Ассистент заметил Кита, едва он появился за кулисами.

— Вот и вы! — Кеннет шпагой прокладывал себе путь сквозь галдящую толпу фехтующих студентов, слуг и актеров, чтобы первым успеть завладеть вниманием учителя. — Мы уже решили, что вы нас бросили на произвол судьбы. У нас осталось двенадцать минут до начала. У лорда Монтплейса случился нервный срыв. Никто не знает, где он прячется. Мистер Доусон забыл свою роль, а я не могу найти кинжал для «Гамлета»…

Кеннет замолчал, чтобы перевести дух.

Кит наклонился, чтобы второй помощник смог снять с него маску и набросить на плечи черный шелковый плащ.

— Тогда в последнем акте будут изменения. — Кит поманил двух джентльменов в киверах с кокардами, ожидавших его распоряжений. — Мистер Дженнер, отработайте еще раз выпад левой ногой. Нет-нет. Вашей другой левой ногой. Не выставляйте плечо так сильно вперед. О, ради Бога…

— Вы что-то говорили о последнем акте, сэр, — напомнил ему Кеннет. — Вы имели в виду выступление Пирса или тот эпизод, когда вы приглашаете на сцену добровольную помощницу и спасаете ее от барона, который убил ее семью?

Кит нахмурился:

— Оставьте место Тилли свободным. Я буду импровизировать. Пусть все решит случай. Невесту барона сыграет та леди, что сама вызовется мне помогать.

— У этой случайной леди есть имя, сэр?

— Полагаю, да. — Почему он не спросил, как ее зовут? Впрочем, обстоятельства их встречи не располагали к взаимному представлению. Как бы там ни было, общаться с ней, играть с ней было так легко и приятно, словно…

— Что мне сказать Тилли, сэр?

— Пообещай ей жемчужные серьги, которые она увидела на Ладгейт-Хилл.

— Господин учитель! Пирс сейчас выходит, а у нас нет кинжала!

— Проклятие, — тихо сказал Кит. — Я его только что видел, когда…

— Вот он, сэр, — перебил его костюмер, пробираясь между подъемными блоками.

Декорации для первого акта уже смонтировали. Зрителям предстояло увидеть сценку из жизни древних римлян. На неискушенный взгляд Кита, древнеримский храм выглядел достаточно убедительно. Картину портила лишь повозка уличного торговца, стоявшая между двумя бутафорскими колоннами.

— В Древнем Риме продавали горячие крестовые булочки? — скривившись, спросил Кит.

— Почему бы нет, — согласился Кеннет и тут же добавил: — А, вот и мистер Кэрролл. И уже в костюме. Одной катастрофой меньше.

Кит чуть отодвинул занавес и окинул взглядом зрительный зал. Большинство мест уже были заняты, за исключением нескольких кресел в задних рядах и первого кресла от прохода во втором ряду. Лакеи разносили гостям шампанское и вино. Это хорошо. Слегка захмелевшую аудиторию легче развлекать. Слишком много алкоголя, однако, и какой-нибудь пьяный дурак непременно полезет на сцену в самый разгар фехтовального поединка.

Кит отошел от занавеса. Он так и не увидел встреченную им на лестнице таинственную леди. Надо было снять маску, чтобы лучше ее рассмотреть. Кит запомнил лишь темные волосы и улыбку. И еще на ней было сиреневато-серое платье, таинственно-сумеречное, так соблазнительно облегавшее ее женственные формы.

Не то чтобы Кит имел привычку заводить интрижки со всеми хорошенькими женщинами, которые встречались ему на жизненном пути. Видит Бог, он действительно сильно торопился, когда повстречался с ней, — уже тогда он боялся опоздать к началу представления. Он и сам не знал, почему задержался. Что-то в ней его зацепило. Конечно, не каждый день встретишь леди, которая размахивала бы деревянным мечом и разговаривала с перьями. Леди с таким волнующим силуэтом, темными глазами и чарующей улыбкой на губах, которые ему так захотелось поцеловать.

Она напомнила ему… кого? Кит пытался вспомнить.

Проклятие. Она не была служанкой из числа тех, что так стремились ему понравиться, когда он приходил в этот дом давать уроки фехтования. Вряд ли она была одной из юных леди, которые время от времени приходили к маркизе пить чай, а заодно наблюдали за тем, как он фехтует с юным наследником.

Но у него было чувство, что он с ней знаком.

Что, конечно, было не так.

Если бы она захотела встретиться с ним вновь, все, что от нее требовалось, это взять в руки программу и найти его имя. Он не собирался весь вечер скрываться за кулисами.

Зрители аплодировали стоя. Исполнители сцены из «Гамлета» раскланивались перед публикой. За опущенным занавесом меняли декорации. Распорядитель вышел на сцену и под гром оваций объявил, что после короткого антракта представление продолжится и зрителей ждет еще немало захватывающих поединков. Он также напомнил, что все средства, заработанные студентами академии фехтования магистра Фентона, будут переданы на нужды благотворительности.

