— Так не получится.

— Похоже, что не получится. Кровать слишком мала.

— Кровать ни при чем, Аддис. Даже на земле… — она начала хихикать. — Где ты набрался этих идей?

— В моих мечтах, — он засмеялся, распутывая узел хитросплетенных конечностей, созданный им самим. Это потребовало некоторых усилий.

Она вытянулась и обняла его своим телом и… всем сердцем. Ей нравились его игривые эксперименты, но, по правде говоря, им обоим доставляло особое удовольствие простейшая форма занятия любовью.

Он лег сверху и вошел в нее. Запахи ранней весны просачивались в палатку с первыми лучами солнца.

— Я видел, что ты разговаривала вчера с аббатом. Он снова бранил тебя?

— Совсем немного. Так как твои военные лагеря находятся на его землях, он чувствует себя обязанным выполнять свой долг порицания греха. Самую худшую брань он сохраняет для блудниц, находящихся в лагере, но даже тогда сердце его не будет успокоено.

Чрезвычайное удовольствие поглотило его, как это происходило всегда, и он сопротивлялся порыву пошевелиться.

— Он хочет избавиться от Саймона как от соседа, который на многое смотрит сквозь пальцы, ручаюсь. Он не спорил, когда я принес письмо от Стратфорда, приказывающее аббатству разрешить мне использовать их земли.

Она провела пальцем прерывистую линию вверх по его спине, заставив его втянуть воздух сквозь зубы.

— Тебе повезло, что епископ решил помочь тебе.

— Это было не просто везением, Мойра.

— Как это так?

Сильное желание прервало его терпение.

— Я объясню когда-нибудь в другой раз.

Позже они шли, впитывая в себя свежесть воздуха, по туманному полю на вершину холма, где их ожидали шесть часовых. Они схватили одного из людей Саймона. Каждый день шпионы из Барроуборо рассылались по всему району, чтобы попытаться обнаружить месторасположение войск, которые, как было известно Саймону, должны были вот-вот подойти. До сих пор ни одному из людей, обнаруживших лагерь, не было разрешено вернуться, и Саймон не знал, что судьба его уже стояла на пороге.

Аддис, допросив пленника, отправил его в темницу аббатства, затем вернулся и взглянул на лагерь.

— Впечатляюще, — сказала Мойра, осматривая палатки и костры, простирающиеся вдаль. Он обнял ее. Она прижалась спиной к его груди и уютно устроилась под широким рыцарским плащом. Они вдвоем смотрели на тускло светящееся пятно восходящего солнца, пробивающееся сквозь низкий туман.

— Впечатляюще, но недостаточно.

— Что, все еще недостаточно? Даже с пехотинцами королевы?

— Барроуборо трудно одолеть, скоро должен прибыть Уэйк, но даже с армией, которую он приведет, и лучниками, присланными Ланкастером, нет никакой уверенности…

— Помощь такого количества людей делает честь твоей семье.

— Частично. Как и помощь Стратфорда, это попытка отплатить мне и также, главным образом, заявка на мою поддержку, если я добьюсь успеха. Уже сейчас власть предержащие в королевстве создают свои союзы и плетут новые интриги. Это будет продолжаться, пока молодой Эдвард не наденет собственную корону.

— Даже если один король отречется, а другой будет коронован, ничего не изменится, — она покачала головой. — Мне жаль их обоих. Отец стоит перед лицом смерти, а мальчик — перед лицом неизвестности.

Ей действительно было жаль, так как она видела их обоих. Аддис брал ее с собой, когда его выбрали в состав свиты, направлявшейся в Кенилворт, чтобы заставить короля отречься от престола. В тот день не только дворяне предстали перед Эдвардом, но и представители всех классов королевства. Священники и монахи, крестьяне и купцы, магнаты и ремесленники убеждали заточенного короля уступить трон своему сыну. К счастью, Эдвард согласился, но Мойра была не единственным человеком, плакавшим при виде мужчины, который был уничтожен из-за того, что судьба приговорила его родиться для жизни, которой он не подходил.

— Мальчик стоит перед лицом неизвестности, но мне кажется, что у него хватит смелости преодолеть это, — сказал Аддис.

— Да. Ему только пятнадцать, а это уже заметно. Я видела, как он наблюдал за своей матерью и Роджером Мортимером, полагающими, что корона принадлежит им, даже если носить ее будет Эдвард. Кажется, он не упустит своего.

