Бесчинства «чертей» в Василёвском уезде. Расправа с воеводой. Я узнаю о подземельях древней крепости. На Шайтан-горе появляется помещик Филин. Он предлагает захватить «царёв корабль». План Филина. Галаня даёт согласие.

С тех пор в Василёвском уезде сделалось неспокойно. На реке объявилась ватага разбойников, которую местные быстро окрестили «чертями». Нападали они только ночью, появлялись как из-под земли, рожи до черноты мазали сажей, так что белки глаз казались светящимися в темноте.

Многие утверждали, что верховодит этой нечистью вернувшийся из ада страшный атаман Галаня, который разбойничал здесь в прежние времена. Впрочем, просвещенные люди в это не верили. Астраханский губернатор Волынский во всеуслышание объявил о том, что он полностью перебил ватагу сего знаменитого атамана, а так же захватил несметные сокровища, награбленные тем в Персии. Голову же самого Галани губернатор приказал насадить на кол и выставить на всеобщее обозрение у Пречистинских ворот кремля.

Правда злые языки поговаривали, что голова эта была настолько изуродована, что опознать в ней Галаню не было ни малейшей возможности.

Государь Пётр Алексеевич, прослышав об успехе Волынского, послал тому поздравления и велел отправить захваченные сокровища в царскую казну. Волынский ответил, что лично доставит их в Питербурх, а так же привезёт в стеклянной банке голову атамана Галани, которую он велел снять с кола и заспиртовать, дабы государь мог выставить её в Кунсткамере.

Тем временем приближалась Макарьевская ярмарка, страдная пора для разбойников, воров, карточных шулеров и гулящих девиц. По дорогам и рекам потянулись на торг зипуны. Знай только, поворачивайся, обирай их. В устье Камышинки, в Жигулях и прочих опасных местах изголодавшиеся стаи ватажников поджидали добычу. На большие караваны, сопровождаемые конвоем солдат, не нападали. Эти орешки были им не по зубам. Довольствовались, как правило, одинокими расшивами или небольшими караванами, состоявшими из трёх-четырёх судов. Набрасывались на них как стая одичавших собак, паля в воздух из всех стволов, чтобы сразу нагнать на купцов страху и требовали деньги за проезд по их территории.

Кто-то, предпочитая откупиться, платил и продолжал путь с основательно отощавшей мошной. Матёрые же торгаши, привыкшие к таким делам, завидев ватажников, выкатывали на палубу пушки, и, зарядив их картечью, давали сокрушительный залп. Во многих случаях этого было достаточно, чтобы зипунники отступили, и, угрожая посчитаться со смельчаками при следующей встрече, отправились на поиски менее зубастой добычи. Но если попадалась шайка побольше или похрабрей, то начиналось настоящее сражение и переменчивая фортуна приносила победу то одной, то другой стороне.

В укромных заводях среди лабиринтов островов, воровские казаки перегружали награбленные товары на пузатые суда оборотистых людей, которые платили за них едва ли треть цены. Затем товары эти перепродавались нечистым на руку нижегородским купцам, и перекочёвывали на их расшивы, возвращавшиеся из Астрахани. А уж те везли их на Макарьевский торг и другие ярмарки.

Ватага «чертей» быстро прослыла одной из самых свирепых и отчаянных на Волге. С Шайтан-горы дозорные высматривали купеческие суда. Ночью ушкуйники подбирались к ним на лёгких лодках. Словно настоящие черти, вылезшие из преисподней, они взбирались на борт и устраивали безжалостную резню всех, кто попадался под горячую руку. Организованного сопротивления, застигнутые врасплох купцы и их бурлаки, оказать не могли, и судно быстро оказывалось в руках разбойников.

Каждый удачный налёт заканчивался буйной оргией, продолжавшейся до рассвета. Хмельного питья не жалели. Одна такая ночь принесла в качестве хабара большой досчатник, доверху набитый бочками с яблочным вином и медовухой.

Через неделю пребывания на Шайтан-горе я узнал где Галаня прячет свою долю награбленного добра. Когда закончился делёж добычи, все напились и крепко заснули. Не спал только я, так как случайно заметил, как татарка что-то подлила в бочку с вином. Испугавшись, что она хочет всех отравить, я только делал вид, что пью. Однако мои опасения оказались напрасными. Это была не отрава, а сонное зелье.

Как только оно подействовало, Галаня, Гольшат и Вакула вошли в караульную башню. Они зажгли факелы. Послышался звук отодвигаемой каменной плиты. Из башни вышел Галаня, обвёл взглядом спящих казаков. Убедившись, что никто не проснулся, он вернулся обратно.

