Мойра удобно расположилась под сенью раскидистого дерева, наслаждаясь великолепием летнего цветения, наполнявшего сад. Она выдернула камышинку из кадки с водой и стала рассеянно вплетать ее в корзинку, лежавшую у нее на коленях и начинавшую, приобретать форму. Пятачок земли, на котором она присела отдохнуть, не был скошен и утопал в высоком разнотравье. Весь остальной сад был вычищен, зеленые изгороди аккуратно подрезаны, а тропинки вскопаны.

В этом полностью была заслуга Аддиса. Когда исчезла необходимость проводить день за днем в бессмысленном ожидании в приемной короля, он посвятил все свое время обустройству дома и сада. На следующее утро после поединка Мойра поднялась пораньше, чтобы помочь Генри в конюшнях, но вся работа была уже выполнена без нее. День за днем сад возрождался, избавляясь от сорняков. Такое занятие не считалось достойным рыцаря, и оно приводило в смятение сэра Ричарда. Но Аддис, казалось, не придавал этому ни малейшего значения. Мойра подозревала, что он сознательно изнурял себя трудом, чтобы хоть чем-нибудь занять ум и тело; однако этим он освободил ее от доброй половины обязанностей по дому, и она была благодарна ему.

У нее вновь появилось свободное время для плетения корзин, и она могла приходить сюда после полудня и предаваться отдыху. Мойре нравились минуты уединения и покоя здесь, на заднем дворе, который Аддис намеренно оставил первозданным. Казалось, этот островок не был частью дома и города — клочок деревенской местности в окультуренном саду.

Она перевернула корзинку и принялась за узор, напевая про себя, все более удаляясь от городского шума за стенами забора и погружаясь в свой собственный мир, сплетенный из мыслей и звуков. Она не заметила, как он оказался перед ней.

Одетый в костюм для верховой езды, он стоял у стены в тени дерева. Она оглянулась через плечо и увидела Генри и Ричарда, седлавших лошадей. Внезапно день потерял свою привлекательность. Голос ее сорвался.

Казалось, лорд был полностью погружен в размышления; легкие морщины пролегли по его лбу. Он не мог находиться здесь долго, но она поняла, что некоторое время он наблюдал за ней и слушал ее пение.

— В последнее время ты поешь все реже, — промолвил он, делая шаг вперед и опускаясь на землю рядом с ней. В его голосе угадывались нотки задумчивости, будто он только что осознал, какие изменения произошли с ней по сравнению с давно минувшими годами.

— Неправда. Я часто пою. Я почти всегда пела колыбельные Брайану на ночь. Я пою для себя, когда работаю.

— Но не для других.

— Я пела в Дарвентоне.

— Церковные псалмы, а не романсы, которые ты часто пела в Хоксфорде. И только потому, что я тебе приказал.

— Я пела в Хоксфорде потому, что так хотел Бернард. Но мне никогда это не нравилось.

Восхитительная ложь. Незабываемые мгновения в зале были единственными минутами ее признания в доме, и она наслаждалась ими. Но она не хотела, чтобы ее и здесь просили развлекать гостей во время обеда. Она не желала петь о любви, покуда Аддис де Валенс находился за столом.

— Итак, теперь это твое, и ты ни с кем не желаешь делиться своими песнями.

— Да, это исключительно моя собственность. Воспоминания, неразрывно связанные с мелодиями и словами. С безвозвратной тоской и детскими мечтаниями. С чувствами, разрывающими сердце, которые эти звуки могли и пробудить, и успокоить.

Она увидела, что Ричард пристально наблюдает за ними.

— Вы уезжаете?

— Да. Я обещал тебя предупредить.

— Надолго ли?

— Дня на три. На четыре. Не дольше недели.

— Хорошо, что сэр Ричард тоже едет с вами.

— Он настоял на этом.

Она взяла в руки тростинку и стала поигрывать ей, надеясь, что он не заметит охватившего ее беспокойства.

— Если кто-нибудь узнает… Если слухи о вашем путешествии дойдут до короля…

— Никто ничего не узнает. Мы посвятили в наши замыслы очень немногих. И их собственная безопасность зависит оттого, насколько они осмотрительны. Да, опасность есть, но очень небольшая.

Ей так хотелось верить тому, что он говорил.

— Вы по-прежнему не хотите сообщить мне, где Брайан, не так ли?

— Нет. Он в безопасности. Он в большей безопасности, чем ты себе можешь представить. Я не допущу, чтобы ты прожила всю жизнь, защищая чужого ребенка.