Мойра тоже не упустит. Он взял ее с собой на коронацию. Одетая в бархатное платье его матери, она выглядела настоящей леди, с грацией и манерами жены лорда. Она не хотела идти, но наступил такой момент, когда желание присутствовать на таком великом торжестве стерло всю неловкость. Случайность рождения — так называл Рийс общественное положение человека, и это никогда не звучало более правдиво, чем в том большом зале, и ничем не было доказано сильнее, чем событиями последних недель.

— Он сделан из того же теста, что и его дед. Скоро принц Эдвард достигнет того возраста, когда сможет управлять страной сам, без чьей-либо помощи. До этого времени королеве и ее любовнику понадобится обсуждать вопросы с советом.

— Я не думаю, что они будут прислушиваться к совету.

— Я тоже. И наш новый король тоже так полагает. Он говорил со мной и кое с кем еще. Он нашел способ, чтобы сказать мне несколько слов с глазу на глаз.

Она удивленно повернулась.

— Ты мне ничего об этом не говорил.

— Он сказал совсем немного. Гораздо большее скрывалось в выражении его лица и тоне. Фактически он начал со слов восхищения тобой. Ему только пятнадцать, но он высоко ценит прелесть женской красоты.

Она улыбнулась и толкнула его локтем.

— Серьезно, что он сказал?

— Что у моей леди, оказывается, самая очаровательная грудь, которую он когда-либо…

— Аддис!

— Клянусь, я цитирую его слово в слово. А затем он посмотрел на свою маленькую Филиппу и сказал, что Мортимер уверил его, что, хотя она не из очень славного рода и не красавица, но ее полные бедра означают, что она будет плодовитой. Он улыбнулся, как старик, и добавил, что Мортимер не рассчитал истинную ценность дочери графа, которая будет состоять в ее верности и любви, и что его жена будет его первым и самым значительным союзником. А затем, после упоминания о союзниках, он спросил, как продвигаются мои приготовления с Барроуборо, и предложил попросить помощи у матери.

Она смотрела на палатки, над которыми развивались королевские флаги.

— Ты имеешь в виду, что тебе помог молодой Эдвард, а не королева…

— Это была королева, но она сделала это по его предложению. Я сомневаюсь, что Изабелла знает, что он говорил со мной об этом. Таким образом, она думает, будто купила мою преданность, в то время как истинным источником этой помощи является принц.

Аддис с Мойрой спустились с холма и прошли через лагерь. Остановившись возле костра неподалеку от их палатки, он снова укутал ее плащом. Она чувствовала себя очень хорошо, стоя рядом с ним. Ему было интересно, испытывала ли она такое же настроение, когда они занимались утром любовью. Скоро все это войско двинется в путь. Они никогда не говорили об их расставании, которое, по ее предположению, произойдет, когда Барроуборо падет, но эта мысль не покидала его. Он приветствовал прибытие каждого человека в их лагерь со смешанным чувством облегчения и обиды.

Внезапно появившаяся лошадь возмутила утреннее спокойствие. Всадник спрыгнул с коня подле них и указал на юг.

— Войско. Примерно с милю отсюда. Кажется, повернуло с запада. Это, скорее всего, Уэйк.

— Сколько человек?

— Возможно, от сорока до семидесяти.

Аддис нахмурился. Предполагалось, что Томас приведет с собой, по крайней мере, двести человек. Уэйку не нравилось то, что он видел Мойру в Лондоне, но будущий тесть дал Аддису знать, что понимает его. Хотя многие брачные союзы и являлись в большей степени деловыми соглашениями и новоиспеченные мужья содержали любовниц, Уэйк мог передумать, если вдруг придет к выводу, что привязанность Аддиса слишком сильна.

В таком случае, зачем тогда вообще беспокоиться и приходить? Нет, скорее всего, он разделил своих людей так, чтобы они привлекали меньше внимания. Аддис чувствовал себя разочарованным таким очевидным объяснением. Он нуждался в Уэйке, но если тот сам отступил от соглашения…

Аддис жестом подозвал часового и взял у него повод коня. Часть его души, которая втайне желала, чтобы Уэйк отказался, несмотря на любые последствия, заставила его посадить Мойру на лошадь. Она сопротивлялась.

— Я подожду в палатке.

