Розалин поднималась на холм позади поля и дома. Она не обращала внимания на сырой пасмурный день и ветер, жаливший ее лицо, не замечала мертвых листьев, взвивавшихся вокруг ног. Мысленно она брела по миру, залитому солнцем и полному неувядающих цветов.

Она плотнее запахнула плащ, присела на вершине холма и стала смотреть на горизонт.

Из-под плаща Розалин достала два письма. Каждое на свой лад обещало ей возможность хоть на время отвлечься от безысходного одиночества.

Эти письма ожидали ее вчера в деревне, куда она пошла купить ниток. Они озарили светом ее тусклый мир.

Одно пришло из Лондона от незнакомой женщины. Федра Блэр, только что вышедшая замуж за брата Хейдена Эллиота, была известна своими откровенными идеями, поведением и внешностью. Сейчас леди Федра написала Розалин, представилась ей и заявила, что ее ссылка – нечто варварское и несправедливое. Будучи женщиной, предпочитающей не ныть, а действовать, леди Федра написала также, что владеет небольшим домиком возле Олдгейта, и предложила Розалин воспользоваться им, если она захочет посетить Лондон. Леди Федра также ясно дала понять Розалин, что она и лорд Эллиот охотно станут ее принимать, потому что оба отказываются потворствовать лицемерию света.

Эти слова, выведенные твердой и решительной рукой, вызвали у Розалин усмешку. Она подумала, что лорду Эллиоту предстоит очень интересная жизнь.

Это желание рассмеяться озадачило Розалин. Оно вызвало странное ощущение, столь чуждое ей. Когда она смеялась в последний раз? Она снова устремила взгляд к горизонту и попыталась вспомнить. Конечно, с тех пор прошло несколько недель. Возможно, и месяцев. Розалин настолько разучилась чувствовать себя счастливой, что сегодняшняя радость сделала ее легкомысленной.

Она опустила глаза на второе письмо, вызвавшее в ней столь непривычное настроение.

Это письмо было от Тима. Увидев его почерк на конверте, Розалин удивилась, потому что ее письмо не могло дойти до него так скоро. Но как только она вскрыла конверт, поняла, что оно не было ответом, а просто он сообщал ей свои новости.

Он и не мог получить ее письма, потому что покинул французский город, откуда писал ей прежде. Однако он будто читал ее мысли и теперь предлагал связаться с ним, потому что хотел, чтобы она приехала к нему, когда он устроится в Италии и напишет ей снова.

Она перечитывала его письмо с предложением приехать. Тим не знал, что ее не требуется упрашивать. Он еще не представлял, что в Англии для нее больше не было жизни. Брат описывал путешествия и приключения. Обещал, что она увидит горы и море, Флоренцию, Рим и все остальное. Прошлой ночью она не могла уснуть, потому что в мозгу у нее теснились образы новой жизни. Она так долго жила без надежды, что теперь была опьянена ею.

Розалин легла на траву и посмотрела на небо. На континенте больше солнечного света, она уже ощущала его тепло. И это обещало счастье, которое, в свою очередь, давало радостное ощущение свободы.

Розалин была рада, что Тим написал ей прежде, чем получил ее письмо.

Это означало, что он и в самом деле хочет, чтобы она была с ним, а не просто старается быть к ней добрым. Теперь они оба были опозорены и одиноки. За границей была свобода, и они снова могли там создать семью.

Розалин заставила себя подняться и направилась к дому. Нынче она собиралась осмотреть свой гардероб, сохранившийся с тех времен, когда разоренная семья покинула Лондон. Пройдет некоторое время, прежде чем она сможет приехать к Тиму, но по крайней мере можно заполнить свои дни мечтами и планами.

Она вошла в сад через арку задних ворот. Когда Розалин проходила мимо яблони, в ее сознание ворвался слабый окрик. Скорее заинтересованная, чем встревоженная, она последовала туда, откуда доносились удары по дереву и царапанье в створку ворот.

Ворота от нее заслонила чья-то белая рубашка, ослепительная на фоне серого зимнего дня. Она обтягивала крепкую спину мужчины и широкие плечи и была чуть присобрана у пояса светло-коричневых бриджей. Рукава рубашки были закатаны до локтей, и смуглые обнаженные руки придерживали ворота.

