На следующее утро Вайолет и ее тетя, сидя в гостиной, вместе рассматривали модные картинки — вкладные иллюстрации с моделями одежды, когда Твайфорд объявил, что некий джентльмен желает, чтобы его приняли. Посетитель отказался вручить визитную карточку. Судя по хитрому блеску в глазах Твайфорда, посетитель этот не был ему не знаком.

— Незнакомец? — поинтересовалась тетя Франческа. Она выглядела на удивление бодрой и свежей после того, как хорошо выспалась ночью.

Вайолет и мысли не могла допустить, чтобы Твайфорд впустил в дом маэстро шпаги с сомнительной репутацией. Верный дворецкий беспокоился за здоровье Франчески не меньше, чем Вайолет, и не стал бы рисковать, понимая, как такой визит может расстроить баронессу. Но с другой стороны, с годами Твайфорд осмелел. Достаточно вспомнить, что не далее, чем вчера, он сопровождал Вайолет на тайное свидание.

Вайолет слишком часто пользовалась добросердечием слуги. Поднявшись с кресла, она случайно наступила на картонку, которая упала с ее коленей. Вайолет опустила глаза и увидела, что это картонка с изображением свадебного платья, которое ей так понравилось.

— Вайолет? Что с тобой сегодня? — озабоченно поинтересовалась тетя. — Ты такая неловкая.

— Я… — Вайолет покачала головой.

— Ты хочешь мне что-то сказать?

— Да, но… Я не знаю, как начать.

— Ну, тогда…

— Мадам, — напомнил о себе Твайфорд из коридора.

— Кто это, Твайфорд? — спросила Франческа в замешательстве.

— Джентльмен пожелал сделать вам сюрприз и попросил не сообщать своего имени.

Баронесса колебалась. Она снова посмотрела на Вайолет, на сей раз задумчиво, и пожала плечами:

— Ты ведь знаешь, Твайфорд, что если ты приведешь в дом злоумышленника, то ноги твоей здесь больше не будет. Придется тебе идти просить милостыню.

— Как мадам будет угодно, — невозмутимо ответил Твайфорд и отправился за таинственным гостем.

Не прошло и минуты, как гость, пожелавший остаться неизвестным, вошел в гостиную в сопровождении дворецкого. Вайолет осмелилась взглянуть на него, лишь только когда он приблизился к ней и поклонился. Он был довольно крепкого сложения, нарядно одет, и волосы у него были слишком темные, чтобы его можно было спутать с Китом. Но когда он выпрямился, Вайолет узнала в нем друга. Она затаила дыхание.

Один из ее закадычных друзей. Не Кит, но второй после него. Какая радость!

— Элди! — восторженно воскликнула Вайолет. — О, Элди! Какой ты стал! Солидный господин и красавец! Иди же ко мне. Я бы ни за что не догадалась, что это ты. Почему ты не дал мне знать, что собираешься приехать? Почему не ответил на три моих последних письма?

— Элди? — потрясенно сказала Франческа, и тогда он шагнул к окну, и стекла его очков в серебристой оправе сверкнули. — Господи, да это же ты, Элдберт Томкинсон! Действительно, такой приятный сюрприз. Вайолет говорила, что ты поступил в армию и показал себя мужественным воином. Не могу поверить, что с тех пор, как твой отец учил тебя кататься на пони, прошло уже десять лет.

Элдберт смущенно покраснел. Глядя на него, Вайолет даже не представляла, как он выдерживал тяготы армейской службы, косность и невежество британских военных чинов.

— Воспоминания о нашей детской дружбе в Манкс-Хантли поддерживали меня в самые трудные времена, — признался он.

— Я так рада тебя видеть, Элдберт, — сказала баронесса, взглянув на Твайфорда, который продолжал стоять в дверях, всеми забытый. — Чай и клубничные пирожные, Твайфорд. И принеси немного темного пива для нашего гостя. Ты давно был в Монкс-Хантли, Элдберт?

Элдберт повел широкими плечами. Фигура у него и впрямь была великолепная. Он действительно превратился в весьма импозантного мужчину. Вайолет хотелось плясать от восторга. Его сегодняшнее появление должно стать добрым предзнаменованием.

— Как ни странно, в Монкс-Хантли мало что изменилось, леди Эшфилд. Вообще-то я надеялся, что мы все вместе отпразднуем там Рождество.

