Мэтью, новый конюх, нашел ее возле колодца.

— Во дворе четверо рыцарей спрашивают, есть ли у нас места. Я сказал им, что у нас все занято, но в ответ услышал, что, если будет необходимо, они могут переночевать в зале.

Мойра поставила ведро на землю и набросила накидку, защищавшую от пронизывающего ветра. Рийс был прав насчет увеличения числа клиентов. Заключив короля в Кенилворте, бароны решили созвать в Вестминстере собрание для решения его дальнейшей судьбы, как только пройдет праздник Рождества. Было также назначено заседание парламента, который начнет работу через неделю. Все постоялые дворы в Лондоне и Саутворке уже давно были заполнены.

Она посмотрела на поредевший сад, наполнившийся зимней прохладой. Пустой, как и ее жизнь. Она прикусила губу и храбро приняла решение.

— Мы разместим их в Солнечной комнате, а я воспользуюсь соломенным тюфяком на кухне.

Она долго старалась не сдавать эту комнату, но в конце концов смирилась с тем, что мужчина, для которого она берегла ее, уже не вернется.

Ее чувства отчаянно сопротивлялись действительности. Они не притупились ни на йоту за изнурительные недели ожидания: каждый день, каждый час она всматривалась вдаль в надежде увидеть высокого черноволосого всадника. Но никто не приносил ей весточку о долгожданном приезде.

Ожидание превратилось в беспокойство, когда она узнала, что он не сопровождал короля в Келинворт. После долгих выпытываний информации у Рийса, каменщик с неохотой признался, что он слышал, будто Аддис провел праздники в одном из поместий Уэйка в Йоркшире. Волнение и беспокойство Мойры моментально переросли в учащенное биение сердца. Воспринимая это с болью, она сделала очевидный вывод.

Томас Уэйк, должно быть, настоял на более раннем сроке помолвки. Когда Аддис пообещал вернуться, он не ожидал этого. Было бы сумасшествием настраивать против себя Уэйка ради того, чтобы насладится несколькими неделями близости с Мойрой — хозяйкой постоялого двора. Она определила для себя, что на этом все завершилось и что она не может винить Аддиса, если обстоятельства привели к финалу отношений раньше, чем она ожидала.

А все-таки, был ли у него выбор? Порядок вещей был очевидным, здравым и практичным. Если бы ее спросили, она бы сама ему это посоветовала. Конечно. Безусловно. Если ее кинуло из рая в ад раньше, чем она ожидала, то это было своего рода расплатой.

В ее сердце не было злости, просто чувство пустоты, потери. Принятие этого чувства и понимание неизбежности не делали разочарование более легким. Мойра несла горе внутри себя, как тяжелый груз, и ее уже начало интересовать, станет ли оно хоть когда-нибудь немного легче.

— В конюшне должно быть еще место, если они приехали верхом, — сказала она, заставляя себя думать о практических деталях, на которых держалась сейчас вся ее жизнь. — Попроси Джейн и Генри приготовить соломенные тюфяки для Солнечной комнаты.

— Когда ты говорила, что эта комната всегда будет ждать только меня, я не ожидал делить ее с кем-то еще, кроме тебя, — послышался спокойный голос из дверного проема.

Она резко повернулась, и волна радости хлынула в ее сердце. Мойра тут же попыталась обуздать ее, в то же время едва сдерживаясь, чтобы не прыгнуть в его объятия. Она не ожидала, что он вернется сюда так скоро после обручения с Матильдой! С неловкостью взглянув на него, она настроилась на то, чтобы держаться с чувством собственного достоинства.

Он стоял, высокий и темный, в плаще поверх одежды из оленьей кожи. После своих путешествий Аддис выглядел немного похудевшим, по сравнению с тем, когда он вернулся сюда в первый раз. Золотые огоньки танцевали в его глубоко посаженных глазах, в то время как он осторожно наблюдал за ее реакцией.

