Войдя в кабинет Джулиана, Леклер, ни слова не говоря, сразу же прошел к бару, налил себе бокал портвейна и опустился в кресло у камина рядом с хозяином кабинета.

Таким разбитым и уставшим он Леклера еще не видел. Казалось, глубокая складка, образовавшаяся на лбу, останется навсегда.

– Полиция – ослы! – без предисловий начал Леклер. – И где только набирают таких идиотов? Особенно этот Лавджой. Должно быть, он состоял на тайной службе у графа и теперь потерял работу. С чего бы иначе он так обвиняет теперь Пен?

– Кстати, как держится Пен? – спросил Джулиан.

– Между прочим, очень бодро! Пожалуй, даже бодрее, чем я. Честно говоря, я чертовски устал? Больше всего меня убивает то, что ее ожидает ужасное будущее. И я ума не приложу, чем ей помочь.

Джулиан отложил в сторону книгу, которую читал до прихода Леклера.

– У меня есть одна идея, как ей помочь, – сказал он.

– Серьезно? За этим ты меня нашел? Говори же? Ради Пен я готов на все.

– Даже на то, чтобы совершить нечто непорядочное? – прищурился Джулиан.

– К черту порядочность! Речь идет о свободе моей сестры! Что у тебя за план? Говори же!

– План, в сущности, очень прост: вместо Пен в тюрьму сядет другой человек.

– Кто именно? Никто ведь не знает, кто на самом деле убил графа. Даже Найтрйдж теряется в догадках.

– Видишь ли, Верджил, – начал Джулиан, – дело в том, что в ту роковую ночь я не сразу пошел домой после клуба. Но и к Пен я не пошел. Часа с два я просто бродил по улицам. Никто меня не видел. Где я был? Это известно только Богу и мне. А потом я пришел к Пен. Твой дворецкий может подтвердить, в каком именно часу.

Взгляд Леклера стал совсем мрачным. Он долго молча глядел в камин.

– Нет, Джулиан, – заговорил он наконец, – воля твоя, я не могу это сделать! Не позволю, чтобы ты жертвовал собой!

– Ты уверен, что я действительно жертвую собой? Леклер кинул на него быстрый взгляд.

Джулиану потребовалось огромное усилие, чтобы в его глазах Леклер не смог ничего прочитать. Повисла долгая, напряженная тишина.

– Леклер, – произнес Джулиан, – здесь в столе ты найдешь бумаги, написанные моей рукой. Просмотри, что в них. Возможно, ты и сам заподозришь меня в убийстве графа!

Он поднялся с кресла.

– Черт побери, Джулиан, – взорвался Леклер, – неужели ты и впрямь хочешь, чтобы я…

– Именно этого я и хочу, Леклер.

– Но это же...

– Непорядочно? А кто сам только что сказал: «К черту порядочность!»?

– Я не имел в виду тебя! Ты все-таки мой друг, и я ни на мгновение не верю, что это сделал ты!

–Ты уверен в этом? А если тебе мешает наша дружба, что ж ... с этой минуты можешь считать, что мы больше не друзья. Леклер молча уставился на него. Не дожидаясь его ответа, Джулиан вышел.

Через час он, однако, вернулся в кабинет.

Леклер сидел за столом, что-то читая. Перед ним лежало множество бумаг: одни в беспорядке, другие сложенные в стопку. Очевидно, он специально отобрал их.

Подняв глаза на вошедшего Джулиана, он отложил бумагу и откинулся в кресле.

– Здесь есть очень старые, – сказал он.

– Да, – кивнул Джулиан.

– Я, разумеется, нашел те, где ты строишь планы убить Глазбери. – Он указал на отдельно лежащую стопку. – Точнее, не убить, а вызвать на дуэль или что-то в этом роде.

– Что ж, – отрешенно проговорил Джулиан, – полагаю, этого будет достаточно. А впрочем, на всякий случай возьми все. Чем полнее будет моя история, тем меньше у них будет подозрений, что я просто решил спасти Пен, заменив ее собой.

Леклер кинул взгляд на бумагу, которую только что читал.

– Черт побери, Джулиан! Ведь когда ты написал эту поэму, тебе было всего лет шестнадцать! А эти письма... я даже не понял, когда ты их писал.

– Разве?

– Скорее всего тогда же. Я что-то такое припоминаю. Кажется, Милтон упоминал тогда, много лет назад, что ты неравнодушен к Пен. Но, честно говоря, я думал, что это было юношеское увлечение и теперь уже давно прошло.

Леклер посмотрел на него с нескрываемым удивлением.

