Яркое солнце слепило глаза. Харриет поднесла ладонь к лицу и подумала о Гриффине. Удивительно, но он не снился ей этой ночью. Она перевернулась в постели, гадая, что им делать дальше. Она не сможет не думать каждую минуту о том, что они сделали. И где-то она оставила кошелек, который ей так грубо швырнули вчера вечером.

Разгневанный голос из-за двери выдернул ее из теплой постели:

— Харриет, вы еще спите? Я вас уже целую вечность зову. Мы ведь собирались весь день заниматься покупками с леди Далримпл, а я не могу найти свою шляпку.

— Иду, — проворчала Харриет. — Никто не купит ваши подвязки, мадам.

Она оделась и вышла из комнаты как раз в тот момент, когда герцог показался из своей. Харриет неуверенно кивнула, критически оглядывая его элегантный шерстяной плащ и темно-желтые брюки. Они одновременно открыли рот для приветствия, но тут как назло на лестнице появилась служанка с чайным подносом для леди Паулис.

— Удачи в экспедиции по магазинам, — пробормотал Гриффин перед тем, как сбежать.

— Вам того же… — Впрочем, нет. Она вовсе не хотела желать ему удачи в поисках новой невесты. — Ваша светлость успеет вернуться к ужину? — бросила она ему вдогонку.

Гриффин повернулся и ответил с усмешкой:

— Думаю, что смогу.

Харриет закусила губу. Ей не стоит давать ему поводов для дальнейших ухаживаний. Ведь совершенно очевидно, что герцог разобьет ей сердце. Харриет сбежала по ступеням, с трудом сдерживаясь, чтобы не высказать ему все, что она думает о его намерениях. Впрочем, кто она такая? Харриет прекрасно понимала свое место в этом доме и в этой жизни.

Леди Паулис такие мысли были неведомы. Она не знала никаких ограничений. Сейчас она высунула голову в открытую дверь и окликнула компаньонку.

— Напомните моему племянничку, что он пообещал поиграть со мной в крестики-нолики сегодня вечером.

— Ее светлость…

Он остановился в дверях. Гриффин был так невыносимо хорош собой, что ей было больно смотреть на него.

— Я слышал.

— Ну и отлично, — сказала Харриет, разозлившись на саму себя. — Мы будем ждать вас.

* * *

Три дня шел нескончаемый дождь. Долгими часами герцог сидел в библиотеке, и Харриет не покидало ощущение, что Гриффин что-то замышляет. Сколько ни размышляла она о той ночи, когда он обучал ее искусству удовольствий, она не чувствовала сожаления. Харриет было любопытно, каким был Гриффин до смерти брата. Если верить тому немногому, что она услышала от леди Паулис, герцог не всегда был мужчиной, который сейчас притягивал и пугал ее в равных пропорциях. Но в любом случае Харриет была благодарна герцогу за то, что тот не упомянул ни об одной женщине, ни за чаепитием, когда он заглянул домой на пару часов, ни поздно вечером, когда сидел с ней и тетушкой в библиотеке.

А однажды вечером за ставшим уже традиционным бокалом бренди, когда Харриет делала вид, что читает книгу, леди Паулис ошарашила всех своим заявлением:

— Такими темпами ты никогда не женишься, Гриффин. А я уже соскучилась по замку.

Герцог неожиданно бросил на Харриет взгляд, наполненный такой силой, что ее обуяли одновременно страх и надежда.

Той ночью ей не спалось, она покинула свою постель и бродила по дому. В былые дни она могла красться неслышно, как мышь. Она могла видеть в темноте не хуже кошки и слышала, как просыпается хозяин дома, чтобы спросить слуг, не забыли ли они запереть все двери и окна.

Как-то раз она рассовала по карманам и под складками платья целый серебряный сервиз и прошла от Гросвенор-сквер до Сент-Джайлза словно рыцарь в латах. Ей улыбнулась удача, и не пришлось спасаться от погони или отбиваться от насильника, она добралась до дома без приключений.

В те далекие дни она зависела от инстинктов. Но когда речь шла лишь о выживании, жизнь не казалась такой сложной. Ей было все равно, что думают о ней люди. И ей не приходилось входить в логово голодного мужчины в одной прозрачной ночной рубашке, стоять пред ним и терпеть огонь желания в его глазах.

