Азиз никогда не был ярым патриотом. Словосочетание «родная земля» вызывало у него смутное ощущение чего-то устаревшего, скучного, закостенелого. Азиз вообще не любил смотреть в землю. Он любил звёзды.

Родившись в небольшом высокогорном кишлаке к северу от Кабула, Азиз уже в детстве приучился спать днём, а ночами пропадал где-то на перевалах, любуясь россыпями света над головой. Эта страсть приучила Азиза к внимательности, вдумчивости и терпению. Его способности скоро были замечены, и последние годы он доучивался уже в столице.

Шли тридцатые, Афганистан, освободившийся от британского владычества, при поддержке Советского Союза налаживал мирную независимую жизнь.

Но Азиз почти не смотрел по сторонам, его родители видели сына только когда он приезжал домой со складным телескопом и заваливался спать в ожидании ясной ночи.

Даже прекрасная однокурсница Шаиста, влюблённая в Азиза, не смогла вернуть его взор на землю. Любовь между Азизом и Шаистой была обречена изначально, и они оба знали это. Азиз хотел уехать в Европу, преподавать в крупном институте или работать в обсерватории, а Шаиста не могла оставить семью. Они идеально подходили друг другу, но понимали, что, откажись один от своей жизни ради другого, и он до старости будет чувствовать себя в клетке.

– Такие люди как ты, нужны здесь, в Афганистане, – говорили Азизу.

– Неправда, – раздражённо отмахивался он. – Здесь нужны учителя начальных школ, нужны строители, рабочие, фермеры, но не учёные.

– Неужели ты бросишь родных? – спрашивали его.

– Я стану высококлассным специалистом и буду отправлять им больше денег, чем оба моих брата вместе взятые.

Он был непреклонен в своем решении.

Для афганца было непросто добиться права работать в престижной обсерватории, но своей энергией, настойчивостью и терпением Азиз достиг своего. Прощание с Шаистой было тяжёлым. Они знали, что этот день наступит, но каждый из них всегда втайне надеялся, что рано или поздно сможет переубедить другого.

– Я буду приезжать, – сказал Азиз, но Шаиста только покачала головой.

– Не надо, – прошептала она, и эти слова дались ей с такой болью, словно были бритвенными лезвиями.

– Я… – Азиз хотел сказать, что он всегда будет любить её, но… не смог.

Шли годы, Афганистан сумел избежать участия во Второй мировой войне, успешно возрождая промышленность. Для Азиза тяжёлые времена сменялись удачными годами. Он был вынужден бежать от войны в Америку, много ездил по миру, но за десятилетия ни разу не нарушил своего обещания: в какую бы ситуацию он ни попадал, ежемесячно отправлял родным деньги. Он так и не женился, с головой углубившись в работу. Сколько ни искал, он не смог найти девушки, похожей на Шаисту.

В Европу Азиз вернулся уже в конце семидесятых – уважаемым опытным членом академии наук. Казалось, что мир стареет вместе с ним, постепенно успокаиваясь от потрясений и войн. Из тихой Франции противостояние сверхдержав казалось ворчанием беззубых стариков.

Но только не для Афганистана. Несчастная маленькая страна была выбрана полем боя, и теперь ничто не могло остановить катастрофу. Азиз безуспешно писал Шаисте и родным, пытаясь любым способом вывезти их из страны. Он предлагал им купить квартиру в пригороде Парижа или в Италии, Испании. Называл красивейшие города, но родные не соглашались, а от любимой не пришло ответа, и можно было лишь догадываться, сколько боли принесли ей эти письма.

И тогда Азиз решил поехать сам.

Это было безумием – ему, немолодому уже человеку, – углубляться в раздираемую гражданской войной страну, но он преодолел все преграды, где-то шёл пешком, где-то ехал на попутках. Встреча с Шаистой была болезненной.

Им показалось, что время, остановившееся на сорок лет, вдруг задвигалось вновь. Казалось, будто они снова стоят в аэропорту, но теперь стена между ними была почти материальной. Казалось, сам воздух не пускал их друг к другу, будто они были жителями разных миров.

– Тебе не стоило приезжать, – сказала Шаиста.

– Я должен был, – Азиз не мог смотреть ей в глаза. – Я должен убедить тебя. Я должен убедить родных.

– Возвращайся обратно, – она протянула руку, прикоснулась к Азизу и чуть оттолкнула его от себя. – Ради Всевышнего… Просто уезжай.

