После урока английского языка Лоретта задержалась в классе, выжидая, пока мисс Ходжес кончит говорить с пятью учениками. В конце концов класс опустел, и Лоретта осталась наедине с маленькой учительницей, перебиравшей за своим столом тетрадки.

— Ты хотела со мной поговорить, Лоретта? — приветливо улыбнулась ей мисс Ходжес. — О домашнем задании?

— Нет, не о домашнем задании, мисс Ходжес. Но я действительно хотела с вами поговорить.

— О чем же, милая? По моему предмету, насколько я знаю, у тебя не возникает трудностей. Стало быть, речь пойдет о другом.

Лоретта кивнула, но для того, что хотела сказать, не могла найти нужных слов.

— Ладно, бог с ним, — вздохнула Лоретта и направилась к двери, чувствуя, как ее лицо становится пунцовым от смущения. У темнокожих передо мной много преимуществ, подумала Лоретта, и одно из них — они не краснеют.

Она уже добралась до двери, когда за ее спиной раздался голос мисс Ходжес, почти такой же неуверенный, как ее собственный: «Лоретта!»

— Да, мэм? — обернулась Лоретта.

— Если ты хочешь что-то сказать мне, скажи, пожалуйста.

Лоретта все еще не могла решиться.

Мисс Ходжес посмотрела на свои часы.

— К сожалению, я могу тебе уделить только пятнадцать минут. Потом за мной должна зайти моя подруга, к которой я сегодня приглашена на обед.

Лоретта зажмурилась, набрала полную грудь воздуха и затараторила:

— Понимаете, я хотела у вас спросить: не найдется ли у вас времени после школы, чтобы поговорить с моим клубом, который я сегодня организовала. То есть это пока не совсем клуб, а просто компания ребят, и у нас, собственно, и клуба-то нет, а на самом деле это печатная мастерская моего брата, Вильяма, но ребята хотят выпускать газету, и я подумала, что, может быть, им нужна какая-то помощь. Я думала, они хотят организовать музыкальную группу, потому что там есть пианино, но похоже, они больше хотят выпускать газету, и я не знаю, что мне с ними…

— Где находится ваш клуб, Лоретта? — перебила мисс Ходжес.

— На Авеню, дом номер тринадцать сорок три.

— А когда ты хочешь, чтобы я к вам пришла?

— Как можно быстрее, мисс Ходжес. — В голосе Лоретты прозвучала настойчивая нотка. — Понимаете, Фесс хочет издавать газету, и я не знаю, что они собираются поместить туда, но, может быть, вы бы могли им помочь, и они…

Мисс Ходжес постучала по столу карандашом:

— Кто такой Фесс?

— Действительно способный мальчик, мисс Ходжес. Он писатель. Он ходит в «Эмерсон». И он хочет выпускать эту газету и назвать ее «Правда за неделю». Каждый будет писать в нее рассказы, но большинство из них не знает, как это делается. И я подумала, что, может быть, вы поможете им с правописанием, с грамматикой, ну и так далее.

— Звучит довольно заманчиво, — отметила мисс Ходжес. — Газета. Гм… Но, насколько я поняла, лично ты хотела организовать музыкальный ансамбль?

— Да-да, мисс Ходжес. Понимаете, там после церкви осталось пианино, и Джетро, и Улисс, и другие ребята всегда любили петь на улице, и я подумала, что, если Вильям пустит их, они тогда будут петь у него в мастерской, и я могла бы им подыграть. Но вот только они…

— …проявляют больший интерес к выпуску газеты, — подсказала мисс Ходжес. — По крайней мере, в настоящее время.

— Да, мэм.

— Лоретта, не надо называть меня «мэм», — мягко поправила ее учительница. — Так говорит прислуга. А ты слишком способная девочка, чтобы стать служанкой, когда подрастешь.

— Да, конечно, мэм, — ответила Лоретта и прикусила язык.

Мисс Ходжес улыбнулась и продолжала:

— Видишь ли, все не так просто, как тебе кажется. Во-первых, я не уверена в том, что твои друзья захотят, чтобы я присутствовала на их встрече. Им это может прийтись не по душе. В конце концов, ведь это их газета.

