Портьеры на окнах большой гостиной были раздвинуты, и яркий свет падал на лицо Линдейлу. Таким задумчивым Брайд графа еще никогда не видела: сейчас его черты выглядели резкими, суровыми, как будто он размышлял о чем-то очень важном.

Брайд тихо шла по ковру, даже не представляя, с чего начать разговор. Ее беспокоило, какой ответ она увидит в глазах Линдейла. Торжество? Она может отразить его гордостью. Похотливое ожидание? Это она тут же отклонит. Может, равнодушие?

По-настоящему она боялась только этого. Только это унизит ее.

Граф продолжал стоять неподвижно, погруженный в размышления. Какие мысли его тревожат? Наконец он повернул голову, и Брайд увидела его глаза.

Ни торжества, ни похоти, ни равнодушия. Он смотрел на нее с теплотой, даже с радостью, и внезапно ей показалось, что она идет не по ковру, а плывет в тумане.

Краем глаза Брайд увидела его руку, закрывающую фолиант, лежавший на столе. То, что она успела заметить, словно вспышка, запечатлелось в ее памяти.

В фолианте поверх других бумаг лежали два небольших листа, похожих на гравюры. Но это были не гравюры, а… банкноты.

Тревога мигом привела Брайд в чувство. Все же она протянула ему руку, и он ее поцеловал.

– Рад, что вы случайно застали меня…

– Не случайно. Я вас искала.

– Тогда я рад вдвойне.

– Сегодня вы рано встали. Мне говорили, что вы редко просыпаетесь до полудня.

– Я надеялся увидеть вас, потому что… Потому что я должен вам кое-что сказать.

Брайд тоже рассчитывала кое-что сказать ему, кое-что жизненно важное, чего нельзя откладывать; но теперь она уже не была в этом уверена. Она снова посмотрела на фолиант. Неужели Линдейл принес сюда банкноты для изучения? Он их сравнивал? Если он подозревал, что они фальшивые, она хотела бы поскорее это выяснить.

– Новые приобретения? – спросила Брайд, указав на кожаный переплет.

Эван покачал головой.

– Правительственные бумаги для сегодняшней встречи.

Теперь Брайд испугалась по-настоящему.

Он знал. Он намеревался показать банкноты кому-то в правительстве. Значит, речь шла о фальшивках, и, возможно, несколько ему прислали для оценки. Знаток гравюр с наметанным глазом весьма полезен в таком расследовании. Уже по одной этой причине ей следовало держаться от него подальше: не исключено, что граф активно разыскивает фальшивомонетчиков.

– Вас, кажется, что-то расстроило? Прошлой ночью я говорил вам, что вы не должны чувствовать никакого смущения в моем присутствии.

«Расстроило» не то слово для описания ее замешательства. Если они сейчас покинут этот дом, она навсегда лишится возможности узнать, что Линдейлу уже известно и что он собирается делать. Если же они останутся, то в один прекрасный день граф может обнаружить, что именно женщины, которых он приютил в своем доме, занимаются изготовлением фальшивых пластин.

– Я ничуть не смущена, – бодро ответила Брайд.

Конечно, это была наглая ложь, но по сравнению с грозящей катастрофой ее поведение на софе прошлой ночью теперь уже казалось несущественным.

– Это радует, потому что я хотел просить вас о помощи. – Линдейл повернулся к столу, и Брайд замерла от ужаса, когда он положил руку на фолиант. Но граф лишь отодвинул его в сторону и взял том «I Modi».

– Я склоняюсь к мысли, что вы правы. Думаю, это могут быть не оригиналы шестнадцатого века и пластины для них изготовлены совсем недавно.

Брайд внезапно почувствовала, что очень близка к обмороку, и ей потребовалось громадное усилие, чтобы устоять на ногах.

– Вы оказываете мне слишком большое доверие, – пробормотала она. – Нельзя с такой поспешностью сомневаться в своей оценке.

– Полагаю, трезвость моего суждения мог затмить охотничий азарт. Когда эти работы в прошлом году были обнаружены, их захотели заполучить и другие знатоки. Сейчас я думаю, что всех ослепила редкость трофея, а нам бы следовало прежде внимательно изучить находку.

