Стеклянные гранаты, которые бросали всадники, разнесли в щепы возведенную на мосту баррикаду. Лошади прорвались за заграждение и влились в ряды тех, кто до этого преодолел заслон вражеских штыков в немыслимо высоком прыжке. Оливер не глядя кромсал врага колдовским ножом налево и направо — лезвие, словно понимая, что ему нужно, превратилось в острую кривую саблю. Сидевшая перед ним колдунья-цыганка хлестнула ближайшего солдата Третьей Бригады кнутом из огня. Почувствовав, что в него несется пуля, Оливер пригнулся, вытащил пистолет и мгновенно уложил стрелявшего. Одновременно слева от себя саблей отбил чей-то штык, после чего ударом сапога свалил нападавшего на землю.

Странное это, однако, ощущение — сражаться верхом; один вид его шестиногого скакуна вселял ужас в пеших солдат. С высоты их было удобно крошить на куски саблей. Но имелся и минус — сидя верхом, Оливер подставлял себя под вражеские пули. С криком мщения цыганка соскочила с коня и подобно огненной комете ввязалась в рукопашную схватку. Сообщество Общей Доли когда-то согнало ее с насиженных мест в Квотершифте, и теперь захватчики дорого поплатятся за попытку повторить кровавые чистки в Шакалии.

Оливер бросил взгляд через парапет моста: коммодор Блэк как ни в чем не бывало плыл на барже по зеленым водам Гэмблфлауэрса. Не раздумывая долго, Оливер стукнул пятками по бокам скакуна и устремился вперед. Он промчался дальше, мимо значительно поредевших позиций Третьей Бригады, где компатриоты пытались оттащить раненых товарищей за линию огня. Еще мгновение — и картина боя осталась далеко за его спиной. Вскоре он уже был в самом сердце Миддлстила. Окна в домах темные, в морозных узорах; завидев его, те немногие, кто еще оставался здесь, поспешили спрятаться в домах.

Оливер шепнул лошади на ухо несколько слов по-цыгански, и кобыла ускорила бег. Оливер носом уловил запах Хоклэмского приюта даже прежде, чем увидел — дым костра, запах проклятого занавеса на холме. Ветром на него относило снежинки, отчего воздух, казалось, был наполнен легким мерцанием. Сначала это была обыкновенная стена, призванная защитить граждан Миддлстила, которые могли ненароком забрести за уорлдсингерский барьер. Впрочем, прок от нее был невелик. Любой, кого не путало злобное завывание стены, мог спокойно ее преодолеть. Оливер обострил свои чувства, которые сначала проникли за ворота приюта, а потом распространились по всему Хоклэмскому холму. По всей видимости, он перестарался, потому что вскоре почувствовал, что словно распадается на отдельные части. Усилием воли Оливер вновь собрал себя в единое целое, соединил разрозненные части картины. Он пощупал уорлдсингеров изнутри, изучил сознание каждого из них, отметил про себя тонкие различия. Шакалийский орден получил свежие силы в лице квотершифтских чародеев. Владение уорлдсонгом объединяло их крепче, чем принадлежность к одной расе, нации, государству. По всему Миддлстилу люди сражались за свободу, но здесь все шло своим чередом, словно ничего не произошло. Главное — не дать вырваться на волю меченым. Таково было соглашение обеих сторон.

В гневе Оливер не заметил, что преодолел забор, окружавший приют, и прошел сквозь проклятую стену, оставив после себя дыру в мерцающем барьере. Он тотчас ощутил гудение силовых линий земли, шесть великих потоков энергии, пересекавших вершину Хоклэмского холма. С самим холмом исстари — с тех самых пор как здесь поселились шакалийцы — были связаны самые разные суеверия. Древние возвели на нем вертикально стоящие камни, здесь проливалась кровь, здесь следили за танцем звезд, здесь хоронили вождей. Такова была мощная энергетика этого места.

Входная дверь приюта представляла собой металлический щит толщиной с корпус подводной лодки; Хоклэм запечатали с началом вторжения, чтобы никто из его обитателей не смог убежать, когда начнутся уличные бои.

Оливер постучал по двери рукояткой колдовского ножа, и в ней открылся глазок, в который в свою очередь можно было рассмотреть портал высотой в человеческий рост в более высокой черной стене.

— Как ты попал сюда? — спросил чей-то голос. — В ворота никто не проходил.

— Кому вы служите? — в свою очередь потребовал ответа Оливер.

— Что ты сказал? — Было слышно, что говорящий на той стороне сбит с толку.

— Я хочу знать, — ответил Оливер. — Орден уорлдсингеров изначально служил старым королям, затем перешел на службу Палате Стражей. В Квотершифте он служил монархии, затем переметнулся на сторону Содружества Общей Доли. Вот мне и хочется выяснить, есть ли хоть кто-нибудь, кому вы не станете лизать задницу, лишь бы сохранить свои привилегии.