— Да, мэм, — машинально произнесла Лоретта.

Мисс Ходжес шутливо поморщилась.

— Во-вторых, я не совсем понимаю, о чем ты меня просишь. Ты действительно хочешь, чтобы я помогла твоим друзьям наладить выпуск газеты, или же ты ждешь от меня, что я помогу тебе отвлечь их от газеты и приобщить к музыке?

— А нельзя нам и то и другое?! — так поспешно воскликнула Лоретта, что забыла прибавить «мэм».

— Не знаю. Можно, наверно, — улыбнулась мисс Ходжес, но тут же серьезно продолжала: — Ты говоришь, печатная мастерская принадлежит твоему брату, Вильяму. А что он думает по поводу вашей затеи?

— Не знаю, мисс Ходжес. Понимаете… он всегда хотел быть печатником, даже хотя мама была против, и это я нашла для него дом, который сдавался в аренду, и он был мне благодарен, и поэтому разрешил привести туда ребят. Но теперь, когда они там, он боится.

— Неудивительно, — заметила мисс Ходжес. — И ты тоже боишься, Лоретта. Я же вижу. Такое впечатление, что вы с Вильямом ухватили за хвост тигра, а теперь ищите того, кто бы помог вам с ним справиться.

— За хвост тигра?

— Ну да. То, что вам двоим не под силу.

— Да, мэм.

— Тебе, ей-богу, надо оставить эту привычку, — сказала мисс Ходжес. — Иначе ты и в сорок лет будешь всюду вставлять свое «мэм». — Учительница глубоко вдохнула и выдохнула с легким стоном. — Ну ладно, насколько я понимаю, бывают привычки и похуже. Так когда ты хочешь, чтобы я к вам пришла?

— Сегодня, мисс Ходжес. Сразу же после школы.

— Что? Сегодня? — недовольно переспросила мисс Ходжес, снова посмотрев на часы. — Да понимаешь ли ты, что сегодня я никак не могу! Я иду на обед к своей подруге! После обеда я должна навестить в больнице маму, а вернувшись домой, проверить сто двадцать тетрадей. Боюсь, что мне всю ночь придется над ними сидеть.

— Да, мэм, — вяло ответила Лоретта и направилась к двери.

— Лоретта! Хорошо, я подумаю. Честное слово. И как-нибудь зайду к вам. Но вряд ли мне это удастся сегодня.

Лоретта даже не потрудилась оглянуться или сказать «до свидания». Следующие полтора часа она провела, сидя на невысокой стене напротив школы и глядя в пустоту.

Вывеска была готова. Сверкающие золотые буквы сообщали: «Радостная печатная мастерская. Вм. Хокинз, влад.».

Но Кэлвин, добавлявший последние штрихи к своему творению, выглядел озабоченным.

— Ну, как тебе? — спросил он у Лоретты.

— Очень красиво, Кэлвин. Но…

Кэлвин отшвырнул бутылку с краской; из нее вытек золотой ручеек и медленно пополз по тротуару к сточному желобу.

— Так и знал! — закричал Кэлвин. — Ничего не выходит. Новые буквы не подходят к старым. Ты ведь об этом?

— Нет, не об этом, — спокойно ответила Лоретта. Она наклонилась, подняла с тротуара бутылку и протянула ее Кэлвину. — На, возьми, пока все не пролилось.

У тебя получились чудесные буквы, Кэлвин. Я просто хотела сказать: жаль, что Вильям не разрешил нам написать «Радостный клуб и печатная мастерская».

— Ах вот как! — Кэлвин еще несколько мгновений хмурил брови, потом из-за туч проглянула его застенчивая улыбка. — Ну, раз ты считаешь, что они ничего…

Лоретта не понимала, почему ее мнение так важно для него, но ей было приятно.

— Я считаю, что они замечательные, Кэлвин.

— Может быть, он мне и стены разрешит расписать, — тут же предположил Кэлвин. — Есть у меня одна задумка. Я вот тут набросал эскизец из истории печатного дела.

Лоретта боялась случайным словом расстроить этого странного, впечатлительного паренька.

— Может быть, и разрешит, когда увидит, как ты хорошо сделал ему витрину. Но он, наверно, сейчас так занят, что ему не до этого.