В прошлом году. Значит, похитители использовали гравюры сразу после кражи.

– Теперь я должен убедиться в справедливости моих сомнений – вы ведь знаете коллекционеров.

– Боюсь, способа узнать все точно не существует. – Брайд надеялась, что его действительно нет.

– Кто бы ни подделал гравюры, он хорошо знал описания Вазари, как знал и то, что могут быть найдены французские копии фрагментов. Этот человек отнюдь не рядовой гравер, а искусный, возможно, образованный, так что без улик мы его не выследим.

– Мы?

– Вы ведь поможете мне, правда? В конце концов, именно ваш глаз уловил изъяны в гравюрах.

– Но я могла ошибиться, так же как и вы.

Черт возьми, если бы Линдейл не застал ее прошлой ночью врасплох, она никогда бы не сболтнула насчет своих подозрений.

– Гравюры могут быть подлинными. Я почти уверена, что так оно и есть.

– А я почти уверен, что нет. Теперь я должен рассеять свои сомнения. Думаю, первый вопрос нам следует задать аукционистам, которые их продали, вы согласны?

Брайд с надеждой взглянула на маленький том, потом снова перевела взгляд на Линдейла, на кожаный фолиант. Может, то, что она видела, вовсе не банкноты и единственные подделки, которые беспокоят Линдейла, это его эротические серии?

К несчастью, у тех же самых людей, возможно, находятся все украденные пластины ее отца, и расследование по поводу Раймонди может дать более опасные сведения. Брайд пришла в эту гостиную с определенной целью, но теперь она просто не имела права уйти. Сперва ей следовало убедить графа, что «I Modi» подлинные, или хотя бы выяснить, что он узнал во время расследования.

– Так вы поможете мне? – спросил он. – Вместе, я уверен, мы быстрее доберемся до сути дела.

Вместо ответа Брайд вздохнула. И как ей теперь объяснить сестрам, почему она снова изменила мнение и почему они больше не должны пользоваться пластинами для изготовления фальшивых денег?

– Неужели они уезжают? – поинтересовался Майкл, наводя последний глянец на сапог хозяина.

Эван поставил на стул другую ногу.

– Похоже, пока нет.

– О чем же, спрашивается, они тогда говорили в этой спальне? Дверь была заперта, но оттуда определенно доносилось гаэльское жужжание.

Эван подозревал, что сестры действительно обсуждали свой отъезд. Когда он увидел Брайд, идущую к нему в гостиной, она явно готовилась извиниться и сказать ему «прощай». Без сомнения, она обдумала все еще ночью и в конце концов решила, что должна уехать.

И все же, хотя он ждал этого, теперь она не уедет. Возможность открыть тайну его «I Modi» была слишком привлекательной. В этом они похожи, и он знал, что Брайд не сможет устоять.

Поначалу неумолимая и грозная женщина, протянувшая ему руку, была уже нерешительной и уязвимой. Он так обрадовался ее приходу, что не мог произнести ни слова.

Эван смеялся над собой, пока доставал карманные часы. Он говорил ей, что она должна научиться удовольствию ожидания. Выходит, сам он забыл об этом.

Его мысли вернулись к томику Раймонди. Конечно, гравюры подлинные. Никаких сомнений. Он лишь притворялся, что хочет в этом убедиться, надеясь по ходу дела выяснить нечто полезное для своего расследования. У Брайд острый ум, глаз еще острее, она может заметить то, что пропустит он. К тому же иметь ее под рукой очень удобно для личных расследований.

Эван не представлял, много ли узнает о фальшивомонетчиках, но он собирался узнать все о Брайд Камерон, исследовать каждый дюйм ее тела, ощутить каждый нюанс ее удовольствия.

– К нам приходит много положительных ответов относительно вечеринки, – прервал его размышления Майкл.

– Вечеринки?

– Ну да. Ваша «большая ночь декаданса», как вы ее назвали. Помните? Две недели назад вы говорили мне, чтобы я все подготовил, и дали список гостей. Вы как бы опять берете поводья вашей прежней жизни, заявляете свету, что титул не изменил вас, и прочее, и прочее.