Тюремщик оттолкнул караульного уорлдсингера и посмотрел в глазок.

— Живо убирайся отсюда, юный идиот! Потому что если ты вынудишь меня открыть дверь, я живого места на тебе не оставлю, а потом вышвырну обратно на улицу.

— Что ж, я дам вам шанс проверить силу ваших кулаков, но только один, — ответил Оливер. — Приведите ко мне заключенного по имени Натаниэль Харвуд. Приведите прямо сейчас, или я заберу его от вас силой.

— Ох, ты сейчас получишь у меня, парень! — крикнул тюремщик и позвал подкрепление. — Неужели ты думаешь, что у нас тут что-то вроде Боунгейта? Тут свидания с заключенными не положены — мы не впускаем внутрь никаких любопытных, никому не позволяем глазеть на то, как заключенные за пенни исполнят вам танец в клетке.

— Я пришел не за тем, чтобы посмотреть, как он танцует, — ответил Оливер и колдовским лезвием прорезал в барьере дыру. Черная сталь издала шипение, и кусок металла со звоном церковного колокола упал на каменный пол. — Я пришел посмотреть, как затанцуете вы.

С этими словами он вошел внутрь и тотчас оказался в плотном кольце колдовских чар, заклинаний, проклятий и огненного вихря энергии, направленного в его сторону стоявшими полукругом уорлдсингерами. Оливер не стал сопротивляться, предоставив им возможность показать свою силу. Он стоял, чувствуя, как на него накатывают мощные волны извлеченной из глубин земли энергии. Впрочем, сила этих волн вскоре ослабла; гнев и уверенность уорлдсингеров в собственном величии сменилась недоумением, место которого в свою очередь занял страх — еще бы, ведь хохот Оливера заполнил собой вестибюль. Сопротивление тюремщиков было сломлено.

— Оливер Брукс!

По коридору ему навстречу спешила знакомая фигура.

— Инспектор Пуллингер. Я решил проведать одного моего друга, а вместо этого встретил сразу двух.

— Я был прав, — ответил Эдвин Пуллингер. — Я не ошибся относительно тебя.

— Я последовал вашему совету, инспектор. Я прибыл в Миддлстил, чтобы вступить в ряды Особой Гвардии. Но, судя по всему, они сотрудничают с агрессорами, так же как и вы. Выходит, что я последний честный гвардеец.

Тюремщики в заколдованных доспехах уже бежали к нему, вытаскивая из-за пояса дубинки.

— Я всегда знал, что ты мерзкий меченый мальчишка, — произнес уорлдсингер. — Из тех, на кого трудно найти управу.

— Мой отец был Ловцом волков, а мать — полубогиней, так что моя судьба принадлежит мне. Для вас я Карающая рука правосудия.

— Ты слишком опасен, чтобы расхаживать с торком на шее, — ответил уорлдсингер. Он вытащил табакерку и втянул ноздрей щепотку перплтвиста. — А поскольку Шакалия теперь живет по законам Содружества Общей Доли, нам нет необходимости придерживаться занудных ограничений, наложенных на нас хартией Палаты Стражей.

— По законам железного кулака, — уточнил Оливер с нескрываемым отвращением. — По законам полной вседозволенности. В таком случае мы с вами оба свободны от законов, которые раньше связывали нас. И ваш уорлдсонг мне не помеха. Такова моя сила, инспектор. Я не помечен гиблым туманом. Я и есть тот самый гиблый туман.

— И за это ты умрешь!

Тюремщики взяли наизготовку дубинки. Кстати, в вестибюль их набежало уже человек пятьдесят, не меньше. В правой руке Оливера трепетал колдовской нож; с обеих сторон лезвия стекал металл. Издавая треск ломающейся кости, рукоятка прямо на глазах меняла форму. Оружие по-прежнему было неестественно легким — даже когда превратилось в двойной топор. Та часть души его отца, что была впечатана в клинок, осталась довольна его выбором. Оливер попытался отключить зло в душах тюремщиков — их черные дела он воспринимал как боль — избиения, колдовские эксперименты, бои, которые они заставляли разыгрывать своих пленников, а сами тем временем делали ставки, не говоря уже о жестокостях, которые творили походя, даже не замечая их.

Лезвие, извивавшееся в его руке, знало, как отключить это зло.

— Давайте, гордые люди Хоклэмского приюта! Покажите мне, как я умру!

— Больше топлива! — вопил жрец культа саранчи.

Перед демсон Давенпорт Гидеонов Воротник ходил ходуном на установленных на платформу ногах; двигатель дьявольского устройства работал на пределе возможностей.

Каждые несколько минут квотершифтский рабочий в кожаном фартуке выбрасывал мешок, и тот с: глухим стуком падал в снег; неустрашимые подхватывали его и тащили дворец, оставляя за собой кровавый след.

