Роуз хотела поговорить с мужем, но он не пошел наверх вместе с ней, а предоставил подняться в спальню одной.

Как только Роуз там оказалась, она поняла, почему он ее не сопровождал. То, что у них оказалась одна спальня, лишало ее всякой возможности уединения. Подготовка ко сну, которую она обычно совершала в одиночестве, теперь должна была происходить у него на глазах.

Снимая платье, корсет, нижнюю сорочку и чулки, Роуз размышляла об этом. Потом надела ночную рубашку и села на кровать убрать на ночь волосы. Она представляла, что муж тоже здесь и тоже раздевается.

Роуз оглядела кровать. Пруденс и Харольд спали в одной постели всю ночь. Каждую ночь и много лет. Они не расходились по разным комнатам, после того как выполнят свой супружеский долг. Каково это чувствовать, что твоя жизнь так тесно переплетена с чужой?

Приятно, если есть любовь, решила Розалин. Ужасно, если вместо любви – ненависть. Обременительно, если между супругами равнодушие.

Роуз услышала, что Кайл поднимается по лестнице, и легла. Кровать оказалась недостаточно широкой, а это означало, что любые проявления близости на ней были возможны при определенных усилиях. И так должно было оставаться во все время их визита.

Прежде чем войти, Кайл постучал. Роуз усомнилась в том, что Харольд стучал, прежде чем войти в спальню к жене.

Она поборола побуждение отвернуться, чтобы и Кайлу обеспечить некую иллюзию уединения, но он не был нежным стыдливым цветком, а она хотела с ним поговорить.

Он снял верхнюю одежду и повесил в шкаф.

– Тебе понравился пирог? – спросила она.

Он сел на стул и стянул сапоги.

– Да, очень.

Она почувствовала, что не может говорить. Сердце ее было переполнено сладкими и острыми чувствами. Правда заключалась в том, что ее пироги были посредственными. Ее никто не учил печь. Девушкой из-за нужды она начала экспериментировать и добилась того, что смогла произвести для своих братьев что-то более или менее съедобное. Но результат ни в коей мере не шел в сравнение с чудом, произведенным Пруденс.

Сегодня она наблюдала за действиями Пруденс и поняла, что упускала все эти годы в приготовлении собственных блюд. И все же Кайл похвалил ее. Он мог бы вообще не упоминать ее пирогов. Как мог в утро после их свадьбы съесть только маленький кусочек.

– Пруденс сказала, что ты, вероятно, нанес визит викарию. Она рассказала мне, что он обучал тебя начальным знаниям.

Роуз остановилась, не зная, продолжать ли. Они могли бы прожить всю жизнь, не затрагивая вопросы, возникшие у нее сегодня. И возможно, так было бы лучше. Но она знала что не сможет заснуть, если не задаст Кайлу эти вопросы. Ответы касались не только ее представлений о муже-незнакомце, но и понимания того Кайла, которого она знала.

– Она сказала, что Коттингтон поручил викарию давать тебе уроки. Значит, граф был твоим покровителем. Ты мне никогда не говорил об этом.

Кайл снял галстук.

– Ты не спрашивала.

– Это верно. Я никогда не спрашивала. Спрашиваю теперь. Я хочу узнать об этом все.

– Причина, почему ты хочешь узнать, ошибочная.

– Я хочу узнать, потому что ты мой муж, а это из ряда вон выходящее событие изменило всю твою жизнь и сделало тебя тем человеком, за которого я вышла замуж.

Он снова опустился на стул и посмотрел на нее.

– Прекрасно. Я оказался в сфере внимания графа, когда мне исполнилось двенадцать. Он нашел, что у меня есть способности, которые следует развивать. Договорился с викарием, что тот будет давать мне уроки, а позже в течение двух лет оплачивал мое обучение инженерному делу в Дареме. Он сделал также для меня возможным поступить в школу искусств в Париже, где я изучал архитектуру. Когда я вернулся, он вручил мне сто фунтов, и на этом его покровительство закончилось, хотя он остался моим другом, а иногда нам случалось быть деловыми партнерами.

А эти сто фунтов Кайл превратил в тысячу, а позже еще приумножил эту сумму.

– Удивительная история! В том, что ты поразил его, ничего странного нет, но поведение графа удивительно. Почему он стал твоим покровителем? Оттого что твой отец погиб в туннеле?

