Кайли резко развернулась на своих кроссовках «Reebok», вероятно, оставив след на деревянном полу, и пошла в сторону выхода из комнаты.

— Не уходи, — сказал Лукас, — пожалуйста! Тебе придется поговорить со мной — рано или поздно.

Поздно — будет в самый раз, — подумала Кайли.

Внезапно на нее нашла волна гнева, которая начала душить ее изнутри. Все было неправильно. Она уставилась в стену, не желая смотреть в его глаза.

— Почему? Почему я должна с тобой разговаривать? Я ничего тебе не должна. Я не должна ничего тебе объяснять, и я не должна извиняться. Я не тот, кто…, - сказала она, и ее дыхание сбилось, а в горле встал ком.

Она не смогла больше говорить дальше. Кайли услышала, как он пошел в ее сторону.

— Я знаю, я понимаю, что облажался. Я признаю это. Я… должен был сказать тебе. Нет, это не совсем так, я должен был никогда этого не допускать. Я должен был сказать моему отцу, что все буду делать сам. Я виноват в этом, но я больше ничего не сделал… пока. Я не спал с ней. Я поцеловал ее два раза. И один поцелуй был при тебе. И оба этих раза я был вынужден сделать. Я был вынужден это сделать для того, чтобы попытаться убедить своего отца, что пойду на этот брак. Но я никогда, ни в одну из этих чертовых минут, не собирался жениться на ней.

Она не могла дышать. Глаза были мокрыми от слез. Ее сердце разрывалось от боли.

Она покачала головой, как будто не соглашаясь с ним, и прошептала только одно слово.

— Нет.

Она сама не знала, на что именно отвечала. Затем она обернулась, натолкнувшись на него. Он был рядом. Стоял близко. Очень близко.

Не важно было то, что она сказала, потому что он не слушал ее. Он просто стоял и смотрел на нее, в его глазах была собственная боль и страдания.

— Ты любишь меня, — сказал он, — я знаю это.

Вот теперь она и должна была сказать «нет», но она не могла вымолвить ни слова. Это слово было на кончике ее языка, но оно будто бы приклеилось и не хотело быть произнесенным. Уверенная, что это была бы ложь, но разве не было бы это правильным? Правда была слишком тяжелой. Она чувствовала, что правда может разорвать ее в клочья.

— Я также знаю, что ты наказываешь меняю И это сработало, потому что я чувствую себя, будто нахожусь в аду. И я не говорю, что не заслужил этого.

Он протянул руку и провел ладонью по ее шее. Кайли зажмурилась, из ее глаз потекли слезы. Даже в темноте она видела синяки на его шее. И это она сделала с ним. Все те ощущения, что она испытывала, когда сжимала его шею, нахлынули на нее.

— Я не хотела тебя задушить, — выдохнула она, — все это было уловкой… Марио. Я не знаю, как он это сделал, но…

— Я знаю. И я не это имел в виду… когда говорил про наказание, — сказал он, и провел рукой по синякам, — это ничто, по сравнению с тем, что происходит в моей душе. И я говорю о том, что ты не хочешь говорить со мной, не желая подпускать меня к себе. Ты хоть представляешь, как мне больно стоять здесь и знать, что ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе?

Он подошел к ней еще ближе.

Он был всего в нескольких сантиметрах от нее, она чувствовала его запах. Она вспомнила этот запах, она любила его. Она почувствовала его, как только вошла в комнату. Она должна была понять. Должна была понять, кто был здесь. Он был с ней в одном доме. Теперь она не могла чувствовать себя дома.

Должно быть, он набрался храбрости, потому что сантиметры между ними стали стремительно сокращаться.

Она сделала шаг назад. Ей было слишком тяжело.

— Видишь, — сказал он, и из его груди вырвался воздух, — но я знаю, что тебе не все равно, потому что… потому что ты спасла меня. Ты шагнула вперед, хотя могла бы отойти в сторону, и позволила бы убить меня Марио. Но ты не стала делать этого. Ты поймала его огненные шары, который были предназначены мне.

Его слова отразились эхом в комнате, и она бы отдала все на свете, чтобы ей не было больно. Сколько эмоций она смогла бы еще испытать? Не было ли это пределом? Несомненно, своего предела она уже достигла.

— Да, я спасла твою жизнь, но не заставляй меня пожалеть об этом, — сказала она, махнув в сторону двери рукой, — уходи, я не хочу, чтобы ты был здесь.

И это была правда. Она не хотела, чтобы этот Лукас, тот, кто предал ее, был здесь. Она хотела, чтобы рядом был тот Лукас, которому она доверяла, и который был готов идти с ней до конца света, защищая ее.

Только они были одни и тем же человеком.

Он сделал шаг вперед. Она видела, как его кадык поднялся наверх, а потом, опустился вниз. Ему было больно глотать.

— Я обидел тебя, — сказал он, — я знаю это, и я готов это принять, я готов принять то, что ты готова «съесть меня заживо» сейчас. Я это заслужил. Вот что я пришел сказать тебе. Но я не делал ничего другого, то, о чем ты, возможно, думаешь. И до тех пор, пока ты злишься, я все равно буду рядом. Меня не волнует, сколько тебе понадобиться времени, чтобы простить меня.

