Федра вышла из наемной кареты, держа под мышкой толстую папку, и помахала женщине, вместе с которой ехала. Она давно усвоила, что, проявив некоторое нахальство, можно найти попутчиков, готовых разделить плату за экипаж. В результате поездка в Сити не заняла много времени.

Эту поездку за мемуарами Федра откладывала несколько дней. Вначале ей нужно было отдохнуть после путешествия, потом втянуться в привычную рутину и навестить старых друзей.

Некоторых из них она рассчитывала увидеть у себя. В особенности она ждала Алексию и надеялась, что отсутствие известий от нее означает, что Алексия уехала за город, а не отреклась от их дружбы из-за папки, которую Федра сейчас держала в руках.

Впрочем, она не стала бы винить Алексию, будь это так.

Честность Федра считала добродетелью и поступала соответствующим образом. Поэтому, одеваясь этим утром, она заставила себя взглянуть правде в глаза. У нее есть обязательства, и пришло время выполнить их, хочет она того или нет. Это следовало из писем, которые она обнаружила в своей почте по возвращении. Еще одно пришло вчера и подействовало на нее ошеломляюще.

Оказывается, есть люди, помимо Эллиота, желавшие уничтожения мемуаров и готовые щедро заплатить за это. Автор анонимного послания, прибывшего вчера, не ограничился предложением денег. В письме была скрытая угроза, хотя и достаточно прозрачная, и Федра запаниковала.

Если бы не обещание, данное отцу, Федра, возможно, уступила бы их требованиям. Сожгла бы мемуары и позволила издательству пойти ко дну. Ее мало волновало, что она может остаться без гроша, если сделает это.

Свернув за угол, она вышла на свою улицу. Неподалеку от ее дома расположилась местная попрошайка по имени Бесс. Федра остановилась и протянула ей несколько пенсов.

– Эти кошки чуют, что вы здесь, – сказала Бесс, мотнув головой в сторону дома, высившегося за ее спиной.

Федра в отличие от Бесс не слышала мяуканья, но могла видеть двух кошек, черную и белую, устроившихся ни подоконнике внутри особняка, примыкавшего к ее дому. Одну гладила пожилая женщина, другую – маленькая девочка. Отправляясь в Италию, Федра попросила соседок приютить у себя ее кошек. Предполагалось, что на время, но малышка Салли так привязалась к животным, что оказалось – навсегда.

– Тут карета сегодня проезжала, – сообщила Бесс. – Большая, судя по грохоту. Медленно так прокатила, хоть и не останавливалась. А вообще-то никто к вам не приходил, кроме вон того типа.

Бесс выбрала это место для своего промысла лет пять назад. Несмотря на слепоту, старая бродяжка сообразила, что посетители Федры более состоятельны, чем большинство прохожих, появлявшихся на этой улице, и что близость к дому Федры может оказаться выгодной.

Один из этих посетителей ждал теперь у ее двери, прислонившись к ней спиной. У его ног стояла большая папка, в руке он держал блокнот и делал в нем какие-то наброски.

Это был Гарри Лоуренс, молодой художник, с которым Федра подружилась прошлой зимой. Она совсем забыла о его письме, которое прибыло вчера, где он предупреждал ее, что собирается зайти. Причиной тому было другое письмо, вытеснившее из ее головы все остальные мысли.

– Прошу извинить меня, – сказала она, после того как они обменялись приветствиями. – Поездка в Сити заняла больше времени, чем я ожидала.

– Не важно. Я нарисовал попрошайку, а еще шлюху в окне напротив. Художнику никогда не бывает скучно.

Устроив его в гостиной, Федра положила рукопись на столик у дивана, чтобы заняться ею после ухода гостя. Следующий час они провели за просмотром рисунков Гарри. Федре гораздо больше нравились его выразительные наброски, чем тщательно проработанные эскизы большого полотна, которые он намеревался представить в Королевскую академию искусств.