— Боюсь, ты права. Ему действительно сейчас достается от всей этой кодлы и учителей.

— Учителей? Каких учителей?!

— Они тебя, между прочим, искали. Говорят, ты просила их прийти.

Лоретта хотела попросить Кэлвина, чтобы он вместе с ней зашел в мастерскую, но тот снова повернулся к вывеске и свирепо на нее уставился. Никуда он отсюда не уйдет, пока не удовлетворится своей работой, поняла Лоретта и одна вошла внутрь.

В дальней комнате был бедлам, однако маленькая мисс Ходжес утихомиривала ребят, призывая их к порядку, так, как она это делала в классе. Несколько раз хлопнув в ладоши, дабы привлечь к себе внимание, она объявила:

— Я здесь только потому, что один из вас попросил меня прийти. Но если я вам мешаю, я могу уйти.

— Вот и чудесно, — грубо ответил ей Фесс. Кое-кто одобрительно свистнул, а Джетро вставил:

— Хватит с нас за день учителей — нагляделись.

— Я прекрасно вас понимаю, — с натянутой улыбкой продолжала мисс Ходжес. — В конце концов, это ваше мероприятие, и я не собираюсь в него вмешиваться. Я хочу лишь посидеть и послушать.

— А чего, если посидеть — пусть посидит, — неуверенно произнес Улисс.

— Спасибо, — поблагодарила его мисс Ходжес. — Но у меня к вам есть одно предложение. Почему бы нам не перенести обсуждение газеты на второй этаж, чтобы не мешать Вильяму работать?

— Но станок-то здесь, внизу, — возразил кто-то.

— Полагаю, что сегодня он вам не понадобится, — ответила мисс Ходжес. — Насколько я понимаю, вы пока в самой начальной стадии.

— Кто это вам все сказал? — подозрительно покосился на нее Фесс.

Лоретта затаила дыхание, до тех пор, пока мисс Ходжес не ответила:

— Один из членов вашей группы. Если вы мне позволите, я, пожалуй, не назову его имени.

— Слушайте, друзья, — заговорил Вильям. — Будет чертовски мило с вашей стороны, если вы уйдете наверх, как она сказала. У меня здесь и так мало места, а с вашим собранием мне ни одна мысль в голову не лезет.

— Значит так, парни, — снова взял бразды правления Фесс. — Собрание переносим на второй этаж. Она может пойти с нами, если хочет. Хотя я и не собирался подпускать женщин к этому делу. — Он смерил Лоретту тяжелым взглядом. — Могу поспорить, что это кто- то из баб пригласил ее сюда.

— Еще одно сообщение, — не обращая внимания на его реплику, объявила мисс Ходжес. — Если кто-нибудь из вас хочет петь, у рояля вас ожидает мистер Лючитано. Он любезно согласился прийти сюда вместе со мной.

Мальчишки устремились к лестнице. Вслед за ребятами проходя мимо Лоретты, мисс Ходжес подмигнула ей и шепнула:

— Я решила, что это важнее моего приглашения на обед.

Лоретта хотела догнать учительницу и поблагодарить ее, но не желала, чтобы Фесс таким путем получил подтверждение своей догадке — не сейчас, во всяком случае. По непонятной причине, она несколько опасалась этого парня. Может быть, потому, что он постоянно критиковал Лоретту и намекал ей на то, что она не соответствует его критериям.

Прежде чем попытаться защитить себя, Лоретте хотелось по крайней мере выяснить, что же это были за критерии.

Звуки музыки привлекли Лоретту в залу. За пианино сидел молодой мужчина с оливкового цвета кожей и густой копной волнистых черных волос. Лишь через минуту Лоретта узнала в нем учителя музыки из «Южной средней». Мистер Лючитано играл ровно, легко и профессионально; пианино у него звучало намного лучше, чем у Лоретты. И в то же время Лоретте не хотелось бы играть так, как он. Его игре чего-то не хватало, но чего — Лоретта не могла понять.

Впрочем, его музыки оказалось достаточно, чтобы переманить некоторых мальчишек со второго этажа на первый. Сначала появился Джетро, следом за ним — Фрэнк и Дэвид и чуть позже — Улисс.

