На следующий день Сэвидж караулил Кареллу у здания участка. Стив вышел в четыре с минутами. Сэвидж, одетый в коричневый шелковый костюм, золотистый галстук и коричневую соломенную шляпу с бледно-желтой лентой, отделился от стены и окликнул Кареллу:

— Приветствую вас!

— Чем могу? — вежливо осведомился Карелла.

— Вы ведь детектив, правда?

— Если вы с жалобой, — предупредил Стив, — обратитесь к дежурному сержанту. Я иду домой.

— Я Сэвидж, — представился репортер.

— О! — Карелла мрачно оглядел Сэвиджа с ног до головы.

— Вижу, вы из той же команды?

— Это из какой же?

— „Союз против Сэвиджа".

Карелла, промолчав, направился к своему автомобилю. Сэвидж пристроился к нему, не отставая ни на шаг.

— Я имел в виду, что вы тоже настроены против меня, — не унимался репортер.

— Суете свой нос куда не надо, — уже не заботясь о выражениях, сказал ему Стив, — а из-за вас полисмен попал в больницу, а пацан сидит за решеткой и ждет суда. Так что, к медали вас представить прикажете?

— Если пацан, как вы говорите, стреляет в человека, он заслуживает того, что его ждет, — парировал Сэвидж.

— А если бы вы не лезли не в свое дело, пацан, может быть, и стрелять ни в кого не стал.

— Поймите же, я репортер. Работа у меня такая — добывать факты.

— Лейтенант мне рассказывал, что обсуждал с вами версию о причастности подростков к гибели полисменов. Он же сказал вам, что считает подобный вариант весьма маловероятным. Но вы продолжали гнуть свое, и посмотрите, что наворотили. Вы хоть осознаете, что Клинга могли убить? — Карелла начал раздражаться.

— Не убили же! А вы сами осознаете, что это меня могли убить?

Карелла не ответил, чтобы не выразить сожаления, что этого не случилось.

— Если бы вы в полиции более охотно сотрудничали с прессой… — вновь завел было Сэвидж.

Карелла остановился и резко оборвал его:

— Слушайте, а что вы вообще здесь делаете? Нарываетесь на новые неприятности? Если кто-нибудь из „Гроверов" вас опознает, не миновать новой заварухи. Ступайте-ка лучше к себе в газету и сочините материальчик на тему уборки мусора, а?

— Ваш юморок, знаете ли…

— А я вовсе не шучу, — вновь не дал ему договорить Карелла.

Да и обсуждать с вами ничего не собираюсь. Мое дежурство кончилось. Я иду домой. Приму душ и отправлюсь на свидание с невестой. Теоретически я нахожусь при исполнении служебных обязанностей двадцать четыре часа в сутки, но, к счастью, в круг этих моих обязанностей услуги любому бродячему щенку-репортеру не ВХОДЯТ.

— Щенку?! — искренне оскорбился Сэвидж. — Да послушайте же…

— Какого черта вам от меня нужно? — уже просто грубо потребовал Карелла.

— Я бы хотел поговорить об этих убийствах.

— А я бы не хотел, — отрезал Карелла.

— Да почему же, можете вы мне объяснить?

Господи, прямо настоящая пиявка какая-то! — взмолился Карелла.

— Я репортер, — с достоинством возразил Сэвидж, — и чертовски хороший репортер. Так почему же вы все-таки не хотите потолковать об убийствах?

— Я готов толковать об этом целый день, но только с тем, кто способен понять, о чем я говорю.

— А я прекрасный собеседник, — без ложной скромности заявил Сэвидж.

— Оно и видно. С Рипом Десангой вы здорово набеседовали, — язвительно заметил Карелла.

— Ладно, готов признать, что тут я сплоховал. Понимаете, я считал, что это дело рук подростков. Ну, согласен, ошибся. Теперь мы знаем, что убийца взрослый. А что еще мы о нем знаем? Почему, например, он это сделал?

— Вы что, до самого дома меня собираетесь провожать? — поинтересовался Карелла.

— Я бы предпочел угостить вас рюмашкой, — предложил Сэвидж, выжидательно глядя на Кареллу.

Карелла задумался, взвешивая предложение.

— Ладно, — согласился наконец он.

Сэвидж протянул ему руку.

— Друзья зовут меня Клиф. Простите, не знаю вашего имени.

