовавшиеся внизу по долине у выхода в цирк, начинают отступать. Подымается ветер, взвеивающий рыхлый снег над гребнем седловины. Ледовые отвесы Нупдзе находятся в глубокой тени, и уже недалеко то время, когда солнце скроется от нас за Пумори. Обе группы уже не видны на стене.

Несколько позднее, когда тень уже стала наползать на цирк к нашим палаткам, является Том Бурдиллон со своей группой шерпов. Он устал, но явно доволен тем, что достиг высоты 7300 м. без кислорода. «Ветер там ужасный», – отвечает он на наши вопросы о том, что сделано за сегодня группой, работавшей на стене Лходзе.

С заходом солнца немедленно наступает резкое похолодание. Забросив грузы в лагерь V и возвратившись оттуда, участники нашей группы сразу же расходятся по палаткам, надевают пуховые свитеры и ждут ужина. В главной палатке кто-то включает радио: «Говорит общая заокеанская служба Британской радиовещательной компании. Передаем прогноз погоды для Эверестской экспедиции на ближайшие 24 часа начиная с 12 час. 00 мин. среднего гринвичского или 17 час. 30 мин. стандартного индийского времени… Ожидается сплошная облачность, временами грозы, сопровождаемые снегопадами, от умеренных до сильных… Ветер в свободной атмосфере на высоте 8850 м. над уровнем моря преимущественно западный со скоростью 30—35 узлов (от 15 до 18 м. в секунду); температура в свободной атмосфере на той же высоте ожидается от —16° до —12° Фаренгейта (от —26,5° до —24,5° Цельсия)». Наступает время почитать или пописать, закутавшись потеплее в спальный мешок, пока кто-нибудь не крикнет: «Ужинать!» Уже темнеет, но главная палатка великолепно освещена бутановой газовой лампой. «Коренные жители» палатки ужинают, не вылезая из спальных мешков; пришедшие рассаживаются на ящиках вокруг наскоро сооруженного стола. Мы закрываем вход в палатку, так как даже в пуховой одежде холодно. На ужин подается кружка супа, консервированное мясо и паштет из почек; каждый ест чем-нибудь одним – ложкой, вилкой или ножом, так как большая часть наших столовых приборов растеряна. Ужин заканчивается фруктовым кексом и кофе.

Фото 33. Безымянный пик к югу от Эвереста (телефотография)

После ужина завязывается интересный разговор. Запас рассказов о приключениях у Тома Стобарта, повидимому, все еще неистощим. Однако большинство пришельцев сразу же после ужина ускользают из палатки, чтобы отогреться в своих спальных мешках. Я иду в палатку Тхондупа и прошу свечу. Тхондуп обладает удивительной способностью иметь в запасе те вещи, которых почему-то не хватает. Поставив свечу на небольшую картонную коробку из-под кислородной маски, я зажигаю ее и открываю свой дневник. Авторучка замерзла и не пишет; для того чтобы чернила оттаяли, приходится каждые несколько секунд нагревать ручку над пламенем. Сначала я засовываю руки в мешок и согреваю их, затем ложусь поудобнее, опираясь на локоть, и начинаю писать. «18.5. Сегодня был примечательный день в истории экспедиции… Мы полностью развернули Передовой базовый лагерь… Тхондуп, наш главный повар, здесь; значит, все мы обеспечены вкусной пищей…» Закрыв дневник, я принимаю снотворную таблетку, задуваю свечу и укутываюсь на ночь. Еще один Эверестский день прошел. Сколько еще пройдет таких дней, до того как мы покончим с этой вершиной?

19 вечером я поднялся в лагерь V вместе с Уилфридом и его отрядом и доставил туда кислород. Дул ветер, но тропы в снегу были теперь прекрасно протоптаны и промерзли так, что мы достигли лагеря V за час. Перед тем как расстаться, я сказал Уилфриду: «В случае, если Джорджу и Майклу не удастся подготовить траверс до того, как они завтра спустятся, решайте сами, выходить ли вам на седловину сразу с шерпами и грузами, или же сначала подняться одному и подготовить путь. Если это окажется необходимым, то вашей группе придется провести еще одну ночь в лагере VII с Чарльзом Уайли и выйти наверх всем вместе 22-го. Решение должно быть принято в зависимости от состояния людей и от того, что сообщит Джордж об обстановке выше лагеря VII».

Джордж Лоу и его спутник Майкл Уорд боролись до конца. 20-го, в последний день, имевшийся у них перед приходом группы Нойса, они сделали еще одну попытку пройти траверс. Но длительное напряжение сил сильно сказывалось на их выносливости. Они снова немного продвинулись вверх, но вскоре вернулись. Если у них и было ощущение неудачи, то это была неудача, которой не избежал бы ни один человек на их месте. Наперекор погоде, наперекор ослабляющему влиянию горной болезни, несмотря на деморализующее действие ужасного западного ветра, Джордж Лоу, поддерживаемый то теми, то другими участниками, вел поистине героическую борьбу в течение одиннадцати дней, которые должны войти в историю альпинизма как эпопея мастерства и силы воли.