Коммодор Блэк пребывал в слезливом настроении с тех самых нор, как Оливер увел их от стен Ток-Хауса.

— Неужели до этого дошло? Неужели в моем доме поселили роту бездельников из Содружества Общей Доли? По всей видимости, теперь они только и делают, что опустошают мои винные погреба и воруют все более-менее ценное, набивают моими вещами свои походные мешки, чтобы было с чем вернуться домой.

— Они поджидали нас, — сказал Оливер. — Тцлайлок наверняка передал всем постам в Миддлстиле наши с тобой коды крови.

— Ах, милый юноша, только не говори мне этого! Давай сбежим с тобой к морю, и пусть Тцлайлок и его прихлебатели делают с Шакалией что хотят!

Оливер покачал головой. На какое бы расстояние они ни сбежали, спасения для них нет — Шакалия теперь во власти Уайлдкайотлей. В общем, им ничего другого не оставалось, как прокрасться мимо уборной в задний двор дома — одного-единственного дома во всей столице, где, по мнению Оливера, их могли встретить если не дружески, то хотя бы без враждебности. Он попробовал ручку двери. Заперто.

— Позволь мне, мой мальчик. У меня есть талант в обращении с замками.

С этими словами коммодор поднял с припорошенной снегом земли старый гвоздь и аккуратно ввел его в замочную скважину. — Слышишь, как внутри щелкает запорный механизм? Это, Оливер, куда лучший замок, чем та дверь, на которую его поставили.

— Не думаю, что от этого таланта вам была польза, когда вы плавали на борту подводной лодки.

— Бедный старый Блэки, его преследовали за благородное имя, и если что и светило ему в этой жизни, так только виселица или камера в королевской каталажке. Ты бы сам тоже в два счета подружился с замками, мой мальчик, окажись ты на моем месте.

Замок громко щелкнул еще раз, и дверь открылась. За ней оказалась темная комната. Место производило впечатление заброшенного, в нос бил лишь запах сока самострельных деревьев и ружейного масла.

— Шаг вперед, — раздался голос, — означает попытку к бегству, сделайте только шаг и я зарежу вас.

— Матушка, это вы? — удивился Оливер. — Это я, Оливер Брукс. Сын Филеаса.

В следующее мгновение зажглась небольшая масляная лампа. Мамаша Лоуд сидела в кресле, нацелив на них огромный ружейный ствол, — точно такие пневматические ружья Оливер видел у рыцарей-паровиков Механсии. На большом расстоянии от них было никакого толку, зато с малого они били наповал.

— Где Гарольд?

Оливер пальцем указал наверх.

— Его схватили.

— Что ж, похоже, удача на сей раз изменила ему, — вздохнула мамаша Лоуд. — Впрочем, какая теперь разница.

— Мы сначала попробовали войти через переднюю дверь, матушка. Вывеска с твоей лавки сорвана, окна заколочены. Если бы я не видел той рекламы в газете «Филд энд Ферн», мне бы ни за что не отыскать вашего дома.

— Как ты думаешь, почему? Как только в город вошла солдатня, мой дражайший бездельник-муженек сбежал к морю. Подмастерьев тоже как ветром сдуло. Так что если я теперь на что и гожусь, то разве что гнуть спину у конвейера на каком-нибудь военном заводике.

Оливер вопросительно посмотрел на потолок.

— Я получила послание от сына буквально за минуту до того, как отключили кристаллосвязь. Всего с одной фразой. «Пора спать». Как ты думаешь, что это значит?

— Всемилостивый Круг! — воскликнул коммодор. — Оливер, эта демсон, к которой ты привел старого Блэки, совсем не та, о ком я думал. Она заодно с Небесным Судом, я правильно понял?

Мамаша Лоуд перевела взгляд на коммодора.

— А вы кто такой?

— Затаись и не высовывай носа, вот что говорится в вашем послании. Как та лодка, за которой охотится шакалийский аэростат. С той разницей, что на сей раз охотники — ваши соседи из Квотершифта. А прятаться от них вынуждены Ловцы волков и свистуны.

Мамаша Лоуд прищурилась.

— А откуда вам это известно? Да кто вы такой?

— Ах, моя милая, бедный старый Блэки не игрок в эти жестокие игры, в отличие от вас и ваших друзей. Он лишь бедный старый лис, загнанный Ловцами волков, и все потому, что имел несчастье появиться на свет не тем, кем нужно.

— Ну, милок, вместе с вами здесь теперь нас трое таких, кто не хотел бы, чтобы к нему пристали с расспросами где-нибудь на баррикаде или на улице… — Увидев, что Оливер снял куртку, она не договорила — взгляд ее был прикован к пистолетам у него за поясом.

— У меня остался твой нож, — сказал юноша.

— Круг всемилостивый! — прошептала мамаша Лоуд. — Значит, они и вправду существуют!

Она протянула руку, и Оливер передал ей пистолеты. Взяв дрожащей рукой пистолет, женщина принялась любоваться зловещим отблеском ствола, восхищенно рассматривать серебряную гравировку, изображавшую львов Шакалии.

— Вот уж не думала, что мне когда-то в руки попадет такая игрушка. — Она подняла взгляд на Оливера. — Я не могу защитить тебя, мой мальчик. Даже ради светлой памяти твоего отца. В конце концов за тобой придут.

Оливер забрал у нее пистолеты и засунул за пояс.

— Насколько я понимаю, Гарри о них ничего не знал.

— Он не оружейник, — ответила мамаша Лоуд. — К тому же у него не было времени на какие-то там байки. Но в Небесном Суде оружейники есть. Причем из таких мест, какие ты даже не можешь себе представить. Они-то поймут, ведь им полагается знать. Они всегда все знают. — Думаю, у них сейчас и без того хватает дел, — возразил Оливер.

Не успел он договорить, как раздался громкий стук в переднюю дверь. Старая оружейница моментально подскочила со стула. Оливер обострил свои чувства и тотчас поник духом. За дверью стоял вражеский офицер в сопровождении роты уравненных. Коммодор Блэк заглянул в щелку между досками.

— В переулке позади лавки тоже полно солдат.

Мамаша Лоуд помахала в сторону полок с ружьями.

— Ну, кто бы мог подумать, что карлисты читают «Филд энд Ферн». Нам конец. Как по-вашему, какое наказание полагается тем, кто держит дома настоящий арсенал?

Оливер вынул из патронташа две стеклянные капсулы.

— Не думаю, что эти новые суды практикуют высылку осужденных.

— Это мы уже проходили, — сказала мамаша Лоуд и направилась в коридор. Труба-гармошка тянулась от ее пушки к самой печке. — Я слишком стара для подобных вещей.

— Открывайте! — рявкнул голос за дверью. — Во имя шакалийского Содружества Общей Доли!

— Не беспокойся, милок! — крикнула в ответ мамаша Лоуд. Ее гигантское ружье засвистело, словно закипающий чайник. — Одну минутку, сейчас открою.

