Николетт продлевала поцелуй как могла. Ей не хотелось переставать целовать этого мужчину. Она никогда не хотела отнимать свои губы от его губ или отстраняться от него. Прошло так много времени с тех пор, как она кого-то целовала, но ей подумалось, что этот мужчина, эта ночь и это летнее небо стоят всего ожидания.

Она слышала шум оживленной улицы вдалеке и чувствовала в воздухе свежий запах летнего сена. Рукой, легко покоившейся на груди Себастьяна, она чувствовала его сердцебиение, а когда она наконец отстранилась, его взгляд был совершенно диким.

— Николетт, я должен тебе сказать…

— Завтра. Это может подождать до завтра, верно?

Она не была уверена, доверяла ли ответу его глаз, поэтому она прижала его к одеялу и поднялась, чтобы оседлать его бедра. Она наслаждалась ощущением его тела под собой, грубость джинсов, касавшихся ее голой кожи, возбуждала ее.

— Ты ходячая проблема, — произнес Себастьян тихим хриплым голосом.

Николетт издала смешок.

— Точно, — сказала она. — И ты должен понимать, что я проблема, которая того стоит. Я не даю никаких обещаний и не предлагаю ничего, кроме этой ночи, но до рассвета… ну, я хочу всего с тобой. Ты понимаешь?

Его руки опустились на ее бедра, и Николетт задрожала от ощущения того, как уверенно он касается ее плоти. Себастьян медленно скользнул к ее талии, и она чувствовала в нем силу, затаившуюся и выжидающую. Этого стоило опасаться, но как и многое другое в этом странном мужчине, это вызывало лишь ощущение безопасности и тепла.

— Я понимаю и думаю, ты всегда стоишь тех проблем, которые доставляешь, если это вообще можно считать проблемами. Думаю, это кое-что другое.

Николетт хотела спросить, что он имеет в виду, но тут Себастьян приподнялся, чтобы накрыть ладонью ее затылок и привлечь для очередного поцелуя. Этот оказался долгим и опьяняющим, и когда его язык коснулся ее губ, она приоткрыла рот. На вкус Себастьян был как то яблоко в карамели, которое они разделили раньше, и там было еще что-то его, не поддающееся определению. От этого вкуса она легко пьянела и начала медленно ерзать на нем, извиваясь, пока он ее целовал.

Николетт чувствовала животом, как затвердел его член, и от этого перехватило дыхание. Его налившаяся силой мужественность вжималась в нее, заставляла ее тело ныть от желания, и она потерлась об него, выпив протяжный вздох с его губ.

— Милая, шоу продлится очень недолго, если ты будешь продолжать в том же духе.

— А может мне нравится жестко и быстро, — пробормотала Николетт, и ответом стал лишь прерывистый смех.

— Я не уверен, хочу ли этого, — сказал Себастьян.

Без предупреждения он опрокинул ее на спину на одеяла. Он поднялся над нею и вновь поцеловал. В этот раз Себастьян позволил своему рту спуститься от губ к ее уху, а когда Николетт повернула голову, чтобы дать ему больше пространства, он прикусил нежную мочку уха.

— Думаю, если сегодняшняя ночь — это все, что у нас есть, я хочу это растянуть. Я хочу получить как можно больше тебя, я хочу пробовать тебя на вкус, лизать и кусать. Заставить тебя чувствовать все, что только можно. Насладиться тобой и позволить тебе насладиться мной.

Николетт пыталась отреагировать на это и выдать ответ, но не могла. Вышел лишь протяжный низкий стон. Часть ее, та часть, которая так долго находилась в бегах и выдержала это лишь потому, что была умнее, сильнее и попросту быстрее преследовавших ее людей, хотела сопротивляться. Это казалось слишком рискованным, слишком пугающим, да попросту слишком. В этом мужчине было нечто изумительное, что заставляло ее желать того, что он предлагал, и в конце концов сопротивляться было невозможно.

Завтра она вновь начнет прятаться. Завтра она вновь станет всего лишь очередным лицом в толпе, наделенным удобным трюком читать ауры и определять угрозу и обман. Сегодня она будет именно той, кем была когда-то.

— Обладай мной, — прошептала Николетт. — Возьми меня.

Это все, что нужно было услышать Себастьяну, и его рот обрушился на ее губы. Поцелуй заблокировал весь мир. Он поглотил их обоих, и по ее венам полилось чистое пламя. Он целовал ее так, будто они будут только целоваться, и возможно, в какую-то другую ночь этого было бы достаточно.

