Первым, что заметил Уджурак, оказалось то, что он больше не слышит шторм. Мёртвая тишина заняла место гудящего, свистящего ветра, так долго наполнявшего его уши. Ледяной холод снега, осевшего на его спине, тоже ушёл; вместо всего этого он чувствовал мягкий ветерок, ерошащий его бурую шерсть.

Рядом с ним что-то пробормотала Каллик, но он так и не смог ничего расслышать. Затем он услышал более ясный голос Лусы.

— Арктур! — прошептала она.

Уджурак распахнул глаза. Бесконечная белизна шторма растворилась в воздухе. Исчез даже снег под их лапами; четыре медведя плыли во тьме, прижавшись друг к другу, как они и лежали. Остальные трое спали, хоть их уши и были подняты, и они издавали во сне тихие звуки.

Во тьме зашевелилась гигантская тень, как будто собираясь шагнуть к нему с неба. На её боках мерцали звёзды, когда она двигалась в его сторону. Уджурак поднял голову, моргая, так как огромная медведица склонилась над ним.

— Мама, — прошептал он.

Его захлестнула волна облегчения. Впервые за долгие луны он почувствовал себя в безопасности. Усыпанная звёздами медведица склонила свою голову и коснулась его носом. Он обхватил её шею передними лапами и повис, снова почувствовав себя медвежонком, окружённым лаской и любовью.

— Мой сынок, — пробурчала она. Её дыхание было тёплым и несло за собой запах зелёных листьев. — Ты проделал такой длинный путь.

Он погрузился в её шерсть и прижался к ней ещё ближе, вспоминая, как они вот так сидели, когда она рассказывала ему о медвежьей жизни.

— Я очень горжусь тобой, — проворковала она, лизнув его в ухо. — Ты выбрал себе хороших спутников.

Они оба покосились на других медведей, которые мирно спали чуть поодаль. Уджурак и подумать не мог, как только можно спать, когда тут такое происходит.

— Они встречаются со своими собственными духами, — сказала его мать, ответив на его не заданный вопрос. — Для каждого из них ты тоже выглядишь спящим.

— Я забыл про тебя, — признался Уджурак, зарываясь носом в её шкуру. — Я не знаю почему. Но моя память… Я ничего не могу запомнить надолго. Я даже не был уверен, что я на самом деле медведь.

— Теперь ты вспомнил? — ласково спросила она.

Уджурак кивнул. Он вспомнил солнечные дни на горе, где у её лап он учился охотиться. Он вспомнил, как она выкапывала целебные травы в тенистой роще, рассказывая ему, какие растения способны лечить. Он вспомнил её истории, которые она рассказывала ему ночью, когда звёзды, мерцая, появлялись над их головами.

Он вспомнил, как в первый раз узнал, что он может менять форму. Они были в берлоге, отдыхая после урока охоты. Из-под дальней стены пещеры выскочила крохотная коричневая мышка, рассчитывая подобрать ягоду, которую уронил Уджурак.

Уджурак через полу-закрытые глаза наблюдал за ней; изогнутые усы, бегающие туда-сюда чёрные глаза, крохотные коготки, цепляющиеся за каменный пол, и шустрые, непредсказуемые движения, которые она совершала, кидаясь из тени в тень.

Пока он следил за ней, он почувствовал странное, не знакомое ранее чувство, как будто оно мурашками бегало под его шкурой. Он в ужасе широко раскрыл глаза, когда его лапы начали уменьшаться. Его хвост стал длиннее, а уши развернулись, и шерсть стала не такой косматой. Пещера вокруг него становилась всё больше, так как он всё уменьшался и уменьшался. Он увидел, как мышь шарахнулась к своей норке, пища от испуга.

Наконец, превращения прекратились, и Уджурак осмотрел себя. Его усы изогнулись, а глаза нервно бегали по пещере. Мышь снова высунула нос из пещеры и недоверчиво уставилась на него. Мгновение спустя она выбралась наружу и присела около ягоды, чтобы продолжить кушать.

— Привет, — впервые попробовал говорить в новом теле Уджурак. В его больших ушах это прозвучало подобно высокому писку, но мышь кивнула ему, как если бы она его поняла.

— Я думала, ты медведь, — пискнула мышь. — Странно. Кажется, моё зрение хуже, чем я думала.

— Ух… да, — согласился Уджурак.

— Ягоду? — предложила мышь, подталкивая к нему круглый тёмно-синий плод.

