Но что, собственно, он должен узнать? Что он вообразил всю прелесть той ночи? А может, он просто был одурманен настроением, одурманен тайной?

Если так, то пусть грубая действительность развеет его иллюзии. Он вовсе не склонен жить с тоской по чуду, которое могло оказаться фальшивкой.

И вообще, очень может быть, что Шарлотта попросту использовала его. То есть оставила в дураках. Возможно, это не входило в ее планы, но случилось так, что она все же обманула его.

Как бы то ни было, он должен узнать…

Они продолжили свое путешествие, но Шарлотта не допускала никаких вольностей. Она почти постоянно держала при себе свою горничную и даже настаивала, чтобы в гостиницах та спала с ней в одной комнате. Она никогда не оставалась наедине с Натаниелом – словно опасалась, что он начнет соблазнять ее. Более того, она даже избегала встречаться с ним взглядом. И опять возобновила свои споры с ним – как в прежние времена.

Натаниел же находил ее поведение очаровательным и спрашивал себя, долго ли ей удастся продержаться.

Все последующие встречи после Нью-Шорема проходили гладко, и Шарлотта собрала вполне достаточно подписей под петициями. Причем выступала она одна, помощь Натаниела больше не потребовалась.

Однако главная цель их путешествия пока что не была достигнута. Когда они останавливались в рыбацких деревушках, Натаниел тут же принимался за поиски пожилой женщины по имени Дженни, но ни одна из них ничего не знала о мальчике Гарри и его матери.

– Боюсь, мы так и не найдем ее, – сказала Шарлотта на пятый день путешествия. Она только что закончила свою речь и выходила из комнаты, где горожане, окружившие стол, подписывали петицию.

Натаниел, изучавший карту побережья, пожал плечами:

– Что ж, тогда мы вернемся в Лондон. Вы – с облегчением от нашей неудачи, а я – с чувством удовлетворения, так как буду знать, что сделал для мальчика все возможное.

– Мистер Найтридж, надеюсь, вы понимаете, что я тоже хочу помочь Гарри.

Разумеется, она хотела помочь мальчику – в этом Натаниел нисколько не сомневался. Однако он видел, что его спутница вполне удовлетворена их неудачей. Впрочем, он не винил ее за это, так как понимал, чего она опасалась, пусть даже опасность была незначительной.

Что же касается его предложения… Откровенно говоря, он не очень-то надеялся на то, что она ответит согласием, но все равно решил приобрести лицензию. Таким образом, Натаниел хотел загладить свою вину перед Шарлоттой. Однако чувство, охватившее его, когда он получил эту лицензию… О, он испытывал необыкновенную легкость и радость на душе. Более того, испытывал восторг. Поэтому ее решительный отказ очень его огорчил.

– Вы намерены остаться здесь, а завтра посетить эти деревни? – спросила Шарлотта, склонившись над картой.

– Не завтра, а сегодня. Мы отправимся, как только завершим дело с петициями.

– Вот эти деревни… Кажется, они расположены неподалеку отсюда, – пробормотала Шарлотта. – Мы могли бы переночевать в гостинице, а завтра заехать туда.

– Сегодня вечером мы остановимся в более подходящем доме, – возразил Натаниел. – Смею предположить, что после нескольких ночей, проведенных в ужасных деревенских гостиницах, вам придутся по вкусу удобства этого жилища.

Шарлотта искоса взглянула на своего спутника, но он лишь улыбнулся в ответ.

Абсолютно уверенная в том, что следует соблюдать осторожность, Шарлотта отправилась в свою комнату упаковывать вещи.

Он снова ехал с ней в одном экипаже, и это повторялось каждый день.

Однако в карете было просторно, так что Шарлотта не волновалась. К тому же рядом с ней сидела ее горничная Нэнси, так что не могло быть и речи о каких-либо вольностях с его стороны. Впрочем, он даже не требовал, чтобы она с ним разговаривала, так как обычно читал.

К сожалению, Шарлотта не могла не обращать на него внимания, так как он сидел прямо напротив нее и их колени почти соприкасались. У нее было достаточно времени, чтобы рассмотреть, как он необыкновенно красив. Свет, льющийся в окно кареты, подчеркивал множество оттенков его волос – от самого светлого до глубокого бронзового. Его кожа не была такой светлой, как следовало ожидать при таких волосах. Цвет глаз он тоже заимствовал у матери, которая вовсе не была блондинкой.