— Пойди и скажи моим людям, что мы остановимся здесь, если нужно, то в зале. И скажи Генри, чтобы он позаботился о том, чтобы в Солнечной комнате приготовили ванну, — приказал он конюху.

Мэтью поспешно удалился, а Аддис повернулся к Мойре.

— Мы оба знали, что пройдет много времени, Мойра.

— Да. Хотя я не предполагала, что это будет так долго.

— Я тоже, но обстоятельства задержали меня на западе.

Обстоятельства!

— Я не получила от тебя ни единой весточки за последний месяц. Только слухи.

— Какие слухи?

— Что ты вместе с Уэйком, и провел Рождество с ним и…

Она постаралась подавить горечь воспоминаний о празднике, проведенном в одиночестве, в компании нескольких слуг, в то время как она представляла, как он очаровывал маленькую Матильду, стоя перед красивым домом.

Это было именно то, чего она надеялась избежать. Ревность. Отчаянное желание попытаться вновь приобрести уверенность. Это унижало их обоих! Она не ожидала, что это будет так сложно, надеясь, что у нее будет больше времени для того, чтобы подготовиться.

— Она просто ребенок. Красивый, легкомысленный ребенок. Я нашел ее… скучной.

— Она твоя леди. — И ты будешь ее лордом всю жизнь! Что же эгоистичного в ожидании того, что это произойдет несколькими неделями позже?

Она ненавидела себя такой. Сочетание удивленного облегчения и бурлящего негодования сковало ее, сделав неподвижной. Аддис смотрел на нее с ошеломленной досадой.

— Ты обиделась, и мне очень жаль, Мойра. Давай пойдем в Солнечную комнату, и я расскажу тебе, почему я задержался.

Вот уж чего она не хотела слышать, так это подробностей.

— Солнечная комната твоя, как я и обещала. Ты знаешь, где она.

Она подняла ведро и повернулась, чтобы отнести его в конюшню.

Он сделал три шага и заступил ей дорогу. Затем выхватил ведро и откинул в сторону.

— Как это понимать? Три месяца разлуки охладили тебя?

— Я не холодна. Я рада видеть тебя, но…

— Что, кто-то ухаживал за тобой? Снова этот каменщик? Если так, то он может, черт побери, подождать…

— Рийс оказался более преданным другом тебе, чем мне. Он слышал, где ты был, но старался не говорить мне об этом.

— Я не мог отказаться от поездки с Уэйком, вне зависимости от того, что предпочитало мое сердце.

— Я знаю это, действительно знаю! Но эти обстоятельства на западе, как ты их называешь, изменили ход вещей, не так ли? Не ожидай, что я буду жить, как будто ничего не произошло! Сейчас она твоя леди. Не жди, что я буду притворяться, что это не так, и продолжать все, как будто…

Он потянулся к ней и прервал ее фразу крепким поцелуем.

— Ты все еще моя, Мойра. Это не вопрос. Утверждение. На самом деле — приказ.

— Я говорила тебе, что я не… Он снова поцеловал ее.

— Пойдем в Солнечную комнату, и ты увидишь, что ничего не изменилось.

Он действовал, как любой мужчина, полагающий, что удовольствие может залечить раны!

— Я не пойду. Ты вступил в брак, Аддис. Он отступил, нахмурившись.

— Я вижу, что мне надо тебе кое-что объяснить.

— Совсем нет. Тебе не надо ничего объяснять… Ой! Она не сразу поняла, что случилось, когда в следующую секунду увидела вдруг его спину: Аддис с легкостью поднял женщину и перекинул через плечо. Он вошел в кухню, прежде чем она поняла, что произошло.

— Опусти меня, Аддис!

— Нет. Как я вижу, наш разговор идет по кругу, а если так, то пусть это происходит в комнате, в которой, по крайней мере, есть камин.

— Я пойду сама!

— Ты будешь спорить.

— Мне неловко…

— Зато эффективно.

