В ту ночь, когда был убит Дэвид Фостер, беспечная дворняга, рыская в поисках пропитания по мусорным бакам, прервала это свое насущное занятие ради не менее неотложного дела, и в результате был обгажен один из городских тротуаров, и без того не отличающихся опрятностью. Столь же беспечным оказалось и человеческое существо, и вследствие подобного совпадения в поведении собаки и человека сотрудники полицейской научно-технической лаборатории получили возможность потрудиться над изучением отпечатка части каблука. И принялись за эту задачу, правда, не без брезгливости.

Прежде всего отпечаток был многократно сфотографирован — и не потому, что экспертам доставляло удовольствие забавляться со своими совершенными фотоаппаратами. Просто они хорошо знали, что при изготовлении слепка может случиться всякое. Отпечаток был помещен на черном фоне рядом с масштабной линейкой, размеченной в дюймах. Над ним на регулируемом штативе установили камеру, тщательно проследив, чтобы ее объектив был строго параллелен фотографируемой поверхности — во избежание искажения перспективы. Деловито защелкал затвор фотоаппарата. Убедившись, что отпечаток теперь сохранен для вечности — в фотографическом изображении во всяком случае, — сотрудники лаборатории обратились к куда менее стерильному процессу снятия слепка.

Один из них налил в резиновый сосуд полпинты воды. Затем стал сыпать туда гипс, стараясь не взболтнуть воду и следя за тем, чтобы гипс опускался на дно сосуда под собственной тяжестью. Делал он это до тех пор, пока вода не перестала поглощать гипс — последнего, как оказалось, ушло около десяти унций. Затем отнес сосуд своему коллеге, занятому предварительной обработкой отпечатка.

Поскольку часть каблука отпечаталась на непрочном и мягком материале, его сначала покрыли слоем шеллака, а затем — после отвердения — тонкой пленкой масла. Настало время осторожно заполнить отпечаток тщательно перемешанной гипсовой кашицей. Делал это эксперт специальной ложечкой, зачерпывая небольшие порции. Когда толщина гипсового слоя достигла примерно одной трети дюйма, эксперт для повышения прочности осторожно уложил поверх него решеточку из обрывков нитей и тонких лучинок, особо заботясь о том, чтобы они не касались поверхности отпечатка и не повредили каких-либо его деталей. Затем последовал второй слой гипса, и теперь оставалось только ждать, когда слепок отвердеет. Время от времени они легко прикасались к гипсу, определяя его температуру, ибо выделение тепла есть признак продолжения процесса отвердения.

Учитывая, что в распоряжении экспертов оказался только один отпечаток, а вернее, даже не полный, а частичный отпечаток каблука, учитывая, что по одному подобному отпечатку составить картину походки не представляется возможным, учитывая, что в данном случае также неприменима довольно громоздкая формула, по которой определяют все особенности походки человека, включая ширину и длину шага, длину и ширину левой ступни, длину и ширину правой ступни, степень изношенности каблука и подметки, сотрудники лаборатории сделали все, что в их силах, чтобы выжать максимум данных из того исходного минимума, которым располагали.

После тщательного изучения отпечатка они пришли к заключению, что внешняя часть каблука сильно сношена, и это позволяет без тени сомнения утверждать: человек, которому принадлежал этот каблук, ходил вразвалку или, иными словами, отличался, как общепринято называть, Путиной" походкой. Они также пришли к заключению, что данный отпечаток оставлен не оригинальным — на их жаргоне это называлось „родным" — каблуком, а резиновым каблуком, установленным во время ремонта обуви, и что третий гвоздь слева, считая от передней части каблука, был погнут в ходе этой операции неаккуратным и мало пекущимся о своей репутации сапожником. На отпечатке также четко читалось название фирмы „О’Салливен".

Городские газеты весьма серьезно отнеслись к убийству полисменов. Два утренних рупора общественного мнения, демонстрируя недюжинную изобретательность в сочинении заголовков на заданную тему, преподнесли своим читателям сообщение о гибели Дэвида Фостера соответственно как „Убит второй полицейский“ и „Убийство второго полицейского".

Дневная газетенка, не уступавшая желтизной упомянутым выше бульварным листкам, испытывала тем не менее жесточайшую с их стороны конкуренцию. Отчаянно сражавшийся с утренними изданиями за поддержание своего тиража дневной рупор общественного мнения без обиняков возвестил: „Убийца бродит по улицам". А поскольку именно эта газета столь остро нуждалась в поддержании тиража и поскольку именно эта газета объявила своей целью „предавать гласности" и „выставлять напоказ" все, что привлекает интерес публики в каждый данный момент, все, что могло поднять ее тираж на волне сиюминутной моды, даже если это были удлиненно-утепленные дамские панталоны для суровых зимных условий, то в тот день ее первая страница бросалась в глаза крупным, кричаще-красным шрифтом: „ПОЛИЦЕЙСКИЕ ДЖУНГЛИ — ЧТО ТВОРИТСЯ В НАШИХ УЧАСТКАХ". Пониже и помельче было набрано белым шрифтом по красному фону: „См. статью Марри Шнайдера, стр. 4".