Я быстро пополз к башне. Любопытство победило страх. Я хорошо понимал, что если меня поймают на подглядывании, то тут же прикончат, а труп выкинут в озеро на забаву кикиморам. Но я чувствовал, что должен узнать, что скрывает в башне Галаня. Забегая вперёд, скажу, что предчувствие меня не подвело. Если бы я тогда не проявил любопытства, неизвестно, удалось ли бы нам впоследствии взять Шайтан-гору.

Я подполз к входу и заглянул внутрь. Одна из каменных плит пола была вытащена. Галаня склонился над образовавшейся дырой. Вакула разматывал моток толстой верёвки.

— Они точно не проснуться? — спросил атаман у Гольшат, кивнув в сторону казаков.

— Их даже пушки до утра не поднимут, — ответила та.

Галаня обвязался верёвкой, взял факел и сделал знак Вакуле опускать его. Колодец вероятно был очень глубоким. Спуск получился долгий, и верёвка почти закончилась, прежде чем Галаня коснулся ногами твёрдой поверхности. Вакула поднял верёвку наверх и привязал к ней парусиновый мешок, куда была сложена доля награбленного, полученная Галаней при дележе. Его тоже опустили в колодец. Я услышал приглушенный звон пересыпаемых монет. Через некоторое время после этого Вакула поднял атамана на поверхность.

— Та речка, что течёт внизу, точно выходит на поверхность, — сказал он татарке. — Я в этом уверен. Огонь факела колышется от сквозняка. Думаю, так эту крепость в своё время и взяли. Надо бы пройти по течению, разведать. Тайный ход не повредит на случай осады.

Дальше я слушать не стал, так как узнал всё, что было необходимо. Быстро отполз от башни на прежнее место и снова притворился спящим.

В конце июля зарядили дожди. Купцы, проплывая через наши места, сделались не в пример осторожнее. Прослышав о разбойниках, они сбивались в караваны, даже если до того плыли по одиночке, выставляли на ночь вооружённых часовых, которые прислушивались к каждому всплеску воды. Один раз за другим добыча выскальзывала из наших рук. Купцы отбивались. А, отбившись, заказывали в Василе служить молебен Варлааму Хутынскому и шли жаловаться воеводе.

Тот устроил на нас настоящую охоту. Выпросив у казанского губернатора роту солдат, так как своих имел в распоряжении всего сорок человек, он решил ловить «чертей» на живца.

Однажды мы подкрались в темноте к двум расшивам, расположившимся на ночёвку у противоположного берега. Бурлаки жгли костры и варили кашу. Охраны никакой не было видно. Все предвкушали лёгкую добычу. Но как только мы, подняв загробный вой, бросились в атаку, бурлаки, вместо того чтобы бежать, куда глаза глядят, вытащили спрятанные фузеи и дали по нам меткий залп, многих убив и ранив. С расшив тут же выплюнули огненные струи, скрытые до тех пор от наших глаз, пушки. Быстро сообразив, что бурлаки, по настоящему никакие не бурлаки, а ряженые солдаты, и всё это тщательно спланированная ловушка, мы повернули лодки и едва унесли ноги от преследователей.

— Знать власть нынче в Василе не та, что раньше, — сказал после этого Галаня, и, с общего согласия, отрядил в город Еремейку, на разведку.

Карлик вернулся с вестью, что прежний воевода, водивший дружбу с разбойниками и, за хороший бакшиш, закрывавший глаза на их чёрные дела, по причине тяжкого недуга был отправлен в отставку. Новый воевода, капитан-лейтенант Бурносов, командовавший в войну со свеями шлюпом на Балтике, как говорили, был суров, властен и скор на расправу, но лихоимством пока своё имя не запятнал.

На кругу было решено попытаться договориться с морячком полюбовно, а если не получиться учинить жестокую расправу в назидание последующим градоначальникам.

Еремейка снова отправился в город, нашёл там полоумного бродягу, приодел его и сунул в руку бумагу, сказав, что это челобитная воеводе. За то, что тот отнесёт её в присутствие, наградил его серебряным рублём. Послание писал я, так как остался единственным грамотеем во всей ватаге, поэтому помню до сих пор его текст наизусть:

«Любезный воевода, служебное рвение твоё весьма похвально, а хитроумие говорит о немалом военном опыте. Поэтому я предлагаю тебе союз, выгодный нам обоим. Ты больше не усердствуешь в поимке «чертей», я же обязуюсь отдавать тебе десятую долю от взятого на реке добра. Сатана».

