Дэниел Сент-Джон не каждый день появлялся в своей конторе, расположенной в центре Лондона. Леона поняла это, когда на стук в дверь его приемной никто не откликался.

Так продолжалось три дня, на четвертый день служащий открыл дверь, впустил в приемную Леону, а с ней – Тун Вэя и трех лакеев, которых прислал Истербрук. Леона вручила секретарю свою визитную карточку, и он удалился, чтобы отнести ее своему начальнику.

Сидя в приемной, Леона репетировала про себя свою полуправду-полуложь. Дело выгорит, если только мистер Сент-Джон не станет расспрашивать ее чересчур подробно.

Тун Вэй занял свой наблюдательный пост у окна, чтобы узнать, не следят ли за ними, как бывало раньше. Несмотря на то что и дом, где жила Леона, и сад вокруг были полны охранников, Тун Вэй ни на минуту не терял бдительности.

– Ну как? – шепотом спросила Леона.

– Он по-прежнему следует за нами по пятам, – ответил китаец. – Тот самый мужчина верхом на гнедой лошади. Теперь он следит за нами почти в открытую.

Леона посмотрела в окно. Возле перекрестка, всего в сорока ярдах от их экипажа, она увидела всадника, о котором они говорили, в шляпе, надвинутой на глаза.

– Этот человек ведет себя так, словно хочет, чтобы я его увидела и испугалась.

Тун Вэй согласился с Леоной.

– Чует мое сердце, добром все это не кончится. В конце концов кому-то придется умереть. И мой долг – сделать все, чтобы это были не вы. Поскорее завершайте свои дела в Лондоне, чтобы я мог отвезти вас в Макао, к вашему брату.

В этот момент вернулся служащий конторы и проводил Леону в кабинет.

Мистер Сент-Джон вежливо поздоровался с Леоной. Это был мужчина с удивительно красивым, но суровым лицом и властными манерами.

Он предложил Леоне сесть в кресло и сам устроился рядом. Несмотря на вкрадчивую вежливость мистера Сент-Джона, Леона чувствовала неловкость в его присутствии.

– Как вы нашли меня? – сухо спросил он.

– Мне посоветовал с вами встретиться маркиз Истербрук.

Сент-Джон натянуто улыбнулся:

– Возможно, он вам это посоветовал, но бьюсь об заклад: этот адрес вы узнали не от него. Я недавно сюда переехал, и этот адрес ему пока не известен.

О Боже, она чуть не выдала себя!

– Я ходила на Королевскую биржу и спросила, где вас можно найти. Служащий в конторе Ллойда назвал мне этот адрес.

– Это было неблагоразумно с его стороны.

– Не держите на него зла. Признаюсь вам, мне пришлось долго его уговаривать.

– Подозреваю, что мало кто из мужчин может устоять, когда вы просите их о чем-то, – холодно заметил Сент-Джон, эти слова не были похожи на комплимент. Он словно ставил Леону в известность, что сам Сент-Джон не относит себя к числу таких простаков, если она имела глупость на это рассчитывать. – Что вам от меня понадобилось, мисс Монтгомери?

– Когда лорд Истербрук вскользь упомянул ваше имя, мне оно показалось знакомым. Разумеется, вас знают в Азии. Услышав ваше имя, я сразу же заинтересовалась. Узнав, что вы сейчас в Лондоне, я решила встретиться с вами.

– Мисс Монтгомери, вы уже дважды за последние несколько минут произнесли имя Истербрука. С тем чтобы у меня сложилось впечатление, что это он вас ко мне направил. Уверен, что он этого не делал.

– Уверены?

– Ко мне обращался его брат. Я согласился с вами встретиться, но высказал пожелание перед этим поговорить с Истербруком – с глазу на глаз. Но наша встреча не состоялась.

– Вы разоблачили меня, сэр. Лорд Истербрук меняя больше не поддерживает, я сама пробиваю себе дорогу. Прошу вас выслушать меня. В память о моем отце. Вы, кажется, его старый знакомый, не правда ли?

Сент-Джон удивился, узнав, что Леоне об этом известно.

– Не думал, что вы так хорошо осведомлены о наших с ним отношениях.