Демсон Давенпорт уже не слышала криков юного короля, распятого на кресте. Сосредоточившись на подбрасывании книг в топку, она старалась не смотреть на подводы, на которых на Парламентскую площадь доставляли все новые и новые клетки — целые семьи некогда нарядно одетых, а теперь грязных, оборванных людей. При помощи прикладов, рогатин и сабель пленников выстраивали в очередь на смерть.

Самый главный начальник — тот, кого называли Тцлайлок, — вышел из ворот парламента в сопровождении целой колонны гвардейцев и жрецов культа саранчи. Он на протяжении всего дня то входил в Палату Стражей, то выходил из нее, словно взволнованный ребенок в ожидании подарков во время праздника зимнего солнцестояния. Задумавшись, демсон Давенпорт едва не споткнулась о другого уравненного рабочего, который, как и она, обслуживал печь. Всего здесь их было шестеро — шестеро тех, кто непрестанно кидал книги в топку Гидеонова Воротника.

Тцлайлок подошел к одному из мешков с сердцами.

— Поживее, компатриоты. Мы уже близко.

Близко к чему? — удивилась демсон Давенпорт. Надсмотрщик подбежал к начальнику, и по их кивкам демсон Давенпорт поняла, что бригаде придется ускорить темпы работы по обслуживанию Гидеонова Воротника. Откуда-то из-за пелены метели на полном скаку подлетел офицер Третьей Бригады и своим появлением прервал проявления подобострастия со стороны бригадира. До демсон Давенпорт донеслись обрывки фраз. Контрреволюционеры, рыцари-паровики, подкрепление в лице Первой Бригады.

Тцлайлок взвыл от злости.

— Отменить приказ Особой Гвардии о марш-броске на юг! Привести гвардейцев в полную боевую готовность и живо привести ко мне Флейра! — гаркнул он во все горло, так, что его услышали даже уравненные рабочие. Вестовой ускакал, а Тцлайлока со всех сторон окружила свита; один за другим отдавались приказы; приспешники вождя, не мешкая, бросались их выполнять.

Неожиданно Тцлайлок с воплем рухнул на снег. Демсон Давенпорт подумала, что с ним случился удар. Неудивительно — вон сколько крика и суеты. Однако в следующее мгновение до нее дошло, что вождь революции корчится — нет, не в агонии, а в экстазе.

Раздался звук рвущейся ткани. В небе над Парламентской площадью образовалась трещина, и в это зияющее отверстие хлынули цвета, каких демсон Давенпорт никогда не видела за всю свою жизнь.

— Ксам-ку! — вопил Тцлайлок. — Ксам-ку!

Из трещины, извиваясь подобно гигантским змеям, протянулись щупальца; падая на них, снег начал таять и превращаться в пар. Впечатление было такое, словно откуда-то из своего потайного логова наружу вылез огромный паук. Паучье тело менялось прямо на глазах — оно раздувалось и подрагивало по мере того, как его наполняла тьма из небесной расселины. Тцлайлока тоже била дрожь — но не по причине холода странной зимы, заморозившей Миддлстил в середине лета. Вокруг вождя революции и главы Первого Комитета жрецы культа саранчи пали на колени и читали молитвы, правда, на каком языке, этого демсон Давенпорт не смогла разобрать.

Тцлайлок обвел взглядом Парламентскую площадь — из глаз его струился черный огонь, а из глотки вырывался не то смех, не то клекот, а может, это холодный воздух наполнило щелканье чьих-то хищных челюстей. Демсон Давенпорт не знала, что поставили ей в металлическую грудь вместо сердца, но что бы это ни было, даже механический орган сжался от ужаса.

* * *

Коммодор Блэк слез с самодельного плота и подтолкнул его на фут вперед через камыши и ледяную воду к берегу реки Гэмблфлауэрс. Сжимая в одной руке полемическую дубинку, из которой получился отличный шест, Страж Тинфолд вступил на сухую землю. Запах дыма от горящей плавучей таверны преследовал их даже тогда, когда импровизированный паром пошел ко дну и скрылся в мутных водах реки.

Навстречу новым беженцам вышла целая шеренга металлических рыцарей.

— Дорогой млекопитающий, ваша циркуляционная система замерзнет вместе с водой в реке.

Коммодор Блэк поднял глаза от заснеженного берега.

— Коппертрекс! Великий Круг! Так ты спасся из Ток-Хауса!

— Как видишь, — ответил паровик. Свирепо сверкая зрительными пластинами, Коппертрекса окружили боевые клоны — гигантские, размером в два раза больше Острорукого.

— Неужели ты не мог найти для себя более достойное плавучее средство, чтобы бежать из Миддлстила?

— Бежать! Мы пришли к вам, глупый паровик! Старина Блэки был вынужден тащиться вниз по реке, потому что дьяволы из Третьей Бригады использовали нас как плавучую мишень для своих пушек и ружей. Или ты не узнаешь Стража Тинфолда?