— Рождество? — Вайолет не загадывала дальше, чем до конца лета — именно тогда должна была состояться ее свадьба, которой, как она теперь решила, не будет. Она представляла свой прежний дом, в котором, верно, все еще жил призрак ее дяди и другие призраки — призраки воспоминаний о тех днях, которые уже не вернуть. Будут ли они с Китом вместе после Рождества? Поймет ли ее тетя, позволит ли ему войти в их жизнь? Как вообще она сможет выбрать между ними двумя? И Кит, и Франческа — оба были ей так дороги.

— Элдберт. — Вайолет тряхнула головой, с трудом удержавшись от искушения его обнять.

У нее не было желания сидеть и чинно распивать с ним чай, делая вид, словно прошлого не существовало. Но с другой стороны, возможно, он сознательно стер из памяти все то, что считал предосудительным. Как ужасно думать, что он, возможно, даже стыдится тех эскапад, в которых они участвовали наравне с Китом. Мог ли он забыть? Он был офицером и сражался на войне.

Быстрая улыбка, которую успел ей послать, пока тетя Франческа отвернулась, чтобы взять плед, указывала на то, что он помнит. И на то, что у него и Вайолет по-прежнему есть общие тайны. Вайолет покачала головой.

— Как приятно видеть тебя вновь.

Он приподнял бровь.

— И это все?

— Я скучала по тебе. Я скучала по твоему уму и твоей интуиции. Ты всегда знал, как надо поступить, чтобы не дать мне натворить глупостей, — прошептала она.

— Ну, — сказал Элдберт, откашлявшись, — я скучал по нашим «глупостям». Хотя я могу с гордостью сказать, что больше ни с кем не заключал сделок на крови.

Вайолет поморщилась при напоминании о той клятве, которую они дали друг другу на кладбище.

— И я тоже. Но все же хорошие это были времена.

— Замечательные.

— Перешептываться невежливо, Вайолет, — заметила тетя. — Сядьте же вы оба. Твой отец еще жив, Элдберт?

Вайолет подвела Элдберта к креслу тети.

— Да, и он, слава Богу, здоров. Но лорд Эшфилд… Мадам, я…

— Он умер почти два года назад.

— Простите. Я не знал. Меня так долго не было в стране.

— Откуда ты мог знать? Я заставила Вайолет посетить вместе со мной все значимые для меня места моей юности. С тех пор как мы покинули Манкс-Хантли, мы нигде не задерживались больше чем на пару месяцев.

Принесли чай. Вайолет смирно сидела, сдерживая нетерпение, пока тетя засыпала Элдберта вопросами обо всем, что имело отношение к Манкс-Хантли. Вайолет понимала, что тетя таким образом освежает собственные приятные воспоминания, и она не подозревала подвоха, пока Франческа не спросила Элдберта, что он помнит о кладбище на дне оврага возле их усадьбы.

Элдберт взглянул на Вайолет. Та медленно опустила чашку на стол.

— Старое кладбище у разрушенной церкви? Вы о нем спрашиваете, леди Эшфилд?

— Хотелось бы знать, осталось ли оно все таким же, — сказала Франческа. — Или приход все же осуществил свою угрозу и расчистил руины, чтобы построить на их месте школу?

— Никто ничего не будет строить там еще долго — до тех пор, пока будут живы слухи.

— Слухи?

— Вокруг этого места всегда ходило много легенд. Говорили, что в заброшенных могилах закопаны сокровища.

Франческа была заинтригована.

— Что за сокровища?

— Сокровища графа, который жил в Манкс-Хантли затворником. Говорят, во время Реставрации он накопил несметные сокровища и поклялся забрать их с собой в могилу. Его родственники разворошили склепы, но я считаю, что они не там искали. Граф задумал обмануть их, и ему это удалось.

У Франчески загорелись глаза.

— И что там закопано? Золото?

— Тот, кто будет знать, где искать, может достать из земли несколько кувшинов с рубинами, золотые блюда времен короля Якова. У графини был целый сундук с драгоценностями, который таинственным образом исчез после ее смерти.

— И зачем, спрашивается, такое богатство закапывать в землю? — спросила, явно оживившись, Франческа.

Вайолет послала Элдберту умоляющий взгляд, заклиная его остановиться, пока он случайно не выболтал лишнего. Она уже хотела позвонить в колокольчик, чтобы принесли еще чаю, но тетя Франческа властным взмахом руки велела ей сесть и не вмешиваться.