Николетт схватила низ футболки Себастьяна, стягивая ее через голову. Когда он оказался обнажен, она одобрительно замурлыкала, проводя руками по его мускулистым бокам. Она чувствовала шрамы на его теле, много шрамов, и хоть эта мысль отложилась в голове, Николетт отбросила ее в сторону.

— Прекрасный мужчина, — промурлыкала она, и Себастьян улыбнулся в ответ.

Когда ее рука скользнула ниже, чтобы сжать увеличивающуюся выпуклость в его джинсах, смех превратился в стон.

— Дай мне посмотреть на тебя, — прошептал Себастьян.

С полуулыбкой Николетт стянула футболку через голову. В лунном свете ее кожа казалась бледной, как молоко. Его голодный взгляд пожирал ее стройную фигуру, упивался плавными линиями грудей и худобой ее тела. Как почитатель перед богиней, Себастьян склонил голову, и в один шокирующий момент Николетт подумала, что он собрался ее укусить. Но вместо этого его рот оказался нежным как перышко, губы поглаживали напряженные соски, сначала один, потом другой. Она вздохнула и захныкала, когда он поддразнил розовую вершинку кончиком языка.

Ее руки на его плечах напряглись, и Николетт попыталась привлечь его ближе.

— Ты хочешь меня, я же вижу, — прошептала она.

— И именно этого я от тебя хочу, — пробормотал Себастьян, уткнувшись носом в нежный изгиб ее груди. — Я хочу, чтобы ты вздыхала и жалобно хныкала, и может быть, немного стонала.

Этот мужчина собирался прикончить ее одними словами, и Николетт осознала, что хотела лишь этого. Как будто почувствовав ее спешку, Себастьян принялся ласкать ее ртом решительнее и голоднее. Он проложил дорожку по ее щекотливому плоскому животику, а потом сильные уверенные руки расстегнули ее шорты. Себастьян стянул их по ее ногам, помедлив, чтобы снять и сандалии, а после она оказалась абсолютно обнаженной перед ним и ночным небом.

Себастьян погладил ладонью вьющиеся темные волосы между ее ног и заурчал с чисто мужским удовлетворением. Николетт задвигала бедрами под его легким прикосновением. Затем самые кончики его пальцем принялись поглаживать ее щелку, делая ее еще более разгоряченной и влажной с каждым движением. Она думала, что теперь он ее раскроет, но его прикосновения оставались до безумия невесомыми. Она даже не осознавала, что жалобно хнычет, пока во рту не пересохло. Она не осознавала, что ее бедра двигаются и подаются навстречу, пока он не остановил ее.

— Ты хочешь меня? — пробормотал Себастьян, и в этом вопросе было нечто большее, нежели простая нужда и желание.

— Хочу, — пробормотала Николетт.

Завтрашний день сам о себе позаботится.

Он проник одним пальцем в ее теплоту, проверяя, насколько она увлажнилась, и зашипел от удовольствия, почувствовав это. Он распределил влагу по ее клитору, кружа вокруг него с тщательной заботой, и дрожь наслаждения пробежала по всему ее телу.

— Ты… ты…

Николетт не могла закончить мысль. Сейчас он казался неумолимым, его прикосновения стали более решительными, более требовательными. Ее руки крепче стиснули его плечи. Она осознавала, что оставляет следы, но ей было попросту плевать. Он вытягивал из нее удовольствие как воду из сухой земли, и она хотела отдать ему все.

Когда наступил оргазм, он ударил по ней как откровение. Ее тело никогда не раскрывалось так перед другим человеком. Никто не заставлял ее тело так петь, так напрягаться. Она выгнулась под его уверенными прикосновениями и запрокинула голову, кончая и крича от наслаждения, которое он ей дарил.

Когда Николетт вернулась в свое тело, Себастьян прижимал ее к себе. Она чувствовала его улыбку, как чувствовала и набухшую длину, прижимавшуюся к ее бедру.

— Ты еще не… — пробормотала она, и он покачал головой.

— Мне сначала хотелось посмотреть на тебя, — сказал он, запечатлевая нежный поцелуй на ее лбу.

Ее тело сделалось теплым и мягким, в движениях определенно присутствовала дремота, но все равно ощущалась какая-то нужда.

— Возьми меня, — прошептала Николетт, и на сей раз не осталось никаких сомнений.

