— Дай нам уйти, — устало попросил Доброгнев. Мужчина обращался к Альмиеру, точнее к его спине. С некоторых пор остроухий перестал общаться с людьми в башне. Последнее их не расстраивало. За то время, что эльф провел в башне у Туманных топей, все его успели возненавидеть. Хотя Доброгнев замечал за собой другое чувство, ему было жаль нежданного гостя. Он видел, что того терзают внутренние демоны, с которыми эльф не в силах совладать.

Альмиер даже не удосужился повернуться к человеку. Поэтому Доброгнев выругался и ушел. Это представление повторялось каждый день. Оба уже устали друг от друга, но ничего не в силах были изменить. Альмиер не мог отказаться от презрения к людям и к своей слабости, а Зертиша душило бессилие.

Масло в огонь подливали и остальные жильцы убежища. Все желали, чтобы эльф исчез из их жизни. Дошло до того, что болезнь Бьянки называли проклятием, а Доброгнева обвиняли в слабости духа. Мужчина и сам понимал, что идти за девушкой не стоило, но время вспять не повернуть. Доброгнев никому не сказал, что в смерти Бьянки виноват эльф, обострять и так не сложившиеся отношения он не хотел. Алисия не осуждала его, и не винила ни в чем. Женщина сама ловила себя на мысли, что Бьянку следовала убить еще в башне. Обычно после этого ее мучили угрызения совести, а слезы на глазах не успевали просохнуть. В такие моменты ее успокаивал ребенок, будто чувствуя, что матери не хорошо начинал толкаться, и тогда Алисия вспоминала, что теперь живет не только для себя, но и для своих детей. Приемный малыш после появления эльфа больше не устраивал показательных выступлений и если плакал, то только из-за чего серьезного. Зертиши не могли не радоваться этому, ведь от раздраженного эльфа можно было ожидать чего угодно.

Им всем еще в самом начале следовало догадаться, что помощь шантажисту не самое умное дело. И если все они соблюдали условия сделки, заключенной Доброгневом, то эльф жил по своим законам. Остроухий никуда не собирался уходить, хотя его ноги уже успели восстановиться.

— Мы договорились, что ты выведешь меня из болот, а я вытащу тебя из ловушки, человек.

— Тебе пора убираться отсюда! — рявкнул в ответ Доброгнев. Он уже давно перестал выкать ушастой твари.

— Уговора не было, теперь я сам решаю, — равнодушно произнес Альмиер и вновь отвернулся к окну. Эльф любил наблюдать за Туманом. Он как вода был непостоянен и изменчив, а мысль о том, что его народ создал нечто подобное, вызывала трепет.

— Тогда мы не обязаны кормить тебя и обеспечивать жильем, — отчеканил Зертиш.

— Ну, так выгони меня, — издевался гость над беспомощностью людей. Доброгнев уходил под смех остроухого.

— Да, — остановил его ненавистный голос, — я хочу, чтобы еду подавала твоя жена. Мне надоело общество мужчин.

Доброгнев лишь громко хлопнул дверью в тот раз, и ужин захватчику принесла Алисия. С некоторых пор женщины не приближались к гостю. На это было две причины. Первой стала тяга эльфа к прекрасному полу после выздоровления, он вспомнил, что мужчина. Объектом своей страсти он выбрал Дженис. Даже подоспевшие мужчины не смогли оттащить насильника от жертвы. Эльф, будучи сильным магом, просто их обездвижил.

— Так даже забавней!

Неизвестно чем бы все закончилось, если бы не вмешался Рин. Мальчик был тем единственным существом, которое могло поставить Альмиера на место.

— Отпусти тетю Дженис! — потребовал ребенок.

— Не лезь, мальчишка! — отмахнулся от него эльф, как от назойливой мухи. Но Рин его, будто и не услышал, а просто подошел и оттащил его от Дженис. Силы у мертвого ребенка было хоть отбавляй, и он умел ее применять.

— Ты не понимаешь! Я даже сочувствую тебе, умереть и не познать многого, — после этих слов эльф попытался вырваться, но Рин оскалился и не пустил.

— Быть может, я не могу познать этого, но… — зловещая ухмылка искривила лицо ребенка. — Я знаю, что такое голод и жажда крови, живой.

Только глупец не распознал бы в этой фразе обещание и угрозу. Эльф таким не был и потому быстро снял оцепенение с мужчин, и, вырвав руку из захвата нежити, поправил на себе одежду.

— Ступай, дорогуша, я потерплю.

Дженис выбежала в слезах. В след за ней устремились все остальные, только Доброгнев произнес:

— Ты перешел черту.

После этого происшествия отношения в башне не просто накалились, казалось, вот — вот должен был грянуть гром. Эльф же вел себя так, будто ничего дурного не сделал. Женщины его сторонились, предпочитая находиться рядом с нежитью, чувствуя, что только она сможет их защитить. Рин же такому вниманию был только рад, потому что очень часто они забывали с кем общаются в данный момент, и вели себя с ним, как с настоящим ребенком. Эльфенок очень полюбил сказки, которые ему рассказывала Алисия. К Альмиеру же приближались только мужчины.

