Без десяти восемь Олег стоял у калитки Михаила. Замерзший и уставший, с красными глазами, в промокшем пуховике, он стоял, держа в руке фирменный полиэтиленовый пакет из ресторана и пакет, в котором были тетрадка и карандаш.

Ровно в восемь он нажал кнопку домофона. Вскоре на пороге в халате показался Михаил. Он выбежал на дорожку, подал руку Олегу и пригласил его войти. Войдя, тот протянул пакеты Михаилу.

– Это тебе на завтрак, – сказал он, кивая головой в сторону свертка. Из пакета пахнуло запахом восточного кебаба.

– Спасибо! Я оценил. С удовольствием позавтракаю.

Олег снял свинцовые ботинки с ног, а с ними и промокшие носки. Затем куртку.

– Можно, я заберу их себе, когда высохнут? – всерьез спросил он.

– Да, конечно. Пошли за мной.

Михаил проводил Олега в банное отделение.

– Одень халат. Сними мокрое.

Олег надел на себя теплый халат и завернулся в него. Было видно, что зубы его дрожат, но его это не особо беспокоит. На лице Олега читалось спокойствие и умиротворение.

– Подожди минутку, – сказал Михаил и зашел в мыльное отделение, откуда вышел через минуту с кадкой теплой воды. Он поставил ее у ног Олега. – Ставь ноги в кадку.

Блаженное тепло стало подниматься вверх по ногам. Михаил опять вышел и вернулся с чайником горячей воды, которую стал доливать в кадку, интересуясь, нормальная ли температура, согрелся ли он.

Глаза Олега увлажнились. Он попытался скрыть слезы, напрягая лицо, но Михаил успокоил его:

– Позволить себе плакать, не стесняясь, может только сильный мужчина. Что ты чувствуешь?

– Я очень многое понял. Говорить нет сил. Прочитаешь в тетрадке. Но выбило меня из равновесия то, что после ночи, в течение которой я пережил столько впечатлений… просто сначала я чувствовал себя как худший из отбросов общества, потом понял для себя, какой дар ты преподнес мне… а теперь ты поливаешь мне теплой водой ноги, как отец в моем детстве, – голос Олега снова дрогнул.

Михаил присел, взял в руки белое махровое полотенце и произнес:

– Я еще вытру твои ноги полотенцем. Сегодня учитель – ты. В тетрадке опыт, который никто, кроме тебя, не мог бы получить так, как ты. Я буду читать ее как твой ученик. В этом мире все переменчиво. Как колесо телеги. То, что было наверху – опускается вниз, и наоборот. На самом деле многое изменится в твоей жизни, когда ты поймешь, что ни верха, ни низа не существует. Только центр колеса никогда не будет внизу, но для того, чтобы найти свой центр, нужно пройти по всему кругу и всегда чувствовать его края. И перец, и шафран нужны лишь для того, чтобы почувствовать настоящий вкус блюда. Сами по себе они не нужны вообще.

Через минуту Олег пил горячий чай с травами из большой глиняной кружки.

Через десять минут надел свой костюм, забрал телефон, документы и ушел.

– Приходи завтра в двадцать ноль ноль, – крикнул Михаил ему вслед. Олег кивнул, не оборачиваясь.

Михаил разогрел в микроволновке кебаб, с удовольствием съел его, затем открыл пропитавшуюся холодной влагой этой ночи тетрадку и начал читать:

«Сейчас я сижу в парадной одного из домов на Петроградке и греюсь у батареи. Я с трудом нашел парадную, в которую можно было бы войти и погреться. Все дома закрыты на домофоны.

Только что я съел кебаб и это, пожалуй, был самый вкусный завтрак в моей жизни за последние лет десять. Второй я отнесу Михаилу. Это самое ценное, что у меня есть на этот момент, не считая одежды и того опыта, что я получил, и я хочу, чтобы он понял, как я ему благодарен.

Первые десять минут моего вынужденного «бомжевания», пока я шел с Каменного острова на Петроградку, я наслаждался новизной ситуации и своего состояния. Я представлял себе, что я разведчик, который выполняет государственное задание, или хотя бы актер, вживающийся в роль. Довольно скоро мой энтузиазм растаял, потому что, в отличие от них, у меня не было цели спасать мир или блистать на экране. Я решил сразу перейти к своей цели: добыть еды и тетрадку. Что касается еды – тут более-менее понятно, а вот где я надыбаю тетрадку ночью?