Он зашагал через зал, а она закрыла глаза перед ошеломленными взглядами слуг и рыцарей. Джейн быстро шла чуть позади их, глядя на хозяйку снизу вверх.

— Мэттью сказал, что ты хотела, чтобы тебе приготовили соломенный тюфяк на кухне?

— Да.

— Она не будет этого делать, — сказал Аддис, не замедляя своей поступи.

— Лорд забыл, кто владелец этого дома. Постели один!

— Пустая трата сил, — посоветовал Аддис.

— Делай это, — приказала Мойра, пытаясь приподняться, чтобы не висеть в такой унизительной позе.

Они вышли во двор. Новый конюх и повар смотрели на них, широко разинув рты.

— Воду в ванну, — скомандовал Аддис, промчавшись мимо их.

Наверху, в Солнечной комнате, он сбросил ее на кровать.

— Вот это больше похоже на то, что надо. Если бы этот паршивый город не закрыл свои ворота вечером, я бы приехал, пока ты была еще в постели, обнаженная, такая, какой я представлял тебя в последние дни моей поездки.

— Возможно, ты нашел бы меня не в одиночестве. Она испытала острое злорадство, произнеся это и признаваясь самой себе, что действительно винила его за те «обстоятельства» на западе. Да, черт побери, она произнесла это! Выражение его лица посуровело.

— Я бы убил его, Мойра. Не сомневайся в этом. Если бы я узнал, что какой-то любовник крадет то, что принадлежит мне, я бы…

— Я была тебе верна, — жалко признала она.

Слуги принесли ведра как раз в тот момент, когда его обуяла злость. Генри нервно улыбнулся, приветствуя бывшего хозяина, и взглянул на Мойру, чтобы приободрить ее, и быстро занялся приготовлениями. Они с Джейн не успели все быстро сделать, и оставили воду греться возле камина.

Мойра попыталась встать. Аддис расстегнул пряжку своего ремня для меча.

— Оставайся на месте.

— Ты не станешь!.. — запальчиво возразила Мойра, раздраженная тем, как он заявляет на нее свои права. Она ожидала, что, когда придет время, Аддис будет возражать против их соглашения, но никак не игнорировать его, как будто он обладает на нее пожизненным правом. То, что она позволила себе винить Аддиса в том, что он не попросил Уэйка подождать, распалило ее злость. И помогло не придавать значения едва сдерживаемому волнению, вызванному тем, что она лежала на этой кровати, а он стоял над ней.

— Не сейчас. Я грязный после недельной поездки верхом и жизни в лагере. Я приму ванну и затем возьму тебя.

Без малейшего стеснения!

Он снял свою накидку и жакет. Три месяца воздержания, многочисленные воспоминания и скрытое счастье, что она снова видит его, вновь соединились в бросающем в дрожь безумном желании. Мысленно она уже ласкала обнаженные мышцы его спины.

Он протянул руки к огню.

— Я не помолвлен, Мойра. Я ездил к Уэйку не за тем, чтобы вступить в брак.

Облегчение прорвалось наружу. Любовь сломала оковы, которые она тщательно ковала в течение последнего месяца. Только временное облегчение, но оно привело ее в состояние, близкое к эйфории.

— Томас согласился с тем, что его дочь не должна быть связанна с кем-то узами обещания до того, как я не возьму Барроуборо. Даже с его помощью я могу потерпеть неудачу. Я приехал к нему, чтобы обсудить и спланировать эту помощь, но перед этим я посетил Дарвентон и Хоксфорд. Я разговаривал с Рэймондом.

— Как Рэймонд?

— Зол. Я сказал ему о нас. Если он присоединится к нам на поле брани, то я бы не хотел, чтобы он узнал об этом там.

— А он присоединится к тебе?

— Я не знаю. Когда я уезжал, создалось впечатление, что нет. Фактически, меня не удивит, если он появится под знаменами Саймона.

— Я сомневаюсь, чтобы он был настолько сердит, Аддис.