Клоны, столпившиеся вокруг Коппертрекса, почтительно поклонились известному политику.

— Страж Тинфолд, до меня дошли слухи, будто вы погибли, когда квотершифтские силы отрезали Стимсайд от остального мира и взяли в осаду населенный паровиками район города.

— Я был по делу в Уоркберроузе. К счастью, наши партийцы смогли пробиться сюда через канализационные сети, — ответил Тинфолд. — Я принес с собой предписание парламента. Кстати, где Король-Пар?

— Мы отведем тебя к нему.

Рыцари Свободного Государства расступились, уступая гигантской мортире дорогу к реке. Прокладывая себе путь по глубокому снегу, та величественно шагала, напоминая боевого слона. Коммодор Блэк и Тинфолд вскарабкались на нее и уселись поближе к жерлу. Ухватившись за пушку, они двинулись к лагерю паровиков. Впереди шагали Коппертрекс и когорта паровиков. Вместо палаток, какие можно было бы увидеть в лагере шакалийской армии, металлические люди принесли с собой железные шесты, которые, соединенные вместе, образовали шестиугольные остовы, поверх которых были натянуты гуттаперчевые полотнища. Со стороны могло показаться, будто заснеженные луга правого берега поросли темными кораллами.

Из горного королевства пришли не только боевые рыцарские ордена. Сквозь падающий снег в небо поднимались струи пара десяти тысяч рядовых паровиков. Железные воины, ранее не служившие в регулярной армии, прикрепили к своим рукам спусковые устройства. В их бойлерные системы были засунуты гибкие трубки; в барабанах грохотали ядра, а сами они, под руководством новых офицеров, использовали буквально каждую минуту для отработки боевого строя.

Тинфолда и подводника привели в середину лагеря. Здесь, нанизанные на боевые копья, на ледяном ветру развевались разноцветные знамена. Неподалеку стоял сам Король-Пар. Его рост достигал шестидесяти футов. Зрелище не для слабонервных. Две огромные, похожие на когтистые лапы, ноги, на которых крепилась сферическая масса пушек и ощетинившийся острыми шипами штыковой аппарат. Повелитель паровиков приблизился к ходячей мортире, и коммодор увидел внутри маленького, золотистого, похожего на ребенка паровичка, который при помощи конечностей-рычагов приводил в движение эту махину.

— Король-Пар! — обратился к нему Тинфолд, напрягая, чтобы перекричать ветер, изношенную голосовую коробку. — Я принес постановления Палаты Стражей королевства Шакалия. Я представляю волю чрезвычайного правительства от имени всех политических партий, армии сопротивления, левеллеров и всего населения избирательного округа Уоркберроуз. Вы признаете этот документ законным?

— Признаю, — прогромыхал над берегом реки голос Короля-Пара. Коммодор Блэк почувствовал, как от этого трубного гласа у него все содрогнулось внутри. Таким мощным голосищем можно отдавать приказы самим горам, с которых они только что спустились.

— Тогда я обращаюсь к положениям договора от 980 года, подписанного Первым Стражем, лордом Изамбардом Киркхиллом и вами в Фульвен-Филдс и надлежащим образом ратифицированного Палатой Стражей. Парламент Шакалии призывает на помощь вооруженные силы Свободного Государства Паровиков и дарует разрешение форсировать реку Гэмблфлауэрс и войти в пределы столицы королевства Шакалии.

Боевая машина Короля-Пара приблизилась к исполинской мортире, чтобы монарх мог говорить от лица своего главного золотистого тела.

— Вы процветали в этой стране, Тинфолд Вы истинный гражданин Шакалии, однако духи Паро-Лоа гордились бы вашими успехами не меньше, даже если бы в качестве Стража от Уоркберроуза был избран сам великий Стилбала-Уолдо.

— Я не раз размышлял о том, что дух свободы подобен самому Лоа, ваше величество, и он обитает в душах многих жителей этой страны.

— Тогда пусть он поселится и в наших душах, — произнес Король-Пар и, развернувшись на шарнирах, обратился к своим офицерам, к боевым рыцарским орденам и всей своей железной армии.

— На войну! В бой на врага! Выступаем маршем на Миддлстил! — прогрохотал он.

В Палате Стражей члены Первого Комитета с ужасом наблюдали за тем, как Тцлайлок схватил вестового — им оказался уравненный революционер — и вышвырнул беднягу на улицу сквозь витражное окно галереи. Было слышно, как по камням внутреннего двора со звоном раскатились металлические части.

— Машины! — взревел Тцлайлок. — Гнусные машины!

