Когда Буш добрался до дому, он был совершенно без сил.

Буш ненавидел сложные расследования, но только потому, что внутренне чувствовал себя неспособным справиться с ними. И он отнюдь не шутил, когда говорил Карелле, что, по его мнению, детективы не блещут каким-то уж особенным умом. Он твердо верил в это, и когда бы он и его коллеги ни сталкивались с трудным делом, эта его теория получала еще одно подтверждение.

Ноги и упрямство — вот и все, что требуется детективу.

На данный момент вся их беготня ни на шаг не приблизила их к убийце. Упрямство? Это еще один необходимый компонент. Они, конечно, не отступятся. До тех пор, пока им не повезет. Когда? Сегодня? Завтра? Никогда?

К черту дела! Я дома, подумал Буш. Человек имеет право хотя бы на такую роскошь, как оставить все эти чертовы дела в конторе. Человек имеет право на несколько безмятежных часов со своей женой.

Он зло вставил ключ в скважину, резко повернул его и распахнул дверь.

— Хэнк, ты? — окликнула Элис.

От ее голоса веяло прохладой и покоем. От Элис всегда веяло прохладой и покоем. Элис была удивительная женщина.

— Я, — отозвался Буш. — Ты где?

— В спальне. Иди сюда, здесь такой ветерок, просто прелесть!

— Ветерок? Все шутишь.

— Нет, серьезно.

Он снял пиджак и бросил его на спинку стула. По дороге в ванную начал снимать рубашку. Буш никогда не носил маек. Он не верил в теорию о том, что нижнее белье впитывает пот. Нижняя рубашка, считал он, есть просто дополнительный предмет одежды, а в такую погоду одежда, по идее, должна быть как можно ближе к костюму Адама. И потому Буш содрал с себя рубашку почти с яростью. Его широкая грудь поросла курчавыми рыжими волосами, по правой руке стекал извилистый ножевой шрам.

Элис, одетая в белую блузку и черную прямую юбку, лежала в кресле у открытого окна, устроив босые ноги на подоконнике. Слабый ветерок тихо шевелил легкую ткань юбки. Сегодня она собрала свои светлые волосы в конский хвост, перетянутый ленточкой. Он подошел к ней и чмокнул в подставленную щеку, заметив бисеринки пота на ее верхней губе.

— Выпить хочешь? Сейчас приготовлю, — она легко скинула ноги с подоконника, юбка взметнулась и опала, на мгновение перед Бушем таинственно мелькнула зовущая белизна бедер.

Хэнк молча следил за ее движениями, думая про себя, что же в этой женщине есть такого, что так волнует и возбуждает, неужели все мужья чувствуют то же самое к своим женам даже после десяти лет супружества. Чувства эти, видимо, сразу отразились на его лице, потому что Элис, только мельком взглянув на него, предупредила:

— Ну, ну, лучше выбрось эти мысли из головы.

— Это почему же?

— Слишком жарко.

— Знаю я одного парня, который настаивает, что лучше всего… — начал Хэнк.

— Тысячу раз слышала про этого твоего парня.

— …уединиться в самый жаркий день года в запертой комнате с наглухо закрытыми окнами да под четырьмя одеялами! — закончил Буш.

— Джин с тоником? — игнорируя полезные советы приятеля Буша, спросила Элис.

— Годится.

— Говорят, водка с тоником вкуснее.

— Надо попробовать как-нибудь.

— Тяжелый был день?

— Да, черт побери. А у тебя?

— А что у меня? Сидела и беспокоилась за тебя.

— То-то я смотрю, седых волос сколько прибавилось, — поддразнил ее Хэнк.

— О, ему не оценить любви моей и заботы о нем! — продекламировала Элис предметам интерьера. — Нашли уже этого убийцу?

— Нет.

— Лимон положить?

— Как хочешь?

— За ним на кухню идти. Слушай, будь славным мальчиком, попей без лимона.

— А я всегда славный мальчик, — заверил ее Буш.

Элис протянула ему стакан. Буш уселся на край кровати. Сделал несколько глотков и наклонился вперед, уперев локти в колени и сложившись чуть ли не пополам, так что стакан в его длинных мускулистых руках едва не касался пола.

— Устал?

— До потери пульса.

— Господи, опять! Можешь ты придумать что-нибудь новенькое? Вечно у тебя одни и те же словечки.

— Например?

— Например, когда мы едем в машине и ты попадаешь в „зеленую волну", ты всегда говоришь „идем в ногу".

— А что тут плохого?

— Ничего. Первые сто раз. Жарко мне, — сменила тему Элис.

— Мне тоже, — буркнул Буш.

Элис начала расстегивать блузку и еще до того, как он успел вскинуть голову, сказала:

— Только не воображай ничего такого!

У нее были большие груди, стиснутые сейчас тонким белым лифчиком. Сквозь прозрачную нейлоновую отделку он ясно видел вдруг напрягшиеся соски. И вспомнил фотографии из „Нэшнл джиогрэфик, который он перелистывал в ожидании приема к зубному врачу. Девушки с Бали. Ни у кого нет таких грудей, как у девушек с Бали. Разве что у Элис.

— И что ты делала целый день? — хрипло выговорил он.