– Нет.

Она знала, что должна ему рассказать, но не могла. Голос не слушался её, слова застревали в горле…

…На месте родного селения, где вырос Азиз, остались одни воронки от взрывов. Советская авиация.

Выживших не было.

– Уезжай, – сказала она. – И никогда не возвращайся. Ты ничего уже не сможешь сделать.

Азиз поднял горсть земли с того места, где раньше стоял его дом. Впервые в жизни он вглядывался в землю.

И тогда Шаиста впервые увидела в нём нечто новое: перед ней стоял не ученый, не астроном, не европеец. У этого человека был взгляд афганца.

– Смогу, – сказал он.

***

Руслан очнулся от пинка в живот, застонал и тут же рывком был поднят на ноги.

Он едва соображал, что происходит. Жутко болел простреленный навылет бок, сыпал густой снег, завывал ветер, и какие-то люди с автоматами кричали со всех сторон на неизвестном языке.

– Дадиев! – закричал кто-то над ухом, и Руслан узнал голос Лёши: —Держись! Если ты сейчас свалишься, они тебя пристрелят!

Этот крик подействовал, и страх мгновенно отрезвил сознание Руслана. «Мы попали в засаду», – вспомнил он и тут же пересчитал людей. Шестеро его солдат-водопроводчиков, заложив руки за голову, шли куда-то под конвоем афганцев. Лёша, единственный выживший из прикрытия, держал его и кричал, что нужно следовать за ними.

Облокотившись на товарища, Руслан пошёл. Афганцы следовали по пятам и, когда им казалось, что Руслан идёт слишком медленно, били его прикладами. Только благодаря поддержке друга Руслан смог дойти до места.

Руслан не помнил, как они добрались до какой-то пещеры. Шесть водопроводчиков, Леша и он. Там он увидел странного человека, не похожего на афганских боевиков, – старика с острым профилем, в маленьких очках, за которыми поблёскивали чёрные глаза. Старик начал спорить с боевиками, сбиваясь с пушту на английский. Казалось, нельзя было придумать ничего более неестественного в этой грязной пещере, чем лёгкий французский акцент старика. Афганцы называли его Азизом.

– Он говорит, что нужны только пятеро из нас, – сказал Денис, один из подчинённых Руслана, немного знавший язык пушту.

Руслан понял, что сейчас наилучшее время, чтобы вмешаться, – никто не знал английский лучше него.

– Послушайте, – сказал он Азизу. – Ради Всевышнего, дайте уйти хотя бы троим. До лагеря далеко, и вы всё равно успеете уйти раньше, чем подойдёт подмога. Да и не сможем мы найти эту пещеру, посмотрите – какой снег.

Все замолкли. Азиз перевёл сказанное. Главный афганец, крупный, бородатый и уверенный мужик, подошел к Руслану и, ухмыляясь, уставился на него в упор.

– Нам осталось служить всего два дня, – Руслан говорил спокойно, не отводя глаз. – Мы даже не боевое подразделение. Мы просто водопроводчики. Трубы чиним. Вы ничего не добьётесь, если убьёте нас. Не берите грех на душу.

Азиз перевёл.

Главарь упёр Руслану в грудь автоматное дуло и толчком отбросил его назад. Потом перевёл взгляд на остальных пленников.

– Ты, – он указал на Лешу. – Ты, – на Дениса. – Ты, – на Руслана. Потом обернулся и что-то проговорил Азизу веским и мрачным голосом.

– Он говорит, – сказал Азиз. – Что сможет уйти тот, кто знает Аль-Фатиха.

Руслан заметил, что афганцы, ранее не проявлявшие особого интереса к пленникам, начали собираться вокруг. Аль-Фатиха была первой, открывающей сурой Корана. Руслан это знал.

– Азиз, но эти солдаты – русские, – Руслан указал на своих подчинённых. – Они не мусульмане и не знают Корана. Ради Всевышнего, прошу вас, проявите милосердие.

– Аллах милосерден, – сказал Азиз.

Главарь боевиков прикрикнул, и было видно, что он теряет терпение. Азиз сделал несколько шагов назад.

Руслан перевёл остальным смысл разговора. Денис с Лешей переглянулись.

– Я сейчас буду читать очень-очень медленно, – сказал Руслан. – Постарайтесь запомнить как можно больше.

