Молли задрала голову вверх и посмотрела на башню. Та была не так высока, как счетные дома Сан-Гейта — этажей восемь, — но то, что здание вздымалось ввысь над обычным частным садом, придавало ему особое величие. Квадратную башню венчал часовой циферблат. На его фоне, подсвеченные желтым сиянием, две массивные чугунные стрелки вели неторопливый отсчет времени. В работном доме демсон Дарней как-то произнесла фразу, которая надолго запомнилась Молли. Даже сломанные часы дважды в день показывают правильное время.

— У вас здесь комнаты? — поинтересовалась Молли.

Никльби направил механическую повозку в каретный сарай рядом с башней.

— Ток-Хаус полностью принадлежит мне, точнее сказать, нам.

— Но вы ведь писатель, — сказала Молли. — Как такой огромный дом может быть вашим? Или вы принадлежите к королевской семье Квотершифта, и вам посчастливилось избежать казни от рук революционеров?

Никльби осторожно заехал в помещение с металлическими стенками, спрыгнул вниз и зажег стоявший в углу бойлер — необходимо было зарядить двигатель для новой поездки.

— Нет, Молли, в моих жилах не течет кровь благородной династии. Если, конечно, не считать благородной крови поэтов и театральных исполнителей.

— Вы заплатили за нее деньгами своего первого гонорара? — спросила Молли, кивнув в сторону башни.

— Похоже, ты не большая любительница прессы. Мне кажется, что ты не читала газетных статей, в которых я и мои коллеги рассказывали о крушении «Летающего павлина» на Исла-Нидлесс.

— Того самого королевского аэростата? Так это были вы?

Никльби отвесил церемонный поклон.

— Да, я освещал на страницах «Миддлстил иллюстрейтед ньюс» ход экспедиции, но мы не занимались поисками сокровищ. Университет оплатил нам путешествие по Огнедышащему морю.

— А я-то думала, что все участники экспедиции умерли, став жертвами проклятия, — задумчиво произнесла Молли.

— Тропическая болезнь, — пояснил Никльби. — Между прочим, в живых нас осталось довольно много, и парламент был вынужден применить к сокровищам на борту «Летающего павлина» закон о присвоении. Но даже после того, как Палата Стражей сунула свое рыло в эту лохань, причитающейся нам доли все равно оказалось достаточно, чтобы позволить себе кое-что из предметов роскоши.

С этим словами Никльби ласково похлопал по борту механической повозки.

Они вышли из каретного сарая на воздух. Над миром опускались сумерки. Молли посмотрела в сторону сада и увидела несколько металлических существ, похожих на крабов, которые выдергивали сорняки и подстригали траву. Девушка едва не споткнулась об одного из них, прежде чем поняла, что это такое.

— Здесь у вас обитает паровик-быстродум?

— Я уже говорил тебе, что живу здесь вместе с парой коллег. Пойдем, сейчас они должны быть дома. На Исла-Нидлесс мы выжили исключительно благодаря Аликоту Коппертрексу. Он может умереть от бойлерной болезни или кристальной гнили, но, слава великому Кругу, тропическая лихорадка ему, как и всем паровикам, совершенно не опасна.

Молли попыталась взять металлического краба в руки, однако тот ловко ускользнул от нее. Быстродумы редко встречались за пределами Свободного Государства Паровиков — обладая могучим разумом, они могли распределять сознание на массу своих миниатюрных копий. Ходили слухи, что даже Король-Пар и его королевские архитекторы не до конца понимают особенности их внутреннего устройства, в основе которого лежит принцип, заложенный еще в далекую камлантеанскую эпоху. Те из них, что не впали в безумие, подарили расе металлических существ великих шаманов и философов. Молли еще ни разу не видела быстродума.

В вестибюле дома-башни их встретил какой-то великан. Сначала Молли подумала, что это слуга, но потом заметила серебряный трезубец на его сюртуке.