Сначала члены Первого Комитета подумали, что председатель бросил эти слова в адрес уравненного вестового, однако затем до их сознания дошло, что он имеет в виду известие, которое принес несчастный, — о том, что к столице приближаются войска Свободного Государства Паровиков. От злости Тцлайлок едва не разнес в щепки круглый стол и не разбросал по залу карты Миддлстила и окрестностей. Он никогда не чувствовал себя таким сильным, и вот теперь все вокруг рушилось — неблагодарные миддлстилские идиоты присоединились к контрреволюционному восстанию. Мало того, что половина города принимает участие в уличных боях, теперь в поддержку им движется целая рать паровиков — у металлических рыцарей хватило духу пересечь границу Шакалии и вмешаться во внутренние дела страны. Этот их хитрый король бросил силы на помощь своим прогнившим соседям, чьи рыла наконец оторвали от кормушек, а самих отправили на сало. Разве он, Тцлайлок, не насытил свой народ? Разве не скормил угнетателей Гидеонову Воротнику? Разве не установил Гидеонов Воротник во имя простых граждан Миддлстила?

Решив, что гнев Тцлайлока улегся, один из жрецов культа саранчи осмелился подойти к председателю на довольно близкое расстояние — почти вплотную к черному нимбу, отныне окружающему фигуру вождя. Сердце Тцлайлока возликовало. Этот жрец был бывшим оператором транзакционных двигателей Гринхолла. Он всегда приносил хорошие вести. Правда, вождь революции не замечал, что вследствие многолетнего опыта общения с мелкими начальниками Гринхолла, этот жрец в совершенстве овладел искусством приносить хорошие вести в нужный момент. Он тщательно взвешивал и просеивал их, чтобы они казались священным подношением богам.

Жрец что-то прошептал ему на ухо; Тцлайлок кивнул, поднял голову и гнусно усмехнулся. Вскоре революция накормит древних богов, накормит досыта, и тогда Гексмашине с ее колдовской паутиной ни за что не помешать их великим свершениям. Тцлайлок отдал жрецу распоряжения, которые тот моментально бросился выполнять. Вскоре жрец вернулся, но не один, а на пару с маршалом Ариндзе и его свитой. Спустя минуту к ним присоединился и капитан Флейр. Вид у особого гвардейца был понурый. Даже не верится, что человек, наделенный такой нечеловеческой силой, одновременно может быть настолько слаб духом. Уайлдкайотли в Тцлайлоке уловили, как капитан, проходя через площадь, внутренне содрогнулся. А ведь этот человек не раз проливал кровь на полях сражений. Кому как не ему знать, каких кровавых жертв требует война. Революции необходимо, чтобы состоялся последний и решительный бой. Победы нужно достичь любой ценой. Главное — навлечь на врага страдания и боль. Так уж устроен мир.

— С востока на нас движутся армии паровиков, — произнес Тцлайлок. — Что нового слышно от наших братьев в Квотершифте, компатриот маршал?

— Нашим компатриотам-уорлдсингерам удалось почти до конца расшифровать заклинание проклятой стены, — ответил тот. — Они пообещали мне, что в течение предстоящей недели высота этого сооружения будет существенно снижена. Наши компатриоты разыскали в одном из трудовых лагерей строителя, который когда-то на ней работал. Думаю, мы получим от него ряд ценных сове…

— Мы не можем ждать неделю! — перебил его Тцлайлок. — Потому что в ближайшие часы под стенами Миддлстила уже будет стоять армия рыцарей-паровиков!

— Первая Бригада уже почти завершила переброску по пневматическим туннелям. Я уверен, мы сумеем удержать столицу до того момента, когда будет разрушена проклятая стена. Компатриот Тцлайлок, по ту сторону границы у нас уже двадцать дивизий. Этого достаточно, чтобы захватить любую деревню, любой крупный и малый город в Шакалии.

— А если разрушение стены потребует большего времени?

— У нас есть шахтеры, которые ведут под проклятой стеной подкоп. Им теперь никто не мешает в этом, шакалийских саперов в тоннелях больше нет. Жалкие трусы, оборонявшие раньше приграничные порты, разбежались. На границе не осталось ни одной роты красномундирников, ни одного пограничного отряда. Горные полки все еще несут службу, но не осмеливаются выступить против нас — боятся, что когда они вернутся на свои хутора, то обнаружат в собственных спальнях солдат калифа. Компатриот Флейр и его гвардейцы вполне могли бы обеспечить охрану наших южных пределов.

— Торопиться не надо. Возможность основать город меченых будет дарована гвардейцам чуть позже, — возразил Тцлайлок. — Сначала же они должны помочь нам разгромить войска Короля-Пара.

— Разгромить? — Маршал недоуменно посмотрел на вождя революции. — Миддлстил целиком и полностью в наших руках. Пусть только враг осмелится подойти к городским стенам! Мы выльем на него бочки кипящего масла!

Тцлайлок ткнул пальцем в точку на карте.