— Выбор должен принадлежать мне.

— Может быть. Но, в любом случае, я сделаю его за тебя. Она заставила себя улыбнуться.

— Я могу прожить всю жизнь в несогласии с выбором, который вы делаете за меня.

Он рассмеялся.

— О, довольно, Мойра! Ты слишком свободна, чтобы быть крепостной, — он наклонился и поцеловал ее, придержав ее голову, чтобы затянуть поцелуй. Это был сладкий поцелуй расставания и невысказанного стремления; такие поцелуи разбивают женское сердце!

— Если что-нибудь произойдет, тебе не причинят вреда. Вилланов не наказывают за проступки их хозяев, — он говорил, щекоча губами ее щеку. По правде говоря, это звучало больше как ободрение для него самого, чем для нее.

Он поднялся с земли.

— Берегите себя, Аддис. Берегите себя и возвращайтесь скорей.

Его взгляд на секунду задержался на сидящей женщине, затем рыцарь развернулся и отправился за сэром Ричардом.

Она провожала его взглядом, пока он не скрылся за воротами, а затем вновь взяла в руки корзинку и продолжила работу. Переполненная предчувствиями и страхами, о которых было боязно даже думать, Мойра стала напевать песенку о любви, впервые услышанную ею еще в детстве. Эту песню она не пела уже много лет. Она думала, что забыла слова, но они сами срывались с языка, не успевая прийти на ум, воскрешая воспоминания, связанные сними…

…Она сидела в тени в полудреме, однако чуткость ни на мгновение не оставляла ее. Мойра привыкла к беспокойным звукам и движениям на кровати — они стали обычными. Потому-то она и проснулась, когда они внезапно прекратились.

Она вглядывалась в полумрак, где угадывались очертания тела в золотом сиянии одинокой свечи. Левое колено согнуто, под него подложена подушка. Глаза Мойры встретились со взглядом, направленным на нее. Ее охватила радость. Наконец-то он пришел в сознание после четырех дней беспамятства!

— Кто здесь? Подойди. Я хочу тебя видеть.

Она приблизилась к кровати: Он жестом попросил поднести свечу ближе. Пытаясь скрыть радость, она выполнила его просьбу. Туманное мерцание глаз говорило о том, что он пришел в себя, но не проснулся окончательно. Жар продолжался, капельки пота покрывали его кожу. Это внезапное пробуждение было не более чем иллюзией облегчения, минутным затишьем в центре урагана. Если он выживет, эти мгновения даже не сохранятся у него в памяти.

— О, это ты, Тень Клер. Что, моя жена опасается, что ее молитвы нарушают мой покой?

— Она только что ушла. Я сменила ее, чтобы она немного отдохнула.

— Не лги мне, красавица.

— Правда. Она…

— Ее никогда здесь не было. Как ты могла думать, что я не знаю об этом? Когда вырезали меня на куски, служанка держала мою голову и руку. Я знаю, это была не Клер.

Она не нашлась, что ответить. Наполнив бокал элем, она приподняла ему голову и поднесла напиток к пересохшим губам.

— Помоги мне сесть.

— Вы еще не можете… Рана…

— Мое тело словно одеревенело. Не могу лежать! Проклятье! Помоги мне встать!

— Позвольте мне приподнять вам голову, — она взяла одеяло и попыталась подложить ему под плечи. Теперь он лежал немного повыше. Он посмотрел вниз и сбросил простыню.

Мойра не раз видела его обнаженное тело, когда помогала Эдит ухаживать за Аддисом. Но тогда он был в беспамятстве и не мог знать об этом. Впрочем, он и сейчас не обращал внимания на ее присутствие, оно совершенно не имело для него значения. Раненый осмотрел перевязку на торсе и бедре. Большая часть ноги скрывалась под бинтами. С отвращением он потянул простыню, чтобы прикрыться. — Сядь. Нет, не здесь. Передвинь стул вот сюда. Она подчинилась и приблизилась к постели. Казалось, он пытался увидеть что-то, с любопытством и удивлением глядя сквозь нее. Взгляд — наполовину осознанный и наполовину лихорадочный — пробивался через море жара, в котором плавало тело. Они оба существовали как часть воплотившегося сна. Как скоро волны вновь прибьют его к берегу жизни?

— Как поживает прекрасная Клер? Горечь тона встревожила ее.

— Ей нездоровится, сэр Аддис. Она страдает и молится за вас.