– Я недавно просматривала кое-какие записи, которые остались после его смерти. В них он рассказывал о контрабанде опиумом и привел список капитанов торговых судов и грузоотправителей, которые были с этим связаны. Рядом с вашей фамилией отец сделал пометку: «Никогда в жизни. Я его знаю, этого просто не может быть». Признаюсь, именно по этой причине я решила обратиться именно к вам.

– Может быть, вы все-таки объясните мне, чего вы от меня хотите?

Леона рассказала о своем желании заключить деловые союзы, которые позволят ее брату расширить сферу влияния и помогут укрепить положение его фирмы. Леона предложила Сент-Джону заключить с ней договор на использование кораблей Монтгомери и Таварса. Это позволило бы и самому Сент-Джону расширить свой бизнес.

– Мисс Монтгомери, в данный момент мне это невыгодно. Лет через пять я бы согласился.

– Мы не можем так долго ждать, – сказала Леона. Их предприятие просто не продержится. – Почему сотрудничество с нашей фирмой будет вам выгодно только через пять лет?

– Ост-Индской компании не удастся сохранить свою монополию. А когда все граждане Англии получат право вести свободную торговлю с Азией, связи в Гуанчжоу, которыми располагает ваша семья, могут мне пригодиться. Как и товарищество, которое мы с вами можем организовать, слив наши капиталы.

Последнее предложение обескуражило Леону. Она совсем не так представляла себе будущее их предприятия.

– Товарищество? Я не предлагала вам организовать с нами товарищество.

– Все остальное меня не интересует. Кроме того, я, само собой разумеется, буду требовать предоставить мне контрольный пакет акций для осуществления контроля за деятельностью этой вновь образованной компании. Думаю, текущее положение ваших дел гарантирует мне именно такой расклад и такой принцип участия в совместном капитале.

– Если уж речь зашла о совместном бизнесе, мне кажется, он должен основываться на равных условиях. Так было бы более справедливо.

– Ваш капитал едва ли составляет одну десятую часть моего. Не говоря уже о том, что есть другие обстоятельства, которые осложняют ваше положение и нарушают равновесие в нашем будущем альянсе.

– Наша с братом фирма расположена в Гуанчжоу. Разве сам этот факт не должен перевесить чашу весов в нашу пользу?

Сент-Джон покачал головой:

– В Гуанчжоу находится фирма вашего брата, а не ваша. Он пока новичок в предпринимательстве, а вам, как любой женщине, запрещено заниматься бизнесом. Я знаю, насколько велико ваше влияние в делах фирмы вашего брата. Вы заслуживаете всяческих похвал за те успехи, которых вам удалось достичь. Однако тот факт, что вы женщина, ограничивает ваши возможности. Отказ вашего отца закрыть глаза на контрабанду опиума поставил под удар ваш бизнес, и ваши торговые корабли до сих пор остаются под ударом. Вы чересчур уязвимы. Ваше положение слишком шатко. Если же я все же пойду на риск и заключу с вами соглашение сейчас, а не через пять лет, то, учитывая сложившиеся обстоятельства, вы должны предоставить мне полную свободу действий во всем, что касается ведения дел на вашем предприятии. Чтобы спасти его от банкротства, которое может грозить ему в самое ближайшее время.

Мистер Сент-Джон был хорошо осведомлен и прекрасно знал слабые места компании «Монтгомери – Таварс».

– На сегодняшний день фирма принадлежит моему брату. Без его одобрения я не могу дать согласие на эту сделку.

– В Индии у меня есть доверенное лицо. Когда вы поедете домой, я передам вам для него письмо. Если ваш брат согласится, отдайте письмо моему человеку в Калькутте. В письме я проинструктирую его о том, что необходимо предпринять.

При существующем раскладе сил мистер Сент-Джон не видел другого варианта, чем тот, который он предложил. Ему было известно о платежеспособности «Монтгомери – Таварс». Леона рассчитывала заключить неофициальные договоренности, которые смогли бы хоть как-то обезопасить их фирму, но оказалось, что грузоотправитель и слышать ничего не хотел ни о чем, кроме слияния.

– А мой брат? Что мне сказать брату о его будущем положении в этом неравноправном товариществе?

– Раз лицензия на ведение торговли находится у него, его участие будет необходимо до тех пор, пока будет существовать текущая система. Если он хорошо зарекомендует себя и если выяснится, что его деловая хватка не уступает вашей, для него всегда найдется местечко. В противном случае он может рассчитывать на прибыль, но решения принимать будет не он. Но как только мы ударим по рукам, мне нужно, чтобы рядом с ним в Гуанчжоу был один из моих представителей.