— Ты вернулся, Сайлас Никльби! — пророкотал незнакомец. — А мы толком не знали, что с тобой, гадали, жив ты или погиб в недрах земли.

— Чтобы мне изменили звезды, одной лишь вылазки в недра земли на мини-аэростате мало, коммодор, — ответил Никльби. — Знакомься, это Молли Темплар. Она какое-то время побудет у нас в гостях. Молли, это коммодор Джаред Блэк. На его субмарине мы совершили путешествие, о котором я тебе только что рассказывал.

— Да, твои звезды верны, — произнес коммодор Блэк, задумчиво погладив бородку с многочисленными нитями седины. — Тебе крупно повезло, чего нельзя сказать о моей обожаемой субмарине, несчастной «Фее озера», которая ныне покоится в глубинах болота на другом краю света.

— Она потонула по причине своего преклонного возраста, — шепнул писатель на ухо Молли. — Все время путешествия она сильно протекала. Нам действительно повезло, что мы не превратились в бифштексы, проплывая на ней по Огнедышащему морю.

— Добро пожалось в Ток-Хаус, Молли! — объявил коммодор. — Здесь хорошо, но стены этого дома могут служить лишь слабой заменой славной жизни, проведенной на просторах морей. Бедняга Блэки, лишенный своего прекрасного подводного корабля и обобранный до последней нитки подлыми крючкотворами Шакалии! Полумертвые от тропической чумы, мы преодолели непролазные джунгли, но единственный дар судьбы, доставшийся нам милостью великого Круга, у нас отняли ничтожные и жадные людишки из счетных кабинетов Гринхолла. Позволь я отведу тебя на кухню, Молли. Надеюсь, что там найдется скудная еда, способная хоть как-то вознаградить нас за то, что мы вынуждены жить под гнетом воровской власти.

— Это можно сделать немного позже, Джаред! — остановил моряка Никльби. — Сначала нужно занести ящики для Аликота.

Вслед за странной парочкой Молли снова вернулась в каретный сарай, где писатель и моряк принялись выгружать из отделения в задней части механической повозки ящики, набитые чем-то вроде старых газет.

— Это пойдет в топку? — не удержалась она от вопроса.

Лицо коммодора покраснело от натуги, пока он выгружал тяжелые ящики.

— В топку? Если это и будет сожжено, то только в топке интеллекта Аликота Коппертрекса!

Вернувшись в вестибюль Ток-Хауса, мужчины загрузили поклажу в подъемник. Никльби потянул за шнурок, и ящики стремительно исчезли из вида. Следуя за писателем и его товарищем вверх по винтовой лестнице, Молли мысленно посетовала на то, что хозяева дома не удосужились построить в нем особый пассажирский подъемник для гостей. Однако в остальном дом производил благоприятное впечатление. Чувствовалось, что на него были потрачены немалые деньги: стены обшиты панелями из хаслингширского дуба, полы отделаны мрамором и отполированы звездным камнем. Освещали дом шикарные люстры с масляными лампами, в дополнение к летнему свету, проникавшему через высокие окна с цветными стеклами. Судя по тому, что на них, на фоне отряда солдат в старинных круглых шлемах, был изображен король, которому отсекали руки, дому было не менее шестисот лет. По всей видимости, его построил какой-то купец, епископ или парламентарий, вовремя решивший примкнуть к победившей в гражданской войне стороне.

Почти на самом верху башни Молли увидела торчавшие из подъемника ящики с газетами. Она помогла вынести их к дальней стороне коридора, где находилась полуоткрытая дверь. Ногой, обутой в матросский сапог, Джаред Блэк толкнул ее, и они втащили ящики внутрь.

— Новое зерно для мельницы, Аликот! — объявил Никльби.