— Ты умеешь правдиво лгать, Маленькая Тень. Но недостаточно убедительно. Если она и молится, это молитвы о моей смерти.

— Но это не так!

— Боже! Какая преданность! Ей повезло, что у нее такая подруга. Надеюсь, ты не ожидаешь подобной лояльности взамен? Она уже говорила со своим отцом?

Клер действительно говорила с Бернардом и для поддержки привела с собой и Мойру. Воспоминания о той ужасной встрече время от времени всплывали в ее голове. Клер требовала, потом умоляла, потом впала в истерику, но Бернард — впервые в жизни — отказался исполнить просьбу дочери.

Аддис сумел прочесть выражение ее глаз.

— Он не согласился разорвать помолвку? — повязку с головы рыцаря сняли совсем недавно, и обнажившаяся свежезашитая рана шевелилась, как живая, при каждом движении лица. — Бернард не сможет отменить того, чего отменить нельзя.

Она растерянно заморгала, и на его лице появилось слабое подобие усмешки.

— Мы были в одной постели до моего отъезда. Это было непредусмотрительно с нашей стороны… Бернард знает об этом. Весь дом знает. Только раз за всю жизнь Клер была великодушна, и это великодушие привело ее прямо в ад, — он взглядом указал на свое изрубленное тело, покоящееся под простыней. Затем поднял палец и осторожно провел по уродливому шраму, рассекавшему лицо. — Бедная Клер. — Снова горечь, но теперь с долей сострадания.

Он глядел вдаль, и глаза его блестели так, что она опасалась, как бы он снова не впал в беспамятство. Прошло довольно много времени, прежде чем она вновь услышала его голос. Он застал ее врасплох.

— Это я переживу, — Аддис жестом указал на свое лицо. — Но бедро… оно стянуто так, что я не могу выпрямить ногу. Думаешь, это никогда не пройдет? Я обречен на хромоту?

— Никто не знает. Кость не была перебита. Только ткани…

— Убери подушку.

— Рана еще не зажила!

Он сделал попытку дотянуться до колена, но гримаса боли передернула его лицо. Мойра быстрым движением убрала подушку из-под его колена.

Он снова сдернул простыню и стал разрывать перевязку, обнажая отвратительную зияющую рану, пересекавшую живот и уходящую вниз, от пояса почти до самого колена. Открывшееся зрелище, по-видимому, потрясло его, и он на секунду замер.

— Не могу сказать, что виню ее, — пробормотал он. Сжав зубы, он медленно напряг ногу, пытаясь выпрямить ее. По краям раны натянулись стягивающие ее нити, что сводило на нет все усилия, и причиняло ему безумную боль. В глазах у него потемнело, но он упорно продолжал, и в конце концов Мойра не выдержала.

— Перестаньте же! Рана может открыться! — она метнулась к Аддису и всем телом навалилась на голень, придавив ногу к постели.

Он откинулся на подушку, бессильно закрыв глаза. Побежденный. Мойра выждала некоторое время, затем, убедившись, что он не станет больше повторять своих попыток, вновь подложила подушку под колено и укрыла его простыней.

Напряженное дыхание постепенно успокоилось, но глаза оставались закрытыми. Она подумала, что он погрузился в сон. Но через какое-то время в темноте снова блеснули знакомые огоньки. На сей раз не золотистые, а темные. Их мрачный блеск внушал ей смутные опасения.

— Он уже взял тебя?

— Он? Меня? — Вопрос застал ее врасплох.

— Рэймонд. Ты все еще девица?

— Конечно. Жар помутил ваш рассудок. Рэймонд мне как брат.

— Ты можешь считать его братом, но для него ты далеко не сестра. И он понимает это. Он смотрел на тебя совсем другими глазами, когда вернулся домой в прошлом году.

Аддис де Валенс почти не разговаривал с ней все эти годы. И потому его вопросы на столь личные темы привели Мойру в недоумение. Он все еще бредил и бессознательно говорил все, что приходило на ум, не осознавая, по сути, что говорит.

Не меньшую тревогу вызывала и окружающая его аура. От Аддиса исходило какое-то странное настроение. Тоскливая тяжесть, порожденная темными мыслями. Ненависть к Клер?

— Он скоро женится, — промолвила она, пытаясь избавиться от внезапно охватившего ее замешательства.

— Ну да. На той, которая ему совсем не пара. Он поступает так, подчиняясь требованию Бернарда. Но она — не его выбор. Он надеется найти удовольствие в тебе, Маленькая Тень. Ты будешь принадлежать ему, как Эдит принадлежит Бернарду.