Мужчина повернул голову, показав четко очерченный профиль. Мистер Брадуэлл.

Он не слышал приближения Розалин, потому что был занят тем, что осторожно приподнимал створку ворот и ставил на место. Одна из петель была новой и ярко сверкала.

Мягкие складки рубашки и тонкая ткань бриджей обрисовывали его фигуру во время работы и движения. Ветер развевал темные локоны, и они выглядели наилучшим образом. Несмотря на то что на нем были галстук и воротничок, он казался бесшабашным, романтичным и очень уверенным.

Еще один сильный толчок, еще один удар – и ворота легко заскользили на петлях. Он проверил их прочность, потом опустил закатанные прежде рукава. И только тогда заметил Розалин. Его ничуть не смутило то, что она наблюдала за его работой. Продолжая одеваться, Брадуэлл приветствовал Розалин.

Она подошла и осмотрела ворота, остававшиеся сломанными долгие годы.

– В свой прошлый визит я заметил, что их надо починить, – сказал он и потянулся к сюртуку и плащу, лежащим на траве.

– Благодарю вас.

Она, кажется, несколько раз повторила слова благодарности.

– Вы снова оказались в этом графстве, мистер Брадуэлл? Или просто проезжали мимо?

Он натянул сюртук и плащ и выпрямился. Теперь у Брадуэлла был вполне пристойный вид. Но Розалин предпочла бы видеть его за работой и полуодетым.

– Я приехал из Лондона повидать вас, мисс Лонгуорт. Я привез сведения о составе вашей почвы и весточку от кузины.

Он ведь мог ей написать и о том и о другом! Розалин заподозрила, что все дело было в том поцелуе. И до своего отъезда он попытается поцеловать ее снова, предположила она.

Теперь для Розалин стало очевидно, что он желал ее. Нет, он не пялился на нее и не прожигал взглядом. Этот человек умел скрывать свои вожделения, но не мог утаить напряжения и интереса, которые просто наэлектризовали воздух между ними.

Розалин бы следовало почувствовать себя оскорбленной. Но сегодня ничто не имело значения – ни его интерес к ней, ни ее реакция на этот интерес. И возможно даже, она бы ответила на его поцелуй. И даже не обиделась бы если бы он сделал ей двусмысленное предложение, и не удивилась бы этому, потому что поцелуй был прелюдией к дальнейшему. Конечно, это омрачило бы воспоминание о той ночи и показало бы, что он вовсе не так галантен, как она думала, но и это сейчас не имело значения.

Скоро она уедет. Через несколько недель Розалин Лонгуорт исчезнет без следа.

– Пожалуйста, входите и расскажите свои новости.

Она повела его в дом.

Сегодня Розалин выглядела много счастливее. И была очень красивой. Впрочем, она всегда была красивой.

Следуя за ней, Кайл заметил веточки и стебли травы, приставшие к ее плащу. Должно быть, в холмах она снимала плащ и стелила на землю. А впрочем, было холодно, и, вероятно, она его не снимала, а лежала в нем на земле.

Он представил ее одинокую фигуру, растянувшуюся на траве под открытым небом. И понимал, почему она могла смотреть на бескрайние просторы над головой. У нее был славный дом, но дом этот был тюрьмой.

– Боюсь, что сегодня я не могу предложить вам пирога. – Плащ соскользнул с ее плеч, и она стряхнула с него травинки. – По правде говоря, мне вообще нечего вам предложить.

– Ваша кузина кое-что прислала. Корзинка со съестным у парадной двери. Если вы позволите…

Розалин кивнула и подбросила дров в камин в гостиной. Кайл принес корзинку.

Розалин поставила ее на один из деревянных стульев и принялась вынимать дары, восторженно улыбаясь при виде каждого…

Она поставила коробки с чаем и бисквитами на маленький столик. Тут же выложила мешочек с кофе, достала бутылку вина и горшочек меда.

– А что там на дне? – Она ткнула в какой-то большой и широкий предмет, запакованный в бумагу.

– Думаю, что это уже приготовленная к употреблению птица. Я полагаю, утка или гусь.

Розалин рассмеялась. Кайл прежде не слышал ее смеха. Во всяком случае, такого открытого и искреннего. Это был прелестный смех. Мелодичный. Ангельский.