Прочитав письмо, Бурносов тут же велел схватить бродягу и подвесить его на дыбу. После ужасных пыток воевода убедился, что гонец ничего не знает, и вообще, с трудом воспроизводит связные слова.

Таким образом, на предложение Галани был дан ясный и недвусмысленный ответ.

Вечером следующего дня воевода пошёл париться в баньку, где его и обнаружили через несколько часов забеспокоившиеся домочадцы. На теле насчитали четырнадцать ран от широкого тесака, который впоследствии нашли за баней. Удалось обнаружить еще так же следы маленьких, похожих на детские, ног. Убийцу усердно искали, но так и не нашли.

В эту же ночь злоумышленники задушили часового, стоявшего у дверей арсенала, сломали замок и разжились порохом и несколькими ручными мортирками.

От череды неудач и не прекращающейся пасмурной погоды, среди казаков завелась хандра. Они недовольно шептались:

— Галаня уже не тот, что прежде. Он боится идти на настоящее дело. Раньше мы брали добра, сколько и у князей не водиться. Помните астраханский караван в том году. Данила Мельник на свою долю от этого дела в купцы выбился, торговлю завёл. А теперь одна мелочь. Да и её-то сбыть не кому. Купчины, которые раньше имели с нами дело думают, что Галаня мёртв. А воскресать наш атаман почему то не спешит.

Ко всем прочим напастям, казалось, неистощимые запасы вина и мёда подошли к концу. Казаки стали злые. Постоянно ссорились. Нередко доходило до драк.

Вот тогда то на Шайтан-горе, словно ангел спаситель, объявился помещик Филин. Он приехал в сопровождении Дуньки, Фрола и ещё сотни головорезов. Остановившись на краю рва, пальнул в воздух из кавалерийского штуцера и прокричал:

— Эй, там, в крепости, есть кто живой!

— Чего шумишь Филин, — поинтересовался взобравшись на развалины воротной башни Галаня.

— Перекинь мост, аль не признал старого друга.

Через ров опустили мост, к которому мы приделали настил из досок и верёвочные перила. Шайка Филина спешилась и, ведя коней в поводу, перешла в крепость.

— Ну, с чем пожаловал? — спросил Галаня у Филина.

— Неприветливо гостей принимаешь атаман, — шутливо обиделся тот. — А я вот вам угощеньице привёз. А то сидите тут на своей горе как сычи. Небось, на подножном корме. Вот две бочки знатной канновки. Вот свежий хлебушек, который испекли сегодня ночью хмелевские бабы по моей личной просьбе. Поди забыли, когда последний раз хлеб кушали? А вот целый мешок яблок и груш.

Хлеба мы действительно не видели с незапамятных времён, поэтому гостинцы Филина встретили радостными криками и дружной пальбой из ружей, от которой у меня заложило уши.

Охотники отправились в лес и убили лося. Тушу разрубили на части, насадили на вертела и подвесили жарится на кострах. Посреди крепостного двора поставили бочки с водкой. Казаки собрались в круг и шумно пировали до самого утра.

На протяжении всей ночи я старался не попадаться на глаза Филину, опасаясь, что он может узнать меня даже в нынешнем обличии. Но к счастью, хоть его взгляд пару раз и скользнул по мне, он, как и Дунька Казанская не угадал в косматом угрюмом тате неуклюжего подьячего полицмейстерской канцелярии, утопленного, как он думал, в Волге его подручными три месяца назад.

— Что Филин, ты к нам так, погостить, али по делу? — спросил в разгар пира Галаня у беглого помещика.

— И так и так, — ответил тот. — Угощайтесь вольные казаки и послушайте, что я вам хочу предложить. Дунька рассказала мне о несчастье, постигшем вас в Астрахани. Признаюсь честно, не ожидал я от Волынского такого фортеля. Он труслив и эта резня, скорее всего, не его рук дело. Вернее сказать за его спиной чувствуется личность, куда более твёрдая и беспощадная, чем астраханский губернатор.

— Ночи не сплю, думаю как мне достать собаку Волынского и посчитаться с ним, — сказал Галаня.

— Могу помочь вернуть тебе спокойный сон. С тем и пожаловал, — осклабился Филин.

В глазах Галани промелькнула заинтересованность.

— Своё добро тоже сумеешь заполучить назад, коли твои братки в штаны не наложат со страху.

— Не шути так, Филин. Мои ребята шутку могут не понять. Обидятся, за сабли хвататься начнут. Рассказывай лучше, что задумал.

— Слыхал, что Артемий Волынский едет в Питербурх пожинать лавры?