— Нет, мы выйдем им навстречу и сразимся вот здесь. Маршал Ариндзе посмотрел туда, куда был направлен указующий перст председателя Первого Комитета.

— Ривермарш? Но там ведь одни холмы, болота и пастбища. Прошу вас, компатриот Тцлайлок! Имея в своем распоряжении две бригады, мы сможем удерживать Миддлстил до середины зимы. С армией Механсии лучше не сражаться на открытой местности. Их рыцари превосходят нашу самую лучшую кавалерию! Они быстрее и сильнее, они лучше вооружены. Их мортиры превосходят по убойной силе любые наши пушки. Я не могу гарантировать вам победу, даже имея десяток боевых бригад!

Тцлайлок протянул руку и схватил маршала за лицо, причем с такой силой, что тот рухнул на колени.

— За нами стоят боги революции! Уайлдкайотли сильны и час от часу становятся сильнее, по мере того как враги народа скармливаются им во имя общего дела! Что есть у этих живых железяк? Их Лоа — жалкие бесплотные тени, как тот вонючий дым, что изрыгают их трубы. Знаете, почему Шакалия так быстро сдалась революции? Она потеряла истинную веру. Не заставляйте меня думать, коротышка, что и вы утратили веру в правоту общего дела!

С этими словами он отпустил свою жертву, и маршал Ариндзе кое-как поднялся на ноги. Как и все прирожденные хищники, он признавал право сильного.

— Мы сделаем все так, как вы говорите, компатриот председатель!

Тцлайлок обернулся к Флейру.

— А вы, компатриот капитан? У вас имеются соображения по поводу предстоящего сражения?

Флейр стоял с мрачным видом, наблюдая, как квотершифтские уорлдсингеры помогают маршалу обрести вертикальное положение.

— Мы двинемся в горы. Дойдем до Ривермарша. Вы скажете нам, куда идти дальше, и мы подчинимся. Мы пойдем туда, куда вы нам укажете, и будем стоять до конца.

— Похвально, компатриот капитан! Первая Бригада отойдет к Гэллоухиллу и Спаутхоллу. Третья Бригада и части Особой Гвардии немедленно отправятся в поход вместе с нашими уравненными ротами революционной армии и дадут отпор агрессорам у Ривермарша.

Капитан Флейр не позволил, однако, меланхолии взять верх над военной сметкой. План председателя был безумием чистой воды.

— Вы отдаете более двух третей Миддлстила на милость военного ополчения оппозиционных партий. Даже если мы сокрушим силы Короля-Пара, не исключено, что мы вернемся в город, оккупированный врагом. У Третьей Бригады больше нет преимущества первого удара, внезапного появления в самом сердце столицы. Цена, которую мы заплатим за то, чтобы вернуть каждую потерянную улицу города в свои руки, лучше всего будет видна в палатках полевых госпиталей.

— Вот уж не думал, что вы столь высокого мнения о наемных бандах, которые наспех сколотили кровожадные враги! — удивился Тцлайлок. — Они сполна получат за то, что пошли против народа.

На Флейра нахлынуло жуткое чувство. Боевой приказ Тцлайлока не имел никакого смысла — вернее, имел, но при одном единственном обстоятельстве. Неужели председатель Первого Комитета только что провозглашенного Содружества Общей Доли Шакалии отважится на такое?

— Принц Алфей, — произнес капитан Флейр. — Вы оставите его в городе?

— Компатриот Алфей служит революции самыми разными способами, — ответил Тцлайлок. — Ваша приверженность долгу делает вам честь, компатриот капитан. Однако защита народа от монархии больше не входит в обязанности Особой Гвардии. Вспомните, что когда-то кричала толпа перед дворцом в день побивания камнями. Нет республике с королем! Но если вы хотите, чтобы мы взяли с собой крест, потому что лично вам так спокойнее на душе, что ж, мы так и поступим. Думаю, мучения, которые терпит король, наполнят боевым духом революционные сердца, подвигнут народ на доблестные подвиги против армии железного врага.

Тцлайлок провел пальцами по расстеленной на столе карте; его ногти прочертили по соседним государствам черные следы.

— Да, компатриот капитан. Вы можете со спокойным сердцем оставить кровопийц на попечение Гидеонова Воротника. Наши помыслы устремлены вперед, а не назад. Победа за победой во имя народа — это стандарт равенства, которым мы принесем всему остальному миру.

Из глаз вождя революции на пол упали черные слезы, которые, подобно кислоте, прожгли в дубовом полу дыры. Каждое общество — упорядоченное гнездо, где уравненные граждане трудятся во имя общего дела, неотличимые друг от друга братья и сестры. Совершенные, черпающие радость и удовлетворение в бесконечном труде. Вот оно, светлое будущее облагодетельствованного человечества.

