Роуз любила деревню весной. Ей нравились запахи нагретой солнцем земли и пробуждающихся к жизни растений. И даже прохладный воздух, обещавший в течение дня нагреться.

Ее нравилось нежиться в постели с Кайлом, уютно устроившись под одеялом. Ветерок охлаждал их разгоряченные страстью тела.

– Ты так прекрасна! – бормотал он. – Каждый раз при виде тебя я испытываю чувство, схожее с болью.

Розалин игриво провела ладонью по груди мужа:

– Если ты испытываешь боль, я могу тебя исцелить.

Он предоставил ей такую возможность, впрочем, не забывая о том, что она должна испытать если не боль, то томление. Теперь Роуз очень хорошо знала, что такое экстаз. Ее дух освобождался от всех забот и волнений, от всех запретов и уверток и, в конце концов, от отчуждения, когда их тела сливались подобным образом.

Рука Кайла, такая сильная и мужественная, прошлась по всему ее телу. Он поцеловал ее в ухо.

– Эта боль снедает не только мое тело, Роуз. Твои ласки утоляют печали моего сердца. И даже твоя улыбка утоляет их.

– Мне жаль, если твое сердце все еще болит, Кайл. Мне жаль, если хоть что-нибудь причиняет тебе боль.

– Ты меня неправильно поняла, дорогая. Это сладкая боль, боль любви и томления. Ты предупреждала меня о том, что утратила романтические иллюзии, но я-то никогда не обещал, что не буду тебя любить.

Розалин дотронулась до его руки. Она чувствовала его дыхание на своей шее и биение его сердца.

– Я сказала, Кайл, что никогда больше не стану тешить себя ложью. Но правда не ложь, а я знаю, что ты никогда бы не сказал о любви, если бы это не было правдой. Наш брак мог бы быть разумным и удачным и без любви, но то, что мы любим друг друга, думаю, только делает его лучше.

Он приподнялся, опираясь на локти, и посмотрел на нее сверху вниз сквозь пряди спутанных волос. Он смотрел на нее все еще неуверенно, но взгляд его был пронзительным и полным надежды.

– Не ожидал услышать от тебя объяснения в любви, Роуз.

Значит, он говорил о любви без надежды на взаимность? И это вызвало боль в ее сердце, ту самую благую боль, о которой говорил Кайл.

– Знаю, что ты никогда не стал бы говорить о любви несерьезно, Кайл. Знаю, что могу тебе доверять. Я видела и чувствовала твою любовь. Поэтому слова были не нужны. – Она провела кончиком пальца по его щеке. – Но я рада, что ты об этом сказал. И что я сказала тебе о своей любви. Теперь я понимаю, что значит окончательное прощание с прошлым и полная отдача настоящему и будущему, и то, что я полностью отдаю тебе сердце.

Кайл умело и страстно поцеловал ее, и передвинулся так, что оказался лежащим поверх нее, и заставил ее высоко поднять колени, и теперь смотрел на ее обнаженное тело, продолжая ласкать ее и доводить своими ласками до безумия. На Роуз накатывали волны наслаждения, и ощущения были настолько восхитительными, что она уже бесстыдно и самозабвенно молила Кайла о продолжении…

– День прекрасный. Прогуляемся!

Кайл предложил это, когда Роуз вытирала кастрюльку, в которой сварила яйца. Она сама готовила в эти дни, потому что они приехали сюда одни и оказались вдали от лондонской суеты и забот.

Розалин любила весну, но ясные и теплые дни означали грязь на дорогах и в полях. Она надела полуботинки, взяла с собой плащ и последовала за Кайлом в сад.

Они не спеша вышли из дальних ворот в поле. Розалин могла видеть вдали холм, на котором лежала в тот памятный день, мечтая о том, чтобы соединиться с Тимом.

Сегодня, когда рядом был Кайл, она не могла даже вспоминать об извращении духа, заставившем ее думать о такой возможности. Сердце ее билось слишком часто для того, чтобы она могла себе рассказать о лжи, которую еще недавно считала правдой.

– Мне надо кое-что объяснить тебе, Роуз. Боюсь, у меня невеселые новости, – сказал Кайл.

Она остановилась и пристально посмотрела на мужа. Его тон вызвал в ее сердце болезненное предчувствие.

– Что за новости?

– Похоже, я могу втянуть тебя в новый скандал.

– Не верю, что ты на это способен.

– О! Я-то верю. В такой, какой тебе был известен и раньше. Я разорен, дорогая.

Он старался говорить спокойно, как всегда, но Розалин расслышала в его тоне нежность и беспокойство.