— Вы не правы.

— Он наблюдает и выжидает, Мойра. Тебе уже сколько? Пятнадцать? Вскоре тебе предстоит решать. Он уже рассказал оруженосцам, что ты — его женщина. Об этом знают все юноши округи.

Она и раньше замечала, как Рэймонд оберегает ее от других, но принимала это за заботу брата.

— Вы еще раз не правы. Но даже если это и так, уверяю вас, этого не произойдет.

Он передернул плечами.

— Быть может, ты и окажешься достаточно мудрой. Рэймонд — отличный парень, но такие женщины, как ты, не имеют прав. Настроение мужчин часто меняется, и содержанка может запросто оказаться на обочине. Мужчины о них забывают, остальные же презирают.

Кому не знать это, как не ей? Дочь содержанки нередко ожидает та же участь.

— Тебе не кажется, что надо наложить новую повязку? — спросил Аддис, указывая на бедро.

Она направилась к корзинке с чистыми бинтами. Он наблюдал, как она промывает рану и накладывает поверх нее чистые салфетки. Он держал корзинку, пока девушка подыскивала бинты достаточной длины. Когда она закончила перевязку и отрезала лишние концы, он взял ножу нее из рук. Мрачное предчувствие, неуловимое, но тем не менее ощутимое — как если бы от него исходил густой ядовитый туман, — все усиливалось. Она склонилась над телом, чтобы закрепить перевязку. Его фаллос непроизвольно напрягся, откликаясь на ее близость.

— Черт возьми! — пробормотал он. — Этот меч чуть не лишил меня мужских принадлежностей.

С пылающими щеками она быстро завершила работу и снова укрыла его простыней. На его лице не было и тени смущения.

— Нечего и надеяться, что жена моя придет позаботиться о моем, облегчении, — он улыбнулся, но улыбка была странной. Пустой. Он внимательно наблюдал за ней, и она ощутила, что ей не нравится огонь, искрящийся в его взгляде. Что-то темное овладевало им. — Ты знаешь ту шлюху, Еву, что живет у кузни? Пойди, скажи ей, что я зову ее.

— Вам нельзя…

— Иди и приведи eel Иначе я не успокоюсь.

— Но вы очень слабы.

— Ты слышала, что я сказал? Раз Клер пребывает в молитвах, а ты все еще девственница… приведи ее.

Жар заслонил ему разум.

— Но вы не можете двигаться. Как вы собираетесь…

— Она сделает это ртом, дуреха, — прохрипел он. Ее передернуло от отвращения и удивления.

— Прости, я не в себе, и забыл, что ты всего лишь маленькая девочка. Пойди, приведи ее, Мойра. Я приказываю.

Если это заставит его расслабиться и принесет облегчение, кто она такая, чтобы спорить либо взывать к его разуму? Неохотно кивнув головой, она вышла из комнаты.

В дверях она оглянулась и увидела, что он невидящим взглядом уставился в потолок и на его лицо застыло странное, напряженное и решительное выражение.

Пока она шла по коридору, с некоторым облегчением глотая чистый воздух после пребывания в затхлой комнате, перед ней вновь и вновь возникало его лицо. Чем же заняты его мысли? Она спускалась по лестнице, когда ее вдруг озарило. Она все поняла'. Поняла, откуда взялась эта мрачная аура вокруг него, этот блеск в глазах. Ева ему совершенно не нужна! Он просто искал способ заставить ее покинуть комнату. Хотел остаться один!

Повернувшись на каблуках, она опрометью бросилась обратно в каморку.

Аддис лежал на боку, приподнявшись на локте, держа в одной руке нож, которым она обрезала обрывки бинтов; другая рука тем временем раздирала рану на бедре. Пальцы ощупывали плоть внутри раны в поисках артерии.

— Нет! Вы не сделаете этого!

Мгновение он смотрел на нее, а потом продолжил свои ужасные поиски.

— Оставь меня!

— Нет! — выдохнула она, кидаясь всем телом на его руку, хватая ее, пытаясь удержать сталь. Пальцы разжались, отточенный клинок полетел на пол, задребезжал на камнях и отскочил в другой конец комнаты. Он оттолкнул ее и разразился проклятиями.

Она без сил опустилась на колени рядом с постелью, задыхаясь от слез. Ужасная тишина заполнила комнату. Аддис прикоснулся к ее голове..

— Дай сюда нож, — мягко приказал он.