Они очутились в зале, в котором был установлен механизм башенных часов. Сквозь стекло массивного циферблата свет падал на лабораторные столы, уставленные всевозможными приборами и химической посудой, дымящимися мензурками и змеевиками, в которых клокотала какая-то зеленая жидкость. Однако слабый запах серы исходил не от них, а от одного из находившихся в комнате паровиков. Это низкорослое создание покоилось на двух оранжевых лоснящихся гусеницах. Его голова представляла собой массивный прозрачный купол из кристаллического стекла, внутри которого беспорядочно метались голубоватые молнии ионизированной энергии. Были здесь еще несколько паровиков, небольших металлических существ размером с десятилетнего ребенка. Они были похожи как две капли воды — с головами в форме бутыли, в которых поблескивал похожий на телескоп глаз. Очевидно, это были миниатюрные клоны быстродума, наделенные частью его разума.

— Причем довольно тяжелое, — добавил коммодор Блэк. — Дерево, давшее жизнь этой бумаге, скорее всего смертельно обиделось на топор дровосека. От него сердце старого Блэки несколько раз чуть не выскочило из груди, пока он поднимался сюда.

— Газеты? — спросил гусеничный паровик. — Вы принесли газеты? Почему же вы сразу не сказали? Немедленно выкладывайте их на стол!

Его голосовая коробка производила легкое эхо.

Не успели Никльби и его спутник выложить газеты, как на бумажные кипы тотчас жадно набросились два металлических гоблина и, с головокружительной быстротой пробегая глазами одну за другой текстовые строки, принялись разрывать их на части.

Молли выхватила из стопки какой-то журнал.

— Неужели это «Филд энд ферн»? — удивилась она.

— Верно, девочка, — подтвердил коммодор. — Старый добрый Коппертрекс — истинный быстродум. Ему постоянно нужна новая информация, которую он перерабатывает в огромных количествах. В противном случае он начинает вести себя столь же странно, как танцующий заяц в месяц дождей. Газета для него — все равно что якорь для корабля, ее вес не дает этому блистательному уму заплесневеть от неведения. Но я не скуплюсь на газеты, потому что мы в долгу перед ним — и этот писатель, и я. Без него мы как пить дать погибли бы на Исла-Нидлесс. В его шипящей голове ума будет побольше, чем у половины транзакционных двигателей Гринхолла вместе взятых.

— Юная мягкотелая! — произнес Коппертрекс, не сразу обратив внимание на появление в лаборатории нового человека. — Та самая юная мягкотелая! Я тебя знаю, точно знаю.

— А я, если только мне не изменяет память, впервые встречаюсь с быстродумом, — ответила Молли, сопроводив свои слова вежливым кивком.

— Это память погибших, юная млекопитающая, — пояснил Коппертрекс, указав на стол, вплотную придвинутый к хрустальной поверхности циферблата. На нем стояла голова паровика, от которой отходили, свисая на пол, длинные провода.

— Контролер из подземки! — радостно воскликнула Молли.

— Паро-Лоа отправили одного из металлических людей к останкам Редраста, — пояснил Коппертрекс. — Убийцы контролера сбросили его тело в воды Старой Матери Гэмблфлауэрса, надеясь скрыть следы своего злодеяния в ее глубинах. Мне посчастливилось наткнуться на него прежде, чем оно попало в руки какого-нибудь ловца угрей, который попытался бы разобрать его и продать мехомантам. — Коппертрекс указал на безжизненную голову, лежащую на столе. — Безвестный убийца разъял его на части и попытался при помощи электромагнита стереть его силикатные платы, но проделал это крайне неумело. Теперь я обладаю многочисленными разрозненными воспоминаниями, включая и то, как Редраст попробовал предсказать тебе будущее, мягкотелая Молли.

— Он помог мне сбежать в подземный город, — призналась Молли.

— Его доброта стоила ему жизни, — сообщил Коппертрекс. — Редраст был сильным мистиком.

— Молли сильно переживала за судьбу двух своих друзей, Аликот, — пояснил Никльби. — Двух металлических людей, которые помогли ей пробраться в Гримхоуп.

