Риз снова и снова подходил к окну террасы: рыдания Джоан не давали ему покоя. Наконец все стихло, но она не спешила вернуться в дом, а, несмотря на то что уже стемнело, все сидела на скамье. Но теперь она не пыталась сдержать рыдания – просто что-то лепила из глины.

Это обнадеживало. Ее руки сами выразят то, что бередит ее душу. Созидание, создание чего-либо из бесформенного материала – это в большей степени духовный, чем физический труд. Он может исцелять от многих недугов. Риз осознал это, еще когда был ребенком. Именно поэтому, невзирая на все увеличивающееся количество зданий, которые ему приходилось проектировать, он продолжал заниматься скульптурой.

В саду забрезжил крошечный огонек. Риз наблюдал за его мерцанием, в то время как Джоан сидела совершенно неподвижно, держа свечу в руке. Похоже, она успокоилась.

Риз отошел от окна, предоставив ей возможность остаться наедине с собственными мыслями. Он снова прошел в глубину комнаты, откуда слушал ее доносившиеся из сада рыдания.

Джоан не понравится, если она узнает, что он все слышал. Он предпочел бы, чтобы она никогда не знала тех горестей и печалей, что выпали на ее долю. Ее горе разрывало его сердце на части, а сочувствие и любовь не давали ему возможности покинуть Джоан. Он был виноват, и не только потому, что довел ее до такого состояния, но и потому, что не смог предотвратить событий, наложивших отпечаток на всю ее жизнь.

Он чувствовал, что должен отомстить виновнику несчастий Джоан хотя бы за ее израненную душу. Это не было правильное решение, но было для него просто единственно возможным. Тогда, три года назад, военачальники обладали неограниченной властью в любой части королевства, бароны не тли с ними ни в какое сравнение. Власть пьянила, некоторые чувствовали себя всемогущими, стоящими выше законов, почти богами. Тогда было совершенно ясно, что сын человека, который сам устанавливает законы, никогда не предстанет перед судом.

То, что произошло с Джоан, предполагало трезвый расчет, преступный, попирающий всякие законы трезвый расчет. Если женщина отдалась по доброй воле, как она сможет доказать, что ее к этому принудили?

Неделями Риз вынашивал в своей голове фантастические планы, упражнялся в стрельбе из лука, долгие дни посвятил наблюдениям, однако, когда появилась возможность перейти к действиям, засомневался, струсил. В результате все закончилось крахом и бегством через всю Англию.

Если бы он был смелее и быстрее, Мортимер погиб бы в тот день, а королевство освободилось бы от его произвола, войска не пришли бы к дому Джоан три года назад, никто из прихвостней Мортимера не унизил бы ее.

Риз приехал в этот город, поклявшись драться, если в этом возникнет необходимость, и никогда больше не колебаться, когда нужно будет разить насмерть. Никогда, но это не распространялось ни на его отношения с этой женщиной, ни на отношения с Мортимером.

Эта клятва определяла его жизненную позицию и поступки, следование ей стало такой же частью его натуры, как и страсть к строительству. Но судьба капризна. В борьбе за справедливость он сам помог захватить власть человеку, за чью жестокость он хотел мстить еще в далекой юности. Он сам сделал правителем насильника, которого однажды уже пытался убить.

Его надежда на лучшее, его упования оказались тщетными. Хуже того, он сам стал предателем собственных убеждений.

Риз поднял с пола свернутый трубкой пергамент, переключаясь на свои фантазии, чтобы отвлечься от происходящего в саду. Совершенно бесполезно – он долго таращился на чертежи, но на самом деле ничего не видел. Часть его все равно была там, в саду, рядом с Джоан, чувствуя ее боль и молясь, чтобы эти слезы очистили сердце от того невыносимого горя.

Он развернул чертеж: старый план, начерченный еще во время мятежа. Как только где-то вдалеке забрезжила угроза войны, все его воображение было брошено на создание проектов хорошо укрепленных замков. На старом чертеже с мельчайшими подробностями были изображены стены крепости и ее главная башня. Чертеж был гораздо подробнее его обычных набросков.