— Музыка мне светит больше, чем писанина, — объяснил Джетро. — Особенно когда вокруг англичанки. Ну, чего споем, дядя? Про «Русую Дженни»?

Мистер Лючитано не заметил издевки в голосе Джетро.

— Пожалуйста, если хотите, — совершенно серьезно ответил он.

— Господи, спаси и помилуй! — простонал Джетро, когда мистер Лючитано заиграл вступительные аккорды к «Дженни».

Учитель перестал играть и повернулся к мальчишкам, которые корчились от смеха за его спиной.

— Тогда давайте все, что хотите, — простодушно предложил мистер Лючитано, но Джетро лишился дара речи и лишь дергался из стороны в сторону, привстав на носках.

Учитель музыки повернулся к Фрэнку и Дэвиду:

Мальчики, у вас есть какие-нибудь предложения?

Но «мальчики» тупо смотрели на него и молчали до тех пор, пока в дверях не показался Кэлвин; очевидно, он удовлетворился-таки своей вывеской.

Из дальней комнаты выглянул Вильям:

— Эй, куда же подевались все мои помощники? Я вовсе не собирался выгонять всех. Мне надо, чтобы кто-нибудь помог мне напечатать меню.

— Ваш покорный слуга, — тут же откликнулся Кэлвин, метнув яростный взгляд в сторону Лоретты. — Другие могут хоть целый день торчать у пианино — пожалуйста! Но не я! Я собираюсь кое-чему поучиться.

Боже мой, опять он сердитый, подумала Лоретта, когда Кэлвин исчез в маленькой комнате. Несмотря на свою озабоченность, Лоретта была счастлива. Час назад она и войти-то сюда боялась, но теперь ей хотелось быть в трех местах одновременно: наверху — с мисс Ходжес, внизу — с певцами и в маленькой комнате — с Вильямом и этим странным, агрессивным новеньким. Окончательное решение Лоретты — остаться на прежнем месте — не было продиктовано ее любовью к музыке. С певцами она осталась потому, что наверху ей пришлось бы бороться со своим страхом к Фессу, а в дальней комнате у нее мог случиться приступ стеснительности, который Вильям тут же использовал бы для новых нападок на сестру.

— Давайте и мы кое-чему поучимся, — предложил мистер Лючитано. — Мы можем, например, разучить новую песню.

Он сыграл замысловатое вступление, потом откинул назад голову и запел:

Она была добра, нежна; Ее лицо так было мило. Она лишь по двору прошла, Но сердце мне навек разбила.

Мелодичная песенка, но ужасно старомодная, подумала Лоретта. Мальчишки слушали вежливо, с теми ничего не выражающими лицами, с которыми в школе обычно слушали объяснения учителей.

— Запомнили, мальчики? — нетерпеливо спросил мистер Лючитано. — А теперь давайте попробуем вместе. И вы тоже, мисс.

В первом же аккорде, который он взял, попалась фальшивая нота. Джетро прыснул со смеху, но под гневным взглядом Лоретты зажал себе рот и дохихикал уже беззвучно.

— Надо будет вызвать сюда настройщика, — деловито произнес мистер Лючитано. — Ну как, все готовы? Давайте постараемся нежно и неторопливо… Раз… два… три…

Они постарались. Они старались изо всех сил, но в нескольких местах сбились и закончили явно невпопад.

— Терпение и еще раз терпение, — сказал мистер Лючитано. — Просто нам надо немного порепетировать.

— Репетируй не репетируй — все равно ничего не выйдет, — заявил Фрэнк. — Простите, сэр, но в ней нет ритма. Я все время пытался его поймать, но его просто нету.

— И потом, — грустно продолжал Улисс, — где же тут смысл? Как можно петь песню, если в ней ничего не понять?

— Дурак ты неграмотный! — воскликнул Джетро; его быстрый ум мгновенно воспринял содержание песни и тотчас отверг его. — Тут же все ясно: один чудик видит у своего дома чувиху и решает, что втюрился в нее по гроб жизни. Увидит он ее еще раз, не увидит — не играет значения.