«Держи себя в руках, Кайл. А то скоро начнешь писать скверные стихи».

– Как это похоже на Алексию! Роскошь, но все практично. Вы, мистер Брадуэлл, должны составить мне компанию – помочь съесть гуся и распить вино. Попируем вместе?

– Было бы лучше, если бы вы приберегли все это для себя.

– Чепуха.

Розалин поставила корзинку на пол возле ног.

– А теперь скажите, какие новости насчет почвы?

Он сел на стул по другую сторону разделявшего их стола. Огонь в камине согревал их плечи.

– Проделанный эксперимент носит чисто теоретический характер. Однако он показал, что почва истощена. Неужели ваши братья никогда не требовали от арендаторов, чтобы те чередовали культуры на полях? Теперь такой метод ведения хозяйства считается полезным. Ну уж по крайней мере следовало бы, как в старые времена, оставлять поля под паром раз в три года.

– Мой отец только собирал арендную плату. И больше ничего не делал. А после его смерти никто по-настоящему не занимался хозяйством. Мы полагали, должно быть, ошибочно, что арендаторы лучше знают, что делать. И уж во всяком случае, как не истощать землю.

– Всегда есть соблазн использовать для посева еще одно поле. А сколько таких арендаторов, кто истощает почву и уходит в другое место.

Розалин пожала плечами:

– Вероятно, так и есть.

Пожатие плеч – вот и вся ее реакция. Он привез ей очень скверные новости: ее жалкие доходы станут еще меньше. Но похоже, ее это не обеспокоило.

Ее глаза блестели, когда она провела изящным, сужающимся к ногтю пальцем по краю коробки с чаем. Кайл смотрел на это небрежное ласкающее движение и представлял, как эта рука скользит по его телу. Он стиснул зубы, чтобы овладеть собой и прогнать эту неуместную фантазию.

Но был рад тому, что сегодня Розалин веселее, и веселье это даже походило на опьянение. Кайл не польстил себе, не счел ее улыбку и блеск глаз данью его визиту.

– Вы не умеете лгать, мистер Брадуэлл. Это не Алексия вручила вам корзинку. Думаю, что все это вы купили сами.

– Почему вы так решили?

– Алексия никогда бы не купила чай другой марки. И бисквиты тоже. К тому же она бы положила в корзинку разные женские мелочи вроде мыла и шпилек для волос. А также еще разные разности. – Розалин лукаво улыбнулась. Несомненно, она была в хорошем настроении.

Она была живой. Даже склонной к флирту.

– Вы меня раскусили, мисс Лонгуорт. Я надеялся избежать неловкости, когда сказал, что это от вашей кузины.

– Это вознаграждение за тот поцелуй? Здесь товаров по меньшей мере шиллингов на десять, а поцелуй едва ли стоит один. Или вы рассчитываете еще на девять? – Теперь она казалась бесшабашной.

– Это не имеет никакого отношения к поцелую, а только вызвано беспокойством о вашем здоровье и отсутствии комфорта. А возможно, чтобы сгладить неприятное известие о вашей земле.

– Конечно. Примите мои извинения за то, что усомнилась в чистоте ваших побуждений. – Но ее игривый взгляд не вязался с серьезными словами. Она принялась складывать припасы в корзинку. – Давайте-ка поедим на славу. Если вы разделите трапезу со мной, то будет не важно, какими мотивами вы руководствовались. Хотя, по правде говоря, и теперь это не имеет значения.

Брадуэлл взял у нее корзинку, когда она поднялась с места, и последовал за ней на кухню. Ее обращение с ним льстило ему. И трогало. И желание его разгоралось как масло от факела. Но в то же время поведение Розалин вызывало у него тревогу, и не потому, что она говорила с ним так свободно и утратила свойственное ей холодное изящество. Она вела себя как человек, принявший решение и потому считающий все правила хорошего тона ненужными и лишними.

И Кайл гадал, о чем она думала, лежа в траве под серым небом.

Он остановился возле кухонного стола и наблюдал за ней, пока она разворачивала свертки с продуктами.

«Право же, – подумала Розалин, – он красивый мужчина».

