Наверное, Джоан стала невидимой, так легко она передвигалась по Вестминстеру. Ее визиты во дворец вместе с Ризом сделали ее появление привычным, и она не привлекала внимания.

Войдя во дворец, Джоан сделала вид, что направляется к королевским покоям, но, как только осталась одна, тут же бросилась в другом направлении. Крепко прижимая к себе корзину и пряча лицо, она пробралась в маленький сад.

Сад Мортимера… Его укрытие, где он, уединившись от всего света, плел интриги и встречался с гонцами и шпионами… и каменщиками, иногда.

Она заглянула в калитку. В центре сада красовался шелковый балдахин, который должен был защитить великого человека от жаркого солнца. Яркие цветы расходились лучами от него, а все дорожки вели к мягкому креслу, где он должен был восседать. Но его еще не было. Он придет, обязательно придет. День выдался прекрасным, и он захочет посетить свой сад.

Пышная красота сбивала ее с толку. Зло должно бояться света, испытывать трепет перед щедрой добродетелью, заключенной в природе. Оно должно скрываться в укромных, недоступных глазу уголках, темных и мрачных. Судя по этому саду, душа Мортимера была не так уж черна.

На мгновение она дрогнула, но тут же напомнила себе, что поставлено на карту. Жизнь и будущее ее брата, а возможно, и Риза. Бароны королевства, может быть, слишком слабы, чтобы противостоять этому человеку, но она осмелится на это.

Джоан присмотрела высокую изгородь, за которой можно было спрятаться и подождать, и осторожно открыла калитку.

Ради Марка и Риза. Ради отца и Пирса. Ради всех тех, чьи жизни оказались растоптанными и раздавленными за эти годы. Ради себя самой.

И вдруг она с ужасом почувствовала на своем плече руку. Пальцы сжались, останавливая ее, и она застыла, боясь оторвать взгляд от цветов.

Она отчаянно старалась придумать, зачем ей понадобилось заходить в этот сад. Она крепче сжала корзинку, молясь, чтобы стражнику не пришло в голову заглянуть внутрь.

– Ты потерялась, милая?

От этого голоса кровь стыла у нее в жилах Не только из-за того, что он принадлежал Ги Лейтону, но и из-за того, что в нем чувствовались отголоски угрозы. Она бы предпочла, чтобы ее поймал сам Мортимер.

Собрав все свое самообладание, – она не даст ему возможности насладиться ее страхом – Джоан медленно повернулась. Ги с подозрением рассматривал ее.

– Да, – сказала она, изображая облегчение.

– Я видел, как ты кралась, и решил проследить за тобой, Джоан. Кого ты ищешь? – сквозь его полуопущенные ресницы поблескивали угрожающие огоньки. – Короля?

Святые угодники, он считает, что она пришла потребовать справедливости. Он решил, что она ищет Эдуарда, чтобы поведать ему свою историю и попросить его заступничества.

– Что мне может понадобиться у короля? Он решит, что я какая-то служанка, которая пытается претендовать на место мертвой женщины, – она выдавила жалкую улыбку. – По правде говоря, я искала тебя. Паж показал мне, как пройти в твои покои, но я заблудилась и подумала, что если пересеку этот сад, то быстрее попаду в ту часть дворца, что за ним.

Бдительность немного притупилась. Как раз настолько, чтобы дать ей надежду.

– Зачем ты меня искала?

– Я думала о нашем разговоре на рынке и сожалела о том, как мы расстались. Я растерялась, когда увидела тебя, и была сама не своя. Вот и пришла поблагодарить тебя за то, что ты простил мое безрассудство и предложил снова защищать моего брата. Ты многим рискуешь, и я хочу, чтобы ты знал, как я тебе благодарна.

От ее слов лицо Ги смягчилось. Она заклинала, чтобы он решил, что причина того, что ее лицо пылает, в женском смущении, а не в отвращении, с которым она боролась.

Его честолюбие сыграло ей на руку, как она и рассчитывала. Совсем другое пламя зажглось в его глазах. При виде вспыхнувшего в них огня вожделения к ее горлу подступила тошнота.

У него был взгляд голодного самца, выслеживающего жертву, такой непохожий на тот, что она видела совсем недавно. Такой уродливый, по сравнению с красотой прошлой ночи.

Она не будет думать об этом сейчас, просто не может себе этого позволить. Но от этого невольного сравнения к ее ужасу перед ним примешалась жалость. Несмотря на власть, красоту и богатство, Ги никогда не узнает того, что можно познать, разрешив себе любить, а не ненавидеть.