— А с чего он взял, что она добрая и нежная, если он с ней даже не разговаривал? — недоумевал Улисс. — Она может быть самой последней злыдней — он-то откуда знает!

— А так в песне, понял? — ответил Джетро.

— Ну и глупо, по-моему, — заметил Улисс, но, увидев расстроенное лицо мистера Лючитано, добавил: — Ой, простите, сэр. Хорошая песня, на самом деле.

— Нет-нет, не надо кривить душой, — возразил учитель. — Здесь вы у себя дома и можете говорить все, что хотите. И петь все, что пожелаете… Ну ладно, давайте тогда споем то, что вам самим нравится. А я постараюсь подобрать аккомпанемент.

Ребята в растерянности смотрели друг на друга, пока Лоретта не предложила:

— А вы спойте «Гуляй всю ночь». У вас же здорово получалось.

Джетро обдумал ее предложение, решил, что оно ему не по душе, и, сорвавшись с места, выбежал на улицу. Остальные ребята пожали плечами — они уже привыкли к его неожиданным выходкам — и встали полукругом. Дэвид начал, а остальные подпевали ему, отбивая такт ногой и хлопая в ладоши, чтобы не сбиться с ритма:

У меня зудит спина, Гуляй всю ночь! У меня трещит башка, Гуляй всю ночь! Эх, соснуть бы на часок Гуляй всю ночь…

С каждым куплетом они пели все громче, постоянно убыстряя темп, и мистер Лючитано в конце концов оставил попытки подыграть им. Он снял руки с клавиатуры и сидел не шевелясь, склонив голову набок и сосредоточенно прислушиваясь. Заметив, что он перестал играть, ребята один за другим умолкли и сконфузились.

Но учитель был доволен.

— Удивительно! — воскликнул он. — Безо всякого музыкального сопровождения вы производите такое впечатление… Как бы мне хотелось саккомпанировать вам. Но я не знаю как.

— Вот этот чувак покажет вам, как это делается, — раздался с порога голос Джетро.

Все обернулись. Джетро привел с собой седенького старичка, у которого был такой вид, словно он не стригся и не брился по меньшей мере полгода. Одет он был в несколько слоев каких-то лохмотьев, а в руках держал белую трость и обшарпанный футляр для гитары. Лоретта видела, как этот слепой старик пел и просил милостыню на Авеню, и была неприятно удивлена тому, что Джетро додумался притащить его сегодня в мастерскую.

Но делать было нечего. Держась за Джетро, убогий старикан дошел уже до пианино и вытянул вперед правую руку.

— Пред вами Эдди Белл, слепец, — представился он, — магистр блюза и певец. Ранее выступал с Джимми Лансфордом, Эрскином Хоукинзом и «Маленькими налетчиками» Рея Джонсона.

— Рад познакомиться, — сказал учитель и пожал старику руку. — Эл Лючитано. — Он встал, освобождая место у пианино.

Слепой Эдди взял несколько аккордов и усмехнулся:

— С этим пианино мы почти одного возраста. Но похоже, мы оба еще полны музыки.

И он тут же принялся читать им лекцию.

Это была некая смесь рассказов, пения и музыкальных экспромтов, своего рода краткая история музыки и творчества музыкантов, которых встречал на своем долгом жизненном пути Слепой Эдди.

— Слепой Лемон Джефферсон часто исполнял эту вещицу, — говорил Эдди. — Впервые я услышал ее в Чикаго, в двадцатых годах.

Лоретте песня понравилась, несмотря на то, что она была исполнена в старомодной, непривычной для Лоретты манере. В песне рассказывалось о человеке, потерявшем работу и нуждавшемся в деньгах.

— А вот вам коронный номер Виктории Спайви.

«Блюз черной змеи» не был церковным гимном — вовсе нет. Это была вполне «земная» песня о женщине, которая подозревает другую женщину в том, что та пытается колдовством похитить у нее мужа.

Лоретте очень не хотелось прерывать Эдди, но возникший у нее вопрос был слишком важен.

— Простите меня! Эти музыканты, о которых вы рассказывали, они что, все цветные?

— Ну конечно же, — улыбнувшись, ответил Слепой Эдди. — Белые не пишут такую музыку. Ее могли создать только цветные.