Она хотела объяснить ему почему, но в этот момент раздался стук в дверь. Открыв ее, Федра увидела Эллиота.

Сердце подпрыгнуло у нее в груди. Онемев от радости, она могла только смотреть на него, заново поражаясь тому, как действует на нее его присутствие.

Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, затем Эллиот протянул ей визитную карточку:

– Надеюсь, мисс Блэр дома?

Федра взяла карточку и бросила на нее скептический взгляд.

– Хм, разве что для вас. – Она посторонилась и чмокнула его в щеку, когда он перешагнул порог. Эллиот закрыл дверь и обнял ее для более основательного поцелуя.

– Ты даже не написала, – заметил он. – Я не мог больше ждать.

Федра не писала, потому что не представляла, что писать. Она не хотела, чтобы их отношения закончились на печальной ноте, и боялась, что так и будет, если они продолжатся здесь, в Лондоне.

Радость, которую она испытывала сейчас от его объятий, поцелуя, от самого факта его присутствия, лишь подтверждала, каким печальным может стать их расставание. Впрочем, это ничуть не уменьшало ее счастья. Они не виделись всего четыре дня, а Федра уже отчаянно тосковала.

Эллиот последовал за ней в гостиную и замер на пороге. Он по-прежнему улыбался, но теперь улыбка больше походила на гримасу.

Федра проследила за его свирепым взглядом, устремленным на Гарри, который сидел на диване, углубившись в альбом.

– Похоже, мисс Блэр дома не только для меня, – пробормотал он. – Один из твоих друзей, Федра?

Федра была так счастлива, что нашла эту вспышку ревности лестной, пусть даже она предвещала все сложности, которые могут возникнуть между ними в Лондоне. Она представила мужчин друг другу. Гарри, который бывал иногда на удивление простодушным, чуть ли не приплясывал, радуясь, что удалось познакомиться с представителем высшего света в скромном доме Федры.

Эллиот был чрезвычайно любезен. Он сел, изобразив интерес к творчеству Гарри, однако Федра чувствовала его нетерпение и недовольство.

– Думаю, нам нужно отметить мое благополучное возвращение, – объявила она. – Схожу за напитками.

Она выскользнула из комнаты, оставив Гарри излагать его художественные замыслы относительно фигуры генерала на лошади, которая должна была украшать полотно. В кухне Федра наполнила два бокала бренди и вернулась в гостиную.

Гарри исчез вместе со своими эскизами, Эллиот стоял у стены, изучая гравюру Пиранези. Он подошел к Федре и взял у нее бокалы. Один поставил на столик у дивана, другой поднес к губам.

– Мистер Лоуренс вспомнил, что у него дела, – сообщил он.

– Внезапно, насколько я понимаю.

– Да, он исчез в мгновение ока.

– Что ты ему сказал?

– Выразил восхищение его незаурядным талантом и намекнул на возможность приобретения его новой картины в собрание Истербрука. Ах да, еще я велел ему незамедлительно исчезнуть.

Федра подавила смешок, представив себе реакцию Гарри.

– Это было по меньшей мере невежливо с твоей стороны.

– Не испытываю ни малейших угрызений совести. – Эллиот огляделся, задержав взгляд на потертой обивке дивана, которую не могла скрыть наброшенная сверху венецианская шаль. – Это дом твоей матери?

– Она снимала комнаты на Пиккадилли. Я купила этот дом, когда стала жить самостоятельно.

– В шестнадцать лет. Что ж, неудачный выбор района можно объяснить твоей неопытностью. Но ты до сих пор живешь здесь.

– Это мой дом. Я знаю здешних обитателей. Мне здесь хорошо.

– У твоей двери сидит попрошайка, а в окне напротив женщина демонстрирует прохожим свою обнаженную грудь.

– Они обе вполне безобидны, и любая из них рискнет жизнью, чтобы вытащить меня из огня, если случится пожар.