Доброгнев устало вздохнул и облокотился на стену: жизнь изменилась так сильно, что разум отказывался воспринимать ее. Самым ужасным было то, что башня из убежища превратилась в тюрьму. Они стали заложниками безумного эльфа. Люди были готовы уйти даже в Туман. Доброгнев скривился. Нашествие теней не прекратилось, наоборот все стало гораздо хуже. Воины приобрели плоть, и если бы не Рин и его «друзья», их бы всех давно вырезали, как свиней.

Нечто подобное творилось и на границе. Рин порой откровенничал и рассказывал, что происходит там. По его словам у церковников дела обстояли плохо. Они не смогут противостоять и теням и Туману, призрачная надежда сдвинуть границу исчезала, как утренняя роса в лучах солнца.

Зертиш уже в который раз сжал в руке портальный ключ. Он стал бесполезным куском железа. Эльф умудрился испортить всю сеть. Теперь если бежать, то через Туман. Доброгнев даже опустился до того, что попросил помощи у нежити, у Рина. Ребенок клыкасто улыбнулся и сказал:

— Зачем мне спасать вас?

Зертиша подобный вопрос поставил в тупик. Но мужчина быстро взял себя в руки.

— Торг, малыш. Я подарю тебе свою душу, а ты спасешь мою семью и друзей.

— Душа — это хорошо, вот только мне вторая не нужна, — честно ответил Рин.

— Тогда… — мужчина растерянно провел рукой по волосам. Что предложить нежити он не знал.

— Зачем я здесь? — помог с вопросом мальчик.

— Да.

— Я же тебе говорил, что Туман желает, чтобы я увидел мир и обрел покой.

— Значит, ты отказываешься помогать! Мы уйдем сами, плевать, что опасно!

— Никуда вы не пойдете, — холодно произнесла нежить. — Я поддержу эльфа, мы будем ждать.

— Кого? — у Доброгнева от волнения перехватило дыхание. Он желал и страшился услышать ответ на свой вопрос.

— Ярогневу со своим сыном.

— С кем?!

— С крысой! — зло прокричал Рин. — Почему я не оказался на его месте? Охе даже не понимает, какой подарок получил.

Доброгнев решил не уточнять, что имел в виду Рин. Его волновало другое.

— Ярогнева?! Она жива? — в вопросе Зертиша была надежда. Он боялся верить в это, но желал этого всей душой. Когда он не смог связаться с Ярогневой, то предположил самое плохое. Слишком хорошо Доброгнев знал свою сестру. Ее могла остановить только непреодолимая сила. Смерть лучше всего подходила под это определение. Доброгнев надеялся, что ошибался.

— Жива, — обрадовал Зертиша Рин.

— Что ты хочешь от нее?

— Я хочу яблок! — выкрикнул Рин и даже топнул ногой, показывая насколько сильно, он этого желает.

— Малыш, ты мертв, — мягко произнес Доброгнев и сжал плечо ребенка, пытаясь поддержать его.

— И что? Братцу Оливеру это не мешает!

На это заявление он не знал, что ответить. К тому же мужчине хотелось узнать, кто такой Оливер. Слишком часто это имя стало всплывать в разговорах. Из них же Доброгнев понял, что Оливер как-то связан с Туманом и с Ярогневой.

Пока Зертиш раздумывал над словами ребенка, Рин подошел и обнял ноги мужчины. Доброгнев вздрогнул.

— Скоро я буду называть тебя дядей.

Доброгнев шумно сглотнул и посмотрел вниз, на него радостно скалясь, глядел мертвый ребенок.

— Моя жизнь превратилась в кошмар наяву, — тихо пробормотал он и попытался освободить ноги из плена мертвых рук. Но у него ничего не вышло. Мальчонке нравилось человеческое тепло, и отпускать своего будущего дядю он не торопился.

Но самым ужасным в происходящих событиях было то, что не только он был втянут в них. Алисия. У Доброгнева сердце замирало от осознания того, что его жена и дети в опасности. Страх стал его извечным спутником. Будто вторя его мыслям, Рин произнес:

— Я сумею вас защитить, дядя.

Доброгнев только тяжело вздохнул. Когда жизнь преподносит сюрприз за сюрпризом ко многому начинаешь относиться иначе. Вот и заявление нежити породило не только волну страха, но и облегчения.

— Отпусти меня, Рин. Мне холодно.

— Прости, дядя.

— Все хорошо, — глухо произнес он. Ложь во спасение не ложь. К тому же Зертиш не считал мальчишку абсолютным воплощением зла. Живые порой гораздо хуже мертвых. Далеко за примером ходить не нужно было: эльф, «гостивший» у них — вот, кто был воплощением тьмы.