— Ты поедешь со мной. Он уже знает о нас. Томас будет в этом лагере несколько дней, прежде чем мы тронемся в путь, и я не собираюсь заставлять тебя прятаться.

Рыцарь взобрался на лошадь и посадил Мойру позади себя.

— Глупо делать такие заявления, когда я нахожусь у тебя за спиной, — прошипела она ему сзади.

Возможно. Но он проклянет себя, если отречется от нее, позволит благоразумию развести их или станет относиться к ней хуже, чем она того стоит.

Они рысью проскакали через лагерь и остановились ждать на южной стороне. Прибывающие войска появились в поле зрения в низком тумане. Командир войска заметил их и галопом поскакал навстречу.

Длинные светлые волосы всадника развевались сзади. По приближении к ним он сбавил ход, и лошадь перешла на шаг, пока не поравнялась с Аддисом. Голубые глаза пристально взглянули на них, остановившись на Мойре, и на несколько ударов сердца воцарилась абсолютная тишина.

Рэймонд улыбнулся и указал рукой на приближающихся людей.

— Смог собрать только шестьдесят человек! Что делать, ведь сейчас время сева, но по крайней мере, эти люди приучены драться. Может быть, тебе следует подумать о том, чтобы вести свою следующую войну не во время посадки или сбора урожая, как это делают все другие, брат?

Аддиса не обманула напускная легкость его тона. Друг больше не сердится, но и не одобряет. Рыцарь протянул руку, и Рэймонд сделал то же самое, приветствуя его в дружеском рукопожатии.

— Я благодарен за то, что ты пришел.

— Не мог упустить случая посмотреть, как будут сдирать шкуру с этого змея. Саймон чересчур коварен. Никогда не любил его, даже в молодости. Я всегда считал за честь, когда мы оказывались вместе за одним столом у твоего отца. Кроме того, мы оба знаем, что Бернард покинет свою могилу и будет являться мне как приведение, если наша семья не выполнит свой долг помощи тебе.

— Очень рада снова видеть тебя, Рэймонд, — сказала Мойра, когда они повернули коней обратно в сторону лагеря.

— А Я тебя. Любовь делает твои глаза еще красивее, Мойра. Как я вижу, этот рыцарь тебе подходит, — слова прозвучали с натянутой веселостью, но в то же время нарушили неловкость.

— Да, он мне прекрасно подходит, — сказала она, смеясь.

В палатке Мойра, извинившись, вышла. Рэймонд наблюдал за тем, как она уходит.

— Ты, должно быть, действительно ей подходишь, если она позволила тебе подарить ей бархатные платья. От меня она бы ничего не взяла.

— Это вещи моей матери.

— Не обижайся. Я не говорю о том, что ты купил ее. Если бы несколько платьев — это было все, что ей нужно… Мойра — гордая женщина на все сто процентов. Должно быть, это настоящая любовь, если она поступается своей гордостью.

Она поступилась своей гордостью. Мойра ходила по лагерю, как будто то, что она живет с человеком, который не является ее мужем, совершенно не позорило ее. Она решила для себя, что этот отрезок времени и это место существуют за пределами нормального мира и его правил. Аддис негодовал при виде случайных неодобрительных взглядов, бросаемых ей вслед, и слыша напоминания аббата о наказании за ее грехи.

— Я думал, что ты из-за этого не приедешь. Рэймонд пожал плечами.

— Она всегда говорила мне, что считает меня своим братом. Я не знаю, какие слова, сказанные когда-либо женщиной мужчине, могут быть более удручающими, чем эти. И я подозреваю, что она поклялась никогда не быть такой, как мать. Если она так изменилась с тобой, то я решил, что, возможно, это к лучшему. Леди Матильда предпочтет, естественно, своих собственных детей, когда они появятся. Для Брайана хорошо, что в твоем доме есть любящая тебя Мойра.

— Она не изменилась. Она намеревается вернуться в Лондон, когда я закончу здесь все свои дела.

Рэймонд удивленно посмотрел на него.

— С любой другой женщиной я бы сказал, что это просто разговоры. А ты позволишь это?

— Вряд ли мне удастся лишить ее свободы.

Такая мысль никогда не приходила ему в голову. Рэймонд усмехнулся.

— Сделай ей ребенка, и она забудет весь этот вздор. Господь знает, как сильно он старался, отчасти ради того, чтобы иметь весомый аргумент при разговоре с ней.