– Упоминание о пожаре вряд ли способно утешить меня, учитывая состояние зданий на этой улице. Позволь мне найти тебе более подходящую квартиру.

Федра села на диван. Настроение Эллиота изменилось, он больше не улыбался и заметно посуровел. Она догадывалась почему, но предпочла бы, чтобы они отложили этот разговор хотя бы на час.

– Ты хочешь взять меня на содержание?

Он сел рядом с ней.

– Я просто не могу больше оставаться вдали от тебя.

– Значит, идея подыскать мне другую квартиру пришла тебе в голову только сейчас?

– Я не заметил, насколько убога эта улица, когда привез тебя сюда. Все мои мысли были заняты предстоящим расставанием. И, разумеется, я не ожидал, что застану у тебя мужчину всего через несколько дней после…

Он стиснул челюсти и сделал глоток бренди.

– Мужчины посещают женщин по всему Лондону. В лучших домах. И даже в домах содержанок. Ты и сам наверняка это делал. Визит мужчины к женщине еще не означает любовную связь.

– Хочешь сказать, что этот художник не твой любовник? – поинтересовался Эллиот небрежным тоном, чтобы Федра не догадалась, насколько его волнует ответ.

– Сейчас он не мой любовник и вряд ли станет им в ближайшем будущем. Поскольку ты не женат, никакая женщина не даст тебе более убедительных заверений. Не понимаю, почему ты требуешь от меня большего.

Судя по выражению лица Эллиота, он остался недоволен столь неопределенным ответом.

– Все же я предпочел бы, чтобы ты жила в другом месте.

– Я не куртизанка, Эллиот.

– Я не предлагаю тебе быть моей содержанкой. Просто я забочусь о твоей безопасности.

– Вначале о моей безопасности, потом о моих удобствах. Как ни называй это, итог один. – Она погладила его по щеке, наслаждаясь ощущением его кожи под своей ладонью. – Не заставляй меня сожалеть о той небольшой поддержке, которую я приняла от тебя в Италии. Ты должен был знать, что я не допущу, чтобы это продолжалось здесь. Если ты снимешь для меня дом, я стану продажной женщиной, каких бы взглядов ни придерживалась.

– По крайней мере, я не буду заставать тебя наедине с другими мужчинами. Я едва не поколотил твоего художника. – Он взял ее руку и поцеловал в ладонь. – Моя страсть к тебе не стала меньше от того, что мы вернулись в Лондон. Похоже, южное солнце здесь ни при чем. Жаль только, что я лишился некоторых прав, которые имел там в силу обстоятельств.

Федра понимала, что он имеет в виду. Его поцелуи мгновенно возбудили ее, оживив воспоминания о пережитых наслаждениях и тоску по тем дням, когда они были вместе.

– Я не позволю тебе стать моим покровителем. Но мы можем остаться друзьями. Каждый из нас будет жить своей жизнью, как жил до сих пор, и делить ее с другим, насколько это возможно.

Он снова поцеловал ее ладонь и на секунду прикрыл глаза.

– При условии, что других мужчин не будет. Я недостаточно цивилизован, чтобы мириться с их присутствием.

– Если мне понадобится кто-нибудь другой, я сообщу тебе об этом. Уверена, ты ответишь мне такой же любезностью. Если нашим отношениям суждено закончиться, мы постараемся сделать это с достоинством.

Эллиот устремил на нее серьезный взгляд, размышляя, что потеряет и что приобретет от подобной договоренности.

Федру охватил страх. Он может отказаться! И наверняка сделает это. Прямо сейчас.

Ее сердце болезненно сжалось, охваченное паникой, дурными предчувствиями и горечью.

Привстав на цыпочки, она прижалась губами к его губам, вложив в этот поцелуй всю свою страсть и отчаяние.

Эллиот пылко откликнулся, схватив ее в объятия и впившись в ее губы в требовательном поцелуе. Его реакция напомнила ей лихорадочные ласки на корабле, полные невысказанных желаний. В его поцелуе был привкус гнева, но сердце Федры пело.