– Тут есть над чем подумать. Я даже не знаю, смогу ли убедить брата согласиться на эти драконовские условия. У меня язык не повернется предложить ему столь неравный альянс.

– Подумайте хорошенько и решайте. А потом сообщите брату все, что необходимо. Пока монополию Ост-Индской компании на торговлю с Азией никто не отменял. А как я уже сказал, это слияние мне в настоящее время невыгодно.

Зато фирме «Монтгомери – Таварс» слияние могло бы помочь улучшить дела. Спасти предприятие от неминуемого банкротства. Если Сент-Джону предоставить свободу действий, пираты поостерегутся нападать на их корабли, а чиновники в портах станут намного сговорчивее при оформлении таможенных документов.

Леона поднялась с места, собираясь уходить. Сент-Джон проводил ее до двери.

– Могу я спросить у вас, мистер Сент-Джон, при каких обстоятельствах произошло ваше знакомство с моим отцом? – спросила Леона, когда он открыл дверь, пропуская Леону вперед.

– О, это было очень давно. Я был тогда совсем юным. Совместно с вашим отцом мы провернули одну небольшую торговую операцию.

– Тем не менее отец успел составить о вас четкое мнение. Не могли бы вы поделиться со мной, как вы с ним встретились? Я никогда не встречалась ни с кем, кто знал моего отца так давно, как вы.

Леона остановилась у двери, надеясь, что мистер Сент-Джон удовлетворит ее любопытство.

– Мне кажется, вам стоит ограничиться тем, что вам самой известно о вашем отце.

– Я знала его как человека, который состарился раньше времени. Вся его жизнь была чередой неудач и борьбой за существование.

Сент-Джон посмотрел на Леону изучающе, словно что-то мысленно взвешивал.

– Пожалуй, лучше сказать вам правду. Это может повлиять на решение вашего брата и поможет его убедить. Мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, будто я обманул вас.

– Обманули? Не понимаю, о чем вы. Он закрыл дверь и сказал:

– Когда судьба свела меня с вашим отцом, у меня был только один корабль, и я распоряжался им необдуманно. Я не гнушался мелкой контрабандой в азиатские государства, где обычная торговля с другими странами была запрещена законом. Ваш отец приобрел в Индии партию бронзовой посуды и попросил за хорошую плату доставить этот груз на сорок лье к северу от Гуанчжоу.

– Бронзовую посуду? Он заплатил вам за то, чтобы вы тайно провезли бронзовую посуду в Китай?

– Знаю, это звучит нелепо. Это все равно что ехать в Ньюкасл со своим углем. Вот и я недоумевал всю дорогу, пока мы плыли в Китай. Как-то ночью я спустился в трюм, открыл ящик и стал разглядывать посуду. Оказалось, что вся посуда заполнена опиумом.

Услышав это, Леона так и застыла на месте.

– Не может быть. Я вам не верю, – пробормотала она.

– Хотите – верьте, хотите – нет, но все было именно так. Я не собирался заниматься контрабандой опиума и высыпал содержимое посуды за борт, в открытое море, мисс Монтгомери. Я доставил пустую бронзовую посуду в порт назначения, как обещал, и все. С тех пор я ни разу не имел дела с вашим отцом.

На Гросвенор-сквер стоял человек на часах. Кристиан еще издали заметил плечистую фигуру Тун Вэя.

Его трудно было не заметить. Он стоял неподвижно, будто статуя. Каменное изваяние в шелковом темно-синем халате. С бесстрастным выражением лица.

Когда конюх собрался увести лошадь Кристиана, неподвижная фигура ожила. Тун Вэй повернулся к Кристиану и одно мгновение смотрел на него не мигая, словно гипнотизировал взглядом.

– Вам пора ехать к ней, – сказал китаец. – Полагаю, она согласится с вами поговорить.

Кристиан протянул конюху поводья.

– Уверен, Леона не станет со мной говорить. К тому же я не знаю, что ей сказать, чтобы она перестала на меня сердиться.

– Она не сердится. Если вы сейчас пойдете к ней, ей сразу станет легче. Я опасаюсь за ее здоровье. – Тун Вэй покачал головой. – Последнее время она сама не своя. Идите же к ней. Она согласится с вами поговорить, уверяю вас.