Себастьян разделся за доли секунды, и вот он уже нависал над ней подобно шторму. Она протянула руку между их телами, чтобы оценить его длину, и его размер и толщина заставили ее конвульсивно содрогнуться. Себастьян задрожал от ее прикосновения, а потом раздвинул коленом ее бедра, заставляя ее раскрыться и трепетать от желания.

На мгновение он сел, и Николетт с благодарностью наблюдала, как он раскатывает презерватив по своей длине. Но он ни на секунду не отводил от нее взгляда, и когда он вновь опустился на колени, она знала, что никогда и ничего не хотела так, как этого мужчину внутри себя.

На долю секунды Николетт испугалась, что будет слишком чувствительной, чтобы продолжать, но потом головка его мужественности потерлась о ее складочки, дразня и как будто спрашивая, и она застонала, разводя ноги еще шире.

— Ты готова? — прошептал Себастьян, и когда он кивнула, это стало единственным разрешением, в котором он нуждался.

Он ворвался в нее, заставляя Николетт громко застонать и вцепиться в него. Он растягивал ее, раскрывал ее, и она хотела и желала этого. Она жаждала его гордой горячей плоти внутри себя, и проникнув в нее всей своей длиной, Себастьян помедлил.

— Я… хочу тебя, — прошептал он с острым отчаянием в голосе. — И я хочу тебя жестко.

Это должно было напугать ее, но вместо этого лишь заставило ее выгнуться под ним.

— Покажи мне, — властно прошептала она, и с гортанным стоном Себастьян почти полностью вышел из нее и вновь вошел.

Николетт никогда не чувствовала себя более дикой, чем тогда, когда он вбивался в нее, прижимая к земле как жертву, как загнанное животное, и она упивалась этим ощущением. Она целиком и полностью находилась в его власти, и он овладевал ей так, будто собирался поглотить без остатка. В этом была страсть и красота, и Николетт отдалась этому без остатка.

Она уперлась пятками в одеяло и толкалась ему навстречу, встречая каждый толчок за толчком. Она чувствовала судороги, прокатывавшиеся по его телу, и понимала, что это уже близко. Действуя по наитию, она схватила в кулак его густые темные волосы и дернула его голову к своим губам.

— Я хочу тебя, — прорычала она. — Я хочу тебя внутри, я хочу этого, покажи мне себя.

Изданный им звук был почти нечеловеческим, и Себастьян принялся вколачиваться в нее еще сильнее. Николетт обхватила ногами его талию, заставляя его проникать еще глубже, и достигнув вершины, он неподвижно застыл, сотрясаясь над ней.

Спустя несколько долгих секунд Себастьян перекатил их на бок, и Николетт осознала, что прижимается к его груди. Их обоих как будто окутали мягкие чары. Здесь воцарилось умиротворение, слишком редкое и слишком чудесное, чтобы нарушать его простыми словами, и они просто позволили этому нежному как паутинка мгновению длиться.

Наконец, Себастьян откатился и избавился от презерватива, а Николетт села, обхватив себя руками. Себастьян выгнул бровь.

— Ты как будто нервничаешь. Что-то не так?

— Я не знаю, что следует дальше, — призналась она. — Я… я имею в виду, это было… это было изумительно, но я редко этим занимаюсь. Я не делаю всего этого, и не знаю, что потом.

Когда волна наслаждения схлынула, Николетт почувствовала себя до странного потерянной и обделенной. Она не знала, что ей нужно услышать или почувствовать, но в этом плане Себастьян, казалось, намного ее опережал. Он притянул ее в свои объятия, и несмотря на изначальное напряжение, она расслабилась, прижимаясь к его успокаивающей мощи, пока он поглаживал ее по волосам.

— А за этим следует вот что, — тихо сказал Себастьян. — Только ты и я под летним небом. Мы можем касаться друг друга и сохранять молчание. Мы можем обнимать друг друга. Мы можем поговорить о чем угодно. Мы можем отправиться на поиски душа или попросту начать все сначала.

— Начать все сначала? — изумилась она, и Себастьян рассмеялся слегка резковатым смехом.

— Что ж, мне понадобится немного времени, но да, если ты хочешь, можно и сначала.

Николетт задрожала от обещания, звучавшего в его голосе, и содрогнулась от мысли о том, чтобы получить еще больше Себастьяна. Она обхватила его руками и вновь увлекла на одеяло рядом с собой. Завтрашний день сам о себе позаботится, а прямо сейчас его губы были такими мягкими и теплыми, идеальными, как будто созданными для того, чтобы целовать ее.