— Он десять лет хотел тебя. Похоть юнца давным-давно переросла в нечто другое.

— Не в любовь. Он пожал плечами.

— Он никогда не назовет этого так.

— Да, Рэймонд Оррик никогда не назовет так чувства к женщине-вилланке.

— Я не могу отвечать за его сердце. Только за свое. Если он чувствует хотя бы десятую часть того, что чувствую я, то тогда это любовь, как бы он сам этого не называл. И он может не простить меня.

— Будет жаль, если я стала причиной того, что ты потерял его дружбу и помощь.

— Если это произойдет, в этом не будет твоей вины. Как бы там ни было, поживем — увидим.

Он поднял ведро и вылил теплую воду в ванну. Она хотела было подойти и помочь рыцарю…

— Оставайся там.

Надев маску покорного повиновения, Мойра осталась на месте. Он вылил остатки воды, поглядывая на нее с задумчивым видом.

— Я не могу решить, — признался Аддис, смеясь.

— Чего решить?

— Попросить тебя помочь мне принять ванну или оставить тебя лежать на кровати, чтобы я мог любоваться тобой.

Идея провести мыльной рукой по его коже выглядела более соблазнительно.

— Ванна.

Он осмотрел ванну.

— Я думаю, это будет скорее долгое вымачивание, а не мытье, да и ванна выглядит недостаточно большой для нас обоих.

Мойре она казалась вполне вместительной. Сейчас, когда все опасения были позади, она жаждала оказаться в его объятиях. Он начал стаскивать с себя гамаши.

— Кровать, я думаю. И ты — обнаженная на ней.

Аддис начал раздеваться, и она заворожено наблюдала за его сильным телом, мысленно предвкушая минуты прикосновения к нему. Воспоминания иглами пронзали ее тело с головы до ног.

Он уселся в ванну и начал мыть голову. Зачесав назад мокрые локоны волос, он нахмурил брови.

— Ты все еще одета. Я попросил обнажиться.

Она встала на колени и выдернула шнурок, опоясывающий ее шерстяное платье. Ее грудь испытывала непреодолимое желание освободиться от одежды и согреться чем-нибудь еще, кроме ткани.

Он намылил руку, и ей показалось, что она гладит ее по коже. Желание дотронуться до него, почувствовать его рядом, внутри себя… кидало ее в дрожь. Это было невыносимо приятно. Он намылил грудь, белая влажная пена блестела на его теле, достойном изваяния. Мойре вдруг захотелось нарисовать на ней узоры.

Платье плавно соскользнуло с тела, равно как и взгляд Аддиса вожделенно пробежал по ее фигуре. Она села и сняла свои зимние чулки, сначала с одной ноги, затем — с другой, а его глаза медленно следили за тем, как завязки чулок скользят по ногам.

Аддис оперся ногой о край ванны, казалось, забыв о том, что делал, пока наблюдал за ней. Она же завидовала его пальцам, которые терли согнутую, правильной формы ногу по направлению к колену и бедру. Помочь ему в ванной действительно было бы очень приятно.

Ее руки поднялись до завязок нижней сорочки, и веки — мужчины опустились. Она увидела, насколько сильно он напряжен, и поддалась порыву подразнить его. Снимая все завязки по одной так, чтобы тело у нее оставалось прикрыто, она опускала ткань вниз по груди как можно медленнее.

— Ты действительно можешь быть порочной женщиной, Мойра, — хрипло выдохнул он.

Она улыбнулась и даже не попыталась ускорить процесс. Ласки в ванне принесли бы более быстрое удовлетворение, но это удовольствие, получаемое на расстоянии, было невероятно возбуждающим.