Наблюдая за своим спутником, Шарлотта то и дело вспоминала об их разговоре в церковном дворе. Хотя у нее вроде бы не было причин для беспокойства, ее все же беспокоила мысль об обольщении, которым Натаниел ей угрожал.

«Интересно, вспоминает ли он об этом?» – спрашивала себя Шарлотта, и почему-то именно эта мысль больше всего ее раздражала.

Не выдержав молчания, она взглянула та собеседника:

– Ах, какой прекрасный день! Похоже, погода меняется к лучшему.

– Да, похоже, – согласился Натаниел.

– А долго ли еще ехать?

– Осталось около часа. Мы почти приехали.

– Так близко? Меня удивляет, что вы не предпочли проехаться верхом. Ведь день такой превосходный…

– Я должен указывать дорогу кучеру.

– Вы могли бы сделать это заранее, если бы хотели путешествовать верхом. Но вы еще можете передумать.

– Я не говорил, что хочу ехать верхом. Но похоже, что этого очень хочется вам.

Это был типичный для Натаниела ответ. Ему непременно хотелось уязвить ее своим ответом. Разумеется, он почти всегда оказывался прав, но это только усиливало ее раздражение.

– Я просто подумала, что вашей лошади не помешало бы размяться. Да и вам это тоже может понравиться, поскольку день великолепный.

Он бросил на нее пытливый взгляд:

– Вы бы предпочли, чтобы я сопровождал вас верхом? Мое присутствие нарушает ваше спокойствие?

– Вовсе нет. Я почти не замечаю вас. Просто мне не хочется, чтобы вы думали, будто обязаны развлекать меня. Я пойму, если вы захотите проехаться верхом, потому что…

– Потому что день такой великолепный.

В глазах Натаниела вспыхнули огоньки: сейчас он над ней потешался. «Наверное, он садился в карету только для того, чтобы показать свою власть надо мной и напомнить о поцелуях», – подумала Шарлотта.

Но она вовсе не собиралась играть роль мышки для кота. И если бы не Нэнси, мирно вязавшая рядом с ней, то она, Шарлотта, откровенно высказала бы ему все, что думала. Впрочем, она и сейчас могла кое-что сказать.

– Я знаю, почему вы не хотите ехать верхом, мистер Найтридж. Вы не единственный, кто отчетливо видит то, что происходит вокруг.

– Отлично! Наконец-то мы пришли к единому мнению.

Натаниел негромко рассмеялся, затем, взглянув в окно, обратился к кучеру:

– Направо – лужайка, а дальше – развилка, именно там мы должны повернуть.

Какое-то время карета ехала по узкой дороге через лес. Затем лес кончился, и Шарлотта, выглянув из окна, увидела вдалеке особняк, стоявший на невысоком холме. Приказав кучеру остановиться, Шарлотта вопросительно взглянула на спутника, но он с невозмутимым видом молчал. Она покосилась на Нэнси, неожиданно ставшую помехой, и проговорила:

– Мистер Найтридж, я бы хотела выйти из кареты и немного пройтись.

– Потому что сегодня такой великолепный день?

– Да, именно поэтому. – Она сделала вид, что не заметила его улыбки.

Он помог ей выйти из кареты. Шарлотта сделала несколько шагов и вдруг услышала, что Натаниел идет следом. Она повернулась к нему и указала на особняк:

– Что это за дом?

– Элмкрест, наше семейное поместье. Мы сюда не часто приезжаем, но здесь достаточно слуг, чтобы обеспечить вас всеми удобствами.

– Нас тут ожидают?

– Я уведомил экономку, что мы проведем, здесь день или два. До остальных деревушек отсюда очень удобно добираться в экипаже.

Шарлотта снова взглянула на дом. Там явно было множество комнат, так что Нэнси предоставят собственную спальню.

– Я предпочла бы остановиться в ближайшей гостинице.

– А я – нет. Вы захватили с собой горничную. Я же не взял с собой Джейкобса. Миледи, я ужасно устал от гостиниц.

– Значит, вы заботитесь только о своих удобствах?

– И о ваших тоже. Вам будет гораздо удобнее, если не придется каждую ночь проводить в новой постели. Здесь вам будет гораздо удобнее, и вас обслужат соответственно вашему положению.