— Стив Карелла.

Они обменялись рукопожатием.

— Рад познакомиться, — с энтузиазмом заявил Сэвидж. — Теперь пойдем чего-нибудь выпьем!

После ошеломляющего пекла улицы кондиционированный бар показался им приютом обетованным. Карелла и Сэвидж сделали заказ у стойки и уселись друг против друга в кабине у левой стены.

— Все, что я хочу знать, — начал Сэвидж, — так это что ты думаешь об убийствах?

— Я лично или управление?

— Конечно, ты. Не могу же я требовать, чтобы ты говорил от имени всего управления.

— Для печати? — подозрительно уточнил Стив.

— Да что ты! Нет, нет. Я просто пытаюсь привести свои мысли в порядок. Как только вы раскроете это дело, в газетах пойдет куча материалов. А чтобы написать как следует, мне нужно ознакомиться со всеми аспектами следствия, в деталях, понимаешь?

— Боюсь, для неспециалиста разобраться во всех деталях полицейского следствия будет трудновато.

— Конечно, конечно. Но хоть рассказать-то мне, что ты сам думаешь, можно?

— Это можно. При условии, что не для печати.

— Честное скаутское! — заверил его Сэвидж.

— У нас в управлении не очень любят, когда отдельные полисмены пытаются прославлять себя через…

— Ни одного слова из нашей беседы не попадет в газету, — вновь горячо пообещал Сэвидж. — Можешь мне поверить.

— Так что ты хотел узнать?

— Способ мы имеем, возможность мы имеем, а вот как насчет мотива?

— Вся полиция города бьется над ответом на этот вопрос, — усмехнулся Стив.

— Возможно, псих.

— Может быть, — с сомнением протянул Карелла.

— Ты сам, значит, так не считаешь?

— Нет, не считаю. В отличие от некоторых.

— А почему?

— Не считаю, и все.

— Но должна быть какая-то причина!

— Причин никаких нет. Интуиция. Ощущение. Когда поработаешь над делом какое-то время, войдешь в него, начинают возникать такие, знаешь ли, ощущения. Так вот, я просто не верю, что здесь причастен маньяк.

— Но сам-то ты что думаешь?

— Есть у меня кое-какие идеи…

— Например?

— Сейчас я бы не хотел о них говорить.

— Кончай, Стив!

— Пойми, наша работа — такая же работа, как и любая другая, только мы имеем дело с преступлением. Если занимаешься импортом-экспортом, то не заключаешь ведь миллионную сделку просто по наитию, пока все не проверишь досконально. Так же и у нас.

— То есть у тебя есть подозрение, которое надо еще проверить?

— Да не подозрение даже, а только идея.

— И что за идея?

— Насчет мотива.

— Так что насчет мотива?

— А ты въедливый парень, а? Не отцепишься, — улыбнулся Карелла.

— Просто хороший репортер, я же тебе сказал.

— Ладно. Давай взглянем на это дело таким образом. Эти трое были полисменами. Всех троих убили одного за другим. Какой вывод напрашивается сам собой?

— Кто-то крепко зол на полицию.

— Правильно.

— Ну и что?

— Сними с них форму. Что мы теперь имеем?

— Они же все были в штатском!

— Про форму это я просто так выразился. Имею в виду, представь себе их не полисменами, а самыми обычными гражданами. Что получается? При чем тогда ненависть к полиции?

— Но они на самом деле были полисменами!

— Людьми они были прежде всего. А полисмены… Это уже вторично, случайное совпадение.

— То есть тот факт, хочешь сказать, что они были полисменами, никак не связан с причиной их гибели?

— Может быть. Именно в этом мне и хотелось бы покопаться поглубже.

— Что-то я не совсем понимаю… — признался Сэвидж.

— Смотри, — стал объяснять Карелла. — Мы хорошо знали всех троих. Работали вместе. День за днем. Мы знали их как полисменов. И совсем не знали, что они за люди. Их, может быть, убили вовсе не потому, что они были именно полисменами.

— Интересно, — протянул репортер.

— Значит, нам нужно вникнуть, как они жили. Причем в частной жизни. Приятного мало, потому что обычно убийства самым странным образом тащат за собой такое, что и в голову бы никогда не пришло…

— То есть ты хочешь сказать… — Сэвидж запнулся, раздумывая. — Например, Риардон отбил у кого-то бабенку, или Фостер там азартно играл на скачках, а Буш получал деньжата от рэкетира. Что-нибудь в этом роде, что ли?