— Верно, любезная млекопитающая, — проговорил Коппертрекс. — Я уже бросал колеса Гиэр-Джи-Цу для Слоукогса и Сильвер Уанстэка, пролил духам немного моего собственного масла. Король-Пар захочет узнать об их судьбе вместе с платой души контролера.

— Они были ранены, когда я видела их в последний раз. Мне пришлось их оставить, я ушла не по своей воле, — пояснила Молли.

— Это самое трудное, — вздохнул Коппертрекс. — Духи всегда знают, когда кто-нибудь их металлических людей присоединяется к их обществу. И все же брошенные мной шестеренки не смогли дать ясный ответ на вопрос об их судьбе. Как будто они одновременно и живы, и мертвы. С подобным мне раньше никогда не приходилось сталкиваться. При дворе Короля-Пара имеется много более сильных мистиков, чем я, и хочется надеяться, что кто-то из них сможет лучше разобраться в этой загадке.

— Слоукогс, контролер, мои друзья из работного дома, Сильвер Уанстэк, все, кто пытался помочь мне, закончили очень плохо, их или убили, или сильно изуродовали. Им приходится таким образом расплачиваться за знакомство со мной.

— Мы живем в странные времена, мягкотелая Молли, — задумчиво проговорил Коппертрекс. Его мысли продолжали вспыхивать разрядами молнии, хорошо видимые сквозь прозрачную оболочку его похожего на яйцо черепа. — В мире духов возникло смятение — наши предки и Паро-Лоа все никак не могут успокоиться. Кроме того, стало как-то тревожно в мире информации. Это наводит на предположение, что тут приложила руку некая сила, с которой мы пока еще не сталкивались. Судя по всему, контролер каким-то образом угадал твою причастность к этим делам и даже был готов пожертвовать собой, лишь бы уберечь тебя от всевозможных неприятностей.

— Да снизойдет на нас милость Великого Круга, Аликот Коппертрекс, — вмешался в разговор Джаред Блэк. — Не говори о таких ужасах. Предлагаю отправиться на кухню и раздавить бутылочку-другую джина, чтобы разыгрался аппетит перед ужином. Давайте не будем говорить о странных течениях и встревоженных духах. Ты вытащил нас троих, полумертвых от тропических болезней, из этих адских джунглей не для того, чтобы мы угодили в еще большую опасность в нашей родной Шакалии.

— Но Молли не просила Стражей назначать награду за свою голову, Джаред, — возразил ему Никльби. — Она не просила бомбить городские дома и порт, а жертвы душегуба из Пит-Хилл не просили их убивать.

Коммодор Блэк смутился и задумчиво почесал бородку.

— Эх, будь у нас наша славная субмарина, мы вышли бы на ней в море и отправились туда, где нам ничего не угрожает. Ты была бы в полной безопасности на борту моей «Феи озера», девочка. Я непременно показал бы тебе красоты подводного мира, паровое дно рядом с Огнедышащим морем, обрушившиеся каменные башни старого Лостанджелса, косяки острозубое в водах пролива Квот. К сожалению, ее обломки сейчас ржавеют на берегах того проклятого острова, а я гнию здесь, в растленной столице дряхлой Шакалии.

Никльби и паровик, похоже, давно привыкли к сетованиям морского волка. Коппертрекс продолжал собирать какой-то странного вида агрегат, в то время как его клоны пожирали один за другим ящики с газетами.

— Аликот, вряд ли убийцы, охотящиеся за юной Молли Темплар, знают, что она находится у нас, но на всякий случай… — сказал Никльби, подойдя к двери.

— Великий Круг! — присвистнул коммодор, и заковылял следом за писателем и его юной спутницей. — Не дай нам снова пробудить это металлическое чудовище. Пусть оно спокойно спит.

— Моя дорогая млекопитающая, — произнес Коппертрекс, прекратив работу и повернувшись на одной гусенице. — Означенное чудовище — не просто лишняя рука, которую можно подсоединить к моему телу. Это клон, часть моего тела, приводимая в действие моим «я»… можно сказать, что в некотором роде он — это я.