Она нажала рычаг, и ружье завизжало, словно пила, с визгом и скрежетом вгрызающаяся в бревно. Дверь раскололась надвое, и всех, кто находился внутри, обдало дождем щепок. Мамаша Лоуд ногой оттолкнула в сторону сиротливо болтавшиеся на петлях половинки двери, после чего вернула рычаг на прежнее место. Сработал заряд, и из дула гигантского ружья на бешеной скорости полетели металлические ядра.

Офицера отбросило на другую сторону улицы, его голубая форма тотчас превратилась в месиво окровавленных лоскутов.

— Добро пожаловать в Миддлстил, милок! — Она повернулась к колонне уравненных революционеров и вновь приподняла рычаг. — Что касается вас, то вы опозорили нашу страну!

— Матушка Лоуд, нет! Только не это!

Видя, что та даже не повела ухом, Оливер затащил коммодора назад в лавку. К счастью, вовремя. Потому что в следующее мгновение на революционеров обрушился железный ливень, и уравненных солдат отбросило назад. Металлические шары вспарывали их железные бока, рикошетом отскакивали от стен, поднимая облака кирпичной пыли. В соседних домах мгновенно повылетали оконные стекла. Затем неожиданно наступила тишина. Увидев, что демсон Лоуд лежит ничком на земле, Оливер бросился к ней и перевернул. Из сотни ран, нанесенных рикошетом, сочилась кровь. Храбрая женщина из последних сил пыталась не закрывать глаза.

— Перед тем, как отправиться по Великому Кругу, я, надеюсь, увижу твоего отца, милок, и все расскажу ему.

— Я вам верю.

Он едва слышал, что она говорит. Демсон Лоуд подняла окровавленную руку и положила ее на пистолет Оливера. Оружие словно подпитывало ее энергией, необходимой для того, чтобы прошептать последние слова:

— Не доверяй им. Никогда не доверяй Небесному Суду.

С этими словами она испустила дух. Оливер положил ее на мостовую. Снег под ней тотчас обагрился кровью. Блэк окликнул его. Солдаты, шнырявшие позади лавки, нашли проход, ведущий из-за дома на улицу. До Оливера донеслись свистки. Похоже на полицию, однако крайне маловероятно, что констебли из Хэм-Ярда ответят на призыв.

И он, шатаясь, направился назад в лавку. Коммодор Блэк решил заполучить оружие мамаши Лоуд, но для начала ему предстояло вырвать его из мертвых пальцев старой оружейницы. Подводник потащил нагнетатель давления и трубу назад в дом. По улице к ним бежали вооруженные пиками уравненные, которых вели за собой квотершифтские офицеры.

— Прости меня, паренек, — произнес коммодор. — Похоже, это наш с тобой последний бой.

Оливер вздохнул. Матушка Лоуд наверняка хранила в подвале рядом с инструментами стеклодува банки с соком самострельных деревьев. Так может, взорвать их, следуя примеру Стимсвайпа? Уж если уходить из жизни, то почему бы заодно не прихватить с собой целую роту революционного сброда?

— И вы меня простите, коммодор. Зря мы не бежали к морю, как вы предлагали, там мы могли бы легко затеряться в толпе беженцев.

Оливер чувствовал, что устал, ему отчаянно хотелось спать, да так, чтобы проспать тысячу лет, не меньше. Впрочем, еще пара минут, и в его распоряжении будет целая вечность.

— Никаких зря, никаких могли бы, мой мальчик. За тобой охотились, потому что в твоих жилах течет кровь меченого, точно так же, как охотились за мной, потому что в моих жилах течет старая аристократическая кровь. Так давай продадим нашу кровь подороже!

В руках у Оливера снова оказалось колдовское лезвие, оно выскочило словно язык у ящерицы. У юноши тотчас возникли смутные воспоминания об отце, когда за тем гнались преследователи. Коммодор Блэк проверил дымящийся нагнетатель давления на прилавке и взял на прицел вход в лавку. Боевые возгласы революционеров раздавались все ближе и ближе. Оливер еще раз убедился, что оба пистолета заряжены. От паровой пушки исходил устойчивый жар.

Гарри Стейв находился в тюремной камере. Его сознание — вернее, то, что от него осталось, — разодрано в клочья жестокими пытками. Стимсвайп и Лорд Уайрберн бродят по далеким залам Паро-Лоа. Оливер едва ли кожей ощущал за спиной их тени.

— Ничего, скоро встретимся!

Враг был совсем рядом. Солдатня заполнила всю улицу, все близлежащие переулки, ломилась в заколоченные окна бывшей лавки «Лоуд и Лок».

— Зовите сюда Третью Бригаду! — выкрикнул Оливер, пытаясь перекричать скрежет паровой пушки. — Зовите всех!

Молли и Слоустэк уже почти перешли мост — шаткую конструкцию из стеклянных кирпичей, соединенных серебряным канатом. Бездна, простирающаяся у них под ногами, была видна сквозь прозрачный настил как на ладони. Здесь, внизу, исходивший из глубин земли жар давал о себе знать — лава текла потоками, образуя целые озера, бурлящие реки наполняли туннели зловонными парами. Когда-то эти потаенные кладовые слышали, как в подземных коридорах раздается эхо шагов властителей империи, простиравшейся под целым континентом. Увы, чимеки давно покинули арену истории. От их былого владычества остались лишь кристаллы и магия, питающаяся подземными токами, — лишь благодаря ей созданный ими подземный мир до сих пор наполнял жутковатый, мерцающий свет.

Видение появилось внезапно, без всякого предупреждения. Молли потеряла равновесие, но Слоустэк успел ее подхватить.

— Ты ее видела? — спросил он.

— Видела, — призналась Молли — призрачная фигурка маленькой девочки в дальнем конце хрустального моста.

«Они пришли», произнесла Гексмашина.

Молли заставила себя двигаться дальше по мосту, и по мере того, как она продвигалась вперед, фигурка удалялась все дальше и дальше.

— Я слышу тебя, — сказала Молли.

«Я говорю с тобой через твою кровь, Молли. Я приближаюсь к тебе точно так же, как ты приближаешься ко мне. Ты вибрируешь моей сущностью».

— Мы нашли мягкотелую Молли, — произнес Слоустэк. — Мы затащили ее как можно глубже в пневматические туннели, под защитный колдовской занавес, сотворенный нашими врагами, лишь бы только она не пострадала во время взрыва.

— Вы оба храбры и изобретательны, Сильвер Слоустэк. Но я вынуждена просить у вас большего. Уайлдкайотли вселились в шестерых представителей человеческого рода. Они не желают, чтобы я воссоединилась с оператором. Они несутся сюда, чтобы убить вас.

Молли дошла до другой стороны каньона, и паровик рукой-манипулятором перерезал кабели, державшие мост. Хрустальные кирпичи, сверкая в жутковатом подземном свете, обрушились в огнедышащую бездну.

— Пусть несутся по воздуху.

— В городах холодного времени много проходов, Сильвер Слоустэк, — произнесла Гексмашина, — много путей, чтобы подобраться к вам.

— Ты близко? — спросила Молли.

— С каждым часом я все ближе и ближе. Моя возлюбленная земля помогает мне. Я больше не пребываю в ее объятиях в центре мира. Ее жидкое пламенное сердце перенесло меня на многие уровни ее тела, на гигантской скорости подбросило меня своим биением ближе к тебе. Я пришла к тебе, Молли, и все равно враг настигнет тебя раньше, чем я успею к тебе.