– Он понятия не имел о том, что я сын одного из погибших. Это произошло за три года до несчастного случая.

Кайл принялся расстегивать манжеты.

– Я не знаю, по какой причине он это сделал, но думаю, потому, что я… поколотил его сына. Возможно, его восхитила моя храбрость. Возможно, он чувствовал, что его сын нуждается в порке, и был рад, что какой-то мальчишка отважился сделать это вместо него.

– Ты подрался с Норбери?

Кайл снял рубашку, налил воды в таз и начал мыться. С их брачной ночи Роуз не видела, как он раздевается. После этого он оставался для нее только силуэтом в темноте. Она изучала его плечи на ощупь, обнимала его обнаженное тело, но не видела его самого.

Слабое освещение льстило ему, но его сила впечатляла даже при ярком солнечном свете. В его теле не было вялости и мягкости. Не было угрозы потучнеть от легкой жизни. Его мускулы не выглядели слишком мощными, но были крепкими и соответствовали высокому росту. Его тело, как и лицо, казалось грубоватым, но полным энергии.

Молчание Роуз привлекло внимание Кайла, и он заметил, что она наблюдает за ним.

– А меня всегда как раз удивляло то, что ты так хорошо знаешь Норбери. А также и то, что продолжаешь поддерживать ваше партнерство и использовать земельные угодья его семьи…

– Я веду дела с Коттингтоном. Так было всегда. Норбери вступил в дело недавно, потому что граф заболел.

– Если граф болен, то, возможно, ваша совместная работа с Норбери скоро прекратится, – заметила Роуз. – А моя история, думаю, усложняет тебе общение с ним.

Кайл отбросил полотенце.

– Когда я должен с ним увидеться, я это делаю. А как только мы расстаемся, я забываю о нем. Он не присутствует в нашей жизни.

– Не присутствует. Но благодаря ему мы встретились. Я чувствую его… Он как привидение. И я не думаю, что он уходит из твоих мыслей, когда речь заходит обо мне. Думаю, что ты изо всех сил стараешься забыть об этом, но…

– Да, я изо всех сил стараюсь. Иначе мне бы пришлось убить его. За то, как возмутительно он обращался с тобой в тот вечер. А также за то, как, я подозреваю, он обращался с тобой раньше. Я представляю его с тобой, и… – Кайл сжал и разжал кулак. Видно было его отчаянное напряжение. Он с трудом обрел мрачное спокойствие. – Но когда я с тобой, я не думаю о нем. Это не отражается на моем отношении к тебе.

– Но этого не может быть. Он влияет на все. И отпечаток той ночи лежит на всем. Даже на том, как ты относишься ко мне.

– Если ты имеешь в виду мои требования, касающиеся твоего брата…

– Моего брата? Господи! Мой брат – единственное, что мы не разделяем с Норбери. Этот разговор мне неприятен, но по крайней мере я впервые серьезно говорю со своим мужем. С тобой настоящим, а не с тем вежливым незнакомцем, что прекрасно одевается, в совершенстве изъясняется и с таким почтением доставляет мне удовольствие.

Роуз не думала, что ее слова удивят Кайла. Хотя его удивление длилось всего несколько секунд. Потом он перевел взгляд на Роуз, и сердце ее бешено заколотилось.

– Я обращаюсь с тобой почтительно, как с леди. Почему ты жалуешься?

– Я не жалуюсь. Я знаю, что мне повезло заполучить такого чуткого и внимательного мужа. Просто я думаю, что ты так внимателен ко мне по причине, которая меня огорчает.

Кайл не любил критики, как и любой другой мужчина.

– Роуз, это звучит так, будто ты лучше меня знаешь мои мысли и мотивы.

Можно было пойти на попятный, извиниться, замолчать и быть благодарной. Только если бы Роуз сделала это, Кайл помнил бы об оскорблении, которого она и не собиралась ему наносить.

– Возможно, так и есть, а возможно, то немногое, что я о тебе знаю, вводит меня в заблуждение. Если бы не та ужасная ночь, если бы не мой несчастный роман, считал бы ты, что должен обращаться со мной со столь нарочитым почтением? Если бы ты женился на невинной деревенской девушке или женщине, которую никто никогда не называл бы шлюхой, разве ты все время думал бы об этом? Если бы ты родился не в этой деревне, а в дворянском поместье, и предложил мне выйти за тебя замуж при других обстоятельствах, считал бы ты необходимым обращаться со мной как с леди?