— Послушай Коппертрекс! — взмолился Блэк. — Я знаю, что твой могучий разум управляет различными механизмами подобно тому, как я обхожусь с парой старых башмаков, но чудовище, которое ты держишь в подвале, оно одержимое. Оно такое же злобное, как песчаный демон.

— Паро-Лоа лишь раз управляли им, хотя им ничто не мешало выбрать любое из моих тел, — ответил Коппертрекс и повернулся к Никльби. — Разожги для меня бойлер, мягкотелый Сайлас. Сегодня ночью я буду стоять на страже у входа в Ток-Хаус.

Под башней Ток-Хауса располагались два уровня комнат и кладовых. Молли и Сайлас Никльби прокладывали себе путь среди нагромождений всевозможного хлама. Здесь были глобусы с окрашенными в сплошной желтый цвет неизученными континентами, написанные маслом портреты Стражей и официальных представителей различных гильдий, модели двадцати планет Солнечной системы, давно остановившиеся, поскольку заржавел часовой механизм, приводящий их в движение. Здесь можно было увидеть и относительно новые вещи, утратившие тем не менее нужность — например, стопки дагерротипных отпечатков, сделанных камерой для съемки живых картин.

В отличие от степенных семейных снимков, украшавших витрины в студиях модных художников, пользовавшихся такими аппаратами, эти черно-белые отпечатки изображали непосредственно Миддлстил. Мост Нагкросс в лучах восходящего солнца, несколько повозок молочников, отъезжающих от ворот склада, мачты лодок, скользящих по водам реки Гэмблфлауэрс. Массивная колокольня, вырастающая из Палаты Стражей, готовая каждый день возвещать своим звоном о начале парламентского заседания. Маленькая девочка на летном поле в Крэдлдоне, с удивлением разглядывающая воздушные корабли торгового флота, протянувшиеся бесконечной вереницей до самого горизонта. За дагерротипными снимками скучал на треноге и сам аппарат; его объектив был печально повернут вниз, к пыльному полу.

Никльби перехватил взгляд Молли, устремленный на стопки снимков.

— Это все моя работа, Молли.

— Никогда не видела ничего подобного, — призналась Молли. — Вы могли бы получить немалые деньги, продавая их.

— Когда-то я этим занимался, — признался писатель. — Я не только писал статьи для «Иллюстрейтед», но и делал снимки аппаратом живых картин.

— Когда-то? А потом перестали? Что же случилось?

— Тут тесно переплелось личное и практическое, Молли. У меня закончились идеи, а союз иллюстраторов продавил через парламент запрет на использование дагерротипных снимков в печатных изданиях. Они заявляли, что снимки могут применяться в неблаговидных целях, и даже предрекали, что это, мол, положит конец истории Док-стрит. В те дни я мог продавать мои дагерротипные творения исключительно подпольным изданиям — карлистским листовкам, авторам политических брошюр и выпускам «Дамской услады».

Молли стало понятно, что Никльби говорит не всю правду, но они скоро очутились в конце первого помещения и перешли в соседний зал, заставленный мебелью и курьезными вещицами, оставшимися от прежних владельцев дома, вроде деревянных манекенов, на которых были старинные доспехи из далеких заморских стран.

Не было ничего удивительного в том, что нынешние хозяева Ток-Хауса спрятали их подальше от посторонних глаз. Молли казалось, будто их с Сайласом окружает целый легион призраков. Здесь были латы, защищавшие воинов старой роялистской армии, с шипастыми нагрудными пластинами и шлемами с гребнями и дырками на месте обеих щек для давно сгнивших резиновых противогазных трубок. С ними соседствовали мундиры кассарабийских песчаных всадников из грубой кожи, на которых шнуровки было больше, чем на бальном платье, и маски из тонкого мелкоячеистого металла, способные спасти человека, застигнутого в пустыне во время песчаной бури, которая движется со скоростью сто миль в час. А рядом — гуттаперчевые шинели катосианских гвардейцев, до неприличия огромных размеров, чтобы их могли натянуть на себя силачи со сверхраздутыми грудными мышцами.