Он мог бы также заявить: «Я предпочитаю соблазнить вас здесь, а не в гостинице. Постели в доме гораздо лучше, и здесь легче сохранить тайну».

– Вам не следует бояться меня, Шарлотта. Я никогда не буду домогаться вас.

– Раньше вы пытались поступить именно так.

– Полагаю, что подлинное домогательство требует немного большего сопротивления, чем я встретил в тот день. Вы не согласны? А если вы так опасаетесь меня, то прикажите кучеру ехать дальше. Впереди еще один город с гостиницей. Я же решительно остаюсь здесь. И буду выезжать в оставшиеся деревни из этого дома.

«Я вовсе не боюсь вас». Как ей хотелось ответить именно так, но она знала: пребывание с ним под одной крышей и этом доме сделает ее совершенно беспомощной. Но не могла же она признаться в том, что действительно боится почувствовать себя беспомощной.

Немного поразмыслив, Шарлотта ответила весьма уклончиво:

– Полагаю, мистер Найтридж, что сейчас не мне решать. И вообще, глупо вести такой разговор, стоя посреди дороги.

– Совершенно с вами согласен, миледи. – Натаниел улыбнулся. – Сейчас вам нужно решить только одно: войдете ли вы в этот дом, где вас ожидает горячая ванна, отменный ужин и свежее белье? Или вы желаете провести еще одну ночь в гостинице со сквозняками и на застиранном белье? Отвечайте же, леди Марденфорд.

Шарлотта вынуждена была признать, что ее спутник обладал редким даром убеждения. Всего лишь несколькими словами он заранее отмел все ее возражения.

Шарлотта молча зашагала обратно к карете. Усадив ее на сиденье, Натаниел захлопнул дверцу и, отвязав одну из лошадей, вскочил в седло.

– Мне лучше поехать вперед, – сообщил он. – Тем более что день такой превосходный.

Шарлотта посмотрела на него через открытое окно:

– Иногда вы мне ужасно не нравитесь, мистер Найтридж.

Он весело рассмеялся:

– А иногда ужасно нравлюсь, не так ли, леди Марденфорд?

– Это поместье досталось нам от дяди, брата моей матери, – сообщил Натаниел.

Они шли по первому этажу дома. Шарлотта решила немедленно осмотреть его, как только спустилась вниз из отведенной ей спальни. Причем шагала она очень медленно и тщательнейшим образом все осматривала, словно намеревалась заполнить весь день этой прогулкой.

– Дом не так уж далеко от Лондона и из окон открывается очаровательный вид, – заметила она, выглядывая из окна столовой. – А там, на том холме, лошади? Это что, ферма?

– Мой старший брат разводит здесь лошадей. Однако он редко появляется в этих местах.

– Значит, это его собственность?

– Кто на самом деле владеет поместьем, неясно.

– Не думала, что в Англии есть хотя бы клочок земли, чей владелец не установлен.

– Именно так и обстоит дело с этим поместьем. Мой дядя оставил его кому-то, но его завещание сочли сомнительным, как это нередко случается. Поэтому мой отец владеет им в ожидании решения Верховного суда.

Шарлотта проследовала к другому окну. Растущее под ним дерево рассеивало проникающий в комнату свет. В этом освещении лицо Шарлотты очаровывало и восхищало. «Сейчас она как Мадонна на полотнах старых венецианских мастеров», – думал Натаниел, любуясь своей гостьей.

– Кому ваш дядя завещал землю? – спросила Шарлотта.

– Мне.

Она посмотрела на него с нескрываемым удивлением:

– Вы унаследовали это поместье, а ваш отец мешает вам получить его?

– Он делает это мне в наказание. У него были планы насчет меня, которые я не принял. А я строил свои планы, которые пришлись ему не по душе. Вот он и решил проучить меня. Решил таким образом доказать, что его план лучше. Я пошел на компромисс, но ему этого недостаточно.

– На какой же компромисс вы пошли?

– Я согласился не быть актером.

Шарлотта улыбнулась:

– Господи, Натаниел, неужели вы всерьез думали об этом?

– Да, всерьез. Но сначала, чтобы смягчить его, я окончил университет и даже получил степень бакалавра. А потом сообщил отцу, что ухожу на подмостки. Когда он услышал это, его чуть не хватил удар.