С этими словами Тун Вэй удалился, а Кристиан, войдя в дом, спросил у лакея, протягивая ему перчатки:

– Китаец долго ждал меня на улице?

– Два дня стоял как истукан, милорд. Не сходя с места. Заступил на свой пост вчера рано утром. Леди Уоллингфорд приказала нам его увести, но он притворился, что ни слова не понимает по-английски. Лорд Эллиот, который заходил после полудня, посоветовал оставить китайца в покое. Пусть, мол, стоит на часах у дома, если ему это нравится.

– Мудрое решение. – Кристиан не хотел, чтобы слуги в доме хоть в какой-то мере задевали самолюбивого Тун Вэя. Но если бы Тун Вэй счел нужным защищаться от их нападок, его обидчикам не поздоровилось бы.

Кристиан знал, что Леона не посылала к нему Тун Вэя с поручением передать, чтобы он ее навестил. Китаец пришел к нему по собственной инициативе. Тун Вэй далек от того, чтобы опекать и мирить поссорившихся влюбленных. Китаец искренне беспокоился за Леону. Если он два дня простоял на улице, чтобы попросить Кристиана зайти к Леоне, значит, у него была для этого уважительная причина.

– Мне нужно сменить лошадь. Седлайте мне моего гнедого.

Истербрук застал Леону в саду. Она сидела под деревом. Леона заметила, что Кристиан стоит неподалеку и наблюдает за ней. Она то ли грустно улыбнулась, то ли скривила губы, а затем опустила глаза.

Такой прием при всем желании нельзя было назвать радушным, однако Кристиан счел это хорошим знаком, потому что ожидал самого худшего. Он подошел к Леоне и присел рядом с ней на каменную скамью.

– Тун Вэй беспокоится за вас.

– Иногда Тун Вэй ведет себя как сварливая старуха.

– Вы не можете ставить ему в вину то, что он ответственно относится к своему долгу. Он обеспокоен тем, что вы все время молчите.

– Не могу же я болтать без умолку, – раздраженно сказала Леона. – И не могу все время крутиться как пчелка. Вам не кажется, что иногда и мне надо немного отвлечься от повседневных забот и поразмыслить о жизни? Вот, например, Тун Вэй только и делает, что размышляет. Вы тоже проводите свою жизнь в уединении, оставаясь наедине со своими мыслями. Почему я не вправе денек-другой поразмышлять?

Кристиан спокойно отнесся к тому, что Леона критикует его привычки.

– Дело в том, что Тун Вэй не знает, чем вызвана ваша меланхолия.

– Это он отправил вас ко мне? Он к вам приходил? – смущенно спросила Леона и покраснела. – Нельзя навязывать человеку свою волю.

– Он не навязывал мне свою волю. Я бы и сам пришел. – Да, он бы все равно пришел. Под любым благовидным предлогом. Тун Вэй только ускорил события.

Леона устремила на него взгляд, она словно хотела спросить его: «Зачем?

И правда, зачем? Стоило ли беспокоить ее и ставить их обоих, в неловкое положение? Видеть в ее глазах подозрение? К чему снова возвращаться к их последней ссоре?

Кристиан и сам не знал зачем. Впрочем, он знал. Все эти дни после их ссоры он не мог думать ни о чем, кроме нее. Потому что в минуты, когда он оставался наедине с самим собой, он ощущал странную пустоту в душе. Потому что Леона ему нужна.

– Я прочла дневник, – сказала Леона. – Я знаю, почему вы его забрали и почему не хотели мне его возвращать.

– Да, я держал дневник у себя, но я не открывал его. Я прочел его недавно. Поэтому всего каких-то две недели назад я знал меньше вашего. А забрал я этот дневник с одной-единственной целью – чтобы защитить вас, Леона. Других причин у меня не было. Я уже говорил вам об этом. Ваш отец собирался продолжать расследование, не беря в расчет опасность, которой вы все подвергались. Поджог, который устроили на корабле, доказывал, что за свое расследование ваш отец мог поплатиться жизнью. Своей жизнью или вашей, Леона. Я увез дневник с собой ради вашей безопасности.

– Но вы догадывались, что содержали записи моего отца.

Кристиан предпочитал тогда не думать об этом. He строить догадки. Не знать.