Ого! Эван совершенно забыл о своих планах насчет вечеринки. Сначала вторжение сестер Камерон, потом расследование…

– Надеюсь, ты указал, что классической темой будет Рим? Не хочу, чтобы думали, что это Греция. Не могу обманывать надежды тех немногих, кто вроде бы неправильно это понял, или вызывать озабоченность у большинства других.

– Судя по рассказам об этих греках, я бы не остался у вас работать, если бы вечеринки зашли так далеко. Там, откуда я родом…

– Да-да, не бойся. Прежде чем ты умрешь, вся эта страна будет такой же правильной, как и те места, откуда ты родом. Великолепная эпоха удовольствий заканчивается, и нужно веселиться, пока можем.

– Вам это понадобится? – спросил Майкл, указывая на кожаный фолиант.

Эван тут же сунул альбом под мышку. Сегодня у него встреча с Олторпом, и темой будет содержимое этого фолианта. Ночью, после того как Брайд ушла, он изучил пачку денег, которую принес домой из игорного зала, и обнаружил фальшивую купюру – на этот раз в сто фунтов.

Возможно, Олторпа хватит удар, когда он об этом узнает.

Днем Линдейл хотел посетить аукционистов, и Брайд не могла найти способ воспрепятствовать этому, а поэтому сочла за лучшее приготовиться к совместной экскурсии.

Она выбрала из своего нового гардероба самый простой наряд, хотя розовый цвет не особенно украшал ее. Объемные складки темно-розовой накидки, застегнутой у подбородка, скрывали лиф и узкие, ниже локтя, рукава со сборками у плеча. Чтобы не тратить времени, на голову Брайд надела самую незатейливую шляпу, а в качестве оружия взяла с собой лучшее, какое смогла найти, – пригласила Анну сопровождать ее.

Сестра, недовольная тем, что использование пластин отложено, снова погрузилась в глубокую мечтательность. При этом она отказалась надеть одно из новых платьев, ибо все они, как выразилась Анна, продали за тряпки свою душу.

– Думаю, мы все же должны начать, – упрямо повторила она, спускаясь вниз по лестнице. – Если даже поисками фальшивомонетчиков занимаются и граф, и правительство, я считаю, что право есть право, а долг есть долг.

– А я считаю, что испытывать судьбу – одно и совсем другое – протягивать веревку палачам.

– Ну вот, ты сама сказала про судьбу. Если мы обречены, значит, обречены. Давайте лучше достойно используем время, которое нам осталось.

Спокойствие, с каким Анна воспринимала их неминуемый конец, только еще больше расстроило Брайд.

– Может, ты и хочешь стать мученицей, а вот я – нет. Если я знаю, что кто-то готовит веревку, то попытаюсь найти способ ее перерезать.

Правда, Брайд понятия не имела, как это сделать, но все равно не хотела сдаваться. Если заранее узнать, когда арест станет неизбежным, она сможет спасти сестер, приняв вину на себя. Труднее всего охладить мужской интерес Линдейла и в то же время, оставаясь рядом, следить за каждым его шагом.

К счастью, присутствие Анны не вызвало у графа неудовольствия. Он помог обеим сесть в карету и занял место напротив.

– Послезавтра я устраиваю вечеринку, – неожиданно сказал Линдейл, – о которой совсем забыл.

– Большой прием для приятного общества в вашем новом доме? – ехидно спросила Брайд.

– Да, прием, но с ограниченным списком гостей. Будут только мои старые друзья.

– Лорд Линдейл, вы извещаете нас о приеме, чтобы указать, что мы не приглашены?

– Более того, – многозначительно произнес Эван. – После ужина вы с сестрами немедленно уйдете к себе и не покажетесь до утра.

Значит, это будет одна из тех вечеринок. Брайд не удержалась от желания поддеть его:

– Есть какая-то особая причина для подобных указаний, сэр?

Линдейл принялся с величайшей тщательностью снимать перчатки, затем аккуратно положил их рядом с собой.

– Мое желание и то обстоятельство, что некоторые из гостей не совсем подходят в качестве знакомых для молодых леди. Чтобы избежать любой неловкости, я спросил леди Мерденфорд, не приютит ли она вас на это время, но сегодня баронесса уезжает на две недели из города, и поэтому мои указания остаются в силе.