— Я чувствую тебя в своих жилах, — ответила Молли. — Чем ближе мы друг к другу, тем сильнее я ощущаю перемены в своем теле. Я чувствую биение пульса земли, сокровенные мысли мира.

— Земля — живое существо, Молли. Ее тепло, ее любовь дарили мне жизнь на протяжении многих столетий, даже тогда, когда все мои близкие, все мои друзья погибли. Она по-прежнему любит нас, хотя мы наносим ей шрамы и поглощаем ее ресурсы, крадем ее силы и вытягиваем магические песни из линий волшебства. Она любила нас даже тогда, когда чимеки проникли в ее глубины, прорыв в ней ходы, словно черви в яблоке, даже тогда, когда они осквернили ее камни кровью своих соплеменников, даже тогда, когда ваши умы и души породили злобных богов, которые запечатали ее кожу ледяной коркой.

Молли была готова сгореть от стыда.

— По мере приближения ко мне ты становишься сильнее, Молли. Вместе мы непобедимы, мы — меч Виндекса. Наши враги готовы на все, на любые мерзости, лишь бы этого не допустить. Те шестеро, что охотятся за тобой, разбились на три пары и идут по следам эха твоей души, осколки которого я разбросала по всему подземному городу.

— Они придут как вестники Ксам-ку, — произнес Слоустэк. — Они придут как вестники древних.

— Только не Ксам-ку. Пока что не его вестники. Великое воинство Уайлдкайотлей до сих пор находится за стенами мира в ожидании моей смерти, когда они до отвала наедятся человеческих душ, которые им намерен скормить Тцлайлок. Пока в Миддлстил проникли лишь тени Уайлдкайотлей. Твари, ведущие за тобой охоту, принадлежат к разряду меньших сил, это лишь крошечные жучки смерти, которые очищают кожу древних богов.

— Хороши жучки! — заметила Молли. — Мне бы их силы!

— Верно. Чего-чего, а силы им не занимать. Это злобные создания, и что самое главное, они оседлали самых гнусных, самых мерзких представителей твоего племени.

— Мы шли за тобой в наших снах, — произнес паровик, — когда еще были Сильвером Уанстэком, и мы пойдем за тобой сейчас.

— Тогда шагайте по моей тропе, мой верный металлический друг. А ты, Молли, беги, беги, сколько хватает сил. Беги, чтобы спасти собственное существование и надежду всего мира.

И они устремились вперед, словно позади них разверзлись врата ада.

* * *

Скрежет паровой пушки в руках коммодора заглушил другой звук, подобный морскому прибою в Шип-Тауне — такой громкий, что перекрывал свист металлических ядер, рикошетом отскакивавших от стен коридора. Коммодор Блэк убрал палец со спускового крючка, и в барабане медленно закружилось последнее оставшееся ядро. Снаружи доносились громкие крики — квотершифтские офицеры были только рады тому, что уравненные шакалийские революционеры своими трупами заблокировали коридоры.

— Ты слышал, приятель? — спросил коммодор у Оливера.

Тот перепрыгнул через разбитый прилавок.

— Это море, коммодор. Людское море.

Снаружи по улице бежала целая рота квотершифтских солдат. Шакалийские уравненные революционеры подняли рогатины, готовые насадить на них любого, кто подойдет близко. Потрясая каждая своим оружием, стороны сошлись в ближнем бою и обрушили друг на друга град безжалостных ударов. Уравненные были гораздо медлительнее, чем их не прошедшие уравнивания противники, вооруженные полемическими дубинками, однако их новые металлические тела позволяли им оставаться на ногах несмотря на многочисленные удары.

Блэк с восхищением наблюдал за ожесточенной схваткой.

— Вот уж никогда бы не подумал, что буду так рад увидеть свору парламентариев.

Два вида полемических дубинок выдержали натиск рогатин и легко раскраивали металлические черепа. Перед лицом врага уличные бойцы роареров и Движение Юных Пуристов объединили силы. Это был бой не на жизнь, а на смерть, никакой пощады не предполагалось, численное же преимущество оказалось, увы, не на стороне революционеров. Вскоре улица была усеяна металлическими телами. Лежа в снегу, некоторые из них продолжали дергаться, лязгая счетными барабанами. Из гуттаперчевых трубок на землю вытекали последние остатки крови.

Шакалийские уличные бойцы действовали как хорошо смазанный и прекрасно отрегулированный механизм. Оттащив тела уравненных в темные проулки между домами, они сорвали с мертвых квотершифтских солдат форму и взяли оружие, а сами трупы выбросили на помойку. К окну лавки подбежала девушка и, обмакнув в ведро с краской кисть, намалевала на окнах и стенах ряд перевернутых букв V.

— Зубы льва, — пояснил крупный мужчина, подходя к Оливеру и коммодору. — Лев Шакалии. Вы мистер Лок?

Коммодор покачал головой. Оливер указал на лежащее в снегу тело старой оружейницы.

— Лок куда-то исчез. Демсон Лоуд мертва.

Человек поманил к себе уличных бойцов, и те принялись вытаскивать на улицу трупы уравненных. Расчистив коридоры лавки, они вернулись, но уже с охапками ружей и пистолетов, а также банками с соком самострельных деревьев.

— Вижу, она не одного забрала с собой, когда отправилась в странствие по Великому Кругу. Сразу виден настоящий патриот. А вы, сэр, вы тоже показали класс — сейчас такую технику редко где увидишь, настоящий классический бой. Мы слышали вашу стрельбу от самого Вайнсайда. Вы хартлендеры?

— Думаю, я просто независимая, свободно мыслящая личность, — ответил коммодор Блэк.

Оливер посмотрел на крупного мужчину — перебитый боксерский нос, редеющие волосы. Не удивительно, что его лицо показалось ему знакомым.

— Вы Первый Страж?

— Политическая обстановка в Шакалии уже не та, что прежде, — ответил Хоггстон.

Откуда-то с крыши донеслись крики. Это на дымовую трубу забрался дозорный.

— Кавалерия! Кавалерия!

Захватив с собой содержимое ружейного склада мамаши Лоуд, уличные бойцы устремились дальше, пока не скрылись из виду. Оливер однажды стал свидетелем того, как стоило в складе его дядюшки в Шип-Тауне зажечься лампе, и туча черных грызунов тотчас бросилась мимо тюков врассыпную — в считанные мгновения целая армия крыс исчезла, растворилась без следа буквально у него на глазах. Эти бойцы были куда проворнее.

Девушка, подавшая сигнал тревоги, соскользнула вниз по водосточной трубе.

— Экзоскакуны! Несутся сюда с севера!

— Должно быть, враги пробрались в конюшни Хэм-Ярда прежде, чем конюхи успели отравить животных, — произнес Хоггстон и посмотрел на коммодора и Оливера. — Умеют ли независимые личности бегать по переулкам?

Подводник кивнул.

— Еще как умеют!