— С некоторой натяжкой так.

— И каким-то образом все это у них троих замкнулось на одном типе, которому понадобилось убрать их всех, но по разным причинам. Так, по-твоему?

— Ну, это слишком сложно, — не согласился Карелла. — Едва ли их убийства связаны между собой столь сложным путем.

— Но мы же знаем, что всех троих полисменов убил один и тот же преступник?

— Да, в этом мы можем быть уверены.

— Значит, их убийства все же связаны между собой.

— Конечно. Возможно, только… — Карелла смущенно пожал плечами. — Мне трудно обсуждать все это с тобой, потому что я и сам не уверен, что знаю, о чем говорю. Просто у меня появилась такая идея, вот и все. Заключается она в том, что мотив преступления гораздо глубже, чем тот факт, что все трое носили полицейские жетоны.

— Понятно, — вздохнул Сэвидж. — Можешь утешаться тем, что у каждого полисмена в нашем городе, вероятно, есть своя идея, как раскрыть это преступление.

Карелла кивнул, хотя и не до конца понял последнюю фразу репортера. Однако вдаваться в пространное обсуждение ему не хотелось. Он взглянул на часы:

— Мне пора. У меня встреча.

— Подружка?

— Да.

— Как зовут?

— Тедди. То есть Теодора полностью.

— Теодора. А дальше?

— Фрэнклин.

— Хорошее имя, — одобрил Сэвидж. — Это у вас серьезно?

— Серьезнее не бывает.

— Слушай, а эти твои идеи насчет мотива. Ты их с начальством обсуждал?

— Что ты, к черту! Соваться с каждой мелочью? С каждым малейшим подозрением? Ну, нет! Сначала сам разбираешься, и только если раскопаешь хотя бы что-нибудь мало-мальски стоящее, вот тогда докладываешь свои идеи начальству.

— Вот как! А с Тедди уже поделился этими своими мыслями?

— С Тедди? Еще нет.

— Думаешь, она бы тебя поддержала?

— Тедди считает, что я никогда не ошибаюсь. — Карелла неловко усмехнулся.

— Похоже, чудесная девушка.

— Лучше всех. И мне бы надо идти, пока ее у меня не увели. — Карелла вновь посмотрел на часы.

— Конечно, — понимающе сказал Сэвидж. — А где она, кстати, живет?

— Риверхед.

— Теодора Фрэнклин из Риверхеда. Звучит! — Сэвидж протянул Карелле руку. — Спасибо, что рассказал о своих идеях.

Карелла поднялся.

— Но ни слова для печати, запомни, — еще раз предупредил он.

— Ни единого, — заверил Стива репортер.

— Спасибо за угощение. — Карелла кивнул на свою почти не тронутую рюмку.

Они коротко пожали друг другу руки. Сэвидж остался в кабине и заказал еще один коктейль. Кареллла поспешил домой принять душ и побриться перед свиданием с Тедди.

Тедди выглядела сногсшибательно. Она отступила на шаг от открытой двери, давая ему возможность полюбоваться своим сияющим великолепием. К свиданию она надела белый костюм из той блестящей шелковистой ткани, что так нравилась Стиву, и белые туфли; брошь с кроваво-красным камнем на лацкане жакета теплым лучистым светом соперничала с алыми овалами сережек, украшавших ее изящные аккуратные ушки.

— Вот невезуха! — огорченно воскликнул Стив, про себя побаиваясь, что его голос прозвучит слишком искренне. — А я-то надеялся застать тебя в одной комбинашке!

Тедди заулыбалась и потянулась расстегивать жакет.

— Эй, погоди! У нас столик заказан.

„Где?" — спросило ее подвижное лицо.

— „Ань Луньфан".

Лицо Тедди выразило восхищение.

— А ты еще и губы не красила!

Она энергично мотнула головой, бросилась ему на грудь и стала целовать его, обнимая так, словно через десять минут ему предстояло отбыть в Сибирь навсегда.

— Ну, все, — еле перевел дух Карелла. — Ступай краситься. Время, время!.

Она вышла в другую комнату, накрасила губы, еще раз осмотрела всю себя в зеркале и вернулась с маленькой красной сумочкой.