– Я сам тогда думал, что увлечение не так уж и сильно, с годами пройдет. Более того, я хотел, чтобы оно прошло! Надеялся, пытался заставить себя разлюбить ее. Все впустую! Ты, должно быть, считаешь меня идиотом.

– Господь с тобой, нет! Я просто поражен, столько лет ты был верен одной любви.

– Возьми эти бумаги, Леклер. Полагаю, они будут достаточным доказательством. Да плюс свидетельства о моем резком разговоре с графом в клубе и о том, что после клуба я два часа был неизвестно где. Можно сказать, я сам облегчаю работу полиции.

С минуту Леклер колебался, но затем начал собирать бумаги.

– Черт побери, старина, – проворчал он, – признаться, я не ожидал, что ты так бойко владеешь пером! Какой слог, однако. Такое письмо вполне могло бы растрогать сердце любой женщины! Среди знакомых моей сестры много писателей, но она и не подозревала, что самый талантливый все это время молчал о своем таланте. Впрочем, я мог бы и сам догадаться. Ведь это ты с неистощимой фантазией придумывал тогда наши детские игры в рыцарей.

– Эти бумаги не предназначались для чужих глаз, Леклер.

– Что ж, скоро они станут достоянием публики. Ты к этому готов, Джулиан?

– Готов.

Ради Пен Джулиан был готов на все. Перевязав письма, Леклер еще с минуту рассеянно смотрел на них, но затем поднялся.

– Я подумаю, что с ними делать, – сказал он. Джулиан знал, что Леклеру тяжело предавать друга. Но он знал и то, что ради Пен он это сделает.

Леклер уже совсем было вышел, как вдруг обернулся на пороге и резко спросил:

– Послушай, Джулиан! Меня-то тебе обманывать нечего. Скажи мне всю правду: ты его убил или не ты?

Джулиан промолчал, повернувшись к Леклеру спиной. Через минуту он услышал, как закрылась за Леклером дверь его дома.

Пен сидела в саду на скамейке поддеревом. Ярко светило солнце. Настроение немного улучшилось, но в глубине души словно перед грозой собирались какие-то мрачные тучи.

Пен старалась крепиться изо всех сил, но порой ей казалось, что еще немного – и она не выдержит страх, не прекращавшийся ни на минуту, убьет ее. В последнее время Пен предпочитала одиночество. Озабоченность братьев, хмурые лица подруг лишь сильнее угнетали ее.

Но хуже всего было ожидание. Дни тянулись, а дело все никак не сдвигалось с мертвой точки. Это странным образом напоминало Пен ее жизнь с мужем. Тогда она тоже жила в постоянном ожидании: придет граф, станет ее «наказывать». Теперь графа больше нет, но обрела ли она наконец свободу? Все по-прежнему, если еще не хуже. Эх, скорее бы хоть какой-нибудь конец, пусть даже самый ужасный. Это все-таки лучше, чем ужас без конца.

Впрочем, скоро ожидание должно кончиться.

Прошлым вечером Леклер был каким-то уж очень притихшим. На ее расспросы он ответил, что ничего нового в деле не объявилось, но Пен все равно не могла избавиться от подозрения, что ему стало известно что-то такое, о чем он не хочет говорить. А потом зашел Данте, и они с Верджилом удалились в кабинет. Когда Данте вышел, выглядел он совершенно убитым. Пен хотелось утешить его, но чем?

Но все это еще цветочки по сравнению с той гробовой атмосферой, что царила в доме. Сегодня к Пен должны пожаловать полицейские с допросом.

Пен не пыталась себя чем-то утешить. Она звала, что результат этого визита может быть только один – ее заберут в тюрьму. Возможно, ей уже никогда больше те придется сидеть на скамейке в езду, наслаждаясь солнышком, как сейчас... На глаза навернулись слезы.

Нет, так нельзя! Невероятным усилием воли Пен заставила себя не плакать.

Скрипнула калитка. Сердце Пен ушло в пятки. Вот уже в саду слышны чьи-то шаги. Полицейские уже здесь!

Пен закрыла глаза. Нет, она не должна поддаваться панике, иначе опозорит всю свою семью.

Шаги вдруг замерли. Человек подошел к ней вплотную. Пен заставила себя открыть глаза.

– Джулиан!

Улыбнувшись, он присел на скамейку рядом с ней.

– Хороший сегодня денек! – как ни в чем не бывало проговорил он. – Тепло не по сезону!

Пен осторожно огляделась вокруг.

– Полицейские уже здесь? – спросила она. Обняв Пен за талию, Джулиан притянул ее к себе.