– Где здесь спальня? – хрипло поинтересовался он.

– Пойдем. – Она взяла его за руку и повела вверх по лестнице.

Эллиот не заметил убогой обстановки в спальне. Федра не дала ему времени, развязала тесемки на платье, и оно упало на пол.

Эллиот потянулся к ней, но она остановила его, упершись ладонями в его грудь.

– Ложись в постель.

Эллиот медлил, и Федра слегка подтолкнула его. Издав смешок, он упал на постель.

– Мне следует опасаться за свое целомудрие? – поинтересовался он.

– Еще как! – Она забралась на постель и оседлала его бедра. Эллиот потянулся к краю ее сорочки и получил шлепок по руке. – Сегодня моя очередь соблазнять, сэр.

– В таком случае сними ее сама. Пусть меня соблазнит твоя красота.

Федра стянула сорочку и выпрямилась, глядя на него сверху вниз. На губах Эллиота играла озорная улыбка, но взгляд казался бездонным.

– Ты похожа на богиню, Федра. Я понял это еще в ту ночь в башне, когда поднялся наверх и увидел тебя. Никогда в жизни я не видел такой красивой и уверенной в себе женщины. И никогда не увижу.

Глубоко тронутая, Федра попыталась улыбнуться, но ее губы дрожали. Склонившись, она поцеловала его, затем начала раздевать.

– Я тоже не прочь полюбоваться твоей красотой.

Раздевание превратилось в игру: Эллиот мешал ей своими ласками, а Федра отталкивала его руки, пытаясь снять с него тот или иной предмет одежды. Наконец после смеха, шутливой борьбы и возни с его башмаками он остался совсем голым.

Федра снова уселась ему на бедра. Веселье оставило их, уступив место нежной умиротворенности, где духовное и физическое сливались воедино. Эллиот потянулся к длинным прядям ее волос и намотал их на пальцы. Затем поднял на нее взгляд:

– А ты знаешь, как соблазнить мужчину? Что-то я не очень в этом уверен.

Федра слегка покраснела.

– Знаю, хотя знание и опыт не одно и то же. Но я постараюсь. – Она никогда не пыталась соблазнить мужчину. Но ее прежние отношения с мужчинами отличались от нынешних.

Эллиот привлек Федру к себе, и их губы слились в поцелуе.

Федра спустилась ниже, осыпая поцелуями его шею и грудь. Она и раньше была активным участником их любовных игр, но лишь теперь начала понимать, как получать наслаждение, даря его другому.

Она самозабвенно ласкала его, упиваясь явными признаками того, как ее прикосновения действуют на Эллиота. Казалось, нет ничего естественнее, чем покрывать поцелуями каждый клочок его кожи, бедра, живот и даже возбужденное естество.

Его рука коснулась ее головы. В этом жесте, легком и нежном, было поощрение и просьба, и Федра откликнулась, использовав губы, чтобы доставить ему наслаждение, насколько это было в ее силах.

Не в первый раз она оказалась наверху, но теперь все было иначе. Федра сосредоточила внимание на их соединении, на ощущениях внутри нее, на движениях своих бедер.

Даже высвобождение было другим, более мощным и сокрушительным. Федра сделала все, чтобы оно стало общим, ни на секунду не теряя контроля над ситуацией. Она пребывала в полном сознании, что делало наслаждение еще более острым и пронзительным.

Когда она в изнеможении упала на Эллиота, он обнял ее и прижал к себе. Оба тяжело дышали.

Глаза Эллиота были закрыты, но он почувствовал ее взгляд, и его губы изогнулись в слабой улыбке.

– Похоже, для тебя не существует полумер.

Федра замерла. Может, он не ожидал, что эксперимент зайдет так далеко, и теперь шокирован?

– А ты хотел, чтобы я ограничилась полумерами?