До слуха Оливера донесся цокот копыт. С каждой минутой он становился все громче и громче. Вскоре всадники заполнили все переулки. Как-то раз, в Киккосико, юноше довелось видеть экзоскакуна. Клетку с животным поставили в лодку, и утлое суденышко заходило ходуном. Обычно животным давали крабианское успокоительное. Перед тем как оседлать экзоскакуна, прием средства отменяли. Сделай это слишком рано, и в бою от животного не окажется никакого толку, оно будет и дальше спать на ходу. Стоит сделать это чуть позже — и такой скакун выкинет седока из седла и сожрет. Главное, правильно рассчитать время. Оставалось только уповать на то, что скакунов вовремя выпустили на свободу, однако клацанье когтей по мостовой убедило его в обратном.

Для человека, избалованного за последние несколько лет кулинарными изысками лучших миддлстилских поваров, Хоггстон бегал вполне прилично. Переулки сделались заметно уже, некоторые были настолько узки, что их еще не успело занести снегом. Всюду разбитые обшарпанные стены, ржавые трубы, бельевые веревки, на которых сушилось белье.

По закоулкам миддлстилских трущоб эхом разнесся жуткий вой.

— Их уланы не могут протиснуться в переулки! — пояснил Хоггстон, и при помощи полемической дубинки разворотил пирамидальную поленницу дров, заготовленную для чьей-то кухонной плиты. — А эти консервные банки, в которых они превращают людей! От них тоже почти никакого прока в этом муравейнике.

— Пехота, — произнес Оливер. — Впереди Третья Бригада.

— Квотершифтская солдатня не осмелится сунуть нос в эти закоулки, — возразил Хоггстон. — Здесь на каждом шагу можно угодить в засаду.

Топот солдатских сапог где-то впереди опроверг правоту его слов.

— У этого парня хороший нюх, Хоггстон, — вставил слово коммодор. — За версту чует всякие неприятности.

Все трое юркнули в какой-то переулок и помчались вперед. Вскоре они уже бежали вверх по грязным деревянным ступеням, затем по какой-то улочке, составленной из шатких помостов, на которую выходили двери дешевых трущобных домов. Снаружи ни души — узнав, что по улицам бродят вооруженные революционеры и квотершифтская солдатня, население Миддлстила предпочло запереть двери домов и не высовываться. Из какого-то переулка до беглецов донеслось пьяное пение. Таверна была по-прежнему открыта — видимо, кое-кто из обитателей местных трущоб решил: пока старые деньги еще в ходу, стоит прикончить все имеющиеся запасы джина. Прежде чем — в подражание своим соседям на востоке — Содружество Общей Доли Шакалии наложит запрет на производство, поставку и продажу горячительных напитков ввиду того, что потребление жидких стимуляторов резко снижает производительность труда на народных предприятиях.

Хоггстон на секунду остановился, чтобы перевести дыхание.

— Им известно, где мы. Всякий раз, когда мы добегаем до улицы, ведущей из закоулков, они уже поджидают нас там.

Оливер кивнул. Все это ужасно напоминало шахматы, причем квотершифтские фигуры передвигались с поразительной ясностью. Не получай беглецы его предостережений о расположении солдатских позиций, они давно угодили бы в западню, если не в одну, так в другую. Коммодор Блэк, приставив ладонь козырьком ко лбу, чтобы глаза не слепило проглядывавшее в просветы между тяжелыми снежными тучами солнце, принялся разглядывать полоску неба над узкой улицей.

— Вон там!

Оливер посмотрел, куда указал коммодор, и увидел под облаками три треугольника из белого материала.

— Это не аэростат, коммодор.

— Небесный парусник, мой мальчик. Смотри, как он подает гелиопластиной сигналы своим друзьям на земле. Квотершифтские суда иногда посылают их парить над палубой, в тех случаях, если им кажется, будто их преследуют наши лодки.

Оливер открыл ствол одного пистолета и, достав из патронташа стеклянный заряд, сунул его в магазин.

— Отсюда тебе его ни за что не достать, — сказал Хоггстон. — Лучший стрелок, какой только найдется во всех наших полках, и тот не смог бы попасть в небесный парусник из длинноствольного оружия, не говоря уже о том, чтобы с такого расстояния подстрелить человека.

Оливер покрепче обхватил пальцем спусковой крючок. В мозгу его тотчас пронеслись призрачные образы: лошадь, взбирающаяся на далекую песчаную дюну. Стоило ему нажать спуск, и с нее слетел всадник. Женщина, бегущая по льдинам северного океана, — не более чем крошечная серебристая точка, поблескивающая на солнце. Грохнул выстрел и ее тело, описав в воздухе дугу, упало в ледяные воды. Оливер заморгал, отгоняя от себя наваждение.

— Я бы посоветовал вам закрыть рот, Первый Страж.

Он положил ствол на левую руку. Сначала было слышно, как треснул стеклянный заряд, затем, эхом отскочив от заклеенных рекламными плакатами стен, прогремел и сам выстрел. Потрепанные ветром и непогодой листки бумаги рекламировали напиток, который не продавался в Миддлстиле вот уже почти десятилетие. Вверху над их головами от небесного паруса отделилась серая точка и на головокружительной скорости устремилась вниз, к земле. Оставшись без управления, гигантский воздушный змей, точно ястреб, тотчас взмыл к облакам.

— Да, управлять этими штуками нелегко, — произнес Оливер, выбрасывая отстрелянный патрон за мостовую, — особенно, если не пристегнуться.

— Разрази меня гром! — воскликнул Хоггстон. — А у вас, сэр, я смотрю, зоркий глаз.

— Теперь здесь полно патрулей, — ответил Оливер. — Наш небесный друг сделал свое дело.

— Я знаю, как нам поступить, — сказала девушка-дозорная. — Следуйте за мной!

И она бросилась в один из входов в лабиринт трущоб.

Вскоре стало ясно, что троим спутникам далеко до нее по части резвых юных ног. Постепенно их путь усложнился еще больше. Они достигли подвального уровня, где коридоры давно пользовались дурной славой. Большая часть их была заколочена досками, другие заброшены и стояли пустыми вот уже несколько столетий, с тех самых пор, как пресловутые шакалийские морозные зимы уступили место более теплому климату. Откуда-то из самых глубин, напоминая запах тухлых яиц, в нос била омерзительная вонь канализации. Запах был таким сильным, что Оливера чуть не вырвало.

Они нырнули в какую-то железную трубу и вскоре вышли на карниз. Перед ними по каменным ступеням каскадом стекала красновато-коричневая вода, впадая в бурный поток, в котором плавал самый разнообразный мусор. На противоположном краю карниза начиналась ржавая винтовая лестница, по которой можно было спуститься к стоявшей на приколе узкой барже. В кормовой ее части стояла бочка, с которой, подобно щупальцам кальмара, свисали гуттаперчевые трубки.

— Слава Великому Кругу, газосборная баржа на месте! — воскликнул коммодор.

— Она самая, — подтвердила девушка. — Мое детство прошло на газосборщиках. Надеюсь, вам известно, что газ горит ярче нефти, что особенно важно, если вы джентльмен или дама, и у вас есть библиотека.