— Ага! Такие вот на той самой улице носят, — заявил Стив. — Символ профессии.

Тедди звучно шлепнула его пониже спины.

Китайский ресторан был знаменит великолепной кухней и экзотическим интерьером. Лично для Кареллы одной великолепной кухни было бы недостаточно. Когда он шел в китайский ресторан, он хотел, чтобы заведение и выглядело бы по-китайски и по атмосфере воспринималось бы как китайское, а не как увеличенная копия унылой казенной забегаловки где-нибудь на Кал-вер-авеню.

Они заказали овощной суп, и рулет из омара, и бараньи ребрышки на вертеле, и жареную курицу, и тушеную говядину, и свинину в кисло-сладком соусе. В супе похрустывали слегка недоваренные, как и положено, китайские овощи, сочный и сладкий белый горох, водяные орехи, грибы и множество других неведомых корешков, стебельков и листочков, которых они не знали даже по названиям. Сам бульон был неотразимо крепким, пряным и острым. Разговаривать им было некогда. Покончив с супом, они принялись за рулет, а потом за шипящие жирком ребрышки, исходящие немыслимым ароматом.

— Слышала этот анекдот насчет барашка, — попытался ради приличия завязать беседу Карелла, — насчет очкарика, который затеял диссертацию…

Тедди нетерпеливо кивнула головой и занялась ребрышками.

Румяная корочка на курице была столь восхитительной, что они вычистили тарелки до блеска. На говядину у них уже почти не осталось места, и Тедди с Кареллрй постарались сделать все, что в их силах, но когда Чарли — их официант — подошел убрать со стола, он окинул их укоризненным взглядом, полным неодобрения и упрека за то, что они оставили на тарелках несколько кусочков нежнейшего мяса.

На кухне Чарли разрезал для них ананас. Разрезал так, что его ершистая оболочка снималась целиком, обнажая желтую мякоть, рассеченную на длинные тонкие ломтики. Завершили они это невоздержанное пиршество, чаем, вдумчиво вникая в тонкости его терпкого букета и вкуса в полном душевном и телесном умиротворении.

— Ты к девятнадцатому августа как относишься? — промолвил наконец Карелла.

Тедди неопределенно пожала плечами.

— Это суббота. — Ты не против выйти замуж в субботу?

„Не против!" — вспыхнули радостью ее глаза.

Чарли принес им крошечные пирожки с запеченными в них предсказаниями судьбы и свежий чай.

Карелла разломал свой пирожок и достал узенький листочек тонкой бумаги, скатанный в тугую трубочку. Не разворачивая, спросил:.

— А вот это слышала, насчет одного мужика, который развернул записку с предсказанием в китайском ресторане?

Тедди покачала головой.

— Развернул, а там написано: „Не ешьте суп“. И подпись — „Друг".

Тедди залилась смехом и показала на его записку. Карелла развернул трубочку и прочитал вслух:

— „Вы счастливейший из людей. Скоро вам предстоит жениться на Теодоре Фрэнклин".

Глаза Тедди расширились в немом негодовании, и она выхватила записку из пальцев Стива. На листочке было напечатано: „Вы сильны в счете".

Тедди заулыбалась и раскрошила свой пирожок. Лицо ее сразу потускнело.

— Что там? — спросил Карелла.

Она затрясла головой.

— Дай-ка я посмотрю!

Тедди попыталась было скомкать записку, но он перехватил ее руку, осторожно освободил бумажный лоскуток из стиснутых пальцев и стал читать. Текст был лаконичен: „Лев взревет — весь сон уйдет".

Карелла уставился в изящно вычерченные буквы.

— Ни черта себе предсказание! Смысл-то в чем? — Он задумался и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу: — Вон оно что! Так ведь Лев, Тедди. Лев! С двадцать второго июля по какое-то там августа, по-моему?

Тедди подтвердила кивком головы.

— Тогда все предельно ясно. Как только поженимся, черта с два ты у меня поспишь!

Он рассмеялся, и тревога в ее глазах растаяла. Она неуверенно улыбнулась, потянулась через стол и сжала его руку. Рядом с их переплетенными пальцами лежал разломанный пирожок, а около него — свернувшаяся в трубочку записка с предсказанием судьбы.

„Лев взревет — весь сон уйдет".