Среди звериных шкур аборигенов Лионгели находилось то, что Молли сразу приняла за дуэльные доспехи. Но стоило Никльби приблизиться к ним, как она поняла: под металлическими латами нет манекенов. Это нечто оказалось запасным туловищем Коппертрекса, его альтер эго. При виде его Джаред Блэк предпочел юркнуть в буфетную.

Никльби подбросил пару кирпичей прессованного высококлассного кокса в топку паровика и щелкнул включателем зажигания на резервуаре с мазутом.

Огромные руки металлического туловища с громким скрежетом пришли в движение. Четыре ноги, похожие на ноги сказочного кентавра, стали распрямляться на поршнях, поднимая паровика вверх. Квадратная голова повернулась в сторону людей.

— Аликот, ты слышишь меня? — спросил писатель.

— Слышу, — ответил металлический кентавр.

Голос Коппертрекса, прозвучавший из голосовой коробки чудовища, был абсолютно не похож на голос быстродума. Это была машина смерти, повинующаяся воле мудрого паровика, которого Молли только что видела. Две исполинские руки-манипуляторы пошевелили могучими пальцами, две другие боевые руки, представлявшие собой телескопические копья, описали в воздухе дуги, проверяя боеспособность.

— Теперь наверх! — произнес Никльби.

— Смотреть, охранять, защищать! — пророкотал паровик.

— Острорукий не слишком хороший собеседник, — объяснил Сайлас. — Король-Пар не стал обижать паровиков-рыцарей, даровав быстродумам тела-клоны, наделенные разумом опытного военачальника, стратега и тактика. Дело Коппертрекса — вдохнуть разум в мощное железное тело.

— Мистер Блэк почему-то не любит его, — поделилась своими наблюдениями Молли.

— Подводники — люди суеверные, — объяснил Никльби. — Коммодор немного перепугался, увидев на Исла-Нидлесс одного из таких Паро-Лоа. Но даже если тела Коппертрекса и одержимы машинными духами, на них можно положиться. Они надежно защитят нас, пока мы будем находиться в стенах Ток-Хауса.

Несмотря на мягкие перины и подушки огромной удобной кровати, Молли никак не удавалось уснуть. Каждый раз, как только она начинала погружаться в сон, что-то резко будило ее, и при этом возникало ощущение, будто в комнате кто-то есть. Ночью все звуки казались громче, чем днем, и она слышала работу мощного часового механизма двумя этажами выше. До слуха отчетливо доносился медленный ход стрелок и каждые две минуты — стук и щелканье, прерываемое бульканьем водопроводных труб и труб парового отопления. Молли чертыхнулась, приподнялась на постели и отбросила одеяло. Затем опустила ноги на пол и, не глядя, засунула их в стоящие возле кровати тапочки.

В конце коридора находилась ванная комната. Стакан воды, решила Молли, вот что поможет ей справиться с бессонницей. Брать с собой лампу не понадобилось, потому что на стенах коридора мерцали масляные светильники. Они автоматически наполнялись жиром острозуба, который закачивался в них под давлением, а зажигались благодаря таймеру часового механизма. В общем, дом являлся причудливым памятником машине времени. Часовая башня навязывала свой искусственный порядок ходу всего дня, аккуратно деля его на минуты и часы, включая свет при наступлении темноты и гася его на рассвете.