«Он вызывает одного из своих строителей и приказывает ему восстановить укрепления, которые только вчера его солдаты разрушили во время штурма. В один прекрасный день таким строителем станешь и ты», – Риз вспомнил слова Джоан.

Она сразу же сердцем поняла это. Увидела то, что он отказывался принимать; ее обостренное чувство справедливости, все еще сильное и чистое, позволило ей распознать потерю веры в нем.

На лестнице послышались медленные шаги. Должно быть, это Марк, запасающийся на вечер водой. В проеме лестницы показались светлые волосы и горящая свеча, нежное лицо и ярко-голубые глаза. Это не Марк – сегодня Джоан решила выполнить эту работу сама.

Она посмотрела на ведро, чтобы убедиться, что вода не пролилась, и, прежде чем заметила Риза, сидящего у холодного очага, успела выйти на террасу и направилась к спальне.

Заметив его, Джоан остановилась с тяжелым ведром в руке. Маленькая свеча, которую она держала, отбрасывала дрожащую тень на ее сорочку, ноги и руки – она забыла надеть платье.

Риз всматривался в ее лицо, надеясь увидеть подтверждение того, что ей удалось справиться с воспоминаниями. К ней вернулось самообладание – это хороший знак. Она старалась держаться уверенно, но Риз чувствовал хрупкость этого состояния. Он знал: малейший повод – и Джоан может снова разрыдаться.

Ему захотелось подойти к ней поближе, обнять, но она, похоже, не хотела этого.

– Кто она была? Та женщина, о которой ты рассказал мне. Откуда ты знаешь о том, что с ней произошло?

Ее голос казался далеким. Она продолжала разговор, начатый в саду так, будто и не было этих двух часов адских мучений.

– Моя тетка, жена брата моего отца.

Джоан задумалась, словно ей требовалось время для того, чтобы осознать смысл его слов.

– И ты был единственным во всей семье, кого ее поступок не оставил равнодушным?

– Да.

Еще одна пауза.

– Ты любил ее?

– Она была молодой девушкой, немного старше меня. Я любил ее как родственницу, хотя, может быть, и как-то иначе.

– Все хотели, чтобы она пошла к нему, да? Чтобы не голодать? Все презирали ее, несмотря на то что она вас спасала?

Риз понял, к чему она клонит, и проклинал весь свет за ханжеское, примитивное понимание женской добродетели и тот груз ответственности, который сваливался на женские плечи.

– Не могу отвечать за других, но я не презирал ее – я ее уважал. Тело Джоан напряглось. Ведро в руках задрожало и вода плеснула через край.

– Ты презираешь меня. Видишь во мне падшую женщину.

Эти слова прозвучали твердо, словно вызов. Джоан смотрела прямо на Риза, стараясь понять, права ли она. Он протянул вперед руку.

– Подойди ко мне, Джоан.

Она засомневалась, но затем все-таки поставила ведро и подошла. Он задул свечу и поставил ее на пол, затем взял ее руки и поднес к своим губам.

– Глядя на тебя, я вижу храбрую девушку, спасшую жизнь своему брату.

– Не девушку.

– Нет, девушку, непорочную и чистую.

В ее взгляде читалась благодарность, ответ успокоил ее.

Она оставалась на террасе, будто не могла найти повод, чтобы уйти, а Риз продолжал держать ее за руку и ждал, пока Джоан решит, зачем она пришла.

– Пожалуйста, не говори Марку, он ведь ничего не знает. Я отправилась по воду только потому, что он начал меня расспрашивать. Интересовался, почему я была в саду, что меня так расстроило? Надеюсь, когда я спущусь вниз, он уже будет спать.

Но она пришла не поэтому. Она была так прекрасна в неверном свете свечей – немного загадочная и очень одинокая. Что-то детское было в ее растерянности. Она привыкла рассчитывать только на себя, но даже сильным иногда нужна поддержка.

– Я могу побыть здесь, пока он не заснет?

– Можешь оставаться здесь, сколько тебе будет угодно. Можешь остаться на всю ночь, я всегда тебе рад.