Привычнее было бы сказать «по-своему», но при этом ей казалось, что он становится все привлекательнее. Особого внимания заслуживали его глаза. Это были умные глаза. Взгляд Брадуэлла казался особенно напряженным, когда он следил за ее действиями. Возможно, он смотрел слишком внимательно, учитывая то, что она не делала ничего заслуживающего столь пристального взгляда.

А его безупречная одежда сегодня казалась даже неуместной. Если он старался показаться сдержанным и не собирающимся пускать пыль в глаза богатым человеком, то такое впечатление мог произвести только на того, кто никогда не видел его одетым иначе.

Она же видела его без сюртука, в рубашке с закатанными рукавами, так что были заметны напряженные мускулы под белой тканью, когда он приподнимал створку ворот. И даже когда эти сюртук и плащ были не на нем, они хранили отпечаток этой сдержанной, сжатой как пружина силы, казавшейся ощутимой. С таким же успехом можно было бы надеть галстук и жилет на жеребца.

Его пристальное внимание к ней, однако, вызывало в Розалин необычное возбуждение, и она даже начала что-то весело напевать себе под нос. И похоже было, что ей приятно это живое участие. Сегодня обычная ее настороженность казалась ненужной. Она была слишком счастлива, чтобы опасаться, чувствовать себя оскорбленной или испытывать тревогу.

Розалин вскипятила воду для чая. Когда она сняла обертку с гуся, он был еще теплым. Должно быть, он купил его в деревне или в ближайшем городке.

– Вы проявили необычные спокойствие и сдержанность при известии об оскудении вашей земли, – заметил Кайл. – Я рад, что это вас не расстроило.

Розалин накрыла скатертью кухонный стол и кроме гуся положила сыр и хлеб.

– Очень скоро ни эта земля, ни арендная плата не будут иметь для меня значения. Я недолго буду в них нуждаться. И все же благодарю вас за то, что вы проделали ради меня такую работу.

Когда они сели за стол, Кайл слегка хмурился.

– Вы не спросили меня о послании вашей кузины.

– Господи! Верно. Какая оплошность с моей стороны! Умоляю вас, скажите, что мне передала Алексия.

– Она сказала, что у нее разрывается сердце от мысли о письме вашего брата и что ей больно, оттого что она не может быть с вами. Она сказала также, что вы должны получить письмо от жены лорда Эллиота и что она надеется, что вы примете предложение леди Федры воспользоваться ее лондонским домом.

– Я получила письмо. Алексия надеется ускользнуть и тайком навестить меня, если я воспользуюсь этим домом. Может быть, в последний раз…

Пока они ели, Брадуэлл погрузился в свои мысли. Он был ее гостем, и Розалин проявляла к нему внимание. Да и не обращать на него внимание было бы невозможно. И все же его молчание давало ей возможность представлять приключения в солнечной стране, которые она предвкушала пережить через несколько месяцев.

– Сегодня вы выглядите много счастливее, мисс Лонгуорт.

– Думаю, поэтому я представляю более приятное зрелище.

– Конечно. И все же равнодушие к своему будущему, ваш отказ задумываться о сложностях, связанных с землей, отсутствие интереса к вестям от кузины… Я не имею права вмешиваться в ваши дела, и все же ваше сегодняшнее настроение меня беспокоит больше, чем печаль, в которую вы были погружены, когда я вас видел в последний раз.

– Вам не стоит обо мне беспокоиться, мистер Брадуэлл. Если я выгляжу немного легкомысленной и равнодушной к частностям своей теперешней жизни, то только потому, что надеюсь в скором времени покончить с этой жизнью, скандалом и своим одиночеством. Я приняла решение, мистер Брадуэлл. Я уеду отсюда навсегда.

Лицо Брадуэлла стало мрачным. Он некоторое время смотрел на нее с тревогой, потом откинулся на спинку стула, сложив руки на груди, и пронзил ее прямым взглядом.

– Нет, не уедете. Я вас остановлю.

– Вы не можете меня остановить. Это мое решение.

– Это решение подсказано дьяволом.

Теперь его сдержанная сила вырвалась наружу и охватила Розалин силой урагана.