– Хорошо, я поняла.

– И проследите, чтобы ваши сестры тоже поняли.

Удовлетворенный тем, что его призыв услышан, Эван заметно повеселел.

– Позвольте рассказать о моих планах на сегодня. Гравюры были куплены у Бонемов чуть больше года назад, и продавец, к несчастью, пожелал остаться неизвестным. Сначала мы осмотрим, что у них выставлено сейчас, затем я попробую склонить хозяев на разглашение имени продавца.

– Возможно, тот использовал вымышленное имя.

– У Бонемов совершенно безупречная репутация: они не поверят на слово незнакомцу без адреса или рекомендаций.

Как только они сели в карету, Анна погрузилась в глубокую задумчивость. Ни приказы Линдейла насчет вечеринки, ни его объяснения по поводу аукционистов не вызвали у нее ответной реакции, и граф без труда это заметил.

– Она не слышит других, когда уходит в себя?

Отсутствующее выражение на лице Анны доказывало, что так оно и было.

– С моей матерью происходило то же самое, так что не обращайте внимания. – Брайд не хотелось, чтобы Линдейла заботило психическое состояние Анны.

– Не буду. Я и прежде встречал людей, настолько погруженных в свои мысли, что окружающий мир переставал для них существовать. Вот только действительно ли мы не существуем для вашей сестры… – Линдейл наклонил голову и заглянул Анне в лицо. – Она выглядит очень юной, когда пребывает в трансе, более юной, чем Мэри, которая, должно быть, лет на десять моложе.

Брайд взглянула на сестру. Для своих двадцати шести та выглядела слишком молодо. Даже сейчас, несмотря на яркий свет из окна кареты, она походила на девочку, хрупкую и слегка нереальную. Казалось, она не старилась, будто для ее мечтаний годы не имели значения.

– Возможно, мы и вправду не существуем для моей сестры, но я не уверена, что она не существует для нас.

– Так же как и вы. Я всю ночь думал о вас и от этого не мог заснуть.

По лицу Линдейла она видела, какие мысли его занимали, а пронизывающий взгляд настойчиво утверждал, что она тоже все помнит.

Брайд помнила. Не действия, только ощущения. И близость. После того, что они чувствовали прошлой ночью, уже не могло быть настоящей сдержанности.

Повернув ее руку, Линдейл расстегнул пуговицы на запястье. Каждое прикосновение вызывало у Брайд очередной вздох, как будто он расстегивал ей платье или корсет. Наконец, отвернув перчатку, он поцеловал место, где бился пульс, и поднял голову.

– Есть другой человек, Брайд? Я имею в виду, человек, которого вы любите?

Она беспомощно посмотрела на него, и он снова поцеловал обнаженное запястье.

– Человек, которому вы чувствуете себя обязанной из-за чего-то, что связывает вас с ним?

Линдейл говорил так спокойно, так нежно, как будто все знал об Уолтере и хотел помочь, но Брайд не сомневалась, что это просто уловка соблазнителя. Подбородок у нее задрожал. Ее сердце переполняли сомнения и тревога за Уолтера. Она не единожды плакала о нем и сейчас тоже была на грани срыва.

– Да, у меня есть некоторые… обязательства, – прошептала она.

– Не любовь?

Она никогда даже себе не отвечала на этот вопрос, потому что никогда его не задавала. Прислушавшись к движению своей души, чего давно уже не делала, Брайд с облегчением и грустью обнаружила в сердце пустоту.

– Не любовь, нет, – прошептала она.

– Я рад.

Линдейл опустил руку ей на колено и снова поцеловал запястье. Наблюдая, как он занимается любовью с маленькой полоской ее тела, Брайд с трудом подавила желание прижать его к себе, что так бесстыдно делала совсем недавно. Он же все раздувал пламя, тлевшее всю ночь, и ее куда-то медленно несло волной чувственного возбуждения.

Такое случалось с ней и прежде, но в этот раз все было по-другому, и желанным человеком в ее полусне был Линдейл, а не Уолтер.