Он чувствовал, что Мойра тоже на это надеялась, как будто ребенок станет олицетворением их союза. Тогда их любовь будет иметь продолжение, и будет жить долго, даже если они разойдутся навсегда. Когда у нее начались месячные на прошлой неделе, он молча разделил ее разочарование. Воины долго не говорят о женщинах, и Рэймонд перешел к обсуждению вопросов стратегии, разработанной Аддисом. Но все то время, пока он радовался встрече со своим старым другом, часть его души находилась в лагере вместе с ней. Он твердо знал, чем она будет заниматься, как и то, чем будет занят он. Они оба с опасением ждали приближения момента, ведущего его к победе — победе, которую они страстно желали и перед которой трепетали.

На следующее утро Мойра подождала, пока он оденется и выйдет из палатки, а затем уже сама встала с постели. Ночь была сладкой и трогательной, несколько часов блаженной близости, когда они обнимали друг друга и разговаривали. Он рассказал ей о своих планах на следующие несколько дней, но сама тема не имела особого значения, главное заключалось в том, что они делились своим теплом и разговаривали. Она подозревала, что таким способом ее любимый пытался сгладить напряженность, которая возникла после приезда сначала Рэймонда, а затем и Томаса Уэйка. Вчера как прошлое, так и будущее вторглись в их «настоящее».

Прошлой ночью несколько раз она видела в глазах рыцаря то выражение, которое все чаще появлялось у него за прошедшие дни. Оно содержало вопрос, который он не решался задать, и на который она бы ему не ответила. Ты действительно уедешь и положишь всему конец?

Ее сознание все еще настаивало на разумном решении, но сердце вело беспощадную битву против здравого смысла. Сейчас она заставила себя просто забыть об ожидаемом расставании, чтобы его тень не затуманила счастье, которое оба они испытывали в этот момент. Приезд Томаса Уэйка напомнил ей, что очень скоро наступит момент, когда ее решимость будет подвергнута испытанию. Она не сомневалась, что это будет точный момент времени, когда станет очевидно, должна ли она покинуть его или продолжать идти вместе с ним.

Она надела простое шерстяное платье и накидку, позавтракала хлебом и сыром. Вчера вечером Аддис настоял на том, чтобы она поужинала вместе с ним и остальными, но Мойра чувствовала, что любая женская компания, а тем более ее присутствие было неуместным. Сегодня она попытается не попадаться никому на глаза и использовать эту возможность, чтобы сделать то, что она давно запланировала.

Она взяла корзину и остановилась около повозки с припасами, чтобы набрать кувшин вина, а затем направилась к загону, где держали скот. Конюх, заметив ее, подошел, и Мойра объяснила, что ей требовалось. Ко времени, когда солнце полностью взошло, она уже находилась в пути в небольшой повозке, запряженной ослом, направляясь к дороге, ведущей к аббатству.

Дорога к тому месту, куда она направлялась, заняла большую часть утра, так как войско Аддиса разбило лагерь в самых южных пределах владений аббатства. Мойра приехала в деревню Уитли как раз, когда люди пришли с полей, чтобы пообедать.

Лукас Рив вышел на порог, когда услышал приближение ее повозки. Приятное удивление загорелось в его глазах.

— Джоан, женщина лорда приехала! — он привязал поводья к столбу и помог ей спуститься. — Как раз к обеду, Мойра. Заходи и расскажи, как поживает сэр Аддис.

Мойра выставила вино и заняла почетное место за их скромным столом, но ела она немного: так, чтобы двое детей Лукаса не пострадали от ее неожиданного визита. Когда они узнали, что она провела последние месяцы в Лондоне, они забросали ее вопросами о тамошних важных событиях.

— Ну, мне кажется, что сейчас, когда король со своими друзьями оказался не у дел, эти земли достанутся господину, которому предназначались Господом, — Лукас удовлетворенно улыбнулся.

— Королевский совет вернул поместье Аддиса, но Саймон не признал это решение, — объяснила Мойра.

— В это я могу поверить. Он живет как граф, качая соки из людей и земли, лишь бы увеличить свои богатства. Если он вернет Барроуборо, то снова станет бедным рыцарем, останется ни с чем. И если будут покараны те свиньи, которые присоединились к Деспенсеру на задворках королевства, то ему, конечно, лучше прятаться за своими стенами.