– Вы никогда не задумывались о том, как я оказался в доме вашего отца? Почему он принимал меня у себя?

– Вы англичанин. Я полагала, что у вас были рекомендательные письма.

– Не было у меня никаких рекомендательных писем. Я назвал ему только имя. Я передал ему привет от маркиза Истербрука. Я прибыл на Восток до того, как стало известно о смерти моего отца, поэтому мистер Монтгомери думал, что мой отец жив и здоров и что я представляю его интересы и выступаю от его имени.

– Почему?

– Я прочел отчеты и другие документы своего отца. У меня были имена и фамилии людей в таких местах, как Гуанчжоу, Макао, а также в Индии, и я воспользовался этим как зацепкой для того, чтобы совершить путешествие, не имевшее определенной цели. Имя Реджиналда Монтгомери было среди тех имен, и все. Клянусь вам: я понятия не имел, при каких обстоятельствах познакомились ваш отец и мой. Я побоялся назвать свое настоящее имя, потому что мое собственное было скомпрометировано. Дело в том, что я употреблял опиум и стал рабом этой пагубной привычки.

Истербрук понял по ее глазам, что Леона ему не верит. Ну разумеется. Это естественно. Он не винил ее за это.

– Ваш отец рассказал мне о своих проблемах и о том, что он убежден в том, что в Англии есть люди, которые греют руки на контрабанде. Он не столько делился со мной сведениями, сколько расспрашивал меня самого. Он хотел знать, известно ли мне что-то об этих делах или меня подослал маркиз из тех побуждений, в которых вы меня подозреваете.

– Наши с отцом подозрения имеют под собой веские основания. А ваша история, Кристиан, не похожа на правду.

– Тут уж я ничего не могу поделать. Я сказал правду. Ваше дело – верить мне или нет. Я не жду, что вы мне поверите. Быть может, все дело в том, что вы недостаточно доверяете людям?

Ее лицо вытянулось. Кристиан никогда не видел Леону такой сломленной и упавшей духом, какой она казалась сейчас.

– Не говорите мне о том, что я никому не верю. Я верила вам долгих семь лет. Несмотря ни на что. Несмотря на то что подозревала вас в глубине души. Я доверяла вам даже после того, как узнала, что в Макао вы жили под чужим именем. Я доверяла вам вопреки здравому смыслу. Доверяла настолько, что отдалась вам телом и… – У Леоны предательски дрогнул голос, и она замолчала, чтобы не разрыдаться. – Горькая правда заключается в том, что, как бы вы со мной ни поступили, все теперь кажется мне мелочью по сравнению с этим. Теперь я смотрю на все совершенно другими глазами. После того, что узнала два дня назад.

Истербрука охватили противоречивые ощущения. Он чувствовал всю глубину разочарования Леоны и не мог за нее не тревожиться. Кристиана тяготила мысль, что даже его возможное предательство не произвело на Леону большого впечатления. Судя по ее словам, оно казалось ей чем-то незначительным.

– Что вы узнали? Выкладывайте.

Леона описала свой визит к судовладельцу Сент-Джону и то, о чем он рассказал ей в конце их встречи.

– С тем, что мой отец был контрабандистом, я еще могла смириться. Поняла бы все и простила. Я бы могла закрыть глаза на то, что отец сотрудничал с теми людьми и с той тайной компанией. Чтобы не платить таможенные пошлины на фарфоровую и бронзовую посуду и ткани. – Леона замолчала, чтобы перевести дух, и продолжила: – Но контрабанда опиума? Он презирал торговцев опиумом. Отдал жизнь борьбе против этого зла. Это чудовищно несправедливое обвинение так ошеломило меня, что я готова была ударить Сент-Джона. Тем не менее… – Леона умолкла. – Знаете, Кристиан, – продолжила она, – мне показалось, что этот человек сказал мне правду.

– Не исключено, что он солгал. Просто ведет с вами торг. Рассчитывает, что его заявление сделает вас сговорчивее.

Леона покачала головой:

– Все козыри и так у него в руках. У него нет причин мне лгать. Хотя на мгновение я пожалела, что со мной нет вас. Вы бы сразу распознали, где – правда, а где – ложь.

Истербрук думал о том, как убедить Леону, что слова Сент-Джона – клевета. Кристиану было больно видеть, как страдает Леона, получив столь жестокий удар. Да, лучше бы он пошел на эту встречу вместе с ней. Она бы скорее поверила ему, чем Сент-Джону, когда тот говорил о причастности мистера Монтгомери к контрабанде опиума.