– Конечно, нет. – Он повернул голову и посмотрел на нее. – Я достаточно эгоистичен, чтобы радоваться твоим познаниям, но рад, что ты не применяла их на практике раньше.

У нее не было желания применить эти знания раньше, как и многое другое, что она позволила себе с этим мужчиной. Такова разница между другом и любовником.

– Говорят, порядочные женщины не позволяют себе таких вольностей.

– Те, кто это говорит, врут.

– А ты занимался когда-нибудь этим с порядочной женщиной?

– Ты имеешь в виду до сегодняшнего дня?

Вопрос поразил Федру. Она может считаться порядочной, но обычной…

Эллиот хмыкнул и постучал ее по носу кончиком пальца.

– Ты пребывала в таком восторге от своей власти, что я не сразу признался, что…

Федра затаила дыхание.

– Что у меня тоже были знания, но не опыт.

«Если нашим отношениям суждено закончиться». Эллиот провел пальцем по шелковистой ложбинке между округлостями ее груди. «Если». Его поразило, как это слово подействовало на него. Не «когда», а «если». Он обрадовался как мальчишка.

Интересно, что произойдет, если сумерки никогда не наступят? Как ни странно, эта мысль совсем не обеспокоила его. Может, философия Федры верна и отсутствие законных уз усиливает страсть.

Вот только она сама не верит в это, по крайней мере, в их случае. Может, она и сказала «если», но вряд ли она рассчитывает, что их отношения переживут публикацию мемуаров.

Эллиот и сам не знал, что их ждет. В любом случае он не должен воспринимать ее обязательства перед отцом как предательство. И вообще, она не должна поступаться своими принципами ради него. Их отношения по-своему чисты, и не стоит марать их низменной торговлей.

Тем не менее, у каждого из них есть долг по отношению к своим семьям. Сам он должен своему отцу даже больше, чем согласился бы признать.

Кристиан не хочет знать правду. Возможно, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы остаться в неведении. И все же, чтобы покончить со всем этим, необходимо выяснить, что же случилось на самом деле.

– Я хотел бы, чтобы ты ответила мне на один вопрос, – сказал Эллиот.

– Пожалуйста. Я не могу отказать тебе даже в такой малости.

Черта с два! Федра отказывала ему во многом, вынуждая принимать ее условия. Вот почему Эллиот ехал через весь город на эту убогую улицу. Возможно, со временем он привыкнет к полному отсутствию прав на нее, но вряд ли наступит момент, когда он не будет хотеть большего.

– В разговоре со мной в Неаполе Мерриуэдер не стал отрицать, что обед, описанный твоим отцом, имел место. И что соответствующий разговор состоялся. Однако он не может утверждать, что его подозрения были справедливы. Если я найду свидетельство, что он ошибся или что смерть офицера в колониях не имеет отношения к нашей семье, ты выбросишь тот отрывок из мемуаров?

Федра нашла его предложение заслуживающим внимания.

– Отец поручил мне проследить, чтобы его воспоминания были напечатаны, будучи уверен, что они правдивы. Если выяснится, что это не так, или если публикация нанесет вред чьей-либо репутации, я его выброшу. – Она печально улыбнулась. – Видимо, мне следует дать объявление в «Таймс», предложив то же самое всем заинтересованным лицам. Ты не единственный, кто пытается подкупить меня, чтобы не фигурировать в мемуарах Ричарда Друри. Моя корзинка для корреспонденции полна просьб и угроз. Очевидно, мой покойный партнер попытался опробовать свою схему на многих, и теперь они знают, кто унаследовал и мемуары, и издательство.

– Не будь ты такой благородной, то могла бы разбогатеть и купить себе более приличный дом на собственные средства. Истербрук первый предложил бы тебе целое состояние.

Эллиот не хотел, чтобы это прозвучало как возобновление торга, но если бы Федра выразила хоть малейший интерес к размерам этого состояния… В ее положении следует быть практичной. Он не возражал бы решить эту проблему подобным образом.