— Это объясняет вести, которые мы получаем из других деревень, — сказал старший сын, — что Саймон призывает всех, кто несет воинскую повинность. Должно быть, готовится к осаде.

Их глаза обратились к Мойре в ожидании комментария.

— Это не секрет, что Аддис придет, — сказала она. — Он обещал Саймону, что сделает это.

— Да, но вопрос — когда, — с задумчивой усмешкой произнес Лукас. — И если ты здесь сейчас сидишь, мне становится интересно, где сейчас сидит лорд.

Это и являлось причиной, по которой она приехала сюда, и Мойра тщательно подбирала свои слова.

— Не в Барроуборо, но уже достаточно близко. Информация взбудоражила их.

— Слава Богу! — воскликнул Лукас. — Достаточно ли он привел войск? Его дед построил здесь адскую крепость.

— Аддис говорит, что с такими крепостями, как Барроуборо, войск никогда не будет достаточно.

— Скажи нам, где он, и каждый человек, способный нести дубину, пойдет к нему. Я служил пикинером во время шотландских войн и могу делать то же самое сейчас, несмотря на мои седые волосы. Проклятье, ему следовало призвать нас!

— Он не станет подвергать вас риску. Если лорд проиграет, то вы будете отданы на милость Саймону.

— Мы лучше умрем как мужчины, чем потихоньку сдохнем от голода. Черт побери, да завтра мы все можем умереть от лихорадки! Весть о падении короля пришла неделю назад, и люди жаждут довести дело до конца и расправиться с этим ублюдком в его логове. Направь нас к сэру Аддису, и к утру сотни людей, готовых разнести те стены голыми руками, будут уже в пути.

— Я не могу. Если эта новость разойдется по домам, то Саймон непременно услышит ее, а Аддис хочет сделать ему сюрприз. Но когда он придет, вы об этом узнаете, и если весточку разослать по всем селениям…

— Будет сделано, Мойра. Возможно, мы не принесем много пользы, шелуша стены и тому подобное, но каждая пара рук может оказать помощь, и лишняя тысяча человек, заполнивших поле битвы, внушит Саймону страх Господний, что само по себе уже стоящее предприятие. Любой крестьянин, несущий таран, освободит профессионального воина для атаки на стены.

Она погрузила корочку хлеба в суп.

— Лорд Аддис не знает, что я приехала сюда. Ему может не понравиться, что я вмешиваюсь в его дела…

Лукас усмехнулся и погладил ее руку.

— Никто за этим столом не проговорится, что кто-то нас предупредил. Кто узнает, что оружие, которое у нас есть, было заточено заранее? Лорды не считают нас полноценными солдатами в своих войнах, но мы уже давно доказали обратное. Ты одна из нас, Мойра, и знай, что даже вилланы имеют права, которые стоят того, чтобы за них боролись. Это будет хорошая месть: встать вместе с сыном Патрика, несмотря на то что ждет в конце — победа или смерть. Молодой хозяин, может быть, не надеется на нас или думает, что в нас нет нужды, но когда мы придем, он будет этому рад.

Лукас и его сыновья занялись планированием дальнейших действий, а Мойра повернулась к Джоан.

Мужчины уже засобирались на поле, как вдруг на тихой улочке раздался грохот конских копыт. Резко прозвучал приказ — всем селянам покинуть свои дома. Сидящие за столом притихли, напряженно застыв, Лукас выглянул на улицу и выругался.

— Из Барроуборо! Шесть человек. И этот рыжеголовой дьяволенок Оуэн — во главе.

Оуэн! Он может узнать ее. Мойра с безумной надеждой осмотрела маленький дом, но в нем негде было спрятаться.

— Все крепостные Барроуборо — на улицу! — резкие голоса выкрикивали приказ снова и снова. — Все на улицу, или ваш дом будет сожжен!

Вместе с командами стал слышен топот выгоняемых людей и крики женщин.

— Стой за нами, Мойра, — решил Лукас. — Чего бы они не хотели, все скоро закончится.