Решил, что попробую для начала подзаработать на еду. Я дошел до метро «Чкаловская», встретив по дороге всего человек пять. Все сидят дома в такую погоду. Даже в барах, наверняка, народу не было.

Грязные сугробы. Пронизывающий холод. Дал же бог Питеру погодку. У нас по статистике всего 15 дней в году, когда небо безоблачно. Наверняка половина из них рабочие. Еще, говорят, в Питере, тогда еще Ленинграде, раньше платили «северные» надбавки за суровость климата. Потом почему-то отменили…

На «Чкаловской» было несколько ларьков и павильончиков. Цветочный павильончик, прямо рядом с метро, был как оазис среди пустыни. Стоило туда зайти даже, чтобы погреться. Теплый желтый свет и яркая зелень цветов манили как дудка Нильса – крыс. Я зашел в павильон. Увидел знакомую продавщицу. Она не обратила на меня внимания – собирала букет для мужчины в костюме и с дипломатом. Сейчас дипломаты носят, наверное, только военные и преподаватели. Я стал двигаться вдоль ряда цветов, рассматривая ценники. Мужчина побалагурил с продавщицей, похохотал с одесским акцентом и вышел из павильона. Тут же я услышал резкий голос продавщицы: «Мужчина, вам что надо?» Она наверняка не смогла точно определить, к какому классу меня отнести – к бомжам или пролетариату. Бомжа можно было выгнать, не спрашивая, а у пролетариев иногда хватало денег на гвоздичку на сдачу со стольника, после бутылки портвейна.

Я посмотрел на нее и улыбнулся. Я не хотел, чтобы она меня узнала, а она и не узнала бы. Мне показалось, ее взгляд смотрит куда-то сквозь меня. Она говорила не со мной, а с моим старым пуховиком и мокрыми ботинками.

Я спросил, нет ли у нее какой-нибудь работы для меня.

«Ты что, сдурел? Какая работа в двенадцатом часу? К тому же у нас уже все вакансии мусорщиков и что-нибудь-помогальщиков заняты. Подачек я не даю! Дуй отсюда, пока милицию не вызвала».

Я не обиделся на нее. Я чувствовал в ее голосе не столько злость, сколько страх. Ей приходилось быть решительной, работая одной в этой стеклянной точке. Хотя нет, обиделся, если честно. Больше не буду покупать здесь цветы.

Я вышел из павильона. Через дорогу еще работал только павильон-закусочная. Остальные были закрыты. Я зашел туда, но из-за прилавка сразу выбежал таджик и со словами: «Давай, давай отсюда», начал оттеснять меня обратно к выходу. Я не мог понять, в чем дело. За столиком в зале сидели два товарища, одетые не намного лучше, чем я. Они явно чувствовали себя хозяевами жизни в этой забегаловке. У них на столе стояли какие-то салатики, кура-гриль, а в сумке на стуле – початая бутылка водки. Они одобрительно смотрели на действия продавца. Он продолжал приговаривать: «Не пугай посетителей. Давай. Давай».

Когда я оказался на улице, я спросил у него: «Почему ты меня выгнал? Может, я пришел купить у тебя курицу?» Он ответил: «Э-э, Вася, я вижу – у тебя нет денег! Зачем обманываешь? Я десять лет уже работаю! Если есть – покажи, извиняться буду!»

В лицо хлестал холодный ветер и мокрый снег. Я развернулся и пошел. Неужели по мне видно, что у меня нет денег? Раз по мне видно, значит, сейчас я нищий. Раз я нищий – попробую просить милостыню. Мое психическое состояние в тот момент соответствовало этому определению.