– Целое состояние? От одного Истербрука! Боже, я и не предполагала, что шантаж настолько выгодное занятие. – Она устроила целый спектакль, изображая заинтересованность и колебания. – И во сколько оценивается это состояние?

– Пять тысяч.

Сумма была названа сегодня утром, написанная рукой его брата на листке бумаги, который он обнаружил на подносе вместе с завтраком. Ни единого слова, просто цифра «пять» и необходимое количество нулей.

Эллиот воспринял это как приказание и как предупреждение о том, что Кристиан не позволит Федре самой решать, что ей делать дальше.

– Это какое-то безумие. Боюсь, Истербрук и в самом деле сошел с ума. К счастью, я могу спасти его от финансового краха, не приняв это предложение.

Вот, значит, как. Кристиан ошибался. Не все продаются, стоит им предложить большой куш. Федра не оскорбилась, но и не стала прикидывать, что можно купить на эту сумму.

– Имей я такие деньги, мне пришлось бы изменить образ жизни, – задумчиво произнесла она. – Ты только представь. Мне потребуется новый гардероб со всеми этими корсетами, шнуровками и застежками. Понадобятся слуги, что бы заботиться о моих роскошных туалетах и помогать мне облачаться в них.

Похоже, она все-таки начала прикидывать, и Кристиан, как это ни неприятно, оказался прав.

– Ты быстро привыкнешь к такому образу жизни.

А ему доставило бы удовольствие видеть ее в роскошном окружении. Федра заслуживает большего, чем имеет сейчас.

– Да, но все это обременительно. Вряд ли я смогу проводить в постели день и ночь, вставая лишь для того, чтобы приготовить незамысловатый обед.

– Ты предлагаешь мне остаться на обед? Который приготовишь собственными руками?

Он представил себе картину, полную домашнего уюта. Почти такую же заманчивую, как и то, что должно было произойти ночью. И она еще беспокоится о том, что окажется в рабстве. Если бы она только знала…

– Конечно. Ты проголодался?

Он слегка шевельнул рукой. Ее грудь напряглась под его ладонью.

– Я всегда голоден, когда нахожусь рядом с тобой, Федра.

Эллиот одевался в предрассветном сумраке, глядя на прелестное тело Федры, белевшее среди смятых простыней. Она лежала на животе, обхватив рукой подушку и уткнувшись в нее лицом. Ее ноги оставались раздвинутыми, а округлые ягодицы обнаженными, как тогда, когда он овладел ею в очередной раз всего час назад.

Он мог бы так стоять, созерцая ее, часами. И поскольку это сделало бы его еще большим глупцом, чем он уже был, Эллиот оставил Федру спящей и спустился вниз.

В кухне еще остались остатки обеда, который она накрыла на простом дощатом столе перед очагом. Поскольку ни один из них не удосужился набросить на себя хотя бы какую-нибудь одежду, было бы смешно есть из фарфоровой посуды в столовой.

Гостиная, с ее обшарпанной мебелью и убогими предметами искусства, впускала больше утреннего света, чем другие комнаты. Эллиот проследовал к дивану, где на столике стоял бокал с виски, оставшийся нетронутым со вчерашнего дня. Рядом лежал объемистый пакет, завернутый в бумагу.

Эллиот еще вчера заметил этот пакет, когда явился к Федре. Он имел примерно те же размеры, что и лист писчей бумаги. Как раз такого размера могла быть рукопись.

Эллиот сорвал печать и развернул обертку. Перед ним лежали мемуары Ричарда Друри.

Обычно мемуары составлялись в хронологическом порядке. Если бы он захотел изъять нежелательные страницы, ему не составило бы труда найти их в рукописи.

В доме царила тишина. Федра крепко спала наверху. На улице за окном только-только начали появляться признаки жизни. Не в силах устоять перед соблазном, Эллиот прошелся пальцем по краю аккуратной стопки листов.

Он сомневался, что имеется копия мемуаров. Федра поступила весьма опрометчиво, оставив их здесь.

