Корнуэльское предание

Давно, очень давно в Корнуэльсе, в Бостоне, жил один фермер по имени Ленайн. У него был единственный сын, Фрэнк, своим своенравным характером обязанный обоим родителям. Среди работниц на ферме выделялась одна молодая девушка, Нэнси Треновет, в основном помогавшая миссис Ленайн в различных хлопотах по дому.

Нэнси Треновет была очень хороша собой и совершенно необразованна в том смысле, как мы понимаем это теперь. Однако природа щедро одарила ее. и она в совершенстве усвоила все тонкости работы, тем более что и ее личным желанием было когда-нибудь завести небольшую ферму. Как и родители, ни разу не выезжавшие дальше окрестностей родного Пензанса, она представляла себе мир ограниченным несколькими милями неподалеку от края земной тверди. И хотя привычная ей карта мира была невелика, она поражала ее необычайно. Пустынные берега; маленькие, но плодородные долины; изрезанные холмы с коронами каменных пирамид; торфяные болота, заросшие дроком и лиловыми цветами вереска; омытые водой морские утесы и посеребренные солнечным светом пески — были страницами книги, которую она изучала под руководством матери, глубоко убежденной, что каждая вещь в мире есть пристанище какой-то души. Сердце девушки наполнялось глубокой религиозностью от рассуждений ее матери, вера которой была скорее ощущением того неизведанного мироздания, что начинается сразу вслед за нашим. Старшая Треновет обладала заметным влиянием среди соседей-крестьян; ее доброта и отзывчивость пользовались заслуженным уважением в приходе.

Хотя молодая Нэнси и работала прислугой, гордость ее нисколько не страдала от этого. В характере молодой девушки было так много хорошего, что она стала во многих отношениях вроде дочери для своей хозяйки. В те дни не было тех условностей обращения, принятых в наше время между господами и простолюдинами, и поэтому не было ничего удивительного в том, что Фрэнк и Нэнси сблизились и полюбили друг друга. И хотя всем было известно, что Фрэнк и Нэнси посвятили себя друг другу, родители молодого человека, казалось, не замечали этого и очень удивились, когда однажды он попросил их благословения.

До сих пор Ленайны позволяли своему сыну поступать, как тому заблагорассудится, списывая все на молодость и неопытность, однако теперь, в деле, затрагивавшем их достоинство, они рассердились на него за непослушание. Старик отец заявил, что будет унижением для Ленайнов породниться с Треноветами, и без дальнейших объяснений запретил свадьбу.

Нэнси в тот же день отправили в Элши-Милл к ее родителям, а Фрэнку последовал строгий наказ никогда больше не встречаться с девушкой.

Когда речь идет о сердечных делах, подобные запреты старших обычно не выполняются. Так было и в этом случае. Редко встречавший сумерки дальше ограды отцовского сада, Фрэнк теперь целые вечера проводил неизвестно где. Дом Ленайнов странно изменился. Мрак укрыл все предметы. Отец почти не разговаривал с сыном. Ссоры и перебранки вспыхивали все чаще. Мать больно переживала за сына, не послушавшегося отцовских слов.

Редко когда вечерний сумрак не заставал Нэнси и Фрэнка вдвоем. Святой источник Холи-Велл стал излюбленным местом их свиданий. У его вод они поклялись хранить верность друг другу; в подтверждение обменялись локонами; кольцо, снятое с руки мертвеца, было разъято на две половинки, скрепив навеки их союз. Однажды ночью они поднялись на скалу Логон-Рэк у Трерина и там повторили свою страшную клятву.

Так не очень счастливо протекало время, и в результате попыток подавить чувство силой оно лишь ширилось и становилось сильнее, подобно потоку, перегороженному плотиной.

И наконец случилось то, что должно было случиться: родители Нэнси обнаружили естественное следствие встреч двух порывистых молодых людей; с этого момента их старания женить Фрэнка на дочери удвоились.