Она не теряла бдительности и теперь, заглянув в эти глаза, увидела больше, чем видела прежде. За маской животной страсти она различила жажду чего-то другого, тоскливую жажду. Она внезапно поняла его лучше, чем когда-либо раньше, лучше, чем ей того хотелось.

Ги Лейтон подозревал, что он чем-то обделен, что его мертвая душа не в состоянии дать ему того, чего бы он хотел. Он чувствовал пустоту. То, как его понимала Джоан, было, наверное, наиболее близко к истине, и он своей извращенной душой по-своему ценил ее понимание. Вот почему он наслаждался ее ненавистью и поощрял ее. Вот почему оставил ее в живых и старался, чтобы в ее глазах смерть Марка выглядела случайностью.

Это открытие не смягчило ее сердца. Жалость примешивалась к ненависти и страху, но не поглощала их. Он был потерян, и она не могла его спасти, даже если то, что осталось от его человечности, стремилось к этому.

Ги обнял ее за плечи и повел прочь от калитки.

– Тебя не должны здесь видеть. Это сад Мортимера. Пойдем со мной.

Она с трудом справилась с дрожью, опасаясь, как бы он не почувствовал, что она трясется от страха, и заставила ноги передвигаться. Джоан позволила ему увести себя во дворец.

Ради Марка, Риза и себя самой она пошла с ним.

Она не сможет этого сделать. Джоан поняла это сразу, как только вошла в комнату. Ни за что на свете! Даже ради того, чтобы выжить и привести в исполнение свой приговор.

Комната была хорошо обставлена. Мортимер ценил человека, которого поселил в ней. Но она не могла на него даже смотреть. Воспоминания нахлынули на нее, но они были не о Ги. Другое лицо и другое прикосновение, и пронизанный заботой покой наполнили ее мысли и сердце.

Однажды Ги отнял у нее все, уничтожил то, что делало ее самой собой. Она не позволит ему сделать это снова. Она не предаст того, что произошло прошлой ночью, не нарушит клятву, которую дала себе сегодня ночью. Она не позволит снова заковать ее свободу этим парализующим стыдом даже в качестве уловки для достижения высокой цели.

Он взял ее за руку и подвел к занавешенной богатым пологом кровати. У нее подогнулись ноги.

– Нет. Я пришла сюда не за этим. Не сейчас. Я только хотела поговорить с тобой, хотела, чтобы ты знал, как я рада, что мы снова будем вместе.

Ее слова звенели в тишине, и она услышала панические нотки, звучавшие в голосе, и он услышал. Джоан прокляла себя за то, что не смогла справиться со страхом.

Ги понравилось ее сопротивление, ему всегда оно нравилось. Борьба началась. Предвкушая неминуемую победу, гарантированную его властью над жизнью и смертью, он улыбнулся.

Его пальцы сжались, словно напоминая о том, с какой легкостью он может раздавить все, что ей дорого.

– Ты пришла как раз за этим. Наша сделка никогда не скреплялась словами.

Она выдернула руку и отпрянула, словно щит, прижимая к животу корзину.

– На этот раз тебе придется довольствоваться словами и подождать еще один день.

Она осмелилась отказать ему всего лишь раз, давным-давно, и дорого заплатила за это оскорбление. Он надвигался на нее с лицом, на котором было написано, что сейчас она поплатится еще раз.

Она попятилась, но он продолжал наступать. Медленно, устрашающе. Джоан в надежде шарила глазами по комнате, пытаясь найти лазейку, ища что-нибудь, что сможет помешать ему.

Но ничего не находила. Она была в ловушке, была загнана в угол. В прошлом она избегала проявлений его жестокости, подчиняясь, но сегодня она не могла покориться. Женщина, возродившаяся в руках Риза, не могла так легко принять смерть.

Наконец отступать стало некуда. Ее спина уперлась в стену, и ему стоило только протянуть руку, чтобы прикоснуться к ней.

– Предупреждаю, не смей ко мне прикасаться. Ты все равно не получишь того, чего хочешь. Не сейчас.

– Само собой, получу, если прикажу. Я рад, что ты пыталась поиграть со мной, дорогая моя Джоан. Я думал скрыть свой гнев, когда ты оскорбила меня изменой, но сейчас я не стану этого делать. Мне доставит огромное удовольствие сломить твою гордость, как и в первый раз, когда мы встретились.

Он потянулся к ней. Она съежилась у стены и запустила руку в корзину.

Его пальцы сомкнулись на ее шее. Ее – на рукоятке кухонного ножа.