Он беспокоился о том, как она примет это известие, но, похоже, самого его случившееся не особенно печалило или волновало. Точно так же он мог посмотреть после долгой прогулки на свои сапоги и заметить, что наступил в кучу навоза. Неприятность, но с ней можно было легко справиться.

– Насколько серьезны потери?

Она чуть не подавилась этим словом. Они, потери и разорение, принесли ей столько горя.

– Я совершенно разорен. Норбери изъял свою собственность из плана работ по строительству новых домов и поместий. Его отец подписал надлежащие бумаги, но поверенный Норбери может затянуть это дело и тяжба будет длиться до бесконечности. А сейчас прибыл лес, за который я должен заплатить, и остальные материалы приобретены в кредит. Другие инвесторы выживут. Что же касается меня…

– Ты был неспокоен еще до того, как это случилось, и теперь знаешь, что не сможешь выкрутиться. Это означает долговую тюрьму?

– Все будет зависеть от доброй воли кредиторов. Они в этом случае ничего не выиграют.

Кончиками пальцев он дотронулся до ее подбородка.

– Не беспокойся за меня. В конце концов я вернусь и восстановлю все, но это потребует нескольких лет, и, не исключено, что я изыщу новые возможности не в Лондоне. – Он обнял ее за плечи, и они продолжили прогулку.

– Ты обеспечена, – сказал Кайл. – Тебе не придется снова экономить на топливе и еде. И ты сможешь продолжить свою маленькую войну за обретение респектабельности. Это твой выигрыш от нашего брака, и есть еще один траст на твое имя, обеспечивающий тебе доход в три сотни фунтов в год.

– Что за траст?

– Я учредил его, как только мы поженились.

– Должно быть, ты был очень обеспокоен будущим, раз позаботился об этом. Это было не особенно разумно, Кайл. Тебе следовало сохранить и иметь эти деньги.

– Мне следовало предвидеть настоящую ситуацию. Я мог бы что-то сделать, но не жалею о том, что поступил так.

Как ему удавалось сохранять такое спокойствие? Разорение – серьезная вещь. Тем не менее он не показывал огорчения и сожаления по поводу того, что импульс заставил его вложить в обеспечение ее блага так много денег из своего состояния и теперь он оказался беспомощен перед лицом несчастья.

В Роуз поднялась паника. Его кредиторы могли не проявить понимания и благородства, а, напротив, могли оказаться мстительными. А Кайлу грозила долговая тюрьма. Сердце Роуз тяжело забилось.

– Мы, конечно, оба будем жить за счет этих денег и, возможно, в конечном итоге твой поступок окажется разумным, – сказала она. – Практически нам придется найти способ аннулировать этот траст, чтобы ты мог использовать эти деньги и избежать разорения.

– Нет. Даже в случае если бы удалось этого добиться через суд, я бы не стал этого делать.

Розалин подумала, что знает причину, почему он учредил этот траст так скоро после их женитьбы. Должно быть, эти деньги поступили от Истербрука, с тем чтобы подстегнуть его к браку с ней. Должно быть, это было бесшабашным поступком, скорее жестом, чтобы деньги достались ей.

К тому же романтическим, причем задолго до того как она поверила в то, что их брак имеет шанс вдохнуть в них обоих подобные чувства.

– Мне кажется, что если все материалы уже заказаны, было бы правильно использовать их и что-нибудь построить, – сказала она.

– Невозможно что-нибудь построить на земле, которой нет, Роуз. Поверь мне, собственность в Кенте и средства, уже вложенные в поместья Коттингтона, не будут доступными в течение многих лет, даже если я обращусь в суд и выиграю процесс.

– Тогда тебе надо найти другую землю.

– На это тоже нужны деньги.

– Может быть, стоит сделать заем у лорда Хейдена?..

– Нет, Роуз. Я не хочу задолжать твоим родственникам.

Конечно, нет. Было глупо предлагать это. Скоро у него мало что останется, кроме гордости.

Розалин окинула взглядом холм, потом поля под паром. В детстве она любила гулять с братьями по этой тропинке. И за всю свою жизнь она не видела, чтобы что-то изменилось в этом ландшафте, если не считать смены времен года.

Несмотря на все пережитое, несмотря на ее горечь и печаль, вызванную смертями и потерями, несмотря на бедность после выплаты долгов отца и разорения Тима, эта собственность была гарантией ее места в мире, как бы скудно она ни питалась. Пусть в ее гостиной имелось всего два стула и маленький столик, но ее дом был местом, где ее предки устраивали приемы для всего графства.

Горло ее горело. Ее затопляла ностальгическая тоска по прошлому. И все же эти чувства не могли заставить ее замолчать. Роуз остановилась и, схватила Кайла за руку.