Уджурак приблизился и откусил маленький кусочек от ягоды. Она была гораздо больше, чем когда он был своего настоящего размера! Обычно он проглатывал целую горсть черники в один заход. Но быть таким маленьким означало и возможность насладиться соком, текущим по его языку, и на самом деле понять вкус ягоды. Он облизнул свои лапки, гадая, чем ещё отличается жизнь мыши от жизни медведя.

Тогда к нему пришла тревожная мысль. Что, если он таким и останется? Сможет ли он снова стать медведем? Как его мама узнает, что это он?

— ИИИИИИИИИИИК! — завизжала мышь, быстро занырнув в свою нору. — Беги! Медведь!

Уджурак услышал, как заклацали мышиные когти, когда та скрылась в трещине в скале. Он оглянулся и посмотрел вверх, и ещё вверх, и ещё вверх, на мудрую бурую мордочку своей матери.

Она ласково подмигнула ему:

— Я думала, что это может произойти. Помни, что ты медведь, Уджурак. Что ж, мишка, вернись ко мне.

Теплота в её голосе была весьма убедительна, и, прежде чем Уджурак снова успел взволноваться, он почувствовал, что растёт, превращаясь. Вернулась медвежья мордочка, когти стали толще и длиннее, и уже через мгновение он снова был медвежонком. Он поднялся и прыгнул на лапу матери.

— Ты видела меня? — тявкнул он. — Я был мышью! Я ПИСКНУЛ, и мышь заговорила со мной, и дала мне ягоду, и я слышал самые разные вещи, и мои усы дёргались, и я был МЫШЬЮ!

— Я видела это, — сказала она. — Ты очень необычный медвежонок, теперь ты это знаешь. Не все медвежата могут так делать.

— Правда? — он почесал лапой за ухом. — Думаю, они очень хотят так уметь! Я могу быть кем угодно? Я даже могу быть птицей?

— Ты можешь быть всем, кем захочешь, — сказала его мать. — Но пойми, что иногда ты будешь чувствовать то, что не смогут разделить с тобой другие медведи тебя окружающие. Постарайся запомнить, что ты особенный, и пусть это тебя не тревожит.

Её слова эхом прозвучали в голове Уджурака, когда он прижался к её лапам в залитой звёздным светом пустоте. Он чувствовал то, что не могли разделить с ним другие… Если бы он только вспомнил её слова раньше!

— Как бы я хотел, чтобы мы остались вместе! — печально сказал он.

— Я тоже, малый мишка, — сказала она. — Но мы не можем всегда сами выбирать тропу, по которой нам идти.

Она обняла Уджурака лапами, когда он затрясся, вспомнив плосколицых-охотников, которые преследовали его и его маму со своими огненными палками. Он вспомнил, как резкий дребезжащий звук заставил его мать упасть на землю. Он вспомнил, как она сказала ему бежать. Он не хотел покидать её, хоть и слышал лай собак, бегущих за ними. Но затем, против своего желания, он почувствовал, как его лапы становятся крыльями, перья сменяют шерсть, и порыв воздуха вынес его в безопасность, на свободу. Он пытался прилететь к ней, но, не смотря на то, что он часами кружил над лесом, он так и не нашёл её.

— Я так по тебе скучал, — сказал он. — Я питался ягодами, и насекомыми, и всем, что только мог поймать. Иногда я превращался в других животных, так что мог есть то, что они едят, если это было легче найти. Я поступил неправильно?

— Ты остался в живых, — пробормотала его мать. — Вот, что самое главное.

— А затем я услышал в своей голове голос, — сказал Уджурак, поднимая свой подбородок, чтобы заглянуть в её звёздные чёрные глаза. — Я подумал… Я думал, может быть, это ты говоришь со мной. Этот голос сказал мне покинуть горы и следовать за звездой. Я не хотел… Я не хотел оставлять место, где я жил с тобой. Я подумал, может быть, я могу слышать твой голос только в нашем, нашем с тобой месте, и я не хотел потерять его и снова остаться один. Но он сказал мне, что я найду других медведей, которые присоединятся ко мне, которые пойдёт со мной туда, куда я должен идти, — он уронил голову. — И всё-таки, я до сих пор не хотел никуда уходить. До тех пор, пока не пришли плосколицие-охотники… и тогда маленький бурый медвежонок спас мне жизнь, и я понял, что он должен стать первым, кто присоединится ко мне в моём путешествии. Вот так это всё и началось.

Он повернулся, чтобы посмотреть на своих друзей. Токло, который не раз спасал ему жизнь. Луса, чья душа сияла, как самая яркая небесная звезда. И Каллик, чья отвага и преданность никогда не поддавались сомнению, которая вела их последнюю часть их путешествия. Все они так много сделали для него…

— Для чего всё это? — спросил Уджурак свою мать. — Куда мы идём?