— Всю семью графа унесла чума, как и многих других людей, кого закопали на церковном дворе и даже креста не поставили, — сказал Элдберт. — Все боялись заразиться.

Франческа с ужасом смотрела на Элдберта:

— И вы играли на этом ужасном месте? Меня в дрожь бросает при мысли о том, что могло с вами стрястись. Господи, знала бы я, что вы раскапывали могилы!

— Я никогда не раскапывала могил, — сказала Вайолет, предупредив возможную оплошность Элдберта. Франческа не должна знать о том, что их было не трое, а четверо, и что четвертый, Кит, пользовался катакомбами, чтобы пробираться туда из «дворца» за лесом.

Элдберт в недоумении моргнул:

— У нас был системный подход к раскопкам. Мы пользовались теми картами, которые я начертил. Мы копали вдоль ручьев…

— А Вайолет делала зарисовки, — сказала Франческа, задумчиво хмурясь. — Она запечатлела на бумаге ваши рискованные авантюры, и там был еще один мальчик.

— С нами был еще Эмброуз, — сказал Элдберт. Вайолет с облегчением вздохнула. — Его отец тоже умер, леди Эшфилд, и он вступил в наследство.

— Об этом я осведомлена, — сообщила Франческа. — Мы приглашены на праздник в его загородном поместье, и мне придется помириться с его матерью.

Элдберт опустил взгляд на клубничное пирожное, тарелку с которым ему торопливо сунула Вайолет, и покачал головой:

— Простите. Я не хотел за чаем говорить о могилах и о тех, кого мы потеряли.

Франческа снисходительно ему улыбнулась и неожиданно поднялась из кресла. Вайолет и Элдберт разом вскочили, протянув ей руки. Франческа предпочла опереться на руку Элдберта.

— И я тоже не хотела. Ничего, Элдберт, — жизнь есть жизнь. Я рада видеть тебя живым и здоровым. Так почему бы вам двоим не выйти в сад и не погулять, пока солнышко светит? Если я смогу найти свою теплую шаль, я, возможно, к вам присоединюсь.

Вайолет вздохнула с облегчением, надеясь, что сделать это получилось незаметно.

Уже через пару минут они с Элдбертом дошли до дальнего конца маленького сада, где был вырыт пруд. Возле стены, по которой вился ароматный душистый горошек, стояла низкая скамейка.

— Мой отец не любил Эмброуза, когда мы были подростками, — сказал Элдберт. Он продолжал стоять, ожидая, пока Вайолет не опустится на скамью.

— Тетя тоже не слишком его жаловала. Он был вредным мальчишкой.

— Полагаю, что из вредного мальчишки мог вырасти неприятный мужчина, — сказал Элдберт. — Трудно предугадать, что может произойти на его празднике. Мне не хочется думать, что он собирается мстить.

— Мстить? Кому? И за что? — спросила Вайолет и нахмурилась.

— За то, что к нему не относились так, как он того хотел. Он всегда злился на нас из-за того, что мы не делали то, что он нам приказывал.

— Все это было десять лет назад.

— Ну, я не думаю, что он очень уж изменился с тех пор.

— Ты для этого пришел? Чтобы поделиться со мной своими опасениями?

— Отчасти да.

— А еще зачем?

Вопрос повис в воздухе.

Ничто, ни сокрытые в склепах сокровища, ни духи тех, кто лежал там, ни души их, попавшие в рай или ад, ни Эмброуз, ни призрак графа, не вызывали в них такого любопытства, такого интереса, такой тревоги, как Кит. Он словно был порождением этого кладбища, сотворенным «из ничего», из витающего там духа, и посланного в мир смертных с какой-то таинственной миссией.

Он побуждал Элдберта и Вайолет, преступая запреты, сбегать из дома. И из-за него они встретились здесь сейчас. Он всегда был главной темой их разговоров в те далекие дни детства.

Это его появление на церковном дворе сдружило их. И с его уходом их братство распалось.

— Что еще мог бы сделать нам Эмброуз плохого, Элдберт? Бахвалиться перед нами своим титулом? Новыми брюками?

Элдберт присел рядом с Вайолет. Созерцательность ума, из-за которой он когда-то выглядел странным мальчиком, теперь придавала его внешности солидность и достоинство.

— Я еще кое-что должен тебе рассказать. Полагаю, мы все еще верны нашему обещанию хранить секреты?