Она посмотрела на него, вспоминая о том, как он стоял перед всеми — друзьями и семьей. На нем был смокинг, который подчеркивал всю его красоту, мужскую красоту, а не мальчишескую. Она вспомнила о том, как он протянул руку, и провел по лицу Моник, и как она слушала его обещание ей. Клятва, которую он произнес ей. Она не могла сломаться, стоя перед ним. Волна боли захлестнула ее. Она вернулась мыслями обратно, в комнату.

— Ты отдал ей свою душу.

Он покачал головой.

— Нет, ты ошибаешься. Я не отдавал ей душу. Я соврал. Я не мог отдать ее ей. Потому что я уже отдал свою душу другой. Ее забрали, когда мне было семь лет, — сказал он, его голос дрогнул, — и если бы ты могла бы увидеть, ты бы знала, что как только ты вошла в лагерь «Тенистый Водопад», я сразу распознал родственную душу. Ты моя, Кайли Гален. Я знал, что как только ты ступила на эту землю, все изменится.

Она не могла ничего видеть перед собой, потому что в ее глазах стояли слезы. Она вздохнула, надеясь, что кислород поможет ей справиться с эмоциями. Но она почувствовала, что слезы скользнули с ее ресниц на щеки. Она отгоняла их прочь. Ее дыхание сперло, когда она попыталась снова размеренно дышать. Почему ей было так больно дышать?

Ты моя, Кайли Гален.

Эти слова отозвались в ее сердце. Она не могла отрицать, что ей очень хотелось подойти к нему, посмотреть на него, и заставить его говорить это снова и снова, пока не утихнет боль в ее сердце. Но она не могла даже посмотреть на него, потому что знала, что боль не сможет уйти просто так.

Только не сейчас.

Может быть, позже.

Она не могла быть уверенна.

Он молчал, и она видела в его глазах ту же боль, какую чувствовала в своем сердце. Ее боль была в два раза сильнее от того, что она знала, что причинила ему боль сама. Этими словами. Но разве не он был виноват в этом? Почему она должна чувствовать свою вину за то, что они чувствовали сейчас?

— Мне жаль, что я причинил тебе эту боль, — сказал он, — и я схожу с ума от того, как ты смотришь на меня сейчас, я зол на себя. Я сделала ЭТО с тобой. С нами. Я сделал больно самому важному человеку в своей жизни. Если бы кто-то сделал также больно тебе, как я, я бы вырвал ему сердце.

Он стоял на том же месте, и просто смотрел на нее. Тишина заполнила комнату. Но даже она казалась слишком громкой. Или это была вся та боль, которая, казалось, прокалывала уши?

— Я пойду, — сказал он, и она не могла вспомнить, слышала ли она когда-то это в его голосе.

Поражение. Потерю.

— Я сказал то, что хотел, я просто хотел, чтобы ты знала, я дам тебе время, чтобы ты прости меня. Но я не дам тебе шанс не простить меня. Потому что я люблю тебя.

Она отошла в сторону, не став преграждать ему путь. Он вышел за дверь. Она подошла к кровати. Села. Скинула обувь.

— Кис-кис-кис, — позвала она, желая переключиться на кого-то другого.

Но Сокс не вышел к ней.

Он не был сейчас оборотнем. И она понимала, что была в чем-то согласна.

Она прижала ноги к груди. Сильно. И стала ждать. Ждала до тех пор, пока ее лицо не обожгут слезы. Ждала, пока ее сердце не замрет. Но слез не было. Она пыталась выдавить их из себя.

Она закрыла глаза, и закусила губу. Почему она не может плакать? Она была слишком эмоционально исчерпана?

И что толку?

Да, она была чертовски запутана.

Как мог Лукас вдруг увидеть, что поступил неправильно, и как он не мог увидеть этого раньше? Как он мог встать и поклясться своей душой, обещая жениться на другой, когда любил ее, Кайли?

Но зачем ему врать? Зачем он пришел сюда, и стал рассказывать все эти вещи, если они бы не были правдой?

Она сидела в темной комнате несколько долгих минут. Она чувствовала себя одиноко. Очень одинокой.

Хотя это было несколько сумасшедше и по-детски, она поняла — я хочу к маме.

Но ее мамы не было здесь. Не было в лагере. Даже в этой стране. Ее мама была в Англии, со своим новым парнем, которого Кайли ненавидела.

Но она все еще могла позвонить ей. Черт, да она могла даже позволить себе нарушить планы Джона, который соблазнял ее в этот момент. Кстати, эта мысль еще больше соблазняла ее. Она хотела, чтобы Джон знал, что ее мама не была только его в этом мире.

Она засунула руку в карман, но затем, застонав, вспомнила. Она оставила свой телефон у своего дедушки.

— Черт возьми, — пробормотала Кайли.

Недовольство от потери телефона, заставило ее вспомнить о Дженни, и о разговоре насчет Хейдена, а также об обвинениях, которые наслали на нее старейшины. Должны ли хамелеоны действительно жить в изоляции от мира? Это казалось таким неправильным решением.