По крайней мере Кайл не казался сильно разгневанным ее излияниями. Он выглядел напряженным и серьезным, но не рассвирепевшим. Время текло очень медленно, в такой тишине, что Розалин уже пожалела о том, что затеяла этот разговор.

– Прошу прощения. Мне не следовало… – Она поправила одеяло. – Просто я чувствую, что, когда мы вместе даже в постели, ты почти всегда застегнут на все пуговицы.

Розалин чувствовала, что этими словами еще больше усугубила ситуацию. Она легла на спину и затихла, чтобы скрыть остатки крушения, к которому, в чем она не сомневалась, пришел ее брак. Ей не хватало слов, чтобы объяснить мужу, что она имела в виду. Она хотела бы располагать словами, необходимыми для того, чтобы передать, как она воспринимает свое и его происхождение, и то, что он спас ее от скандала, и его отношение к ее роману и потребность в том, чтобы не чувствовать себя шлюхой, что воздвигло между ними невидимые барьеры официальности. Но объяснить все это было невозможно. Тем более изменить. Ей следовало принять все как есть. Ей следовало обвинить свое сердце не способное принимать неизвестное и готовое воспринимать все так болезненно. Ей следовало…

– Когда я здесь, Роуз, никакой фрак не годится. Несмотря на все мастерство портного, он мне слишком тесен, когда я возвращаюсь домой.

Его спокойный голос проникал в нее сквозь напряженное молчание.

– Думаю, это неудобно.

– Верно.

– В таком случае, возможно, он всегда тебе тесен, а замечаешь ты это, только когда попадаешь домой.

– Думаю, что ты, вероятно, права.

Она снова села на постели. Теперь его внимание переключилось на слишком слабый огонь в камине и собственные мысли. Он поднялся. Отблески пламени освещали его лицо.

Розалин была словно загипнотизирована. Как он сейчас был красив!

– Сказать по правде, Кайл, по прибытии сюда и я стала замечать, что мне тесна моя одежда. Возможно, это действие здешнего воздуха или пирогов.

Он усмехнулся:

– Тогда тебе следует снять ее.

– У меня нет опыта в обращении с простой одеждой. Со дня рождения я носила корсет.

Он посмотрел на нее, и сердце ее взметнулось вверх и лихорадочно забилось. Даже в тот день, когда Кайл сделал ей предложение, он не позволял своему желанию проявиться так открыто.

Он приблизился к ней.

– Я воспринимаю это как приглашение, Роуз.

Он сжал ее в объятиях с такой силой и властностью, что приподнял с постели. Потом властно поцеловал. Это был требовательный поцелуй, означавший: все или ничего. В этот раз он не хотел сдерживать свое желание. И вовлек ее в вихрь необузданной силы и страсти.

Его поцелуи требовали, приказывали и возбуждали ее, и это происходило стремительно. Роуз не смогла бы противиться, даже если бы захотела. Но она сама требовала этого и позволила завладеть собой своим собственным неукротимым желаниям. Они преодолели владевшие ею вначале страх и удивление.

Его поцелуи. Жадные, властные, требовательные, ненасытные. Сильные руки сжимали ее почти с яростью, обжигая шею и грудь. Тело Роуз испытывало потрясение за потрясением, будто его пронзали огненные стрелы. Кайл продолжал взывать к ее первобытным инстинктам до тех пор, пока Роуз не застонала под его отчаянным натиском и все преграды не были сметены.

Кайл снова опустил ее на постель и принялся ласкать ее бедра под ночной рубашкой. Его рука вновь и вновь поглаживала ее бедра и ягодицы, потом двинулась к развилке между ног.

Там, где, дразня и играя, его пальцы прикасались к ней, Роуз охватывал удивительный трепет. Она пошевелила коленом, побуждая его продолжать эту восхитительную пытку. Кайл подчинился, но время от времени прерывал свои ласки поцелуями. Другая его рука потянула кверху ее ночную рубашку, подняв ее до самых плеч, а потом стянула через голову. Рубашка скользнула по рукам Роуз и упала на пол у его ног.