Она смотрела в его глаза, скрытые за стеклами очков.

— Мы давали клятву хранить нашу тайну вечно, Элдберт. До скончания времен.

— Я сам об этом узнал только в прошлом месяце, когда на несколько дней приехал в Лондон. Это было вскоре после того, как я получил от тебя последнее письмо. Я знаю, что для тебя это станет потрясением, но я должен сказать тебе, Вайолет, что Кит здесь, в Лондоне. И он стал настоящим человеком. Сотворил нового себя.

Вайолет отвернулась.

— Ты помнишь того отставного капитана, кто выкупил Кита из «дворца»? — взволнованно продолжал Элдберт.

Из «дворца». Она сжалась от стыда за свою наивность, заставившую ее поверить в то, что «дворец» — это дворец, а не что-то иное.

— Ты помнишь, — продолжал он, — что мы боялись, что он продаст Кита пиратам или того хуже?

Вайолет смотрела на паутину, которую сплел паук между побегами душистого горошка, кончики которых мелко завивались, поблескивая на солнце, словно вопросительные знаки. Шелк паутины казался таким хрупким на вид, слишком нежным, чтобы не порваться даже от самого легкого ветерка.

— Да, — сказала Вайолет. — Но…

— Вайолет, — с напором продолжал Элдберт, — я был у него в академии. У него своя школа фехтования, и я не видел лучшего мастера шпаги, чем он, за все те годы, которые провел на войне. Он не заметил меня в толпе почитателей. Но я знаю, что, если бы он посмотрел в мою сторону, он узнал бы меня. И я думал лишь о том, как докричаться до него, чтобы он услышал мои поздравления с тем, чего он достиг, и с тем, что он преодолел, чтобы этого достичь.

Вайолет повернула к нему лицо.

— И ты не окликнул его?

Элдберт растерялся, обескураженный ее вопросом.

— Нет. Я осознал еще до того, как успел пробиться к нему сквозь толпу, что публичное признание нашего знакомства нежелательно.

Вайолет взяла его за руки.

— Я понимаю.

— Понимаешь? — Элдберт покачал головой. — Я ушел, как только он закончил свою демонстрацию, но позже, тем же вечером, я вернулся в его школу в надежде застать его там одного. Но и тогда там были люди. Больше я туда не вернулся, Вайолет.

Она смотрела мимо него в сторону дома. Чья это тень в окне ее спальни? Кто-то зашел к ней в комнату? Ей сделалось несколько тревожно. Не оставила ли она случайно карточку Кита там, где ее могла увидеть Дельфина? Вайолет напомнила себе, что спрятала ее в надежном месте — под Библией на тумбочке возле кровати. Никто не подумает заглянуть туда.

— Я чувствовал себя так, словно предал его, — сказал Элдберт, уставившись на ее руки. Он действительно чувствовал себя неловко. — Но я подумал о тебе и о том, что может произойти, если ты случайно увидишь его до свадьбы. Как ты объяснишь свое знакомство, свою дружбу с Китом своему жениху? Я не знал, выдаст тебя Кит или нет.

— И это и есть твой секрет?

— Да. Я подумал, что немедленно должен прийти к тебе и предупредить на случай, если ты вдруг столкнешься с ним. — Он мрачно усмехнулся. — Уж слишком живо я представляю встречу Кита с тобой и твоим женихом — при его мастерском владении шпагой последствия могут оказаться непредсказуемыми.

— Да, Элдберт, — только и сказала она, кивнув, и прикусила губу, чтобы не улыбнуться.

— Вайолет. — В голос Элдберта прокрались нотки подозрительности. — Ты слишком уж спокойно восприняла мою новость. Ты полагаешь, я устраиваю слишком много шума из ничего?

Она, не выдержав, широко улыбнулась:

— О, Элдберт!

— Ты уже знала, — изумленно констатировал друг ее детства. — И ты меня не остановила, пока я тут бессвязно лепетал.

Вайолет отпустила его руки и вновь подняла глаза на окна спальни. Шторы как будто никто не трогал. Возможно, она просто придумала себе эту таинственную тень.

— Ситуация опасная, — сказала она, машинально понизив голос до шепота. — Я не знаю, что делать. Мы с Китом виделись. Мы… любим друг друга.