Любой, у кого хватало сил и терпения продраться сквозь первые три страницы, дышавшие приторным и притворным свободомыслием, мог обнаружить на четвертой странице, что упомянутый Марри Шнайдер возлагал вину за гибель Майка Риардона и Дэвида Фостера на „продажность нашего обожравшегося взятками и насквозь прогнившего гестапо".

В продажном 87-м полицейском участке два обожравшихся взятками детектива, по имени Стив Карелла и Хэнк Буш, стояли у насквозь прогнившего письменного стола и просматривали копии приговоров, отобранных в досье их столь же коррумпированными коллегами.

— Слушай, давай прикинем такую вот версию, — предложил Буш.

— Излагай, — согласился Карелла.

— Майк и Дэйв берут какого-то урку, так?

— Так.

— Судья отвешивает ему на всю катушку, и на ближайшие пять-десять лет государство берет его на свое содержание. Так?

— Допустим.

— Потом он выходит на волю. Времени у него было навалом. Вполне достаточно, чтобы первая злость перешла в настоящую ненависть. Голова у него занята только одним — рассчитаться с Майком и Дэйвом. И он отправляется на охоту. Первым ему попадается Майк, потом он сразу, пока не остыл, начинает искать Дэйва. И рассчитывается с Дэйвом тоже.

— Звучит убедительно, — констатировал Карелла.

— Поэтому считаю, что вот этот тип Флэннеген нам не подходит.

— Что так?

— Посмотри в его карточку. В чем его обвиняли? Кража со взломом, хранение воровских инструментов, изнасилование — ну, это последнее, правда, давно, лет девять назад. Майк и Дэйв прихватили его на ограблении. И тогда он в первый раз был осужден. Получил десять лет, отсидел пять. В прошлом месяце условнодосрочно освобожден.

— Ну?

— Не верю, чтобы кто-то, в ком все набухает ненавистью, способен вести себя так примерно, чтобы ему десятилетний срок скостили наполовину. К тому же Флэннеген никогда в жизни не ходил на дело с оружием.

— Что у нас, пистолет трудно заиметь?

— Все равно, нутром чую — не он.

— А я бы все равно его проверил, — упорствовал Карелла.

— Ладно, но сначала займемся вот этим. Ордис. Луис Диззи Ордис. Взгляни сюда. — Буш протянул Стиву карточку, белый прямоугольник 4 на 6 дюймов, разделенный на графы разных размеров.

— Наркота! — присвистнул Карелла.

— Ага. Представляешь, сколько у такого за четыре года в душе накипело?

— Сидел от звонка до звонка? — уточнил Карелла.

— Да. Только в начале этого месяца вышел. И все время — ни грамма зелья. Такое воздержание не способствует братской любви к полисменам.

— Это уж точно.

— Учти еще одно. Пять лет назад задержан за нарушение общественного порядка. Предполагается, это случилось еще до того, как он сел на иглу. Но вот что важно — при нем был пистолет 45-го калибра. Со сломанным бойком, правда, но все же 45-й. Теперь, еще раньше, семь лет назад, задерживался опять же за нарушение общественного порядка — драка в баре. И опять же с пистолетом 45-го калибра, вполне исправным. В те разы ему везло — отделывался условным наказанием.

— Похоже, 45-й у него — любимый калибр.

— Как и у того, кто убил Майка и Дэйва, — подхватил Буш.

— Считаю, Ордиса стоит прощупать, — заключил Карелла. — Где он сейчас находится?

— А кто ж его знает, — пожал плечами Буш.

В детстве Дэнни Джимп переболел полиомиелитом. Ему очень повезло в том смысле, что болезнь не искалечила его по-настоящему. Она только немного скрючила его фигуру, одарив в напоминание о себе легкой хромотой и прозвищем, которые остались с ним на всю жизнь. Его подлинная фамилия была Нельсон, но мало кто об этом знал, и там, где он жил, все звали его Дэнни Джимп, и даже письма ему адресовали на это имя.

Дэнни было пятьдесят четыре года, однако определить его возраст по внешнему виду было невозможно. Он был очень мал во всех смыслах: невысокий росток, тонкие косточки, мелкие черты лица, крошечные глазки, миниатюрное телосложение. Добавьте к этому вихляющую походку развязного подростка, тонкий, пронзительный голос, гладко натянутую кожу лица без единой морщинки. Нет, ничто в Дэнни не выдавало его возраста.