И он начал произносить слово за словом, строчку за строчкой, чётко и громко, и древние арабские слова гулко разносились по пещере, и Руслан вкладывал в них всю душу, надеясь, что афганцы вспомнят, что Аллах против любого убийства, а тем более – такого, которое можно избежать.

Казалось, прошла целая вечность после того, как Руслан замолк. Он вдруг почувствовал, что его слова тронули афганцев, в них зародилось сомнение.

Но было ли этого достаточно?..

Главарь указал на Дениса:

– Ты, – сказал он. – Давай.

Тот поднялся, и взгляд его был прикован к Руслану в поисках помощи, какой-то подсказки.

– Послушайте… – Руслан попытался вмешаться, но один из боевиков ударил его прикладом и закричал, чтобы он заткнулся.

– Давай, – повторил главарь.

– Я… – Денис задрожал. Он увидел, как один из афганцев с ножом заходит к нему за спину. – Бас… басмилляхи, – он попытался воспроизвести слова, услышанные ранее от Руслана. – Рах… рахмани. Касим… Каст…

В следующее мгновение боевик перерезал Денису горло. С жутким свистом из раны вырвался последний вздох, и тело рухнуло на землю.

Теперь все смотрели на Лёшу, а он не мог оторвать взгляд от того, кто минуту назад был его боевым товарищем.

Аккуратно вытирая с ножа кровь, афганец зашёл ему за спину.

– Подождите, – Лёша попытался вскочить, но его тут же схватили за плечи.

Главарь кивнул.

– Дайте мне прочесть ещё раз! – выкрикнул Руслан. Его снова ударили. – Позвольте мне прочесть ещё раз! Прошу вас! – закричал Руслан, прикрывая от ударов голову.

Азиз что-то сказал боевикам, и Руслана перестали бить. Видимо, им понравилось, как Руслан читал суру в прошлый раз.

– Хорошо, – сказал главарь.

Руслан не знал, зачем он выпросил для друга эти дополнительные несколько минут жизни. Он судорожно пытался придумать какой-то способ, как уговорить этих людей изменить свое решение, но в голову не приходило ничего путного.

И тогда он снова принялся читать. Но если в первый раз он пытался достучаться до душ афганцев, то теперь он уже не верил, что они откажутся от испытания с чтением Корана. Теперь Руслан направил молитву Аллаху. В каждое слово он вкладывал все немногие силы, что остались у него, всю свою веру, потому что теперь не было больше надежды ни на кого другого.

И опять, едва он закончил, воцарилась долгая тишина. Афганцы восхищённо вздыхали, потрясённые силой слова и верой Руслана. Но главарь оставался непреклонен.

– Давай, – сказал он Лёше.

Тот медленно поднялся, смотря вперёд невидящим взглядом. Он не почувствовал, как человек, стоящий позади него, схватил его одной рукой за плечо, он просто вдыхал воздух, будто пил амброзию, и каждый глоток казался ему самым благодатным даром небес.

Руслан смотрел на эту картину и боялся что-то произнести, понимая, что любой звук, любой шорох сейчас станет спусковым крючком, который в мгновение оборвёт жизнь паренька.

– Бисмилляхи-р-Рахмани-р-Рахим, – вдруг сказал Лёша глухим голосом. Это была первая строчка суры, означающая: «Во имя единого Аллаха, Всемилостивого и Милосердного».

«Молодец! – подумал Руслан. – Ну! Ещё, хоть немного! Давай!»

– Альхамдулилляхи раббиль «алямин, – сказал Лёша. «Хвала единому Аллаху, Господу миров».

Афганцы переглянулись, а Леша всё говорил и говорил: «Ар-Рахмани-р-Рахим. Малики яумиддин. Иййака на’буду ва иййака наста’ин. Ихдина ссыраталь мустак’ыим. Сыратал лязиина ан’амта «аляйхим, гайриль магдуби аляйхим ва лядолин».

Часом позже, крепко держась друг за друга, Руслан с Лёшей брели через снежную бурю, пока Руслан не остановился, свалившись почти без сил за скальным отрогом.

Они просидели несколько минут молча, и только сейчас Лёшу прорвало:

– Я сам не знаю, как у меня получилось, – сказал он. – Я даже первой строчки-то не запомнил. Сейчас, наставь на меня снова автоматы – я и первое слово не повторю. Как там было? Басмилл… не знаю. Что на меня нашло?