— Вы трудились там в качестве подмастерья? — поинтересовался Хоггстон. — То есть, вы хорошо ориентируетесь в канализационной сети?

— При желании я могла бы пройти по этим каналам до самого Гримхоупа.

— Думаю, нас устроил бы дальний конец Вайнсайда, — сказал Хоггстон.

Девушка завела небольшой мотор, размером чуть больше чайника, и два весельных колеса пришли в движения, работая на газе, который добывала баржа. Блэк поднял якорь, и плоскодонное судно начало двигаться вперед по зловонной подземной реке. Хоггстон стоял на носу, сжимая в руке полемическую дубинку — этакий задумчивый паромщик в ожидании платы за переезд.

— Вам ничто не мешало сбежать, — сказал Оливер, обращаясь к Первому Стражу. — Например, в Катосианскую Лигу. Вы могли бы попробовать там набрать армию добровольцев.

— Я родился в комнатке бедной швеи рядом со станцией Спаутхолл и намерен умереть в особняке на Сан-Гейт. Насколько я могу судить, Третья Бригада — лишь горстка квотершифтского отребья, которую занесло к нам случайным ветром.

— Они не успокоятся, пока не поймают вас.

Хоггстон посмотрел на Оливера, затем на коммодора.

— А вы сами, во имя Великого Круга, кто такие? Вы стреляете, словно дьяволы, не боитесь вступать в бой с головорезами из Третьей, сколько бы их ни было. Кто вы такие? Дезертиры из особых полков, дуэлянты, ловцы уличного отребья, или же просто парочка ненормальных, сбежавших из сумасшедшего дома, когда город пал?

— Ну, как вам сказать, — произнес коммодор Блэк. — В общем, это долгая и жестокая история. Я всего лишь честный человек, чьи надежды на спокойную старость стали жертвой прихотливой судьбы.

— Насколько мне подсказывает мой жизненный опыт, честные люди, как правило, не трезвонят о своей добродетели. Вы же, сэр, стрелок. Я не вижу на вас татуировок уорлдсингера, а то, как ловко вы обходили патрули, пока мы шли по переулкам… все свидетельствует о том, что в ваших жилах течет дикая, необузданная кровь.

— Боюсь, я жертва все той же самой прихотливой судьбы, что и коммодор, — произнес Оливер. — У меня убили всех, кто хоть что-то значил для меня в этой жизни. И теперь я намерен отомстить им всем — и квотершифтской солдатне, и революционерам, и их мерзким древним богам. Я намерен сунуть их головы под набегающую волну и посмотреть, через сколько времени они захлебнутся.

— Думаю, мои первые впечатления меня не обманули, — отозвался Хоггстон. — Вы — два беглых безумца.

Оливер всматривался вперед — перед ним, освещаемый лучом газовой лампы на носу лодки, изгибался низкий туннель.

— Я чувствую их черные души.

— У меня тоже когда-то был точно такой же талант. Я, бывало, чувствовал, сколько голосов избирателей уже оказалось у меня в кармане, — отозвался Хоггстон и посмотрел вокруг. — Это старый пневматический туннель, вырытый еще в роялистские времена. С тех пор таких узких больше не рыли.

Они выплыли из тоннеля к развалинам станции. Железные болты в стенах — вот и все, что осталось от герметичной двери. Их юная проводница подвела баржу к шаткой лестнице, кое-как прибитой гвоздями к краю платформы.

— Конец маршрута, шкипер, — сказала она.

Коммодор Блэк помог ей привязать баржу. Хоггстон кое-как подтянул свою массивную тушу вверх по перекладинам лестницы и с громким стуком бросил полемическую дубинку на край платформы. Вскарабкавшись вслед за ним, Оливер увидел, как Первый Страж вытирает с кирпичной стены вековую грязь, под слоем которой оказалась мозаика, лишь слегка потускневшая от времени.

— «Скипетр», — произнес Хоггстон. — Станция «Скипетр». Здесь в течение пятисот лет, если не больше, пролегала пневматическая линия.

— Барышня, — проговорил коммодор, — вы доставили нас слишком далеко. Если я правильно помню старые карты, это место расположено на другом берегу реки, по ту сторону Гэмблфлауэрса. Здесь еще рядом с холмом стоит старый королевский дворец.

— Ошибаетесь, шкипер, — возразила девушка-проводник и, подойдя к железной двери, принялась вращать железное колесо. Надо сказать, что дверь подалась на удивление легко — не похоже, чтобы ее в последний раз открывали в стародавние времена, когда на троне Шакалии восседал абсолютный монарх.

— Я доставила вас туда, куда надо. Ни дальше, ни ближе.

Оливер потянулся за пистолетом. Увы, он почувствовал их присутствие слишком поздно. В следующее мгновение перед ними выросла шеренга вооруженных людей с пистолетами и луками наготове. Из-за их спин неожиданно выкатился в инвалидной коляске какой-то старик.

— Первый Страж, насколько я понимаю, вы сгорали от нетерпения, желая увидеться со мной.

— Бенджамин Карл! — прошипел Хоггстон. — Разрази вас гром! Провались вы в тартарары!

— Нет, лучше сначала вы, — произнес крестный отец карлизма. — Это вы плаваете по канализации с остатками пуристского мусора. Вы наконец обзавелись верными последователями, Хоггстон. Уважаемая демсон и джентльмены, добро пожаловать! Добро пожаловать в революцию!

Капитан Флейр посмотрел на гвардейца — тот только что вернулся от квартирмейстера со списком необходимого снаряжения и провианта, чтобы с ним мог ознакомиться Бонфайр. Половина пунктов списка была вычеркнута.

— Ни за что не поверю, что у них есть лишь половина запрашиваемого количества зерна!

— Командир, неужели вы не видели, что творится в городе? — ответил гвардеец. — Люди отказываются работать, они боятся, что их схватят и отправят на уравнивание. Великий Круг, никто не знает, законно ли теперь вообще работать! Каналы замерзли, урожай под снегом, а Третья Бригада грабит все, что только попадется на глаза. Нам еще повезло, мы получили хотя бы половину.

— Нам нужен запас провианта для путешествия на юг, — произнес Бонфайр. — Тем более если учесть, что мы намерены основать там новый город.

— В квартирмейстерской сказали, что нужно подождать. В Гринхолле решили отрядить мусорщиков, чтобы те разбивали на каналах лед. Как только вторая и седьмая бригады перейдут границу, квотершифтские солдаты помогут нам с этим делом. В Содружестве сейчас пытаются снизить высоту проклятой стены. Сначала они хотели просто ее снести, но как только попробовали, то выяснилось, что уорлдсингеров, которые когда-то возвели эту стену, уже давно отправили в расход. Так что теперь они пытаются исправить дело при помощи старых колдовских книг.

— На это могут уйти месяцы, — произнес Флейр. — А где обещанный нам аэростат?

— С ним тоже возникла проблема, — отвечал гвардеец. — Есть одно судно, которым мы могли бы воспользоваться, сейчас пытаются собрать команду из авиаторов торгового флота.

— Торгового флота? А что, разве у нас не осталось военных пилотов?