Риз внезапно проснулся и тут же понял: что-то не так. Он лежал с закрытыми глазами и не двигался, надеясь, что чувства переубедят его в обратном, но чуда не произошло.

Он ощутил пустоту возле себя, и сердце застучало медленнее и громче. Его окружали запахи их близости, но к ним больше ничего не примешивалось: ни запаха свежего хлеба, ни запаха лука, жарящегося для супа или картофеля. В доме было тихо, пусто. Мелодия ее дыхания давно покинула его постель.

Он заставил себя открыть глаза и пошевелиться, встал, натянул на себя какую-то одежду. Пока одевался, заметил, какой пустой стала комната. И не только потому, что в ней не было ее – все, что принадлежало ей, указывало на ее присутствие, было сделано ею раньше, наполняло и согревало комнату, а теперь исчезло.

Он спустился на кухню, громко стуча в тишине башмаками. Но и здесь Риз не нашел никаких признаков обычного утреннего ритуала – не было ни эля, ни домашней суеты, ни кипящей воды, ни Джоан, поглядывающей за огнем. Ничего.

Ее одежда, сброшенная прошлой ночью на пол, исчезла. Он представил этот ворох у ее ног – морская пена, из которой рождается богиня, – увидел ее снова, одновременно бесстыдную и робкую, решающую за них обоих, чем все обернется.

Его мыслями завладели другие воспоминания. Восхитительные воспоминания о ее свободе и страсти, о том отчаянии, с которым она ей предавалась. Риз снова ощутил ее тело, услышал слова любви, выкрикиваемые в перерывах между мольбами.

Отсутствие Джоан давило на него так же ощутимо, как прежде ее присутствие. Он подавил гнев, пытаясь взять себя в руки. Чтобы окончательно убедиться в том, что она покинула его дом, он вышел в сад.

Обыскав верстак и землю вокруг него в поисках инструментов, которые он нашел прошлой ночью, убедился, что они исчезли, как и все остальное. Усевшись на скамью, он, наконец, признал правду.

На мгновение он испытал совершенный, неестественный покой, а затем взорвался от яростного негодования.

Она все-таки сделала это! Довела все до конца, отдав всю себя и забрав всего его, а потом ушла. Позволила ему познать рай, а потом снова швырнула его в чистилище. Только теперь ему будет еще хуже, потому что теперь он точно знал, что потерял.

Он вспомнил, как они любили друг друга в последний раз. Он принял ее объятия за согласие. Сказал ей, что она должна остаться, и решил, что она согласилась. Каждый поцелуй, каждое прикосновение, казалось, сулили им счастливое будущее. Не навсегда, но хотя бы на какое-то время. Черт побери, больше чем на одну ночь!

Взбешенный, он расхаживал взад-вперед, не в силах устоять на месте. Ему хотелось кого-нибудь ударить. Он бы с радостью вырвал с корнем дерево, если бы это облегчило его страдания, погасило гнев.

Она была далеко, бог знает где, запуганная и не знающая покоя. Она забыла про свой страх на несколько часов, узнала вкус свободы, но прошлое снова сковало ее. Неужели она не поняла его прошлой ночью, когда он сказал, что разберется с этим человеком?

Он вернулся в кухню, охваченный сумбурными, противоречивыми чувствами: злость и беспокойство, рвущая сердце любовь и испепеляющая разум горечь, безропотное смирение и кипящая решимость. Все это сталкивалось, смешивалось и соединялось, заставив его, в конце концов, принять решение.

Джоан не приняла его помощи, это просто было выше ее. Она могла не позволить защищать ее, но он не был слабаком и не нуждался в ее разрешении, чтобы покончить со всем этим.

Она бежала от Ги Лейтона, но этого человека поддерживала иная, могущественная, рука, и теперь пришло время свергнуть ее владельца. Риз так и собирался сделать, и только необходимость защищать Джоан отвлекала его от дела. Раз она отказала ему в этой чести – этом праве, черт побери! – он приведет в движение план, который доведут до конца Аддис и Эдуард.

Он умылся, побрился и приготовился посетить великого мужа. Повторив слова, которыми он убедит Мортимера покинуть Вестминстер, Риз заставит узурпатора бояться за собственную безопасность и таким образом сделает его уязвимее.

Все то время, пока он пытался заставить себя думать о деле, в глубине его сознания роились воспоминания о Джоан, о прошлой ночи, о том, что он так недолго держал в своих руках, а теперь потерял навеки.

Он направился к конюшне, чтобы оседлать коня. На пороге остановился и бросил взгляд на кухню. Он ожидал, что призраки ее смеха и запаха наводнят этот дом после ее ухода, но от нее ничего не осталось. Абсолютно ничего.