Я пошел снова к метро. Я вглядывался в лица немногочисленных спешащих прохожих. Не встретил ни одних глаз. Носы. Мобильники. Подбородки. Губы. Сигареты. Но глаз не было. Слепой город не хотел видеть меня. Я подошел, наверное, к двадцати прохожим с заранее заготовленной речью, что, мол, не хватает пяти рублей на метро. Почти все постарались убежать и отмахнуться от меня. Один пожилой мужчина начал отчитывать и стыдить, крича, как мне не стыдно, молодому человеку, просить деньги, а не зарабатывать их. Один студент без разговоров дал пятерку, видать, и сам был в такой ситуации. Одна пожилая женщина сочувственно остановилась, внимательно выслушала меня, достала из плащевой хозяйственной сумки старенький кошелек, открыла его и достала десять рублей. Я видел, что в кошельке у нее было еще несколько десяток и полтинник, возможно, ее последние деньги. Мне стало стыдно. Я сказал, что обязательно верну ей и спросил адрес. «В доме напротив, во дворе, первая парадная, вторая квартира, – сказала она. – Не волнуйся, мой сын сейчас на чужбине скитается, может, и ему кто поможет в случае чего!». «А где скитается-то?» – спросил я. «В Америке. Павлом зовут. Ефимовым. Пишет, что все хорошо. Но я все равно волнуюсь. Он мне хотел, этот, как его, «Интарнет» провести, деньги прислал на компьютер. Большие деньги. А мне-то зачем? Я уж старая. Я себе на похороны отложила. А он ругается, когда звонит. Правда, нечасто. Он у меня солидный такой. Вот, смотри», – она показала фотографию. С нее смотрел чуть седоватый мужчина, лет сорока, в пиджаке и рубашке с американской улыбкой. «Красивый. Правда? Ну ладно. Можешь и не возвращать, у меня деньги-то есть, хоть и на книжке. А мне много-то и не надо. Так, на еду. Лекарства сынок присылает. На еще десятку! – она достала еще одну бумажку. – Серафима Степановна, кстати, будем знакомы!» – «Олег». Она не побоялась рассказать все незнакомому мужчине в промозглую погоду. На душе стало теплее. Двадцать пять рублей уже есть. «А почему вы не испугались меня?» – спросил я. – «А чего тебя бояться-то? Ты ж не хулиган и не бандит. Я-то вижу!» – «Спасибо вам огромное, Серафима Степановна! Я обязательно отдам!» Я смотрел вслед этой доброй женщине, мысленно благодарил ее и со стыдом думал, что ни за что бы не обратил на нее внимания на улице раньше.

Мне нужно было найти еще рублей пятьдесят-шестьдесят, чтобы взять какой-нибудь хот-дог и бульон.

Я решил попробовать их заработать. Я знал, что неподалеку есть магазин «24 часа». Направился туда. Я вспомнил события с утра сегодняшнего дня. Обычное утро в офисе. Разборки с секретаршей. Поход в турфирму. Женщина, разговаривающая с мусорным баком. Обида на нетерпеливого Михаила. Уход от воображаемой погони. Ситуация с бизнесом Евгения. Разговор с Михаилом. Кузница. Событий хватило бы на год вперед.

Почему меня гоняли продавцы? Наверное, всем было сразу видно, что у меня нет денег. Я вспомнил пословицу, которую услышал когда-то давно: «Кто выглядит голодным, никогда не будет накормлен». Я решил успокоиться. Придал себе решительный вид. Моя одежда ровно ничего не значит. Все дело во внутреннем состоянии. У меня есть двадцать пять рублей, а значит, я уже не буду голодным. Я не выгляжу как хулиган. Осталось добавить респектабельности во внешность. Я выпрямил спину. Улыбнулся и вошел в магазин.

«Здравствуйте! Бог в помощь!» За прилавком стояла молодая продавщица. Наверное, украинка. Темные волосы и карие глаза. Она улыбнулась в ответ: «Добрый вечер». У украинок есть особый блеск в глазах, который передается генетически. Он несет в себе цвет подсолнуха и тепло украинской ночи.

«Я хочу спросить, не могу ли я чем-то помочь вам? В юридическом плане? Я понимаю, что человек, предлагающий юридические услуги в двенадцать ночи, выглядит не очень убедительно, но, в крайнем случае, работу дворника я тоже осилю. Завтра у меня будут деньги и документы. А сегодня мне нужно просто заработать на еду».

Девушка захохотала. «Юристом или дворником… – передразнила она меня. – Ты прямо, как я! Два года назад я приехала в Россию, чтобы стать директором украинского ресторана или хотя бы администратором, в крайнем случае, официанткой. А сейчас работаю продавщицей. Официанткой не понравилось».

Девушку звали Оксана. Как она очаровательно улыбалась! Ведь я был здесь много раз, но не замечал этого, не слушал ее звонкий голос. А сейчас я был очарован ею.

«Для начала покажи, какой из тебя дворник! Пошли в подсобку! Видишь коробки? Сложи их и вытащи на помойку. Помойка в соседнем дворе. Да смотри – не стащи ничего! Ведется скрытое видеонаблюдение!» Я так и не понял, серьезно ли она говорила все это, но слова ее вызвали у меня улыбку.

В узкой подсобке едва хватало места, чтобы развернуться. Коробки были сложены друг на друга стопкой. Я старательно разбирал их и складывал. Минут через десять у меня образовалась аккуратная пачка, которую я за два захода вытащил в мусор.