— Ни за что, — пробормотала она в ответ.

— Так будет лучше. Обычно это делают настоящие товарищи на поле боя. Скольких изуродованных калек-рыцарей тебе доводилось видеть?

— Вы не знаете, насколько серьезно вы ранены. Ваша нога была прямой, когда Эдит накладывала швы. Когда кожа зарастет, она снова выпрямится.

— Значит, ты не хочешь мне помочь? Тогда приведи Клер и расскажи ей, что я хочу сделать. На такую просьбу она непременно откликнется.

Она подняла на него глаза и покачала головой. В его взгляде все еще горели пугающие темные огни. Он подался вперед, превозмогая боль, и опустил левую ногу на пол. Она вскочила на ноги и силой уложила его обратно в постель. Он был слишком слаб, чтобы долго сопротивляться.

— Никуда я не пойду. И больше не оставлю вас одного, покуда моя мать не сменит меня. Вы слишком слабы, чтобы думать ясно, и слишком больны, чтобы сопротивляться отчаянию.

Она тихо присела на край постели, положив руки ему на плечи.

— А теперь отдыхайте.

— Будь ты проклята!

— Отдыхайте.

Он со злостью уставился на нее. Она не отводила взгляда, молчанием объявив о своей решимости. Темные огоньки угасли в его взгляде один за другим. Прошла, наверное, целая вечность, пока не погасла последняя искра.

— Может быть, она все-таки выпрямится, — произнес он в задумчивости, глядя куда-то в пустоту. — Увидим. — Аддис закрыл глаза. — Спой, Мойра. Только не церковное. Я не слишком дружелюбно настроен к Господу этой ночью. Ляг рядом со мною и пой. Может, это меня успокоит.

Ее дивный голос был способен завораживать своей красотой целые залы, но сегодня он путешествовал в том маленьком мирке, который заключался в пространстве меж их головами. Она вытянулась на постели рядышком и обняла его за плечи. Она пела о любви, пока его холодный лоб не склонился на ее грудь, и он вновь не впал в забытье…

Мойра встряхнула головой, отгоняя воспоминания. Корзинка в руках была почти готова, но она даже не помнила, когда успела окончить работу. Она еще раз посмотрела на свое изделие затуманенным взглядом, выискивая огрехи.

Вблизи послышалось движение, Кто-то был рядом. Посторонний человек ворвался в ее грезы. Она подняла голову и встретилась со взглядом добрых голубых глаз.

Другой мужчина…

Ей почти удалось спрятать разочарование за улыбкой приветствия. Она и не подозревала, насколько сложной порой бывает жизнь.

Рийс протянул ей небольшой сверток. Она с любопытством заглянула внутрь.

— Вишни! Где ты нашел их?

— Не все ли равно? Они сгодятся, чтобы приготовить краску для корзин, не хуже лесных ягод.

— Потратить их на краску? Ну уж нет! Лучше мы с Джейн приготовим пирог, и тебе тоже перепадет от него.

— Вообще-то, я принес их для корзин, но от пирога не откажусь.

Он уселся рядом с ней.

— Ты не отдыхаешь по воскресеньям, Мойра? Даже крестьяне, и те не работают.

Своим вопросом он невольно уколол Аддиса.

— В деревнях отдыхают мужчины, но не их жены. Ведь кому-то же нужно стирать и готовить. Кроме того, я сейчас отдыхаю. Плести корзинки — мне не в тягость, я люблю это занятие.

Он растянулся рядышком на траве, опираясь на локти, и она невольно залюбовалась мускулистым телом, невольно ощутив силу, исходившую от этого парня. Много раз она тайком наблюдала за ним, рассматривала его, много раз задумывалась, каким счастьем было бы иметь такого мужа. Порядочный и добрый, трезвый и умелый. Ей бы следовало только приветствовать внимание мастерового и самой сделать так, чтобы он появлялся почаще, даже после того как ремонт был завершен. Он все еще приходил к ней, несмотря на то, что произошло в ту ночь в кухне.

Она окаменела от его объятий и поцелуев. Ей так отчаянно хотелось испытывать к нему тягу, что она сама поощряла Рийса к большей близости — и все для того, чтобы разочарованно ощутить, когда это произошло, что в ее чувствах нет ни капли тепла. Как будто она снова стала девственной невестой в постели Джеймса — пассивной, растерянной, неловкой. Появись в ней хоть какое-то чувство, это облегчило бы многое, но безответное молчание и равнодушие были настолько красноречивыми, что ей даже не пришлось просить его убрать руку с груди. Он сам это сделал и отступил на шаг за мгновение до того, как вошел Генри с сообщением о том, за Аддисом прибыл гонец.