Она унесла все с собой. Все вещи, даже свой запах. Не осталось ни единого доказательства того, что она была в его жизни. Охваченная страхом, она порвала со всем окончательно. Смело и бесповоротно.

Риз застал Мортимера в его саду, где тот, удобно устроившись под балдахином, ел фрукты. Риз отведал предложенных ему плодов, выпил вина, затем вынудил Мортимера спросить его о новостях в столице и позволил заподозрить, что Риз что-то скрывает. В ответ на провокационные вопросы каменщик выдавал сведения по частям, почти оправдываясь. Он не придавал этому значения и рассказывал о смутных слухах и подслушанных пустяках. Он высказал свое собственное мнение, что это лишь много шума из ничего.

К тому времени, как Риз откланялся, Роджер Мортимер, граф Уэльской марки, любовник королевы и самый могущественный человек во всем королевстве, пришел в крайнее волнение. Этот глупый шпион только что подтвердил его собственные подозрения. Тупоголовый каменщик просто не осознавал важности того, что только что рассказал.

А Риз направился к ближайшей двери во дворец, обдумывая свой следующий шаг.

Его роль была сыграна, остальное будет делом короля и его рыцарей. Он даже не обязан докладывать о своей встрече. Когда Мортимер покинет Вестминстер, Аддис будет знать, что делать.

Больше он им не нужен. Никому не нужен. А это давало ему свободу, свободу дать выход своей ярости. Именно сейчас его ярость требовала от него пойти к человеку, который сломал жизнь беззащитной женщины, и наказать его.

Не Мортимера, Аддис был прав, и рука убийцы здесь не поможет, но где-то во дворце находился другой мужчина, предвкушающий, какое удовольствие получит его извращенная душа от насилия над слабостью.

Джоан убежала, но на этот раз бегство не означало, что она в безопасности.

Риз начал разыскивать владельца красивого, но хищного лица. Пламя справедливости пылало в его сердце как никогда прежде. Может быть, это будет последнее, что он сделает в своей жизни, но он сделает так, что Ги Лейтон не сможет больше преследовать детей Маркуса де Брекона.

Он спросил проходившую мимо служанку, где найти Ги Лейтона. Женщина направила его к покоям, предоставленным гостю Мортимера.

Никакой гарантии, что этот человек окажется там, не было, но Риз все равно пошел. Неважно, где он найдет его. Уединенность покоев, конечно, сыграла бы ему на руку, но, если бы ему пришлось сразиться с ним посреди королевского двора – он бы так и сделал.

На стук в дверь никто не ответил. Риз уже хотел уйти, как вдруг, едва проникая сквозь толстое дерево, из-за двери донесся слабый звук.

Он осторожно приоткрыл дверь и услышал тяжелое дыхание, прерываемое отчаянными всхлипываниями.

Он толкнул дверь, и она распахнулась, открывая ужасную сцену: кровь, алая, совсем свежая, увеличивающаяся лужа крови, в которой лежит тело Ги, медленно приближается к корзинке Мойры.

Женщина, глядящая вниз широко открытыми, ничего не видящими глазами.

Он шагнул внутрь и быстро закрыл дверь. Джоан не отреагировала на звук. Она не отрывала взгляда от неподвижного тела Ги и его закрытых глаз. Ее лицо было так бледно, что казалось белее, чем у ее врага. Ее негнущиеся руки свисали вдоль тела, словно она едва удерживала равновесие. Она неровно дышала, прерывисто всхлипывая.

Ее рука и коричневое платье были заляпаны кровью – она решила стать своим собственным рыцарем.

Наконец Джоан почувствовала, что не одна, и обратила на него изумленные глаза. И тут он увидел, как низко сползла ее мантилья, открывая красные отметины на коже там, где горло сжимали чьи-то пальцы. Он бы убил этого человека в ту же минуту, если бы Джоан уже не позаботилась об этом.

– Он мертв, – прошептала она.

– Да, кажется, он действительно мертв. Гореть ему в аду.

К черту Ги Лейтона! Единственно важным было спасти ее от разоблачения, а времени для этого было не так много. Он шагнул к сундуку, распахнул его и стал выбрасывать наружу всю одежду, пока не нашел плащ.

– Ты должна немедленно покинуть дворец. Кто-нибудь видел, как ты входила?

Она не отвечала и не сводила глаз с тела. Придется повременить с вопросами. Он набросил на нее плащ, чтобы прикрыть испачканное кровью платье, дал в руки корзину.