Однако уговорить старого Ленайна не было ни малейшей возможности: он упрямо стоял на своем. Месяц спустя дела потребовали его присутствия в Плимуте, куда он забрал и сына, намереваясь отправить его поплавать по белу свету, чтобы таким образом отучить его от любовной глупости. Фрэнк был не в силах далее сопротивляться родительской воле и в конце концов уступил отцу. В Плимуте он нанялся на корабль, направлявшийся в Индию, и сказал последнее «прости» родным берегам.

Домой писать он не мог, ведь история случилась в те дни, когда письма доходили с величайшими трудностями, и потому Нэнси ничего не могла знать о своем возлюбленном.

Родился ребенок, и в этом полном тревог и опасностей мире он стал утешением для своей матери. Забыв все печали, старшая Треновет радовалась его лепету, а Нэнси с грустью вспоминала о его отце. Горе придало сил девушке, и она часто говаривала, что, где бы ни был ее Фрэнк, она всегда с ним в своих мечтах. Какие бы испытания ни ждали его — ее любовь будет ему поддержкой. Ее не покидала уверенность, что никакие расстояния не смогут разъединить их души и время не властно разрушить их клятву, скрепленную кольцом мертвеца.

Шли дни, и вновь в дом Треноветов постучала нужда, заставив Нэнси покинуть дом и наняться в прислуги. Заботу о ребенке ее мать взяла на себя и перебралась с ним в деревню Кимьялл, что в приходе Святого Павла.

Как и мать, Нэнси обладала сильным характером и вскоре ужилась на новом месте. У нее появилось много подружек среди дочерей местных фермеров, однако эти знакомства так и не переросли в подлинную привязанность. Надо сказать, что новые подруги Нэнси полностью разделяли предрассудки и суеверия тех лет и тех мест.

Пошла третья зима с тех пор, как Фрэнк Ленайн покинул родную деревню. От него не приходило никаких вестей; ни родители, ни Нэнси не знали, что с ним, и всех печалило его отсутствие. Теперь Ленайны были не против видеть у себя его сына, однако Треноветы не хотели расстаться с мальчиком. Ленайны пытались уговорить Нэнси, но девушка гордо отказалась.

В канун Дня всех святых подружки уговорили Нэнси — не очень трудное дело пойти гадать на семенах конопли.

В полночь они тайно пришли в местечко Кимьялл, чтобы там совершить необходимый обряд. Подружки оказались более робкими, чем Нэнси, и ей выпало бросать семена первой. Она смело шагнула вперед и проговорила, разбрасывая семена:

Конопляное семя, сею тебя, Конопляное семя, расти для меня; И тот, кем будет любовь моя, Предстань предо мной, покажи себя!

Заклинание было повторено трижды, после чего, обернувшись, Нэнси посмотрела через левое плечо и увидела молодого Ленайна; он так сердито глядел на нее, что от испуга девушка вскрикнула и тем нарушила волшебство. Еще одна девушка решилась произнести слова, но не увидела ничего, кроме белого гроба… Всем стало страшно, и девушки убежали с берега.

… Пришел ноябрь с его жестокими штормами, и однажды в грозовую ночь на скалы в Верновол-Клифф море выбросило огромный корабль. Сокрушаемый бурными валами, он вскоре разлетелся в щепки. Среди тел, пригнанных волнами к берегу, был и Фрэнк Ленайн. Последние слова, которые он произнес перед смертью, были просьбой послать за Нэнси Треновет и священником, чтобы обвенчаться.

Быстро теряющего силы Фрэнка перенесли на носилках в Босшон, однако несчастный скончался прежде, чем увидел городскую окраину. Родители, потрясенные горем, позабыли известить Нэнси о возвращении ее возлюбленного, и бедный Фрэнк, так и не простившись с Нэнси, упокоился на последнем ложе за церковной оградой.

Минул день. Вечером, после похорон, Нэнси вышла во двор, чтобы запереть двери. Как всегда, она постояла недолго на крыльце, вглядываясь в ночной полумрак.

Неожиданно ее окликнул подскакавший к дому всадник; при звуке его голоса кровь всколыхнулась в жилах Нэнси. Это был Фрэнк! Она не могла забыть его голос! И лошадь под всадником была ее любимицей; Ленайн часто приезжал на ней в Элши. Густой сумрак скрывал лицо всадника; вид его был печален и угрюм, как смерть.