Когда Кит направился в комнату отдыха, на мгновение ему показалось, что он увидел в кресле своего наставника и приемного отца, капитана Чарлза Фентона. Капитан нашел бы, что сказать воспитаннику, — нашел бы, за что отчитать и за что похвалить. Но он был мертв уже четыре месяца и, конечно, не мог присутствовать сейчас в зале.

Фентон и Кит нашли друг друга, когда и тот и другой переживали не самые лучшие времена. Фентон, напиваясь, превращался в отъявленного ублюдка, а Кит платил ему той же монетой. Но с тех пор как капитан ушел в мир иной, Кит ловил себя на том, что думает о Фентоне постоянно. Сегодня он готов был поклясться, что ощущает его присутствие и слышит, как он говорит: «Живи со страстью. Дерись с честью. И не забывай время от времени оглядываться назад».

В комнату проскользнул Пирс. Лицо его было худым и чисто выбритым.

— Я хорошо выступил? — Кит взял с трюмо влажное полотенце и вытер лицо.

— Ты же знаешь, что выступил хорошо.

В комнату заглянул Кеннет и объявил:

— Сэр Годфри следующий!

Кит пристегнул ремень со шпагой и сказал:

— Напомни ему, что огонь по краям рампы настоящий. Пусть не бросает плащ куда попало. Сделай так, чтобы зрители зашикали, когда Пирс появится на сцене, и поаплодировали Годфри, когда он выиграет поединок.

— Да, сэр.

— И еще… Никто не присылал мне сообщений за последний час?

— Сообщения? О да, сэр. Дворецкий сообщил, что маркиза благодарит вас за то, что вы отыскали наследника.

— Хорошо.

— И несколько гостей просили узнать насчет частных уроков. Один член парламента желает вновь заняться фехтованием. Говорит, что его жена настаивает. Похоже, ваше искусство вновь входит в моду, сэр.

— Чудесно. — Кит был не против дополнительного заработка, как и не был против возрождения романтического обаяния шпаги, но он был бы весьма признателен, если бы ему дали возможность немного пожить для себя, дабы он мог внести немного романтики в собственную жизнь.

— На самом деле, Кеннет, — признался он, увернувшись от щетки, которую слуга занес над его головой, — я имел в виду послание… несколько более личного характера от…

Слуга замер со щеткой в руке.

— А, вы о любовных посланиях? Так бы сразу и сказали. Их было целое море. Я отправил посыльного куда подальше и порвал все эти записки. Не хватало нам еще сдерживать натиск любвеобильных поклонниц.

Кит стремительно обернулся, не веря своим ушам.

— Что… Что ты сделал?

— Вы сами говорили, что шпага не женщина — неверности не прощает. Я думал, что оказываю вам услугу. Подождите. Было еще одно сообщение, которое я обещал передать вам.

— Ну, так передавай.

Слуга понизил голос:

— Виконтесса сказала…

— Можете не продолжать, Кеннет. Это не та, на которую я возлагал надежды.

К тому времени как Вайолет выбралась в зал, представление уже почти подошло к концу. Чтобы никого не беспокоить, она заняла одно из свободных мест в последнем ряду. Зрители возбужденным шепотом обменивались друг с другом своими предположениями о том, чего ждать в финале. Распорядитель принимал ставки относительно исхода полуночной дуэли с участием самого маэстро. Весь сбор от представления решено было передать в сиротский приют, или в больницу, или в иное богоугодное заведение по выбору публики. Вайолет подумала, что, если бы у нее были свободные средства, она могла бы и сама сделать ставку. И она знала, на кого бы поставила.

И она оказалась бы далеко не единственной зрительницей, поставившей на маэстро. У магистра фехтования поклонниц было в избытке.

Вайолет пыталась рассмотреть актеров получше, но, увы, место ее располагалось слишком далеко от сцены. Судя по декорациям, действие происходило в церкви. На алтаре горели свечи, создавая романтическую атмосферу. Какую роль будет играть тот шельма в маске? Или она уже пропустила его выход? Годфри рассказывал ей только о той роли, которую собирался играть сам. Если честно, он говорил об этом так много и подробно, что у Вайолет возникло ощущение, что она уже все видела своими глазами. По крайней мере она сможет убедить его в том, что видела его выступление.

— Леди и джентльмены! Могу я попросить соблюдать тишину в зале? — Освещение сцены сделалось приглушенным. Аудитория притихла. — Спасибо, — сказал распорядитель и церемонно поклонился маркизу и его семейству, занимавшим места в ложе верхнего яруса. — А теперь для завершающей сцены нам нужна храбрая юная леди из числа зрительниц…

По залу пронесся возбужденный шепот. Руки в белых перчатках взметнулись вверх — столько, что и не сосчитать. Один из лакеев за спиной у Вайолет сказал другому:

— Если бы так же легко набирались добровольцы в армию.