Раздевшись наконец, она приподнялась на цыпочках и медленно подняла руки, чтобы распустить волосы. Ее груди раскинулись в стороны и поднялись вместе с ее движением, и она тянула время, видя, как он смотрит на нее, наслаждаясь результатом, читаемым в его глазах. Длинные распущенные волосы покрывали ее тело, как ажурная мантия, сквозь которую вырисовывалась точеная грудь и бедра. Она потянулась за подушкой на другом конце кровати, ее волосы упали вниз, открывая другой, не менее эротический вид, и распласталась на животе прямо перед Аддисом.

Он продолжал мыться в десяти футах от нее, ни на секунду не выпуская ее из виду.

— Ты слышала какие-нибудь новости о Кенилворте? — спросил он, как будто они в этот момент не занимались мысленно любовью на разделявшем их расстоянии.

— Слухи о здоровье и настроении короля. Больше ничего. Говорят, он в сильной меланхолии.

Его взгляд скользил по ее плечам, спине, ягодицам, ногам. Мойра оперлась на локти, и он отметил ее соблазнительную позу, подчеркивающую роскошную форму груди, выставленной Аддису напоказ.

— По крайней мере, есть какие-то слухи. Это хороший признак.

Аддис натер намыленным куском ткани грудь. Мойра смотрела на него как завороженная, представляя, как ее язык движется по его телу сверху вниз, все ниже… ниже…

— Ты все еще беспокоишься о его безопасности?

— Его смерть выгодна слишком многим. Повернись. Она повернулась, растянувшись во всю длину, искоса наблюдая за его взглядом.

— Что с ним сделают бароны?

Им обоим требовалось прикладывать невероятные усилия, чтобы поддерживать тон обыкновенного разговора. Вибрирующие волны возбуждения безраздельно овладели ее сознанием.

— Я полагаю, это зависит от него. Эдвард, должно быть, сильно испуган. Без сомнения, он слышал, как Герефорд казнил Хью, и казнь была такой же жестокой, как и унижения, которым был подвергнут Гэйвстон. Архиепископ Кентерберийский молча согласился с неизбежным и стал оказывать поддержку королеве. Через месяц он уже не будет королем. Сейчас сядь.

Она едва слышала его, но ее тело повиновалось. Ее ноги свисли вниз с края высокой кровати. Он мыл свое невидимое под водой тело, и мысленно она ему помогала. Ждать осталось недолго. Она не подозревала, что можно возбудить в себе такое желание без единого прикосновения.

Он вылез из ванной и стал вытираться возле огня. Мойра испытывала наслаждение от созерцания этого тела, озаренного огнем камина и очаровательно возбужденного, что наглядно демонстрировало силу его желания. Судя по выражению его лица, проблемы короля Эдварда исчезли из его мыслей.

— Когда я был в отъезде, в своих мыслях я обладал тобой каждую ночь. Я представлял тебя такой, как сейчас: ждущей меня на этой кровати, со сверкающими глазами и возбужденно трепещущей грудью. Это особо не помогало моему отдыху, но все время я с нетерпением ждал приближения этого момента. А ты грезила мною?

— Да.

Она посмотрела на два эротично манящих соска своих грудей и приподняла их руками, предлагая Аддису ощутить их трепет.

— Я мечтала о тебе. О твоих руках, твоих устах. Здесь. Везде. Я мечтала обо всем. Обо всем.

Он отбросил в сторону полотенце и подошел к Мойре. Она все еще держала в руках свои пылающие от страсти груди. Аддис слегка прикоснулся пальцами к возбужденным соскам.

— А вот так, любимая?

Взрыв непередаваемых ощущений чуть не подбросил ее на кровати. — Да! Он нежно потер сосок большим пальцем.

— А вот так?

Она почувствовала теплое напряжение внизу живота.

— Да.

Его ладонь слегка поддразнивала ее, в то время как он наклонялся, чтобы поцеловать Мойру в губы, осторожно пощипывая и поглаживая ее, пытаясь показать ей, насколько он сдержан. Все это указывало на предстоящее долгое занятие любовью и вызвало в ней сладкий взрыв возбуждения. Наклонив голову, он весело спросил:

— А так?