Дэнни Джимп был стукачом.

Он был очень ценным человеком, и сотрудники 87-го полицейского участка регулярно обращались к его услугам, и Дэнни всегда был готов услужить. Редкий случай, когда Дэнни не мог раздобыть интересующую быков информацию. Но на такой случай существуют другие стукачи. Где-то, у кого-то, но товар всегда есть. Вопрос просто в том, чтобы в нужное время найти нужного человечка.

Найти Дэнни можно было, как правило, в баре „Эндиз паб“, в третьей кабине справа. Нет, он отнюдь не был ни неизлечимым алкоголиком, ни даже просто любителем принять рюмку-другую в хорошей компании. Бар он использовал как своего рода офис. Обходилось это куда дешевле, нежели аренда конторского помещения в деловой части города, к тому же у бара было дополнительное преимущество в виде телефона-автомата, в котором Дэнни по роду занятий нуждался регулярно и весьма часто. К тому же бар — самое подходящее место послушать, что говорят люди, а в этом и состояла половина бизнеса Дэнни. Другой половиной было говорить о том, что Дэнни удавалось услышать.

Сейчас Дэнни сидел напротив Буша и Кареллы и, как водится, сначала слушал.

Потом он начал говорить:

— Диззи Ордис… Ага, ну да…

— Знаешь, где его искать?

— А что он натворил?

— Пока не знаем.

— Слышал, он на попечении у государства.

— Вышел в начале месяца.

— Ордис, Ордис… Ах, ну да! Он же наркоман.

— Точно.

— Тогда все просто. Так что он натворил, вы говорите?

— Может, ничего, — уклонился от прямого ответа Буш, — а может, за ним чертовски крупное дело.

— А, имеете в виду эти убийства полисменов?

Буш пожал плечами.

— Только не Ордис. Ошиблись номером.

— Это еще почему?

Дэнни отхлебнул пива и посмотрел на мелькающие лопасти потолочного вентилятора.

— Господи, если эта жарища не прекратится, уеду в Канаду. У меня там приятель. В Квебеке. Бывали в Квебеке?

— Нет, — признался Буш.

— Прелесть что за место. Прохладно!

— А как насчет Ордиса? — вернул его к теме беседы Карелла.

— Возьму его с собой в Квебек, если захочет. — Дэнни визгливо расхохотался своей шутке.

— Какой он у нас остряк сегодня! — холодно заметил Карелла.

— Почему же сегодня? — обиделся Джимп. — Я всегда отличался остроумием.

— Ладно. Так где Ордис?

— Пока не знаю. Дайте немного времени.

— Сколько?

— Ну, час-другой. С наркоманами просто. Переговорить с толкачами — и все дела. В начале месяца вышел, говорите? Значит, сейчас вовсю накачивается наркотой. Так что никаких проблем. Верняк.

— А может, он там завязал, — предположил Карелла. — Вот тебе и верняк!

— Ха! Когда они завязывали? — возмутился Дэнни. — Не слушайте вы эти сказки! Он, может, и за решеткой ширево добывал. Найти-то его я найду. Это не вопрос. Но если вы думаете, что это Ордис замочил ваших приятелей, то глубоко ошибаетесь.

— Что так?

— Встречал я его, доходягу. Он не знает, на каком свете живет. Тьфу, меня просто тошнит от этих наркоманов. Его атомной бомбой в себя не приведешь. У него в жизни только одно. Героин. Вот что такое Ордис. Он живет белым богом. Единственное, чем занята его голова.

— А Риардон с Фостером упрятали его за решетку, — напомнил Карелла.

— Ну и что? Думаете, наркоман может затаить злобу и мстить? Да у него времени нет на это. Он успевает только добраться до своего толкача и сделать покупку. Этот самый Ордис ширяется так, что ему и большого пальца на собственной ноге не отстрелить. И он пришьет сразу двух полисменов? Не смешите меня!

— И все же нам бы хотелось повидать его, — настаивал Буш.

— Дело ваше. Что я, комиссар, что ли, вас учить? Но только Ордис тут ни при чем. Ему пистолет от бетономешалки не отличить.

— Но пистолеты-то у него бывали тем не менее, — заметил Карелла.

— Да все забавы ради, — стоял на своем Дэнни. — Пальни в ста метрах — его неделю от страха нести будет. Поверьте уж мне, ему, кроме героина, ничего в жизни не надо.

— Не доверяю наркоманам, — отрезал Буш. — От них чего угодно ждать можно.

— А я доверяю? — обиделся Дэнни. — Только Ордис не убийца, вот и все. Да он даже время убить не умеет.

— Сделай нам одолжение, — попросил Кцрелла.

— Нет вопросов.

— Найди его. Телефон наш ты знаешь.

— Звякну где-то через часок. С наркоманами просто. Верняк.