Кайл смотрел на ее обнаженное тело с выражением, которое могло бы показаться суровым, но лицо его всего лишь отражало желание. Теперь он ласкал ее грудь одной рукой, а другая продолжала дразнить и возбуждать ее лоно. Эти двойные ощущения вызывали в Роуз трепет, слегка ослабленный нарастающим желанием, и лишали опоры. Она подалась к Кайлу, ища поддержки, и прижалась лицом к его груди.

Его страсть воодушевила ее. Она положила ладони ему на грудь, ощущая и видя его одновременно. Ее прикосновения еще больше разожгли его желание и вызвали новый поток ласк. Теперь Роуз целовала и обнимала его более осмысленно и целеустремленно. Она смотрела на собственные руки, поглаживающие его грудь, а потом заскользившие вниз по его жесткому поджарому телу, по его мышцам и ребрам. Кайл смотрел на нее, и его собственные ласки и прикосновения к ней в точности повторяли ее движения. Их жаркое дыхание сливалось во все более отчаянных поцелуях, пока оба они не впали в состояние, близкое к безумию.

Кайл принялся расстегивать бриджи. Из уст Роуз вырвался стон разочарования, который она не смогла подавить. Она оттолкнула его руки и сама взялась расстегивать пуговицы. Кайл между тем возобновил свои ласки, и Роуз почти впала в беспамятство.

– Тебе приятно, Роуз?

Она была не в силах ответить. Не могла произнести ни слова. Она неумело, неуклюже, слепо цеплялась за его одежду, стараясь спустить ее ниже бедер, в то время как его легчайшие прикосновения к ее груди и развилке между ног исторгали у нее слабые стоны.

– А так?

Его рука скользнула вокруг ее бедра и дотронулась до нее спереди. Долгая, медлительная, неправдоподобно чувственная ласка вызвала в Роуз взрыв наслаждения, потрясшего все ее тело.

Роуз знала, что он видит, как беспомощна она в его объятиях. Она прижималась к его плечам и висла на нем, не в силах устоять на месте.

Он высвободил ее руку, поцеловал ее и заставил опуститься ниже вдоль своего тела. Малая толика сознания вернулась к Роуз, чтобы понять, чего он хочет. Она была полностью во власти ощущений, чтобы это могло ее смутить, зашла слишком далеко, чтобы беспокоиться об этом, и позволила своим пальцам обхватить его фаллос.

Еще одно умопомрачительное прикосновение его руки облегчило это для нее. Наслаждение струилось по ее телу, набегая волнами, и в ответ она делала для Кайла то же самое.

И тут все барьеры, сдерживавшие его, рухнули окончательно. Он поцеловал ее с новой страстью, и Роуз ощутила его напряжение в этом поцелуе и в том, как он прикасался к ней. Теперь его требования были безоговорочными, и он не признал бы ничего, кроме полной покорности.

Гордость потеряла смысл. Стоя на коленях, Розалин покачнулась, изгибаясь под его властными поцелуями и издавая стоны еще не удовлетворенного желания. Он заставил ее сделать движение, но не то, которого она ожидала. Она оказалась стоящей спиной к нему, и его руки свободно ласкали ее грудь. Изогнув спину, Розалин подалась к нему еще ближе. Ее соски, напряженные и твердые, поднялись, будто требуя большего – требуя еще чего-нибудь, требуя всего.

Он снова заставил ее изменить позу: теперь она стояла на краю кровати на коленях, низко пригнувшись. Внизу ее живота зародилось и распространялось ошеломляющее эротическое ощущение.

Кайл приподнял ее бедра. Розалин ожидала, почти перестав дышать, столь возбужденная, что это становилось почти невыносимым. Тело ее вибрировало. Она представляла, что он видит, когда ее ягодицы оказались поднятыми к нему, а обычно скрытая плоть оказалась в поле зрения. И этот скандальный образ еще больше возбудил ее.

Кайл не сразу овладел ею. Он заставил ее ждать, балансируя на грани безумия. Потом начал ласкать ее ягодицы, массируя эти нежные выпуклости, и Роуз была уверена, что в это время он смотрел на нее. Он наблюдал за ней и видел ее полную покорность, и отчаяние, и готовность сдаться.