Джоан поняла намек и задумалась, застенчиво теребя сорочку.

– В прошлый раз твоя кровать осталась девственно-чистой.

Возможно, ее поступок был вызван желанием оградить брата от горькой правды, а может быть, она просто искала убежища, стремясь спрятаться от одиночества и горя. Риз не стал раздумывать, почему именно она осталась, он просто был благодарен судьбе за то, что у него появилась возможность утешить Джоан. Ему стало спокойнее оттого, что он знал: она не останется на ночь наедине со своими мыслями.

– Так может быть и сегодня. Наши отношения могут оставаться настолько непорочными, насколько ты захочешь, и так долго, как тебе будет угодно.

Ее губы вздрогнули в едва заметной улыбке. Джоан казалась немного зажатой и смущенной, но в то же время искренней и прекрасной. Она взглянула на засохшие пятна глины на своих руках и коленях.

– Я вся в глине. Я испачкаю тебе белье.

Риз поднялся и указал ей на стул.

– Садись сюда, сейчас мы смоем с тебя глину.

Он принес ведро и встал перед ней на колени. Взяв полотенце, начал вытирать засохшую глину.

Джоан позволила ему сделать это. Как измученный битвой солдат, она расслабленно сидела на стуле, и ее красивые ноги едва касались пола. Воспоминания о той первой ночи, когда она купалась в его ванне и спала рядом с ним, витали между ними в звенящей вечерней тишине.

Тогда кровать осталась девственно-чистой, но когда-нибудь она станет свидетелем их близости. Смирившись с бушующими в ней чувствами, Джоан, казалось, готова была принять и это.

Риз встал и подал ей руку, помогая подняться со стула; начал задувать свечи.

– Мы можем взять одну? В прошлый раз, когда я проснулась, мне показалось…

Он взял самую длинную свечу.

– Она должна гореть большую часть ночи. Я хочу, чтобы ты была уверена, что человек рядом с тобой – я.

Он отвел Джоан в спальню и поставил свечу на сундук. Свеча тускло мерцала, но давала достаточно света, чтобы различать предметы.

Джоан остановилась в задумчивости, словно не могла решиться. Едва заметно передернув плечами, она подняла покрывало и забралась под него, забившись в дальний угол кровати.

Риз улыбнулся ее смущению и, раздевшись и скользнув под покрывало, оказался рядом с ее изогнувшейся спиной. Она не просила его отодвинуться подальше, и он решился прикоснуться к ее плечу.

– Иди ко мне.

Джоан бросилась в его объятия, словно только и ждала этих слов. Она была рядом с ним, такая теплая и женственная! Вот она склонила голову ему на плечо; она была так близко, что Риз чувствовал на груди тепло ее дыхания.

Тугая, аккуратно заплетенная коса на его руке. Риз приподнялся и развязал шнурок – распущенные волосы на мгновение накрыли его.

Джоан расслабилась. Ее тело стало гибким и идеально гладким – живая скульптура. Она придвинулась еще ближе, обняла Риза одной рукой, чувствуя, как стучит его сердце, как ритмично вздымается в такт дыханию грудь. Ей было так приятно ощущать его рядом с собой! Риз пообещал, что эта постель останется целомудренной настолько долго, насколько она того пожелает, но не навсегда. Джоан уже сделала первый шаг к освобождению, а дальше по этой дороге ее поведет он.

Распущенные волосы Джоан закрывали его руку, рассыпаясь по постели. В тусклом свете они казались сияющим морем золота.

– Что с ней стало?

Риз считал, что эта часть истории не принесет Джоан упокоения.

– Он пресытился ею, и она вернулась.

– Она вернулась невредимой?

Она слишком хорошо понимала, что произошло, это так было похоже на ее жизнь.

– Нет.

– Где она сейчас? Живет с твоим дядей?

– Она умерла год спустя.

– Покончила с собой?

Риз похолодел от прямоты, с которой был задан этот вопрос.

– Нет. Она не накладывала на себя рук, но желала смерти. Она не боролась за свою жизнь и тихо угасла.