Шарлотта захихикала и приложила ладонь к губам.

– Могу себе представить. Получился бы неплохой скандал. Сын графа Норристона, играющий на сцене. С вашей стороны было очень любезно изменить свое решение.

– Это была огромная жертва с моей стороны. Я чувствовал свое благородство. Я ожидал: чем бы я ни занялся после этого, это будет приветствоваться, потому что любое занятие все же лучше театра. Но конечно, я ошибался. Люди вроде моего отца не просто заинтересованы в том, чтобы избежать худшего и достичь чего-то лучшего. Они хотят обеспечить себе самое лучшее.

Шарлотта очаровательно наморщила носик.

– Вы имеете в виду, что ему не нравится ваше нынешнее занятие?

– Если бы я стал юристом и годами обирал состоятельные семьи, занимаясь имущественными спорами, он, возможно, одобрил бы мое занятие. Что же касается Олд-Бейли…

– Да, понимаю, – кивнула Шарлотта. – Вы сообразили, что зал суда – своего рода сцена, не так ли? Поэтому решили, что можно быть актером и там.

– Да, совершенно верно. Я понял это, когда выступил в первый раз и увидел, какое впечатление произвел на публику. Меня учили риторике, чтобы я мог применить ее в церкви. Я вел свое первое дело так, словно был проповедником. Актеры, священники, юристы – все мы пытаемся что-то внушить своим слушателям. В конце концов, я решил, что вполне могу рассматривать зал суда как сцену.

Когда вошли в гостиную, Шарлотта внимательно посмотрела на своего спутника:

– Из вас получился бы великолепный актер или священник. Полагаю, ваш отец хотел бы видеть вас священником.

– Он хочет этого до сих пор. И вот это… – Натаниел указал на стены, на потолок и на пейзаж за окном. – Все это и многое другое ожидает меня в том случае, если я соглашусь.

Шарлотта присела на стул. Немного помолчав, пробормотала:

– И многое другое? – Казалось, она о чем-то раздумывала. – А что, поместье очень велико? Здесь есть фермы, рента?

– Очень приличная.

– И ради нее вы выступали в Верховном суде против графа Норристона?

– Нет, совсем не так. Что же касается дела, то оно и сейчас находится там, но все это может тянуться десятилетиями.

– Значит, именно поэтому вы живете в Олбани? Если так, то вы платите высокую цену за свою независимость.

– Вы не совсем правильно понимаете ситуацию. Норристон не так уж упрям. Мне причитается небольшое содержание. Кроме того, я имею долю в наследстве моей матери.

Шарлотта в задумчивости осматривала гостиную, Потом перевела взгляд на Натаниела;

– Почему вы привезли меня сюда?

– Думаю, вам это понятно, Шарлотта.

Она немного покраснела, но задумчивое выражение не исчезло с ее лица.

– Я говорю о вашем первоначальном намерении устроить этот визит. Вы предложили мне брак три дня назад. Если бы я приняла ваше предложение, я приехала бы сюда как ваша невеста, не так ли? Что вы намеревались показать мне в этом доме? Что я выхожу замуж за человека, которого невозможно подкупить? Или что я стану супругой человека, который может дать мне богатство, если мне того захочется?

Она была умна. Очень умна. Возможно, к сожалению.

– Мне просто хотелось описать вам мое положение и услышать ваше мнение по этому поводу. Поскольку вы отвергли мое предложение, в этом разговоре не было необходимости, но он все равно состоялся.

– Когда вы женитесь, вы пересмотрите свои взгляды?

– Полагаю, этого может потребовать ответственность за жену, не правда ли?

– Да, ответственность может. Неудивительно, что Данте и Линдейл предпочитают вести жизнь, лишенную каких-либо обязанностей. Но скажите, почему вы так противитесь воле своего отца? Как я уже сказала, из вас получился бы прекрасный священник, и думаю, вы сами об этом знаете.

Натаниел довольно долго обдумывал ответ. Наконец заговорил:

– Я не очень-то уверен в том, что из меня получился бы хороший священник. Но мне кажется, что из меня вышел неплохой адвокат. Во всяком случае, я стараюсь им быть.