Перед Оливером последняя проклятая стена камеры номер восемь ноль девять визжала, словно свинья на бойне. Колдовская энергия извивалась и корчилась, обволакивая его со всех сторон, собираясь складками — вряд ли уорлдсингеры, когда-то сотворившие ее, представляли себе такое. Внутри нее посреди собственных экскрементов и крысиных скелетов лежал Шептун.

— Оливер! — прошипел он. — Твое совершенное тело… оно все в крови.

— К сожалению, я был вынужден остановиться и провести переговоры по поводу твоего освобождения, — ответил Оливер и отвернул нос от тошнотворного запаха.

— Они перестали выносить ведро, как только прекратили давать мне баланду, — пояснил Шептун. — Как ты попал сюда, в Хоклэм?

— Как попал? Прискакал верхом на лошади.

— Отлично, я так голоден, что съел бы целую лошадь!

Где-то рядом обитатели других камер выли в гневе и отчаянии. Оливер поднял Шептуна на ноги и вместо костыля дал ему винтовку одного из охранников.

— Я мог бы разбить замки и на них, — сказал Оливер, глядя на длинный ряд камер.

— Ты по-прежнему намерен вести нас за собой в землю обетованную, Оливер? В самую глубь гиблого тумана, чтобы мы пополнили собой зверинец Хозяйки Огней?

Оливер покачал головой.

— Ее больше нет, Натаниэль. А то, что заняло ее место, — оно не такое приятное в общении.

— Говорил я тебе, что настанет время и тебе понадобится моя помощь, приятель. Я рад, что теперь ты мыслишь так же, как и я. Что до остальных узников, можешь спокойно оставить их здесь. Тех, в ком осталась хотя бы крупица разума, забрала с собой Особая Гвардия. Им нужны люди, чтобы основать Свободное Государство Феев. Те, кто остался здесь, утратили человеческий облик, их опасно выпускать на свободу.

— А тебя?

— Это тебе решать, Оливер. Ведь ты, чтобы попасть ко мне, пролил кровь не одного десятка тюремщиков.

— Они сами выбрали смерть, — возразил Оливер. — Мне хотелось узнать, почему тебя замуровали так глубоко.

Шептун расхохотался.

— Признайся, ты ведь собрался на охоту, безумец! Ты намерен сразиться с богами!

— А разве не таков был твой собственный план?

— Вот уж никогда не думал, что ты согласишься. Учитывая то, как в последние две недели развивались события в Шакалии, боюсь, мне не оставалось ничего другого как согласиться на гиблый туман и место в зверинце Хозяйки Огней.

С этими словами Шептун вышел из камеры в тюремный коридор. Его тело менялось прямо на глазах. Казалось, оно делается сильнее и крепче. Впрочем, это не удивительно. Как только колдовской занавес пал, он вновь начал черпать силу из токов земной энергии.

— Вот так-то лучше. Теперь им ни за что не поймать меня вновь, Оливер. Я уже не тот мальчонка, которого родной папаша продал за бутылку джина. Я повзрослел и возмужал, как внешне, так и внутренне.

Оливер ступил сквозь зримо подрагивающий воздух. Стены камеры дрожали и изгибались — это Шептун черпал земную энергию для своего нового тела.

— Ты получил долгожданную свободу, Натаниэль. А теперь нам с тобой нужно убедиться, что мир, в котором этой свободой можно пользоваться, еще цел.

— Мы пойдем на восток, мой мальчик, — прошипел Шептун. — Прошлой ночью мне приснился сон, что я шагаю вместе с тысячей паровиков. Армия Механсии вышла на поле боя. В последний раз именно железное войско победило темных богов. Думаю, теперь будут сведены кое-какие старые счеты.

Оливеру почему-то пришли на ум обитатели горных городов, образы, запечатленные его сознанием, пока он сам бродяжничал, Стимсвайп и туманные воспоминания, что остались от других странствий по дорогам Свободного Государства — одни как враги, которых следовало найти и обезвредить, другие — как друзья. Вот он стоит на палубе аэростата, и горные пики пронзают клубящиеся облака.

— С тобой все в порядке? — спросил Шептун.

— В моей голове столько всего, что порой трудно собраться с мыслями.

— Со мной такое тоже бывало, когда я только учился ходить во сне. Кошмары половины страны проникали в мои сны. Ты должен научиться обращать их себе на пользу.

— Постараюсь, Натаниэль.