— Ничего особенного.

— Сидела дома?

— Да почти все время.

— Скучала по мне?

— Я всегда по тебе скучаю, — бесстрастно заявила Элис.

— И я скучал. Очень, — признался Хэнк.

— Пей лучше, пока совсем не согрелось.

— Я серьезно, Элис.

— Ладно, я рада. — По губам Элис скользнула улыбка. Улыбнулась она столь мимолетно, что у Хэнка возникло странное ощущение, что сделала это Элис только по обязанности. — Почему бы тебе не поспать немного? — спросила она его.

— Рановато еще, — возразил Хэнк, не спуская с нее глаз.

— Хэнк, если ты воображаешь…

— Что?

— Нет, ничего.

— Мне придется вернуться в участок. Попозже, — сообщил Буш.

— Вы действительно взялись за это дело, я вижу, — сказала Элис.

— Давят со всех сторон, — пожаловался Хэнк. — По-моему, старик боится, что следующим будет он.

— Держу пари, что все кончено. Больше убийств не будет.

— Как сказать, — усомнился Хэнк.

— Поешь перед уходом?

— А я еще не собираюсь уходить.

Элис вздохнула.

— Никакого спасения от этой жары нет, — раздраженно бросила Элис.

Она расстегнула пуговицу на боку юбки и потянула вниз молнию. Юбка упала вокруг ее ног черным кольцом, и Элис, перешагнув его, пошла к окну. Буш не мог оторвать глаз от белых нейлоновых трусиков, окаймленных кружевной паутинкой на длинных гладких ногах.

— Иди ко мне, — позвал он.

— Нет. Не хочется, Хэнк.

— Ну, ладно.

— Как думаешь, ночью хоть станет прохладнее?

— Сомневаюсь. — Буш пристально смотрел ей в спину. Он был уверен, что этот домашний стриптиз она затеяла для него, но сама в то же время говорит… Он в недоумении сморщил лоб и ожесточенно потер нос.

Элис обернулась к нему от окна. Какая у нее белая кожа, белее даже ее белого белья. Груди круглились над тесным лифчиком.

— Постричься бы тебе не мешало, — посоветовала Элис.

— Завтра попытаюсь. У нас нет ни минуты свободной.

— О, будь проклята эта жара! — простонала она и завела руки за спину, нащупывая крючки лифчика.

Швырнув лифчик через всю комнату, Элис, колыхая грудями, пошла налить себе еще джина. Хэнк провожал ее завороженным взглядом. Что она делает, билось у него в голове. Что же она со мной делает!

Он резко поднялся с кровати и подошел к Элис, которая так и осталась стоять к нему спиной. Обнял, сжав ладонями груди.

— Не надо, — попросила она.

— Малышка…

— Прекрати. — В непререкаемом тоне ее голоса теперь звучала холодность.

— Но почему?

— Потому что я так говорю.

— Тогда какого черта ты разгуливаешь здесь передо мной, как…

— Убери руки, Хэнк. Пусти меня!

— Ну, малышка…

Элис вырвалась и повернулась к нему лицом.

— Иди поспи. Ты устал. — Ее глаза мерцали каким-то странным выражением, в них светился злорадный, почти злобный огонек.

— Но может…

— Нет.

— Побойся Бога, Элис…

— Нет, я сказала!

— Ладно.

— Ладно, так и ладно. — Опять та же мимолетная улыбка.

— Ну, я тогда… прилягу, — промямлил Хэнк.

— Вот и хорошо. Приляг.

— Все-таки я никак не пойму, почему…

— В такую жару даже простыня не нужна, — перебила его Элис.

Хэнк подошел к кровати, скинул ботинки, стащил носки. Ему не хотелось раздеваться при ней, чтобы не доставлять ей удовольствия видеть — теперь, когда он был отвергнут, — как она на него действует. Он торопливо стянул брюки и юркнул под простыню, натянув ее до самого подбородка.

Элис наблюдала за ним, не скрывая улыбки.

— Все равно жарко! Пойду-ка приму душ, — вдруг заявила она. — А потом, может, схожу в кинотеатр с кондиционером. Ты ведь не против?

— Нет, — буркнул Хэнк.

Элис подошла к кровати и постояла, глядя на него сверху вниз.

— Да, пойду-ка я под душ.

Зацепив пальцами резинку, она начала медленно-медленно стягивать трусики. Трусики наконец упали на пол, она перешагнула через них и встала вплотную к кровати, улыбаясь Бушу.

Он не шевельнулся. Он не отрывал глаз от пола, но все равно видел ее узкие ступни, тонкие щиколотки, стройные икры. И не мог пошевельнуться.

— Спи крепко, милый, — шепотом пожелала ему Элис и ушла в ванную.

Хэнк услышал звук бьющей из душа воды. Он лежал на сырой простыне и слушал монотонный звук падающей воды, потом сквозь него прорвался телефонный звонок, расколовший повисшую в комнате тишину.

Буш сел и поднял телефонную трубку.

— Алло!

— Буш?

— Слушаю.

— Это Хэвилленд. Давай сюда по-быстрому.

— А что случилось?

— Знаешь этого новичка Клинга?

— Ну?

— Его только что подстрелили в баре на Калвер.