— Похоже, мятеж в Шэдоуклоке прошел не так гладко, как мы рассчитывали. Флот наполовину подвергся чистке, но кто-то успел поставить в известность навигаторов и пилотов. Как только цитадель пала, выяснилось, что палубные офицеры куда-то исчезли. Люди Тцлайлока были вынуждены прогнать аэронавтов через Гидеонов Воротник, чтобы склонить к сотрудничеству тех, кому посчастливилось остаться в живых.

Флейр грустно покачал головой.

— Это наверняка вселило в них те же верноподданнические чувства, какие мы испытывали но отношению к ордену. Эти идиоты не могут толком организовать праздник нового урожая, не говоря уже о самой революции. Разве так свергают тиранию! Где координация действий с Третьей Бригадой?

Бонфайр указал на происходящее под окном их комнаты.

— Кто-то их Бригады вас уже явно услышал.

Там, внизу, мимо тени Гидеонова Воротника, воздвигнутого здесь же, на дворцовой площади, в сопровождении своей свиты с царственным видом вышагивал командир Третьей Бригады маршал Ариндзе. Вскоре он уже входил в дверь, и капитан Флейр поспешил ему навстречу. Вслед за маршалом вошел и его любимец, Ловец волков в простой синей форме квотершифтской армии.

— Маршал, я понятия не имел, что вы имеете личное отношение к квартирмейстерской службе.

Ариндзе взял в руки лист с перечнем провианта, пробежал его глазами, после чего с презрительным видом передал одному из штабных офицеров.

— Отнюдь, компатриот капитан. Все ваши заявки было решено притормозить.

— Как это, притормозить? — искренне удивился Бонфайр, забыв о субординации.

Ариндзе пропустил его реплику мимо ушей.

— К сожалению, компатриот капитан, дела идут не так быстро, как мы надеялись. Миддлстил в наших руках, но повсюду в Шакалии силы тирании пытаются нам противостоять. Нам пока что не удалось поднять в воздух Королевский воздушный флот. Кроме того, разведчики доносят нам, что кое-кто, кому повезло остаться в живых, пытается сколотить вдоль южной границы шакалийские военные части.

— Это уже не наша забота, — ответил Флейр. — Снизьте высоту проклятой стены, перебросьте сюда по пневматическим туннелям подкрепление, отгоните канонерки в море Сепии и высадитесь с десантом на севере. Не мне вас учить, как проводить военные кампании.

— Первый Комитет Шакалии придерживается иного мнения! Это наша забота! — возразил маршал Ариндзе. — Если вы требуете себе отдельную территорию, то должны взять ее в боях.

— Взять в боях! — Флейр негодующе ткнул в Ариндзе пальцем. — Мы не какие-то там просители, пришедшие с протянутой рукой в дом призрения, маршал. Свободное Государство Феев — наше! У нас имеется договоренность с Тцлайлоком. Мы работаем вместе с ним, а не на него. Особая Гвардия не является подразделением неустрашимых, и пусть жители Миддлстила, которых вы пачками убивали на улицах города, всего лишь жалкие хэмблины, они были и остаются подданными Шакалии.

Ариндзе щелкнул пальцами, и кто-то из офицеров протянул ему скатанный в трубку лист бумаги.

— Ко всем революциям прилагается счет от мясника, компатриот капитан. Пора и вам запачкать руки в крови. Вот вам приказ Первого Комитета.

Флейр сорвал восковую печать и быстро пробежал глазам написанное.

— Пройти маршем до нагорья под началом второй роты Третьей Бригады. Должен ли я понимать это как шутку? У меня имеется уговор, маршал Ариндзе. Получи мы такой приказ, мы бы подняли мятеж против вас, но нам было сказано, что нам не придется сражаться против своих же полков. Мы сделали все для того, чтобы, когда вы атаковали Шакалию, Королевский воздушный флот остался на земле. Мы сделали все для того, чтобы каждый гвардеец, каждый торговый лорд, каждая важная персона Шакалии была здесь, в Миддлстиле на церемонии коронации, когда вы войдете в город. Без поддержки со стороны Особой Гвардии остатки вашей армии уже давно бы ковыляли к себе назад в Квотершифт, вытаскивая из своих тел осколки сброшенных с аэростатов бомб.

— Еще ни один план битвы не остался неизменным после столкновения с неприятелем, компатриот капитан. Времена изменились. Изменился и уговор.

— К черту вас и ваш уговор! — выкрикнул Бонфайр. — С какой стати ты, грязный хэмблин, собрался изменить уговор! Давай посмотрим, устроят ли тебя мои условия!

Из кулака гвардейца вырвался язык пламени. На мгновение фигура маршала осветилась призрачным светом. Ариндзе, взревев от боли, рухнул на пол и забился в конвульсиях. Флейр оттолкнул руку Бонфайра, направляя огонь к потолку, а самого гвардейца, несмотря на отчаянное сопротивление, подтащил к себе, подальше от квотершифтских офицеров.

— Посмотрим, захочет ли Тцлайлок со своим комитетом пересмотреть условия уговора, когда я оторву тебе голову и принесу ему в мешке, ты, подонок! — не унимался Бонфайр.

Ариндзе поднялся на ноги.

— Поднять руку на офицера Третьей Бригады — преступление, влекущее за собой смертный приговор, компатриот гвардеец!

— Я не состою в твоей армии. Я вообще больше не отношу себя к расе людей.

— Убейте его! — приказал Ариндзе.

Из-за спины маршала вышли два уорлдсингера из числа его свиты и, читая нараспев заклинания, обошли Бонфайра кругом. Гвардеец разразился хохотом, однако уже в следующее мгновение на лице его возникло выражение неподдельного ужаса. Его тело прямо на глазах начало собираться складками, словно кто-то решил невидимым прессом сделать его плоским как лист бумаги. На серебряном торке Бонфайра засветились огни, с каждым мигом делаясь все ярче и ярче, громко втягивая в себя воздух, отчего сам торк загудел и засвистел, словно закипающий чайник. Конечности гвардейца начали трещать и лопаться, как будто под тяжестью собственного веса. Кожа покрылась трещинами, из которых хлынула кровь лопнувших кровеносных сосудов. Бонфайр искривился, словно штопор, поддерживаемый в вертикальным положении невидимым полем, так как от мускулатуры остались уже одни лохмотья. Затем оба уорлдсингера перестали петь, и кровавая масса, в которую превратилось тело гвардейца, с омерзительным шлепком свалилась на плиты пола.

Флейр машинально потрогал торк у себя на шее.

— Нашим уорлдсингерам пришлось хорошенько попотеть, прежде чем им удалось снять магические замки с ваших маленьких ожерелий, — заявил маршал Ариндзе. — Насколько мне известно, на это ушло три года огромных, невероятных усилий. И еще два года на то, чтобы оставить их на месте, но нейтрализовать курок. Неужели вы и впрямь думаете, что мы потратили столько времени и сил лишь на то, чтобы такая непредсказуемая сила, как Особая Гвардия, не знала на себя управы? Мы не стали нейтрализовать замки, компатриот капитан, мы просто внесли в них кое-какие изменения.