– Я думала о смерти. Однажды на пути в Лондон мы остановились около озера. Оно казалось таким спокойным, безмятежным, чистым, сулило вечный покой. Мне хотелось просто войти в его воды и уже никогда не выходить.

Сердце Риза было переполнено тихой нежностью, кончиками пальцев он поглаживал ее руку.

– Но мне нужно было заботиться о Марке. Ему тогда было всего двенадцать. Это и остановило меня. И еще злость, ярость от осознания того, что мы стали жертвами. Я тогда памятью своего отца поклялась, что сделаю все, что смогу, хотя бы для Марка. Я поклялась вернуть наш дом и добиться того, чтобы тот человек понес наказание за все, что сделал. Я обязательно выполню свою клятву. Ты сегодня был прав: я действительно расспрашивала сэра Жерара о победителях турнира. Три года я жила впроголодь, отказывая нам с Марком в самом необходимом, и откладывала деньги от продажи статуэток, чтобы нанять рыцаря. Наступит такой день, когда я соберу нужную сумму и смогу послать к тому человеку рыцаря, который поможет мне заставить его заплатить за все, что он с нами сделал. Я брошу вызов этому дьяволу, а уж тщеславие не позволит ему не принять его.

Это было признанием, родившимся от союза пылкой страсти и боли душевной раны. Джоан поделилась своими самыми сокровенными мыслями, но в то же время честно предупредила его о своих планах. Возможно, сегодня она все осознала, но, тем не менее, не отказалась от своих намерений.

Я не останусь, и ты знаешь почему.

Он больше не будет спорить с ней по этому поводу. Как-нибудь в другой раз он объяснит ей несбыточность надежд и тщетность усилий, убедит в необходимости отказаться от подобных планов.

Они лежали тихо, оба сознавая, насколько горько ее откровение. Риз поцеловал волосы Джоан, всего один раз, только чтобы дать понять, что он не осуждает ее за проявление минутной слабости у озера. Она выбрала жизнь и борьбу и не собиралась отдавать смерти ни свою жизнь, ни свою душу. Он восхищался ее силой и мужеством, независимо от того, что стояло за этим.

– То, что ты сказал в саду, было неправильным, – прошептала Джоан. – Ну, когда ты уходил. Я не хочу, чтобы ты так думал. Твои прикосновения мне очень приятны.

– Я рад это слышать. Мне было даже думать страшно о том, что я причинил тебе боль.

– Нет, ты не причинил мне боль. Если честно, твое внимание ко мне надолго избавило меня от кошмаров. Я не думала, что такое возможно. Но в то же время мне было страшно, ведь я не должна позволить себе все забыть, верно? У меня ничего не получится, если я позволю себе забыть прошлое.

Она говорила так, будто думала о чем-то, имеющем отношение и к ней, и к нему, и к их отношениям.

Риз долго думал, прежде чем ответить, старался невольно не обидеть ее:

– Ты должна жить так, как велит тебе сердце, Джоан. Но если бы я был на твоем месте, я бы старался забывать, когда это возможно, и вспоминать, когда это необходимо.

Джоан долго молчала. Она почти не двигалась, но Риз знал, что она не спит. От невысказанных слов тишина была напряженной. Он не мог выразить то, что было между ними, словами – это должна была сделать она сама.

И как раз в тот момент, когда Риз уже смирился с тем, что она так ничего и не скажет, Джоан удивила его:

– Ты хочешь меня поцеловать?

– Ты же знаешь, что хочу.

Она подумала.

– Даже если этого не может быть… даже…

– Да.

– Ведь это не потому, что тебе меня жалко, правда? Если это так, я этого не перенесу.

Он выскользнул из ее объятий и повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо.

– Не думай обо мне лучше, чем я есть на самом деле. Мой интерес к тебе никогда не был бескорыстным, небескорыстен он и сейчас. Я верю – придет день, когда ты поймешь, что радость по-прежнему живет в тебе, нужно только разрешить ей проявиться. Мне хотелось бы верить, что в моих силах ускорить приближение этого дня. На лице Джоан появилась несмелая улыбка.

– Я боюсь, что это будет не то, чего ты хочешь.