Она решила поговорить с Хейденом. Он знал ответы. Может, он смог бы даже заверить ее, что дед был против этого. Вскочив с кровати, она начала обуваться, и дойдя до двери, остановилась. Да блин! Она же должна передвигаться с «тенью».

Бернетт взял с нее обещание не ходить по ночам в одиночку. Но, черт победи, она должна была узнать ответы. И иногда, просто необходимо было нарушить правила. Она вышла на улицу, тихо закрыв дверь за собой, пытаясь не разбудить Миранду. Двигаясь вниз по ступенькам крыльца, она пошла в сторону дома Хейдена.

Он, наверное, еще спит, но ей было все равно.

Она прошла несколько метров, когда увидела какое-то движение около деревьев. Ее дыхание сбилось, и она увидела, кто это был. Она вспомнила фразу своей бабушки, говорившая о том, что она была в плохой ситуации на данный момент, а именно: «Она сейчас огребет дерьма по полные весла».

* * *

— Я… прости, — пробормотала Кайли.

— Не смей даже пытаться извиниться, ты не представляешь, как я зол! — зарычал Бернетт, — ни слова больше!

— Я просто…

— Это уже два слова, а я не разрешал ни одного! — рявкнул он, сильно ударив рукой в воздухе, как бы говоря о своей непоколебимости.

Кайли закусила губу, и сама не поняла, когда из ее глаз заструились слезы. Их было очень много. Очень. Она захлюпала, вытирая тыльной стороной ладони, щеки. Ее дыхание срывалось. Ну черт подери, почем ее прорвало тогда, когда она была не одна?!

— Твои слезы не влияют на меня, юная леди! — сказал он, показав пальцем на ее лицо.

Она не могла услышать в ритме его сердце ложь, на данный момент. Они не влияют на него. Этого было недостаточно для того, чтобы он перестал злиться, чтобы она заставила контролировать свои эмоции. Осознание того, что она разочаровала его, только еще больше подкинуло дров в ее огонь боли.

Она обняла себя, пытаясь перестать плакать. Но слезы продолжали капать. Он ничего не говорил. Просто ходил взад и вперед. Вперед-назад. Снова и снова.

Глядя на нее с недовольством и разочарованием. Она пошла было в сторону дома, но услышала сзади рычание. Очевидно, ее наказанием было то, что ей надо было стоять здесь, и принять тот факт, что он позволит ей, через какое-то время, отправиться домой.

В ее голове мелькнула мысль, чувствовал ли то же самое Лукас, когда разговаривал с ней?

Она попыталась вдохнуть, у нее опять вышел хрип из легких.

— Я просто…

— Разве я разрешал тебе говорить? — спросил он.

Он продолжал свою ходьбу дальше, как будто пытаясь выпустить пар, прежде, чем посмотреть на нее снова.

— Куда ты шла?

Она посмотрела на него, ожидая разрешения говорить.

— Ответь мне.

— Ты сказал, что не разрешаешь мне говорить, — сказала она, вытирая слезы с щек.

— Так куда ты шла?

Господи Боже, она не знала, что сказать ему. Она не могла сказать правду. Она дала обещание своему деду не сдавать Хейдена Йейтса. Да уж… она была в полном дерьме… по весла.

— Ты хотела увидеться с Лукасом? — спросил Бернетт.

Она начала кивать, но почувствовала, что ее сердце бьется в ритме лжи.

— Так это был не Лукас, — сказал он, зарычав, потому что услышал ложь.

Он шагнул к ней, его темные глаза изучали его. Слишком внимательно. Посмотрев в его глаза, она снова увидела разочарование, и в ее горле снова встал ком. Она пыталась придумать хотя бы что-то, хоть что-то, что могло помочь, но ее мысли разлетались в прах. Только стопроцентная ложь приходила в ее голову.

— Я просто…

— Не говори мне ничего, что стало бы в итоге ложью.

Она не могла позволить себе соврать, ее сердце выдаст ее.

— Я хочу знать правду, — сказал он, — ты собиралась встретиться со своим дедушкой?

— Нет, — сказала Кайли, со всей честностью, и на ее лице отразилось облегчение.

Он смотрел на нее в упор. И будто бы напрягся.

— Ладно, я собираюсь задать тебе вопрос, и хочу узнать на него полноценный ответ, а не «да/нет». Не пытайся соврать мне, потому что я узнаю.

Он сделал паузу для произведения эффекта, или может, просто пытался собраться с мыслями.

— Ты шла к Хейдену Йейтсу?

Кайли была в шоке. Как он узнал? Неужели ее дедушка обманул ее, когда сказал насчет Хейдена?! Он что-то знал. Но она не могла узнать этого сейчас.

— Хорошо, твое молчание говорит больше, чем ты думаешь. Пошли, — сказал он, и пошел в сторону дорожки.

— Куда? — спросила она, боясь того, что услышит.

— Ты хотела пойти к Хейдену, так что пошли к нему. И тогда уж, вы вдвоем наконец-то скажете, черт возьми, что здесь происходит, иначе я заверну ваши поджаренные задницы в траву, и да, я закурю их!