– Пойдем со мной.

Она оторвала взгляд от тела и позволила ему вывести себя за дверь.

Крепко обняв за плечи, он вел ее через комнаты и коридоры, выбирая более длинный путь, чтобы избежать многолюдных перекрестков дворца. Риз направлялся к боковой лестнице, рассчитывая выйти к ближайшим к конюшне воротам.

По пути им повстречались дворцовые стражники, направлявшиеся к королевским покоям. Не желая разговаривать с ними, Риз затащил Джоан в угол и закрыл ее от них своим телом, прижавшись в поцелуе к ее холодным губам. Стража неторопливо прошла мимо, отпуская непристойные шуточки в адрес любовников.

Он почувствовал, что от его поцелуя к ней вернулась жизнь, ее тело затрепетало, холод сменился теплом, и ее бледное лицо порозовело. Она начала реагировать на его прикосновения и отходить от потрясения.

Он ласково погладил ее шею.

– Он сделал тебе больно.

– Я не могла ему позволить… Еще раз. Не сейчас. Не после того… – она зажмурилась. – У меня был нож. Он остался под ним. Я поранила ему руку, но это его не остановило. Тогда я воткнула нож ему в бок, но не помню как.

Он вытянул ее из угла и потащил вперед, спасая их обоих. Страх, какого он никогда не испытывал, охватил его. Не за себя, а за нее: что произошло бы, не найди он ее? Какой-нибудь оруженосец или слуга случайно мог бы заглянуть в комнату и поднять крик.

– Ты за этим сюда пришла? Почему ты ушла?

– Я пришла, чтобы убить Мортимера, а не его.

Боже! Он готов был благодарить Бога за то, что Ги нашел ее и толкнул на убийство в уединенной комнате. Если бы она напала на Мортимера, то была бы уже мертва.

– Я должна сделать это и покончить с этим раз и навсегда, – вяло прошептала Джоан.

– Черта с два! Не останавливайся, женщина, иначе я понесу тебя на руках.

Она сжала губы. Искра сопротивления попыталась загореться, но погасла, и на него взглянули полные тоски глаза.

– Я все равно не смогу. У меня больше нет оружия, и теперь тебя видели вместе со мной. Все равно у меня не хватит смелости. Это гораздо труднее, чем я думала.

Его сердце рвалось к ней. Конечно, Ги заслуживал смерти, и она всего лишь защищалась. Но, черт возьми, это было гораздо труднее, чем она думала.

Оказавшись в конюшне, он подозвал свою лошадь, сел верхом и поднял ее, усадив себе за спину. Риз едва сдерживался, чтобы не рвануть стрелой через двор и не вылететь за ворота. Он пустил животное шагом лишь потому, что повторял себе: они не должны привлекать внимания.

– Ты была в мантилье все утро? Пока была с ним? – спросил он, оценивая угрожающую ей опасность.

– Да.

Это немного успокоило его. Во дворце ее в лицо знали очень немногие. Тот, кто мог видеть ее с Ги, запомнил всего лишь простую женщину, к которой приставал рыцарь.

С другой стороны, служанка, с которой он разговаривал, могла запомнить, куда направлялся он. Риз надеялся, что этого не произойдет, но… Служанки редко рассказывают о чем-либо, если, конечно, на них не обратят свой взор их господа и не начнут в чем-то подозревать.

И все же он не был уверен, что Джоан ничего не угрожает. Тот, кто видел ее с Ги, мог рассказать об этом. Несомненно, убийцу будут искать. Риз не хотел допустить промашки и хотел исключить даже малейшую возможность того, что ее могут обвинить.

Наконец они выехали за ворота. Оказавшись на улицах города, он пустил коня рысью, направляясь к Лондону, но не для того, чтобы там остановиться. Они заберут ее брата и уедут навсегда.

Она крепко обнимала его сзади, склонив голову ему на спину. Отголоски тяжелого испытания лишили ее сил.

– Я так счастлива, что ты догадался, – сказала она. – Так счастлива, что ты пошел за мной.

Он прижал ее ладони к своему животу, но не сказал, что не следил за ней, так как был совершенно уверен, что она уже давно покинула город. Не сказал он ей и того, что не выслеживал ее, а сам пришел в покои Ги, ведомый собственной целью.

Ему никогда не придется объяснять это. Когда шок пройдет, она все поймет сама.

Новые Ворота маячили впереди. Обычно он видел в них врата свободы и двери надежного убежища, но сейчас стены Лондона могли оказаться опасными, грозящими заключением. Пришло время искать убежище в другом месте.