– Уверяю тебя, что бы это ни было, этого будет достаточно. Только не бойся.

В ее глазах зажегся огонь страсти:…сомнение…осторожность…желание. Она позвала его и Риз не смог оставить ее наедине с ее сомнениями. Его тело не позволит ему равнодушно наблюдать, как она пытается сделать выбор. Если еще не время, если так не должно быть, они оба сразу почувствуют это.

Он нежно прикоснулся к ее губам, еще совсем недавно дрожавшим от горестных рыданий.

– Я не попрошу больше того, что ты захочешь мне дать. Ты веришь?

Джоан кивнула. Он мог только догадываться, насколько сильна была ее уверенность. Она очевидно думала о том, что же будет после.

– Тогда давай начнем медленно, чтобы тебя ничего не испугало.

Риз поцеловал ее нежные губы. Через мгновение еще раз. Она подняла руки, чтобы обнять его. Ее доверие льстило Ризу и сдерживало готовое вырваться непреодолимое желание.

Он терпеливо целовал Джоан, пока не почувствовал ее возбуждения. Он сдерживал свои ласки до тех пор, пока в огне страсти не растворились ее осторожность и смущение, а ее объятия не стали более крепкими. Только после этого он нежно коснулся ее руки, ожидая, когда она будет готова к большему. Он отдался во власть страсти, целуя нежную кожу ее шеи и лаская языком мочку уха, ощущая подрагивание ее щек кончиками пальцев, чувствуя, как пылает ее тело, когда она, изогнувшись, повернула лицо так, что он смог целовать самые чувствительные участки ее шеи. Отложив на потом свое собственное удовлетворение, он наслаждался искусством медленных ласк.

Риз поцеловал ее раскрытые губы. Его сразу же поглотили ощущения тепла, нежности и близости. Несмотря на собственные ощущения, он все время следил за ее реакцией. Даже начиная все сначала и сдерживая свое растущее желание, он следил за немым языком ее рук, тела, слышал тихие вздохи. Риз строго соблюдал свое обещание: ничто не должно испугать ее.

Ее объятия стали еще крепче, тело призывно изогнулось. Риз прошептал:

– Ты хочешь, чтобы я ласкал тебя?

– Да, – прошептала она в ответ.

Он погладил ее, постепенно опуская ладонь к талии и бедрам. Джоан грациозно двигалась навстречу ему. Он чувствовал ее приглушенное дыхание. Ее уже невозможно было остановить. Доверяя Ризу и сама желая того, Джоан отдалась его ласкам.

Она была так прекрасна в своей страсти! Поцелуи прекратились. Риз смотрел, как его рука медленно перемещается по ее телу. Джоан немного повернулась, открывая свою грудь.

Не сейчас. Он хотел, чтобы все происходило медленно. Его интересовала не только эта ночь. Он просто покажет ей, как это может быть, чтобы она снова и снова возвращалась к нему, пока не настанет тот день, когда она отдастся ему раз и навсегда. Он заполнит ее душу новыми ощущениями, так, чтобы для старых не осталось места.

Риз, успокаивая, поцеловал ее в щеку и откинул волосы назад, чтобы видеть ее лицо. Сорочка мягко обвила ягодицы и бедра, оставляя открытыми красивые ноги. Затем он перевернул ее на живот. Она глядела на него широко открытыми глазами, не понимая.

Он наклонился и через ткань покрыл ее спину поцелуями сверху донизу, дойдя до ложбинки на пояснице. Ее тело выгнулось, дыхание участилось. Ему нравился ее изумленный шепот и ощущение тепла ее тела на гyбax.

Желание полностью овладело ею, она больше не контролировала порывов своего тела. Риз немного приподнял сорочку, чтобы чувствовать вкус ее кожи и нагнулся ниже, целуя бедра. Она немного раздвинула ноги, становясь еще более открытой. Он почувствовал запах ее возбуждения и губами ощутил мускусную влагу.

Ему пришлось заставить себя остановиться. Риз ощущал прилив горячей крови, пульсирующей в висках, и решение продлить игру дольше, чем он рассчитывал, пришло само собой как следствие ее готовности.