На душе у Лоретты потеплело от гордости.

Лоретта вдруг перестала обращать внимание на длинные волосы и лохмотья Слепого Эдди. Она села рядом со стариком на скамейку перед пианино и попросила:

— Вы покажете мне, как надо играть блюзы? Так, как вы их играете.

— Конечно, покажу, девонька, — ответил Слепой Эдди. — Блюзы просто играются. Надо знать всего три аккорда, и тебе их хватит почти на все блюзы. Вот эти три аккорда. — И он показал их ей на пианино.

— Для меня блюзы — примитив, — заявил Джетро, раздосадованный тем, что Слепой Эдди тратит время на Лоретту. — Это все сельская музыка, а я парень городской.

— Милый мой, — покачал головой Эдди, — та песня, которую вы пели, когда я вошел сюда, тоже блюз. Барышня может сыграть ее на тех же самых аккордах. Смотри.

Поставив Лореттины пальцы на клавиши, он заиграл ими и запел:

У меня болит спина, Гуляй всю ночь…

Мальчишки подхватили мелодию и пропели песню от начала до конца. В середине второго куплета Слепой Эдди убрал руки с клавиатуры, и Лоретта стала играть самостоятельно, завершив аккомпанемент модуляцией всех трех аккордов.

— Никогда бы не подумал, что это так просто, — заметил мистер Лючитано.

— Просто, но не легко, — уточнил Слепой Эдди.

— Понимаю, что вы хотите сказать, — задумчиво произнес учитель. — Здесь все дело в чувстве.

— Верно, — согласился Слепой Эдди. — Это такая музыка, которая должна идти от самого сердца и от определенного образа жизни. Тяжелой жизни, в которой люди не могут обманывать себя. Как бы мало у них ни было радостей, они сами их себе доставляют и этим счастливы. Такой жизнью живут цветные люди, и поэтому они пишут блюзы.

Мистер Лючитано молчал.

— Надеюсь, вы не возражаете, что я, как говорится, потянул на себя одеяло, — извинился перед ним Слепой Эдди. — Ведь, если я не ошибаюсь, вы здесь учитель?

— Да нет, что вы! — ответил Лючитано. Он чуть замешкался, потом улыбнулся смущенно и приветливо: — То есть… собственно, в самом начале я немного… возражал. Но сейчас, сейчас я доволен. Я узнал нечто совершенно для меня новое.

— Ну и отлично, — сказал Слепой Эдди. — У меня дело идет к обеду, и, по-моему, самое подходящее — закончить нашу программу церковным гимном. К концу дня никогда не мешает вспомнить о господе нашем.

Сначала гимн пропел один Эдди, потом к нему присоединились другие:

Храни тебя господь, Храни тебя господь, Храни тебя господь до новой нашей встречи…

Под конец Лоретте показалось, что поют не менее двадцати человек. Пустая зала наполнилась их голосами, отозвавшись на финальный аккорд по крайней мере восьмиголосым эхом.

Оглянувшись по сторонам, Лоретта увидела, что вокруг них незаметно собралась целая аудитория, включая Вильяма, мисс Ходжес и большинство «газетчиков» со второго этажа. Некоторые из них, вероятно, подпевали.

— Церковью она была, церковью и останется, — с притворной грустью заявил Джетро.

— Ты зря, мужик, — возразил ему Фесс. — Я сам не терплю молитвы и прочую муру, но в этой музыке точно есть душа.

Медленно и пока еще смутно Лоретта начала понимать, какой смысл он вкладывал в свое любимое словцо. «Душой» называлось нечто глубокое и волнующее. Лоретта начинала различать его, ибо что-то внутри ее самой словно устремлялось ему навстречу.

Все огорчились, когда Слепой Эдди встал из-за пианино и взял в руки потертый футляр. Простукав палочкой до двери, он остановился на пороге и сказал:

— Если хотите, чтобы я еще для вас поиграл, могу заглянуть как-нибудь.

— Приходите завтра! — крикнул Дэвид.

— Приходите каждый день! — крикнула Лоретта.

— Я тоже завтра приду, — сказал мистер Лючитано, хотя никто не приглашал его.