Шарлотта никак не отреагировала на его слова. Поднявшись со стула, она проговорила:

– Мне нужно посмотреть, как горничная распаковывает мои вещи. Возможно, я еще приму ванну.

Она направилась к двери, потом остановилась и еще раз оглядела комнату.

– Я ненавижу шантаж. Именно из-за шантажа так жестоко пострадала моя семья. И я презираю людей, прибегающих к нему. Граф Норристон… он поступает почти так же. Пытается воздействовать на вас, Неблагородно со стороны отца поступать таким образом, хотя это встречается весьма часто.

Ее слова были наполнены страстью, очень удивившей его. «Неужели опять шантаж?» – думал Натаниел. Финли, Марденфорд, Гарри – все это начиналось с угрозы шантажа. Но он не знал, что Шарлотта в свое время тоже столкнулась с этим.

– Если бы я приняла ваше предложение и приехала сюда как ваша невеста, я не попросила бы вас выступить в роли лицемера ради меня, Натаниел. – Шарлотта открыл а дверь. – Вместо этого я посоветовала бы вам послать Норристона ко всем чертям.

Она никак не могла решить, что надеть к обеду. То платье, что она упаковала для такого случая, платье из шелка слоновой кости и с косым декольте от плеча к груди, было слишком уж открытым. Шарлотте не хотелось, чтобы Натаниел решил, что она соблазняет его. Раздразнить его – это было бы хуже всего.

К сожалению, другие туалеты не подходили для такого дома, как этот. Она взяла их, полагая, что будет останавливаться только в гостиницах. Еще раз изучив весь свой гардероб, Шарлотта решила, что придется все-таки облачиться в платье цвета слоновой кости. Надеть в такой ситуации что-нибудь другое – это было бы дурным тоном.

Нэнси принялась причесывать ее. Шарлотта настаивала, чтобы прическа была скромной и сдержанной. Нэнси предложила также наложить косметику, но Шарлотта наотрез отказалась.

Все это время она вспоминала их последний разговор с Натаниелом. Причем больше всего ее занимало то, что она услышала сегодня. В прошлом Норристон был безразличен ей. Его нельзя было не заметить на светских раутах – высокого и статного, с умеренно суровым выражением лица. Нетрудно было разглядеть в нем Натаниела, хотя последний был более дружелюбным, часто улыбчивым.

Теперь же Шарлотта решила, что граф Норристон ей вовсе не нравится. Было несправедливо, что он принуждал сына подчиняться его, отцовской, воле. Конечно, младшие сыновья пэров часто служили церкви, хотя ясно, что для большинства из них это не было призванием. Что же касается Натаниела, то ей нравилось, что он не хотел подчиняться отцу.

Да, он не желал идти на сделку с совестью и ради этого даже отказался от прекрасного и весьма доходного поместья.

Тут Нэнси наконец уложила последний завиток в прическе хозяйки и застегнула на ее шее ожерелье. Шарлотта посмотрелась в зеркало. Выглядела она довольно скромно и вместе с тем элегантно, как и подобало в данной ситуации. В ее облике не было ничего, что очаровало бы даже весьма заурядного мужчину – не говоря уже о Натаниеле Найтридже.

«Я должен знать» – кажется, так он выразился.

Что ж, ему придется обойтись без этого. Несколько последних часов подтвердили старую истину: в любом деле больше теряешь, чем обретаешь. Риску подвергались не только чудесные воспоминания о той ночи, но и другие, более старые и никак не связанные с Натаниелом. Причем вечер у Линдейла нисколько не угрожал этим воспоминаниям. Более того, с некоторых пор Шарлотта начала сомневаться в подлинности всех своих прошлых воспоминаний. Временами ей даже казалось, что вся ее прежняя жизнь просто-напросто сон.

Нэнси накинула ей на плечи шелковую шаль, и она покинула спальню. Если Натаниел начнет соблазнять ее, она скажет ему все, что следует сказать. Она заставит его понять, что иногда лучше ничего не знать наверняка.

* * *

В ожидании гостьи Натаниел расхаживал по гостиной Он чувствовал, что все сильнее нервничает, и это ему ужасно не нравилось. Да, ему не нравилось собственное нетерпение, но он ничего не мог с собой поделать. Думая о Шарлотте, он вспомнил их последний разговор. Она говорила о каком-то-шантаже, который нанес жестокий удар ее семье. Именно ее семье – не семье ее мужа. Ее старший брат рано умер. Шептались даже, что он совершил самоубийство.