– Нет никаких полицейских, – поспешил уверить он. Пен не видела Джулиана с самого рокового дня, точнее, с вечера того дня, когда они занимались любовью в библиотеке.

– Джулиан, я так скучала по тебе! Он улыбнулся.

– Моя любовь всегда с тобой, Пен, даже когда сам я далеко. Сердце Пен забилось от радости. «Любовь...» Впервые Джулиан назвал то, что было между ними, любовью. Как счастлива она это слышать! Не «дружба», не «близость» – любовь!

– Я знаю, Джулиан. Но все равно по-настоящему я счастлива, лишь когда ты со мной. Особенно с тех пор, как...

Пен вдруг осеклась на полуслове. Ей не хотелось снова вспоминать о своих проблемах, не хотелось раньше времени разрушать это короткое мгновение счастья.

Джулиан ласкал ее плечи, целовал локоны.

– Пен, – произнес вдруг он, – то, что тебе пришлось пережить в последние дни, ужасно. Но сейчас этот ужас, слава Богу, уже кончился. Тебя, правда, все равно допросят, но не сегодня. Короче, тебя больше не подозревают.

– Не подозревают? Что случилось, Джулиан?

– Очень просто. Случилось то, что теперь они подозревают другого человека.

Пен обняла Джулиана, все еще не веря своему счастью. Она смеялась и плакала от радости. Всего минуту назад она думала, что ей придется вспоминать всю оставшуюся жизнь руки Джулиана, его глаза, поцелуи. Теперь же это все здесь, рядом, наяву, навсегда... Никогда еще Пен не чувствовала такую легкость, даже в беспечном детстве.

– Джулиан, я не верю своим ушам! Только вчера мои братья готовились провожать меня в тюрьму, даже сегодня утром я думала...

– Как раз сегодня утром Найтридж сообщил эту новость мне и Леклеру. Ты теперь свободна, Пен!

– Джулиан... Ты обещал мне, что я буду свободна, и вот... – Пен крепче прижалась к нему. – Послушай, Джулиан! Если это все позади, поедем, может быть, в твой загородный дом? Всего лишь ты и я. Я хочу заняться с тобой любовью в той спальне, что смотрит на море. Помнишь, ты говорил, что там так хорошо слышен звук прибоя, а когда лежишь на кровати, кажется, что лежишь на самом берегу.

– Пен, мы отправимся туда не мешкая, – пообещал он.

– Я так счастлива, Джулиан! Со стороны, наверное, кажется, что я сошла с ума. Я смеюсь, как идиотка. Словно солнце вдруг стало ярче, а небо – голубее. Сегодня самый счастливый день в моей жизни! Ты не представляешь, как это здорово: в одночасье вдруг избавиться от всех страхов – и старых, и новых. Я словно родилась заново!

Джулиан улыбнулся.

– И что ты теперь собираешься делать? – спросил он.

– Сегодня, во всяком случае, я хотела бы провести весь день с тобой. Хочу отправиться куда-нибудь на луг и играть, как ребенок. – Пен весело вскочила и потянула Джулиана за руку. – Поедем в Леклер-Парк, Джулиан! Там мы сможем забыть весь этот кошмар.

Джулиан притянул ее к себе.

– Видишь ли, родная, – произнес он, – извини, в Леклер-Парк я сегодня поехать не могу. На вечер у меня назначены кое-какие дела. Хочешь, поедем в Хэмпстед? Там есть и луга, и лес.

Обняв Джулиана за шею, Пен чмокнула его в кончик носа. – Куда угодно, Джулиан, – проговорила она, – лишь бы с тобой!

Несмотря на то что прибытие Джулиана и Пен было неожиданным, шевалье Корбе, судя по всему, был очень рад ему. Посадив гостей за стол, , он предложил им простой, но вполне аппетитный обед. Поболтав с ними какое-то время ради приличия, оставил их одних.

После обеда Пен сразу же поспешила в просторный зал, где Джулиан и его друзья еще со студенческих времен упражнялись в фехтовании.

– Мне совсем не сложно представить, как ты управляешься со шпагой, – вдруг проговорила она разглядывая оружие, висевшее на стене. – В конце концов, однажды я тебя видела за этим занятием. Тогда, когда я... Помнишь? Я тогда спряталась и подглядывала за вами.

– Помню. Подглядывать нехорошо! – усмехнулся он.

– Я не думала, что вы меня заметите. – Пен рассмеялась, живо вспомнив тот случай. – А обнаружил меня Леклер. Как же он тогда ругался! А я едва сдерживалась от смеха. Он же ведь тогда был еще мальчишкой, а отчитывал меня с такой серьезностью, словно взрослый.