Флейр в ужасе отшатнулся.

— Что я наделал! Что я наделал!

— Не переживайте, компатриот капитан, обещанная вам территория на юге никуда от вас не денется. Но только после того, как вы отправитесь сражаться за нее; после того, как вы возьмете ее с боем. Вот увидите, вам понравится сражаться в составе Третьей Бригады. Мы не такие лицемеры, как компатриот Тцлайлок и его Первый Комитет. Никто в Содружестве Общей Доли не будет становиться в очередь на переделку тел, как сейчас происходит на ваших фабриках. Мы гордимся собственными телами, и чем они крепче, тем лучше служат делу революции.

Ариндзе пробежал пальцами по груди майора Вилдрейка.

— Ваши гвардейцы по праву гордятся своими сверхъестественными способностями, и эти способности сослужат нам хорошую службу. Мы заложим город феев, чтобы вы плодились и размножались. В будущем ваши дети станут ударными частями революционных войск.

— Мы свободны, — произнес Флейр, словно, повторенные несколько раз, его слова станут истиной.

— Нет большей свободы, нежели верная служба своему обществу, — изрек Ариндзе. — За службу в рядах гвардии, за защиту правого дела полагается вознаграждение. Круговистские лицемеры нам не указ. Мы не вешаем наших солдат за то, что они насилуют женщин. Мы не вешаем их и тогда, когда они на вражеской территории воруют кур у крестьян. Мы поручаем сильным мужчинам делать то, что по плечу лишь сильным мужчинам, главное, мы делаем это во имя народа. Мы обязаны вселять ужас в сердца врагов, и потому дух наших бойцов должен быть столь же закален, как и сталь сабель, которые они держат в руках.

— Тебе, Флейр, сейчас нелегко, — произнес Вилдрейк. — Я сам шакалиец, кто, как не я, способен понять тебя. Но эти люди признают природу нашей расы. Они открыли мне глаза на принципы общества, показали, каким слабым и мягкотелым я стал, и насколько прогнила наша Шакалия.

— Порой, чтобы увидеть всю красоту нашего учения, лучше родиться не в Содружестве Общей Доли, а в другой стране, — заметил маршал Ариндзе. — А теперь, где король, которому не досталась корона? Я хочу сказать, где тот щенок?

— Алфей? — уточнил Флейр. — Зачем он вам понадобился?

— Лично мне он не нужен. В отличие от Тцлайлока.

— Принц Алфей помог революции свершиться, — произнес Флейр, едва сдерживая закипающий гнев. — Это благодаря его стараниям, когда вы вошли в Миддлстил, все нужные вам лица оказались на месте.

— Теперь компатриот Алфей послужит делу революции в очередной раз.

— Каким же образом? — поинтересовался капитан Флейр. Ариндзе подозвал к себе группу уорлдсингеров и солдат и распорядился обыскать дворец.

— Этот вопрос лучше задать председателю Тцлайлоку. Как я уже сказал, у ваших соотечественников немало странностей.

— Уговоры меняются, — пробормотал Флейр. Его глаза смотрели на уорлдсингеров в рядах квотершифтских солдат с нескрываемым омерзением. Странный мальчишка-фей, которого они тогда схватили, оказался прав. В конечном итоге они лишь поменяли одних хозяев на других.

Молли никогда не бегала так быстро — ни разу за всю свою жизнь. Даже такой неутомимый ходок как Слоустэк, и тот едва поспевал за ней. Ее ноги буквально гудели, это была боль, которую мог заглушить лишь бег из последних сил. Казалось, будто каждая частичка ее крови закипала от близости к Гексмашине. И чем ближе она к ней подходила, тем сильнее менялось ее тело. Теперь Молли ощущала боль всей земли. Города и туннели чимеков были сродни шрамам старой зарубцевавшейся раны, гравированные кристаллы, что давали свет их городам, — сродни пиявкам, присосавшимся к источнику мировой энергии. Под землей силовые линии стали венами, по которым она струилась в колоссальном количестве. Скальная порода и магма кипели крошечными формами жизни — истечениями земли; ее мировой груз — душой земли. Ее дыхание, ее вздохи — все осквернено грубыми манипуляциями, которые древние боги осуществляли, проникая сквозь дыры реальности.

Но Молли чувствовала не только это — на поверхности, а не под землей, нечто страшное преследовало всю планету, чтобы растерзать ее на клочки. Это нечто пока не было видно, но как оно ни отгораживалось, как ни пряталось, для земли оно было сродни тому, как если бы по ее чувствительной коже полоснули острым ножом. Молли превращалась в бабочку, но ее тело, ее куколка, еще никуда не исчезла и служила напоминанием о страстях и желаниях человеческого племени. Так, например, Молли ощутила жуткий голод. Сама не отдавая себе в том отчета, она свернула с дороги, и они со Слоустэком покинули туннель, по которому шагали — он некогда соединял поместье чимекского жреца с одним из подземных городов, — и через трещину в стене вышли в пещеру.

С потолка прямо у них над головами свисали перевернутые ступенчатые зиккураты, похожие на гигантские сталактиты. По полу пещеры, высоко приподнятые над землей, тянулись каменные улицы, так хорошо сохранившиеся. Если не считать трещин и кое-где обрушившегося потолка, то можно было бы подумать, что чимеки покинули город лишь пару минут назад. В тени приподнятых мостовых произрастали, покачиваясь, целые поля каких-то растений с луковицеобразными головками. В центре каждого поля высилась хрустальная пирамида. Между их вершинами и осветительными кристаллами на потолке время от времени проскакивал электрический разряд, и тогда они вспыхивали ярким светом. Так вытягивалась энергия токов земли и при помощи пирамид рассеивалась между растениями.

Молли со всех ног бросилась по одной такой пустынной дороге к полям.

— Еда, Слоустэк! Целая пещера еды!

Паровик едва поспевал за ней, громыхая скрежещущими гусеницами по камням древней мостовой.

Молли указала в сторону углублений — стебли растений качались и подрагивали, втягивая в себя энергию пирамид.

— Эти поля ждали нас целую тысячу лет! И никто их не охраняет!

— Будь благоразумна, мягкотелая Молли. Прикоснись к этим стеблям своим сознанием. Почувствуй истинную суть этих растений, скрытую от глаз.

Молли вняла его совету и тотчас отпрянула, вздрогнув от омерзения. Ее едва не вырвало, а голод как рукой сняло.

— Если ты отведаешь этих растений, то уподобишься Тцлайлоку, мягкотелая Молли, потеряешь рассудок, и тебя будет вечно терзать неукротимый голод. Когда наступил период глобального похолодания, государства, которые впоследствии образовали империю Чимеков, кормили свое население при помощи самых изобильных ресурсов, какие только могли придумать их маги.

— Люди, — прошептала в ужасе Молли. — Великий Круг! Эти растения когда-то были людьми!

— Магам не составило труда при помощи черной магии превратить их в растения, — пояснил Слоустэк. — Тем более что на поверхности были миллионы людей, которые все равно умерли бы от холода. Имперские легионы воспринимали эти поля как своего рода дань тех наций, что остались жить на поверхности.