Руслан сначала хотел что-то сказать, но понял, что это не лучшее время, чтобы возвращаться к старым спорам.

– Я возвращаюсь, – сказал он.

– Что?!

– Я ранен, ты со мной не дойдёшь.

– Дойду, конечно! Не будь идиотом!

– Даже если дойдёшь – кто-то должен рассказать нашим как можно быстрее, чтобы пришла подмога. Не теряй времени. От тебя зависит – сможем ли мы все выжить.

– Никуда я без тебя не пойду!

– Пойдёшь. Там мои люди. Мои солдаты.

– Руслан, послушай себя! Ты хочешь вернуться к этим..! На что ты надеешься? Сколько можно испытывать судьбу?!

– Ты теряешь время, – Руслан поднялся и оттолкнул Лёшу от себя. – Иди.

Он вдруг почему-то вспомнил давнее предостережение якута Семёнова и подумал: «Ну, уж нет, я здесь не умру!».

Тем временем Азиз задумчиво стоял в пещере перед остальными пятерыми пленниками.

– У меня были родители, двое братьев и сестра, – сказал он глухим голосом, поправляя очки. – Они жили в маленькой деревне и за всю жизнь не причинили никому зла. Вы возомнили себя превыше Создателя и убили моих родных только затем, чтобы все остальные поверили в вашу силу. Но вам не испугать нас, вы всего лишь рабы божьи, вы просто люди. И теперь, за свои грехи, вы умрёте, и будете вечно гореть в Аду. – Он подал знак главарю: – Я закончил.

– Ещё нет, – тот протянул Азизу нож. – Это твоя месть.

Одного из солдат схватили и поставили на колени перед Азизом. Старик вдруг почувствовал неуверенность. Всю жизнь он провёл в учебных классах, в обсерватории и институтских аудиториях. Он вдруг вспомнил, как последний раз резал курицу. «Чем человек, в конце концов, отличается от курицы? – подумал он, делая шаг к жертве. – Зло должно быть наказано».

Он встал над солдатом, пытаясь сконцентрироваться. И вдруг отступил назад.

– Нет, – сказал он. – Я не стану его убивать.

Главарь понимающе хмыкнул и кивнул одному из боевиков. Тот хотел было забрать у Азиза нож, но тот остановил его.

– Что такое? – удивился главарь. – Ты больше не хочешь мстить?

– Хочу, – сказал Азиз. – Больше всего на свете.

– Тогда в чём дело?

– Дело в том, что я Человек, – Азиз обратился к афганцам. – Знаете, почему они решили, что могут использовать нашу землю как захотят? Потому что мы для них – животные. Они считают, что мы дикие звери, что мы не можем сами навести порядок у себя в стране, и поэтому вынуждены прибегать к самым примитивным средствам вроде мести. Но мы не животные. Мы люди. Они сильнее, они могут победить нас, но они должны понять, что против них здесь воюют не бешеные звери, ослеплённые жаждой мести и запахом крови. Против них воюют люди, отчаянно пытающиеся спасти от смерти свои семьи. Против них люди, которые способны поставить разум выше чувств. Люди, которые тоже хотят мира и спокойствия.

Руслан так и не успел вернуться в ту пещеру. Отпущенные на свободу пятеро солдат наткнулись на него, запорошенного снегом, в сотне метров от цели. Идти далее было невозможно, и все решили, что Дадиев не доживет до утра, но, к счастью, буря прекратилась, а вскоре подоспело и подкрепление.

Но боевиков так и не нашли. Они скрылись в снегах так быстро, словно их никогда и не было.

Последние дни службы Руслан провёл в полевом госпитале. Рана вскоре зажила, и домой он вернулся уже здоровым человеком.

Как-то так получилось, что в последующие годы Руслан почти не вспоминал об армейских временах. Он не общался с бывшими товарищами. Учёба и обустройство жизни в послевоенной Чечне целиком захватили его, а потом были свадьба и попытки найти своё место под солнцем. Армейские годы казались событием прошлой жизни, армейские товарищи – странными и далекими полумифическими существами.

Руслан не чувствовал стыда ни за то, кем был, ни за то, кем стал. В армии он был правильным человеком, делал правильные вещи, жил по совести и, вернувшись, он не утратил этого. Но иногда у него появлялось навязчивое ощущение несовместимости его новой жизни и той – старой.