Отчаянно зевая, Молли обернулась и увидела в конце коридора фигуру, похожую на ребенка. Почему-то фигура эта показалась ей мучительно знакомой. Неожиданно сердце девушки упруго сжал страх. Молли узнала ее. Это была девушка из видений Сильвера Уанстэка, нарисованная на сотнях холстов. Неужели она исчезла из грез паровика, когда Молли исправила его зрительную плату? Неужели девушка-призрак ищет новую жертву? До слуха Молли неожиданно донесся какой-то жалобный звук, не то стон, не то плач. Собрав в себе последние остатки мужества, Молли с великим трудом заставила себя удержаться от крика и не пуститься в бегство. Она быстро выглянула в окно — стон или плач доносился откуда-то снаружи, скорее всего из сада. Издавала его явно не девушка-призрак. Прозвучавший в одной из спален кашель на мгновение отвлек ее внимание. Судя по всему, странные звуки разбудили не ее одну. Молли оглянулась. Видение куда-то исчезло. Подойдя ближе к окну, Молли прижалась лицом к холодному стеклу и посмотрела на лужайку.

Перед входом в Ток-Хаус безмолвным каменным львом застыл Острорукий. По траве сада беспокойно расхаживал из стороны в сторону Сайлас Никльби. Именно он, вскинув руки к небу, издавал плач, похожий на звериный вой. В правой руке он сжимал стеклянный кальян, из которого струился зеленоватый дымок тлеющего мамбла. Рядом с ним сновали два миниатюрных металлических клона Коппертрекса; они старались убедить писателя вернуться в дом и беспрестанно хватали его за красную пижаму.

Почувствовав, как на плечо ей легла чья-то рука, Молли вскрикнула и отпрянула в сторону.

— Молли, это всего лишь я, — произнес коммодор Блэк. — Значит, тебя тоже разбудил шум.

— Что там происходит? Никльби отплясывает среди травы, словно он лишился рассудка.

— Он снова находится под воздействием леаафа. Бедняга Сайлас. Одной затяжки травки обычно хватает, чтобы успокоить человека на целую ночь и отогнать прочь дурные, сны, но он курит слишком много мамбла и на манер южан часто впадает в полное забытье.

Никльби ужо почти свалился в траву, и помощники Коппертрекса отчаянно пытались поднять его, топча металлическими птичьими лапками зеленую жидкость, вытекавшую из кальяна на землю. Молли неожиданно вспомнила, что и на борту аэростата, и в механической повозке Никльби не расставался с курительной трубкой.

— За пенни леаафом всласть накуришься, за два — до смерти обкуришься, — произнесла она вслух присказку, частенько слышанную в городских низкопробных тавернах.

— Ты не представляешь себе, чего только не пришлось повидать на своем веку этому человеку, просто ужас, — сообщил Блэк.

— Вы имеете в виду кровавые убийства на Пит-стрит?

— Не только их, девочка, хотя я не сомневаюсь, что при виде тех трупов любого вывернуло бы наизнанку. Нет, я о другом, о войне.

— О войне с Квотершифтом? Сайлас рассказал мне, что служил военным корреспондентом воздушного флота. Насколько я понимаю, он занимался тем, что сочинял пропагандистские статьи по заказу Гринхолла или что-то в этом роде.

— Он был в составе команды интеллектуалов. В нее были отобраны самые блестящие умы из восьми ведущих университетов, ордена и военных кругов. Стратегическое планирование, разработки по ведению психологической войны, черная магия. Сайлас был лучшим из лучших, виртуозом дагерротипной съемки и разработчиком творческих проектов. Они занимались чрезвычайно важными заданиями — при помощи огромных счетных машин расшифровывали коды вражеской армии, сочиняли фальшивые письма для отправки в Квотершифт семьям тех солдат и офицеров, которые погибли в боях. Они писали их так, что людям казалось, будто их мужья и сыновья живы, но находятся в плену, сообщали о том, как хорошо с ними обращаются в Шакалии и какие скоты офицеры Комитета, заставлявшие их творить всякие зверства. Сайлас также превосходно делал фальшивые дагерротипные снимки, не оставлявшие никаких сомнений в подлинности того, что было на них изображено.