«Что ж, десятку ты заработал!» – торжественно сказала Оксана.

Я заметил, что на прилавке лежала тетрадка в 48 листов и спросил, нет ли у нее еще такой. Она спросила, зачем она мне. Я ответил, что хочу написать книгу «Как стать дворником за 24 часа. Пособие для чайников». Господи, как искренне и как красиво она смеялась. Как хорошо быть таким открытым искренним человеком. Порой сдерживаешь улыбку, не говоря уж про смех, чтобы не показаться несерьезным. На самом деле – это так глупо. Почему у юриста должна быть маска безэмоционального чурбана? Нет, не так. Почему я решил, что у юриста должна быть такая маска? Откуда взялся этот контекст?

Я смеялся вместе с ней как ребенок. Это был какой-то очистительный смех. Все мое напряжение показалось мне таким смешным и неестественным. Оно ушло. Вместо него пришла радость. Радость от того, что я смог заработать еще десять рублей. Что познакомился с такой очаровательной девушкой.

«А ты и вправду юрист?» – спросила она. «А что, по мне не видно?» – спросил я. И мы снова посмеялись. «Я дам тебе тетрадку и даже карандаш, если ты дашь мне свой телефон и вспомнишь, что я тебе оказала услугу, когда я позвоню и попрошу у тебя юридическую консультацию», – нарочито серьезно сказала она. При этом глаза ее продолжали смеяться. «Да, донна!» – сказал я и продиктовал ей свой номер, который она записала в свой недорогой «Нокиа». «Прямой?» – спросила удивленно она. «Как шпиль Останкинской телебашни», – ответил я. Она тут же нажала кнопку вызова. Я вспомнил, что телефон остался у Михаила. Оксана поднесла к моему уху свой телефон, смешно уткнув вторую руку в бок и прищурив глаза. «The mobile phone is switched off…» – услышал я знакомый текст. «Скажи еще, что это твоя секретарша! Обманщик!» – выпалила она и слегка ткнула меня кулаком в живот. Ее непосредственность обезоруживала. «Нет! Это не моя секретарша! Секретаршу мою зовут Ксения. Почти как тебя, точнее, также как и тебя! А эту девушку я никогда не видел, но она за всех отвечает! Очень ответственная девушка. Или ответчивая? Как правильно?»

Я предложил Оксане спор, что если я не вру, то есть номер принадлежит мне, и у меня есть секретарь Ксения, то она согласится со мной поужинать или пообедать, а если я вру – то буду бесплатно месяц работать у них дворником. «Да тебе теперь по любому придется месяц коробки складывать!» – «Почему?» – «Да чтобы меня в хорошем кафе накормить! И одежду себе нормальную купить! Я с голодранцем не пойду! Я девушка с претензией, понял?» С этими словами она демонстративно встала руки в боки и откинула голову назад. Густые волосы разбежались по плечам, подчеркивая грациозную шею.

Хотелось спать. Шел уже 4-й час ночи. В теплом магазинчике пахло продуктами и картоном. Было так уютно, что хотелось спать. Я прекрасно осознавал, что могу купить уже батон и сырок или кефир или что-то из продуктов взять в долгу Оксаны. Но мне захотелось шаверму. Я не ел ее уже сто лет. В мои студенческие годы она только появилась в городе и съесть ее для меня было удовольствием не меньшим, чем сходить в ресторан. Сейчас для меня это было бы королевским завтраком.

Я попрощался с Оксаной и вышел на улицу. Погода ни капли не улучшилась, но у меня уже было абсолютно другое настроение. Я вдруг что-то понял для себя. Я понял, что состояние «нищий» – отталкивает и отворачивает людей. Они, в лучшем случае, откупаются. Нищий ничего не дает людям, кроме ощущения, что «есть люди, которым хуже, чем мне». Он просто просит. Он забирает. Это состояние затягивает, как черная дыра. В нем кажется, что весь мир отвернулся. Но это не так. На самом деле – это ты отвернулся от мира и, ничего не предлагая, просишь только: «Дай, дай, дай…»

Я не хочу входить в состояние «нищего». Я обеспечен и это должно быть видно по моим глазам, а не одежде. Я выпрямил спину, расправил плечи. Как мало нужно, чтобы чувствовать себя комфортно: сухая одежда, теплая постель, сытый желудок, здоровое тело. Почему мы забываем об этих богатствах так просто?! Почему я о них забыл?