Она ожидала, что он вскрикнет, покачает досадливо головой или прочтет ей длинную нотацию. Так поступил бы Элдберт из ее детства. Сейчас он лишь нахмурился. Удивление в его глазах сменилось тревогой.

— Действительно, ситуация опасная, — сказал он. — Выходит, я боялся не зря.

— Тетя еще не знает, Элдберт, и я даже боюсь думать о том, что случится, когда я расскажу ей правду.

— Я боюсь того, что произойдет, когда нас всех снова соберет вместе Эмброуз. Сразу станет понятно, что мы знакомы с Китом, что он один из четверых. Не знаю, насколько это может навредить каждому из нас, но одно я знаю точно — я на вашей с Китом стороне, и на меня вы можете рассчитывать. Я останусь верен нашей дружбе, что бы ни случилось.

Франческа убедила Дельфину, что хочет одолжить у Вайолет ее шаль. Франческе нелегко далось решение вторгнуться на личную территорию своей племянницы. Она никогда прежде так не поступала, хотя искушение было. К несчастью, останавливали ее отнюдь не соображения морали. Останавливал ее исключительно страх.

Франческа всегда боялась того, что могла бы обнаружить, стоило ей копнуть чуть глубже, проявить чуть больше любопытства к личной жизни Вайолет. Даже сейчас ей пришлось напрячь волю, чтобы заставить себя войти к ней в спальню. Словно это было вчера, видела она свою сестру, лежащую на кровати в луже крови. И младенца в руках повитухи. Крохотное живое создание с лицом, как у обезьянки, безгрешное существо, зачатое в грехе.

И в этот момент Франческа почувствовала, что главное предназначение ее жизни состоит в том, чтобы защитить это крошечное создание, уберечь от беды, которая нависла над девочкой с момента ее рождения.

Франческа всеми силами старалась устроить жизнь Вайолет так, чтобы удалить из нее всяческие соблазны. И она думала, что ей это удалось. Племянница обручилась с респектабельным джентльменом, и Франческа должна была бы радоваться тому, что скоро будет присутствовать на их свадьбе. Но интуиция подсказывала ей иное. Франческа подошла к окну и украдкой принялась наблюдать за Вайолет и Элдбертом. Вайолет реагировала на то, что говорил ей Элдберт, живо и эмоционально, точно так же, как реагировала она на то, что происходило во время этого шутовского поединка на шпагах в парке.

Но каким образом тот поединок мог сделать ее счастливой?

Как могло статься, что неуклюжие потуги Годфри, казавшиеся еще более нелепыми в сравнении с элегантными маневрами того фехтовальщика, не вызвали в ней ни стыда за своего жениха и за себя заодно, ни даже неловкости? Как могло статься, что она не чувствовала себя несчастной и обиженной судьбой, выходя замуж за неуклюжего олуха, когда вот он, рядом — красавец принц? Неужели ей, Франческе, и вправду удалось внушить ей, что респектабельность важнее, чем любовь? Возможно, Франческа больше и сама в это не верила.

Она сможет умереть, зная, что долг ее исполнен, когда убедится в том, что Вайолет нашла себе защитника и покровителя, какого заслуживает. Но вначале она должна выяснить, почему ее не покидает ощущение, что она уже встречала этого молодого шпажиста раньше. Или по крайней мере выяснить, кого он ей напоминает.

И она должна узнать, почему он делает Вайолет счастливой, такой счастливой, какой она никогда не была за все десять лет, прошедшие с того памятного лета в Манкс-Хантли, когда она чуть не умерла от кори?

И ответ на этот вопрос Франческа увидела сразу же, как только отвернулась от окна. Ей не пришлось долго его искать. Ей вообще не пришлось его искать. Ответ был на письменном столе Вайолет, он смотрел на нее с рисунка десятилетней давности, который лежал поверх стопки писем.

Вайолет не обладала выдающимися художественными талантами, но ей удалось уловить главное и передать портретное сходство. Так думала Франческа, глядя на рисунок горделивого юноши. Франческа протянула руку к рисунку и тут же убрала ее. Что толку, если она порвет этот лист на мелкие кусочки? Что это изменит? Вайолет пошла в мать, Анну Марию, для которой любовь была важнее соображений здравого смысла. Никакие старания Франчески не смогли изменить того, что составляло суть души этой девочки. Ничто не смогло разрушить страстность ее натуры.

И неожиданно осознание этого факта принесло Франческе громадное облегчение.