Он сказал ей, что лишь на днях возвратился домой и, как только позволили дела, прискакал к возлюбленной, чтобы отправиться с ней под венец.

Радость Нэнси была так велика, что не составило большого труда убедить. ее сесть позади всадника, чтобы к утру, после ночи бешеной скачки, прибыть в дом будущих родителей.

Холодный озноб пробежал по ее телу, когда она коснулась плеча Фрэнка. Рука онемела и стала холодной как лед, когда она обняла всадника за талию, чтобы удержаться в седле. Язык отказывался повиноваться ей; неизвестно почему девушку охватил страх. Взошла луна, и поток света, до тех пор скрытый тяжелыми тучами, хлынул на землю, озарив все вокруг. Лошадь мчалась с невероятной быстротой, а когда усталость заставляла ее умерять свой бег, глухой голос всадника подстегивал ее, возвращая утраченные силы.

Ни слова не было произнесено с того момента, как Нэнси устроилась за спиной возлюбленного. Они подъехали к Троув-Боттом, где в те времена еще не построили моста, и в облаке брызг въехали прямо в поток. Луна ярко освещала фигуры седоков; в сверкающем отражении Нэнси увидела, что жених ее облачен в саван. Девушке стало ясно, что везет ее не человек, а неуспокоенный дух, однако у нее не оставалось сил сопротивляться.

Бешеным галопом скакали они дальше, пока не достигли кузницы неподалеку от церкви. По отблескам раскаленного горна Нэнси поняла, что, несмотря на поздний час, кузнец еще занят работой. Дар речи снова вернулся к несчастной девушке.

— Спасите! Спасите! — закричала она что было сил.

С раскаленным железным прутом в руке кузнец выскочил из дверей и, когда лошадь проносилась мимо, схватил девушку за платье и стащил наземь. Однако мертвец тоже не дремал: ухватил одной рукой за локоть Нэнси, и хватка его была, надо сказать, словно стальные тиски.

Лошадь мчалась как угорелая и протащила Нэнси с кузнецом до самой церковной ограды. Здесь она на секунду замедлила бег. Выбрав момент, кузнец выжег прутом кусок платья, зажатый холодной рукой мертвеца, и тем спас девушку — скорее мертвую от пережитого, чем живую — от верной гибели. Всадник перемахнул через ограду и скрылся в могиле — в той самой, где несколько часов назад был похоронен Фрэнк Ленайн.

Кузнец отвел Нэнси в мастерскую, сбегал за соседями, которые отвезли девушку обратно в Элши. Мать уложила Нэнси в постель, вызвала доктора. Лишь перед самой кончиной девушка попросила послать за сыном и наказала отдать мальчика родителям Ленайна после ее смерти. Сама же пожелала быть похороненной в могиле рядом с Фрэнком. Солнце еще не взошло, а с губ Нэнси Треновет слетел последний вздох…

Лошадь, словно ружейная пуля перелетевшая через кладбищенскую ограду, в ту же ночь была найдена мертвой в стойле в Берновол-Клифф: шкура ее пропиталась пеной, язык распух, а глаза вывалились из орбит. В могиле Ленайна нашли лоскут платья Нэнси, опаленный раскаленным прутом.

Говорят, что один или два моряка уцелели во время того кораблекрушения; они рассказали после похорон Ленайна, что в ночь на первое ноября тот вел себя словно безумный; с остекленелым взглядом он бродил от борта к борту, однако после невероятного возбуждения замертво рухнул и проспал десять часов кряду. Когда же пришел в сознание, то рассказал, что побывал в деревне Кимьялл, добавив, что если когда-нибудь женится на женщине, наложившей на него заклятье, то заставит ее полностью выстрадать тот бесконечно долгий день, когда она вызвала душу из его тела…

Бедную Нэнси похоронили в одной могиле с Фрэнком, а рядом с ней — не прошло и года с той страшной ночи — упокоилась ее подружка по гаданью, увидевшая тогда белый гроб.