— Что-то случилось? — спросил Гриффин, вставая из-за стола.

— Я не могу спать.

— Тогда…

— Я не могу есть.

— И читать, — добавил Гриффин, соглашаясь.

— И уделять внимание просьбам вашей тетушки.

— И картам, в которые вы раньше так любили поиграть в клубе.

— Но это еще не все, — сказала Харриет. — Вы лично, как, впрочем, и весь клан Боскаслов, виноваты в этом. Мне здесь не место. И…

Голос ее надломился. Гриффин вышел из-за стола, кивая, словно все, что она говорила, было наполнено глубоким смыслом.

— И это тоже еще не все, — прошептала Харриет, глядя Гриффину в глаза. — Я решила, что в силу вышесказанного не могу служить вашей семье и не останусь более в вашем доме ни дня.

— В силу вышесказанного? — мягко переспросил он, делая ей навстречу еще один шаг.

Харриет приоткрыла рот.

— Это официальное уведомление, ваша светлость. И я не шучу.

Гриффин скептически осмотрел ее с ног до головы.

— Вы делаете ваше уведомление, стоя передо мной в ночной рубашке? — Герцог протянул руку и провел кончиками пальцев по ее шее вниз, к вязаной тесьме чуть выше ее грудей. — И в такой непристойный час? Боюсь, я не могу принять вас.

— Но и остановить меня вы тоже не можете.

— Понимаю.

— Тогда…

— Ситуация усложнилась, — сказал Гриффин мрачно. — Я найду вам другую работу до конца недели.

Гриффин подхватил ее на руки и опустил на ковер. Несколько секунд они страстно целовались, лаская друг друга через одежду. Совсем скоро Харриет уже гладила пальцами его возбужденную плоть, не в силах скрыть свои эмоции. Ей казалось таким естественным отдаться ему. Должно быть, она была рождена для его умелых рук, которые уже раздевали ее и нежно, но настойчиво возбуждали все сильнее и сильнее.

— Харриет, — страстно прошептал он, — ты хоть понимаешь, что я каждую ночь сижу здесь за столом и жду тебя, чтобы ты вошла и отдалась мне вот так?

Харриет задрожала. Его пальцы сводили ее с ума. Голова шла кругом. Харриет прижалась к его твердой груди, покрывая поцелуями его голые плечи, шею, и улыбалась сама себе.

— Я знала, что вы нарочно оставили вырезки с непристойными картинками.

Его пальцы продолжали свое запретное путешествие по ее телу, отчего кровь в жилах убыстряла свой бег. Когда он неожиданно склонился над ней всем телом, Харриет застонала и откинулась на спину. Он впился губами в ее рот, оставляя без дыхания на долгие секунды, затем прервал поцелуй и прохрипел:

— Но больше они мне не нужны, ведь так? — Его пальцы продолжали свое дело. — Кроме того, картинки ничто пред твоей истинной красотой. Зачем портить такие совершенные формы, дорисовывая бедра, накачанные, словно воздушный шар?

— Вот и я не понимаю зачем, да еще и третью ногу пририсовали, — сказала Харриет, отвлекшись на секунду от колдовства его пальцев.

Гриффин замер в недоумении, затем рассмеялся:

— Это не третья нога, глупенькая, это та часть меня, которая должна была войти в тебя.

Харриет приподнялась на локте, сгорая от любопытства. Она не считала себя ханжой. Братья никогда не учитывали ее мнения, когда речь заходила о разнице полов. То, что ей удалось сохранить девичью честь и определенные приличия, было немалой ее заслугой. Если бы герцог и вправду был дьявольским обольстителем, каким выставляли его падкие до лжи газетчики, она бы никогда не вверила в его руки свою девичью честь. Дело было в его надежности, в его преданности семье, племяннице и тетушке, которых он так любил. Именно эти качества произвели на Харриет такое неизгладимое впечатление. Но было очевидно, что по части интимной близости у Гриффина опыта значительно больше, чем у Харриет.

И вот теперь то, что она ошибочно считала своей третьей ногой, возбудило в ней нешуточный интерес.

— Я вам не верю, — прошептала она с пылом, глядя на него снизу вверх, словно бросая ему вызов.

— Харриет, — сказал Гриффин серьезно, — ты когда-нибудь ловила меня на лжи?