Риз поднял сорочку выше, все больше обнажая спину и ягодицы. Он поднял сорочку на плечи и полностью стянул ее. Теперь Джоан лежала перед ним совершенно нагая в тусклом свете свечи, такая, какой он видел ее в то первое утро, такая, какой приходила к нему в его грезах.

Риз погладил ее круглые крепкие ягодицы, спускаясь ниже и ниже. Джоан еще больше раздвинула бедра. Короткие возгласы восторга, приглушенные подушкой, слышались при каждом дыхании.

Риз нежно гладил ее ноги сзади, его легкие прикосновения все приближались к источнику, увлажнившему ее кожу. Мелодия волнующего удовольствия лилась из ее тела.

Почувствовав прикосновение к плечу, Джоан повернулась, крепко обняв Риза. Горячо отвечая на поцелуи, она приняла вызов страсти, которая ни на секунду не ослабляла пульсацию крови в его висках.

Ее поцелуи стали неистовыми, а стоны еще более призывными. Риз придвинулся ближе, продолжая гладить ее. Она почувствовала, что достигла той грани, за которую не решилась перешагнуть тогда в саду под деревом.

Риз мог взять ее в иной мир, мог выполнить ее желания, но он хотел точно знать, что ее разум не будет протестовать против этого. Она сама должна была сделать выбор. Поглаживая внутреннюю сторону ее бедер, он прижался губами к ее виску.

– Чего ты хочешь, любимая? Скажи мне. Молчание… Затем еле слышный шепот:

– Всего, давай попробуем. Я хочу испытать все это с тобой!

Риз не ожидал такого ответа. Внутренний голос твердил ему, что сегодня еще слишком рано, но желание и восторг заглушали его.

– Ты уверена?

– Да, пожалуйста!

Он нежно прикоснулся к ней, проверяя, готова ли она. В саду ее желание прервалось, и он ждал, не произойдет ли этого снова.

Джоан нерешительно выгнулась, словно пытаясь защититься. Но напряжение мгновенно прошло, и она сильнее раздвинула ноги в стороны.

Никаких мыслей! Никаких сомнений! Желание полностью затмило его рассудок. Он прижал свое тело к трепещущему телу Джоан. Она опять напряглась. Непостижимым образом ему удалось превозмочь себя, и он остановился в ожидании.

И опять желание победило страх – она прижалась к нему, целуя.

Он начал, сдерживаясь, получать драгоценную награду.

Напряжение, расслабление. С первым же его прикосновением к ее святая святых Джоан затрепетала.

Он опять остановился, едва дыша от усилий, которых ему это стоило. В мозгу раздавался голос, призывающий отбросить все сомнения.

Джоан не отталкивала его, не сопротивлялась, но он знал, что произошло: они зашли дальше, чем должны были.

Риз неподвижно застыл, влекомый жаром ее тела, борясь с желанием продолжить. Он едва справлялся с велением плоти. Сжав зубы и проклиная себя, он оставил Джоан и сдвинул ее бедра. Они сомкнулись на нем. Это все, что он смог себе позволить.

Риз почувствовал облегчение и открыл глаза после мгновения блаженства. Джоан закрыла лицо рукой.

– Прости, – прошептала она.

– Просто еще слишком рано. Я должен был догадаться.

– Мне казалось, что я смогу.

– Мне не нужно твое геройство, Джоан. Я не хочу, чтобы ты себя заставляла. Ты сама поймешь, когда придет время.

– По крайней мере, я не бросила тебя… по крайней мере, ты нечто было бы… Я чувствовала бы себя еще ужаснее.

Он целовал ее до тех пор, пока не улетучилось ее смущение, затем заключил в свои объятия.

– В следующий раз мы не будем торопить события, и я доставлю тебе истинное удовольствие.

– Я и так достаточно удовлетворена. Не думаю, что смогу испытать что-то большее.

«Она обязательно испытает, но не сейчас. В другой раз», – подумал Риз.

Он обвил Джоан руками, чтобы она чувствовала себя защищенной. Она очень плотно прижалась к нему, словно они были одним целым.