Он надавил языком ее сосок, затем соблазнительно прошелся вокруг него.

Она думала, что умрет. Обняв его талию, она придвинула его ближе к себе.

— Да. А вот так?

Предвидя ее действия, он встал во весь рост. Аддис был ошеломлен, когда она вложила все его воплощенное желание в долину между своих грудей, держа его так, что он ощущал биение ее сердца.

— А так?

Ее язык начал дразнить его так же, как он только что делал с ней.

— Ах, Мойра, ты действительно порочна, — сказал он, вздыхая, и продолжил руками оказывать знаки внимания, ее вздымающейся груди.

Они доставляли друг другу божественное удовольствие, пока она не начала неистово сотрясаться от желания. Она расслабилась и снова обняла его, потершись об его живот щекой и гладя по спине.

— Я больше не могу уже ждать, — тихо сказала она. Он встал на колени так, что их тела плотно сомкнулись.

Желание Мойры усугубило ее чувства, и она крепко сжала его голову в объятиях и страстном поцелуе.

— Я думаю, что тебе все равно придется подождать. Понимаешь, все это время меня терзали фантазии, рожденные в моих мечтах. Это продолжалось месяцами. Ты не возражаешь, если одна из них превратится в реальность?

На этот раз он взял ее грудь в руки, поднес их к своим губам и языку, что безумно возбудило ее. Нетерпение открыло дорогу смирению: она закрыла глаза и дала волю своим чувствам.

— Ты такая горячая, Мойра, — он гладил ее ноги и бедра, ощущая влажные завитки, слегка касающиеся его руки. — Влажная. Готовая принять меня. Скажи мне, что ты полностью моя.

Более чем готовая. Жаждущая. Ее тело пульсировало от поразительного желания, парализующего все остальные мысли. Она что-то пролепетала, едва слыша свои слова.

Он шире расставил ее ноги.

— Ляг на спину.

Она с радостью сделала это, схватившись за его плечи, и увлекая его за собой. Он тихо рассмеялся и ослабил свои объятья.

— Не сейчас. Потерпи, пока ты не будешь кричать от желания обладать мной.

Его губы и руки нашли способ добиться этого. Вскоре она стала издавать звуки желания и возбуждения, хор страсти, приглушенный ее притупившимся слухом. Примитивные звуки перерастали в крики мольбы. Они становились все громче, пока он не взгромоздился на нее, чтобы слиться в единое целое, чего так неистово желало ее тело.

Он устроился сверху, а затем прижал ее ноги к груди. Разведя руки в сторону, он поднялся и посмотрел вниз на просвет между ними, наблюдая за тем, как входит в нее. Одновременно произнесенные вздохи вызвали дрожь у них обоих.

— Тебе очень хорошо, Мойра. Замечательно.

Снова и снова он отступал, прежде чем войти в нее полностью. Могучие волны облегчения и предвкушения сменяли друг друга, приводя ее на грань безумия. Первые волны невероятной по силе разрядки начали расходиться по ее телу, и она прижала его к себе, желая еще.

— Я рад, что на этот раз ты будешь со мной до конца, — произнес он ей на ухо прерывающимся тихим голосом, — полностью вместе.

Его страсть взорвалась ослепительной вспышкой, возбуждая и ее чувства, бросая их в забытье общих ощущений.

Он так и остался лежать на ней. Их торсы касались друг друга, а ее ноги по-прежнему обхватывали его талию. Он наслаждался контактом с ее влажным телом. Аддис даже не попытался подняться с нее, а она не показывала того, что его вес вызывает у нее неудобства.

Он спрятал свое лицо в изгиб ее шеи и глубоко вздохнул, вдыхая эйфорию вместе с ее ароматом. Это увеличивало в нем мужские силы, так же, как и удовольствие, и было подобно вкусу небес, славе покоя и любви, которая, по словам священников, найдена там.