Шаги их гулким эхом отдавались в пустом зале. Пен снова представила себе молодых людей, сошедшихся в поединке в тот день, их скрещенные шпаги, обнаженные торсы, покрытые потом. Заметив, что Пен и Диана наблюдают за ними, юноши поспешили натянуть рубашки. А один из них – Пен хорошо это помнит – так лукаво-соблазнительно на нее тогда посмотрел...

Не Джулиан.

Во всей своей соблазнительной мужской красоте перед мысленным взором Пен вдруг предстал образ. Уидерби. Но сейчас это воспоминание не вызывало грусти, как и вообще никаких эмоций. Это был всего лишь незначительный эпизод в ее жизни.

Пен посмотрела на Джулиана. По выражению его лица она поняла, что он читает ее мысли.

– Я больше не жалею о том, что рассталась с ним, Джулиан.

– Я рад, коли так.

– Единственное, о чем я, может быть, жалею – это о том, что на меня обращал внимание не ты. А ведь мог бы быть ты, а не он! Если б вы были соперниками, я все равно уступила бы кому-нибудь из вас.

– Ты разве не замечала, что я к тебе неравнодушен?

– Не знаю. Пожалуй, нет. Должно быть, я просто была слишком молода, чтобы это почувствовать. Слишком молода, чтобы оценить твою любовь. Сейчас я, пожалуй, испытываю легкую ностальгию по тем временам. И небольшую ревность. Не знаю почему. Ты же ведь, я думаю, сам хотел меня тогда.

– Не скрою, хотел.

– А я этого, к сожалению, не замечала, хотя должна была. Помнится, ты мне тогда говорил, что мужчинам свойственно думать о женщинах подобным образом. Ну да ладно... – Пей взяла его за руку и потянула к дверям. – Пойдем лучше на луг! Солнце еще высоко.

Это действительно был лучший день в ее жизни, полный смеха, веселья и счастья – счастья от того, что все беды наконец позади. Пен с Джулианом играли в те игры, которыми они развлекались еще в детстве. Туфли Пен запылились, платье перепачкалось, но она не обращала на это внимания. Дважды они занимались любовью прямо на траве. Приятно было ощущать холодок земли, легкий ветерок, обдувающий разгоряченное тело. В перерывах же между играми и постелью было много поцелуев и ласк.

Но вот солнце начало уже клониться к закату, и они поспешили сесть в карету Джулиана.

– Мы оба выглядим просто ужасно! – рассмеялась Пен, пытаясь счистить с юбки прилипшую грязь. Платье ее, еще утром роскошное, успело превратиться Бог знает во что. Она сняла с плеча Джулиана пучок травы.

– Да, – улыбнулся Джулиан. – Но я бы не променял этот день ни на какой другой и эту перепачканную одежду на самую чистую одежду в мире!

– Я тоже. Эх, жаль, нет вина! Я бы выпила за то, чтобы у нас с тобой было как можно больше подобных дней!

В Лондон вернулись уже затемно. Когда карета остановилась у дома Леклера, а Джулиан помогал Пен выйти из нее, она вдруг похолодела.

– Джулиан, – прошептала она, – что это за карета там стоит? Я, кажется, узнаю ее. Не она ли тогда настигла нас, когда мы уезжали из Лондона? Значит, полицейские все-таки приехали. Они ждали меня весь день.

Джулиан посмотрел на дом, затем перевел взгляд на злополучную карету и, наконец, на Пен.

– Значит, так, Пен, – произнес он, – мы заходим в дом, и ты сразу же идешь в свою спальню, ложишься спать. Поняла?

Пен вздохнула. Все счастье сегодняшнего дня вдруг улетучилось в одночасье, словно его и не было. Ее снова охватило знакомое чувство тревоги.

– Джулиан, – проговорила она, – признайся: ты солгал мне? Ты все это придумал, чтобы дать мне напоследок насладиться свободой?

Джулиан обнял ее и посмотрел ей в глаза:

– Я не солгал, тебя действительно считают невиновной. Иди спать, родная, и помни, что я тебе сказал: моя любовь всегда будет с тобой, даже если сам я буду далеко.

– Джулиан, ты говоришь загадками! То заявляешь, что меня считают невиновной, а то, что мы с тобой теперь будем далеко друг от друга. Ничего не понимаю! Меня все-таки забирают или нет?

Джулиан вздохнул:

– Тебя никто не забирает, Пен. Они приехали за мной.