– Я прекрасно понял вашу печаль и ее причину. Я поговорю с вашей кузиной и лордом Хейденом. Мы найдем для вас место, где вы сможете отдохнуть и оправиться, где вы будете вдали от этой деревни и чертовых сплетен. Через несколько недель вы поймете…

– Мистер Брадуэлл, пожалуйста… – Она подняла руку, пытаясь заставить его замолчать. Он ужасно заблуждался. – Мистер Брадуэлл, ваше заключение в корне неправильно и слишком мрачно. Это ошибка. Я вовсе не печалюсь. Я не собираюсь ничего делать себе во вред. Если вам так показалось, то это неверно. Я просто уезжаю. На континент. Но прежде чем уеду, я дождусь письма от друга.

Он замолчал и некоторое время сидел очень тихо. Потом посмотрел в окно возле стола, созерцая что-то, не видное ей.

– Вы говорите, на континент.

– Да. В Италию.

– Кто этот друг?

– Разумеется, это вас не касается.

Но он не обратил внимания на ее ответ, будто не слышал.

– И оставите сестру? И кузину?

– Мы уже потеряны друг для друга.

– И на что вы собираетесь жить?

– Со мной все будет хорошо. Можете только порадоваться за меня, что у меня появился шанс обрести иную жизнь. Это гораздо лучше, чем заживо похоронить себя в этом доме. Это правильное решение. Единственный выбор, который предлагает мне будущее.

Брадуэлл обратил к ней взгляд. Странная близость, возникшая между ними, потонула в напряженности его взгляда. В нем не было дружеской фамильярности. Кайл был мужчиной, а она женщиной, и он слишком много знал о ней.

Внезапно ее охватило возбуждение. Кровь ее воспламенилась. То же самое она почувствовала в поле, перед тем как он ее поцеловал. Она почувствовала себя уязвимой и полной ожидания, и это ее смущало.

– Две женщины, путешествующие вместе? По Италии? Это недальновидно и небезопасно. Кто вас защитит? По крайней мере у вашего друга есть слуги?

Розалин не собиралась отвечать. Его помощь в ту ночь не давала ему права допрашивать ее.

– Этот друг не женщина? Да? – Он попытался скрыть свое неодобрение. На лице его отразилось не осуждение, а беспокойство. – Кто бы это ни был, в конце концов он вас бросит. И что с вами случится за границей? Что, если намерения этого человека еще хуже, чем у Норбери? На континенте у вас даже нет кузины, к которой вы могли бы обратиться.

– Это не любовник. Это человек совсем другого рода.

– Так скажите, кто это.

– Я его знаю очень хорошо. Я знаю, что с ним буду в безопасности. Это совсем не то, что вы думаете.

Пристальное внимание Брадуэлла смущало ее. Наэлектризованный воздух между ними, казалось, потрескивает.

– Это не единственный выход, – сказал Кайл. – Если вы не едете в надежный дом к надежному будущему, то выбор неправильный.

– Но там лучше, чем здесь!

Эти слова вырвались у нее как шипение. Его упорное, несогласие раздражало ее. Сегодня она была так счастлива, а теперь его прагматизм разрушил это настроение.

– Это не единственный выбор.

– Неужели? Может быть, вы привезли мне еще какие-нибудь новости? Отпущение грехов от архиепископа Кентерберийского, королевы или патронессы «Олмака»? Может быть, Алексия прислала мне известие о наследстве, оставленном неизвестным богатым родственником?

– Будь я волшебником, я бы наворожил для вас все это. Но и без волшебства по крайней мере половину этого вы можете получить. Вы можете обрести надежность и уверенность. Вы снова будите с сестрой и кузиной и сделаете огромный шаг к восстановлению своей репутации.

В ночь аукциона он не подавал ей ложных несбыточных надежд. И ее разочаровало то, что он подал их теперь.

– То, что вы только что описали, сэр, и есть настоящее волшебство. Не стоит рисовать прелестные сентиментальные картинки, пытаясь заставить меня отказаться от моих планов. Ваши заверения оскорбительно покровительственны и жестоки.

– Не в моих правилах рисовать прелестные соблазнительные картины, и я никогда этого не делаю, мисс Лонгуорт. Я человек, создающий карты настоящих дорог, чтобы по ним могли ездить настоящие повозки. Я делаю чертежи домов, где смогут жить люди. Все, что я описываю, может принадлежать вам. Вам только нужно выйти замуж за состоявшегося респектабельного человека. – На губах его появилась полуулыбка. – Например, за такого, как я.