Староста с сыновьями вышли наружу, став так, чтобы защитить женщин. Мойра затаилась за Лукасом и опустила глаза. Она молилась, чтобы она выглядела как простая вилланка, несмотря на свое полотняное платье, покрывало и прекрасную шерсть накидки. Если повезет, никто из этих людей просто не заметит ее…

У нее пересохло во рту, когда на улице воцарилась тишина, и Оуэн двинулся вдоль череды выстроившихся людей. Он остановился напротив их маленькой группы, но, с другой стороны, Лукас был старостой деревни. Она быстро взглянула на пламенеющие волосы и стальные серые глаза и попыталась еще дальше забиться за спины мужчин.

— Добрый день, сэр Оуэн, — дружески поздоровался Лукас, как будто шесть рыцарей поднимали всю деревню каждый день.

— Я прибыл с посланием от вашего господина, — сказал Оуэн. — Люди этой деревни должны привести всех лошадей, ослов и скот в Барроуборо перед наступлением темноты. Также все зерно урожая прошлого года, которое хранится у вас.

— Это странная просьба, ваша милость.

— Это не просьба, — прорычал Оуэн.

— Это не входит в традиции и обязанности… Летящий кулак Оуэна прервал его речь, и силой удара староста был сбит на колени. Оставшись незащищенной спиной Лукаса, Мойра еще ниже опустила голову.

— Все, что есть здесь, принадлежит ему. Ваша жизнь принадлежит ему, если лорду это потребуется. Любой житель деревни, пойманный на тайном хранении зерна, потеряет руку, которая попыталась украсть у господина то, что ему принадлежит!

Он говорил с Лукасом, но жители деревни приблизились, чтобы послушать. Плотное кольцо бдительных глаз смотрело на мечи, держащие их на расстоянии.

Лукас выпрямился и встретился взглядом с Оуэном.

— А что хочет сделать сэр Саймон со всем зерном и скотом? Он планирует устроить праздник, который будет означать голодную смерть всех его людей?

— Причины — это не твое дело. Беспокойся только о повиновении своих людей. Как человек господина, ты будешь нести личную ответственность за исполнение приказа.

— Да, все будет сделано. И вы правы. Я действительно человек лорда Барроуборо в этой деревне, и горжусь честью так называться.

У Мойры захолонуло сердце от истинного значения этих слов. Согласие Лукаса успокоило агрессивность Оуэна.

— До наступления темноты, — повторил он более спокойным голосом.

Она видела носки его сапог. Они начали поворачиваться. Задержав дыхание, с чувством облегчения она ждала, пока минует опасность.

Оуэн остановился. Лукас и его старший сын постарались незаметно прижаться друг к другу. Он повернулся обратно, и пошел вперед. Сердце Мойры вновь наполнилось страхом, она стиснула зубы и пожелала, чтобы Господь сделал ее невидимой.

Сапоги подошли ближе. Лукас и его сын были отброшены в стороны, открывая брешь отчаянного страха, который внезапно посмотрел ей в лицо. Рука схватила ее подбородок и резко подняла его вверх, пока серые глаза не встретились с ее глазами.

Вторая его рука приподняла покрывало так резко, что булавки разлетелись в стороны. На его недружелюбном лице расплылась счастливая улыбка.

— Прекрасно. Мне интересно, что это делает балтийская принцесса-рабыня так далеко от Лондона и своего господина?

Только после полудня Аддис понял, что Мойры нет в лагере. Когда она не появилась на обед, он предположил, что она решила дать возможность рыцарям обсуждать военные вопросы не в присутствии женщины. После обеда его глаза по привычке высматривали ее, когда он ходил по лагерю, но она так и не появилась. Он успокоил себе тем, что она поехала помолиться в аббатство или пошла позаботиться о больных, но с каждым часом его беспокойство нарастало. Закравшиеся в душу сомнения, в конце концов, привели его к конюху, смотревшему за лошадьми.

От него Аддис узнал, что рано утром она тронулась в путь.

Его мгновенно охватило оцепенение. Прямо там, перед нервничающим конюхом, его тело стало оболочкой, лишенной чувств или ощущений. Маленькая частичка его души, не поддавшаяся этому состоянию, существовала отдельно от физического восприятия.

Мойра не вернется — он просто знал это. Она ушла так, как она сказала, но быстрее, чем предупреждала.

Он думал, что, когда это произойдет, он будет чувствовать злость или боль, но не эту страшную пустоту. Он уставился на конюха, смутно замечая, что этому человеку все больше становится неловко. Чувства его рассеялись, и притуплённое сознание попыталось понять, почему она не подождала несколько оставшихся дней.