Добровольцы. На что они соглашались?

Распорядитель выбрал светловолосую женщину в бледно-желтом платье из второго ряда. По рядам разочарованных дам прокатился вздох. Вайолет усмехнулась, отыскав взглядом пустое место во втором ряду, справа от центрального прохода. Ну, мошенник недолго ждал, прежде чем подыскать ей замену.

Вайолет вся превратилась во внимание. Интересно, что за шанс она упустила? Пожалеет ли о своем отказе? Скорее всего нет. За последние годы она стала на удивление благоразумной. Как и большинство юных леди благородного происхождения, она усвоила главную истину: правила существуют для того, чтобы им следовать, и горе тем, кто их нарушает.

На сцене разыгрывалась авантюрная драма, приводившая зрителей в восторг. Исполняли ее живо, с огоньком — энергия плескала через край. За мгновение до того, как священник в ризе скрепил союз красавицы и злодея, откуда ни возьмись появился всадник в черном плаще верхом на белом жеребце. Последовала впечатляющая дуэль между спасителем и разгневанным женихом и его дружками-сообщниками, после чего герой увез невесту на белом коне, однако вскоре вернулся, чтобы покарать злодея.

Вайолет заметила в проходе двух ассистентов, готовых отвести коня и подхватить спасенную невесту, которая спрыгнула с коня, словно лихой кавалерист. Конечно, все было подстроено. Спасенная девица работала на того прохвоста со шпагой, который сейчас гонял по сцене злодея-жениха.

К огорчению Вайолет, он двигался слишком быстро, чтобы она могла его хорошенько разглядеть. Волевой подбородок. Гибкие и подвижные, как у профессионального танцора, ноги и руки. Темные шелковистые волосы с золотистым отливом. Она чувствовала, как по коже ее побежали мурашки. Она его узнала.

Лишь потому, что он флиртовал с ней в полутемном холле? И что за роль он ей предлагал? Всего лишь роль несчастной невесты злодея? Или ту роль, которую она играла бы лишь для него одного, в отсутствие зрителей? Закулисная интрижка! Годфри бы нашел, что сказать по этому поводу. Да его бы хватил удар, если бы Вайолет пронеслась верхом на том жеребце через всю сцену, демонстрируя зрителям свои лодыжки.

«И тогда вам останется лишь обнять меня и держаться как можно крепче».

С какой бы радостью она сделала сейчас именно то, о чем он ее тогда просил.

Вайолет не сводила с него глаз. Теперь уже происходящее на сцене воспринималось не как шалость и озорство, а как реальная, нешуточная угроза. Спасителю в черном грозила беда. Из-за церковной скамьи вылетели, словно злые духи, солдаты. Они множились, точно зубы дракона, наступали, теснили одинокого героя. Вайолет вскоре забыла о том, что это всего лишь спектакль.

Она едва заметила, что соседнее кресло занял припозднившийся гость. Герой в черном перепрыгнул через скамью, встав спиной к алтарю. Его окружили вражеские солдаты. Он храбро отбивался, но силы были слишком неравные, и ему приходилось отступать. И вот они прижали его к витражному окну — отступать уже некуда.

Вайолет нахмурилась. Каков же будет исход? Черный рыцарь олицетворял бесстрашие, готовность принести себя в жертву во имя торжества добра перед злом. Он служил примером несгибаемого мужества и отваги, но и благородства тоже, и, как истинный рыцарь, не мог позволить себе коварства даже по отношению к врагам. Разве мог этот храбрый рыцарь одержать победу? Похоже, ему вот-вот придет конец.

Вайолет вздрогнула, когда один из его врагов выбил у него шпагу и полоснул его клинком от плеча до бедра. Вайолет понимала, что кровь не настоящая. Однако и она, и несколько других леди тем не менее испуганно вскрикнули. Его шпага, звеня, покатилась по каменному полу часовни.

Как мог безоружный герой одержать победу в этот роковой час? Все указывало на то, что поражение неизбежно.

Он упал на колени, и шелковистые волосы закрыли его лицо, и кровь текла из его ран.

Неужели зрителей так и оставят с этим ощущением тревожной беспомощности, лишив их радости пусть театрального, но все же триумфа? Герой, за которого они все так переживали, не мог умереть у алтаря бесславно и безобразно.

Свет витража померк. На сцене воцарился мрак. Вайолет ощущала, что публику в зале охватило тревожное недоумение. Рыцарь не мог проиграть в этой схватке. Зло не должно восторжествовать.

Занавес опустился над неподвижно лежащей фигурой. Неужели это все?

— Ради Бога, — пробормотал какой-то джентльмен, — вставай. Это не может так закончиться.