Внезапно граф выпрямился и, продолжая ласкать ее руку, заглянул ей в глаза. Брайд не сомневалась: он знает, что ему легко возбудить ее. Об этом говорило выражение его лица, на котором было отчетливо написано: я хочу тебя, и ты будешь моей.

Брайд с тревогой посмотрела на сестру. Голова Анны была повернута к окну, но она по-прежнему ничего вокруг не замечала.

– В следующий раз я возьму с собой Джоан или Мэри.

– В следующий раз вы никого с собой не возьмете. Если меня одурачили этими гравюрами, я не хочу, чтобы об этом узнал весь свет.

Помещение для зрителей было набито битком.

Эван стал объяснять, как проводится аукцион и что покупатель сам обязан внимательно исследовать приобретение.

– Специалисты, работающие здесь, стараются не иметь дела с вещами сомнительного происхождения, однако установить подлинность в конечном счете должен тот, кто их купил.

Вернувшись наконец к действительности, Анна с глупым видом оглядывала стены, увешанные картинами, и столы, загруженные фолиантами и предметами искусства.

– Тут, наверное, можно проводить целые дни.

– Я часто так и делаю, – заметил граф. – Это всегда удовольствие.

Некоторые картины привлекли внимание Анны, и она сразу направилась к ним, но когда Брайд хотела последовать за ней, Линдейл остановил ее.

– Пусть себе идет. Мы должны заняться более важным делом.

Граф провел Брайд через комнату и поманил одного из служащих, наблюдавшего за помещением.

Тот знал его, как, впрочем, многие в этом заведении: Эван был их постоянным клиентом, и организаторы аукциона надеялись продать кое-какие гравюры, унаследованные им от дяди Дункана, которые он не хотел оставлять себе.

– Лорд Линдейл, какая честь для нас. Чем можем быть вам полезны?

– Я хотел бы поговорить с мистером Доддом. Это касается серий, которые я приобрел у вас в прошлом году.

Лицо служащего слегка вытянулось, но взгляд, брошенный им в сторону Брайд, свидетельствовал, что неопределенное упоминание серий было ему понятно. Эти серии предлагались на закрытом аукционе, их никогда не выставляли для зрителей.

– Пожалуйста, пройдите со мной.

Мистер Додд встретил посетителей в элегантном кабинете, украшенном дорогими предметами искусства. Сразу перейдя к делу, Эван объяснил причину своего беспокойства.

– Теперь, когда охотничий азарт прошел, у меня появились сомнения в подлинности серий. Конечно, это не отразится на вашем заведении. Я просто хочу задать несколько вопросов по поводу их происхождения.

Мистер Додд, которого сначала насторожила тема беседы, доброжелательно улыбнулся:

– Происхождение безупречно, уверяю вас.

– Но при продаже не давалось объявлений и не сообщалось имя продавца.

– Анонимность требовалась в связи с содержанием этих гравюр. Я уверен, что вы понимаете.

– Разумеется. Однако сейчас я хотел бы узнать, где серии хранились все эти столетия.

– К сожалению, я не могу удовлетворить ваш интерес. Клиенты ждут от нас осторожности. Когда со временем будет продаваться ваша коллекция, полагаю, наследники тоже захотят, чтобы мы уважали их желание остаться неизвестными.

– Сэр, у меня очень существенные вопросы по поводу серий. Я полагаю, вы тоже не хотите, чтобы мои подозрения стали известны публике. Если вы не поможете мне выяснить правду, вряд ли моя коллекция, или коллекции моего дяди, или моих друзей будут когда-либо проданы у вас.

– Лорд Линдейл, это в высшей степени неразумно. Вы ставите меня в невыгодное положение.

Именно такого положения граф и добивался. Он тут же предъявил мистеру Додду две пластины.

Когда молчание стало гнетущим, Эван решил немного подсластить пилюлю.

– Я не требую от вас точного имени – нескольких намеков будет достаточно.

Мистер Додд чуть повеселел и, покачивая головой, некоторое время обдумывал предложение Линдейла.

– Могу сказать, что серии были частью имущества джентльмена, умершего два года назад. Речь идет о человеке высокого положения – его семья предложила нам серии через посредника.