— Нет, не слыхал.

— Он везёт с собой все, что взял у тебя. Ну, вернее почти всё. Часть вашего хабара хитрая лиса наверняка прикарманил. Плывёт он на «царёвом корабле»…

— Бог с тобой Филин, — замахал руками Галаня. — Никому ещё не удалось захватить «царёв корабль». Иван Балаш пытался. И где он теперь? Четвертовали любезного в Нижнем. Семён Чернопруда тоже пытался. И что? Ему оторвало голову ядром, а его ватагу пустили по Волге подвешенными за рёбра. Ты не хуже меня, знаешь «царёв корабль» охраняют не пашенные солдаты, которые сеют да торгуют лучше чем стреляют. Его охраняют семёновцы. Народ суровый и лишённый всякой деликатности. Эти коли стреляют, то не промахиваются, да и багинетом умеют знатно кишки выпускать.

— А что за «царёв корабль» такой? — шепнул я сидевшему рядом Еремейке.

— Ты чего братан с луны свалился? — удивился тот. — Про «царёв корабль» не слышал?

— Не-а, — простодушно ответил я.

— Один раз в год, летом, приходит из Вологды большая военная галера. Она спускается до Астрахани, а потом плывёт обратно и по пути в её трюмы грузят подати, собираемые воеводами в волжских городах да сёлах, а так же у ясачных народов. В августе она приходит на Макарьевскую ярмарку и берёт на борт её казну. В общем, к концу пути на этом судёнышке богатств оказывается больше, чем в сокровищнице какого-нибудь персидского падишаха. Поэтому и пушек там видимо-невидимо и охраняют галеру две сотни солдат семёновского полка. В Вологде весь груз «царёва корабля» перегружают на подводы и везут сухим путём в Москву.

Тем временем разговор Филина с Галаней, к которому с интересом прислушивались все казаки, продолжался.

— Я тебе про что и талдычу, Галаня. Дело вельмо рискованное. Я не хуже тебя знаю, что никому и никогда не удавалось захватить «царёв корабль», — говорил помещик. — Но нам может повезти. У меня припрятан туз в рукаве. Дело в том, что нынешний комендант Макарьева мой старый сослуживец. Это он шепнул мне о том, что по твою душу послали сыщика из самого Питербурха. Дунька рассказывала тебе эту историю.

Галаня кивнул.

— Так вот, сослуживец мой предложил план, который, если действовать решительно, имеет все шансы сделать нас очень богатыми дяденьками, забросить опасное ремесло и жить в не меньшей роскоши, чем светлейший князь Александр Данилович Меньшиков.

— И что за план такой? — поинтересовался Галаня.

Филин стал рассказывать.

— Кормщиком на «царёвом корабле» нынче идёт Семён, человек бесспорно опытный и знающий, но больно горазд выпить. А раз так, в Макарьеве он может вдруг бесследно исчезнуть. Никто этому особо не удивиться. Поищут, поищут, а потом скажут, упился где-нибудь до белой горячки.

Капитан галеры отправиться к коменданту Макарьева и попросит его подыскать нового кормщика. Комендант любезно исполнит просьбу и порекомендует опытнейшего и, самое главное, не пьющего человека. У тебя Галаня ведь в ватаге немало хороших кормщиков.

— Я сам пойду на «царёв корабль», — прорычал Галаня, который уже стал понимать что к чему. — А то пошлю какого-нибудь дурня, он всё дело загубит.

— Так вот, — продолжил Филин. — В заранее условленном месте ты посадишь галеру на мель. Плетей тебе конечно за это всыплют, но не очень много, чтобы смог довести судно до Вологды.

Чтобы снять «царёв корабль» с мели его придётся сначала разгрузить. Пока перетащат груз на берег, поставят ворот, стемнеет. Служилые наварят каши, сядут её хрястать, расслабятся. Тут-то мы и нападём.

— Задумка действительно неплоха и может удастся, — произнёс Галаня. — А теперь поведай моим братанам, как ты собираешься делить хабар.

Казаки закивали головами. Этот вопрос весьма интересовал их.

Помещик Филин, не медля ни мгновения, ответил:

— Ты получаешь назад своё персидское золотишко и Волынского для серьёзного разговора о его поведении, а я казну ярмарки и ясак.

Казаки почесали затылки прикидывая насколько честным будет такой делёж и вопросительно посмотрели на Галаню. Тот манерно пожал плечами говоря, что это должен решить круг. Круг, недолго посовещавшись, согласился на условия Филина. Ударили по рукам, и дикое разбойничье пиршество продолжилось.