— Вставай!

— Вставай!

Зрители скандировали это слово с нарастающей яростью, с праведным гневом, со страстью. Их голоса резонировали, вибрировали и множились, отражаясь от расписных медальонов на высоком лепном потолке. Маленький театр грозил лопнуть от эмоций, которые переполняли зрителей. Вайолет чувствовала, что она сама вот-вот взорвется от переизбытка чувств. Сердце ее ухало в такт скандируемым словам: «Вставай! Вставай!»

Она знала, что все это не настоящее. И все же верила всем сердцем в то, что герою больно. «Вставай! Вставай! Покажи нам, что это возможно. Подари нам мужество. Помоги нам. Вступись за правое дело». «Это всего лишь театральное действо, — думала она. — Поверженный борец за правду только что пытался условиться со мной о встрече. Конечно же, он не собирается умирать».

— Вставай, — прошептала она, и ее голос влился в общий хор. И когда она это сказала, образ из далекого прошлого всплыл в ее сознании. — Вставай, — сказала она, покачав головой в расстроенных чувствах, когда образ этот померк до того, как обрел ясные очертания.

Он напомнил ей о…

Занавес вновь поднялся. Окутанный туманной дымкой, поверженный воин медленно приподнялся, протянув руку к массивному камню, в который был воткнут меч.

Из-за кулис с обеих сторон вышли двенадцать рыцарей в кандалах. Один из них осмелился бросить ему пару рукавиц. Второй вытер тряпкой кровь с плеча. Двое других сбросили кандалы и помогли ему надеть тунику. Пятый рыцарь — о, небо, подумала Вайолет, едва подавив смешок, это был Годфри — встал перед ним на колени.

Когда поверженный рыцарь встал, аудитория разом выдохнула. И когда он вытащил меч из камня, он поднялся над бесславием, чтобы защитить тех, кто не может себя защитить.

Вайолет шмыгнула носом. Он, пожалуй, напомнил ей того рыцаря на белом коне, о котором грезит каждая девушка. Только настоящий рыцарь может броситься на поиски пропавшего ребенка за несколько минут до начала важного выступления. И при этом еще умудрится флиртовать и назначить свидание.

Так кто он: легендарный герой или превосходный актер? Вероятно, это не имеет значения. Сегодня он поставил потрясающий спектакль, и он старался не для себя, вернее, не только ради себя. Это был благотворительный спектакль — он помогал обездоленным, и романтика шпаги служила ему вдохновением. Не его вина, если он мимоходом еще и вскружил головы своим зрительницам — всем, и ей тоже. И внушил ей нескромные мысли.

Вайолет вздохнула.

Неудивительно, что Годфри бравировал тем, что оказался в числе двенадцати студентов, избранных для представления. И как некстати, что она пропустила его номер.

Маркиз Седжкрофт вышел на сцену, чтобы произнести заключительную речь после представления.

Толпа ликовала. Грейсон Боскасл, пятый маркиз Седжкрофт, знатный вельможа и светский лев, слыл любимцем лондонского общества, несмотря на свои прежние грехи, а возможно, и благодаря им.

— Мы все здесь собравшиеся относимся к привилегированному сословию, — сказал он, обращаясь к аудитории. — Наш сегодняшний ужин готовили лучшие повара Англии. Нас неплохо развлекали. И вне сомнений, относимся к нашим вечерним нарядам куда щепетильнее, чем к тем нищим, мимо которых проходим по дороге к своему портному. Но за вашу щедрость к нуждающимся, к обездоленным я вас благодарю. И за захватывающие дуэли на шпагах, в которые меня так жаждет втянуть мой сын, я благодарю магистра Фентона и преданных шпаге студентов его академии.

Магистр Фентон.

Он вышел на сцену и встал рядом с маркизом. Вайолет не могла отвести от него глаз.

Лучше бы она вообще сегодня не приезжала сюда.

Ее сердце пронзила ужасная боль. Она не сразу осознала, что именно чувствует, но вскоре уже знала ответ. То была боль, рожденная несбыточностью желания.

Неудивительно, что ее сразу потянуло к этому великолепному, полному горделивого достоинства мужчине. Как ее угораздило! Добродетельная мисс Вайолет Ноултон и подумать бы не посмела о подобном романе.

Лучше всего считать это временным помрачением. Неужели она верит в подобные совпадения? Но как иначе могла она объяснить то странное чувство единения, что возникло сразу при их встрече? Ведь было так, словно она знала обольстительного Фентона всю свою жизнь.

Этому имелось одно простое объяснение: она влюбилась. Влюбилась в собирательный образ романтического героя, как и многие прочие зрительницы.

Кристофер Фентон.

Это имя было ей не знакомо.

Он трижды поклонился под гром аплодисментов. А затем быстро исчез со сцены.