Расхаживая по комнате, Натаниел продолжал свои расчеты. Шарлотта в то время была еще девочкой, возможно, лет пятнадцати. Какое же горе могла причинить ей эта утрата… Он вспомнил лицо Гарри, когда тот описывал, как вытаскивали из воды тело его матери. Лицо мальчика было искажено не только скорбью, но и болью утраты.

Удивительно, что Шарлотта нашла спокойное озеро Марденфордов столь притягательным. Конечно, она будет презирать Финли, будет отвергать любое предположение, что его шантаж основывался на подлинном факте и что у ее новой семьи тоже могли иметься какие-либо секреты.

Удивительно, что она вообще заговорила с ним на эту тему после того, как он высказал свои подозрения. Но Натаниел догадался, что она сделала это только в попытке опровергнуть его подозрения и отвлечь от этого дела.

Но ему вспоминался не только этот разговор, когда он мерил шагами комнату. Всплыло и другое признание, сделанное Шарлоттой по дороге. «Мне не следовало бы рисковать моими воспоминаниями». Но какие же воспоминания она имела в виду? Может, их вечер у Линдейла? Нет, едва ли. Скорее всего, она хотела сказать…

Тут послышался скрип двери, и Натаниел, резко развернувшись, увидел, стоявшую у порога Шарлотту

– Вы не утомились? – спросила она. – Или вы таким образом готовитесь к ужину?

– Я просто думал, миледи. Вернее, задумался.

Натаниел окинул взглядом стоявшую перед ним женщину. Сейчас она казалась столь прекрасной, что у него защемило сердце. И он почти сразу же заметил, что она покусывала нижнюю губу. Следовательно, нервничала. Однако держалась Шарлотта с необыкновенным достоинством. То есть перед ним стояла баронесса Марденфорд, чей ум и самообладание всегда поражали светское общество, и чье безупречное поведение являлось примером для всех других членов семейства.

Натаниел предложил ей руку.

– Нас заждались, миледи. К ужину уже давно пригласили.

– Простите, что я задержалась.

– К чему сожалеть об ожидании, когда результат великолепен

Шарлотта улыбнулась. Они оба прекрасно понимали, что вовсе не это заставило ее задержаться. И половины времени было бы достаточно, чтобы добиться того же результата.

Ей вообще не следовало спускаться вниз. Она могла бы передать, что устала или заболела, и ей принесли бы ужин в комнату.

Но она спустилась, и сейчас Натаниел держал ее под руку. Он вел ее в столовую и думал об ожидавшей их долгой ночи.

Шарлотта наблюдала, как слуги прислуживали им за столом. Она почти сразу же заметила, что слуги оказывали Натаниелу особое внимание. И домоправительница была чрезвычайно рада его приезду.

– Слуги счастливы, что вы здесь, – заметила Шарлотта, закончив трапезу. – Совершенно ясно, что они относятся к вам как к хозяину. Подозреваю, что вашего брата не встречают так тепло и не кормят такими изысканными блюдами, когда он приезжает сюда, чтобы посмотреть на своих лошадей.

– В детстве я часто бывал здесь вместе с дядей. Я был его любимцем. Возможно, именно в этом все дело.

– Да, возможно.

– К сожалению, мой отец придерживается другого мнения, чем здешние слуги.

Шарлотта рассмеялась. Она представила себе встречу с изумленным графом Норристоном, встретившимся лицом к лицу с сыном после того, как ему объявили, что сын станет актером.

– А ваша мать? Она ведь была не такая, как ваш отец?

– О, с ней все было иначе. Как самый младший я получал столько внимания, сколько не видели все остальные. В этом мне повезло.

Шарлотта хотела бы понять это, но не понимала. Она также была младшей в семье, но не получала особого внимания. О ней всегда вспоминали в последнюю очередь.

Именно это и сыграло существенную роль в ее привязанности к Марденфорду. Его внимание разоружило ее. До его появления ее никто не замечал. Когда же появился барон, все в ее жизни изменилось. Ей оказывали внимание и ее выслушивали с интересом и уважением – как умную женщину, а не как младшую сестру.