– А почему не воспользоваться этой землей, Кайл? Пусть сюда доставят лес и другие материалы и начнут работы. Это было бы малой компенсацией за то, что задолжали тебе мои братья, но все же хоть что-то.

– Когда в суде я сказал, что получил компенсацию, я не лукавил. Я говорил искренне, Роуз. – Его улыбка зачаровала ее, но это значило, что ей не удалось его поколебать. – Это дом твоей семьи, дорогая. И все это принадлежит твоему брату, который однажды вернется. – Он взял ее за руку и повел дальше навстречу ветру.

– На самом деле, Кайл, теперь это принадлежит мне, а не моему брату. Тимоти написал нашему поверенному и предоставил ему доверенность на мое имя и право распоряжаться собственностью по моему усмотрению; это вполне законно, и документ выдержит любую проверку.

Они добрались уже до вершины холма, когда Кайл наконец ответил:

– Когда твой брат написал это письмо?

– В тюрьме, когда я навестила его, перед тем как его увезли. Свидетелями были лорд Хейден и тюремщик.

– С чего вдруг он так поступил?

– Я ему велела. Я опасалась, что пока будет далеко, он сможет наделать глупостей и потерять все. Я подумала также, что было бы неплохо сохранить эту собственность в качестве гарантии, и оказалась права.

Кайл покачал головой.

– Если она твоя, то тем больше оснований не трогать ее.

– Господи! Ну до чего же упрямым ты иногда бываешь. – Розалин шагнула к нему, чтобы он лучше видел ее досаду из-за его неуместного благородства. – Ты мой муж. Мы единое целое в наслаждении, радости, любви и горе. В данном случае это разорение касается и меня тоже. Я не стану веселиться на званых вечерах, пока ты будешь в долговой тюрьме или станешь бороться за восстановление своего состояния. Если ты не используешь эту землю и не аннулируешь траст, мы сможем заложить мой доход, выплатить твои долги и жить здесь на те крохи, что сумеем наскрести.

– Ты не будешь бедствовать. Ты однажды уже прошла через это.

– Я сделаю как говорю. Я найду способ заложить свой доход. Буду экономить и откладывать каждый шиллинг и сама относить деньги кредиторам.

Лицо Кайла помрачнело, но ненадолго. Он некоторое время внимательно смотрел на нее.

– Пожалуйста, Кайл, – убеждала Розалин. – Считай эту собственность моим даром тебе. Считай ее моим приданым. И, если нужно, можешь считать меня одним из инвесторов, вкладывающих средства в твое строительство.

– Мне придется продать землю. Ты это понимаешь? Заложить ее было бы недостаточно. Мне придется провести операцию по снятию ареста с имущества, пока земля еще числится за Тимом. Раз она твоя, то в качестве твоего мужа я имею право распоряжаться твоей собственностью, но не продавать ее.

– В таком случае воспользуйся снятием запрета на продажу и продай ее.

Он отошел на несколько шагов и, прищурившись, начал разглядывать покатые холмы.

– Мы могли бы сохранить твой дом и поле позади него. А также этот холм. Остального будет достаточно.

Розалин подошла к мужу и, обняв сзади, прижалась лицом к его сильной спине.

– Если этого будет мало, мы продадим и дом и поле.

Он повернулся к ней лицом, пока она еще держала его в объятиях, и посмотрел на нее:

– Ты уверена? Все это уже никогда не станет прежним, даже если дом останется. Ты жертвуешь чем-то таким, что…

– Я совершенно уверена. Пожалуйста, не спорь больше и не говори о жертвах. Если ты любишь и уважаешь меня, то не станешь говорить об этом.

И он перестал спорить. Он даже не стал говорить. Он только поцеловал ее так нежно, как никогда прежде. И с ее сердца свалилась тяжесть. Ей стало легко.

– В таком случае решено, да? – спросила Розалин шепотом.

– Сначала уладим дело с арендаторами, причем немедленно. Потом подыщем им другие фермы, – сказал Кайл. Он крепко держал ее в объятиях. Она чувствовала его теплое дыхание, потом он поцеловал ее. – Ты меня растрогала, Розалин, – пробормотал он голосом, охрипшим от чувств. – И так было всегда. Сначала ты тронула меня своей красотой, потом добротой и страстностью, а теперь любовью. Мое сердце болит, и все-таки оно полно гордости. Из всех удач, доставшихся на мою долю, ты – самый большой дар судьбы.

Она подняла голову, и их губы встретились. Его тепло и нежность будто переливались в нее. Она ощущала больше тепла и нежности, чем ожидала найти. И больше любви, чем смела надеяться и чем, по ее мнению, заслуживала.

Они стояли на вершине холма и смотрели вниз, и Розалин уютно устроилась в объятиях мужа.