Может, она рассчитывала, что он не устоит перед искушением? Если рукопись или даже интересующие его страницы пропадут, Федра освободится от обещания, данного Ричарду Друри. Она не может нарушить его сама, но, возможно, не станет сожалеть, если у нее не останется выбора.

А что, если она сочтет его инициативу предательством? С точки зрения Кристиана, окончание любовной связи брата – небольшая плата за избавление от возможных неприятностей. К тому же, если Эллиот потребует, Кристиан найдет способ компенсировать Федре потерю, не уведомив ее об этом.

Тогда у нее появится уверенность в будущем. Ей не придется жить так скромно. Если она переедет в западную часть города и начнет модно одеваться, то сможет занять в литературных кругах место своей матери, вместо того чтобы оставаться в глазах общества прелестной, но странной дочерью Артемис Блэр, проживающей в убогом районе, где-то на востоке Лондона.

Одна небольшая кража, и ее жизнь изменится к лучшему. Его долг перед семьей будет выполнен. Никто не станет нашептывать за их спинами, что маркиз Истербрук заплатил за убийство своего соперника. А его сыновья смогут и дальше делать вид, будто уверены в обратном.

Он не мог не понимать, насколько его рассуждения расчетливы и циничны. Лучшая часть его натуры больше не удивлялась и не возмущалась. И не могла ничего противопоставить, кроме сентиментальной чепухи о доверии и привязанности. Такие вещи мало что значили в реальном мире. Даже в их отношениях с Федрой это не было главным.

Эллиот снова прошелся пальцем по краям страниц.

Проснувшись поздним утром, Федра обнаружила, что Эллиот покинул ее постель. Его одежда тоже исчезла. Видимо, он ушел или спустился вниз.

Она провела рукой по простыне, где он недавно лежал, представляя себе Эллиота, насытившегося и удовлетворенного, хотя понадобилось несколько трапез, чтобы удовлетворить их взаимный голод.

Скользнув рукой вверх по подушке, на которой лежала его голова, Федра нащупала какой-то посторонний предмет и, заинтригованная, приподнялась на локте.

На подушке лежала рукопись ее отца, небрежно завернутая в коричневую бумагу. Печать была сломана, но страницы не тронуты, образуя толстую пачку с ровными краями.

У Федры перехватило дыхание. Она отложила рукопись, занявшись Гарри, и совсем забыла о ней. Естественно, Эллиот догадался, что находится в пакете.

Встав пораньше, он решил проверить свою догадку и распечатал пакет.

Должно быть, он вытащил страницы, которые не хотел видеть опубликованными.

Облегчение, захлестнувшее Федру, было таким глубоким, что ее глаза увлажнились.

Она села на кровати и аккуратно завернула рукопись. Она не станет говорить об этом с Эллиотом. Во всяком случае, не сейчас. А может, никогда. Плохо, конечно, что он украл страницы, но она не станет укорять его за это. И никогда не признается, от какой боли он избавил ее. Возможно, теперь…

Ее пальцы замерли. Озадаченно нахмурившись, Федра уставилась на новую страницу, добавленную в рукопись.

Дорогая!

Ты слишком небрежно обращаешься с сокровищем, доставшимся тебе в наследство. Для беспринципного человека оно может стать серьезным искушением. А, как следует из полученных тобой писем, в желающих покуситься на него нет недостатка.

Держать рукопись дома опасно. Лучше поместить ее в читальный зал Национального музея. Я сообщу сотрудникам библиотеки, что ты будешь работать над подготовкой к публикации под их присмотром. Заинтересованные лица скоро узнают, что она хранится в надежном месте, и оставят тебя и твой дом в покое.

Я не стал изымать интересующие меня страницы, так что можешь не проверять. Я слишком дорожу твоим доверием, чтобы поступить подобным образом.

Спасибо за обед. Он был восхитительным.

Твой благодарный друг, Эллиот.