Однако он ошибался, и спустя долгие годы прошлое напомнило ему о себе. Это случилось в самый неожиданный момент, какой только можно было вообразить. Тогда Руслан только приехал в Москву после чудовищного месяца, проведенного в подвале. Он не знал, что делать: дорога назад, в Чечню, была закрыта – похитители могли найти его в любой момент, а мегаполис, как пиявка, высасывал из него последние деньги. Он пытался устроиться учителем английского, но, стоило работодателям узнать, что он чеченец, и они сразу бросали трубку.

С каждым днём положение становилось всё хуже: без прописки, без связей, без малейшего представления, что делать дальше, – большой город стремительно и планомерно сжимал вокруг шеи Руслана железную петлю. Если бы не вера во Всевышнего, если бы не надежда когда-нибудь вернуть сына, – Руслан, наверное, опустил бы руки.

Именно в один из этих дней ему позвонили.

– Дадиев Руслан? – безразлично спросил незнакомый женский голос, явно принадлежащий секретарше.

– Да, – Руслан протирал глаза, потому что звонок его разбудил.

– У вас на сегодня назначено собеседование.

– Д-да… когда? – Руслан не знал, что сказать, потому что в тоне девушки не было вопроса, и он не понимал, почему она сделала паузу.

– Через полчаса. Диктую адрес, запишите, пожалуйста.

Всё происходило слишком стремительно, так что Руслан окончательно проснулся, только когда швейцар открыл перед ним двери шикарного ресторана, и Руслан вдруг отчётливо подумал: «Разве в Москве вообще есть швейцары?».

Ему, наверное, следовало думать совсем о других вещах: о том, например, что он понятия не имеет, о каком собеседовании идет речь. В какую компанию? На какую должность?

Портье оставил Руслана у пустого столика, возле которого, напряжённо вжавшись в угол диванчика, сидел какой-то человек и разговаривал по телефону. Позади него, за прозрачной стеной, непрерывным потоком двигался центральный проспект, а человек требовал от невидимого собеседника в чём-то там разобраться, и весьма срочно. Упакованный в итальянский костюм, он нервно двигал рукой, поблескивая золотыми часами, жевал зубочистку, разгрызал одну, потом хватал другую.

На мгновение они встретились глазами, затем человек снова углубился в разговор, и Руслан подумал, что перед ним сидит само воплощение московского бизнесмена, совмещающее напор, агрессию, цепкость и ясность. Руслан опустился на стул, тут разговор, наконец, завершился, телефон полетел на стол, а куски зубочистки в пепельницу.

– Руслан, ты что в Москве делаешь? Что у тебя случилось? – вдруг спросил человек, быстро и внимательно всматриваясь ему в лицо.

– Я… э-э… вот работу ищу, и… ну… – Руслан толком не понимал, что происходит.

– Найдём мы тебе работу, – собеседник был стремителен. Он уже набирал на телефоне какое-то смс. – Я Абрамов, помнишь? В армии мы познакомились. Давай вспоминай.

– Абрамов…? – Руслан не помнил. Прошло почти двадцать лет.

– Понятно. Ты в Москве надолго?

– Наверное…

– Ага, с сыном, так?

Повисла тишина. Руслан боролся с острым колючим комком, застрявшим в горле.

– Нет… – он почти вырвал из себя это слово, и оно прозвучало скорее как хрип.

– Понятно, – Абрамов внимательно смотрел на Руслана.

На столе откуда-то появилась бутылка армянского коньяка с искрящейся золотыми крупинками жидкостью внутри. Руслана слегка затошнило. Абрамов встал.

– Извини, у меня срочная встреча. Можешь заказать себе что-нибудь, я угощаю. Работа тебе будет. Знаю, у тебя нет жилья – мы найдём. Вот, позвони по этому телефону, – он передал визитку. – Давай позже тогда поговорим.

Абрамов уже уходил, когда ошарашенный Руслан почти кинулся следом. Он хотел поблагодарить, но тот отмахнулся:

– Послушай, я вижу, что у тебя тяжёлые времена. А мне здесь срочно нужен надёжный человек, поэтому не принимай близко к сердцу. Сейчас я не могу разговаривать, всё расписано. Заходи завтра в офис, там пересечёмся.

Руслан и моргнуть не успел, как остался один. В оглушающей тишине нёсся поток машин. В стакане, как в новогоднем шарике, кружились золотые снежинки, а посередине стола, будто заменяя собой меню, – лежала магическая визитка.