Аддис запустил руку в ее длинные распущенные волосы, покоящиеся на кровати. Любовь, да, но со своими условиями. Он вспомнил ее холодный прием, когда Мойра встретила его возле колодца, и внезапно почувствовал себя менее умиротворенным. Он верил, нет, он молился, что она не сможет отвернуться от него, когда придет время. Сегодняшний день показал, что эта упрямая женщина имела в виду именно то, что сказала, и она заставит его придерживаться соглашения, которое сама заставила заключить.

Он приподнялся, оперся на руки и посмотрел на нее сверху вниз. Кремовые веки дрожали, и голубые глаза щурились, когда она смеялась. Ее вытянутые вверх руки, все еще обхватившие его шею, потерли его скулу. Он повернулся, чтобы поцеловать их мягкую кожу, а затем погрузил свою голову в манящую долину ее грудей.

Она не знала, как сильно он в ней нуждается. Если бы он только мог найти слова, чтобы объяснить это, он бы попытался, но он не знал, как выразить то, что жило внутри него. Все то время, которое он двигался с армией Ланкастера, он чувствовал в себе еще одного человека, мечты которого совпадали с его собственными. Его тело совершало правильные движения, голос говорил нужные слова, но его душа ощущала, что силой некоего волшебства она переносилась в чужое тело. Ощущение того, что ты — иноземец в своей собственной стране, притупилось по прошествии нескольких месяцев, когда он был с ней. Возглавляя поход армии, отстаивая титул лорда Барроуборо, находясь вдали от нее, он вновь испытал это мучительное чувство. Время не принесло успокоения, как он надеялся. Это стало очевидным, когда он покинул этот дом, город и Мойру.

Самым худшим было то, что его душа точно не знала, какому телу она принадлежала. Не Аддису, рабу, — хотя этот характер все еще жил в нем… Но и не сыну Патрика де Валенс, хотя именно традиции и честь направляли его поступки.

Только с Мойрой у него возникало верное понимание того, кем он был. И этот целостный человек не подвергал сомнению ее любовь. Он даже принял свои обязательства, большей частью потому, что она ожидала этого от него; даже если успех в восстановлении своего доброго имени означал потерю любимой. Две половины не слились воедино, когда он был с ней, но это разделение души уже перестало что-то значить.

Потерять ее! Его существо восставало против такого предположения. Это было бы подобно снятию кожи. Он держал ее лицо двумя руками, пытаясь вглядеться сквозь ее чистые глаза в душу и обнаружить, сможет ли она действительно найти силы покинуть его, когда придет время. И там он видел только искреннюю любовь женщины-простолюдинки, которая была научена жизнью ничего не ждать…

Открытость ее взгляда тронула его, как это случилось, когда он входил в ее дом в Дарвентоне. Как будто их связывала дружба, длившаяся больше, чем эти последние месяцы, и связь, более тесная, чем любовь и удовольствие. Это выбивало его из колеи и постоянно терзало.

Он страстно поцеловал ее, а затем положил свою голову ей на грудь, и одержимость, которая не имела ничего общего с желанием, как обычно, отошла куда-то в сторону.

Конечно же, он не мог позволить ей уйти. Когда придет время, он найдет способ удержать Мойру. Когда она рядом с ним, он ощущает себя в другом мире, в котором по мановению волшебной палочки изменяется все: земля, скалы, каждое растение…

Ее ласковые руки успокаивающе обняли его плечи: так успокоить могла только она. Я чувствую себя, как будто весь мир вокруг изменился: земля, скалы и каждое растение… Ее слова, произнесенные шепотом в ту ночь, когда они впервые занимались любовью, смутили его именно потому, что звучали так знакомо…

Его мысли потянулись к чему-то, прятавшемуся в тумане. Ему казалось, будто когда-то он уже чувствовал эти объятья…

Она держала его, как мать может держать ребенка.

Или человека, которого оплакивают.

Или кого-то, испытывающего боль или отчаяние.