— Я вас вообще не ловила, — сказала она, глядя ему в глаза.

— Вот тут ты ошибаешься.

Харриет задержала дыхание, когда он принялся расстегивать пуговицы на ее ночной рубашке. Нижнее белье из муслина — вот все, что стояло на его пути к ее телу. Он потянул за завязки.

— Гриффин.

Она попыталась поднять голову. Слишком все сложно. Ее тело словно стало картой, по которой он водил пальцами, намечая пути дальнейшего завоевания. В немом согласии она ждала дальнейшего продолжения его похода. В этом, в конце концов, он был опытен.

Начисто лишенная опыта в амурных делах, Харриет вынуждена будет повиноваться его приказам. Впрочем, она не считала это большой жертвой. Она была уверена, что, будучи учеником такого славного учителя, она быстро познает все тонкости запретной науки и очень скоро он будет у ее ног просить пощады.

Но сейчас она осознавала всю его власть над собой, она лежала, прикрыв лицо ладонями. Поначалу она была так переполнена чувствами, что не могла даже пошевелиться. Но вскоре под действием его умелых рук и губ она открыла путь своим инстинктам, которые сами подсказали ей, что нужно делать.

Гриффин развел ее колени и с вожделением посмотрел на нее. От обжигающего взгляда кожа Харриет едва не воспламенилась. Его рука легла на ее лоно, и она подалась бедрами вперед. Харриет закрыла глаза, она готова была позволить ему все, что угодно. Кто бы мог подумать, что ей удастся соблазнить герцога.

— Ты сама пришла ко мне в ночи, — сказал Гриффин.

Харриет было, что сказать на это. Она так сильно любила этого человека, что даже боялась подумать, что сталось бы, отвергни он ее любовь. Впрочем, у нее была семья, а если она родит герцогу ребенка, то будет ли он заботиться не только о ней и своем чаде, но и о них? Да и какую роль отведет он ей в своей жизни после того, как они займутся любовью?

Он заявлял, что она нужна ему.

Они нужны друг другу.

Харриет попыталась заговорить. Но на этот раз ее отвлекла голая мускулистая грудь герцога. Гриффин как раз скинул с плеч рубашку. Харриет в ту же секунду забыла, что собиралась сказать. Сейчас ей казалось важнее прикоснуться руками к его обнаженному торсу. Рука ее продолжила свой путь и обвила его шею, притянув его к себе. Их губы слились воедино. Харриет почувствовала, как Гриффин расстегивает брюки. Когда они разомкнули объятия, чтобы вздохнуть, Харриет увидела перед собой всего его, включая мощный изогнутый, словно ятаган, фаллос.

Он усмехнулся и развел руками:

— Ну что, теперь ты веришь?

Она не могла отвести взор.

— Теперь верю. Это была не третья нога.

— Это еще не все, — сказал Гриффин, продолжая усмехаться. — Подожди чуть-чуть.

Харриет, не в силах удержаться, протянула руку и обхватила мягкими пальчиками его горячую пульсирующую плоть. Гриффин задрожал всем телом. Харриет готова была отдаться ему вся, но герцог вдруг наклонился к ней и прошептал на ушко:

— Я так возбужден и так хочу тебя, что не доверяю своему маленькому братцу. Он не будет делать то, что ему велено, и будет жить по своим законам.

Но Харриет обняла его, прижавшись к нему, и шепотом ответила:

— Прошу, Гриффин, не останавливайся. Я никогда не боялась тебя.

Он вздохнул с таким облегчением, словно ее слова сняли камень с его плеч. Харриет развела ноги и почувствовала, как его жезл любви тихонько постучался в ее нефритовые врата. Она закрыла глаза и впилась ногтями в его спину. Он проник глубже, и Харриет изогнулась под весом его тела. Резкая боль отвлекла ее, но Гриффин был осторожен и нежен, и вскоре она забылась в блаженном тумане, отдавшись на волю его бешеному темпераменту. Его жезл был такой огромный, что не сразу проник в нее целиком, но она помогала ему движением бедер, и вот уже Гриффин застонал от блаженства, погрузившись в нее полностью. Прошла вечность не сравнимого ни с чем счастья, прежде чем звезды взорвались перед взором Харриет, лишив ее ощущения реальности и навсегда определив ее судьбу.