Она опустила свой подбородок на его голову:

— Будь смелым, малый медведь. Просто запомни, что ты обязан это сделать.

— Но я не помню именно эту часть, — сказал он, прижимаясь к ней. — Такое ощущение, что моя голова набивается снегом, если я пытаюсь об этом думать. Я не знаю, куда мы идём, и зачем, и что мы будем делать, когда доберёмся туда.

— Направляйтесь за поднимающимся солнцем, — прошептала она. — Я буду ждать вас там, — она ткнула его ухо. — Всё будет хорошо. Я обещаю.

Она подтолкнула его к друзьям, затем легла около них, свернув своё крупное тело вокруг всех их четверых, чтобы вернуть их в далёкую пургу. Тёплый, неподвижный воздух опустился на медвежат.

— Спи, — проворковала она в его ухо, и Уджурак закрыл свои глаза и уснул.

Гораздо позже — время тянулась лунами, как он подумал — он снова услышал её шёпот:

— Сейчас я вынуждена тебя покинуть, но скоро мы встретимся вновь, — он протестующе заворчал, и она коснулась его бока носом. — Наберись мужества, мой прекрасный сынок.

Уджурак открыл глаза и долго наблюдал, как она уходит через земли, которые теперь были покрыты снегом минувшего шторма. Её лапы волочились по снегу, не оставляя за собой следов. Её объятые звёздным сиянием очертания растворились в светлеющем небе и исчезли в тонкой дымке воздухе.

Он вскочил, хлопая глазами. Шторм закончился, но он изменил весь окружающий мир. Вместо плоских, отчуждённых насыпей снега, теперь медведи со всех сторон были окружены причудливыми завитками блестящего синего льда, склонившимися над ними в странно изогнутых формах. Некоторые из них походили на гигантские замёрзшие волны, застывшие за секунду до того, как обрушиться на берег.

— Вау, — тихо сказал Уджурак.

Тут зашевелились остальные трое медведей. Каллик встала первой, потягивая лапы и зевая. Токло проснулся весьма резко, хлопая глазами и тряся головой. Луса была последней, кто проснулся, но она открыла глаза и села, не нуждаясь в дополнительных толчках и пинках.

Несколько мгновений они смотрели на дикие трансформации льда, вдыхая холодный, неподвижный воздух.

Луса издала тоненький, счастливый вздох:

— Это была Арктур, — сказала она. — Медвежья Хранительница. Она была здесь, и она спасла нас! Я видела её в моём сне.

Каллик замотала головой:

— Нет, это была Силалюк. Я видела её. Это великая звёздная медведица, та самая, которую преследуют охотники в жаркую пору.

— Я тоже видел медведицу, — пробасил Токло. — Одинокую медведицу. Звезду, за которой мы следовали.

— На самом деле, — сказал Уджурак. — Это была моя мать.

Остальные медведи резко повернулись, чтобы посмотреть на него. Уджурак никогда в жизни не видел ещё, чтобы Токло был так ошеломлён.

— У твоей матери в шерсти есть звёзды? — недоверчивым голосом спросила Луса. — Ноя думала, это была Арктур…

— Я УВЕРЕНА, что это была Силалюк, — сказала Каллик. — Она белая медведица, не бурая.

— Она — все эти существа, и не только, — сказал Уджурак. — Но для меня она просто мама.

— И как ты её называешь? — спросил Токло.

— Я зову её Мама, — сказал Уджурак. Луса фыркнула от изумления. — Но, думаю, иногда её называют Большой Медведицей, а я — Малый Медведь.

— Большая Медведица, — эхом повторил Токло. — Таким образом, твоя мать живёт среди звёзд, а ты можешь превращаться в разных животных. КТО же ты, Уджурак?

Уджурак глубоко вдохнул, позволив кристально-чистому запаху снега наполнить его лёгкие.

— Я не знаю наверняка, — сказал он. — Но я знаю, что это Мама отправила меня в это странствие, и мы уже почти в конце нашего путешествия, — он повернул голову, чтобы взглянуть на далёкую кромку неба. — Она сказала мне, что всё будет хорошо, и я верю ей.

Токло повёл лапой и исподлобья покосился на Лусу. Уджурак ткнул Каллик в бок:

— Мы должны идти навстречу встающему солнцу, — сказал он. — Теперь я в этом уверен. Всё именно так, как и должно быть.

Ему не терпелось продолжить идти… особенно теперь, когда он знал, что его мать ждёт его в конце пути.