Вдвоем они прошли теми же грязными и зловонными коридорами, по которым Оливер проник сюда. Уродливые существа, отгороженные от внешнего мира проклятой стеной, ощущали его присутствие. Одни были охвачены злостью и мысленно бились головой о стену, пытаясь вырваться на свободу, другие молча затаились в своем логове, словно пауки, в надежде на то, что жертва сама по неосторожности попадет к ним в сети. Были и те, кто просто задумчиво наблюдал за ними. Только здесь Оливеру стало понятно, почему уорлдсингеры настаивали на том, чтобы держать меченых под замком или надевать им на шею торк. Некоторые из этих созданий скорее походили на силы природы, чем на людей. Человеческая часть их сознания была изъедена гиблым туманом и существовала в теле, плохо приспособленном для жизни вне проклятого занавеса. Многие из этих несчастных даже не подозревали, какое жалкое существование влачат здесь, в Шакалии. Но потом Оливер вспомнил, с каким упорством орден пытался запереть в эти стены его самого, как уорлдсингеры пытались разъединить его тело и душу, вскрыть его, словно орех, и, удалив содержимое, выбросить за ненадобностью скорлупу. Стоило ему это вспомнить, и сочувствия к колдунам и их злокозненным замыслам как не бывало.

Они шли дальше, и тело Шептуна начало преображаться. Лишние руки засосало внутрь тела, костяные пузыри расправились и превратились в гладкую кожу, на голове выросло нечто вроде короткого меха. Вскоре от старого Шептуна ничего не осталось, а его место занял высокий воин с коротко стриженными золотистыми волосами, одетый в причудливую, старомодную военную форму. С его левого плеча свисал элегантный гусарский ментик.

— Я по-прежнему здесь, Оливер. Вот так бы выглядел я, не просочись в нашей деревне из-под земли гиблый туман. — Шептун потрогал свои новые волосы. Даже голос его звучал теперь по-другому, красиво и звучно, в нем больше не слышалось прежнего сипения, которое издавала уродливая глотка, служившая ему ртом. — То, что видят наши глаза, есть порождение нашего сознания, что касается мыслей — то они текучи, как вода.

— На тебе жутко старомодная форма.

— Она из той единственной книжки, которую я держал в руках, прежде чем меня посадили за решетку. «Дуэлянты Квотершифтского двора». Она было самым ценным, что у меня имелось. Отец купил ее мне в одну из тех редких недель, когда бывал трезв, хотя такое, должен сказать, случалось нечасто. По-моему, смотрится отлично, что ты на это скажешь?

— Еще как! Головорезы из Третьей Бригады наверняка решат, что король восстал из могилы, чтобы отомстить им за то, что они пропустили его через Гидеонов Воротник.

В открытые двери Хоклэмского приюта влетали снежные хлопья. Увидев на полу груды мертвых тел, Шептун довольно кивнул. Еще бы, ведь это были бренные останки тех, кто столько лет мучил и унижал его. Сколько раз во сне он уже видел эту сцену, и вот теперь узрел впервые — наяву! Оливер посмотрел вниз с каменистого холма, туда, где по ту сторону проклятой стены его поджидала лошадь. Он уже собрался было показать ее Шептуну, но внимание его спутника было приковано к чему-то еще. Оливер посмотрел в ту сторону, куда устремил свой взгляд Шептун. Южный край неба усеивали аэростаты, их черно-белые, в шахматную клетку, носы прокладывали себе путь сквозь снеговые тучи.

Ветер с воем налетал на Хоклэмский холм, и Шептун был вынужден перейти на крик, чтобы Оливер его услышал.

— Воздушный флот вывели в небо! Вот только…

— Вот только кто? — закончил его вопрос Оливер.

Он простер свои чувства, простер внутрь жестких корпусов, внутрь холщовых газовых сфер, и… наткнулся на новенькие, с иголочки тела уравненных пилотов Шакалии. Биомеханических гибридов, рабов, покорных воле Тцлайлока, послушных штыкам неустрашимых и дисциплинарным дубинкам квотершифтских офицеров. Хорошая доза нервного огня, и любые попытки неповиновения будут уничтожены в зародыше. Еще бы! Ведь эта боль не шла ни в какое сравнение со старым добрым средством устрашения, что когда-то было в ходу в эскадрильях королевского воздушного флота — плеткой о девяти хвостах.

Оливеру не было нужды отвечать Шептуну, кто вывел в небо флот, поскольку свист падающих на Миддлстил зажигательных бомб говорил сам за себя. Черные замыслы новых властителей Шакалии — хозяев ее воздушного флота, ее неба — были видны, как на ладони. Под брюхом у воздушного исполина расцветал огненный цветок, и в следующее мгновение то там, то здесь в облаке пара рушилась очередная пневматическая башня, не способная более находиться в вертикальном положении. Миддлстил платил дорогую цену за неповиновение новым хозяевам. Те, кого раньше считали гарантами его свобод, теперь поливали город адским огнем, испепеляя эти самые свободы.

— Проклятие, они сбрасывают на Миддлстил зажигательные бомбы! — воскликнул Шептун. — Похоже, собрались израсходовать на город весь боезапас!

— Не весь, — возразил Оливер, поворачиваясь лицом на восток. — Им придется кое-что оставить, чтобы остановить наступление армии Короля-Пара.

Они вдвоем бегом бросились вниз с холма. Земля Миддлстила горела у них под ногами.