– И вы уверены, что посредник представлял именно эту семью? Возможно, он просто воспользовался их именем?

Лицо мистера Додда вытянулось и начало покрываться краской.

– Мы знали человека, обратившегося к нам, и были удовлетворены представленными доказательствами.

– О да, разумеется. Если вы найдете способ осведомить меня насчет имени посредника, я приму это во внимание.

Поднявшись, Эван предложил Брайд руку, давая этим понять, что не обязательно называть имя при свидетелях – его можно послать отдельно.

Когда они вернулись в демонстрационный зал, Брайд выглядела подавленной.

– Я даже не представляла, насколько легко сбыть подделки, но «Modi»… Чем дольше я об этом думаю, тем больше уверена, что они именно то, чем кажутся.

Наверняка час назад Эван с этим согласился бы, но встреча с мистером Доддом поколебала его уверенность. Если он правильно истолковал реакцию Додда, у того не было доказательств, и вряд ли серии действительно принадлежали семье покойного.

В этот момент к ним торопливо подошла Анна, такой оживленной Эван ее еще не видел.

– Брайд, ты никогда не угадаешь, что я нашла. Одну из гравюр отца. Она вон там, на столе. Это его речной бог – помнишь, с той статуи в Риме? Представь мою радость…

– Ничего удивительного. Здесь, где выставлены сотни гравюр… – Резко оборвав сестру, Брайд приложила руку к голове и поморщилась. – Все было прелестно и в высшей степени поучительно, лорд Линдейл. Благодарю вас за приглашение, но у меня от всех этих загадок закружилась голова. Вы не будете против, если мы вернемся на Белгрейв-сквер?

В этот момент Брайд напомнила Эвану актрису любительского театра, не слишком умело пытающуюся притвориться, что ей дурно. Он видел, как она крепко обнимает Анну за плечи и что-то шепчет ей на ухо.

Едва сестры Камерон вышли из кареты у дверей его особняка, Эван сразу приказал кучеру вернуться туда, откуда они только что приехали.

В демонстрационном зале он без промедления направился к столам, где лежали большие папки с гравюрами. В основном это были репродукции, предназначенные для продажи.

Эван перекладывал листы и внимательно смотрел на поле внизу, ища имя Ангуса Камерона. Другие имена просто мелькали перед его глазами, не оставаясь в памяти. Брайд явно расстроилась, когда сестра упомянула работу отца, и тут же поспешила заткнуть ей рот, а заодно отвлечь его внимание. Сочтя это весьма странным, Эван сразу захотел увидеть гравюру.

Чем дольше Эван перебирал папки, тем более хмурым становился его взгляд. Имя Камерона ему так и не встретилось. Он снова начал перекладывать лист за листом, но теперь искал гравюру речного бога, и наконец, она возникла перед ним. Он не сомневался, что это работа Камерона, потому что техника очень напоминала технику Брайд. Целый час он просматривал листы, ища только имя, тогда как ему следовало бы обратить внимание на другое. Пластина была сделана и продана мастерской в Эдинбурге. Имя гравера он теперь тоже знал – это Томас Уотерфилд. Имя, которым пользовались Брайд и ее сестры, подписывая свои пластины, однако данная пластина датировалась 1804 годом, то есть была создана еще до рождения Брайд.

Эван пристально смотрел на речного бога, и в уме его возникали противоречащие друг другу мысли, которые в конце концов привели его к неизбежному заключению.

Подобные детали он сам изучал совсем недавно. Та же техника была использована в дополнительных частях его «I Modi».

Эван отметил номер лота. Он купит его, когда состоится аукцион, чтобы сравнить речного бога с сериями Раймонди. Если исследование докажет оправданность его подозрений, он получит объяснение, как и почему дядя Дункан разорил отца Брайд.

Никакой политики. Возможно, Дункан вообще не знал о радикальных политических взглядах Камерона. Но если он обнаружил, что Ангус Камерон подделывал гравюры эпохи Возрождения и пытался сбыть их ему, то был вполне вправе потребовать, чтобы Камерон прекратил этим заниматься, и даже мог пригрозить разоблачением.