После разговора с Рином, который Доброгнев передал остальным, они поняли, что проблему остроухого им придется решать самим. Вот только подходящего плана у них не было. Что могут обычные люди противопоставить магу эльфу? Да ничего. Здесь нужны были хитрость и удача, поэтому все решили ждать подходящего случая. Первой не выдержала Дженис. Женщине хотелось не только отомстить, но и убрать живое напоминание ее позора и унижения. Она попыталась отравить остроухого мерзавца. Эльф же с удовольствием съел приготовленную пища, а потом рассмеялся и сказал, что на их племя растительные яды действует очень слабо. После чего свернул шею Дженис, легко догадавшись, кто виноват. Рихард не выдержал и набросился на Альмиера. Эльф не стал опускаться до драки. От чего умер стражник так никто и не понял. Было похоже, что вся его кровь превратилась в смолу, а после застыла. Обитатели башни в очередной раз убедились, что здесь им не место.

— Мне жаль, люди, — тяжело произнес Альмиер, глядя на два тела. Никто ему не поверил, звонкий звук пощечину поставил точку в этом утверждении.

Выродок, — бросила женщина. Тут же рука эльфа оказалась у нее на горле.

— Я бы дал себя убить, но еще не время.

— Отпусти мою жену, — процедил Доброгнев и схватился за меч. Ему было плевать, что только что погиб Рихард по той же причине. Он бы расстался с жизнью, если бы это спасло Алисию.

— А если нет? Что ты мне сделаешь? — эльф не любил угрозы, хоть и понимал, что правда была на стороне человека. Сын Леса медленно превращался в чудовище.

— Узнаешь.

— Я жду.

Доброгнев не знал, что предпринять. Эльф же упивался своим превосходством. Неизвестно чем бы все закончилось, если бы не случай. В очередной раз тени полезли на штурм их «крепости». Эльф резко отпустил свою жертву и устремился прочь из башни. С животной яростью он убивал врагов, будто желая уничтожить не только их, но и себя.

В тот раз Альмиер действительно хотел погибнуть. Он чувствовал приближение старости. Для эльфа это означало конец. Капитан Лесных теней готовился принять проклятие его рода. Вот только сил, чтобы сделать это достойно у него не было. Приступы безумия и неконтролируемой ненависти ко всему живому стали предвестниками начала конца. Он так торопился, лишь потому, что песчинки в часах его вечной юности падали вниз слишком быстро, и эльф не в силах был остановить и замедлить их движение.

Когда ему не удалось перенастроить сеть порталов, в нем что-то сломалось. И если раньше он мог подавлять приступы, то теперь они его поглощали без остатка. Но эльф скрывал от людей причину своего поведения, боясь, что в минуты слабости они его убьют. Он должен был выполнить миссию: добраться до Вечных скал любой ценой. План с портальной сетью провалился. Он не смог ее перенастроить без ключа, а других идей у него пока не было, что не мешало вымещать своей гнев на окружающих.

Поэтому видя в глазах людей страх, он понимал, что стал чудовищем. Но самое страшное заключалось в том, что ему нравилось это, он упивался их чувствами. Радовался, что кто-то еще боится его, капитана Лесных теней. Еще эльф поймал себя на том, что начал завидовать людям. Понимание этого вылилось в еще один приступ ярости. Он завидовал человечкам! Его разум не мог смириться с этим. Людишкам! Они-то не боялись старости, смирившись со скоротечностью жизни. Он же так не мог. В конце концов, он же не умрет, а будет страдать от боли и немощи, потому до того рокового момента он хотел спасти горстку эльфов, что сумела выжить.

— Думаешь? — голос мертвого ребенка эльф смог бы узнать, где угодно.

— Что ты здесь забыл? — брезгливо отступая в сторону, спросил Альмиер. — Я же сказал тебе держаться как можно дальше от меня.

— Ты не можешь мне приказывать.

— Нет, не могу. Зато я могу…

— Ты ничего не можешь, — оборвал его Рин. — На самом деле здесь хозяин я, и ты знаешь это.

— Тогда зачем ты позволяешь мне здесь находиться, мучить людей и себя, добей же проклятого эльфа, — выкрикнул Альмиер.

— Мне интересно наблюдать, как ты становишься одним из нас.

— Одним из нас? — хрипло произнес капитан. — Что ты имеешь в виду? Отвечай!

— Неужели ты думал, что раны, которые ты получил на болотах, не опасны? Да, они зажили, но внутри тебя появилась гниль.

— С кем я говорю? — Альмиер уже достаточно хорошо изучил поведение ребенка, и перед ним был не Рин.

— Догадался.

— Ты…

— Я! — усмехнулся Хозяин Болот. — Мне интересно за тобой наблюдать глазами этого дитя. Любопытно, во что ты превратишься под влиянием двух проклятий.

— Зачем ты…

— У тебя есть шанс, эльф, уничтожить оба! Вот только ты сломаешься, и когда это случится, я с радостью приму новое чудовище в свои владения. Ведь те, у кого есть душа, всегда становятся самыми страшными хищниками.

Эльф упал на колени, терзаемый пониманием того, что сам превращается в нежить. Ребенок подошел к нему вплотную и прошептал:

— Все пройдет, дядя Аль.

Издевательский смех Хозяина Болот разнесся по башне. Люди, услышав его, подумали, что эльфа вновь посетило безумие, сам же Альмиер был без сознания. Разум воина мага не выдержал и ушел во тьму.

— Спи, моя будущая химера.