Команда, о которой я сказал выше, занималась изготовлением фальшивых дагерротипных снимков. На них члены Первого Комитета изображались во время банкетов с голыми девушками, восседавшими на столах в качестве десерта. Док-стрит в изобилии распечатывала эти картинки и сбрасывала с аэростатов, пролетавших над линией фронта. Представь себе, девочка, что ты солдат карлистской армии, застрявшей в грязи под Дринне. Ты знаешь, что твоя семья умирает с голода в тылу, а тебе попались картинки, на которых изображены твои вожди, обжирающиеся и обпивающиеся в обществе развратных женщин. К тому времени, когда команда Сайласа завершила порученное им дело, боевой дух в полках противника существенно пошел на убыль.

Тем временем Никльби свалился в траву прямо перед бесстрастным механическим стражником. Клонам Коппертрекса пришлось изрядно потрудиться, прежде чем они смогли поднять писателя и взвалить себе на плечи. После чего они вошли в дом и скрылись из виду.

— Вам нужно забрать у него трубку и спрятать ее где-нибудь, — посоветовала Молли.

— Ему без нее никак, моя девочка. Иначе Сайласу ни за что не избавиться от воспоминаний о Рейдоксе.

— Это город, на который он сбрасывал бомбы?

— Город, на который мы обрушили газовую атаку, Молли. Команда интеллектуалов отправила Сайласа в Рейдокс делать дагерротипные снимки. После атаки экипаж аэростата, надев противогазы, высадился на землю и выстроился рядом с телами несчастных горожан, с длинными рядами мертвых тел. Фоном для них стали не солдаты или рабочие, а дети в форме комитетских школ, матери, младенцы и старики, — длинная вереница мертвых невинных жертв. После команда Сайласа сделала их снимки для серии листовок-газет с указанием номера дома и улицы, где эти люди были обнаружены. Мы сбрасывали их прямо в окопы, занятые солдатами народной армии, чтобы те передали такие газеты солдатам, возвращавшимся из Рейдокса.

Молли с трудом сдержала тошноту.

— Мы на самом деле поступали так с несчастными мятежниками?

— После того, как сфабрикованные нами газеты были сброшены на все главные города противника, Содружество Общей Доли прекратило сопротивление. Несмотря на чистки, на тайную полицию, на осведомителей, карлистов в конечном итоге скормили бы Гидеонову Воротнику, допусти они хотя бы еще одну газовую атаку любого города. В общем, они сдались на милость победителя, лишь бы сохранить власть, а Сайлас и по сей день пытается найти забвение в наркотических грезах, желая забыть мертвых детей Рейдокса.

— Вы когда-нибудь их видели? — спросила Молли. — Этих самых детей? Призраков Ток-Хауса?

Коммодор отступил назад.

— Ты имеешь в виду неприкаянных призраков, девочка? Никогда не говори о таких вещах! Ток-Хаус достаточно велик для нас, но всех неприкаянных призраков Рейдокса ему не вместить. Разве мы не достаточно настрадались в нашей жизни? Не хватало нам успокаивать несчастные души, коим отказано в прохождении по Великому Кругу!

— Вы не видели призрака вон в том коридоре?

— Не исключаю, что в доме водятся призраки, девочка, но они держатся особняком и на нас не обращают внимания. Пошли, Молли, нужно помочь Аликоту Коппертрексу уложить Сайласа в постель, а после наградим себя за это бокалом подогретого вина и ломтиком-другим ветчины.

Молли позволила коммодору отвести ее вниз. Пройдя по тому месту, где стояла девочка-призрак, она вздрогнула, как будто ее коснулось холодное облако. Великий Круг, как она надеялась, что Ток-Хаус станет для нее убежищем, спасет от тех, кто жаждет ее смерти. Увы, теперь ее преследует видение с картин Сильвер Уанстэка, а ее защитник, Сайлас Никльби, сумасшедший любитель леаафа. В общем, покровительство «Миддлстил иллюстрейтед» стало казаться Молли определенно ненадежным.