Сейчас Леона почти не сомневалась в том, что Сент-Джон сказал правду. Все это могло служить причиной неприятностей отца и того, какому давлению он подвергался со стороны тех людей.

Их цель заключалась не в том, чтобы принудить Монтгомери примкнуть к контрабандистам, торгующим опиумом. Они хотели найти способ заставить его молчать, после того как он с ними порвал. А раз он уже однажды участвовал в этой порочной игре, ему хотелось узнать, на каких именно людей в Лондоне они работали и распространялась ли их сеть на Запад или сферой их интересов был только Китай. Как выяснилось, крестовый поход Реджиналда Монтгомери был еще опаснее, чем думал Истербрук.

Это объясняло и тот факт, что в записях своего покойного отца Истербрук наткнулся на имя Монтгомери. Оно фигурировало в отдельной, скрываемой ото всех книге счетов, а рядом с именем находились колонки с цифрами, видимо, обозначавшие расчеты и сделанные платежи. Именно поэтому, приехав в Макао, Кристиан первым делом нашел Монтгомери.

– Разумеется, это все меняет, – сказала Леона. – Представляете, как нелепо я выгляжу в глазах этих людей – кем бы они ни были. Я сражаюсь с бывшими партнерами моего отца. Неудивительно, что отец не хотел привлекать меня к своим делам. Он старался, чтобы я знала как можно меньше о его работе. Он не хотел, чтобы после его смерти я продолжала дело, начатое им, и обо всем узнала.

– А что особенного вы о нем узнали? Только то, что он тоже был не без греха – вот и все. Да, много лет назад мистер Монтгомери перевозил опиум. Но впоследствии раскаялся и искупил свою вину. Ваш отец нашел в себе силы разорвать порочный круг. Он высказывался против торговли опиумом, обращался с письмами в компанию и к китайским чиновникам, стараясь остановить контрабандистов. Он все поставил на карту и не побоялся бросить вызов людям, которые оказывали на него давление, требуя, чтобы он остановился. Но мистер Монтгомери не уступил. Однажды согрешив, он исправился и стал бороться со злом.

Кристиан посмотрел на Леону – она выглядела такой несчастной и беззащитной, что у него сжалось сердце.

В конце концов она не выдержала и зарыдала, закрыв лицо руками.

Кристиан был обескуражен. Он сказал что-то не то? Что ее так расстроило? Проклятие! Хотел ей помочь, а вместо этого… Господи, ведь Тун Вэй предупреждал его, что Леона в последнее время сама не своя.

Ругая себя за черствость, Истербрук обнял Леону.

Леона постепенно затихла. Она еще всхлипывала, но, уже не плакала. Дав волю слезам, она почувствовала облегчение. Постепенно к ней возвращалось свойственное ей самообладание.

То, что Истербрук был к ней добр и терпелив, успокаивало Леону и одновременно смущало. Еще совсем недавно она обвиняла его в вероломстве, считая, что обманулась в нем, а он пришел к ней, сочувственно выслушал ее исповедь. Затем вернул ей самые светлые воспоминания об отце, нарисовав портрет сильного и честного человека, дорого заплатившего за свои ошибки.

Леона не могла смотреть Истербруку в глаза. Она уже не плакала, но продолжала сидеть, уткнувшись лицом ему в грудь. Ей нужно было сказать Кристиану одну вещь, но у нее не хватало духу, и вместо этого Леона ухватилась за первую попавшуюся банальность, которая пришла ей в голову.

– Вы все это время были в Оксфордшире?

– В основном да. Я совершил одну короткую поездку, чтобы решить кое-какие семейные вопросы.

Леона едва сдержала слезы.

– Мне жаль, что мы поссорились в тот день.

– Мы оба погорячились. Ничего страшного: такое со всеми случается.

Леона улыбнулась. Иногда Истербрук проявлял мудрость. Леона еще крепче прижалась к нему.

– Мне жаль, что я напрасно теряла время, занимаясь всем этим, – прошептала она. – Лучше бы я попросила у вас не тетрадь, а шелка или жемчуга.

– За чем же дело стало? Никогда не поздно наверстать упущенное, Леона.

Он взял ее на руки и понес в дом.