Они никогда не говорили об этом, но Рийс методично возвращался к этой теме.

— Он уехал?

— Да. Ты знал, что это должно произойти сегодня? Он кивнул в ответ.

— Вы затеяли опасную игру, и даже если с ним что-нибудь случится в пути, это не самое худшее.

— А что ты станешь делать, если с ним что-то произойдет?

— У меня есть собственный дом в Дарвентоне. Быть может, я вернусь туда. Может, попытаюсь разыскать Брайана. Это ребенок, о котором я заботилась, когда думала, что Аддис мертв. Аддис спрятал его, но не говорит — где.

— Сын сэра Аддиса?

— Да.

Он помедлил в задумчивости.

— И… твой?

— Нет, — Мойра поведала ему о своем доме в Хоксфорде, и об угрозах Саймона, и как получилось, что в ее жизни появился Брайан.

— Это объясняет многое, но не все, — ответил Рийс. — А я ведь пришел сегодня не просто так, Мойра. Я знал, что сегодня он уезжает. Вот и подумал, что ты сможешь говорить свободнее.

— Последнее время мои мысли заняты лишь тобой, Мойра. Я уверен, что ты могла бы стать замечательной женой, но я знаю, что твое положение здесь необычно. Я хотел бы узнать правду, чтобы не оказаться глупцом. Что связывает тебя с сэром Аддисом?

Очень мягкий способ задавать вопросы, совсем не такой прямолинейный, как допросы Джеймса. Она с негодованием отвечала Джеймсу. Но с Рийсом все совсем по-другому.

Она раздумывала над ответом, вспоминая те неповторимые ощущения, которые охватили их обоих в ту ночь на сеновале. Наверное, рассказывать обо всем не стоит:

— Мы не прелюбодействуем.

Его, казалось, позабавил такой ответ, и у нее отлегло от сердца.

— Странный ответ. Удивительно точный.

— Да, действительно странный, не правда ли? — может, ей и не суждено стать его женой, но лгать этому человеку она не хотела.

Он резко поднялся и сел на траву перед ней, скрестив под собой ноги.

— Мойра, ты уже не девочка, да и я далеко не мальчик. Я не женат не потому, что у меня нет дома или работы, или оттого, что хочу заполучить жену с очень большим приданым. Просто мне до сих пор не встретилась такая женщина, о которой я мечтал. И вот появилась ты… Мне нравятся твои манеры и честность, и я полагаю, мы могли бы стать замечательной парой. Я уже давно сделал бы тебе предложение, если бы не сэр Аддис.

— Не похоже, чтобы ты и сейчас предлагал мне стать твоей женой.

— Ты права, Мойра. Я не ожидаю каких-либо объяснений. И не виню тебя ни в чем, — каменщик взял ее за руку. Его руки были сильными и мозолистыми от постоянной работы с инструментами. — К добру ли, к худу, но то, что начнется сегодня в связи с его поездкой, разрешится само собой, и очень быстро. Через месяц мы все либо победим, либо погибнем. Поэтому пока я придержу свое предложение. Если благодаря какой-нибудь случайности я останусь в живых, а он — нет, то это еще больше облегчит мне задачу. Я готов принять Брайана в наш дом, если ты того пожелаешь. Но если он выживет, то вскоре наверняка покинет эти места, и ты должна будешь сделать свой выбор, потому что тогда я точно сделаю тебе предложение. Я сделаю все, чтобы наша свадьба состоялась, если ты примешь мое предложение, независимо от того, какие виды имеет на тебя сэр Аддис.

Она улыбнулась ему в ответ с искренней симпатией. Умный, честный, понимающий мужчина. Он говорит то, что думает. И раз он принял решение, то добьется своего — какими путями, неведомо, но добьется, даже если ему придется заплатить Аддису сотню фунтов. Но ни слова о любви. Все правильно — Рийс не станет ей лгать, как и она не станет лгать ему.

Ей нечего было сказать. Она тихо кивнула головой. Он снова откинулся на спину и стал говорить с ней о простых и понятных вещах. Практичный мужчина, вспахивающий землю для того, что он однажды сможет посеять. Терпеливый мужчина, не задевающий ее гордости, полагаясь на то, что именно эта гордость и приведет ее к единственно возможному разумному решению.