Теперь ей все стало понятно. Тело, ноги и руки — все это слилось в единое целое, превратившись в стебель. Вмятины и выпуклости на луковице — то, что когда-то было лицом. Сами люди оказались скрещены со мхом и лишайником. Отныне они размножались простым делением и потому произрастали в изобилии. На протяжении сотни поколений эти люди-растения росли здесь при искусственном освещении подземной империи, поглощая животворную энергию вращения планеты. Не все люди-растения произошли от человеческого рода, к которому принадлежала Молли. Были здесь и другие, например те, в которых явственно угадывались черты грасперов и крабианцев — похоже, чимеки достаточно часто разнообразили свое питание. Стоит ли удивляться, что Гексмашина покинула эту презренную расу, чтобы греть свое тело в центре планеты.

— Эти растения нельзя есть, мягкотелая Молли, а вода, которую они потребляют, поступает сюда из расположенных под морским дном хранилищ. Она очищается при прохождении через многочисленные фильтры. Думаю, нам, как и тебе, нужно пополнить запасы бойлерной системы.

Паровик повел за собой девушку по пандусу вниз с возвышавшегося над полом дорожного полотна. Молли передернуло от омерзения при мысли, что нужно спуститься в поле, однако жажда взяла свое. Ряд за рядом перед ней высились мясистые растения. Зеленую кожу стеблей покрывал легкий пушок. Луковицы венчал колос, похожий издали на желудь, однако стоило подойти ближе, как становилось ясно, что это сросшиеся плотным панцирем волосы.

Слоустэк отыскал распределительный кран, питающий ирригационную систему — им оказалась статуя в форме зеленого пузатого жука. Паровик открыл нагрудную панель и влил в себя столько воды, сколько уместилось в баках. До сих пор Молли утоляла жажду из внутренних запасов паровика, и вот теперь наконец смогла напиться вволю чистой воды. Жидкость была холодной и кристально-чистой — такой вкусной воды на поверхности Молли ни разу не пробовала. И уж точно, такая никогда не лилась из кранов общественных бань Миддлстила. Неожиданно под ее ногой что-то хрустнуло, и Молли наклонилась посмотреть, что там такое. Кстати, какой странный запах исходит от колосьев. Где она его уже встречала?

— Слоустэк…

Паровик оторвал внимание от крана и вопросительно посмотрел на Молли.

— Слоустэк, если мы здесь одни, то почему на земле валяются вылущенные колосья, причем рядом с водой?

— Боюсь, что успокаивающего ответа на свой вопрос ты не получишь, мягкотелая Молли. Пора уходить отсюда, и как можно скорее.

Слоустэк уже наполовину поднялся на пандус, когда мимо его груди пронесся мощный энергетический разряд, рикошетом отскочивший от соседней пирамиды. Дисперсионный механизм гудел гневом и поливал соседние растения электрическими разрядами. В другом конце пещеры по ступеням, что вели вниз с перевернутых зиккуратов, каждая в облаке жутких черных лучей Уайлдкайотлей, огромными прыжками неслись две фигуры. Охотники!

— Назад в трещину! — крикнул Слоустэк, вернее, звякнул голосовым аппаратом. — Бежим в туннель!

— Нет, Слоустэк! — возразила Молли и потянула паровика назад на пандус. — Если ты доверяешь мне, тогда следуй за мной.

И она со всех ног бросилась вдоль стены, и в следующее мгновение нырнула в ирригационный канал.

— Молли, мягкотелая Молли! Ты что, свихнулась?

Молли вылезла из ледяной воды. Одежда на ней промокла до нитки.

— А теперь бежим через поле. Выйдем из пещеры на той стороне.

— Но это самый долгий путь отсюда.

— Знаю, — ответила девушка, хватая паровика за руку-манипулятор.

Стоило им нырнуть в гущу растений, как ступни Молли тотчас ощутили легкое покалывание — это энергия, что подкармливала людей-растений, щекотала ей пятки. По икроножным мышцам пробегали легкие судороги. Стебли тотчас распрямлялись, стоило паровику придавить их своими гусеницами. Над головой у Молли, потревоженные вторжением, в немой агонии раскачивались луковицы. Молли и ее спутник вскоре потеряли из виду стены пещеры и даже приподнятые мостовые, однако девушка доверяла чутью паровика, его умению ориентироваться, и потому не боялась сбиться с дороги.

Слева от них головки растений взорвались фонтаном мясистой мякоти — это черный кулак одного из преследователей испустил смертоносный заряд. Оба каторжника стреляли вслепую, так что основной удар пришелся по несчастным чимекским растениям.

— Берегись, девчонка! — крикнул один из них, хотя голос его явно доносился издалека. — Я смешаю тебя с грязью! Я стану терзать твое тело когтями и клыками!

Очередной удар, и рядом с беглецами вверх взлетело зеленое облачко.

— Быстрее, мягкотелая Молли! — Зрительная пластина паровика раскалилась; энергия ближайшей пирамиды грозила вот-вот вывести из строя его внутренний механизм.

— Кричите-кричите! — пробормотала себе под нос Молли. — Вам не помешает хорошенько раскочегариться!

Наконец растения остались позади. Значит, они наконец достигли задней стены поля. Слоустэк подхватил Молли и, неожиданно развив головокружительное ускорение, влетел на склон, а потом и вообще взмыл в воздух над приподнятым дорожным полотном. Еще секунда, и он с грохотом приземлился на мощеной дорожке, в гневе вращая гусеницами. Молли обернулась и посмотрела на плантацию людей-растений. Парочка каторжников пробежала примерно две трети поля. Не обращая внимания на покачивающиеся стебли, они неуклонно приближались к беглецам.

— Мягкотелая Молли, нам надо…

— Секундочку, — сказала Молли, стряхивая с волос воду.

От растений исходил шум, какое-то невнятное кудахтанье и клекот. Неожиданно из самой их гущи выскочила стая белых лохматых остроклювое.

— Дикие остроклювы, — произнес Слоустэк, обернувшись на крик ящерообразных млекопитающих.

Привлеченные кровавым пиршеством откуда-то из соседних полей, стуча острыми когтями правой ноги о выложенную камнями дорогу, появились новые стаи подземных альбиносов. Они были умны, эти твари, куда умнее, чем полагали жители Гримхоупа. Молли тотчас поняла, что этот стук неспроста — в нем явно заложена какая-то информация. Остроклювы жили в туннелях и были почти слепы, однако они давно открыли для себя такой ценный источник пищи, как чимекские поля, и теперь никому не было позволено вторгаться на их законную территорию.

На плантации, из которой они только что выкарабкались, взорвалась волна энергии. Растения тотчас вспыхнули огнем; не выдержав жары, их головки быстро разбухали и трескались. Один из преследователей рухнул и забился в судорогах; обитавшие в нем Уайлдкайотли вырвались наружу. Что касается его напарника, еще пара минут — и он будет растерзан хищными подземными альбиносами.

Жара в подземных пещерах стояла невыносимая, и платье на Молли высохло очень быстро. Она почувствовала, что скоро снова начнет исходить потом.

— Надо поторапливаться, Слоустэк!