Потом снова начал ее ласкать, и Роуз закричала. На этот раз все было совсем по-другому. Она была обнажена и открыта для обозрения и знала, что он смотрит на нее, что он видит ее обнаженное тело. Она еще ниже опустила голову и подняла ягодицы.

Теперь Розалин была готова просить, умолять его. Она просила, и стонала, и старалась заглушить свои крики, зарываясь лицом в постель. Наконец он не спеша, намеренно медлительно вошел в нее. И вслед за своим стоном облегчения она, как ей показалось, услышала и его стон.

После этого она перестала думать и полностью отдалась его власти. И испытывала только наслаждение, подобное пытке, и позже острый пик этого наслаждения.

– Ты приехал повидать Коттингтона перед смертью? – спросила Роуз, покоившаяся под одеялом в объятиях Кайла. Это произошло спустя некоторое время после того, как их расслабленные тела разъединились и Кайл обнял ее. Свеча отбрасывала на них слабое сияние, в этом слабом свете можно было видеть их взаимное удовлетворение.

– Это одна из причин. Завтра я попытаюсь с ним увидеться.

– Попытаешься? Разве он теперь не принимает тебя?

– Он не знает, что я навещал его. Его секретарь и врач не рассказывают ему о посетителях, если не считают нужным. Теперь его дела обстоят так.

Розалин подумала, что, вероятно, так было всегда. Обычно граф держал в услужении людей, насчет которых был уверен, что они не допустят, чтобы ему докучали, если он сам не пожелает их принять. Теперь Коттингтон был болен и многое решали за него другие люди.

– Если он не сможет увидеться с тобой сейчас, то, возможно, это произойдет весной.

– Не думаю, что он протянет до весны.

– Будет очень печально, если ты не сможешь с ним проститься, после всего что он сделал для тебя. Конечно, его секретарю это известно.

– Для его секретаря я всего лишь мальчишка из Тислоу. – Кайл рассеянно поцеловал волосы Роуз. – Речь идет не только о прощании. Мне надо убедиться, что он не утратил ясности ума. Мне хотелось бы попросить его об одной последней услуге ради шахтеров.

– Ты имеешь в виду повторное открытие туннеля?

– Да. Кое-кто хотел бы предотвратить это, но так, чтобы не полетели головы.

– Если бы они все объединились, это могло бы…

– Все они объединиться не смогут.

– Ты сказал, что твой отец погиб во время несчастного случая. Это произошло в туннеле?

Кайл кивнул:

– Мне тоже хотелось бы его похоронить. Но я знаю, что этот туннель никогда не будет безопасным, если не изменить условия работы в нем. Его стены смещаются.

– Но ведь там твердая порода. Скальная порода не смещается.

– Земля как живое существо, Роуз. До того как я начинаю что-нибудь строить, я должен убедиться, что грунт прочен и стабилен. В этой шахте он не такой, а туннель там – самое худшее место. Я это знал еще мальчишкой. Я это видел.

Роуз села на постели и посмотрела ему в лицо. В ней не утихло эхо ночного потрясения, когда она на него смотрела.

Женщина не может позволять мужчине обращаться с собой так, если не готова в будущем принять несколько зависимое от него положение. Она чувствовала, что и во всех других отношениях сдалась на его милость, и это усиливало ее трепетное отношение к нему.

– Как долго ты работал в шахте, Кайл?

– В первый раз я туда спустился в восемь лет. Дети выносят оттуда корзины с углем. Обычно они начинают этим заниматься лет в девять-десять, но я был не по возрасту крупным. И видел то, чего обычно не видят мужчины, потому что работают внаклонку. Там были трещины наверху, у самого свода. И в течение месяцев я видел, как они увеличиваются. Я сказал отцу. Но ни он, ни другие не усмотрели в этом опасности, потому что они на тот момент были заняты другим. И вот однажды произошел обвал. И несколько человек оказались похороненными заживо.

– Они там так и остались?

– Если бы им можно было помочь, им бы помогли. Их бы там не оставили. Люди принялись их откапывать. Обвалилась еще часть скалы, и погиб еще один человек. После этого раскапывать перестали. По ним отслужили службу в церкви. Прочитали молитвы. И два дня спустя шахтеры снова спустились под землю. Кроме семей погибших. Они подождали еще неделю. К тому времени те, кого засыпало, уже наверняка были мертвы. Отсутствие воздуха и воды должно было сделать свое дело.