Ему не стоило оставлять ее одну сегодня утром! Он видел, как присутствие Рэймонда и Томаса Уэйка выбило ее из колеи во время последнего ужина, и ему пришлось потратить всю ночь на утешения. Оба мужчины были очень обходительны с ней, но каждый из них ассоциировался у нее с чем-то неприятным, и до конца ужина Аддис чувствовал, что душой она уходит в тень, даже когда на ее лице играла улыбка.

По крайней мере, подумал он, оба они старались быть вежливы. Если бы он узнал, что Рэймонд или Томас сказали что-то, что могло ускорить ее отъезд, он убил бы их, не задумываясь. И даже если бы пришлось сделать это сейчас, ничто даже не взбудоражило бы его кровь. Так как крови у него теперь не было, равно как не было ни плоти, ни костей… не было ничего…

Конюх переминался с ноги на ногу, беспокоясь, что его накажут. Это движение вернуло Аддиса к осознанию того, где он находится.

— Она взяла что-нибудь с собой?

— Только корзину.

Ни дорожного сундука, ни одежды… Хотя нет, это были вещи его матери. Она бы не взяла их с собой. Только корзину. Зная практичность Мойры, она бы могла прожить неделю только с одной корзиной.

— Она сказала, куда направляется?

Конюх, понимая, что должен был спросить, отрицательно покачал головой и съежился.

Аддис размашистыми шагами пошел прочь, и непослушные ноги привели его на вершину холма. Он слепо осмотрел все вокруг, зная, что все равно ничего не увидит. Она ушла много часов назад. Он послал бы человека в аббатство, чтобы использовать маленький шанс, подтверждающий, что она отправилась поговорить с аббатом, но он знал, что ее там не окажется.

Его чувства стали понемногу приходить в относительный порядок, тело — просыпаться, восстанавливая свою целостность. Новые ощущения струйкой стали заполнять образовавшуюся пустоту. Он прищурил глаза и вгляделся в дорогу, по которой она, должно быть, поехала.

Ожесточенная ярость внезапно вспыхнула в нем, как молния, бьющая в землю. Ни единого слова. Ни единого знака. Проклятье, она должна была попрощаться! Они оба должны были сделать это. Даже если Мойра подумала, что он будет отговаривать ее, она должна была дать ему шанс сделать это. Она что, думала, что это касается только ее жизни, ее будущего и ее выбора?

Он цеплялся за злость, так как знал, что это единственный плот, спасающий его в бушующем море. Раньше ему уже доводилось ощущать такое оцепенение. Совсем недавно, в Барроуборо. Один раз — в балтийских землях. Давно, во снах, в воспоминаниях от которых осталось только путешествие в отчаяние. Не буйное море, а чарующе спокойное, теплое и гостеприимное, с маленькими водоворотами. Такими успокаивающими, что они могут убаюкать человека в вечный сон.

Он вспомнил, какой видел ее утром, прежде чем выйти из палатки. Она казалась спокойной и безмятежной, со светлой кожей, укрытой густыми ниспадавшими волосами каштанового цвета. Она пошевелилась, заметила его и подняла мягкую руку, которую он поцеловал…

Это было последнее прикосновение к ней, последний взгляд! У него было право знать все! Прошлой ночью, когда они проводили с Мойрой, как оказалось, последние часы, ей следовало сказать ему об этом, тогда бы он говорил о чем-то значащем.

Он окинул взором сотни людей, расположившихся перед ним. Аддис опасался этой битвы, потому что победа означала потерю Мойры, но сейчас его обуяло страстное желание завершить начатое дело. Он разнесет в клочья эти стены, если это понадобится для победы. Он сядет в кресло отца и заявит о данных ему с рождения правах. Он возьмет власть в свои руки и покажет свою мощь!

А затем, когда он выполнит свой долг, он найдет ее.

Рыцарь решительно спустился вниз к лагерю и поднял несколько человек на поиски Мойры, а еще часть послал в аббатство. Безнадежно, конечно, но он удостоверится, что она не вернется. Охваченный разочарованием и досадой, он ходил по лагерю, сообщая рыцарям и свите, что они выступают в путь завтра утром. По мере своего движения он заставлял войско в том же темпе суетиться в приготовлениях.