Чтобы вспомнить всё, что связывало их с Абрамовым, не понадобилось много времени, и тем удивительнее была трансформация этого человека. Пятнадцать лет в нефтяном бизнесе ничего не оставили от того забитого солдата, которого Руслан когда-то вынул из петли. Могло показаться чудом, как Абрамов нашёл сослуживца, и, если так, то у этого чуда было имя – Нина. Та самая секретарша с безразличным голосом. Кропотливая и внимательная к малейшим деталям, именно она выудила откуда-то резюме Руслана и обратила внимание на совпадение в номере военной части. Это могло бы казаться неважным, но она как никто другой знала, как отчаянно её боссу нужен выход на старых знакомых и друзей. Абрамов ежедневно вращал в руках огромные суммы, легко способные обеспечить любого простого смертного до конца жизни – и не самой плохой жизни.

Если это и была одна из тех историй, где спасённый выручает своего спасителя, то это ещё нужно было разобраться, кто кого больше спасал: Абрамов совершенно потерял веру в людей ещё в девяностые, когда конкурентов с партнёрами убивали одного за другим, когда каждого, кто не воровал, считали неудачником, упускающим свой шанс в жизни. И теперь он разрывался, не зная, на кого опереться, кому можно доверить весь рой мелочей, окружающий руководителя крупной компании.

Руслана поначалу устроили переводчиком с непритязательным жалованием. Было понятно, что к нему присматриваются, и он делал вид, что не замечает этого. Он со старанием углубился в изучение специфики отрасли. Возможно, таким образом он пытался как-то отвлечься от всего, что произошло в недавнем прошлом, а может, и нет, он и сам толком не знал.

Его отношение к работе почувствовали все, и вскоре к нему прониклись уважением даже уборщицы, а от Абрамова начали поступать всё более ответственные задания. Смелый, ответственный, немногословный, спортивный и быстро ориентирующийся в ситуации, – он стал идеальным помощником. Неизвестно, сколько бы ещё продолжалась такая жизнь, но один вечер всё изменил:

– Руслан! – гаркнул Абрамов, распахивая дверь пинком, и ввалился в уже полупустой офис.

– Да, Сергей Викторович? – Руслан встал.

– Какой я тебе «Сергей Викторович»… – Абрамов вперился в Руслана, будто видел его первый раз.

Он был пьян, и Руслану вдруг захотелось его ударить. Не сильно, но чувствительно, без злобы, просто чтобы привести в чувство и спасти от стыда. Однако он сдержался и даже не уклонился, когда Абрамов грубо схватил его за плечо.

– Вас отвезти домой? – Руслан улыбнулся, пытаясь сгладить ситуацию.

– Давай-давай, поехали, я покажу, – Абрамов развернулся, и Руслан последовал за ним.

Они подъехали снова к тому же шикарному ресторану, в котором Руслан когда-то проходил «собеседование». Это заведение с броским названием «Везувий» принадлежало Абрамову. Номинальным владельцем значилась едва достигшая совершеннолетия дочь одного из его бизнес-партнёров, просто потому что «ну, надо ведь девочку чем-то занять».

В выходной вечер «Везувий» был забит до отказа, однако свободный столик для Абрамова там был всегда. И опять на столе появилась бутылка того армянского коньяка с золотыми крупинками.

– Пей, – сказал Абрамов.

– Серёга, ты же прекрасно знаешь, что я не пью, – Руслан добродушно отставил бутылку в сторону. – Иначе не можем, что ли?

– Да плевать я хотел на твоё «можем – не можем»! – Абрамов вдруг вытащил пистолет и положил на стол, не обращая внимания ни на официантов, ни на других посетителей. – Пей.

Руслан понял, что случилось что-то серьёзное. Он уже достаточно хорошо знал Абрамова, чтобы осознавать, что у того нет склонности к пьяным выходкам.

Тогда Абрамов, всё так же держа руку на пистолете и не сводя глаз с Руслана, выпил сам, а потом сказал:

– Помнишь, как мы здесь сидели? Ты только потерял сына тогда, а я?.. Что сказал я? Я сказал, что у меня вся неделя расписана. Ты мне жизнь спас, а я даже не нашёл времени сказать тебе «спасибо». Кто я после этого? Кто?..

Руслан промолчал. Он понял, что Абрамов хочет выговориться, и не мешал ему.

И Абрамов начал рассказывать.