В браке Шарлотта обрела собственный голос и выработала характер. И за это ей следовало благодарить покойного барона. Да, воспоминания о муже были по-настоящему ей дороги, пусть даже она не всегда отдавала себе в этом отчет.

Натаниел какое-то время молча наблюдал за ней. потом тихо сказал:

– Шарлотта, расскажите о вашем усопшем супруге. Я не знал его близко.

Просьба Натаниела озадачила ее. Он казался искренне заинтересованным, и это удивило молодую женщину. Она не отрывала взгляд от тарелки, пытаясь придумать, что сказать и как.

– Извините, Шарлотта. Вы как-то сказали, что больше не скорбите о нем. Вот я и подумал…

– Не извиняйтесь. Я просто…

Еще год назад она заговорила бы об этом свободно и раскованно. Все вокруг какое-то время обсуждали, как она так легко могла говорить о своем покойном муже. Но теперь… Теперь что-то изменилось, хотя она не сразу это поняла.

– Я была счастлива в браке, – решительно заявила Шарлотта. – Он был очень хорошим человеком – щедрым, внимательным, заботливым. «И по-своему любящим», – добавила она мысленно.

– Я хотел бы еще кое-что узнать, – сказал Натаниел. – Для меня это очень важно, так что надеюсь, вы будете искренней.

– О чем вы?

– Когда я вас целую, вы чувствуете, что некоторым образом предаете его?

У нее гулко забилось сердце, но ей удалось не выдать своих чувств. Конечно, вопрос ее немного смутил, но не более того.

– Нет, я ничего подобного не чувствую, и это даже пугает меня. Думаю, именно это и раскрепостило меня на том вечере. Его не было рядом, я была совершенно одна. По-настоящему одна, чего со мной не случалось уже многие годы. Когда же вы заговорили со мной…

«Садитесь сюда. Никто не приблизится к вам, обещаю» – вроде бы так он сказал.

То, что случилось потом, наверное, может рассматриваться как предательство, если думать об этом достаточно долго. Не сами действия, а эмоции. Страсть и близость. Ведь она не испытывала такого с мужем даже в самые интимные минуты.

Почувствовав себя беспомощной, Шарлотта пробормотала.

– Не представляю, как мне поступить после того, что произошло между нами. Думаю, если я пойму, выводы не будут для меня лестными.

Натаниел поцеловал ее руку.

– Ни в моей памяти, ни в моих мыслях о той ночи нет ничего, что было бы нелестно для вас. Вы убеждаете себя, что должны испытывать вину за то, что не чувствуете себя виноватой? Но если вы решили жить сегодняшним днем, а не прошлым, то это отлично. Вы сказали, что именно поэтому пришли на вечеринку, верно?

– Может быть, это не имело ничего общего с прошлым и даже с настоящим. Возможно, хорошо, что на мне была маска, потому что там была… совсем не я, если можно так выразиться.

Натаниел пристально взглянул ей в глаза и покачал головой:

– Нет, Шарлотта, это были именно вы. Пока вы не скажете, что никогда не думаете об этом, что это не имеет никакого значения для будущего, что вы отказываетесь от тех воспоминаний и сожалеете о той страсти, я буду знать, что это были вы.

После той ночи Шарлотта словно посмотрела на окружающий мир другими глазами. Она начала различать свет и краски, ощущать прохладу воздуха и тепло солнца, точно все ее чувства снова ожили. Проснулось не только ее тело, но и ее сердце, проснулась душа.

Он снова поднес ее руку к губам.

– Мы оба пришли туда в одиночестве, Шарлотта. И мы оба когда-то любили других. Но что же нас сблизило? Именно этот вопрос не дает мне покоя. Родилась ли наша страсть случайно или же это может произойти снова? Я должен знать. А вы?

Шарлотта не ожидала подобного вопроса. Натаниел вовсе не соблазнял ее, просто просил сделать продуманный выбор

Однако его внешняя привлекательность оставалась. А также пожатие его руки и его пристальный взгляд. Возможно, именно этот взгляд решил все. Он возбуждал гораздо больше, чем прикосновение его руки. Глядя в его глаза, она вспоминала даже не о страсти, ее охватившей, а о доверии, возникшем между ними в ту ночь у Линдейла.

Сделав над собой усилие, Шарлотта кивнула и тихо проговорила:

– Да, я тоже должна узнать.