Злость держалась в нем до самого вечера, даже когда он сидел рядом с Рэймондом у костра возле своей палатки. Его старый друг был достаточно умен, чтобы не комментировать отсутствие Мойры и изменение его настроения. Они говорили о делах и планах на утро, пока Рэймонд не ушел.

Аддис остался у костра. Он не входил в палатку весь день, не хотел делать этого и сейчас. В ней осталась одежда, благоухающая ее ароматом, и другие предметы, напоминающие о ней. Если он увидит и дотронется до этих остатков ее присутствия, то может выпустить плот из своих рук.

Невдалеке послышались какое-то неясное волнение и шум, медленно спускающийся вниз с холма. Как маленький вихрь, он ворвался в лагерь и стал быстро извиваться между палатками и кострами. Аддис наблюдал за его движением, оторвавшись на секунду от своих мыслей. Когда шум приблизился, он материализовался в Ричарда и Маленького Джона, тянувших какого-то запыхавшегося крестьянина.

— Еще одного поймали, — торжественно заявил Ричард, бросая человека на землю. — Должно быть, у Саймона заканчиваются шпионы, если он уже стал использовать своих вилланов. Не стал отвечать на наши вопросы. Сказал, что он крепостной Барроуборо и будет говорить только с тобой.

Человек осматривался по сторонам, широко раскрыв глаза, пока его пристальный взгляд в конце концов не остановился на Аддисе. Это был молодой парень, почти совсем юноша, и Аддису он показался знакомым. К его удивлению, шпион медленно подполз к нему и встал на колени.

— Я не от Саймона, мой господин. Я Геральд, сын Лукаса, из деревни Уитли.

— Я помню тебя. Что ты здесь делаешь?

— Ищу тебя и твою армию. Этот ответ совсем не радовал.

— Как ты узнал о том, что войско здесь?

— Я не знал, милорд. То есть знал, но неточно. Она сказала, что это неподалеку и мы узнаем месторасположение, когда вы выступите против Саймона. Я это обдумал и решил, что вы находитесь на юге от Уитли, если бы мы знали об этом с самого начала…

Он застыл, когда сумбурные слова крестьянина обрели для него смысл.

— Она?!

— Да. Женщина по имени Мойра, — Геральд просунул руку под свой жакет и вытянул кусок ткани.

Аддис развернул его на своих коленях. Покрывало! Одно из ее наголовных покрывал. Остатки злости утонули в чувстве облегчения и страхе.

— Где она?

— Вот почему я отправился на ваши поиски, милорд. Она была в деревне, когда внезапно появился Оуэн. Он узнал ее и забрал. Моего отца тоже…

Аддис поднялся и пошел в темноту, хотя Геральд еще не закончил. Он прижал покрывало к своему лицу и вдохнул еле слышный аромат ее волос. Она не ушла, а только поехала навестить деревню, откуда это все началось.

И Оуэн нашел ее там. Мойра находилась у Саймона, а она знает месторасположение войск. Он может пытать ее, чтобы узнать эту информацию, если предположит, что она ею владеет.

Абсолютная радость вспенилась в нем, смешалась с искренним чувством вины, вызванным тем, что он так быстро составил ошибочное мнение о ней, и с потрясшим душу ужасом от сознания того, что она в опасности.

Аддис взглянул Ричарда.

— Как долго отсюда добираться до Барроуборо? Только воинам. Повозки и снаряжение могут следовать за нами. Если мы сделаем марш-бросок?

— Около пяти часов.

Он посмотрел на небеса. Ночь была темной из-за туч, но они расступились, чтобы показать светящийся полный диск луны.

— Тогда до рассвета, если мы побыстрее тронемся в путь.

— Конечно же, перед рассветом. Не думаете же вы делать марш-бросок ночью?

— Я действительно так думаю. Оповестите всех. Я хочу, чтобы все были готовы как можно быстрее. Мы не будем ждать завтрашнего утра. Мы идем сейчас, и мы возьмем с собой лишь то, что нам нужно.

— Надвигается дождь, и даже если он не пойдет, в темноте мы можем потерять половину людей!

— Луна вышла. Света нам будет достаточно. Ричард был близок к вспышке гнева.

— Облака могут снова закрыть луну в одно мгновение!

Этого не произойдет, — он с улыбкой повернулся в сторону своего ошеломленного сенешаля. — Она будет светить нам всю ночь. Она должна мне эту небольшую услугу.