Розалин представила Кайла читающим молитвы по отцу вместе с теткой и дядей. Она увидела ребенка, представляющего отца, заваленного скальной породой, еще живого, но без надежды на помощь.

– Я им говорил, что копать надо сверху, пробурить отверстие, чтобы обеспечить доступ воздуха, пока мы не сообразим, как их оттуда вытащить. Никто не прислушался к словам ребенка, особенно те, кто присматривал за работами по поручению владельцев шахты. Теперь я знаю, что мой план мог бы сработать. Инженер смог бы с этим справиться…

Кайл ответил на все вопросы Роуз, а потом привлек ее к себе.

Он смотрел на свои руки, ласкающие ее грудь, касающиеся больших темных сосков.

– Я достаточно видел тебя в темноте хотя бы мысленно, но при свете мне больше нравится на тебя смотреть.

Иными словами, он не хотел больше терпеть ее аристократические замашки, и Роуз ничего не имела против. Так и она могла его видеть. И все же потребовалось некоторое время, чтобы преодолеть застенчивость, когда Кайл принимался вот так рассматривать ее тело.

– Думаю, тебе следует взять меня с собой, когда поедешь в Кертонлоу и попытаешься встретиться с Коттингтоном.

– Нет.

Роуз подумала, что его отказ объясняется тем, что он не хочет, чтобы она видела его унижение, если его не допустят к графу.

– Если я поеду с тобой, секретарь не посмеет нам отказать.

– Посмеет, и я не хочу, чтобы тебя оскорбляли.

– Поверь мне, Кайл, что гораздо труднее отказать леди. Мы дадим ему понять, что если он осмелится это сделать, граф будет им недоволен.

– Нет.

Ее пальцы сомкнулись вокруг его уже отвердевшего жезла, и она принялась дразнить кончик этого орудия.

– Ты ведь женился на мне, Кайл, ради моего происхождения. Ты должен позволить мне попытаться отворить для тебя двери.

Его улыбка не могла скрыть чувственной бури, вызванной ее ласками.

– Роуз, ты прибегаешь к женским уловкам, чтобы сломить мою волю и сделать меня податливым?

Она опустила глаза на тот орган, над которым трудились ее пальцы.

– Похоже, я добилась обратного эффекта.

Руки Кайла оказались под ее ягодицами и слегка приподняли ее. Роуз и без инструкции знала, что делать, потому что это казалось ей естественным и нужным. Она изменила позу и устроилась сверху Кайла, оседлав его.

Первое же ощущение проникновения вызвало в ней потрясение. Это ощущение пленило ее, и у Роуз захватило дух. Она не пыталась заставить Кайла продвинуться глубже, просто замерла, и они так и оставались едва соединенные, и потому эти восхитительные ощущения не прекращались.

Кайл не противился, хотя желание с такой силой овладело им, что ему пришлось стиснуть челюсти. Роуз опустилась чуть ниже, чтобы лучше его чувствовать.

– Похоже, ты собираешься меня убить, дорогая. – Он сжал ее бедра. – Ты можешь подвергать меня пыткам в другую ночь, но сейчас… – Он привлек ее ближе к себе и заставил опуститься так, что их тела оказались тесно сплетенными.

После этого он взял все в свои руки и заставил ее бедра двигаться в ритме, полном самозабвения, которым Роуз все-таки могла управлять.

Пик наивысшего наслаждения был для Роуз настолько острым, что по интенсивности это можно было сравнить только с болью. Обессиленная, она упала на Кайла, прижимаясь лицом к его груди, поддерживаемая его сильными объятиями, пока тело ее медленно, нехотя расставалось с последними судорогами блаженства.

– В котором часу завтра ты отправляешься в Кертонлоу-Холл? – спросила она, когда их дыхание стало спокойным и размеренным, а сердца начали биться ровно.

Кайл потянул одеяло и подоткнул его вокруг Роуз.

– Думаю, в полдень.

– Я хочу поехать с тобой. К полудню я буду готова.

Она ожидала, что он скажет «нет», но этого не произошло. Кайл обнял ее, и она почувствовала прикосновение его губ к своему виску и теплое дыхание.