Я отказался от мысли найти быструю закусочную, мне захотелось покуражиться по полной программе. Мои ноги вели меня в дорогой ресторан восточной кухни, где готовили настоящий кебаб, т. е. то, что в упрощенном виде у нас называют шавермой, а москвичи – шаурмой. Я знал, что он работает до последнего посетителя, и был уверен, что именно сегодня в это время он открыт. Я не ошибся.

За стеклянной дверью виднелся силуэт мужчины в восточном костюме. Когда я приблизился к двери – она быстро распахнулась, но как только встречающий увидел меня, он замешкался. Было видно, что он переводит взгляд то на лицо, то на мою одежду.

«Позови своего шефа», – сказал ему я, не дав опомниться и проходя внутрь. Обалдевающему гардеробщику я подал свой промокший пуховик и получил взамен номерок. Швейцар таращил на меня глаза, но не двигался с места. – «Ну, что застрял, доложи боссу, что Олег пришел!» «А, Олег?!» – пробурчал швейцар и скрылся в темноте клуба.

Сказать по-честному, у меня не было никакого плана действий, кроме того, что мне нужен был хороший кебаб.

Через минуту прибежал администратор. «Я Евгений. Чем обязан? Сергей Викторович не предупреждал о вашем визите! Извините, конечно».

«Как не предупреждал? Он что, совсем заработался? Я же ему заранее говорил, что у нас сегодня маскарад, закрытая вечеринка! Я вот ради этого бомжом вырядился! Кстати, как вам мой костюмчик? А он, мало того, что задинамил, так еще и забыл для меня кебаб оставить. Две штуки. Позвоните ему! Передайте, что я очень рассержен!»

Евгений достал телефон, но я сразу понял, что он не будет беспокоить в это время хозяина.

Я сделал крайне возмущенный вид. Администратор принялся успокаивать меня и сказал, что кебаб будет готов через десять минут. Он предложил мне пройти в ВИП-комнату и подождать, пока все будет готово. ВИП-комната была сделана в виде шатра с круглым столиком и сиденьем вокруг него, забросанном подушками. Евгений предложил кофе, но я попросил чаю с чабрецом и пахлавы. Через две минуты я наслаждался вкуснейшим чаем и ел нежную пахлаву. Евгений успокаивал меня, как мог. Говорил, что такое недоразумение – большая редкость, а Сергею Владимировичу он обязательно передаст, что к нему заходил… «Кстати, как ваше отчество?» «Скажите – Олег Бомж! Пусть его совесть замучает, что всех так подвел! Да, и костюм мой хорошенько опишите! Пусть завидует!»

Я понимал, что долгие расспросы мне не нужны, хотя администратор старался быть подчеркнуто вежливым. Молодой парень, года двадцать два, худощавый, со слегка вьющимися волосами. Ему было неудобно, что он не знает друга хозяина. Он говорил, что работает недавно и уверял, что меня он уже запомнит «навсегда».

Когда официант принес два кебаба, сразу упакованных на вынос в бумагу и фирменный пакет ресторана, я откланялся и вышел на улицу. Вопрос об оплате, естественно, не возник.

Я шел по улице. Все тот же снего-дождь. Все та же нелепая одежда и промокшие ботинки. Такой же полупустынный город. Но ощущения – совсем другие. Несколько часов назад меня выгнали из дешевой забегаловки и павильона цветов, а пять минут назад угостили в дорогом ресторане и приняли как царскую особу.

В чем причина? Я понял, что в моем внутреннем состоянии. Во-первых, я перестал жалеть себя и заражать жалостью и неприязнью людей. Во-вторых, я вызвал в себе состояние куража, состояние игры. В-третьих, я воспользовался «неудобствами» и «неприкосновенностью боссов». В-четвертых, мне там действительно понравилось и мои будущие счета в этом ресторане явно перекроют их сегодняшний небольшой убыток. Еще я понял и почувствовал что-то необъяснимое. Как будто моя шкала уверенности в себе поднялась вверх на десяток делений. Не после очередной награды. Не после похвалы уважаемого человека или крупного контракта. Просто после бомжатской одежды и двух кебабов. Парадокс. И я благодарен за этот парадокс Михаилу и его «дурацкому» заданию.

Михаил закрыл тетрадку. Он отнес ее и положил на стол в гостиную. Окинул взглядом красивые полки с книгами. На одной из них лежала и его тетрадка. Он не стал брать ее в руки и перечитывать, ибо знал ее практически наизусть. Самое главное – личный опыт остался в нем, а не в тетрадке.